Текст книги "Южная страсть"

Автор книги: Джейн Портер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Лон медленно опустился на землю в нескольких футах от Софи и содрогнулся, разворачивая упаковку с едой. Из-под закатанного рукава рубахи потекла ярко-красная струйка.

У Софи пропал аппетит. Она оставила попытки вскрыть свои упаковки.

– У тебя все еще течет кровь.

Лон пожал плечами и откусил от своей белковой плитки.

– Я не собираюсь умирать.

– Не смешно.

– А я к этому и не стремился.

Он – адская головная боль для нее. Она поднялась и обтерла ладони о брюки.

– Дай мне взглянуть на твою руку. – Софи опустилась на колени возле него, сделала глубокий вдох и закатала рукав выше. – Очень много крови.

– Ты всегда не выносила вида крови. – В его глубоком голосе слышались самодовольство, извращенная мужская гордость, отчего Софи почувствовала себя глупой и по-женски слабой.

– Оставь, – резко сказала она.

Надо говорить безразличным тоном. И это при том, что она кожей остро ощущала близость Лона. Может быть, все дело в том, что его глаза буравили ее лицо, затем остановились на ее груди. Или в его размерах, игре мускулов при каждом движении массивного тела.

– Тебе придется снять рубашку. Ты потерял слишком много крови.

– Откуда ты знаешь?

– Даже у меня есть кое-какой здравый смысл. – Она сделала насмешливую гримасу и добавила, понизив голос: – Если я не особенно часто пускаю его в ход, это еще не означает, что он вообще отсутствует.

– Это интересно.

– Ничего особенного.

Софи сделала глубокий вдох. Лон принялся расстегивать рубаху. Наконец работа была закончена, и перед Софи предстали мускулистая грудь, смуглый живот, где под золотистой кожей ходуном ходили мышцы. У Лона потрясающая фигура. Завораживающая фигура. Фигура, которую женщине хочется…

– Снимай совсем, – строго велела она, стараясь не отвлекаться.

– Она прилипла, – сказал он.

Так оно и было. Плечи открылись, но засохшая кровь на верхней части рукава не позволяла оторвать ткань.

Преодолевая позывы к рвоте, Софи осторожно отделила ткань от раны. В конце концов ей удалось освободить Лона от рубахи. Но кровь уже хлынула с новой силой.

– Как остановить кровотечение? – спросила Софи, стараясь придать голосу деловитый тон, хотя внутри она вся дрожала.

– Туго перевязать, – сказал Лон и кивнул на рюкзак. – Сложи вместе две или три марлевые повязки.

Софи достала портативную аптечку.

– Сначала надо протереть спиртом. – Руки Софи дрожали, когда она принялась открывать одну из упаковок с тампонами. – Давай сюда руку. Рану нужно промыть, насколько это возможно.

Софи открыла вторую упаковку и тщательно обработала рану. Она знала, что Лону больно. Он сильно напрягся, но ни разу не вздрогнул, пока она возилась с раной.

– Хуже, чем я предполагала.

– Теперь прижми бинт там, где течет кровь, – распорядился Лон. – Прижми крепко. Если мы остановим кровотечение минут за тридцать, все будет в порядке.

– А если нет?

– Попробуем сделать жгут. – Лон слабо улыбнулся. – Да не волнуйся. Если повязка получится тугой, все будет хорошо.

Она туго обмотала рану; на это ушло немало времени. Бицепс был большой и твердый как камень.

– А пуля?

– По-моему, она прошла навылет. А если нет, значит, застряла в жилете.

Он получил пулю. Ради нее. Софи прикрыла глаза.

– Прости меня, – шепнула она.

Следовало сосредоточиться на перевязке. Софи потянула за кончики бинта, чтобы марля как следует прилипла к руке. В эти минуты, стоя рядом с Лоном, перевязывая его, она осознала, что десять лет убегала от него. Убегала от того, кто не был в ее власти.

– Я очень виновата, – сказала она так же шепотом, понимая, что извиняется за многое, за все накопленные за долгие годы обиды. – Прости, что я не сказала тебе, зачем встречаюсь с Федерико. Прости, что обманула тебя и вылетела сразу после праздника. Прости, что впутала тебя в эту беду.

Лон ничего не говорил, и Софи судорожно перевела дыхание. Она чувствовала, что все меняется. Что бы ни существовало между ней и Лоном, оно сделалось сильнее. Мощнее. Опаснее.

– Федерико назвал тебя Алонсо Гальваном, – с трудом выговорила она. – Что это значит?

– Это старая родовая фамилия.

– Я сказала ему, что ты Хантсмен.

– Благодарю.

Софи заметила, что Лон избегает уточнений.

– Откуда Федерико тебя знает?

– Мы с Клайвом много времени проводили вместе.

Софи всмотрелась в глаза Лона, в два голубых ириса с серебряными крапинками.

– Откуда они знали Клайва?

– У Клайва были… дела… в Южной Америке.

– От Банка Англии?

– Личные.

Софи прилетела сюда, чтобы выяснить об этих делах все, что можно. Лон знал, в каких делах участвовал Клайв. Лон знал, но ничего не говорил Софи. Но она не успела задать следующий вопрос: Лон указал на серебристые упаковки.

– Тебе нужно поесть. И попей. Очень важно, чтобы у тебя не иссякла энергия. Мы все еще в лесу.

Он косвенно дает ей понять, что больше не намерен отвечать ни на какие вопросы. Что бы он ни знал о деятельности Клайва, делиться этой информацией он не станет.

С этим Софи не может согласиться.

– Я хочу знать. Это мой муж…

– И мой лучший друг, – коротко бросил Лон. – И многого я тебе не скажу, пока мы не вырвемся отсюда.

– Почему?

– Потому что все это сложно, запутанно. К тому же, честно говоря, у меня не хватит духу возвращаться к тому, что произошло два года назад, когда для нас пахнет жареным.

Да. Разумно. Софи слегка кивнула.

– Может быть, сейчас и не время, но, когда мы вернемся в цивилизованный мир, ты должен будешь открыть мне правду.

Долго Лон смотрел на нее молча, без улыбки.

– Ешь.

Через некоторое время Лон принялся разбирать содержимое рюкзака, а Софи подошла к краю поляны, где свет пробивался сквозь пышную листву. Рев водопада стал настолько громче, что его можно было назвать почти оглушающим.

Софи кожей чувствовала висящие в воздухе водяные брызги. Она сделала глубокий вдох. Эта влага охлаждала тело, но мысли жгли по-прежнему. У Клайва были дела в Бразилии. Лон был в курсе этих дел. Он тоже в них участвовал? И какого рода эти дела? Ей вспомнились вчерашние допросы. Там говорилось о наркотиках…

Контрабанда наркотиков… Кокаин.

Софи окаменела. Не могли Клайв и Лон заниматься такими вещами. Ни один, ни другой никогда не имели отношения к наркотикам. С чего бы им связываться с такими опасными аферами? Лон не нуждался в деньгах… А вот Клайв…

Нет. Клайв не стал бы заниматься нелегальным ввозом наркотиков. Ни за что. Никоим образом.

Но были таинственные поездки за рубеж…

– Ближе к воде стоять приятнее, – произнес за спиной Софи голос Лона.

Софи вздрогнула. Она не слышала, как он подошел. Шум водопада поглощал все остальные звуки.

Она повернулась к Алонсо. Ей не хотелось смотреть в его ледяные голубые глаза, на его резко очерченные скулы, на черные волосы, падающие на воротник рубахи. Ей хотелось увидеть мужчину за этой оболочкой, но видела она только подростка.

Разозленный бунтарь. Тот, который в свои семнадцать исполнен решимости не идти на компромиссы.

– На чем ты заработал деньги? – спросила Софи; она вдруг подумала о том, что раньше Лон не был богатым, у семьи Маккенна – Хантсмен ничего не было за душой. – Нужно состояние, чтобы приобрести изумрудные копи.

Глаза Лона чуть заметно сузились.

– Я получил кое-какое наследство от моего биологического отца, а когда мой отчим пострадал на копях, он получил ощутимую компенсацию. Мама, отчим и я выкупили долю одного из партнеров.

– И в итоге месторождение полностью перешло к вам?

– Да.

– Значит, семья дала тебе стартовую площадку?

– У меня были и свои сбережения. Я служил в военной авиации. Сделал карьеру. И тщательно выбирал, куда вкладывать средства. – Он вгляделся в лицо Софи. – А что?

– Не знаю. Просто стараюсь сложить все обстоятельства воедино. Найти объяснение.

– Объяснение чему, Софи?

– Тебе. Этому всему. – Она сделала широкий жест рукой. Деревья, небо, шум водопада. – Я не вижу смысла. Я не знаю тебя. Я не знаю, зачем ты понадобился Федерико. Не знаю, как тебе удалось так быстро найти меня, если только ты не…

Лон надел рюкзак на плечи, чуть поморщившись, когда лямка вошла в соприкосновение с раной.

– Мне казалось, мы договорились оставить все вопросы до той поры, когда окажемся в безопасном месте.

– Я только хочу понять, как ты сумел так быстро найти меня…

– В моем распоряжении есть команда наблюдателей, – будничным тоном ответил Лон. – А у ребят есть современное оборудование.

– Что это за оборудование?

Вот, значит, как Лон обнаружил Клайва в Центральной Америке три года назад, когда приключилась история с захватом заложников.

– Инфракрасная съемка, глобальная поисковая система, приборы эхолокационного слежения.

Слова «приборы эхолокационного слежения» царапнули нервы Софи.

– И когда эта так называемая команда наблюдателей…

– Друзей.

Судя по всему, эти друзья должны дорого обходиться. Но ни один из них во время спасательной операции не произнес ни слова. Их слаженные действия доказывали, что спасение Софи не стояло для них на первом месте. Перед Софи забрезжила догадка.

– Клайв когда-нибудь входил в твою команду?

– Нет.

Конечно же, нет. Надежда рухнула. Люди, проникшие в лагерь этой ночью, – профессионалы. И Лон – профессионал.

– Ты так же вывозил Клайва из Центральной Америки?

– Более или менее так.

Нет, она не позволит ему так легко сорваться с крючка.

– А эти твои… коммандос… Это не хобби, нет?

Лон смерил Софи долгим взглядом.

– Нет, Софи. Я всего лишь любитель. Кто-то играет в кегли. Кто-то – в теннис. Лично мне нравятся армейские операции, где я разыгрываю героя-спасателя, размахивая полуавтоматическим пистолетом.

– У тебя есть такой?

– Ладно, Софи, дай мне передохнуть. Я сделал то, что сделал, потому что ты оказалась в беде. Такие занятия не по мне. Я не чувствую себя сильнее, когда в руках у меня оружие. Сложись все по-моему, я сейчас жарился бы на солнышке в Рио, пил бы холодное пиво и не проводил бы ночь у реки, кишащей удавами и аллигаторами.

– Ох…

– Ох, – с горечью повторил Лон. – Так ты, получается, действительно не знаешь меня. Ты думаешь, я не такой, как ты. Ты считаешь меня холодным, жестоким, лишенным эмоций…

– Я не…

– Я не охотник рыскать по свету, таскать все свое имущество в чемодане и трудиться круглые сутки. – Он не давал Софи времени для возражений. – Мне тридцать два года. Я хотел бы жить устроенной жизнью, иметь двоих детей, водить их в зоопарк, гулять по бульварам, качать их на качелях, как любой нормальный отец. – Он резко умолк, скрипнул зубами и тряхнул головой. – Но по какой-то причине ты не видишь во мне обыкновенного человека. Я – машина в твоих глазах. Радиоуправляемый механизм…

– Нет, я вижу тебя совсем не таким. Если уж на то пошло, я вижу все твои эмоции, чувствую их и смертельно их боюсь, настолько они сильны. Ты – холодная машина? Вот уж нет. Машины ровные, деловые, предсказуемые. Машины действуют автоматически. Ты не машина. Ты самый горячий человек из всех, кого я в жизни знала!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

– Значит, ты заметила, – буркнул Лон.

Подбородок его выдвинулся вперед, глаза засверкали. В эту минуту он был, несомненно, безумен.

– Да, заметила. Я давно заметила, что получить чуть-чуть чего бы то ни было тебе недостаточно. Тебе всегда нужно больше. Ты хочешь иметь все.

– Что же плохого в том, чтобы иметь все?

– Ну, скажем, это нереалистично. Невозможно получить в этой жизни все. Ты получаешь что-то…

– Ерунда. Просто ты давным-давно себя ограничила. Ты боялась хотеть слишком многого, боялась разочароваться. Поэтому свела свой выбор к одному варианту – Клайву и таким образом разочаровала себя еще до того, как это сделала бы сама жизнь. И ты уверила себя в том, что сюрпризов не будет.

– Никогда еще я не слышала таких наглых, напыщенных, тщеславных, эгоистичных заявлений.

– Но оно верно. И позволь сказать тебе еще одну вещь. Ты исполнила излюбленный трюк Софи: сыграла в страуса и спрятала голову в песок. Вот уже десять лет ты живешь задрав задницу и не понимаешь, отчего ты одинока, опустошена и несчастна.

– Я вовсе не несчастна.

– Ладно, любовь моя, можешь говорить то, что тебе нравится, но не жалуйся, что жизнь оставила тебя на обочине.

– Не буду. Этого не было.

Лон рассмеялся.

– Жизнь давно оставила тебя на обочине, Софи Джонсон. Если бы это было не так, ты не попала бы в Бразилию через два года после смерти мужа и не старалась бы выяснить, что за чертовщина с ним случилась.

– Дело в том, что мне важно…

– Чушь. Дело в том, что ты в потемках. Ты никогда его не любила. Он тебя – да. И ты вышла за него замуж, чтобы и дальше разыгрывать страуса, прятаться от настоящей жизни, которая ждала тебя со мной. Поднимайся. Я высказался.

Софи двинулась за Алонсо, раздвигая ветки деревьев и кусты. Вдруг она обнаружила у себя в волосах – какой ужас! – большую жирную гусеницу, поспешно развязала ленточку на голове, расчесала волосы пятерней и стянула их в более свободный хвостик.

Почти час они зигзагами спускались с холма, продираясь сквозь чащу, неимоверно густую, и все это время мысли Софи мчались галопом. Пусть Лон называет ее трусихой. Но ведь он тоже бежит от своих проблем. Взять хотя бы его семью. В ранней юности он, вне всяких сомнений, зависел от матери и при этом отказывался иметь с ней дело после того, как Бойд Маккенна стал ее мужем. Лон никогда не пытался наладить контакт с отчимом, не желал даже по-человечески поговорить с ним. Мистер Маккенна добросовестно исполнял обязанности отца в Лэнгли, а показал ли ему Лон, что его ждут? Никогда Лон не сворачивал со своего пути ради того, чтобы дать отчиму понять, что ценит его усилия.

Нет.

Софи внезапно споткнулась о выступающий из земли корень и рухнула в заросли. Лон остановился, подошел к ней и помог ей подняться на ноги.

– Опять задумала спрятать голову в песок, родная?

Софи была не в силах найти уничтожающий ответ. Она молча отряхнула палые листья и грязь с ладоней и посмотрела на Лона, вложив в свой взгляд все оставшиеся силы. Хоть бы один из невзначай – и так некстати – упомянутых удавов выполз из-под покрова леса и немножко придавил его!

– Ничего не получится, – сказал Лон весело.

– Что?

Он извлек последнюю веточку из волос Софи.

– Твое пожелание всяческих несчастий на мою голову не исполнится. – Он отбросил листик, и его губы искривились в дерзкой улыбке. – Это уже случилось. Только ты пока об этом не знаешь.

– Значит, ты упадешь замертво как-нибудь потом, когда меня не окажется рядом, чтобы я не смогла отпраздновать событие?

Глаза Лона блеснули.

– Я не собираюсь умирать.

– Черт возьми. А я-то надеялась, что ты назначишь меня своей наследницей.

– Ну конечно. Становись моей женой, и я оставлю тебе наследство.

– Твоей женой? Никогда. Лучше я останусь в джунглях.

Брови Лона изогнулись.

– Неплохо придумано. Очень даже неплохо.

Он повернулся и двинулся дальше. Софи поспешила за ним, чуть задыхаясь в жарком и влажном воздухе. Когда она поравнялась с ним, с его рюкзака вспорхнула красивая синяя бабочка.

– Не запугивай меня, Алонсо. Я знаю тебя. Ты не оставишь меня одну. Ты этого не сделаешь, как бы ты на меня ни разозлился. Ты грубый. Но не жестокий.

С кривой усмешкой он взглянул на нее. Скорее скалясь, чем улыбаясь.

– Кто же говорил о том, что я оставлю тебя? Разумеется, я останусь с тобой. Только ты и я, carida [6]6
  Carida – дорогая, любимая ( исп.).


[Закрыть]. Мы могли бы поиграть в Тарзана.

– Ха-ха.

– Мы будем мужем и женой.

Это уже не смешно. Софи остановилась.

– Мы не будем мужем и женой! – заорала она в эту широкую упрямую спину.

– Я рад, что тебе нравятся джунгли, – ответил Лон, не сбавляя шага.

Начинало вечереть, когда они добрались до реки. На мили вокруг простиралась ровная долина. На берегах росли пальмы и другие деревья. Лон принялся действовать.

Он собирал дрова. Строгал их. Пилил ножом. Щурясь, выдвинув челюсть вперед, он действовал с осязаемым рвением.

Его активность нервировала Софи. Он работал так, словно закладывал фундамент их первого общего дома.

Она наблюдала за тем, как Лон строгает длинную ветку, несет ее в сторону и укрепляет на уровне талии между двумя молодыми деревьями. Вдруг ее осенило: он строит убежище.

– Это необходимо? – спросила она и тут же пожалела о том, что не прикусила язык.

– Необходимо, если ты не хочешь достаться кому-нибудь на обед.

Лон связал лианами две палки приблизительно одинаковой длины и ранее сделанный стержень, создав нечто вроде каркаса, который покрыл сухими пальмовыми листьями. Софи не могла не признать, что действовал он ловко и умело; но ему нужно было помочь, и она принялась собирать пальмовые листья и подносить их Лону.

– Вот. – Она бросила охапку к его ногам. – А у тебя хорошо получается, – робко добавила она.

Лон достал из рюкзака гамак и укрепил его под импровизированным навесом.

– Долго мы здесь пробудем?

Софи чувствовала, как к ней возвращается беспокойство. Она наедине с Лоном. И они должны полностью полагаться друг на друга. Почему-то это казалось едва ли менее опасным, чем пребывание в заложниках у Федерико и его людей.

– Пару дней, – ответил Лон.

– А потом?

– Будем надеяться, потом за нами придут мои друзья.

– Это те, что нам помогали ночью?

– Те самые.

Он присел на корточки у реки и сполоснул в воде руки. Когда он поднял голову, то увидел, что Софи стоит рядом, уперев руки в колени, и смотрит вдаль, на горизонт.

Она чертовски хороша, подумал он, подавляя улыбку. Софи всегда держалась как… леди… Но ему она нравилась в майке армейского образца, темно-оливковых брюках и черных солдатских ботинках. Ее шелковистые волосы забраны на затылке в хвостик, бледные щеки обожжены солнцем. Она похожа на куклу Барби, которая пошла на военную службу. Боже, как он хочет ее. Жаждет ее. Не может без нее жить.

Софи слегка тронула его за плечо.

– Мне кажется, это самое прекрасное место на земле, – тихо произнесла она, нарушая долгое молчание. – Я всегда любила Южную Америку, но это… Здесь, наверное, рай.

Лон слышал в ее голосе глубокую тоску. Ей хотелось вернуть в свою жизнь красоту, прекрасные чувства. И ее в этом нельзя винить. Для каждого из них миновало десять долгих лет.

– Клайв когда-нибудь бывал в Игуасу? – спросила она, глядя на Лона сверху.

– Не думаю.

– Ему бы здесь было хорошо, правда?

Лон кивнул. Софи стояла тихо и прислушивалась к плеску воды в реке, к отдаленному шуму водопада, а также к охватившим ее странным чувствам. Волна за волной – жажда, горечь, нетерпение, сожаление. Когда все они встретились впервые, перед ними открывалось столько возможностей… столько надежд…

– Наш брак не удался, – проговорила она, поборов застрявший в горле комок. – Впрочем, ты, конечно, знаешь. Клайв наверняка говорил…

– Никогда.

Софи закусила щеку изнутри, осмысливая услышанное.

– Мы… – Она перевела дыхание. Оказалось, что слова даются ей труднее, чем она могла предположить. – Мы не подходили друг другу так, как нужно. Наверное, мы с Клайвом ладили потому, что рядом был ты. Но когда мы поженились, ты исчез, и мы с Клайвом не могли даже поддерживать разговор. Лон, он казался очень несчастным. Таким… потерянным.

Я тоже была потерянной.

Лон молчал. Софи казалось, что вся тяжесть мироздания легла на ее голову, гнула ее и грозила раздавить.

– Помнишь, в Мелроуз-корт ты говорил о том, что я совершила свою долю ошибок? Ты был прав. Я не должна была выходить замуж за Клайва. Я немедленно пожалела. Я пожалела о том, что сказала «да», уже через час после того, как он сделал предложение. И с тех пор я ежечасно жалею… – Она закусила губу. Ее взгляд был направлен в землю. В глазах стояли слезы. – Я должна была положить этому конец. Разбить все еще до того, как мы поженились. Но я любила отца Клайва, и мне не хотелось его огорчать.

– А еще тебе не хотелось свободы, потому что в этом случае в игру вступал бы я.

Крупные слезы повисли на ресницах Софи.

– Я не понимала, что за брак меня ждет. Не понимала, во что превратятся все оставшиеся мне годы.

Она смотрела вниз, на макушку Лона, на его черные волосы, отливающие глянцем в лучах солнца. Ей безумно хотелось прикоснуться к этим густым волосам, поласкать их. Но нет, она переплела пальцы рук, чтобы справиться с непреодолимым порывом. Быть снова молодой, снова любить и впервые в жизни получить возможность принять единственно правильное решение…

Ее сердце ныло от чувства пустоты. Когда-то она глубоко запуталась. Она все сделала не так и убила себя своей уверенностью в том, что поступает правильно.

– По-моему, я даже не поблагодарила тебя за то, что ты приехал на похороны, – продолжала она после паузы. – Я тебе ничего не сказала, но я была по-настоящему рада, что ты приехал. Без тебя я не смогла бы пройти через все это.

Лон поднялся.

– Я в любом случае приехал бы.

– Да, но ты прилетел на церемонию из Сантьяго или из Буэнос-Айреса, не знаю, где уж ты был тогда, а мы с тобой только поздоровались в церкви, а потом у нас не было возможности поговорить.

Между бровями Лона пролегла складка.

– Был тяжелый день.

Это верно. Графиня отчаянно рыдала. В церемонии принимали участие сотни знакомых. Толпы репортеров и фотографов сновали туда-сюда, а Алонсо приехал в собор измученный и бледный.

Сейчас, вспоминая тот день, Софи загрустила, но удушающего горя не было.

– Он очень старался быть мне хорошим мужем.

– Мог бы побольше преуспеть. – Губы Лона плотно сжались. – Ты заслуживала лучшего. Ты заслуживала большего.

Желудок Софи болезненно сжался.

– Он не хотел умирать. Он был молод. Он жил большими мечтами.

– И эти большие мечты были для него важнее тебя.

– Нельзя посвятить всю жизнь другому человеку. Клайв любил меня, но ему многое нужно было сделать. Перед ним были цели…

– Да ты слушаешь себя? – Лон положил ладони на плечи Софи. – Ты что, действительно веришь в этот бред, который сама для себя сочинила? Ты веришь, что, если бы Клайв покорил мир, это было бы важнее, чем время, которое вы могли бы провести вместе?

При этих словах Софи почувствовала удар в грудь. Нет, ей не ответить на эти вопросы.

– Я скажу тебе, что думаю я, – продолжал Лон и ласково встряхнул Софи. – Если бы ты была моей, я не променял бы тебя ни на что на свете. Я бы лелеял память о каждой минуте, проведенной с тобой. Если бы ты была моей женщиной, я знал бы все твои сны, твои чувства, твои нужды. И я сделал бы так, чтобы ты была счастлива. Любима. Довольна.

Софи закрыла глаза.

– Если бы ты была моей женщиной, – неумолимо продолжал Лон, – я не простился бы с тобой перед сном, не поцеловав тебя, не подарив тебе любовь. Я бы не ушел на работу, не повторив тебе, что ты для меня важнее всего в жизни, что без тебя моя жизнь была бы пустой. Без тебя моя жизнь была бы ничем.

Софи не могла сдержать слезы, настолько они были горячи. И они проникали сквозь опущенные веки.

– Ты не можешь сказать, что…

– Могу. Именно это я почувствовал, когда мы впервые встретились. Ты была неимоверно красива и дьявольски умна. Ты и представления не имела, какая ты умная и веселая. Ты объехала весь мир, повсюду сопровождая отца. Каждый раз, когда его переводили на новое место, он определял тебя в новую школу, и благодаря этому ты знала и умела все на свете.

– Я ненавидела эти перемены, – произнесла она и всхлипнула, пытаясь сдержать опять накатившие слезы.

– Но ты выдерживала. Ты сделала жизнь своего отца светлой и легкой. Ты сделала светлой и легкой жизнь Клайва. Они покинули тебя, и ты сама заботилась о себе. Ты находила себе занятия, старалась быть непринужденной и ласковой. Это убило меня и убивает сейчас. Почему же ты никогда не искала чего-то большего? Как ты могла не знать, сколь многого заслуживаешь? – Рука Лона приподняла волосы Софи, и его пальцы сжали ее затылок. – Ищи большего, Софи. – Его голос сделался тише. Пальцы продолжали гладить ее кожу. – Желай большего. Требуй большего. Ты не имела большего, потому что у тебя не было настойчивости. Ну скажи, что ты хочешь большего. – Большой палец легко и маняще ласкал ее разгоряченную кожу. – Скажи мне, что ты стоишь большего.

– Моя мать считала, что заслуживает большего, – прошептала Софи, – и взгляни, что из этого вышло для семьи. Она разошлась с моим отцом и в результате оказалась с новым мужем и новой семьей.

– Ты – не твоя мать.

Софи посмотрела на Алонсо снизу вверх. В его глазах отражались жар, решимость, такой избыток эмоций, какого ей не доводилось видеть в глазах мужчины. Но Алонсо не такой, как другие мужчины. Он яростный. Он сильнее. Он целеустремлен как никто.

– Ты этого не знаешь.

– Ты думаешь, я тебя не знаю. – Алонсо сел на землю. Его голос, такой низкий и сиплый, все-таки обволакивал ее теплым соком, проникал в ее вены. – Ты считаешь меня невеждой во всем, что касается тебя. – Его губы скривились. – Нет, я знаю тебя, и знаю, как люблю тебя. Я люблю, как ты смеешься над собой. Я люблю то, как глубоко тебя трогает судьба тех, кто оказывается возле тебя. Я люблю то, что ты даешь людям и второй, и третий шанс. Даже мне.

– Нет.

– Да. Вот в эти минуты ты даешь мне шанс.

Лон неожиданно улыбнулся. Сердце Софи подскочило и застряло в горле. Она уже забыла, какой опустошающей может быть улыбка Алонсо Хантсмена. Он бывает прекрасен, когда хочет.

И – незабываем.

– Нет. Я не могу. Я боюсь тебя.

– Да как ты можешь меня бояться? – Голос Лона сделался еще более глубоким. – Ведь я – один из твоих лучших друзей.

Выражение его лица смягчилось, и он как будто унесся куда-то, как будто вернулся в те далекие дни в Боготе.

Гнев Софи отчасти растаял, потому что она тоже вспомнила. Ей было неимоверно тяжело в Элмсхерсте. За прошедшие годы ей пришлось очень много переезжать с места на место. В Элмсхерсте она оказалась, когда ей исполнилось тринадцать, и она устала вечно быть «новенькой». Целый год она провела в Элмсхерсте, но так и осталась «новенькой», не своей.

А потом на осеннем балу в Лэнгли, элитной академии для мальчиков, она познакомилась с Клайвом и Алонсо. Клайв сказал что-то забавное о причудливом оформлении – о длинных желто-синих бумажных вымпелах на стенах и наполовину сдувшихся воздушных шарах. Софи рассмеялась.

«Гордитесь: везде цвета Лэнгли. Торжественный выход девушек в свет», – добавил Клайв, и Софи засмеялась опять.

Она не встречала никого, чей стиль поведения напоминал бы стиль Клайва. Клайв был умен, остроумен, язвителен. Эта встреча была для Софи настоящим отдыхом после чопорной атмосферы и строгой регламентации, мучивших ее в пансионе.

Она все еще смеялась, когда Алонсо обернулся, посмотрел на нее, и она почувствовала, как его голубые глаза вонзились в нее.

Он ничего не сказал, предоставив Клайву поддерживать разговор, но уголки его губ приподнялись совсем чуть-чуть и оставили у нее странное впечатление: она его заинтриговала.

С этого вечера она почувствовала себя ровней Клайву и Лону: умной, веселой, отважной.

– Предполагалось, что все мы навсегда останемся друзьями, – заметила Софи – без всякого упрека, только с сожалением. – Мы должны были друзьями дожить до старости.

Новая волна обожгла глаза Софи, и она отвернулась, не желая, чтобы Лон заметил, что она опять плачет. Она стремительно теряла самообладание. Лон, что-то в нем… эта жара… огромное небо и красота роскошной тропической природы…

Как же тяжело! Ей все еще дорог Лон, она все еще хочет быть рядом с ним, но по-прежнему существовал Клайв… вопрос верности… преданности человеку, отношения с которым складывались небезупречно.

Софи нерешительно потерла лоб.

– Ты устала, – заговорил Лон. – Тебе необходимо поесть и поспать.

Его участливый тон отнюдь не помог Софи избавиться от комка в горле.

– Ты тоже не спал, – отозвалась она и сморгнула слезу.

Как сложатся их новые отношения с Лоном? Почему они опять не способны прийти к определенному решению?

Теперь он смотрел на нее ласково.

– Да, но я к бессонным ночам привычен. – Он отошел к рюкзаку, который висел на нижней ветке одного из деревьев, пошарил в нем и достал еще несколько упакованных в фольгу порций еды. – Присядь в гамак, съешь что-нибудь, а потом отдохни. – Он похлопал по скатанному по всем правилам спальному мешку. – Отдохни, а я покараулю.

Софи слишком устала, чтобы спорить. Она послушно сжевала белковую плитку и печенье, после чего растянулась в гамаке. Ни на мгновение она не забывала о том, что рядом с ней нашло себе место мощное тело Лона.

– У тебя потому нет проблем с правительством, что ты на правительственной службе? – спросила она сонным голосом.

– Кто тебе сказал? – Лон нахмурил брови.

– Клайв.

Клайв, мысленно повторил Лон. Конечно, Клайв.

Лон наблюдал, как засыпает Софи. Клайв, мерзавец, что же ты с нами сделал? Забыть тебя не в силах не одна Софи.

Лон пока не знал, каким образом сумеет утаить от Софи правду о Клайве. Проще всего было бы поставить ее перед фактами. В офисе Лона в Буэнос-Айресе имеются доказательства. Он может продемонстрировать Софи, как Клайв увязал все глубже, как продался Вальдесу, как сделался изменником; но все эти факты разобьют веру Софи.

Еще бы, ведь эти факты разбили его собственную веру.

Он понимал, отчего Софи хочет сохранить веру в Клайва.

Она любила его. Любила с самых ранних лет, а Лон понимал как никто другой, какую боль должна принести подобная утрата столь цельной натуре.

И не одна Софи любила Клайва. Клайв был братом, которого у Лона никогда не было. Клайв предложил ему безоглядную любовь, какой он не знал в собственной семье.

Лон со вздохом провел ладонью по волосам. Подумать только, иногда ему недостает Клайва. У него никогда не было такого друга, как Клайв, и едва ли он когда-нибудь еще обретет такого друга.

Бывало, что Лон хотел только одного: еще раз услышать смех Клайва. Замечательный смех, чистосердечный, искренний. Такой смех трудно было ожидать от графского сына, светловолосого и голубоглазого пятнадцатилетнего аристократа, который увлекается поло. Но Клайв не придавал этому значения. Клайв не придавал значения никаким сторонним мнениям.

Лон слабо улыбнулся. Возможно, именно последняя черта была причиной возникновения столь тесной взаимной привязанности между ним и Клайвом. Они оба в душе были бунтарями. Оба стремились самостоятельно определять свой жизненный путь.

Клайв никогда не испытывал желания вступить в семейный бизнес: он любил повторять, что банки – это для зануд. Лон заулыбался еще шире, потому что Клайв в конце концов поступил на службу в Банк Англии, где добивался определенных успехов, во всяком случае поначалу. Но он не переносил рутины, отсутствия риска, служебного расписания. Он хотел быть хозяином собственной судьбы. Наконец, он хотел работать исключительно на себя.

И Клайв, храни Господь его душу, сделал столько неудачных инвестиций, сколько мог. В то время перспективной отраслью представлялась разработка и ввод в эксплуатацию коммуникационных систем. Но затем в данной области начался упадок, и Клайв потерял отнюдь не только вложенные им средства.