Текст книги "Кошки-мышки"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

Глава 36

Когда-то, давным-давно, Бабуля Нана научила меня играть на рояле.

В те дни старый инструмент стоял в комнате, словно постоянное приглашение создавать в доме музыку. Как-то днем Бабуля услышала, как я пытаюсь воспроизвести некое подобие буги-вуги. Мне было одиннадцать лет, но я помню это так отчетливо, словно все происходило вчера. Нана неслышно впорхнула в комнату и уселась рядом со мной на скамеечку. Точно так же поступаю и я сейчас, занимаясь с детьми музыкой.

– Я думаю, что с этим джазом ты немножко поторопился, Алекс. Давай я покажу тебе нечто более подходящее. То, с чего ты можешь начать свою музыкальную карьеру.

Она предложила самое простое: всевозможные гаммы, упражнения для пальцев, и я повторял их каждый день, пока не пришло время, когда я смог по-настоящему оценить и играть Моцарта, Бетховена, Генделя и Гайдна. И все это благодаря стараниям Бабули Наны. Она занималась со мной с одиннадцати до восемнадцати лет, до той поры, пока я не поступил в колледж Джорджтауна, а затем и в институт Хопкинса. К тому времени я мог исполнить любой джаз, а заодно определился и с тем, что мне нравится и почему.

Когда я вернулся поздно вечером из Делавара, я обнаружил Нану сидящей за роялем на веранде. Вот уже много лет я не слышал, как она играет.

Я вошел совершенно бесшумно и несколько минут стоял в дверях, наблюдая за ней. Нана исполняла Моцарта с чувством, которое выдавало ее глубокую любовь к музыке. Как-то раз она сказала мне: «Очень грустно, что никто не знает, где похоронен великий Вольфганг».

Когда замер последний звук, я прошептал:

– Браво. Это было великолепно. Нана повернулась ко мне:

– Глупая старуха, – проворчала она, смахивая с ресниц набежавшие слезы.

– Совсем не глупая, – заявил я, присаживаясь рядом и обнимая ее. – Старая – не спорю. Старая и капризная. Но не глупая.

– Я неожиданно вспомнила третью часть 21-го концерта Моцарта, и то, как я когда-то исполняла ее, – она вздохнула. – Вот и всплакнула. Мне было так хорошо и легко.

– Извини за вторжение, – сказал я, не отпуская ее из своих объятий.

– Я люблю тебя, Алекс, – шепнула Бабуля. – А ты еще не разучился играть «Луну» Дебюсси?

Она устроилась поудобней рядом со мной, и я взял первый аккорд…

Глава 37

Работа, сопровождаемая вздохами и стонами, продолжилась на следующее утро.

Первым делом я получил по факсу от Кайла Крейга данные о работе его агента Томаса Пирса. Это было описание убийств, совершенных мистером Смитом в разных городах: Атланте, Сент-Луисе, Сиэтле, Сан-Франциско, Лондоне, Гамбурге, Франкфурте и Риме. Пирс помог схватить убийцу в Форте-Лодердейл, но тот не имел отношения к преступлениям мистера Смита.

Далее следовали статьи под следующими заголовками:

«ТОМАС ПИРС ВСЕГДА ДЕРЖИТ МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ В ГОЛОВЕ»

«СПЕЦИАЛИСТ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ УБИЙСТВ ПРИБЫЛ В СЕНТ-ЛУИС»

«ТОМАС ПИРС ПРОНИКАЕТ В МОЗГ УБИЙЦ» «СЕРИЙНЫЕ УБИЙЦЫ ГЕНИАЛЬНЫ ЛИШЬ ИНОГДА. АГЕНТ ТОМАС ПИРС – ВСЕГДА» «ТОМАС ПИРС РАССЛЕДУЕТ УБИЙСТВА СВОИМ УМОМ, ПРИЧЕМ САМЫЕ ЖУТКИЕ»

Если бы я не знал Кайла, то посчитал бы, что он пытается вызвать во мне чувство глубокой зависти к успехам Пирса. Но я не завидовал, да и времени на это у меня просто не было.

Перед полуднем я выехал в Лортонскую тюрьму – мое самое нелюбимое место во Вселенной.

В федеральной тюрьме усиленного режима время течет крайне медленно. Как будто вас погрузили под воду и удерживают невидимые руки. Этот процесс тянется дни, годы, а то и десятилетия.

В корпусе максимальной безопасности заключенные находятся в камерах по двадцать два – двадцать три часа в сутки. Тоска неописуемая и невообразимая для тех, кто ни разу не попадал за решетку. Это просто нельзя вообразить. Гэри Сонеджи рассказывал мне о своем состоянии, когда я навещал его в Лортоне несколько лет назад. Сравнение с погружением в воду принадлежит ему.

Он даже поблагодарил меня за то, что я предоставил ему такую возможность, обогатившую его жизненный опыт. При этом он добавил, что если ему выпадет шанс отплатить, он обязательно им воспользуется. Чувство того, что мое время подошло, овладевало мной все больше и больше. Теперь оставалось только догадываться, насколько мучительной окажется расплата.

Это просто нельзя было вообразить.

Я тоже чувствовал себя, словно в аквариуме, меряя шагами маленькую комнату рядом с кабинетом начальника тюрьмы на пятом этаже.

Меня ждала встреча с убийцей-рецидивистом Джамалом Отри. Он заявил, что располагает важной информацией о Сонеджи. В Лортоне Отри был известен под кличкой «Верняк» – трехсотфунтовый хищник, убивший в Балтиморе двух проституток-тинэйджеров.

«Верняка» доставили ко мне в наручниках два вооруженных охранника с дубинками и препроводили в маленький кабинет.

– Ты Алекс Кросс? – недоверчиво смерил меня взглядом Отри. – Ничего себе! В этом что-то есть.

Когда он говорил, то криво улыбался и характерно для среднего Юга гнусавил. Его нижняя челюсть настолько отвисала вниз, что напоминала слюнявчик. К тому лее у Отри были маленькие, неправильно расположенные поросячьи глазки, бегающий взгляд которых казался неуловимым. Он продолжал улыбаться, словно его ждало досрочное освобождение или он крупно выиграл в какой-нибудь тюремной лотерее.

Я объявил охранникам о своем желании побеседовать с заключенным наедине. Хотя Джамал и был в наручниках, конвоиры покинули кабинет с явной неохотой. Мне ничуть не был страшен этот громила. Я ведь не беззащитная девочка-тинэйджер.

– Может быть, я не оценил твоего юмора? – наконец обратился я к Отри. – Что ты все время скалишься?

– Ничего, проехали. Ты ведь во все врубаешься, доктор Кросс. Я просто чуток к тебе пригляделся. А юмор будет, это я гарантирую. Только не все сразу.

Пожав плечами, я продолжил разговор:

– Ты просил о встрече со мной, Отри, значит, тебе есть что рассказать. Да и ты чего-то ожидаешь от нашего свидания. Я явился сюда не для того, чтобы выслушивать твои дурацкие шутки и развлекать тебя. Хочешь назад в камеру – разворачивайся и уматывай.

Продолжая улыбаться, Джамал присел на один из стульев.

– Мы оба хотим кое-что друг от друга поиметь, – теперь он пытался перехватить мой взгляд. Улыбка испарилась, а глаза приобрели жесткое выражение.

– Ну, ладно, выкладывай, что у тебя есть важного. Тогда посмотрим, что я смогу сделать для тебя взамен. Можешь не сомневаться, я постараюсь, – убедительно кивнул я.

– Сонеджи называл тебя крутой задницей. Мол, слишком ты умный для копа. Ну-у, сейчас увидим, – протянул он.

Я проигнорировал грязный жаргон, так и сыплющийся из его огромной пасти. У меня не выходили из головы две убитые Джамалом шестнадцатилетние девушки. Наверняка он так же гнусно улыбался и им.

– А ты часто с ним болтал? Может быть, Сонеджи – твой дружок?

Отри отрицательно помотал головой, а его свинячьи глазки не двигались. Он словно впился в меня взглядом:

– Э, нет, парень. Он говорил со мной только тогда, когда ему что-то было от меня нужно. А так он всегда молча сидел в камере и пялился куда-то в пустоту, в небо. Как будто на Марс или еще куда. Да и дружков-то у него здесь не было. Ни одного.

Отри доверительно наклонился вперед: сразу стало понятно, что ему есть что сказать, и эта информация стоила многого. Он понизил голос так, словно в кабинете, кроме нас двоих, присутствовал еще кто-то.

«Чуть ли не сам Гэри Сонеджи», – невольно подумал я.

Глава 38

– Слушай меня. У Сонеджи не было ни единого приятеля здесь. Да он в этом и не нуждался. У него в башке неполадки наблюдались. Ты меня понял? А ко мне обращался только в крайнем случае.

– И какие же услуги ты оказывал Сонеджи? – тут же осведомился я.

– Несложные. Доставал ему курево, порнокартинки, да и так, по мелочам. Он мне платил за то, чтобы я убирал подальше неугодных ему людей. У Сонеджи всегда капуста водилась.

Я не раз задумывался над этим. Кто снабжал Гэри деньгами, пока тот находился в Лортоне? Уж во всяком случае, не жена. По крайней мере, я так считал. У него еще оставался дед в Нью-Джерси. Может быть, он? Насколько мне было известно, у Гэри имелся всего один приятель, да и то это было давно, еще в школьные годы.

Джамал Отри продолжал разглагольствовать:

– Можешь проверить у кого угодно, парень. Защиту я Сонеджи предоставлял первоклассную – лучшую здесь не купишь. Да и против меня кто попрет?

– Я не слишком улавливаю твою мысль, – перебил я Отри. – Если можно, расскажи поподробнее. Мне важно знать все до мелочей.

– Здесь можно защитить какого-то одного человека в течение какого-то времени. Но не навсегда. Вот в чем дело. Тут был один уголовник, звали его Шариф Томас. Ненормальный такой черномазый ублюдок из Нью-Йорка. С ним посадили и двух его дружков – Обормота и Кукушку. Эта парочка та еще, с ними тоже лучше не связываться. Шариф уже откинулся, но когда он еще был тут, то вел себя так, будто ему сам черт не брат. Хочешь немного прищучить Шарифа, тогда лучше сразу пришей его. А для надежности – пришей дважды.

Рассказ Отри становился интересным. Он не обманул моих надежд. Да, ему было чем поделиться:

– А какая связь была между Сонеджи и Шарифом? – попробовал я сразу выйти на нужную линию.

– Сонеджи пытался загасить Шарифа. Хорошую сумму выкладывал. Но Шариф – парень смекалистый. Да и повезло ему тогда…

– А зачем Сонеджи потребовалось убивать Шарифа?

Отри буквально пронзил меня своим ледяным взглядом:

– Ты не забыл о нашей сделке? Я получу за это хоть что-нибудь?

– Я внимательно тебя слушаю, Джамал. Я приехал сюда специально для этого. Так что же произошло между Шарифом Томасом и Сонеджи?

– Сонеджи нужно было убрать Шарифа за то, что тот его опустил. И не один раз. Томас пытался доказать Гэри, что он – Шариф – настоящий мужик здесь, а Гэри – получеловек, нечто вроде дырки для пользования. Пожалуй, у этого типа крыша поехала еще круче, чем у Сонеджи.

Я только покачал головой и весь подался вперед, стараясь запомнить каждое слово Отри. Слушая Джамала, я смутно догадывался, что все же в его рассказе что-то не стыкуется.

– Но как это могло произойти? Ведь Гэри был изолирован от остальных заключенных. Он находился в отсеке максимальной безопасности. Как, черт побери, Томас вообще мог попасть туда?

– Ох, ты, Боже мой! Нашел трудности, тоже мне! Здесь дела делаются не хуже, чем на воле. Тебе просто про тюрягу много лапши понавешали. Тут все решается быстро. И так было всегда.

Я внимательно посмотрел на Отри:

– Итак, получается, что ты брал деньги, чтобы оберегать Сонеджи, а Томас все равно к нему пробирался и насиловал? Так получается? Или ты что-то недоговариваешь?

Я чувствовал, что Джамал наслаждается своим положением. Видимо, самое «вкусное» он приберегал напоследок. А, может, ему просто нравилось иметь хоть на какое-то время некоторое превосходство надо мной.

– Ты угадал. Я сказал еще не все. Шариф заразил Сонеджи СПИДом. Да-да, приятель. Это точно, чтоб мне провалиться. И Сонеджи сейчас подыхает. Твоему старому дружку Гэри жить осталось очень недолго. Так вот Бог наказал его.

Когда я это услышал, мне показалось, будто кто-то отправил меня в нокдаун. Однако я и бровью не повел, чтобы не дать еще одного преимущества над собой. Наконец я понял, почему Сонеджи стал вести себя так бесстрашно и отчаянно. Итак, он болен. Неизлечимо болен. У него СПИД. Он умирает, и ему теперь терять нечего.

Но правду ли говорит Отри? Насколько ему можно доверять? От этого зависело теперь очень многое.

Я отрицательно помотал головой:

– Не верю, Джамал. Да и какие у тебя могут быть доказательства?

Он надулся, что, впрочем, тоже могло быть частью его игры:

– Не хочешь – не верь. Но тебе все равно придется это сделать. Гэри переслал мне сюда записку два дня назад. И там сообщил, что у него СПИД.

Итак, круг замкнулся. Отри знал с самого начала, что я у него в руках. Теперь я должен был узнать окончание той шутки, которую Отри пообещал мне в самом начале нашей встречи. Однако я решил еще немного подыграть ему и спросил:

– Но зачем Сонеджи понадобилось именно тебе объявлять, что он умирает?

– Сонеджи был уверен, что ты явишься сюда задавать вопросы. Он неплохо знает тебя, парень. Даже лучше, чем ты его. Так вот, Гэри велел мне рассказать об этом лично тебе. Он написал мне, что умирает. Но на самом деле записка предназначалась для тебя. Вот что он хотел передать.

Джамал Отри снова криво улыбнулся:

– Ну, что скажешь теперь, доктор Кросс? Ты получил то, за чем приезжал?

Да, я получил сполна. Итак, Сонеджи умирает. И теперь он хочет, чтобы я последовал за ним в ад. Он бушует и неистовствует потому, что ему нечего больше терять, и теперь он не боится больше никого на этом свете.

Глава 39

Как только я добрался домой из Лортонской тюрьмы, я сразу же позвонил Кристине Джонсон. Мне было необходимо встретиться с ней и хотелось немного отвлечься от работы. Застыв от напряжения возле телефона, я пригласил ее пообедать со мной в ресторан «У Джорджии Браун» на Макферсон-сквер. Я ожидал ответа, затаив дыхание. Кристина приятно удивила меня: она сразу же согласилась.

Все еще во власти переживаний (и, надо заметить, это состояние даже доставляло мне удовольствие), я отправился к Кристине домой с огромной красной розой. Она мило улыбнулась и, приняв цветок, так бережно, словно это была Бог знает какая драгоценность, поставила его в вазу.

Кристина потрясающе смотрелась в серой мини-юбке и блузке с глубоким V-образным вырезом соответствующего цвета. По дороге в ресторан мы обменялись новостями сегодняшнего дня, и, должен сказать, ее день сложился куда приятней.

Мы оба были голодны и сразу же набросились на горячие бисквиты с прослойкой из персикового масла. Мое настроение определенно улучшалось. Кристина заказала королевские креветки, а я остановил свой выбор на красном рисе с большими кусками жареной утки, креветками и колбасками.

– Вот уже долгое время никто не дарил мне роз, – призналась Кристина. – Мне очень приятно, что ты позаботился об этом.

– Ты тоже была со мной сегодня очень добра, – тут же нашелся я, и мы приступили к еде.

Кристина склонила голову и принялась рассматривать меня под необычным углом, будто увидела что-то новое. Я давно заметил, что она имеет привычку делать это.

– И в чем же выразилась эта доброта? – поинтересовалась она.

– Ну, хотя бы в том, что ты не говоришь мне, будто я – не самый приятный человек, с которым тебе приходится ужинать сегодня вечером. Ведь тебя пугает моя профессия, верно? К тому же, ты не настаиваешь, чтобы я немедленно бросил свою работу и занялся чем-нибудь более спокойным.

Кристина отпила глоток вина и улыбнулась. Сейчас она показалась мне совершенно земной и почти домашней:

– Ты чересчур честный, Алекс. И к тому же умеешь ловко использовать свое чувство юмора. Между прочим, я еще не помню случая, чтобы ты упустил возможность продемонстрировать его. Что же касается работы, то я успела заметить, что ты каждый раз выкладываешься даже больше, чем на сто процентов.

– Всю эту ночь я старался забыться и витал где-то далеко от дел. Дети боятся, как бы у меня не наступило сумеречное состояние разума.

Она засмеялась и закатила глаза к потолку:

– Немедленно перестань. Уж кто-кто, но только ты не из той породы людей, которые способны замыкаться в себе. А здесь мне очень нравится. Дома я бы ограничилась чашкой сладких хлопьев.

– Хлопья лучше запивать молоком. А если еще при этом устроиться поудобней на кровати перед телевизором или с интересной книжкой… Ничего плохого тут я не вижу.

– Да, примерно так я и думала провести остаток дня. Я даже выбрала роман и успела одолеть пару глав. Но теперь я даже рада, что ты позвонил и вытащил меня из моего сумеречного состояния. Ты, наверное, действительно считаешь меня ненормальной, – снова улыбнулась Кристина. – Как там поется в известной песенке: «Пышка мисс Клоди, я схожу с ума»? Кажется, так.

– Из-за того, что встречаешься со мной? – я рассмеялся. – Конечно, ты сумасшедшая.

– Да нет же, – она тоже не смогла сдержать веселого хохота. – Совсем по другому поводу. Я ведь сначала сказала, что нам не следует продолжать отношения, а теперь вот сижу здесь, в «Джорджии Браун», забыв напрочь и о недочитанной книге, и о хлопьях с молоком.

Я заглянул ей в глаза, и мне захотелось еще долго-долго сидеть рядом с Кристиной. Ну, хотя бы до того момента, когда сама Джорджия Браун попросит нас освободить помещение ее ресторана.

– Так что же изменилось? – я удивленно приподнял брови. – Что произошло?

– Просто я перестала бояться, – внезапно призналась Кристина. – Ну, почти перестала. Может, еще чуточку страха осталось, но и это я преодолею.

– Не сомневаюсь. Мы оба постараемся. Я ведь тоже был как на иголках.

– Правда? Как хорошо, что ты откровенен со мной. Я вообще представить себе не могла, что ты можешь нервничать по какому-либо поводу.

Около полуночи я отвез Кристину домой. Когда мы ехали по шоссе Джона Хансена, я только и мечтал о том, как бы дотронуться до ее волос, погладить по нежной щеке, еще кое о чем. Да, я безусловно мечтал кое о чем еще.

Когда я провожал ее к двери, то почувствовал, что мне снова не хватает воздуха. Я касался ладонью ее локтя, а она сжимала в руке связку ключей.

Меня пьянил аромат ее духов. Кристина поведала мне, что они называются «Страсть Гардении», и запах пришелся мне по вкусу. Мы шли, не торопясь, легко шурша подошвами по асфальту.

Внезапно Кристина обернулась и обняла меня. Ее движение было исключительно грациозным, но настолько неожиданным, что я опешил.

– Мне надо кое-что выяснить, – заявила она.

Кристина поцеловала меня так, как мы целовались несколько дней назад. Сначала наши губы чуть соприкоснулись, затем мы плотнее прижались друг к другу. Я чувствовал влагу и сладость ее губ, ощущал, как сначала ее грудь, а потом живот и ноги сливаются с моим телом.

Кристина открыла глаза, посмотрела на меня и улыбнулась. Я так полюбил эту естественную улыбку. Именно полюбил. И именно эту – единственную во всем мире.

Она очень аккуратно отстранилась от меня. Почувствовав это, я поначалу хотел воспротивиться, но потом осознал, что сейчас этого делать не следует.

Кристина отперла входную дверь и замерла. Мне не хотелось отпускать ее просто так. Я должен был сейчас узнать все то, о чем она думает и что чувствует.

– Первый поцелуй вовсе не был случайностью, – прошептала она.

– Нет. Разумеется, нет, – согласно кивнул я.

Глава 40

Гэри Сонеджи снова находился в подвале.

Только кому принадлежал этот сырой, промозглый и темный подвал?

Вопрос оценивался в 64 тысячи долларов, совсем как в популярной телеигре.

Гэри не знал точно, сколько было времени, но ему казалось, что сейчас на улице должна быть ночь. Или, в крайнем случае, раннее утро. В доме наверху царила мертвая тишина. Ему нравилось это словосочетание, он частенько повторял его про себя.

Кроме того, он любил темноту. Ему сразу вспомнились дни его детства. Он переживал их так, словно все произошло только вчера. Мачеху Сонеджи звали Фиона Моррисон. В округе она считалась добропорядочной женщиной, хорошей подругой и соседкой, превосходной матерью. Какая чудовищная ложь! Она запирала Гэри, словно ненавистного зверька. Нет, для нее он был даже хуже зверя! Он помнил, как трясся от холода в подвале, как поначалу мочил штанишки, и ему приходилось сидеть в мокром белье, пока оно не становилось ледяным. Он не мог забыть ощущения, будто является чужим в этой семье. Да, он не походил на всех остальных. Не было в нем ничего такого, что можно было бы любить. Ничего хорошего и доброго.

Сейчас, сидя в подвале, он размышлял над тем, находится ли он там, где должен находиться по своим расчетам.

В какой реальности он пребывает?

В какой из своих фантазий живет в данный момент?

В каком именно из своих собственных рассказов ужасов?

Он попробовал ощупать пол вокруг себя. Гм-м-м… Нет, это явно не старый подвал в Принстоне. Тот он узнал бы сразу. Здесь бетонный пол был на удивление гладким и ровным. И пахло по-другому. Пылью и плесенью. Где же он?

Затем Гэри включил фонарик. Ага!

В это все равно вряд ли кто-нибудь поверит! Никто не догадается, в чьем подвале он сейчас прячется.

Сонеджи поднялся с пола. Его слегка тошнило. Тело побаливало, но он перестал обращать внимание на подобные мелочи. Боль – дело проходящее, а сейчас ему пора идти наверх.

Никто и не поверил бы в то, что он собирается совершить. Как это смело!

Он всегда шел на несколько шагов впереди остальных.

Он был впереди.

Как всегда.