Текст книги "Невеста-заложница"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Маркиз приказал солдатам покинуть стены и собраться во внешнем дворе. На ступенях донжона показалась Диана. Она едва успела накинуть поверх ночной рубашки одеяло и выглядела ужасно испуганной.
– Милорд, что происходит? На нас напали?
Като едва не послал жену к черту. В конце концов, женщина была напугана и имела право знать, что случилось.
– Похоже, что нас осадили, мадам, – как можно небрежнее отвечал Като, поднимаясь по лестнице к жене. – Но вам не о чем беспокоиться. Мы успели подготовиться и выдержим самую длительную осаду. Наши кладовые полны припасов. А Фэрфакс наверняка явится нам на помощь. Вы и глазом не успеете моргнуть, как осаду снимут. – Решительно обняв Диану за хрупкие плечи, он повлек ее обратно в замок. – Мне нужно одеться. А вам, мадам, придется самой успокоить челядь… и особенно девочек. Позаботьтесь, чтобы они не напугались.
Он отпустил Диану и заспешил в спальню. Диана застыла на месте, не веря своим ушам. Впервые в жизни с ней обращались столь непочтительно. Ее мир рушился на глазах под грохот мушкетов и дикие вопли нападавших. Диана попыталась зажать уши, чтобы не слышать этот жуткий шум.
– Диана, что случилось? Что все это значит? – налетела на сестру Фиби, за которой по пятам следовала Оливия. – Снаружи идет бой?
Диана лишь беспомощно затрясла головой, не смея отнять от ушей руки. Ее кукольное личико стало белее мела. Она проковыляла к себе в комнату, ни на кого не обращая внимания.
– Господи, никогда не видела Диану в таком расстройстве! – воскликнула Фиби. – Ну, кто бы мог подумать! – задумчиво добавила она.
– Идем. – Оливия нетерпеливо дернула ее за рукав. – Идем н-на укрепления. Там сразу станет ясно, что случилось.
Девушки оказались на ступенях донжона в тот самый миг, когда первые лучи рассвета потеснили ночную мглу. Из казарм во двор выбегали ополченцы, на ходу размахивая мушкетами и мечами. Оливия бочком пробиралась по самому краю двора, Фиби – следом за ней. Им удалось проскочить до самой лестницы, по которой можно было подняться на внешнюю стену. Оливия опасливо выглянула наружу и тут же спряталась обратно.
– Жуть! – выдохнула Фиби, едва успев бросить взгляд через парапет. – Ты только полюбуйся на них, Оливия. Их же целые тысячи! – Естественно, страх изрядно приумножил в ее глазах вражеское войско, но трудно было разглядеть что-то наверняка в таком огне и дыму.
– Они напали на замок. – В голосе Оливии послышалось странное возбуждение. – Совсем так, как сказала Порция.
– А Порция откуда могла знать? – тут же удивилась Фиби.
– Порции известно все, – просто заявила Оливия.
– Что-то я в этом сомневаюсь. – Фиби не изменила ее обычная рассудительность. – Даже если она и примкнула к роялистам, она не может знать все.
– Ну, во всяком случае, она знает немало, – не сдавалась Оливия, на что у Фиби возражений не нашлось.
– А чье это знамя? – Подслеповато щуря слезящиеся глаза, Фиби старалась разглядеть герб на клочке шелка. – Кажется, королевское? Да, похоже, оно… вот только там еще один штандарт… и на нем орел… Да, точно, лазурный орел на золотом поле!
– Декатур!!!
Девушки так и подскочили на месте. Позади них стоял Като: прежней высокомерно-безразличной мины как не бывало, породистое лицо исказил гнев. Его кровный враг подступал к воротам. И это был не король Карл.
Над облаками дыма пронзительно запели фанфары. Осадные огни постепенно тускнели, им на смену шел дневной свет. На краю рва, как раз в том месте, где должны были опустить подъемный мост, открывая путь победителю, появился Руфус Декатур верхом на своем караковом жеребце.
Он гордо выпрямился в седле и повелительно махнул рукой герольду, который снова приложил к губам трубу.
Немедленно прозвучал ответ от герольда Като, и маркиз спустился ко рву с высоты парапета. Правила войны гарантировали неприкосновенность во время переговоров.
Руфус привстал в стременах, и его торжественный голос прогремел в напряженной тишине:
– Милорд Грэнвилл, я явился сюда по воле Его Суверенного Величества, Богоизбранного короля Карла, и его именем требую от вас сложить оружие, отказаться от мятежа и сдаться на милость своего верховного сюзерена.
Като отвечал столь же безличным, торжественным тоном:
– Именем парламента на меня возложена обязанность отстаивать интересы народа. Замок Грэнвилл не сдается.
Он вернулся назад. Над долиной висела мертвая тишина. Фиби показалось, что обе стороны растерялись и не знают, что делать дальше. Но Като хрипло рявкнул:
– Вам тут нечего делать! Укройтесь в замке и не высовывайтесь!
Девушки беспрекословно подчинились.
В тот момент, когда переговоры закончились и стало ясно, что битвы не избежать, к горлу Порции подкатила волна тошноты. Она пыталась сдерживаться, но безуспешно. Ей едва удалось вовремя соскочить с Пенни и укрыться за кустами, прежде чем дать волю взбесившемуся желудку.
Глава 20
—Порция, ты что, съела какую-нибудь дрянь? – раздался взволнованный голосок Люка, как только она выползла из кустов, и потная маленькая ладошка погладила ее по спине.
– Наверное. – Порция уселась на корточки и вытерла губы краем шейного платка.
– Это наверняка крыжовник, – уверенно заявил Люк, хлопнувшись перед ней на землю и внимательно заглядывая в лицо то с одного бока, то с другого.
Его собственный опыт по желудочным расстройствам обычно становился еще богаче после очередного визита в заросли дикого крыжовника.
Порция через силу улыбнулась, желая выглядеть более уверенной. До сих пор ей удавалось держать в тайне приступы утренней тошноты, и ни к чему, чтобы мальчишки сейчас же помчались докладывать Руфусу про ее недомогание.
– Все уже прошло, мне намного легче. Ты завтракал? – При одной мысли о еде Порцию опять едва не вывернуло наизнанку.
– Билл дал нам вареные яйца, – ответил Люк. – А тебе правда стало лучше?
– Да, правда. – Порция встала и подобрала с земли истрепанную соломенную шляпу. Эта деталь наряда не очень-то вязалась с солдатской экипировкой, но ей приходилось как можно тщательнее укрывать бледную нежную кожу от обжигающих солнечных лучей. – А где Джуно?
– Копается в кроличьей норе. Действительно, где ей еще быть?
– Давайте возвращаться. – Она взяла мальчиков за руки и повела к палаточному лагерю, разбитому напротив замка Грэнвилл. Но еще на полпути внимание ребят привлек солдат, менявший на телеге поломанную ось. Тоби с Люком вприпрыжку помчались ему на помощь, мгновенно позабыв про Порцию.
Они стояли под замком уже две недели. Инженеры пытались навести через ров мосты, способные выдержать тяжесть осадных орудий, а грохот пушек стал уже привычным, как закат или восход. И хотя толстые каменные стены почти не пострадали от ударов ядер, среди осажденных нарастали тревога и страх.
Лучники непрерывно стреляли из бойниц на внешних стенах, и роялисты вели ответный огонь, однако ни той, ни другой стороне этот обстрел не приносил почти никаких результатов. Защитники замка не рисковали целиться точно – для этого пришлось бы слишком долго торчать над спасительным краем парапета. По ночам разжигали вонючие смоляные костры, досаждавшие дымом и копотью и осажденным, и нападавшим. Однако Порция понимала, что за пределами крепостных стен можно было хотя бы ненадолго выйти из задымленной зоны, тогда как обитателям замка ничего не оставалось, как терпеть эту пытку каждую ночь. Им некуда было идти, и они не имели возможности загасить костры. Даже погода в эти дни стояла на редкость душная – где-то громыхал гром, но так и не пролилось ни капли дождя.
Вот и в это июньское утро небо заволокли тяжелые грозовые тучи, и от одного их вида у Порции щемило сердце. Она мучилась от жуткой головной боли, а тошнота стала почти непереносимой, и ее тайну могли вот-вот раскрыть. Слава Богу, что в эти дни у нее оставалось не так уж много обязанностей по лагерю. Порция помогала в строительстве мостов и плетении легких веревочных лестниц на случай штурма. Кроме этого, ей полагалось по очереди участвовать в патруле, обходившем с дозором весь лагерь, крепость и ров: из замка не должна была проскочить даже мышь, а кроме того, нужно было следить за всем, что делают осажденные. И всякий раз, когда патруль проходил мимо заветного места у основания подъемного моста, Порция старательно отводила глаза от тайного хода – он словно магнитом притягивал ее взор.
Принц Руперт со своим батальоном прибыл на подмогу Декатуру, как и обещал, и вот теперь, поравнявшись с его палаткой, Порция могла слышать его добродушный, безмятежный смех – видимо, он о чем-то беседовал со своими командирами. Совсем недавно принцу удалось прорвать блокаду мятежников, обложивших кольцом королевскую резиденцию в Йорке, и вельможа до сих пор грелся в лучах славы, не сомневаясь в грядущих победах.
Чтобы не страдать от жары, офицеры расположились под тенью старой березы: туда вынесли большой стол и разложили на нем штабные карты. Сам принц, неотразимо прекрасный в своем ярко-синем камзоле с алой перевязью, с длинными волнистыми волосами, спускавшимися на роскошный воротник из испанского кружева, указал стеком на какое-то место на карте.
– Итак, джентльмены, мы должны одержать победу в решающей битве, и мы это сделаем. Этого требует от нас король.
Руфус внимательно изучал карту, и на его физиономии не отразились ни блеск, ни уверенность, исходившие от принца. Порция, оказавшись всего в каких-нибудь десяти ярдах, не могла не заметить, что Декатур вот-вот очертя голову ринется в спор. Она видела это и по напрягшимся широким плечам, и по упрямо поджатым тонким губам. Но Руфус, к ее удивлению, так ничего и не сказал, а продолжал с мрачной миной разглядывать карту.
Внезапно он поднял глаза – наверняка ощутил ее присутствие. Коротко извинился перед офицерами и подошел к ней.
– Как дела, утенок? – Он улыбался, однако с его лица все еще не сошло выражение тревоги. – У тебя выдалось свободное утро?
– До самого полудня. Тебя что-то беспокоит?
– И сам толком не знаю. Принц уверен, что его люди готовы к решительным действиям. Я так не считаю.
– Означает ли это, что осаду придется снять?
Руфус задумчиво глянул на замок. Над его башнями по-прежнему гордо реяли знамена и вымпелы – живое свидетельство отваги и стойкости осажденных.
– Через пару дней у них должен кончиться запас воды. Даже если им удалось наполнить все бочонки в погребах, пять сотен людей и черт знает сколько лошадей вряд ли долго на этом продержатся. – Заботливый взгляд скользнул по ее лицу. – Вряд ли будет толк от шляпы, которую таскают в руках. – Он надел на Порцию шляпу, заломив поля самым залихватским образом. – Ты какая-то вялая. Не заболела?
– Нет. Это все из-за жары, – с напускной бодростью заверила она. – А что будет с Оливией, и с Фиби, и с Дианой и ее девочками?
– Они вольны отправиться куда им угодно. Это все еще тебя тревожит?
– Меня тревожит то, что им приходится сейчас страдать, – прямо призналась она.
– У Като есть все возможности прекратить их страдания, – отрезал Руфус. – Нужно только спустить знамена и открыть ворота в крепость.
– И тогда ты повесишь его на башне, – заключила она.
– Нет. Он станет королевским пленным, а не моим. А я заинтересован только в том, чтобы он сдался. – Его холодный тон давал понять, что вопрос исчерпан.
Порция промолчала, однако не скрывала своего недовольства. Угловатое лицо упрямо застыло в тени от полей шляпы. Она не поверила Руфусу. Он ввязался в войну только ради собственной выгоды. И уже добился помилования и восстановления в правах, однако все еще желал отнять у Като жизнь в отместку за отца.
Руфус не сразу сообразил, с каким напряжением дожидается ее ответа, хотя понимал – она не станет, не сможет отвечать ему так, как ему хотелось бы. Декатур сгорал от желания услышать, что она все понимает, что с радостью разделит с ним заслуженную победу. Однако было ясно, что он не добьется большего, чем это молчаливое принятие его понятий о долге и столь же молчаливая преданность человеку, которого она любит. А еще Руфусу было ясно, какую боль причиняет Порции это молчание.
Не выдержав напряженной тишины, он сердито зашагал обратно к столу. Колесница войны запущена, и уже никто – даже граф Ротбери – не в силах остановить по собственному желанию ее бег.
Порция нерешительно поплелась в сторону столовой. Ее мучил голод и в то же время, мутило при одной мысли о еде. Она до сих пор не завтракала. Кажется, даже ее тело испытывало растерянность, не зная, как реагировать на бывший некогда привычным и удобным мир. Груди стали тяжелыми и болезненными, настроение менялось от беспричинного восторга до глубочайшего уныния, и она то готова была сцепиться с кем угодно, то улыбалась всем напропалую. Все чаще ее посещала мрачная мысль, что воспроизводство себе подобных – чрезвычайно утомительное занятие.
И она по-прежнему ничего не говорила Руфусу. О, она очень хотела с ним поделиться, но все еще чувствовала себя не вполне готовой. Наверное, сначала следовало разобраться в собственных чувствах – и вдобавок одолеть снедавший ее страх. Страх не получить от Руфуса тот ответ, в котором она нуждалась. Ведь у него уже были дети, и вряд ли очередное отцовство будет иметь для Декатура большое значение. Он, конечно, не станет отказываться от ребенка, но скорее всего воспримет известие о нем, равнодушно пожав плечами и пообещав свое покровительство – и тема будет закрыта. Ребенок останется незаконнорожденным, а его мать – любовницей Руфуса. Их связь основана исключительно на взаимной любви и уважении. И можно не сомневаться, что так оно и будет впредь, – но вот захочет ли Руфус ради ребенка соблюсти формальности?
Порция так нуждалась в большем, намного большем, чем равнодушное признание своего долга. Сама мысль о том, что ее ребенку будет уготована та же судьба, что и ей – с первых дней существования осознать себя никому не нужной, досадной помехой, обузой, для которой нет места в этом мире, – была непереносима. Не говоря уже о том, что внебрачное потомство незаконнорожденной матери наверняка будет проклято вдвойне.
Порции требовалось хоть с кем-то поговорить. Довериться живой душе, выговориться, пожаловаться на свою тревогу и страх… Но здесь, кроме Руфуса, у нее не было ни одного человека, с которым можно было бы обсуждать подобные вещи.
– Эй, малышка, ты где пропадала весь завтрак? – окликнул ее Билл на пороге палатки, отведенной под столовую. – Я нарочно припас для тебя ломоть бекона пожирнее да свежие лепешки!
– Спасибо, Билл, но мне довольно одних лепешек, – поспешно возразила Порция, стараясь не глядеть на белесые слои жира на беконе, который новар собирался бросить на сковороду.
– Как хочешь, малышка. Только у нас нечасто случается такой шикарный завтрак.
– Как-нибудь в другой раз, Билл. У тебя нет молока?
– А как же, в кувшине вон в том углу, – И он кивнул на заднюю стенку палатки, где в лохани с ледяной водой выстроились в ряд глиняные кувшины.
Порция с жадностью пила молоко прямо из кувшина. Холодное, свежее, его только этим утром надоили от нескольких коров, обнаруженных в небольшом хлеву у края долины. Это, конечно, были коровы Грэнвилла, которых выгнали на выпас. И теперь тем, кто сидит за стенами крепости, не достанется ни капли молока. Порция поставила кувшин на место и задумчиво опустила палец в холодную воду. Что должен чувствовать человек, лишенный воды? Человек, каждый день вынужденный экономить жалкие капли и понимающий, что даже им вот-вот придет конец?
Даже если бы Като сумел воспользоваться тайным ходом для своих лазутчиков, они не в состоянии доставить в замок достаточное количество воды. И с каждым днем маркиз со все большим отчаянием будет всматриваться в окрестные горы в ожидании, что кто-то придет ему на выручку. Но ни у Фэрфакса, ни у Левена не найдется сейчас ни времени, ни свободных людей, чтобы помогать какому-то замку – обоим приходится несладко после разгрома под Йорком.
Из полумрака просторной палатки Порция внимательно разглядывала ров – он очень обмелел. Паводок давно спал, и вот уже шесть недель не было дождя. Сквозь тонкий слой воды был ясно виден ил на дне. Если она залезет в воду, то окажется так низко, что ее сможет заметить лишь человек, стоявший прямо на краю рва. А пикеты никогда не спускаются к самому краю. Они обходят вокруг лагеря и по валу надо рвом и при этом смотрят только прямо или наверх, на передвижения на крепостных стенах. К тому же дым от смоляных костров послужит дополнительным укрытием.
Спускаться в ров прямо напротив моста слишком рискованно. Там Декатур расставил больше всего часовых. Но чуть в стороне, к примеру напротив утиного острова… Там обычно намного темнее, и свет от лагерных костров туда почти не проникает. Если там Порция заберется в воду, а потом поплывет, держась возле самого берега, то вряд ли ее смогут заметить. А тайный ход находится как раз под мостом. И хотя сейчас он поднят, массивная опора даст достаточно тени, чтобы Порция спокойно успела проникнуть внутрь.
Ее почти не удивило, что этот план сложился в голове как бы сам по себе, еще до того, как она успела принять окончательное решение. Необходимость побывать в замке и повидать Оливию и Фиби казалась совершенно естественной и жизненно важной. Она должна была убедиться, что с подругами не случилось ничего плохого, и ей необходимо было хоть с кем-то посоветоваться о собственном состоянии. В конце концов, эти девушки не имеют ни малейшего отношения к проклятой войне и тем более к сваре между Като и Руфусом. Она не предаст Руфуса, если просто поговорит с ними. Ведь он понял это однажды… и смирился с тем, что ей это действительно нужно. А с тех пор все осталось по-прежнему.
Порция начала готовиться к вылазке с той же целеустремленностью и обстоятельностью, с какой накануне составляла план. Прежде всего, она поменялась дежурствами с Полом, который был только рад избавиться от самой утомительной смены между полуночью и четырьмя часами утра. Руфус ничего не имел против ее ночного дежурства и того, что сразу после ужина Порция отправилась спать, тем более что он отлично проводил время с принцем Рупертом и его офицерами.
Когда Руфус в двенадцатом часу пришел в палатку, Порция прикинулась спящей, хотя, конечно, ей было не до сна. Декатур не стал зажигать свет – ему было достаточно смутных отблесков факела, проникавших через полог у входа. Порция не боялась, что он станет беспокоить ее за полчаса до начала караула, и затаилась на узкой койке, вслушиваясь, как Руфус снимает сапоги. Даже теперь она чувствовала на себе его взгляд и то, как он ловит ее ровное дыхание… Но вот наконец Декатур отьернулся, и девушка облегченно перевела дух, чутко улавливая каждое его движение в тесном, напоенном травянистым ароматом пространстве палатки.
Она представляла себе Руфуса так же ясно, как если бы следила за ним при свете дня. Любовь и страстное желание обострили чувства. Вот он расстегнул перевязь, вот возится с пряжкой поясного ремня, расстегивает рубашку… вот привычным, резким и решительным движением вытаскивает полы рубашки из штанов. Перед ее закрытыми глазами предстала широкая грудь с плоскими твердыми сосками, рыжие жесткие волосы, густой полосой спускавшиеся к подтянутому мускулистому животу и ниже, еще ниже… Вот он стаскивает с себя штаны, нетерпеливо стряхивает их с ног и расстегивает подвязки на чулках.
Узкая походная кровать жалобно заскрипела под его огромным телом, и Порция точно знала, что Декатур улегся спать в исподнем. Чего никогда бы не случилось, если бы он лег с ней рядом… Она невольно улыбнулась. Мысль о том, что Руфус целомудренно почивает в нижнем белье, если не имеет возможности разделить с ней ложе, приятно щекотала самолюбие.
Глаза вдруг стали слипаться – так подействовало на Порцию сонное, глубокое дыхание Руфуса. Забытье уносило ее прочь, покачивая на легких лебединых крыльях…
Она вскочила как ужаленная: Руфус ласково держал ее за плечо, а сквозь полог доносился хриплый шепот разводящего, окликавшего ее по имени.
– Ты спала как мертвая, – чуть слышно промолвил Руфус.
Порция невольно застонала. Нет, это невыносимо… Ее разбудили слишком внезапно, прервав самый первый, самый сладкий сон, и истерзанный организм откликнулся немедленным приступом тошноты.
– Ты лучше не вставай. Я сам за тебя подежурю, – предложил Руфус.
– Нет… нет… – Она выпрямилась, стараясь поскорее избавиться от липких тенет забытья. – Нет, это моя обязанность, и я сама с ней справлюсь. – Девушка решительно скинула одеяло и спустила ноги с кровати, изо всех сил надеясь, что дурнота не одолеет ее прямо тут, в палатке.
– Порция, ты не заболела? – В голосе Руфуса слышалась тревога.
– Нет… нет… – Она порывисто тряхнула головой. – Просто слишком противно просыпаться вот так, среди ночи. – И Порция потянулась за штанами, висевшими в изножье кровати. В последнее время она взяла в привычку ложиться спать в одежде, снимая только штаны, и теперь оставалось лишь продеть в них ноги, натянуть сапоги – и все готово.
Порция осторожно поднялась с кровати. Все поплыло перед глазами, желудок свело болезненном спазмом. Пришлось закусить до крови щеку, чтобы эта боль пересилила дурноту и позволила застегнуть перевязь. Сабля и кинжал лежали под рукой и легко скользнули в ножны. Опираясь на палаточный шест, Порция взялась за сапоги.
Руфус лежал приподнявшись на локте и напряженно следил за ней в сумраке палатки. Он чувствовал, что здесь что-то не так. Неужели во всем виновато лишь неожиданное пробуждение? Внутренний голос твердил, что Порцию следует немедленно уложить обратно в постель. Однако если он будет настаивать, то рискует лишить ее того уважения, которого девушка с таким трудом добилась среди солдат. Она ни за что не желала никаких поблажек, и одно или два предложения подменить ее на посту были отвергнуты с возмущением и чуть ли не обидой.
Вот Порция спрятала саблю в ножны, а кинжал за голенище. Она настолько овладела собой, что сумела улыбнуться на прощание и послала воздушный поцелуй, прежде чем выскользнула из духоты палатки.
Руфус остался один; он лежал в глубокой задумчивости, закинув руки за голову, и не мог справиться с тревожным чувством, для которого вроде бы не должно быть никаких оснований.
Порция кивнула разводящему, который ее разбудил, и направилась к границе лагеря. Ей предстояло заменить стоявшего здесь на посту солдата. Этот пост она нарочно выбрала для своих целей: сюда никогда не назначали двоих, и потому он как нельзя лучше подходил для осуществления дерзкого плана. Основная деятельность была сконцентрирована на том краю лагеря, что смотрел на замок, а с этой стороны, обращенной к горам и к лесу, царили тишина и безлюдье. Солдатам нечего было здесь делать. Рядом не проходил ни один из маршрутов ночных дозоров. И никто не успеет заметить, что в эту ночь назначенный на пост часовой исчезнет на час или даже на два. Конечно, трудно было предусмотреть все случайности, но Порция верила в удачу и в то, что идет на оправданный риск.
– Черт побери, наконец-то! – просиял при ее появлении Адам. – Послушай, вроде бы меня должен сменить Пол?
– Мы поменялись. Мне нужно кое-чем заняться завтра утром.
– Ага, понятно, – охотно закивал Адам. – Ну и занудный же здесь пост! Может, хоть тебе он придется по вкусу? – Приветственно помахав рукой, Адам заспешил в лагерь, уже предвкушая добрую кружку эля в солдатской столовой.
Порция почувствовала, что тошнота бесследно прошла. Наверное, тревога и возбуждение сработали как противоядие. Для начала она обошла свой участок три раза подряд. Ни одной живой души. Не было слышно ни звука – только отдаленный шум военного лагеря, шелест и суета мелких ночных зверюшек да занудный голос козодоя. Серебристый рожок молодой луны изредка поблескивал в разрывах грозовых туч, клубившихся на небе. Иногда сквозь них проникал и звездный свел», но в основном ночной покров был совершенно непрогляден – как и положено в первых числах июня.
Порция прошла по опушке леса и нашла тот дуб, что присмотрела накануне. Под мягким покровом мха у его корней она еще днем припрятала темную шапку, под которую собиралась убрать волосы. Теперь следовало снять сапоги, чулки и белую рубашку и спрятать их на месте шапки. Толстая куртка из грубой шерсти неприятно натирала и колола кожу, зато помогала слиться с неясными ночными тенями.
Сабля также присоединилась к свертку с одеждой подо мхом. Кинжал Порция надежно замотала в полотно и полоской того же полотна крепко привязала к икре.
С собой она захватит также фрукты, что оттопыривали карманы штанов: яблоки и персики. Более нежные деликатесы попросту пропали бы в грязной воде во рву, да к тому же, если человек действительно страдает от жажды, он будет несказанно рад именно этим сочным плодам. Напоследок Порция закутала рот и нос шейным платком. Осторожно переступая босыми ногами, она направилась к замку вдоль рва, пока не оказалась напротив утиного островка.
С холма пришлось спускаться по-пластунски. Дозор шел по давно установленному пути длиной в две сотни ярдов между постами. И как только солдаты достигли самой дальней от нее точки и еще не успели развернуться, Порция ловко преодолела последние несколько ярдов и перевалилась через край рва. Там она задержалась, чтобы найти опору для ног и удержаться над поверхностью воды, ухватившись за корявый корень, торчавший над головой.
Как всегда, под крепостными стенами полыхали костры, однако платок мешал дыму проникать в легкие и при необходимости заглушил бы невольный кашель. Она подождала, пока дозорные вернутся и снова направятся прочь по своей тропе, и ринулась вперед, прижимаясь животом к откосу. Она намерена была остаться сухой как можно дольше. Между утиным островом и подъемным мостом располагалось три поста и ходило три дозора, причем самым опасным участком, конечно, был тот, что ближе всего подходил к лагерю.
Ей повезло. И даже удалось нащупать ногами что-то вроде узенького карниза. Продвигаться приходилось боком, зато под постоянным прикрытием высокого края рва. Но вот во мраке смутно прорисовались контуры мощных опор подъемного моста. Над головой прозвучали приглушенные голоса менявшихся на посту часовых, но в лагере было тихо. Голоса доносились со стороны замка – по крайней мере, Порции очень бы этого хотелось.
Она повернулась лицом к замку и набрала побольше воздуха в легкие. Только ни о чем не думать – иначе никогда не решиться! Стараясь не обращать внимания на склизкие плети водорослей, цеплявшихся за ноги, Порция нырнула, чтобы под водой преодолеть короткое расстояние до внешней крепостной стены.
У стены она высунулась из воды всего лишь на миг, едва успела перевести дыхание и снова опустилась и сидела под водой до тех пор, пока легкие чуть не лопнули от недостатка кислорода и от жгучего дыма, который пришлось вдохнуть. Но это было необходимо. А вдруг на поверхности воды осталась рябь, пока она плыла? Если часовой заметит эту рябь, но после этого ничего не произойдет – он просто отвернется и забудет.
Наконец девушка не выдержала и осторожно подняла голову над водой. Уродливые тени опор чернели прямо над головой. Там, где кромка воды прикасалась к крепостной стене, камни обросли зелеными водорослями. Но выше камень был совершенно чистым, и Порция легко узнала так запомнившийся еще с зимы узор трещин. Ей пришлось прижаться к стене всем телом, чтобы нащупать хотя бы малюсенькую щелочку для опоры – иначе невозможно будет выбраться из воды. Щелочка нашлась – действительно, на нее можно было опереться одними пальцами, но и этого оказалось достаточно, чтобы легкое гибкое тело приподнялось до уровня потайной двери.
Но где ей искать пружину, чтобы отпереть дверь? В прошлый раз Порция нажала на нее совершенно случайно. Теперь же надо быстро найти заветное место, полагаясь на одну лишь удачу. Ну что ж, по крайней мере площадь поисков ей известна: скрытый запор находился где-то на самой двери, а не под камнями вокруг нее. Порция нащупала правый верхний угол двери и сильно нажала сразу двумя руками. Затем опустилась на несколько дюймов и нажала вновь.
Несмотря на душную предгрозовую ночь, она моментально продрогла из-за того, что мокрая холодная одежда липла к телу. Вскоре Порцию начал бить озноб, а зубы застучали так громко, что это наверняка мог кто-нибудь услышать. Правда, теперь она сомневалась, трясет ее от холода или от напряжения, – главное было не сдаваться, не прекращать поисков проклятой защелки!
И наконец, это случилось. Раздался тихий щелчок, и дверь подалась. У Порции захватило дух. Перед ней был вход в подземелье – в точности как в прошлый раз. Она перекатилась внутрь, в потайной ход. На этот раз здесь царила еще более густая тьма.
На миг она заколебалась, не решаясь закрыть за собой дверь. Еще не поздно вернуться на пост… и вообще выбросить из головы эту сумасбродную затею. Трясясь от озноба, громко стуча зубами, Порция замерла на месте. Если она сейчас же вернется…
Рассудок все еще смаковал мысль о возвращении, о чистой сухой рубашке, что ждет хозяйку под корнями старого дуба, – а тело двигалось как бы само по себе. Она прикрыла дверь и на ощупь двинулась знакомой дорогой. Вот и подземная кладовая. Теперь здесь было пусто. Порция двинулась к проему в дальней стене: оттуда можно попасть на лестницу. Стараясь ни о чем не думать, она двигалась быстро и бесшумно.
Заботливо смазанные петли издали чуть слышный звук, и распахнулась знакомая дверь на кухню. Мертвая тишина буквально давила на уши. Огонь в печи давно погас, и даже огромные часы почему-то молчали. Порция тенью пронеслась через кухню к черной лестнице. В этот миг она услышала невнятное сопение и бормотание. Она замерла на месте, распластавшись по стене и молясь про себя, чтобы темная одежда помогла ей слиться со смутными тенями по углам темной кухни. Звуки раздались вновь, и Порция облегченно перевела дух. Это просто чей-то храп. Наверное, кто-то из поварят прикорнул прямо здесь, на лавке возле печи.
Подобно заправскому шпиону во вражеском лагере, Порция ловко двинулась дальше, к лестнице. По ней можно подняться до мало посещаемого коридора, который пересекается с более широким главным проходом с расположенными вдоль него хозяйскими покоями.
Теперь Порция почти позабыла, что страдает от холода в своем мокром платье. Обмирая от страха и нетерпения, она спешила к спальне Оливии. Осторожно нащупала ручку, открыла дверь и скользнула внутрь. И только когда задвинула запор, поняла, что сердце чуть не выскочило у нее из груди.
