Текст книги "Южная страсть"

Автор книги: Джейн Портер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Джейн Портер
Южная страсть

ПРОЛОГ

Палящее солнце слепило глаза, а ровный плеск волн о песчаный берег убаюкивал. Софи Джонсон уютно свернулась на полотенце, расстеленном на нагретом песке. За эти десять дней она испытала больше радости, чем… ну… Да такого и не было никогда.

Неожиданно зашуршал песок, и на Софи легла тень. Мышцы ее живота сжались; в них радостное ожидание переплелось со страхом. Прикрыв ладонью глаза, она взглянула вверх, зная, что увидит Алонсо Хантсмена. Разве можно так сильно восхищаться человеком, когда он в такой степени выводит тебя из равновесия?

Алонсо стоял над ней. Мокрые черные волосы зачесаны назад. Грудь стала темной после лета, проведенного на солнце.

– Софи, фантастический запах. Я бы тебя съел, честное слово.

Она изо всех сил старалась не обращать внимания на сердцебиение.

– Лон, это всего лишь лосьон. А на вкус я малоприятна.

Он ответил ей многозначительной улыбкой.

– Позволь мне судить.

Клайв Уилкинс, сын крупного банкира лорда Уилкинса, лежавший рядом с Софи, завозился на своем полотенце.

– Заткнитесь, пожалуйста, сделайте милость.

Алонсо поднял свое полотенце (мускулы его напряглись) и вытер лицо.

– Мы мешаем тебе спать, старина?

– Да. Именно этим вы и занимаетесь, если угодно знать, – буркнул Клайв и прикрыл локтем белокурую голову.

– Только один раз попробовать, – прошептал Алонсо на ухо Софи.

Его светло-голубые глаза светились. Он знал, что ведет себя опасно. А еще он знал, что от такого поведения Софи трепещет.

– Раз попробовать?

С серьезным видом Алонсо кивнул.

– Как следует лизнуть.

Скорчившись, чтобы подавить смех, Софи взяла бутылочку с лосьоном для загара и швырнула ее Алонсо. Тот поймал бутылочку одной рукой.

– Возьми и наслаждайся, мальчишка.

– У, Христа ради! – взвыл Клайв и сел. – Я так сладко задремал, а тут опять вы! – Он схватил Софи за руку, приложил ее запястье к губам и провел языком по теплой коже. – Отвратительно! – объявил он, отбросил руку Софи и снова растянулся на спине. Его отливающие золотом волосы рассыпались. – Не то синтетика, не то пластмасса. Лон, тебе не понравится. Может, теперь вы наконец заткнетесь и дадите мне поспать?

– Просто ты не хочешь дать мне попробовать ее, – насмешливо отозвался Лон и тоже лег рядом. – По-моему, ты ревнуешь, старина.

Клайв даже не потрудился открыть глаза.

– Ревновать к таким возвышенным созданиям? – Аристократизм его выговора слышался исключительно отчетливо. – Ну конечно, ты, шотландская туша. Ты и принцесса – лучших друзей и пожелать нельзя.

Туша. Принцесса. Софи закусила губу, стараясь не захихикать, и все-таки не удержала смех в себе. А едва она засмеялась, как Лон и Клайв присоединились к ней. Неожиданные слезы обожгли ее глаза, но она им их не покажет.

Лучшие школьные каникулы в ее жизни. Нет, лучшее лето в жизни. Клайв и Лон невозможны. Неисправимы. Неизлечимы. И никого на свете она так не любит.

Софи тайком смахнула слезу и стала смотреть на Тихий океан, омывавший белый песчаный берег близ Буэнавентуры [1]1
  Буэнавентура – главный портовый город Колумбии. – Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть]. Ничто, думала она, ничто с этим не сравнится. Ничто не может быть таким ласковым; ничто не может быть таким невинным.

Если бы время остановилось! Тогда они могли бы оставаться вместе, вот как сейчас, навеки.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Сколько?

Леди Софи Уилкинс подняла руку, чтобы свет упал на камень. Отменно ограненный изумруд блеснул, освещенный яркой лампой дневного света, которой был оборудован ювелирный магазин. Маленькие бриллианты вокруг него заиграли белыми искрами, напоминая о новогодних фейерверках.

– Десять тысяч фунтов, – ответил владелец магазина.

Леди слегка повернула руку, завороженно глядя на сверкающий изумруд и на белые бриллианты, рассыпающие желтые и голубые искры.

Она слышала, как дверь магазина открылась, но не могла оторвать взгляд от блистающего на ее пальце камня. Десять тысяч, повторила она про себя, десять тысяч фунтов, и больше у нее никогда не будет такой красоты. Нет, она не может обладать этим кольцом. Ей предстоит лететь в Бразилию, у нее еще множество неоплаченных счетов, а десять тысяч избавят ее от значительного количества долгов.

Молчание затянулось, и хозяин магазина забеспокоился.

– Думаю, я мог бы дать за него и десять тысяч пятьсот, – заметил он так, словно она выдавливала из него слова. – Но это максимум, леди Уилкинс. Заплатить больше я не могу.

– Даже при том, что завтра вы получите вдвое больше? – насмешливо произнес за ее спиной глубокий мужской голос.

Софи почувствовала себя так, словно тень легла на ее надгробие. Не может быть… Она медленно оглянулась, медленно всмотрелась. И у нее перехватило горло. Она покачнулась.

– Лон?

– Софи…

Она не смогла отвернуться. Рука ее сжалась в кулак, а она все смотрела на него, словно перед ней был призрак.

– Что ты здесь делаешь?

– Занимаюсь кое-какими делами.

– Делами? – тупо повторила она, будто это было нечто невероятное, хотя она прекрасно знала, что Алонсо является одним из крупнейших мировых экспортеров изумрудов.

Хозяин ювелирного магазина поспешно отодвинул монокль и черную бархатную подушечку.

– Я ждал вас только завтра, мистер Хантсмен. Камень еще не вычистили.

Софи всмотрелась в лицо Алонсо еще пристальнее, а пальцы непроизвольно стиснули обручальное кольцо, все еще остававшееся на безымянном пальце.

– Ты покупаешь камень?

– Изумруд, – ответил Лон. – Он с моих копей, так что можешь считать, он для меня ценен как реликвия.

Лон еще говорил, а ей уже стало жарко, потом холодно, она сняла обручальное кольцо и протянула его ювелиру.

– Я согласна на ваше предложение.

Ювелир наклонил голову и убрал кольцо, которое Клайв подарил Софи почти шесть лет назад.

– Вы примете чек, леди Уилкинс?

– Да. – Как будто кто-то сжимал ее горло. – Благодарю вас.

Ювелир удалился, а Софи принялась застегивать длинное шерстяное пальто.

– Ты продаешь обручальное кольцо? – спросил Лон, опустив черные ресницы, чтобы скрыть выражение глаз.

– У этого магазина хорошая репутация, – сказала Софи и возненавидела себя за непрошеную нотку оправдания.

– Трудно с деньгами?

– Все нормально. – Невозможно сказать Лону правду. Ей не нужна жалость, и сочувствия ей от него не нужно. Она выбрала Клайва. И конец всей истории. – Я не знала, что ты приехал.

– У меня есть дом в Найтсбридже.

– Ты живешь в Лондоне?

– Часть года.

– Я представления не имела.

Лон расслышал боль в ее голосе и почувствовал, что ее состояние изменилось. С самого начала он знал, что брак оказался трудным, возможно, просто неудачным, но Софи ни разу не сказала ни слова осуждения о Клайве.

– Я то здесь, то в Южной Африке. В зависимости от дел.

Он не видел ее несколько лет. А она все еще красива. Даже еще красивее. Разве что черты едва заметно заострились от горя, брови потемнели, линия губ сделалась мягче и скулы стали чуточку резче. Немногим женщинам пластическая хирургия может дать то, что Софи досталось в дар.

Ювелир возвратился с чеком, и Софи молча убрала его. Сделка была завершена. Софи пробормотала несколько слов благодарности, и Лон вывел ее на улицу.

– А твои дела? – попробовала она завязать разговор.

– Камень еще не готов. Я зайду попозже.

На улице было холодно, как и всегда в это время года во второй половине дня. Софи торопливо вздохнула, желая прояснить сознание. Лон здесь. Невозможно. Невероятно. Она ни разу не встречалась с ним с тех пор, как они покинули Колумбию.

Она подняла воротник пальто. Навстречу спешили редкие прохожие. Ее взгляд упал на шикарную витрину «Хэрродса». Резные башенки были освещены бесчисленными белыми лампочками, а окна обрамлены венками.

– Скоро Рождество, – сказал Лон, нарушая тягостное молчание.

Это значит: почти два года без Клайва. Софи прикусила нижнюю губу, прогоняя слезы, а с ними нахлынувшие на нее противоречивые чувства.

Боже правый, ведь ей не хватало Лона. Столько лет он был ее другом, а потом взял и напрочь исчез из ее жизни. Она попыталась сообразить, когда в последний раз видела его, но не могла даже высчитать, как давно это было.

– С виду ты все такой же дикарь, – хрипло произнесла она.

– А тебе дикари не нравятся.

– Ты мне нравился.

– В прошедшем времени?

В глазах у Софи опять защипало. Пальто продувалось ветром, и холод пробрал ее до самых костей.

– Мне нужно домой, – сказала она изменившимся голосом. – Графиня ждет.

Тяжелые черные тучи напомнили о себе первыми каплями дождя.

– Я тебя отвезу.

– Это далеко. Полтора часа…

– Я тебя отвезу, – повторил Лон и обнял ее за плечи.

Софи склонила голову ему на плечо и невольно прижалась к нему. Он такой же крепкий, высокий, импозантный. Она почувствовала себя так, будто ее смыло за борт и она вот-вот пойдет ко дну.

Всего двадцать минут прошло с тех пор, как он опять вошел в ее жизнь, и вот все переменилось. Но с Лоном всегда было так. Он большой. Он видный.

Оказавшись в машине Лона, Софи испытала непонятное чувство, безумное чувство. Тоска, сожаление, отчаяние. Она подумала, что отдала бы все на свете за то, чтобы вернуться в прошлое, чтобы они опять стали теми же подростками, какими были тогда.

– Я скучал по тебе, Софи, – тихо проговорил Лон.

Сердце Софи подскочило. Ты слишком, слишком одинока, сказала она себе, сохраняя спокойствие, хотя сердце в груди подскочило опять. Подскочило болезненно, так же болезненно, как и в то давнее время, когда она видела, как он тянется к ней, и не знала, что ей думать, что чувствовать.

Горячие слезы подступили к глазам, и она моргнула. Стыдно настолько расчувствоваться. Такого с ней не было целую вечность. После смерти Клайва она была неизменно сдержанна, держала себя в руках. А сейчас готова вылезти из кожи.

– Куда смотришь? – спросил он, переменив позу, и выехал на дорогу.

– На тебя.

Она попыталась скрыть силу своего возбуждения, но попытка не удалась. Она не должна была оставаться с ним наедине. Она не может позволить себе находиться так близко. Они больше не дети. Она понимает, что Лон не станет играть. Он будет действовать бесповоротно.

А у нее ничего бесповоротного быть не может. Во всяком случае, с Алонсо. Он все так же непредсказуем, все так же внушает робость.

Ее глаза изучали его широкий лоб, мощный подбородок, резко очерченный нос. Не сразу она заметила тонкий шрам на правой скуле Лона. Пять лет назад этого шрама не было.

– Откуда у тебя этот шрам?

– Брился неаккуратно.

– Должно быть, большая была бритва.

– Огромная, – усмехнулся он.

Софи не могла отвести глаз от глубокого шрама. Он должен был бы портить жесткое лицо Лона, но, напротив, придавал этому лицу ощущение силы. Благодаря морщинкам в уголках глаз и этому шраму на щеке Лон выглядел как мужчина, который твердо знает, каким путем идет по земле. Как мужчина, договорившийся с жизнью.

– Болит?

– Потерять тебя было больнее.

Она глубоко вздохнула и опустила взгляд на свои ладони. Левая рука без тяжелого кольца казалась голой.

– Так ты не женат? – спросила Софи, чтобы сменить предмет разговора.

Клайв как-то говорил ей, что у Лона есть дома и офисы в Боготе и Буэнос-Айресе, но для нее это было все равно что на другом краю Вселенной, так далеко от ее Англии…

– Не женат.

– Помолвлен?

– Нет.

– Так с подружкой живешь?

– А ты любопытна, muñeca [2]2
  Muñeca – зд.: куколка ( исп.).


[Закрыть]. Тебя интересует данная вакансия?

От его ленивой, издевательской улыбки сердце Софи понеслось вскачь, а руки и ноги налились свинцом. О да, он все так же опасен. Он все так же способен перевернуть все у нее внутри, вызвать нервную дрожь.

– Прошу прощения, не интересует. – Нельзя ей было садиться в его машину, нельзя было соглашаться. – Это, думаю, не так приятно, как рассказывается в волшебных сказках.

– Разочарованная принцесса.

– Едва ли принцесса.

– Ну да, просто обедневшая госпожа, которой пришлось продать дом, машину, а теперь еще и обручальное кольцо.

Софи закрыла глаза. Лон умеет причинить ей боль, как никто другой.

– Это не более чем вещи, – прошептала она.

– А что такое вещи, когда у тебя есть тепло, и нежность, и любовь?

Она почти ненавидела его. Холодный, циничный. Он должен был знать, что с ней живет только графиня, мать Клайва. Он знал графиню. Он знает, что нет в ней никакого тепла. Он обязан понимать, что Софи живет в Мелроуз-корт как в плену, у нее больше нет ни личного пространства, ни свободы.

Но она ничего не сказала, ни единого слова. Если ему нравится быть жестоким – пускай. Скоро его с ней не будет. Он высадит ее в Мелроуз-корт, развернется и уедет в темноту. И ей не придется иметь с ним дело.

Молчание нарушил голос Лона:

– Софи, я бы заплатил за твое кольцо вдвое больше. Почему ты не обратилась ко мне?

– Мне не нужна твоя благотворительность. Я довольна тем, что он мне заплатил.

– Ну, раз ты довольна – ладно, – ответил Лон и усталым жестом потер бровь.

У него длинные волосы, длиннее, чем были десять лет назад. Он чересчур велик для этого черного «порше». Широкие ладони лежат на руле, кожа блестит благодаря долгим часам, проводимым на солнце.

Но он не просто большой. Он сильный. Мощь его неизмерима. Софи было известно, что он лично работал на копях, прежде чем приобрел свою долю акций. Он не боялся взрывов, тесного жилья, обвалов в тоннелях, опасных стволов шахт.

Странная они пара: Лон, который ничего не боится, и Софи, страшащаяся всего.

– Софи, долго длился ваш медовый месяц? Я хочу знать. Скажи мне. Много понадобилось времени, прежде чем ты поняла, что совершила ошибку?

У Софи пересохло во рту. Она с усилием сглотнула.

– Возьми свои слова назад! Ты не имеешь права!

– Я любил тебя. – Лон понизил голос, сжал зубы от ярости. – А Клайв никогда тебя не любил. Просто он не хотел, чтобы ты досталась мне.

– Нет.

– Да. А ты, как последняя дура, испугалась своих чувств и побежала к нему в объятия.

Перед глазами у Софи все плыло. Ей стало дурно от слов Лона. Она взялась за ручку дверцы, как будто могла сейчас выйти.

Но выхода нет. Лон ее нашел. Она все еще нужна ему. А в глубине души она знает, что он ее не отпустит.

– Ты понимаешь, что это было, когда я узнал, что потерял тебя навсегда? – Он стиснул зубы, глядя прямо перед собой. Быстро наступала темнота. Но было видно, что лицо Лона напряжено и зеленые огоньки приборной доски отбрасывали отсвет на его шрам. – Я знал, что у тебя тоже не будет романов. Хорошая, славная Софи Джонсон будет верна мужу. Так и было?

Она моргнула, гоня прочь жгучие слезы.

– Конечно, я была верна.

– Конечно. – Он улыбнулся, но не было ни теплоты в улыбке, ни жалости в глазах. – Ты верна всем – кроме меня.

Кровь прилила к ее щекам, и она ощутила жар во всем теле.

– Лон, мы были молодыми. Я была молода.

– Не настолько.

– Это было давно.

– Не настолько давно, чтобы я забыл.

– Лон!

– Не думай, Софи, что все закончилось. – Этот глубокий голос вгонял ее в транс. Она вдруг обнаружила, что смотрит на него. Его глазам полагалось бы быть черными, но у них светлый, чистый-чистый голубой оттенок. – И конец еще не близок. Тебе нет двадцати восьми. Мне тридцать два. Перед нами – вселенная времени.

Когда они подъезжали к Мелроуз-корт, голова Софи кружилась, а внутренности сжимались так, что она не сомневалась: сейчас ей станет плохо. Остановив машину, Лон бросил на нее жесткий взгляд.

– Ты сегодня ела что-нибудь?

– Со мной все в порядке.

Но когда Софи выходила из машины, ноги у нее подогнулись, а глаза были полны злых слез.

Не обращая внимания на протесты, Лон повел ее в дом.

– Ей слегка нездоровится, – сообщил он удивленной графине Уилкинс, все еще поддерживая Софи за талию. – Можно у вас попросить стакан воды?

Графиня вышла, и Лон заглянул в лицо Софи.

– Ты побледнела, Софи.

Только Лон умеет быть таким бессердечным. Только Лону могло прийти в голову наказывать ее. Ну да, он нравился ей в ту пору. Да, может быть, она даже любила его. Но ему было нужно больше, чем ее любовь. Ему нужно было все. Вся Софи. Он как водоворот, и он смертельно пугал ее.

– Я не готова к новым отношениям, – прошептала она.

– Значит, это неправда насчет тебя и… Как его зовут? Богатый, красивый мужчина. Черные волосы, примерно как у меня, темные глаза…

– Федерико, – прервала его Софи, поперхнувшись.

– Федерико, – задумчиво протянул Лон. – Что-то иностранное.

Софи передернула плечами и опустила темно-синие глаза.

– Разве мы все не иностранцы?

В любой другой момент Алонсо улыбнулся бы. Что верно, то верно. Лон и Софи в ранней юности познакомились в Латинской Америке, и их круг составляли по большей части приезжие со всех концов мира. Дипломаты, инженеры, горняки, банкиры, инвесторы. Но Лон не был расположен улыбаться, когда речь шла о Федерико Альваре.

Мигель Вальдес являлся одним из воротил латиноамериканского наркобизнеса, и Федерико Альваре был его правой рукой. Лон, в прошлом агент МИ-6 [3]3
  Секретная разведывательная служба Великобритании.


[Закрыть], знал Федерико лично. Этот Федерико утащил бы Софи в преисподнюю, если бы мог.

– Ничего страшного, если ты стала встречаться с новым мужчиной, – сказал Лон непринужденно, не обращая внимания на пламя, которое жгло его изнутри. Софи с другим мужчиной? Возможно. Допустим. Понятно. Софи с Федерико Альваре? Никогда. Именно слух об этих отношениях привел Лона в Англию. Ему сообщили, что у леди Уилкинс неприятности, что она связалась с одним из самых опасных преступников мира. До сих пор он в это не верил. – Нет никаких причин, чтобы ты не встречалась с мужчинами. Прошло два года.

– Я не намерена ни с кем встречаться. Он не мой мужчина. Он просто… друг. – Софи не могла смотреть Лону в глаза; она упорно изучала пол. – Федерико работал с Клайвом.

– Я и не знал.

Нижняя губа Софи задрожала. Она сжала губы, чтобы унять дрожь.

– Ты и не мог знать. Когда мы с Клайвом поженились, ты не захотел с нами общаться.

– Это улица с двусторонним движением, Софи.

– Клайв пытался.

Синие глаза гневно сверкнули. На ней было шерстяное кремовое платье. Вот обозначились груди, вот изящная шея, вот этот сладкий рот…

Губы Софи даже без помады были полными и розовыми; Лону захотелось выпить из этих губ все упреки, высосать воздух из ее легких, вдавить ее в себя.

Он загорается от одного взгляда на нее. Он физически жаждет ее. Его разуму нужен ее разум. Его коже нужна ее кожа. Его тело мечтает утонуть в ней.

– Ты могла бы позвонить мне, – сказал он, хотя графиня уже входила со стаканом в руках.

– Ты представить себе не можешь, как я рада тебя видеть, – сказала Луиза Уилкинс, слегка обнимая Алонсо. – Сколько лет! Два года. Наверное, с похорон Клайва.

Лон услышал судорожный вдох Софи и почувствовал, как она напряглась.

– По-видимому, да, – сказал он и поторопился перейти к менее щекотливым предметам: – А вы, Луиза, изумительно выглядите, ни на день не стареете.

Графиня просияла. Ей тоже недоставало мужского общества.

– Спасибо, Алонсо, с твоей стороны очень любезно так говорить. Ты же останешься у нас поужинать?

В синих глазах Софи мелькнула паника.

– Луиза, он же, наверное, занят.

– Ну, не настолько, – возразил Лон. – Я с удовольствием останусь.

– Сейчас попрошу поставить еще один прибор. – Графиня повернула голову. – Софи, покажи Алонсо, где у нас виски. Насколько я помню, он любил выпить хорошую порцию перед ужином.

В библиотеке Софи смотрела, как Лон наливает себе виски.

– Похоже, у нее к тебе слабость.

– Праздничные дни. У нее ностальгия. – Он сделал глоток из высокого стакана. – Я думаю, ей тоскливо в Рождество.

Софи ничего не ответила. Она села на софу и скрестила ноги.

– Должно быть, тебе трудно тут одной с ней.

Голос Лона прозвучал спокойно, не отразив его чувств. А в нем поднимался гнев. Он раздражен. А он не любит терять голову.

Сослуживцы подшучивали над ним из-за того, что при необходимости у него появлялась почти сверхчеловеческая сила. В самом деле, он мог поднять вес вдвое больший, чем его собственный. С легкостью. Однажды в учебном лагере он поднял в толчке шестьсот килограммов; остальные только раскрыли рты. Он сказал, что это у него семейное, отец был шотландским шахтером. Но это не вполне соответствовало истине.

Его отчим был шотландцем, был и шахтером. Его биологический отец был аргентинским аристократом, который погиб, врезавшись в дерево на скорости двести миль в час. Пьяный, естественно.

Аргентинская кровь принесла ему неприятности.

Софи смущенно поерзала.

– Луиза очень хорошо ко мне относится.

Смешно слушать. Графиня всегда воспринимала Софи как гражданку второго сорта. А может быть, он чересчур сурово судит.

– Она отлично выглядит, – заметил он. – А как вообще у нее дела?

– У нее на удивление крепкое здоровье. А в эти дни, как всегда, все ее мысли вокруг бала.

– А, ну да. Ежегодное гала-торжество Уилкинсов. Я на прошлой неделе получил приглашение.

– Значит, ты придешь? – Ее голос дрогнул. Она не хочет, чтобы он приходил. Это интересно.

– А стоит?

– Нет. – Софи покраснела и быстро добавила: – Просто этот праздник не в твоем духе. Сотни людей. Еды не хватает. Ты, наверное, и не знаешь никого из тех, кто приедет.

– Ничего страшного, если я увижу тебя.

Софи приподнялась, затем снова села. И прижала ладони к софе.

– Ничего между нами не будет. И дело не в Клайве. Я не готова ни к чему новому.

– Я не новый.

Как это верно, подумала она, и сердце сжалось в ее груди. Он не новый. Почти пятнадцать лет он был частью ее жизни. Пятнадцать лет назад он не подходил ей. И десять лет назад не подошел. И даже сегодня ей нужен не он.

– Не порти, Лон. Не заставляй меня быть грубой.

– Тебя? Грубой? – Он засмеялся, но веселья в его смехе не было. – Ты не сможешь быть грубой, даже если постараешься. Для тебя дипломатия – искусство. Такт ты обратила в добродетель. Можешь не волноваться, Софи. Ты стала мученицей, как всегда хотела.

– Ты, Лон, действительно любишь быть недобрым?

Он видел, как заострились ее тонкие черты, поджались губы. Голос ее сделался тише, так что слова были едва слышны.

Да. Он намеренно недобр. Он хотел причинить ей боль. Где-то очень глубоко в нем таилось желание заставить ее страдать за то, что она выбрала Клайва, а не его. Он лишился сердца в тот день, когда провел ее по проходу в церкви и в буквальном смысле передал Клайву. Ему было мучительно замещать ее отца, который был слишком тяжело болен, чтобы участвовать в свадебной церемонии. Ему было мучительно и то, что она хотела ввести его в семью – в качестве отца или брата.

Он не хочет быть ее отцом. Он хочет быть ее любимым.

– Нет, – мрачно проговорил он. – Я не люблю быть недобрым. Я такой и есть.