Текст книги "Макс"

Автор книги: Джеймс Паттерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

50

Как выяснилось, острова в океане не плавают, и проплыть под ними невозможно даже на навороченной по первому разряду подводной лодке. То-то я удивилась такому открытию. Но оказывается, ничего странного в этом нет. Просто наше образование оставляет желать много лучшего. Бриджит теперь изо всех сил старается срочно заполнить пробелы в наших познаниях и терпеливо объясняет:

– Острова образовываются множеством разных способов.

А она множеством разных способов выводит меня из себя. Например, как сейчас, тыча нас носом в топографическую (читай «пупырчатую») карту Гавайских островов и окружающего их океана.

– Гавайские острова образовались в результате извержения вулкана, выплеснувшего горячую магму из земного чрева. Вот как это происходит: поток раскаленной магмы поднимается из недр, неподвижно залегает в верхнем слое земли и в течение длительного времени нагревает снизу определенное место земной поверхности. В один прекрасный день горячая жидкая магма, шипя и клокоча, вылетает наверх и там, остывая, превращается в горную породу.

Всего островов двадцать четыре. Самый большой остров, Гавайи, дал название всему архипелагу. Он еще называется Большим островом. Но он не только самый большой, но и самый молодой и все еще продолжает формироваться. Не исключено, что в этой горячей точке нашей планеты через десять миллионов лет появится следующий остров.

– Понятно, – вздыхаю я, с новой силой чувствуя, что попала в западню.

Мы сидим в субмарине уже битых восемь часов и изучили здесь уже чуть ли не каждый квадратный дюйм. Хуже всего, что мне нечем дышать – первый признак приступа клаустрофобии. Здрасьте-пожалуйста, давно у меня ее припадков не было. А вдобавок надо следить за работой мощного серого вещества Премудрой докторицы. И смотреть, как Клык внимает каждому ее слову.

Но тут, слава богу, ее перебивает капитан Перри:

– Сейчас у нас справа по борту кратер Молокини. Из-за того что на острове нет ни крупинки грунта, воды здесь самые чистые на всех Гавайских островах. А внутри выступающего из-под воды скалистого полумесяца водятся редкие породы рыб и кораллов. Таких больше во всем Тихом океане не встретишь. Получается, что это естественный морской заповедник.

– Понятно…

Честно говоря, мне сейчас все заповедники по фигу. Сижу под водой в консервной банке, из которой не рыпнешься. Голова кружится, начинает мутить. И воздух, кажись, здесь уже на исходе. Откуда он вообще в подлодке берется? Наверное, уже весь выдышали. Вон народу здесь сколько. Срочно пора всплывать! Что же не скажет никто капитану, что всплывать надо немедленно, а то…

Макс, поди ляг. У тебя паника. Паника и истерика.

Что-что?

Я тебе говорю, что у тебя паника и истерика, – спокойно продолжает Голос. – Пойди в каюту, ляг и глубоко дыши.

Спорить с ним у меня нет ни желания, ни сил.

– Ммм… Я устала. Пойду полежу. Можно?

И я поковыляла из капитанской рубки. Насилу протискиваюсь по узкому коридору. Ноги не держат – вот-вот упаду. Каждая клетка моего измученного существа отчаянно требует, чтобы меня отсюда выпустили. Я, конечно, понимаю, маму можно спасти, только оставаясь в этой душегубке. Но легче мне от этого понимания не становится. А почему, спрашивается? Ведь и в клетках насиделась, и в тюрягах, и в камерах. Но в жизни я так, как сейчас, не паниковала.

Все в порядке. Не психуй, – снова успокаивает меня Голос. – Я же сказал тебе, поди ляг и глубоко дыши. Воздуха здесь больше, чем достаточно.

Слава богу! Наконец-то я добрела до нашей конуры. Это бывшая кладовка, которую для нас наскоро переоборудовали под каюту. Только вошла – и сразу рухнула на нижнюю банку. Секунду спустя скрипнула дверь.

– Надж, это ты?

– Нет.

К койке семенит Тотал и несет в зубах мокрое холодное полотенце. Запрыгнув лапами на подушку, опускает его мне на лицо. Ловко подтягивается и устраивается у меня в ногах.

Прижимаю полотенце ко лбу, к щекам, к шее. Стараюсь глубоко дышать, как велел Голос: вдох полной грудью – выдох, снова медленный вдох. То ли от истощения, то ли от усталости, а может, и от облегчения на выдохе я застонала.

– Да подожди ты стонать. Стонать будешь, когда морская болезнь начнется. А то хочешь, я тебе валиума принесу? Глядишь, успокоишься.

– Не надо мне никакого валиума.

Валиум я принимала один раз в жизни. Помните, когда мама мне операцию делала и чип из руки вытаскивала? В общем, про чип это отдельная история. Короче, мама дала мне валиум, и я, то ли в тумане, то ли в ступоре, такой галиматьи наговорила, что теперь лучше помру, а в рот его не возьму.

– Ну, как знаешь. – Тотал подвинул мою ногу, освобождая себе побольше места. – Слушай, Макс, раз уж мы с тобой один на один…

– Лицом к лицу с моей истерикой?

– Да хоть бы и с истерикой. Дело в том, что я с тобой поговорить хотел.

Ой, чует мое сердце. Сейчас он что-нибудь выкинет. Поди, жаловаться сейчас начнет. Или еда ему не по нраву, или обнаружил какую-нибудь дискриминацию собачьей породы.

– Я об Акеле…

Отодвигаю слегка полотенце и приоткрываю один глаз.

– Что? Соскучился без нее?

– И это тоже. – Он лизнул себе лапу, собираясь с мыслями. – Ты же знаешь, я от нее без ума.

– Знаю.

Ладно, Тотал от Акелы без ума. А у меня-то куда ум делся?

– Понимаешь, какая странность, она от меня тоже. Ну, и мы того… Мы вот о чем думаем… Мы, значит, решили… – он наконец отважился, – жениться.

Я сразу так и села, а глаза у меня стали круглые, как блюдца. И даже смешок проглотила. Потому что это не смешно. Хоть и мило, но совсем не смешно.

– Жениться?

– Вот именно. – Он плюхнулся мне на колени. – Ты что, думаешь, я не понимаю, что мы с ней совсем спятили? А где выход, разрази меня гром, не пойму. Она настоящая служебная собака. У нее карьера. Не могу же я заставить ее все бросить и сидеть дома щенков воспитывать. Да и потом, сам-то я кто? Говорящая летающая собака. Хорош гусь. Я ей только жизнь испорчу. Как ни поверни, испорчу, и все.

Как же я его понимаю. Он, поди, даже представить себе этого не может. Дотянувшись до него, чешу ему за ухом так, как он всегда любит.

– А если жениться, как же я вас оставлю? – Он проникновенно на меня смотрит. – Совсем без меня, непутевые, пропадете.

– Ммм… – Я пытаюсь найти тактичные выражения, чтобы его утешить, но он меня перебивает:

– К тому же она летать не умеет. Да и весу в ней пудов восемьдесят. Вот ведь и красавица, и чистопородная, и длинноногая. А крыльев Бог не дал. Вам ее за собой тяжело таскать будет. – Голос у него дрогнул. – Я из-за этого, Макс, ночами не сплю. И толком уже много дней не ел.

Я только вчера слышала, как он храпел себе преспокойно, пока мы субмарину дожидались. А уж чтоб обед или ужин пропустил, такого еще не случалось. Но я все равно понимаю, о чем он.

И на сей раз, хотите верьте, хотите не верьте, но ответить мне ему нечего. Я и на свои-то вопросы ответов найти не могу. Где уж мне другим советы давать!

– Тотал, если ты считаешь, что тебе лучше остаться с Акелой… Ты сам видел, как Надж решила в школе остаться… Я однажды на футболке надпись такую видела: «Отпусти, что любишь, коль вернется – так твое». Если нам, я имею в виду, стае, придется с тобой расстаться, мы принесем себя в жертву, лишь бы ты был счастлив.

– Нет, Макс! Только не это. Как бы мне хотелось, чтобы в жизни все было радостно и чтоб любить было просто.

Тотал горестно вздохнул.

– Ой, Тотал-Тотал, а уж мне бы этого как хотелось!

Но детских иллюзий у меня больше нет. Ни особые радости в жизни, ни простая любовь не ожидают ни меня, ни Тотала.

51

Туда, куда на своих двоих мы долетели бы за шесть минут, подлодка добиралась целых двенадцать часов. За нашу птичью ДНК психованным генетикам можно только спасибо сказать. Ведь могли бы и какого-нибудь кальмара-осьминога нам подмешать.

Короче, наша субмарина обошла острова Мауи и Гавайи и всплыла ровно против Национального парка Халекала. Почти все время я промучалась в койке. Наконец откуда-то доносится команда: «К всплытию готовьсь!» Само собой разумеется, меня тут же подкинуло с места и я рванула к трапу. На поверхность раньше меня вылез только один матрос. И то только потому, что ему по штату полагалось быть первым. Боже, какое счастье наполнить легкие прохладным свежим соленым воздухом.

– Ну, и что мы здесь делаем? – Я поворачиваюсь к капитану Перри. Он вместе с Джоном Абейтом и Бриджит Двайер практически сразу ко мне присоединился.

– Нам надо взять на борт морского биолога.

И Джон тут же подхватывает:

– Она специалист по глубоководным рыбам. Они-то как раз и гибнут. Надеюсь, она разберется, в чем там дело. А вот и она.

По причалу торопливо идет маленькая смуглая женщина с заплетенными в длинную седую косу волосами, а на берегу толпа ребятишек выскочила из школьного автобуса с надписью «Средняя Школа Фремонта» и глазеет на атомную подлодку, всплывшую у входа в национальный парк.

– Привет, – говорит женщина. – Алоха!

– Алоха! – почтительно здоровается капитан Перри.

– Ноелани! Рад тебя снова видеть, – обнимает ее Джон. – Макс, знакомься, это доктор Ноелани Акана. Она эти воды как свои пять пальцев знает. Доктор Акана в подводном мире – все равно что ты в небе. Уверен, она нам поможет.

– Так вот ты, оказывается, какая. – Доктор Акана пристально смотрит на меня пронзительными глазами. Но во взгляде ее нет никакой враждебности. Голос у нее приятный и певучий, и по легкому акценту легко догадаться, что она родилась и выросла на Гавайях. – Чудесная девочка-птица Макс.

– Да, меня так зовут, – неловко подтверждаю я, ужасно смутившись.

Доктор Акана широко улыбается:

– Жду не дождусь, когда же я наконец и с остальной стаей встречусь. – Она легко перебрасывает нам дорожную сумку и так же легко прыгает с причала на подлодку.

– Капитан, давайте погружаться.

С довольным видом Джон нырнул за ней вниз. Капитан Перри смотрит на меня и кивает на люк, мол, спускайся.

– Можно я полечу над водой, а в точке назначения вы меня подберете?

– Можно. – Как же это он так на диво легко со мной согласился? – А как долго ты можешь быть в воздухе без посадки?

– Ну-у-у-у… Думаю, часов около восьми продержусь.

Конечно, восемь часов – это, мягко говоря, преувеличение. Через восемь часов без еды и отдыха от меня останутся рожки да ножки.

Капитан Перри молчит.

– Ладно, так уж и быть. – Я поплелась к люку.

Ненавижу, когда взрослые меня на блефе ловят. К счастью, просечь мое вранье не каждому удается. Точнее, капитан Перри вообще первый. Так что я не слишком часто с такими умниками встречаюсь.

– Хочешь валиума? Поможет.

– Не надо мне вашего валиума.

Почему, интересно, все кому не лень стараются накачать ребенка всякой наркотой? Я скрипнула зубами и полезла вниз.

У трапа внизу ждет доктор Акана. Она хлопает в ладоши, будто начинает веселую игру:

– Значит, так, подходим к месту, где происходили атаки. Там заляжем на шестидесятиметровой глубине и совершим небольшую экскурсию. А пока я брошу свои вещи и кое-что соберу. – И она направляется в отсек женской части команды.

Сердце у меня подпрыгнуло. Наконец-то мы движемся к цели. Пора и самой готовиться к бою, и ребят мобилизовать. Эти флотские нас самообороне обучить пытались. Пусть-ка теперь посмотрят, чего мы в атаке стоим.

В первый раз в жизни я засомневалась, а хватит ли у нас сил и сноровки? С мистером Чу и с его робиотской гвардией справиться – не проблема. А вот насчет морских чудищ – не уверена. А горы, из воды вылезающие и рыбу стаями уничтожающие, – еще того хуже. Срочно нужен план «Б».

И, нахмурившись, я пробираюсь в чрево подлодки в поисках Газзи.

52

– Туда больше трех человек не влезет, – возражаю я Ангелу, на лице которой появляется зверское выражение.

– Без меня ничего не получится. Кто тогда будет подслушивать? – упирается она рогом.

Под «подслушивать» она имеет в виду телепатически воспринимать информацию, исходящую от любых живых существ. Например рыб, радостно булькающих при виде планктона.

– Там опасно. – Я твердо стою на своем. При том, в каких смертельных передрягах мы оказываемся чуть ли не ежедневно, я могла бы найти аргумент и получше.

– Макс! – Она смотрит на меня, и я сразу же вспоминаю, что читать чужие мысли – далеко не единственная ее способность. Она с таким же успехом вклинивается в чужое сознание и вкладывает свои дурацкие детские соображения в головы ни в чем не повинным людям.

– Ангел! Не заставляй меня надевать в разговоре с тобой стальную каску. Послушай, без пилота никак нельзя – кто батискафом управлять будет? Без доктора Аканы – тоже нельзя. Кроме нее, никому не понять, на что мы там смотреть будем. А я должна быть там, потому что я а) главная в стае. Так? б) спасаем-то мы мою маму и в) потому что я так сказала. Понятно?

Уперев руки в боки, злобно прищуриваюсь на нее. Что раньше всегда действовало безотказно. Не знаю, долго ли это продлится.

– Ангел, миленькая, тебе же всего шесть лет, – ласковым голосом поддерживает меня доктор Акана.

– Семь!

– С каких это пор тебе семь? – Я начинаю терять терпение. Никто из нас точно не знает своего дня рождения – мы его сами себе назначаем. Пару лет назад Газзи с требованием подарков перешел все рамки приличия, так что мне пришлось чуть ли не насильно ограничить число дней рождения на человека одним-единственным днем.

– Мне уже семь, – настаивает Ангел с таким видом, точно ее и бульдозер с места не сдвинет.

– Тогда мне семнадцать. Шесть или семь, но ты все равно останешься на подлодке.

Батискаф, о котором идет спор, – считай, игрушечная хреновина на трех человек. Больше всего она похожа на надувной плот с пузырем сверху. Хреновина эта может опускаться на сто метров. Сравни с тысячей метров, на которые погружается наша большая субмарина. Не удивлюсь, если у этого батискафа велосипедные педали по бокам торчат. Единственно, почему я готова туда полезть, это потому, что верхний плексигласовый пузырь прозрачный – из него наружу смотреть можно. А в нашей большой субмарине ни одного окна. Повторяю, ни одного. Ноль. Зеро. Нуль. Потому что пространство между корпусом и обшивкой заполняется водой, когда субмарина опускается, и воздухом, когда всплывает. А значит, стекло иллюминатора, чтобы выдержать давление, должно быть по меньшей мере толщиной в фут. И раз такого стекла не бывает, вместо иллюминаторов на обшивке установлены телекамеры. Они-то и транслируют происходящее снаружи на маленькие экраны внутри подлодки.

Но теперь представляется случай вылезти из субмарины и увидеть своими глазами, что там снаружи происходит – всё лучше, чем в плавающем гробу сидеть.

Я потираю руки:

– Давайте, давайте, пошли уже.

Десять минут спустя отворяется нижний транспортный люк подлодки и нас выбрасывает в океанские глубины. Вода вокруг Гавайев такая чистая и прозрачная, что даже здесь, на глубине шестидесяти метров, не так-то уж и темно.

А потом пилот включает передние огни и начинается подводное шоу. Над нами висит огромная субмарина военно-морского флота США. Из-под которой мы, слава богу, медленно, но верно выползаем. А вокруг – как в замедленной съемке, плавно качается в воде рыба! Батюшки-светы! Сколько ее! Всевозможных цветов, форм и размеров.

– Вон там, смотрите, – желтоперый тунец. Он может вырастать до трех с половиной метров, – объясняет доктор Акана.

– А вон там кто? – Я показываю ей на огромную серебристую рыбину с оранжевыми плавниками.

– Это опах, – вступает пилот. – Отлично на обед идет.

– Она больше меня, – удивляюсь я, а доктор Акана смешливо щурится:

– Весу в ней точно больше. Смотри, смотри! Черепаха!

И вправду. Мимо, совершенно не смущаясь нашим присутствием, проплывает черепаха размером со среднего пуделя. Наш батискаф оставляет ее совершенно равнодушной.

Помимо здоровенных рыбин размером с диван, нас окружает облако из сотен тысяч рыбешек мал мала меньше, всех возможных и невозможных цветов.

– Как здесь под водой все медленно движется!

– Совсем не все. Все эти рыбешки, почуяв опасность, разлетятся в стороны – глазом моргнуть не успеешь. – Доктор Акана вдруг переходит к делу. – Мы в шести милях от первого места массового истребления рыбы, но я сначала хотела проверить…

Она вскрикивает на полуслове:

– Боже мой, что там такое?

Мою голову автоматически мотнуло туда, куда приклеился ее взгляд.

Нет! Только не это!

53

Срочно входите в контакт с «Миннесотой», – командует доктор Акана. – Немедленно шлите SOS!

– Да подождите вы! – Я ее останавливаю, как завороженная, пялясь сквозь плексигласовый купол. В тридцати футах плывет по направлению к нам… сюрприз. Как же это я так промахнулась?! Почему не подумала про ЭТО раньше?!

– Срочно свяжитесь с субмариной! – кричит Акана.

– Не паникуйте, – я сейчас с ней сама разберусь.

– Макс! Она же тонет.

– Ничего она не тонет. Она плывет. – Теперь моя очередь давать объяснения. – Плывет и вредничает. И зарабатывает себе крупные неприятности. – Я скроила Ангелу грозную физиономию. До батискафа ей осталось футов десять, и она широко улыбается и машет нам рукой.

«Знаешь, как ты от меня сейчас получишь? Уверяю тебя, мало не покажется!» – Это мягкая интерпретация моего гораздо более развернутого мысленного послания Ангелу. Должна с удовлетворением заметить, что, несмотря на плексигласовый барьер и глубоководные условия, оно благополучно дошло до моей адресатки. Ее шкодливая рожица понуро вытягивается. Но секунду спустя снова расцветает, и она пускается выписывать над батискафом кренделя.

– У нее же никакого снаряжения. Ей не хватит воздуха! Она задохнется! – в отчаянии шепчет доктор Акана.

Подумав, я решаюсь признаться:

– Снаряжения нет, зато есть жабры.

Пусть она хоть о воздухе не беспокоится. В океане полно и других опасностей, включая ту страшную и таинственную, которая имеет непонятное отношение к похищению моей мамы. А Ангел, как полная идиотка, плавает там, явно считая, что увернется и от пули, и от акулы, и от вражеской подлодки.

– Жа…

– Вот именно, жабры, – говорю я, глядя, как Ангел оседлала морскую черепаху размером с двуспальную кровать. – Видите ли, у нас у всех есть… э-э-э… как бы это сказать… индивидуальные особенности. Ангел, например, может разговаривать с рыбами и читать чужие мысли. Так что, пожалуйста, не играйте с ней в покер.

Пилот тихонько выругался:

– Вот черт! Эта пигалица уже выудила из меня сорок баксов.

Ангел спрыгнула с черепахи и прилипла к пузырю батискафа. Я скроила ей свою самую грозную рожу, а она расплющила о плексиглас нос и губы и хохочет-заливается, сотрясая наш купол и пуская вверх фонтан пузырей.

– Но там же давление огромное. Без водолазного костюма расплющит в два счета, – принимается за свое доктор Акана.

– Ничего ее не расплющит, – злобно шиплю я ей в ответ. – Я ее скорее сама о колено расплющу!

Прямо у нас под носом в лучах подводного прожектора Ангел выкидывает коленца. Сперва с черепахой, потом со скатом, а дальше заводит хоровод с дюжиной пестрых рыбок махимахи. Увы, в грации и изяществе ей не откажешь: Ангел повторяет их движения и тут же разукрашивает их изысканными пируэтами. Крылья ее, чтоб не мешали в воде, плотно сложены вдоль спины – испытанный прием всей стаи. Короче, развлекается она вовсю. Достану ее – убью!

К доктору Акане возвращается чувство юмора:

– Не вижу здесь ничего необычного, кроме крылатого ребенка с жабрами. Флора и фауна подводного мира в полном порядке. Никаких свидетельств планктона или разложения коралловых рифов. Количество мертвой рыбы не превышает нормы.

– А сколько нам до того места осталось? Мы ведь еще далеко?

– Пока да. Я считаю, нам надо начать отсюда и по мере приближения к отмеченной точке периодически делать замеры и проверки.

Ангел постучала по куполу у меня над головой, и я подпрыгиваю на месте. Что бы ни было написано на моем лице, она как ни в чем не бывало тычет в меня пальцем и показывает сначала на мою шею, а потом наружу.

– Что она хочет сказать? – интересуется доктор Акана.

– Зовет меня к себе. Считает, что у меня тоже жабры сформировались. – Только увидев, как округлились глаза у пилота, понимаю, как дико звучит то, что я сейчас произнесла. Ну и что? У меня уже есть крылья и воздушные мешки в дополнение к легким, ростом я под метр восемьдесят, а вешу меньше пятидесяти килограммов. А этот чувак все еще удивляется. Пора привыкнуть к тому, с кем он имеет дело. Зато у доктора Аканы проснулся научный интерес:

– А что, все эти… дополнительные органы сами собой у вас развиваются?

Я киваю:

– Не все время, конечно. – Я почему-то засмущалась. Видно, пилот слишком сильно старается не показывать, что от нашего разговора у него крыша едет. – Просто время от времени у одного из нас вдруг обнаруживается какое-нибудь новшество. Как будто нас запрограммировали постоянно эволюционировать.

– Поразительно! – мягко, точно про себя, замечает доктор Акана. – Вы и вправду чудо природы.

Чувствую, как у меня начинают пылать щеки, и я готова привычно взъесться: она что, нас за цирковое шоу держит? Но в это время краем глаза замечаю какое-то быстрое движение снаружи. Оборачиваюсь – на нас плывет здоровенная акула. Хвост ходит из стороны в сторону, а на морде написано целеустремленное желание выбрать себе подходящую жертву.

– Охо-хо… Девчонку-то надо бы оттуда срочно убрать, – озабоченно замечает пилот.

– Эй, Ангел. Акула справа по курсу. – К сожалению, все мои мысли сейчас посылать ей не место и не время, и я усиленно шлю ей только сигналы опасности. Но Ангел обычно и сама хорошо следит за происходящим.

Она на секунду застыла, не закончив пируэта. Оглянулась. Ангел и акула заметили друг друга одновременно. Акула тут же смекнула – объект съедобен. Секунда – и ее челюсти перекусят Ангела пополам.

– Пилот, заградите ребенка «Тритоном» – примем атаку на себя, – не растерялась доктор Акана.

Пилот маневрирует батискафом, но при этом бормочет, что отнюдь не уверен, выдержит ли натиск его хлипкая посудина.

Ангел застыла лицом к акуле, пристально смотрит ей в глаза и поднимает руку. Доктор Акана зажмуривается, предчувствуя неизбежное. Я окоченела от страха.

Акула останавливается. Ангел подплывает к самой ее пасти. Пилот задерживает дыхание. Доктор Акана шепчет молитвы. Акула не шевелится. Ангел ласково гладит ее по голове. Акула трется о нее, как огромная зубастая сторожевая собака. Ангел поворачивается к нам и смеется.

– Все. Конец. Представление окончено, – говорю я. – Пора назад на «Миннесоту».