Текст книги "Идеальная жена"

Автор книги: Джейн Гуджер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава XXII

«Ньюпортский стальной барон Генри Джеймс Оуэн, один из самых богатых людей в нашей стране, пропал после шторма, разразившегося в ночь с субботы на воскресенье. Предполагают, что он погиб».

Генри, сидевший в переполненном ресторане отеля «Торндайк» за чашкой кофе, дойдя до этой фразы, поперхнулся и закашлялся.

– С вами все в порядке, сэр? – спросил быстро подскочивший к нему официант и похлопал его по спине.

– Оказывается, – выдохнул Генри, – что я, скорее всего, мертв.

Официант отступил на шаг.

– Прошу прощения, сэр?

Генри кивнул головой, отпуская официанта.

– Со мной все в порядке. – Он ухмыльнулся кривой усмешкой, пробежал глазами статью, перечитывая подробности своей предполагаемой кончины. Генри нахмурился, прочитав, что его маленькая яхта сильно повреждена. Проклятье, потерять такое хорошее судно! Но когда он дошёл до места; где говорилось, что поводом для статьи послужила бурная розыскная деятельность Александра Хенли, он снова чуть не поперхнулся.

– Вот идиот, – ласково прошептал он.

Он не сомневался, что Алекс уже заставил весь Ньюпорт надеть черные повязки [3]3
  Черная повязка на рукаве – традиционный западный символ скорби.


[Закрыть]и вывесить траурные венки на дверях домов. Ему тут же пришла в голову мысль об Энн: как она восприняла это известие? Не то, чтобы это имело значение, но ему хотелось, чтобы она хоть немного опечалилась по поводу его безвременной кончины. С оттенком мазохизма он вообразил себе, как она радостно сообщает Беатрис, что он, в конце концов, получил то, что заслужил. Вот она поднимает бокал шампанского, предлагая всем остальным присоединиться к ее тосту в честь его смерти. «А, вдруг, – подумал он, – она разразится слезами и, потеряв голову от горя, пойдет на берег и бросится в море, чтобы соединиться со своим любимым в его подводной могиле…» Нет, вряд ли события будут развиваться по этому сценарию, ведь всего три дня назад она объявила, что не любит его.

Генри оперся подбородком на скрещенные руки и задумался над тем, сколько ему следует подождать с опровержением собственной смерти. Жестоко, конечно, продлевать страдания Алекса, но это послужит ему наказанием за то, что поднял тревогу и объявил его погибшим только потому, что яхта была, найдена разбитой. Надо думать, Алекс решил, что отказ Энн поверг Генри в такое отчаяние, что он вышел в штормовое море с намерением покончить жизнь самоубийством. Генри знал, из-за чего Алекс мог так запаниковать, но ему и в голову не приходило, что Алекс мог до сих пор относиться к нему, как к несчастному ребенку, отправившемуся во время урагана на поиски своих погибших родителей.

Генри уже успел прийти к решению, когда ему следует объявить, что он жив и здоров, как вдруг к нему подбежал взволнованный управляющий отеля с округлившимися глазами, размахивая экземпляром «Дейли Ньюз».

– Мистер Оуэн, вы читали газету?

– Читал, мистер Пенни, И нашел ее чрезвычайно интересной.

– С вашего разрешения, сэр, я немедленно отправлю телеграмму, – заявил управляющий, желая оказать услугу уважаемому клиенту.

Оглядев зал и убедившись в том, что никто не обращает на них ненужного внимания, Генри пальцем поманил мистера Пенни поближе и тихо сказал:

– Если вы подождете с вашей телеграммой, – он вынул карманные часы, отметив время, – скажем, двенадцать часов, я буду вам очень благодарен, мистер Пенни.

Понимая, что за этим последует вознаграждение, Пенни улыбнулся.

Генри вручил ему стодолларовую купюру.

– Я лично прослежу за тем, чтобы сообщение было отправлено не ранее назначенного вами времени, сэр, – Пенни спрятал деньги в карман форменного пиджака.

– Спасибо, мистер Пенни, я буду рекомендовать «Торндайк» всем моим друзьям.

Ему повезет, подумал Генри, если этот Пенни сумеет не разболтать потрясающую новость о том, что он жив и благополучно пребывает в отеле «Торндайк». Всего за сотню долларов он купил себе шесть часов форы, подумал Генри. Ну что же, теперь можно нанести визит деду.

* * *

Энн отложила «Дейли Ньюз». Слезы неудержимым потоком покатились у нее из глаз. Генри не мог погибнуть. Он не мог погибнуть. Медленно убивая, чувство вины разъедало ее душу, как обжигающая вулканическая лава. Она хотела бы верить Хелен и остальным, которые твердили о том, что такой человек, как Генри, не способен наложить на себя руки из-за неудачного любовного романа. Но Алекс нарисовал такую трагическую картину детства Генри, что невозможно было сохранять спокойствие, когда прошло уже столько времени, а от Генри так и не пришло никакой весточки. Она уже воспринимала Генри как печального и одинокого ребенка, образ которого так впечатляюще преподнес Алекс. Неужели сила и самоуверенность Генри Оуэна были не более чем маской?

– Генри будет смеяться, когда прочтет этот вздор, – наигранно бодрым тоном сказала она, садясь завтракать. Энн так и не прикоснулась к еде, яичница с беконом осталась нетронутой. «Как можно есть, когда Генри расстался с жизнью?» – с трагическим надрывом думала она.

Беатрис, отобрав у нее газету, согласно кивнула.

– Да я просто уверена, что он будет смеяться.

Энн невидящими глазами смотрела в свою тарелку.

– Он не погиб. Он не погиб. Они ошиблись. Он не погиб. – Она взглянула на Беатрис.

– О Беа, даже если допустить, что произошел несчастный случай, как я смогу жить дальше, сознавая, что последние слова, которые я сказала ему, были о том, что я его не люблю? – Она мяла салфетку в руках. – А я ведь люблю его, Беа. Я всегда его любила. Я сердилась, мне было больно, и я хотела, чтобы он ощутил эту боль. Но я никогда не переставала любить его. А сейчас… А сейчас он, может быть…

Беатрис вскочила и подбежала к Энн. Она схватила ее за плечи и встряхнула.

– Он не погиб, Энн. Он не смог бы умереть, оставив на твоих плечах такую тяжесть вины.

– Вот уж истинная правда! Он и без того заставил меня пережить слишком много печальных минут.

– Более чем достаточно, – сказала Беатрис, прикусив губу.

Энн сидела за столом, терзая салфетку, и думала, что она готова пожертвовать почти всем, ради того, чтобы увидеть улыбку Генри, почувствовать прикосновение к своей щеке его подбородка, поцеловать его нежные губы. Если бы он сейчас вошел в эту комнату, она не смогла бы сдержать себя, бросилась бы в его объятия и пообещала бы ему десять раз, что выйдет за него замуж. Словно прочитав ее мысли, Беатрис сказала:

– Энн, после того, как это все закончится, ты же не думаешь, что ваши отношения будут иметь продолжение?

Энн вытерла слезы и тяжело вздохнула.

– Я просто хочу, чтобы с ним было все в порядке. Мне все равно, если после этого он женится на ком угодно, пусть даже на сотне девушек одновременно.

* * *

Генри в это время находился на пути к «Морскому Утесу». Уже подъезжая к дому, он внутренне встрепенулся, ожидая, что, как всегда, ощутит близость родного очага. Но на этот раз что-то важное было утрачено. «Морской Утес» показался ему просто требующим реконструкции старым домом. Этому дому не хватало семьи, мальчишек, дерущихся на балконе, девочек, барахтающихся в воде у берега, солнечного блеска их кудряшек. Генри потряс головой, чтобы избавиться от этих сентиментальных мыслей. В одном был прав его дед – Генри был сентиментальным дураком во всем, что касалось «Морского Утеса». Он связал острую необходимость иметь семью с воспоминаниями о счастливом детстве в «Морском Утесе». И каким-то образом все это было связано с Энн, Он знал, что единственная женщина, которая сможет заполнить пустоту его жизни и пустоту этого дома, – Энн.

Вздохнув и нежно хлопнув лошадь по мускулистой холке, Генри спешился у подъезда и открыл дверь. Его глазам предстало совершенно неожиданное зрелище – улыбающийся Вильямсон.

– Сэр, вы, слава Богу, живы и здоровы, – пробормотал слуга.

– Вполне.

Генри чувствовал себя блудным сыном, вернувшимся домой, но улыбка Вильямсона; могла напугать кого угодно.

Сиделка, миссис Бредли, восприняла его приезд с большим энтузиазмом и все твердила, как обрадуется дед, когда увидит его.

– Ах, – кудахтала она, – но вашу яхту нашли разбитой, и все мы думали…

– Что я погиб. Да, я знаю. Но, как видите, я жив. Если позволите… – Он обошел сиделку и секретаря и направился к лестнице.

– Простите, сэр. Позвольте мне сообщить о вашем приезде, – попытался остановить его Вильямсон.

– Не нужно, – отмахнулся Генри. – Я хочу сделать ему сюрприз.

Генри на секунду остановился у двери в комнату деда, раздумывая, следует ли ему постучать. Но потом решил войти без предупреждения. Ему захотелось хоть раз застать старика врасплох. Он тихо открыл дверь и увидел, что Артур сидит у окна, глядя на залив. Не поворачиваясь, он спросил:

– Есть какие-нибудь известия, Вильямсон?

– Это Генри.

Артур вздрогнул, как от удара, и медленно повернулся. А потом он сделал то, на что, по мнению внука, был не способен – Артур горько заплакал, рыдания сотрясали все его тело. В этот момент у Генри в груди что-то растаяло. Он подошел к деду и взял его за руку, желая успокоить. Артур прижал руку Генри к своей груди, гладя и сжимая ее своими сухими пальцами, вновь и вновь повторяя имя внука хриплым от слез голосом.

– Все в порядке, – Генри нагнулся и обнял деда. – Я здесь.

Через некоторое время Артур ослабил объятия и нахмурился.

– Какую глупость ты сотворил на этот раз? Все подумали, что ты погиб.

Генри рассмеялся, с облегчением увидев, что дед снова превратился в того человека, которого он знал всю свою жизнь.

– Никаких глупостей. Просто хотел немного побыть наедине с самим собою. Немного пожил в отеле. Когда мою яхту сорвало с якоря, я стоял у окна, наблюдая за штормом. Теперь я думаю, что мне следовало бы сразу же отправить письмо Алексу.

– Хенли приезжал сюда, разыскивая тебя. У него был такой вид, словно он хоронит твои бренные останки.

Генри раздраженно фыркнул.

– Очевидно Алекс сразу же сделал вывод, что я попытался наложить на себя руки, И ты, кажется, тоже.

– Да, – проворчал Артур, утирая слезы рукавом сорочки, – как будто ты не пытался уже сделать такую глупость.

– Я тогда был ребенком, – покачал головой Генри. Дед отвернулся к окну.

– Я потерял жену и двоих детей. В тот день я чуть не потерял тебя.

– Но ведь этого не случилось…

Артур вновь повернулся к Генри и спросил:

– Что там у тебя с этой девицей Фостер? Хенли говорил что-то о том, что вы снова собирались пожениться, но она отказала тебе.

– Алекс слишком много говорит, – нахмурился Генри.

– Она разбила тебе сердце?

– Я бы на твоем месте не слишком этому радовался. – Так тебе и надо, – усмехнулся старик. – Справедливое возмездие за то, что ты так некрасиво поступил с ней.

– Похоже, что так.

Артур впился взглядом прямо в глаза Генри, его грудь судорожно вздымалась от усталости.

– Верни ее.

Генри отвернулся от пронзительного взгляда своего деда.

– Уже слишком поздно. Причем благодаря тебе, – сказал Генри, вдруг вспомнив, зачем он приехал в «Морской Утес». – Я приехал сюда, чтобы придушить тебя, дед, за то, что ты написал Энн то письмо. Оно причинило ей сильную боль. Ты этогохотел?

– Я хотел, чтобы она получила его до вашей свадьбы. Я хотел, чтобы она отказалась выходить за тебя замуж. Я хотел избавить ее от горя, которое ты намеревался ей причинить.

Генри отрицательно покачал головой.

– Нет, ты сделал это для того, чтобы не дать мне получить то, что мне принадлежит по праву. Тебя совершенно не волновала судьба Энн. Я не думал, что в своем стремлении не отдавать мне «Морской Утес» ты зайдешь так далеко. Скажи мне, почему ты это делаешь? Я имею право знать.

Артур упрямо выдвинул подбородок.

– Ты узнаешь.

Генри закрыл глаза, стараясь сдержаться.

– Когда?

Артур молчал, сжав губы, как ребенок, которого заставляют есть нелюбимое овощное пюре.

– Скажи Вильямсону, что я хочу спать.

Генри смотрел на своего деда, почти восхищаясь его упрямством.

– Я бы хотел услышать, черт тебя возьми, более вескую причину.

Артур пробормотал что-то невнятно, чего Генри не разобрал, а потом сказал вполне отчетливо:

– Позови Вильямсона.

Генри повернулся, собираясь выполнить просьбу деда.

– Генри, – снова позвал старик.

Он неохотно обернулся.

– Я… – Артур схватился за ворот своей сорочки и покачал головой. – Нет, ничего. Я просто расчувствовался.

Генри улыбнулся.

– Слава Богу, что ты пришел в себя, – сказал он и пошел искать Вильямсона. На минуту ему показалось, что дед собирался сказать что-то невероятное, например, что он любит внука.

Из дневника Артура Оуэна

«Мне хотелось думать, что она любит тебя, потому что ты – мой сын. Но теперь я понимаю, что она любила тебя потому, что ты был единственным существом, любившим ее просто так, не задавая вопросов и не предъявляя требований. Вы часами сидели на балконе, твоя головка покоилась на ее коленях, и она гладила тебя по волосам. Я смотрел на вас – на женщину, которую я любил, и на моего сына – и жизнь каплями покидала мое тело.

Чтобы помучить меня, Элизабет часто говорила слова, которые были понятны только мне. Она говорила о цвете твоих глаз, светло-серых, таких непохожих на карие глаза Уолтера. Ты рос и становился все больше похожим на меня. Я жил в страхе, что Уолтер когда-нибудь догадается. Однажды за обедом она предложила заказать наш с тобой совместный портрет и Уолтер согласился. Я так рассердился на нее в тот момент, что даже на мгновение онемел и ничего не смог возразить. Потом, конечно, я отказался позировать. Наверно, ты помнишь. Я сказал, что у меня нет времени для таких глупостей. Она, безусловно, знала, что я откажусь. Это была одна из ее утонченных пыток. А ты очень расстроился. Я думаю, что именно тогда ты и начал ненавидеть меня. Можешь ли ты представить себе, что твой маленький сын, которого ты любишь больше жизни, смотрит на тебя с ненавистью? Мой сын. Мой сын. Это звучало песней в моем сердце. Наполняло радостью мою душу, но сломило мой дух.

Я должен был держаться от вас подальше, но не мог. Ты был моим сыном. Пока ты не станешь отцом, ты не поймешь, что я чувствовал. Трудно передать словами любовь отца к сыну. Элизабет должна была понимать это чувство, но она использовала сотню различных способов, чтобы оторвать нас друг от друга. Я думаю, она жила в постоянном страхе того, что я выдам ее тайну и разрушу ее счастливую жизнь. Но иногда она смотрела на меня взглядом, в котором я видел любовь и сожаление. Возможно, я видел то, что мне хотелось, потому что я всегда любил и желал ее. Теперь, с высоты моего возраста, я понимаю, что мог бы поступить тогда по-другому. Я должен был бороться за тебя.

После смерти твоих родителей я хотел рассказать тебе все. Но так и осмелился. Я видел, что ты уже ненавидишь меня или, по крайней мере, боишься. Что бы ты почувствовал, если бы узнал, что я лгал тебе все эти годы? Ты так тяжело переживал смерть своих родителей. Я не хотел заставить тебя страдать еще больше. Я не смог рассказать тебе, что твоя мать совсем не ангел, не такая, какой казалась тебе. Я знаю, что ты считал меня холодным, равнодушным и жестоким человеком, но я тоже оплакивал их смерть. По-своему я любил твоего отца. И ты уже знаешь, как я любил Элизабет. Эта любовь преследует меня до сих пор».

Глава XXIII

Алекс грустно смотрел в окно, размышляя о том, что ему следует надеть на похороны своего лучшего друга.

– У меня есть к тебе один вопрос, Алекс, – раздался вдруг до боли знакомый голос, – ты специально стараешься заставить меня выглядеть идиотом?

Алекс резко обернулся, и на его лице появилось выражение радостного удивления. Он вскочил, уронив стул, быстро пересек комнату и обнял Генри с такой силой, что у того затрещали ребра.

– Где тебя черти носили? Где ты был все это время? – спросил он, улыбаясь во весь рот.

– Да уж, конечно, не на дне Атлантического океана, как ты предполагал, – сказал Генри, заставляя себя нахмуриться.

Алекс немного смутился и начал что-то объяснять, но Генри остановил его.

– Не надо об этом, – сказал Генри, подойдя к столу. Он взял тарелку и стал накладывать себе еду. – Я понимаю, почему ты волновался.

– Где же ты все-таки был? – спросил Алекс. Его радость оттого, что Генри нашелся живым и здоровым, уступила место чувству голода. Он снова сел к столу и с аппетитом откусил добрую половину гренки.

– В отеле. Хотел побыть один, – сухо сказал Генри. – К сожалению, когда известие о моей смерти появилось во всех газетах, мое уединение закончилось.

Алекс пожал плечами.

– Ты заезжал в «Морской Утес»?

– Да. Мой дед к старости стал сентиментальным. Мне показалось, что он даже обрадовался тому, что я жив. – Генри жестом отослал слугу и сел напротив друга. Ему не хотелось спрашивать об Энн, но он просто не мог удержаться. – Я полагаю, что все думают, что я погиб. А что Энн? Она считает, что я вышел в штормовое море из-за нее?

– Кажется, нет. Она ведет себя, как будто ничего не случилось. Вчера она ходила с Джейком Моррисоном на музыкальный вечер к Филлипсам.

Генри с яростью воткнул вилку в ни в чем не повинный кусок ветчины.

– Рад слышать, что известие о моей смерти не повлияло на расписание ее светской жизни, – сказал Генри, поджав губы.

– Генри, ты – дурак, – рассмеялся Алекс.

Генри метал глазами молнии в своего друга, пока до него, наконец, дошло, что Алекс разыгрывает его.

– Энн, мой дорогой друг, являет собой образец женщины в трауре. Когда я вчера навещал Беатрис, она выглядела так, словно проплакала целую неделю. Глаза красные, нос распух. Я бы не назвал ее очаровательной плаксой.

– Правда? – спросил Генри, глупо улыбаясь. – Что она сказала?

– Только то, что она надеется, что ты не погиб или что-то вроде этого.

– Она выглядела расстроенной?

– Я же уже сказал, что да, – Алекс на минутку перестал жевать. – Знаешь что, Генри, может быть, тебе стоит повидать ее самому. Сделай ей сюрприз. – Он вынул свои карманные часы. – Я должен встретиться с Беатрис в «Казино» через пятнадцать минут. Я уверен, что Энн тоже будет там. Генри хмыкнул.

– Я вижу, что вы все были очень расстроены моим исчезновением. Вы, наверное, хотели поплакать друг у друга на плече, слушая оркестр Муллали?

– Это была идея Энн. Она подумала, что мы сможем опровергнуть разные слухи, если будем вести себя как ни в чем не бывало и как обычно придем в «Казино».

– Как разумно с ее стороны.

Алекс вздохнул.

– Она отказалась поверить в то, что ты погиб. Мне кажется, что это очень трогательно. Пойдем со мной в «Казино». Сделай ей сюрприз.

Генри колебался. Энн, конечно, очень расстроена, если поверила в то, что он умер. Он знал из собственного опыта, как чувство вины может угнетать человека. Генри почувствовал знакомое волнение при мысли том, что снова увидит Энн. Все кончено. Она сказала ему, что не любит его, и он поверил ей. Что хорошего может выйти из их новой встречи?

– Почему бы и нет? – вздохнул Генри. Его сердце было уже так изранено, что еще одно потрясение вряд ли сильно повлияет на состояние его души.

* * *

Энн даже не подозревала, как ей будет трудно выдерживать заинтересованные взгляды собравшихся в «Казино» и делать вид, что она не только верит в то, что Генри жив, но и что они все еще любят друг друга. Статья полковника Манна о ее поездке в «Морской Утес» и их с Генри поведение на балу в Мраморном Дворце создали у всех впечатление, что они – влюбленные, которых разлучила коварная стихия. Энн казалось, что она просто закричит, если еще кто-нибудь подойдет к ней со словами утешения. Сколько еще раз ей придется улыбаться и говорить, что с Генри, конечно же, все в порядке? Но уже так много дней прошло, а от него нет ни слова. Если бы Генри был жив, он бы непременно сообщил о себе Алексу.

Вчера она целый день ждала от него весточки, прислушиваясь к шагам на лестнице и звукам подъезжающих экипажей. Ей все время казалось, что вот-вот кто-нибудь придет с новостями о Генри. Она думала, что если будет изо всех сил молиться и верить, что Генри жив, он обязательно вернется.

Но сейчас она пришла к печальному выводу, что Генри все же, вероятно, погиб, а виновата в этом она. И сколько бы Беатрис и Хелен не пытались успокоить ее, она была уверена, что Генри уплыл в штормовое море, чтобы избавиться от боли. Наверное, он все-таки любил ее.

– Я не знаю, добьемся ли мы чего-нибудь тем, что пришли сюда сегодня, – сказала Энн, с трудом сдерживая слезы. Каждый раз, когда она видела мужчину с волнистыми каштановыми волосами, ей на мгновение казалось, что это – Генри. Бедный Генри лежит из-за нее сейчас на дне залива. – Все они говорят только о том, когда же будут назначены похороны. – Энн мрачным взглядом окинула толпу. – Им совершенно наплевать на Генри. Их беспокоит только необходимость покупать новый черный костюм.

– Если он жив, его, несомненно, порадует твоя тоска, – сказала Беатрис.

– С каких это пор тебя стало интересовать, что обрадует Генри, а что – нет?

Беатрис покраснела.

– Он – лучший друг Алекса, поэтому я полагаю, что я должна научиться относиться к нему хорошо.

– Но когда я любила его, тебя это не беспокоило? – спросила Энн с истерическими нотками в голосе.

Беатрис прикусила губу.

– Это – совершенно другое дело. Генри причинил тебе боль. Если бы он причинил боль Алексу, я бы вела себя точно так же. И уж, конечно же, я не желала Генри попасть в беду.

– Да, конечно, – вздохнула Энн. – Если честно, я и сама не знаю, что чувствую. Если бы Генри сейчас вошел в этот зал, я не представляю себе, что… – И тут Энн увидела знакомую темноволосую голову. У нее перехватило дыхание. – Я бы… – сердце ее бешено заколотилось. – Сделала, – у нее ослабели колени, и Энн с такой силой сжала подруге руку, что Беатрис вскрикнула от боли.

– Энн! Энн, что случилось?! – спросила она и, проследив за взглядом подруги, увидела Генри Оуэна, который, улыбаясь, пожимал руки окружившим его людям.

Энн начала бить дрожь. Ее всю трясло так сильно, что, казалось, если бы Беатрис не поддерживала ее, она бы без чувств упала на пол. Она не слышала, что происходит вокруг. Все, на что она сейчас была способна, – держаться за Беатрис, Энн склонила голову на плечо подруги.

– Я-я д-дум-маю, я-я с-сейч-час-с уп-п…

– Упадешь в обморок? – догадалась Беатрис, встревожено глядя на Энн.

Энн дернула головой, пытаясь изобразить утвердительный кивок, крепко зажмурила глаза и еще сильнее сжала руку Беатрис.

– Ох.

– Ж-ж-ж…

– Я знаю, что тебе жаль его. Но не смей падать в обморок, – прошептала Беатрис. – Однажды я видела, как одна девушка потеряла сознание. И знаешь, что произошло? Она описалась. Прямо там. И намочила свое новое платье. И ей пришлось ходить в таком виде, пока ей не подали карету. Бедняжка вынуждена была сбежать из Ньюпорта. Правда, она, наверное, выпила в тот вечер слишком много жидкости.

Как Беатрис и надеялась, эта история немного отвлекла Энн – она улыбнулась, перестала хватать ртом воздух, и дрожь ее почти унялась. Энн немного ослабила хватку, но руки Беатрис не отпустила. Она даже отважилась спросить о Генри.

– Ты его в-видишь?

Беатрис обвела зал глазами.

– Он разговаривает с Аннет Биссетт.

Энн повернула голову и, наконец, увидела его. Его такой до боли родной профиль склонился всего в нескольких сантиметрах от трепещущих ресниц мисс Биссетт. Рядом с Генри стоял Алекс, чей скучающий взгляд скользил по залу. Энн увидела, как при виде Беатрис его лицо осветилось улыбкой. Он было сделал шаг вперед, но тут же остановился, очевидно, вспомнив, что с ним Генри. Энн увидела, как он что-то сказал Генри, как Генри поднял голову и посмотрел в их сторону. Он смотрел на нее без улыбки, в его глазах не было и намека на любовь, в которой он ей клялся.

У Энн замерло сердце. «Конечно, ему неприятно видеть тебя, дурочка, – сказала она себе. – А ты-то думала, что он помчится к тебе, заключит в объятия и…» Энн вздохнула. Все кончено, кончено, кончено. Со страхом и отчаянной надеждой она смотрела, как два молодых человека направились к ним. Беатрис, как истинная влюбленная, умирала от нетерпения, пока они медленно шли сквозь толпу, и радостно встретила их обоих. Она даже поцеловала Генри в щеку в знак приветствия.

– Посмотрите, кого я нашел, – улыбнувшись, сказал Алекс.

Энн поразило, что Алекс казался сейчас совершенно другим человеком – ничего общего с тем циничным, расчетливо очаровательным повесой, которым он был на балу у Ветмора. Она почувствовала укол зависти к счастью подруги, но сразу же подавила это чувство. Беатрис заслуживает счастья.

Энн посмотрела Генри прямо в глаза и несмело улыбнулась.

– Генри.

– Энн, – сдержанно кивнул он.

Было совершенно ясно, что Алекс и Беатрис чувствуют себя очень неуютно, наблюдая за этим холодным приветствием. Беатрис прикусила губу. Алекс стал поправлять манжеты, абсолютно в этом не нуждавшиеся.

Генри смотрел куда-то поверх головы Энн, словно там происходило что-то интересное.

– Я очень рад, что вы в добром здравии.

Лицо Энн потемнело от гнева.

– А я очень рада, что вы не переживаете по поводу того, что многих заставили волноваться.

– Я принес свои извинения Алексу и мисс Лейден, – сказал Генри.

Энн смотрела на него и удивлялась тому, что чуть не лишилась сознания от радости, когда увидела его входящим в «Казино». Она сжала губы и прищурила свои сверкающие синие глаза.

– Сегодня прекрасный день, вы не находите? – спросила Энн нарочито равнодушным тоном, тщательно выговаривая каждое слово. – Я просто обожаю все прекрасное. И почему вид чего-то уродливого или некрасивого заставляет меня отворачиваться? Никто сейчас не любит некрасивые вещи, не правда ли? Буквально на днях Я увидела одну вазу, довольно уродливую, и продавец попытался…

– Перестаньте, Энн, – прошипел Генри.

Но Энн была так сердита, что не заметила боли, промелькнувшей в его глазах. Она посмотрела на него с деланным удивлением.

– Что-то в моем рассказе оскорбило ваш слух, мистер Оуэн? Или вы тоже не любите некрасивые вещи?

Он сделал шаг вперед, лицо его непроизвольно напряглось, глаза угрожающе засверкали.

– Я сказал, довольно! У Энн в глазах заблестели слезы.

– Вы правы, – прошептала она. – Этот день должен был бы стать самым счастливым!

Она бросилась прочь, слезы текли у нее по щекам. На нее обращали внимание, но ей было все равно. Она хотела убежать от Генри и от своего гнева. Она уже добралась до большого прохладного холла, выходившего на Авеню Белльвю, когда на плечо ей легла теплая, сильная ладонь. Энн резко повернулась, готовая увидеть Генри.

– Вы его любите? – требовательно спросил Алекс.

Энн прислонилась к темно-зеленой обивке стены и вытирала слезы.

– Нет.

Алекс смотрел на нее с непроницаемым выражением лица.

– Это все, что я хотел знать, – сказал он и повернулся, собираясь уйти.

– Да. – Энн зажала себе рот рукой.

Алекс остановился.

– Вы любите его?

Энн вжалась в стену. Она отрицательно почала головой, не замечая, что продолжает повторять:

– Да, я люблю его. Да, да, да…

Одним прыжком Алекс оказался рядом с ней. На его лице расцвела широкая улыбка.

– Это все, что я хотел знать.

– Не смейте говорить ему об этом. Это касается только меня, мистер Хенли.

Алекс помахал рукой в знак того, что понял, но Энн не знала, выполнит ли он ее просьбу или нет.

* * *

Артур Оуэн сидел у окна и смотрел на залив. Был уже почти вечер, вода приобрела необыкновенный синий оттенок, а заходящее солнце вызолотило небо, окрашивая в нежные цвета Ньюпорт и стоящие в гавани корабли.

Артур раньше не любил закатов, предпочитая наблюдать, как восходящее солнце отражается в окнах далеких домов.

Он ощущал невероятную слабость, но был счастливее, чем во все предыдущие годы. Вчера, в; первый; раз в своей жизни, он прижал сына к своей груди. Если бы ему удалось прожить еще год, два или три он бы ежедневно благословлял этот момент, когда взял Генри за руку и его сын склонился и обнял его. Но Артур знал, что он не проживет столько. Он чувствовал, что его сердце бьется все слабее и слабее. Но он не испытывал страха. Наконец-то покой снизошел в его душу.

В ту же ночь, перед тем, как вдохнуть, последний раз Артур Оуэн увидел себя во сне снова молодим. Он стоял на балконе «Морского Утеса», и соленый ветер обдувал ему лицо, принося с собой смех ребенка.

* * *

Пышные похороны Артура Оуэна состоялись в Нью-Йорке в жаркий августовский день. Генри не плакал, но в сердце своем он чувствовал глубокую печаль по человеку, которого, как ему казалось, всю жизнь ненавидел, и только совсем недавно понял, что любит.

Когда все уже разошлись, он остался у могилы, наблюдая за тем, как рабочие приводят ее в порядок. Когда они ушли, Генри опустился на одно колено и положил руку на теплый холмик земли, оставив на нем отпечаток ладони. «Прощай дедушка», – прошептал он. Генри никогда не понимал этого человека; а теперь уже поздно и пытаться. Тяжело вздохнув, Генри встал, забыв отряхнуть колено от испачкавшей брюки земли и травы.

– Мистер Оуэн – обратился к нему Вильямсон, который, видимо, стоял все это время где-то неподалеку. Его всегда серьезное лицо сегодня было особенно печальным. Он протянул Генри тетрадь в кожаном переплете. – Ваш дедушка хотел, чтобы я передал вам это после его смерти.

Генри взял тетрадь и кивнул.

– Спасибо вам за вашу верную службу, мистер Вильямсон. Я знаю, что он позаботился о вас в своем завещании, но если вы желаете продолжать работать, вы можете остаться со мной.

Вильямсон покачал головой.

– Благодарю вас, сэр, но я собираюсь выйти на пенсию.

Верный слуга деда пошел к наемному экипажу и сел в него – в каждом движении Вильямсона сквозило нескрываемое горе. Генри повертел тетрадь в руках, открыл ее, полистал страницы, не узнавая аккуратного почерка, и захлопнул. Он захлопнул тетрадь, так и не начав читать, и направился к своей карете. Груз одиночества показался ему вдруг нестерпимым. Он попросил Алекса остаться в Ньюпорте, думая оказать ему услугу, но сейчас ему очень хотелось, чтобы друг был рядом.

Генри уселся в великолепный экипаж своего деда, которым тот пользовался очень редко, и положил тетрадь, которую дал ему Вильямсон, на пустое противоположное сиденье, чтобы оно не выглядело таким пустым.

Генри еще не было и тридцати, и его богатство было огромным. Но он готов был отдать все – деньги, «Морской Утес» – все, только чтобы Энн осталась с ним на всю жизнь. Безнадежно. Их встреча в «Казино» убедила его в этом. Вся боль и обида поднялись на поверхность, как только они увидели друг друга. Кокетливая, остроумная девушка, в которую он влюбился, исчезла. На ее месте оказалась сердитая и обиженная злюка. И это он ее сделал такой.

Он пытался представить себе, то время, когда воспоминания об Энн уже не будут столь болезненными. Но в своем воображении он видел себя стариком, одиноко сидящим на балконе старого дома.