Текст книги "Южная страсть"
Автор книги: Джейн Портер
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
ГЛАВА ВТОРАЯ
Лон с сожалением покачал головой.
– Леди Уилкинс, у меня колоссальное самообладание, пока дело не касается тебя.
– И ты еще удивляешься, что Клайв опасался тебя, после того как мы поженились? – Она задохнулась, вставая с софы.
Нет, он не удивлялся, отчего Клайв его опасался; он знал. Но он не скажет об этом Софи, он ничего не расскажет ей о потаенном прошлом Клайва. Клайв не говорил ей, кто он (или чем стал). И Лон, хотя и знал все, поклялся себе много лет назад, что оградит Софи от правды. Потому что эта правда погубит ее, как уже погубила его. Клайв был с ними, один из них. Он не должен был стать чужим.
Пылая от переживаний, от смешавшихся воспоминаний, Лон приблизился к Софи.
– Если я отдалился от Клайва, это не из-за моего такта…
– Или его отсутствия, – со злостью перебила Софи и сделала шаг назад. Отступать некуда, за ней софа. Перед ней Лон. – Ты был для Клайва всем. Он восхищался тобой. Ты это не можешь не знать. Ты был его лучшим другом во всем мире. Зачем же ты ушел от него? Что произошло?
– Мы стали взрослыми.
– Не так все просто. Вы много лет были самыми близкими друзьями. Вы все делали вместе. Вместе учились в пансионе. Вместе в университете. У вас были одни друзья. Он даже поступил в авиацию вслед за тобой.
Голубые глаза Лона смотрели на нее сверху вниз.
– Возможно, это была излишняя близость. Может быть, Клайву было бы лучше приобрести новых друзей, вращаться среди людей. Не думаю, что я так уж хорошо подходил Клайву. Кажется, при мне ему было неуютно с самим собой.
Они приближались к неизведанной территории. Софи знала, что Лон давно сердился за что-то на Клайва, и ей требовалось понять. Так же, как ей требовалось понять, что случилось с Клайвом в Бразилии.
– Почему ты не подходил Клайву? Как это – из-за тебя ему было неуютно с самим собой?
Лон колебался, словно не желая идти туда, куда Софи его вела.
– Мы… изменились, – наконец выговорил он. – Мы расстались.
Этого она так не оставит. Здесь частица тайны Клайва, тайны, окружавшей крах ее брака.
– Клайв не менялся. Это ты, наверное, изменился.
– Клайв тоже изменился. Он мог быть очень сложным человеком.
Клайв – сложным? В это Софи не поверит ни на секунду. Клайв был самой несложной натурой из всех, кого она знала.
– Ты несешь чепуху. Я знаю тебя, Лон, ты умеешь быть прямым. А сейчас ты юлишь. Ты не говоришь ничего, кроме того, что я знаю и так.
– И что хорошего в том, если я тебе расскажу, из-за чего у нас с Клайвом произошла размолвка? Что это исправит? – Он протянул руку и поправил вязаный воротник ее платья. – Мы дружили, все втроем, и я не хочу предавать его. Я не хочу делать тебе больно. – Легким касанием он погладил ее шею.
Острой стрелой удовольствие загорелось у нее внутри. Она сжала кулаки, стараясь погасить в себе наслаждение и желание.
Жизнь не состоит из наслаждений и желаний. Жизнь требует холодного, спокойного расчета. Жизнь требует практического подхода.
А менее практичного человека, чем Лон, Софи не знала.
Она затаила дыхание, желая удержать гнев, не дать чувствам набрать силу. Не забывай, кто он, безмолвно приказала она себе. Лон – бродяга. Она была права, когда выбрала Клайва. Лона все время несет куда-то. Он – законченный холостяк: ни привязанностей, ни корней, ни детей, ни дома.
В годы учебы в пансионе Лон был одним из тех воспитанников, кто никогда не уезжал домой на выходные. И даже, как правило, на каникулы.
Долгие годы Софи считала, что таково было решение его матери, и только при выпуске из пансиона узнала, что таково было решение Лона. Он не мог жить с матерью и новым отчимом.
– Ты когда-нибудь видишь маму? – спросила она.
Только бы не обращать внимания на его руку, которая все еще касается ее воротника, не обращать внимания на его легкое прикосновение, на старую ноющую боль в груди. Он заставляет ее чувствовать так остро… Слишком остро. Острота пугает ее. По-прежнему.
– При возможности, – ответил он. Он смотрел ей в глаза, а в его голубых глазах таились секреты, которыми он никогда не поделится. Эта тень тайны обитала в его глазах в школьные дни в Лэнгли, но рассеялась, когда он, Клайв и Софи покинули школу. А теперь тень вернулась. И жесткость. – Мама с Бойдом вернулись в Шотландию. Они живут возле Эдинбурга. Я обещал приехать к ним на Рождество. Возможно, вернусь в Лондон в День подарков [4]4
В этот день (26 декабря) в английских домах принято дарить подарки прислуге, посыльным, почтальонам и т. п.
[Закрыть].
А она в День подарков вылетает в Бразилию.
– У них все в порядке?
– Да. Бойд вышел на пенсию, и они теперь наслаждаются жизнью. А у тебя как дела? – Лон слегка потянул ее за воротник. – Ты счастлива?
Этот глубокий, грубый голос пронзил ее насквозь, и она содрогнулась.
– Счастлива? – шепотом повторила она. Пусть она и не в состоянии любить его так, как это нужно ему, но и ненавидеть его она не в состоянии. – Мой муж умер. Я потеряла дом. Мне приходится целиком зависеть от щедрот свекрови. – Она взглянула Лону в глаза. – Так как ты полагаешь?
Он провел большим пальцем по ее подбородку.
– Я полагаю, тебе нужен я.
– Ты все-таки невероятный наглец.
– А ты все так же упрямо все отрицаешь.
Двери библиотеки резко распахнулись. Графиня протянула Лону руку.
– Ужин, мои дорогие, подан.
За ужином графиня Луиза была в превосходной форме и рассказывала Лону одну историю за другой.
Софи поражалась, как Лону удается сохранять невозмутимое выражение лица. Десять лет назад он эти скучные истории Луизы слушать бы не стал.
Впрочем, десять лет назад Луиза не стала бы говорить с Лоном.
Все они изменились за прошедшие десять лет. Нет, пожалуй, за пять лет. Уход Клайва полностью переменил их жизнь.
Лон поднял голову и встретился взглядом с Софи. Она могла бы поклясться, что он прочитал ее мысли, потому что в его взгляде было столько тепла. И голода. От любопытства у Софи перехватило дыхание.
Поцелует он ее когда-нибудь снова?
Заставит он ее – сможет ли – почувствовать то, что она чувствовала в восемнадцать лет, когда так горела жизнью?
Графиня со стуком поставила чашку на блюдце.
– Тебе хватило десерта, моя радость? – спросила она Лона.
– Да, Луиза. Спасибо.
– Ну, тогда приходи ко мне в библиотеку, – подытожила Луиза и поднялась из-за стола, в то время как Софи принялась собирать посуду.
– Может быть, я останусь и помогу Софи убрать со стола?
– Ерунда. Софи отлично справится. – Луиза подплыла к Лону и вцепилась в его руку так, как если бы он был последним мужчиной на земле. – Ты же справишься, Софи?
– Я справлюсь, – подтвердила она – не потому, что ей не требовалась помощь на кухне, а потому, что ей было необходимо побыть одной хотя бы несколько минут, чтобы собраться с мыслями.
Она видела Лона, говорила с Лоном, вспоминала прошлое; от всего этого она впала как бы в прострацию. Ей следует думать о поездке в Бразилию. Но сейчас она могла думать только о Лоне, о том, что было между ними когда-то.
Но разве она не всегда была такой с ним? Цепенела? Нервничала? Рвалась к нему без надежды?
– Я справлюсь, – повторила она как можно тверже, ради себя самой, не ради него. Она уже не девочка. Она – женщина. Жена. Теперь вот – вдова. Если она справилась со всеми этими жизненными перипетиями, то справится, безусловно, с одним вечером, проведенным в обществе Алонсо. – Я к вам присоединюсь, как только закончу.
Ее руки были по локоть в мыльной пене, когда она заметила рядом с собой мужскую руку, которая ловко подхватила кухонное полотенце.
– Что ты делаешь? – воскликнула она и повернула голову, чтобы увидеть лицо Лона. – Графиня будет недовольна.
– А графиня и не знает. Для нее я в туалете.
Он улыбнулся – совершенно по-мальчишески, совершенно как тот Лон на летних каникулах. Сердце Софи, переполненное воспоминаниями, сжалось до боли.
– Да, ты не изменился, – произнесла она, глядя на него исподлобья.
– Правильно. Да ты бы этого и не хотела. Давай сюда следующую тарелку.
Его рука протянулась вблизи ее груди, и она ощутила странное удовольствие, когда их бедра соприкоснулись.
– Давно ты живешь с графиней? – поинтересовался он.
– Чуть больше года, – с усилием ответила она. – С тех пор как стало невозможно жить в Хамфри-хаус, имении, куда Клайв повез меня как свою невесту. Я не могла оплачивать содержание дома и ремонт.
– Но если вы выдержали целый год, значит, поладили?
– Согласись, у меня был небогатый выбор. – Софи пожала плечами. – Но все идет нормально. Я довольна. Мне повезло, что она приняла меня.
– Но?..
– И никаких «но». Англия – не Южная Америка. И ей никогда не быть Южной Америкой.
Лон потянулся за последней тарелкой.
– Так ты вспоминаешь Колумбию?
Софи улыбнулась.
– Всегда и везде. – Голос ее сделался тише, и она надолго замерла, вглядываясь в мыльную воду. – Это были лучшие годы моей жизни.
Вот так и надо говорить, подумал Лон. Она была изгоем на Вязовом Холме. В этом элитном пансионе для девочек обучались еще две американки, но обе происходили из очень богатых семей и были близки между собой. Ни то, ни другое не могло относиться к Софи.
– А когда ты вспоминаешь Колумбию, то что именно?
– Буэнавентуру.
Школьные каникулы в пляжном владении Уилкинсов. Клайв сумел тогда убедить отца, и тот пригласил на лето как Лона, так и Софи.
Итак, тарелки вымыты. Софи выключила посудомоечную машину, вынула штепсельную вилку из сети и бросила се в раковину.
– Чудесные были каникулы.
Грудь Лона словно покрылась броней. Что-то очень тоскливое есть в ее голосе. Что-то до боли одинокое. Да знает ли она сама, насколько она одинока?
– Приезжай к моим на Рождество, – предложил Лон, повинуясь внезапному импульсу. С ним она будет счастливее… И в большей безопасности. Он обязан удержать ее подальше от Федерико, удержать от неразумных поступков в праздничные дни. – Моя мама будет тебе рада. Тихий праздник…
– Я не могу оставить Луизу, – прервала его Софи.
– Пусть она тоже приезжает.
– Она не поедет.
– Так это ее дело. Ты не должна зависеть от ее решений.
Софи заколебалась. Ее лицо приняло задумчивое выражение.
– Чем сейчас заняты твоя мама и Бойд?
– Учатся мирному сосуществованию.
– Но они вместе почти двадцать лет!
– Ей потребовалось много времени, чтобы научиться не сравнивать Бойда с моим отцом.
– Бедняга Бойд.
– Он знал, что моя мать выходила за него замуж, воспользовавшись тем, что он дал слабину. Знал, что любовь там ни при чем. – Опиравшийся на стойку Лон улыбался, но Софи видела в его чертах безмолвную угрозу. – Ты ведь никогда не любила мою мать, правда?
Софи уже жалела о том, что заговорила на эту тему. Теперь она не знала, как с честью выйти из положения. Они с Лоном знакомы слишком давно, что ложь могла помочь.
– Я ее не понимала. Ты сам мне говорил, что у нее роман с женатым мужчиной, который длится много лет.
– Этим женатым мужчиной был мой отец.
Софи перевела дыхание. В голосе Лона она уловила стальные нотки и поняла, что затронула больное место.
– Я просто не понимала, как она могла позволить тебе пройти через это… Ведь ты был ребенком…
– Он ее любил. А она любила его.
– Он был женат! Неужели чувства его жены не имели значения? И чувства других его детей? Неужели твоя мать не видела, чего стоило тебе видеть отца от случая к случаю? Встречать Рождество или день рождения без отца?
Выражение лица Лона сделалось холодным.
– Он присылал открытки. Подарки.
– Открытки. Подарки. – Гнев вскипал в ней. – Они считали, что подарки заменят самовлюбленного, бросившего тебя отца. Он откупался от несчастной матери, от разрушенного дома.
– Ее жизнь, ее сердце…
– Нет! Это твое сердце. Твоя жизнь. Ее выбор задевал и тебя!
– Я не подозревал, насколько ты не переносила мою мать. Но ты не должна ее судить. Ее никто не должен судить. Она вправе совершать свои ошибки, как и ты вправе совершать свои.
– Это какие же?
– Все в страуса играешь, да? – проворчал он, бросил на тумбочку мокрое полотенце и вышел из кухни.
Софи проводила Лона взглядом. Сердце ее разрывалось на части.
Когда-то они были очень близки. Он был главным человеком в ее жизни. Как же так вышло? Почему так вышло?
Клайв.
Софи прижала ладонь к виску. Голова ее внезапно отяжелела, как будто от невероятной усталости. Так многое она старалась сохранить втайне, внутри себя, все, что касалось празднества, поездки… У нее не оставалось сил.
Если бы погрузиться в память, сделать то, что в человеческих силах… Если бы она могла сбежать с празднества Луизы… Если бы она могла предотвратить встречу Лона и Федерико… Если бы она могла прямо сейчас прыгнуть в самолет и улететь в Бразилию…
Осталось два дня, напомнила она себе. Держи себя в руках. Наберись терпения. Не успеешь оглянуться, как окажешься в Сан-Паулу.
Софи глубоко вздохнула и расправила плечи. Пришло время встретить Луизу и Алонсо.
И этого ей хочется меньше всего.
– А, вот и она, – протянула Луиза, когда Софи вошла в бальную залу. – А мы-то гадали, не стала ли ты принимать душ прямо на кухне.
– Это было бы захватывающе, но я этого не сделала, – ответила Софи и бросила взгляд на Лона, но тот не пошел на визуальный контакт, а только посмотрел на часы.
– Мне уже пора в Лондон. – Он наклонился к Луизе и поцеловал ее в щеку. – Спасибо вам за замечательный вечер.
– Да я только рада. – Луиза погладила его по руке. – Надеюсь, в воскресенье на балу мы будем иметь удовольствие тебя видеть?
– Увы, мои планы требуют некоторого времени.
– Грустно. Софи пригласила кое-кого из своих друзей. Тебе, конечно, было бы приятно с ними увидеться.
– Да, конечно, не сомневаюсь. – Его вымученная улыбка никак не отразилась в его взгляде. – Счастливого Рождества, Луиза.
Софи с Лоном прошли через просторную бальную залу. Скоро обстановка здесь изменится коренным образом. В углу появится ель в двенадцать футов высотой, гирлянды украсят двери, а возле окон появятся источающие хвойный аромат ветки.
– Праздник должен выйти на славу, – заметил Лон, оглядываясь.
Софи подошла к входной двери и глянула на семейные портреты Уилкинсов на бледно-зеленых стенах.
Что-то страшное произошло с ее мужем в Сан-Паулу, и ей необходимо знать, что именно. Она должна понять, иначе ей не будет покоя.
– Лон, мне не хватает его, – сказала она, услышав за спиной шаги. – Мне не хватает Клайва. Не хватает его оптимизма, а больше всего – его смеха. Иногда я не верю, что вот уже два года, как он умер. Кажется, прошло лет десять.
– Он очень пожалел бы о том, что сделал с тобой, Софи, – резко отозвался Лон. – Он очень пожалел бы о том, что покинул тебя вот так…
– Он совершил ошибку.
– Он их десятки совершил.
– Не надо! – Софи повернулась к Лону, чувствуя, как боль охватывает ее. – Не брани его. Тем более что его уже нет. Я этого не выношу.
Это было правдой. Смерть Клайва легла на ее плечи тяжким грузом, стала для нее пыткой. Она подала на развод всего за день до того, как пришло известие о смерти Клайва.
За день до того, как он умер. Может ли наказание прийти так скоро? Будто боги сказали: вы хотите быть свободной, леди? Хотите остаться в одиночестве? Извольте!
Софи снова отвернулась и взглянула наверх, на портрет Клайва, который располагался рядом с портретом его отца. Глядя на красивые черты Клайва, на его густые белокурые волосы, она чувствовала себя предательницей.
– Я знаю, тебе его не хватает, – тихо произнес Лон, – но тебе нужно идти вперед, а не назад.
У нее запершило в горле. Нет, она не даст воли всем накопившимся слезам. Она никогда не забудет тот день, когда пришла телеграмма из британского консульства в Бразилии. Леди Уилкинс, мы с прискорбием извещаем Вас…
Софи подняла глаза и тряхнула головой. Клайву было всего двадцать девять лет. Двадцать девять. Он был слишком молод для смерти.
– Как я могу двигаться вперед, если не понимаю прошедшего? Я не понимаю, как умер Клайв, почему…
– Он оказался в неподходящем месте в неподходящее время.
Софи содрогнулась, представив себе последние минуты Клайва. Очевидно, в Клайва стреляли с близкого расстояния.
– Но почему? Почему он там оказался? Что занесло его в это место посреди ночи?
– Думаю, мы об этом никогда не узнаем. – Лон открыл дверь, вышел и застыл у порога.
Смотря за широкие плечи Алонсо, Софи видела крупные белые хлопья, медленно опускающиеся на белую землю. Небо представляло собой подвижный снежный занавес.
– Снег идет. – Она встала рядом с Лоном; конфликт был забыт. – Как же красиво.
– Я много лет не видел снега.
Софи вышла на крыльцо, и ветер немедленно занес снежные хлопья в дом. Софи попробовала стряхнуть снег со щек и с волос. Вечер был тихий, идеально тихий, и от этого ныло ее сердце. За себя, за Клайва, за Лона. За них всех.
– Лон, как мы к этому пришли? – прошептала она и скрестила на груди руки, наблюдая за снегопадом.
– Мы стали взрослыми.
Слезы жгли ей глаза.
– Мы должны были навсегда остаться друзьями. Ведь мы – три мушкетера.
Лон улыбнулся уголком рта.
– Tres amigos [5]5
Tres amigos – три друга ( исп.).
[Закрыть].
Три товарища… Три друга. Клайв, Лон и Софи. В глазах защипало еще сильнее. И в горле першило. Весь вечер она сдерживалась, стараясь не дать воли горечи и желанию.
– И как же нам все исправить? Как сделать так, чтобы было правильно?
Он посмотрел на нее, посмотрел до странности мягко.
– Надо смотреть в будущее. Пусть остаток нашей жизни пройдет со смыслом, насколько это возможно.
– Это будет означать, что мы оставим Клайва позади.
Лон не ответил, и глаза Софи наполнились горячими слезами. Ей захотелось приблизиться к Лону, оказаться в его руках, ощутить его тепло и силу.
– Я не хочу больше ссориться с тобой, – проговорила она. – Я хочу, чтобы мы с тобой опять были друзьями. – Голос ее задрожал. – Я хочу быть тебе другом и жалею обо всем, что тебе наговорила. Прости меня за то, что я сказала о твоей матери. Я не осуждаю ее. Я знаю, ей тяжело пришлось.
Лон раздраженно пожал плечами.
– Это была неправильная жизнь. Но она этого хотела и сумела сделать себя счастливой.
Софи посмотрела вдаль. Рыхлый снег отражал свет луны, сверкал повсюду, насколько хватало глаз. Лон стряхнул снежинку с ее виска.
– Ты тоже научишься быть счастливой, Софи. Стоит только выбрать для себя счастье.
От его прикосновения по ее телу прошла жаркая волна, и она задрожала. Она стиснула кулаки. Как Лону удается вызывать в ней такие чувства? Снег засыпал его черный кожаный воротник, налип на волосах, на ресницах.
– Если тебе верить, все слишком просто.
– Так оно и есть. – Он вынул из кармана ключи от машины. – Что ты наденешь на бал? – спросил он с улыбкой, желая разрядить атмосферу.
– Как всегда, буду в черном. – Ее лицо помрачнело.
– Клайв не любил, когда ты надевала черное.
Она поморщилась. Клайв не любил, когда она надевала черное. Он дарил ей одежду исключительно ярких цветов. Желтое, красное, голубое, зеленое.
– Черный цвет – самый практичный.
– Хорошо хоть, ты не говоришь, что он делает тебя стройнее.
Улыбка исчезла с лица Лона. Он смотрел на Софи долгим, задумчивым, интимным взглядом, очень внимательно, И ей делалось тепло от этого взгляда. Он смотрел на нее с нескрываемым вожделением.
– Однажды я тебя потерял, – произнес он наконец. – И не думай, что я соглашусь потерять тебя еще раз.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Субботним вечером Софи одевалась к балу. Хотя она решила надеть черное платье, то самое, которое надевала в предыдущие два года, белье она надела высшего качества. Пусть у нее нет драгоценностей, это не означает, что она не должна предстать в лучшей форме.
Черный кружевной пояс плотно облегал талию. Софи аккуратно натянула тонкие шелковые чулки. Затем она застегнула черный кружевной бюстгальтер и надела платье.
Сейчас Софи стояла и смотрела на свое отражение в зеркале.
Черное, черное, черное.
Она не хочет так себя чувствовать: ей невмоготу. Уже почти Рождество, в конце концов! Она совершила ошибку, но разве она не может снова быть счастливой? Так ли ужасно, если она еще раз побудет красивой?
Если она еще раз почувствует себя на празднике?
Прости меня, Клайв, прошептала она про себя и сняла платье.
Открыв шкаф, она просмотрела немногие оставшиеся у нее платья и выбрала одно, которое ей хотелось надеть и которое она никогда не надевала. Она получила его в подарок на медовый месяц, но оно оказалось неуместным на курорте, куда они с Клайвом поехали.
Послышался стук в дверь спальни.
– Софи, уже половина шестого. Скоро станут съезжаться гости.
– Я уже почти готова, Луиза, – отозвалась Софи и взяла красное платье.
Дверь спальни распахнулась, и вошла Луиза в полном парадном облачении: длинное серое атласное платье, ожерелье из бриллиантов и жемчуга, брошь – бриллиант, обрамленный жемчугом, серьги с жемчугом и бриллиантами и даже небольшая диадема с жемчугом и бриллиантами на пышных серебристых волосах.
– Да тебе еще очень далеко до готовности!
Софи быстро надела красное мерцающее платье.
– Остается только застегнуть.
– Ты хочешь быть в этом? – Луиза с подозрением оглядела Софи. – А как же твое черное платье?
– Я его два года подряд надевала…
– И на тебе оно смотрится блистательно.
– Это платье мне купил Клайв, – сказала Софи. Но сейчас она думала не о Клайве. Она думала о Лоне, пусть даже он и не собирается приезжать сегодня. – Я спущусь через минуту.
Спустившись вниз, Софи произвела последний осмотр. Бальная зала сверкала. Шесть роскошных канделябров с пятью тысячами хрустальных подвесок. Огромная рождественская ель в углу. Небольшой оркестр наигрывал вальс Штрауса. Хотя гости еще не появились, зала выглядела волшебно, как марципан, усыпанный блестящей сахарной пудрой.
На протяжении первого часа Софи встречала гостей у входа, принимала пальто, подарки для хозяйки и всячески ублажала прибывающих. Во всяком случае, она занималась этим до того мгновения, когда появился Лон и вручил ей букет белых лилий.
– Что ты здесь делаешь? – выдохнула она, ошеломленно наблюдая за тем, как Алонсо освобождается от длинного черного шерстяного пальто, под которым обнаружился шикарный смокинг.
– Графиня не могла кого-нибудь нанять для этой работы? – проворчал он вместо ответа, склонился к Софи и приветствовал ее поцелуем.
Она повернула голову, и губы Лона погладили ее щеку.
– Не начинай, – шепнула она ему на ухо.
Он задержал ее голову немного дольше, чем полагается в таких случаях, и поцеловал углубление под ее ухом.
– Я еще не начал.
Его голос проник в нее, как и скрытое соблазнительное обещание. Она попыталась перевести дыхание, но захлебнулась от ощущения, от звона адреналина.
Он всего лишь очень легко ее поцеловал. Как такое едва заметное прикосновение могло быть так наэлектризовано? Как от мимолетного прикосновения губ ей стало так горячо? Почему она так напряглась?
– У меня изменились планы, – сказал Лон, отступая на шаг и поправляя запонки на манжетах. – К лучшему, правда?
– Я передам цветы Луизе, – предупредила Софи. Появление очередного гостя ее обрадовало. Кто-то должен был избавить ее от Лона. Когда-то эту роль играл Клайв, но больше он не может исполнять эту обязанность.
– Они для тебя. Если бы я принес цветы Луизе, они были бы желтые. – Он продолжал изучать ее, прищурясь. Он рассматривал каждую деталь ее обтягивающего красного платья, носки красных, в тон платью, туфель, выглядывающие из-под подола, ее длинные вьющиеся волосы, перехваченные лентой у затылка так, что завитки лежали между ее лопаток. – Приехал кто-нибудь из твоих друзей? – спросил Лон, завершив осмотр, и устремил взгляд на открытую шею Софи и на ее уши.
– Ну-у… нет. – Она насторожилась. – Ты первый.
– Я рад, что смог приехать. Мне не терпится увидеть всех твоих удивительных друзей.
Друзья. Софи стало страшно. Друг у нее только один, и получилось так, что этот один – Федерико Альваре. И почему-то она подумала, что Лон уже знает…
– Это те самые друзья, с которыми ты едешь в Бразилию? – осведомился он.
У Софи перехватило дыхание. Откуда ему известно, что она собирается в Бразилию? Как он мог об этом узнать? Она никому не говорила. Собственно, никому, кроме Федерико…
Лон не сводил взгляда с ее лица.
– Давай-ка, Софи, поставим твои цветы в воду.
– Я не могу. Гости…
– Отлично можешь, – мягко перебил ее Лон. – С гостями все будет в порядке. Беспокоюсь я, моя дорогая, о тебе. Когда ты поделишься со мной своими планами на праздники? Или ты хотела тайком от меня улизнуть с Федерико?
Пол уходил из-под ее ног. Минуту назад она ощущала такой жар, что была готова сбросить платье, а сейчас ее сковал мороз. И мысли бешено вертелись в голове. Откуда он мог обо всем узнать? Как он выяснил?
Лон заметил, как Софи судорожно сглотнула. Она боится.
И стоит бояться. Если Софи прибудет в Сан-Паулу с Федерико, Мигель Вальдес заживо сдерет с нее кожу.
– Может быть, пойдем в библиотеку? – шепнула она.
Хорошая мысль.
Войдя вслед за Софи в библиотеку, Лон закрыл филенчатые двери.
– Я хочу услышать обо всем.
– Мне мало что есть рассказать.
– Судить будем потом, любовь моя.
Они стояли в разных концах комнаты и смотрели друг на друга. Лон восхищался характером Софи. Она проявляла такую силу характера, какой не проявляла годы. Но ее твердость сейчас направлена не туда. Она не имеет представления, на что идет. Не имеет понятия, с кем имеет дело.
– Графиня знает?
– А ты как думаешь? – Руки Софи сжались в кулаки. – И вообще, откуда ты узнал?
– Это тебя больше всего интересует?
Она не могла прочитать его мысли. В его голубых глазах, странных и замораживающих, не было эмоций.
– А чем я должна интересоваться?
– Как же твой банковский счет, который в плачевном состоянии? Передать десять тысяч фунтов совершенно незнакомому человеку! Ведь ты не знаешь Федерико Альваре и все-таки отдала ему деньги. Так?
У Софи не нашлось ответа. Она смотрела на Лона, и ее ногти впивались в ладони.
– Ты запросила бразильскую визу, – продолжал Лон. – Федерико купил для тебя билет на самолет.
Билеты были на двадцать шестое декабря. Так решил Федерико. И он же купил билеты.
– Почему бы мне не попутешествовать в праздники? Я нигде не была с тех пор, как умер Клайв.
– Клайв умер в Бразилии.
– И поэтому мне запрещено бывать в этой стране?
– Да, если ты намерена приехать в пригород Сан-Паулу, где он умер.
Софи выдержала взгляд Лона.
– Есть что-то, чего я не знаю о его смерти? Ты мне чего-то не сказал? Ведь это ты отправлял его тело в Англию.
– Я помогал с организацией похорон. Но вот твой добрый друг Федерико работал с Клайвом в Бразилии. Ты не расспрашивала Федерико о том, как умер твой муж? Я не сомневаюсь, что сеньор Альваре знает… кое-какие подробности.
– Он знает в Сан-Паулу людей, которые, возможно, смогут мне помочь. Он обратился к частному детективу.
Лон слегка улыбнулся.
– Федерико нанял частного детектива?
– А почему бы и нет? – Софи вскинула подбородок.
– Потому что ему нельзя доверять. Он опасен…
– А ты – нет? – Софи вспыхнула, не в силах сдержать гнев. Алонсо может быть не менее страшным, чем Федерико… А то и еще страшнее.
– Ты даже не понимаешь, что такое опасность, muñeca, и у Альваре полное преимущество перед тобой, раз он запросил с тебя десять тысяч фунтов на поездку.
– Половина этих денег – на дорогу, вторая половина – на частное расследование.
– Дорога до Бразилии стоит не пять тысяч фунтов, и если ты хочешь, чтобы кто-нибудь познакомил тебя с местностью…
– Это моя поездка, – яростно перебила его Софи. – Это мои знакомства, мои планы. Я жила в Южной Америке. Мне в какой-то мере известны опасности путешествий. Что такое десять тысяч фунтов, если поездка принесет мне покой? Десять тысяч фунтов – ничто для тебя. Они ничего не решают в твоем мире.
– В моем мире. – Лон рассмеялся негромким недобрым смехом и подошел к столику на колесах, на котором стояли ирландские хрустальные графины с виски и бренди, и плеснул себе порцию в высокий стакан. – Что ж, ситуация зеркально переменилась, верно? Поразительно, что могут с нами сделать десять лет.
Из-за закрытых дверей библиотеки доносились музыка и смех. Должно быть, гости уже танцуют: балы графини Уилкинс проходят по одному сценарию.
– Тебе повезло, – резко сказала Софи и прижала руки к бокам.
– Везение тут совершенно ни при чем. Это работа. – Он взболтал содержимое стакана, быстро глянул на янтарно-золотистую жидкость и устремил взор на Софи. – Упорный труд.
Везение ли, труд ли, но у него миллионы. Миллионы фунтов стерлингов в драгоценных камнях. Лону принадлежит одно из крупнейших в Южной Америке месторождений изумрудов.
Одна бровь Лона приподнялась. Голубые глаза буравили Софи.
– Скажи мне, если бы пять лет назад я был «неприлично богат», ты вышла бы замуж за меня, а не за Клайва?
Сердце Софи упало. Она сделала над собой усилие, чтобы сдержать гнев, не видеть насмешку в его пристальном взгляде, и стала смотреть на белый шрам, тянущийся от уголка глаза к скуле.
– Я вышла замуж за Клайва не из-за денег.
Возле глаз Лона собрались морщинки, однако он не улыбался.
– У него их не было, ведь так?
– Он считал тебя лучшим другом. Он восхищался тобой, был готов целовать землю, по которой ты ходил.
– Избавь меня от представлений, дорогая. Может быть, ты и была женой Клайва, но я знал его лучше, чем ты. Он не был восторженным. Близко не был.
Зловещий человек. В эту минуту Софи ненавидела его.
– Уезжай. – Она быстро подошла к двойной двери (блестящий красный шелк шуршал при каждом шаге) и распахнула ее. – Я передам графине твои извинения. Она будет жалеть, что ты так рано уехал, но увы, дела не терпят.
Лон неподвижно стоял у камина.
– У меня нет неотложных дел.
– Я хочу, чтобы ты уехал! Я не потерплю, чтобы ты унижал моего мужа в его же доме.
– Этот дом ему никогда не принадлежал. Это дом его матери, тогда как Хамфри-хаус был собственностью его отца. Это тебе придется признать. У Клайва не было жилья в собственности.
Краска выступила на щеках Софи, и она почувствовала, что самообладание изменяет ей.
Это всего лишь Алонсо, резко напомнила она себе, варвар, невежа, пропащая душа, не отшлифованная должным воспитанием: ни его настоящий отец, ни мать не занимались им, а отправили в четыре года в пансион.
И все же каких-то десять лет назад он был одним из ее лучших друзей, они открыто разговаривали обо всем на свете – о любви, о жизни… о сексе. О том, какое будущее их ожидает. О том будущем, в которое они верили тогда.
Что ж, будущее пришло, и оказалось, что оно не имеет ничего общего с мечтаниями тех дней.
Софи горько вздохнула и медленно, выигрывая время, закрыла дверь библиотеки.
Лон не причинит мне боли, напомнила она себе, и острая боль стала уступать место оцепенению. Он не сделает ей больно, если только она ему не позволит.
– Не хочешь ли извиниться?
– Прости меня, Софи, – послушно произнес Лон, ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу белой накрахмаленной рубашки. У него порочное умное лицо. Недобрый человек. Сексуальный. – Прости, я не должен был с тобой ссориться.