Текст книги "Каир. Биография города"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Богатые и принадлежавшие к средним классам египтяне тоже пользовались привилегиями иностранцев, и если в период между двумя войнами египтянин и иностранец в Каире находили общий язык, то скорее на классовой основе, чем на расовой. Зажиточные молодые египтяне мечтали о европейском образовании в Египте или за границей, так как египетская высшая школа только начинала пробиваться и уровень ее не отвечал требованиям современного общества.

Большинство европейцев и некоторые египтяне учились в Американском университете в Каире, но египтяне из среднего класса и победнее поступали в университет Фуада I, находившийся за рекой в Гизе. Этот государственный университет был детищем независимости 1922 года, но задолго до того за создание университета боролись такие люди, как Таха Хусейн и Мустафа Кямиль. Низкая плата за обучение и улучшение системы средних школ привели к тому, что в египетские колледжи и университеты стало поступать больше молодежи. В этом сказалось стремление египтян всех классов получить именно египетское образование, на арабском языке. Но для чего?

Египет все еще пребывал во мраке феодализма. Экономику страны по-прежнему контролировали англичане, двор и феодалы-помещики. Анатоль Галатоли в книге «Египет на середине пути» (1950) указывал, что еще до Второй мировой войны Англия заставила египетское правительство ввести высокие налоги на товары местного производства, в частности налог в 8 процентов на египетские хлопчатобумажные ткани. Тем не менее стали появляться отдельные отрасли промышленности, которые не конкурировали с английской: сахарные заводы, заводы по производству растительных масел, винные, цементные заводы и кожевенные фабрики. И все же в 1939 году 50 процентов египетских предприятий не имели рабочих, на них работал только сам хозяин, 35 процентов предприятий имели от 1 до 9 рабочих, и только 19 процентов предприятий нанимали более 10 рабочих. Таким образом, Каир почти ничего не мог предложить молодым людям, которых готовили к управлению, к работе администраторов, инженеров, учителей, к офицерской службе в современном государстве. Но современного государства не существовало, и молодежь отдавала свой досуг политике. Политика была ее единственным занятием, единственной надеждой, и в Каире не прекращались студенческие демонстрации и уличные столкновения.

Перед молодежью стояла извечная проблема: во что поверить, кому доверять, кого ненавидеть и кого, если понадобится, убивать. Это было новое, энергичное поколение, и необходимо было что-то для него сделать, чтобы в Каире не повторился 1919 год. Нередко страсти разгорались из-за лозунгов, не стоивших выеденного яйца, и во многих случаях гнев и возмущение возбуждали отъявленные шарлатаны. Некоторые стали фашистами, другие – добрыми буржуазными либералами, третьи – религиозными фанатиками, четвертые – коммунистами. И хотя все они считали себя националистами, они дрались меж собой с таким же ожесточением, как и против англичан.

Таким образом, перед страной не было ясного пути к национальному освобождению, ибо в партийной политике все еще царила коррупция и гнилость. Принципом «разделяй и властвуй» пользовались не только англичане, но и старые политические деятели, король и землевладельцы. Существовал другой фактор, не новый, но игравший теперь все более важную роль. Концентрация капиталов в руках феодалов, не знавших, что с ними делать, начала подтачивать интересы самих землевладельцев, которые до сих пор извлекали выгоду из этого процесса. Они хотели теперь вкладывать деньги не только в урожай, торговлю или строительство домов в Каире, но и в более выгодный бизнес. В 1939 году египетский капитализм упорно пытался пробить себе дорогу и в той или иной мере начал отождествлять себя с движением за национальное освобождение.

Этот процесс «естественного» экономического возрождения, попытки объединить крестьянскую бедноту, городских рабочих, молодежь и безработных интеллигентов, недовольных офицеров и разочарованных феодалов остановила Вторая мировая война, вновь изменившая жизнь Египта. Война принесла неожиданное процветание, особенно Каиру, но в то же время довела до накала чувства египтян и обострила политический кризис.

И снова судьба Египта должна была решаться на улицах Каира.

15. Конец оккупации

Вспоминая книгу Сторрса о Каире в начале Первой мировой войны, есть смысл привести также высказывание и другого внимательного наблюдателя – Алана Морхэда, писавшего о Каире в дни войны 1939 года в книге «Африканская трилогия» (1944):

«Скаковой клуб кишел прибывшими из Англии офицерами, и в душном, ярко освещенном городе в открытых кинотеатрах каждую ночь шли новые фильмы… У нас были французские вина, дыни, виноград, бифштексы, сигареты, пиво, виски и масса иных вещей, являющихся атрибутами мирного богатства и безделья. Офицеры снимали роскошные квартиры в районе Гезиры, выходившие окнами на площадки для гольфа и Нил. В послеполуденный зной энтузиасты продолжали играть в поло. С 1 часа до 6 часов вечера вообще никто не работал. Да и в остальное время в комфортабельных конторах работа текла еле-еле, перемежаясь с питьем турецкого кофе, обсуждением городских сплетен и покуриванием ароматных сигарет… В кабаре около Пон дез Англез извивались в танце живота девочки мадам Бадии».

История смеялась над собой, и снова публичные дома Клот-бея были забиты английскими солдатами – томми. Отели «Шепердс» и «Континентал-Савой» переполнили штабные офицеры в замшевых ботинках, со щегольскими стеками и традиционными метелками, чтобы отгонять мух.

На улицах египтяне изобретали тысячи трюков, чтобы выудить пару пиастров из карманов краснорожих солдат. Как и раньше, они получали гроши, а европейские и левантийские спекулянты, дельцы черного рынка, богатые египтяне и англичане наживали состояния.

Каир процветал. Английские солдаты, впервые в жизни увидевшие яркое солнце и пустыню и вдохнувшие чистый воздух, голодными глазами провожали красивых европейских девушек, показывавших стройные ножки на улицах, в трамваях и кафе. Многие солдаты приехали из жутких условий мрачных и угрюмых трущоб английских городов, еще не оправившихся после депрессии. Большинство даже не видело такого комфорта, которым они каждодневно наслаждались в Каире. Местные европейцы были щедры на дружбу и помощь. Однако отношения английских солдат и офицеров с европейскими девушками вскоре привели к своеобразной неразберихе и путанице, которую немногим удалось избежать. Не один добропорядочный английский брак рухнул в эти мягкие каирские вечера, когда, казалось, любовь носилась по городу на крыльях экзотической мечты.

Помимо английских, шотландских и ирландских солдат, в Каире постепенно появлялись солдаты и других наций. Египетские власти просили только об одном – чтобы услали куда-нибудь подальше австралийцев. Их направили в Палестину. Вместо них прибыли свободные французы, затем греки, чехи, поляки, датчане, югославы, новозеландцы, киприоты, мальтийцы, палестинцы, южноафриканцы, родезийцы, американцы и индийцы.

У англичан в Каире было два штаба: английских войск в Египте, расположившийся в отеле «Семирамида» на Ниле, и штаб ближневосточных войск, под который отвели целый квартал реквизированных и окруженных колючей проволокой зданий в Гарден-сити. Штаб английских войск в Египте фактически был частью старых английских оккупационных войск, дислоцированных главным образом в районе Суэцкого канала. Ближневосточный штаб руководил армией, которая стояла лицом к лицу с итальянцами и должна была теснить их к Ливии. Любопытно, что генерал Арчибальд Уэйвелл, командовавший ближневосточными силами Англии и критиковавший генерала Маррэя за то, что тот держал свой штаб во время Первой мировой войны в Каире, сам устроил штаб-квартиру в этом городе. Справедливости ради надо сказать, что Уэйвелл не терял контакта со своими войсками, находившимися в пустыне. Из всех генералов, сражавшихся в Египте во Вторую мировую войну, только Уэйвелл, а затем Монтгомери всегда знали, что происходило в пустыне. Несмотря на это, именно штабные офицеры проявляли особую «привязанность» к Каиру, хотя настоящим грешником в этом отношении был назначенный позднее главнокомандующим генерал Окинлек. Как писал в своей «Трилогии» Алан Морхэд, восхищавшийся Окинлеком, генерал считал, что он может, сидя в Каире, контролировать сражающиеся в пустыне войска и что своими советами и поощрениями из каирской штаб-квартиры он способен воодушевить солдат. Однако сам Морхэд доказал в книге, что практика опрокинула эти «теории».

Но не только генералы потеряли всякий контакт с солдатами. Тысячи офицеров резвились в Каире и проводили время, словно принцы, в клубах и плавательных бассейнах, что вызывало на этот раз большее возмущение английских солдат, чем в Первую мировую войну. Классовый антагонизм, приведший к падению Черчилля в 1945 году – в разгар его карьеры, возможно, зародился именно в гуще английских солдат, расквартированных в разгульном Каире. Время от времени делались попытки – чаще всего безуспешные – перебросить хотя бы часть развлекавшихся в Каире офицеров в Ливийскую пустыню, где военная обстановка была поистине отчаянной. Но в Каире все оставалось по-прежнему, пока наконец Монтгомери не вывел Восьмую армию из Египта, чтобы преследовать Роммеля. Конечно, во время войны в пустыне в армии были как блестящие и преданные офицеры и генералы, так и безнадежные идиоты. Но Каир на протяжении почти всех военных лет оставался в руках старой офицерской элиты.

Все местные европейцы были рады присутствию английских войск. Они наживались на войне. Исключение составляли итальянцы, которых интернировали независимо оттого, поддерживали они Муссолини или выступали против него. Формально Египет до 1945 года не был в состоянии войны с державами оси, но в самом начале военных действий он порвал дипломатические отношения с Германией и Италией. Итальянцев интернировали не англичане, а египтяне, поскольку те находились на египетской территории. Но антиитальянских чувств египтяне не питали и поэтому с интернированными обращались мягко, против чего не возражали англичане. Многие из местных итальянцев были фашистами, но не предпринимали серьезных попыток помочь Муссолини. В целом же они были, пожалуй, наиболее популярными иностранцами в Каире.

Подлинными вражескими агентами в Каире во время войны были немцы, и английская тайная полиция весьма успешно вылавливала их. Майор А. Сэнсом, глава одного из департаментов английской контрразведки в Каире в годы войны, рассказывает в своей книге «Я шпионю за шпионами» о том, как умно действовала английская контрразведка, не гнушавшаяся услугами проституток и мелких преступников, которых она вербовала в качестве агентов. Хотя Сэнсом (кстати, один из самых порядочных и хорошо осведомленных наблюдателей) и вскрывает всю подноготную Каира военных лет, он в то же время невольно разоблачает те методы, к которым прибегали англичане, чтобы обеспечить себе безопасность в Каире.

Некоторые офицеры Сэнсома были известными людьми. Так, он рассказывает, как «отличился» во время облавы в каирском кафе, где они выследили вражеских агентов. Кристофер Соумс (позднее министр сельского хозяйства в консервативном правительстве и зять Черчилля). В кафе пришел «мирно выпить чашечку кофе» Хусейн Сирри-паша, бывший египетский премьер-министр, и Соумс «уложил его одним ударом стека». Контрразведка Сэнсома успешно совмещала охоту на немецких шпионов и мятежных египтян, которые нередко действовали заодно. Многие молодые египтяне питали к англичанам не больше симпатии, чем к немцам, и потому охотно сталкивали их лбами.

Это Сэнсом с помощью еврейской танцовщицы раскрыл тайное убежище немецких шпионов, которые пробрались в Каир с английской валютой и радиопередатчиком и роскошно устроились на яхте на Ниле. Но Каир оказался для них ловушкой. Им так понравилось пребывать в веселом старом городе, с состоянием в карманах и девушками в постелях, что они не очень заботились о шпионских заданиях. А Сэнсому не составило большого труда захватить их, хотя для этого он долго вел темные интриги в подозрительных кафе, подкупал осведомителей и прибегал к типичным методам шантажа.

Во время войны Англия начала ощущать нужду в промышленной и технической помощи Египта, ибо она не могла удовлетворять потребности армии за счет поставок из далекой Англии, тоже испытавшей много трудностей. За короткий срок в Каире были созданы огромные ремонтные мастерские для армии. Англичане подготовили и взяли на работу тысячи египтян – механиков, слесарей, электромонтеров, водителей. Позднее около Каира большое ремонтное депо построили американцы, они учили египтян шлифовать линзы, чинить инструменты и обращаться со сложным оборудованием. Египтяне ремонтировали не только военное снаряжение, но и свои собственные трамваи, железнодорожные вагоны, автомашины и автобусы, столь нужные стране. В те дни на задворках Каира можно было часто видеть дюжину парней, которые с помощью примитивного оборудования отливали или вытачивали на станках самые различные части автомобильных моторов.

Надо было развивать и легкую промышленность, хотя бы для снабжения английской армии. Накануне войны (в 1937 году) в египетской промышленности было занято намного меньше рабочих, чем десятью годами раньше. Высокие пошлины успешно погубили местную промышленность. Но во время войны Египет начал производить свои ткани не только из хлопка, но также из шерсти и шелка. Армия нуждалась в промышленности по обработке пищевого сырья; производство сахара росло; заводы давали все больше хлопкового масла; небывалого расцвета достигло дубильное производство, и одной из важных отраслей египетской экономики стала кинематография с фильмами на арабском языке. Но самых больших успехов Египет достиг в развитии горнорудной, нефтеочистительной, цементной промышленности и таких новых отраслей, как химическая и металлургическая.

Вместе с ростом промышленности росла и сознательность рабочих. В Египте существовали профсоюзы, которые якобы должны были объединять рабочих. Но на практике это были профсоюзы, созданные или частными фирмами, или правительством, с которым они и «сотрудничали». Интересы крепнувшего городского рабочего класса они не представляли. И все же забастовки в Каире не прекращались. В 1942 году прокатилась волна забастовок, вызванных ростом цен, притом заработная плата оставалась низкой, а рабочий день – длинным. Полиция жестоко подавляла забастовки, сотни рабочих сидели в тюрьмах. Но по крайней мере подлинные рабочие профсоюзы завоевали право на легальное существование. В процессе усиления массовой борьбы совершенно иным становился сам египетский рабочий. Так, англичане, нанимавшие тысячи рабочих, фактически помогали возникновению нового рабочего класса в Каире. Во время войны на англичан работало 200 тысяч египтян, из них 80 тысяч стали квалифицированными и полуквалифицированными рабочими.

Экономические процессы, вызванные военными усилиями англичан в Африке, вели не только к росту рабочего класса, но и к накоплению Египтом наличных денег и капиталов. Ежегодно во время войны английские войска расходовали в Египте около 10 миллионов фунтов, а в Англии у Египта накапливались большие стерлинговые резервы от платежей за хлопок, составившие к концу войны 400 миллионов фунтов. Феодальная система мешала использованию накопленных Египтом денег внутри страны и капитала за границей. Многие египтяне, принадлежавшие к самым различным классам, искали выхода в промышленном развитии страны, которое невольно поощряла Англия. Таким образом, на феодальном лице Египта появилась солидная капиталистическая трещина, которая должна была неминуемо расшириться. Но все это было впереди, а пока что военные факторы определяли, каким быть правительству Египта, как развиваться жизни и экономике Египта и каким городом быть Каиру.

В июле 1942 года Роммель оттеснил англичан почти к Александрии, и его удалось остановить у аль-Аламейна только потому, что выдохлись немецкие войска и слишком растянулись линии коммуникаций и снабжения. Английские грузовики, вооружение и солдаты потоком хлынули в дельту. Англичане в беспорядке и панике отступали к Каиру.

Каир был переполнен не только солдатами, отступавшими из пустыни; солдат, служивших в различных штабах, срочно отправляли в лагеря на переподготовку. Штабные офицеры просто готовились к отступлению из города. Паника заразила все население Каира, хотя европейцы волновались куда больше египтян. Английские офицеры наконец покинули спортивный клуб в Гезире и стали в растянувшуюся на несколько кварталов очередь у Барклайз-банка, где хранились их деньги. Казалось, на сей раз действительно всему пришел конец. Клубы дыма нависли над зданиями английских штабов и посольства, где в ожидании эвакуации поспешно сжигали документы.

Из города потянулись беженцы, а каирский вокзал напоминал сумасшедший дом: английские солдаты, штатские и женщины переполнили поезда, отправлявшиеся в Палестину, Луксор и Судан. Многие евреи, бежавшие из Европы от Гитлера, теперь пробовали спастись от Роммеля.

Главнокомандующему Окинлеку в конце концов пришлось вывезти свой штаб из Каира. Английские солдаты горько смеялись над этим запоздалым жестом, который, безусловно, не имел военного значения. Была в июле неделя, когда никто не знал, чем все это кончится. Но покуда аль-Аламейн держался, а Роммель не мог продвинуться, Каир почти вернулся к нормальной жизни. Однако ему уже не суждено было никогда стать таким, как до переполоха. В это время Окинлека сменил генерал Александер, а Монтгомери готовился принять командование Восьмой армией в пустыне.

За период между августом 1942 года, когда Монтгомери стал командующим, и октябрем – ноябрем 1942 года, когда он выиграл решающую битву под аль-Аламейном, Каир принял вид настоящего фронтового города. После аль-Аламейна война продолжалась уже за пределами Египта. Она закатилась, словно тусклое европейское солнце за западным горизонтом, и Каир потерял фантастический блеск, присущий ему в привольные годы оккупации. Город приступил к серьезному решению незаконченного конфликта между феодально-иностранным режимом и новыми идеями, причем первым пунктом повестки дня все же было национальное освобождение.

Сложная политическая борьба, приведшая к революции 1952 года, кажется сейчас чем-то незначительным. Действительно, политическая жизнь Каира 1940-х годов напоминала театральные репетиции серьезной драмы, главным конфликтом в которой было столкновение воли старого и горячей страсти нового Египта. Так, казалось неизбежным, что король, расточавший наличные деньги феодального режима, пустится теперь в неудержимый разгул. Распутство Фарука можно сравнить с нравами двора при халифате, но это было бы для короля комплиментом. Фарук был просто вульгарным развратником, раздувшимся сексуальным пузырем. Компаньонами ему служили подонки и лакеи вроде Пули, его поверенного во всем, что касалось политики и женщин.

Итальянец Пули работал дворцовым электромонтером, пока Фарук не превратил его в самую влиятельную закулисную фигуру в Египте. Трудно сейчас решить, развращал ли Фарук других людей или сам пал жертвой коррупции. Да и не в этом дело, ибо та неограниченная власть, какой пользовался Фарук – вроде безумного халифа Хакима, – превратила просто ненормального короля с омерзительными склонностями в сексуальное чудовище, которое угрожало жизни людей и требовало жертв. Как рассказывают, только глупец мог вывести в каирский свет красивую жену, ибо стоило королю увидеть ее и захотеть, как не было пути воспротивиться его воле, если это даже грозило увечьями или разорением.

Моральной коррупцией и распущенностью были заражены и такие старые политические партии, как Вафд. Они стремились укрепить свое влияние, соглашались на ограниченные реформы, готовы были даже вести какую-то борьбу, но не имели ни малейшего желания возглавить революцию или вырвать с корнем все старое и начать сначала. По крайней мере в этом Вафд был солидарен с королем и англичанами, и если между ними и возникали разногласия, то не о необходимых изменениях, а о том, как лучше избежать неприятностей. Даже Гамаль Абдель Насер и его молодые офицеры хотели просто восстановить правительство почтенных политических деятелей, которые освободили бы Египет от англичан и коррупции, а также приступили бы к использованию национальных богатств для строительства современного государства. Только последующие события привели их к мысли о необходимости избавиться от всей парламентской политической системы, которая, по их мнению, прогнила и не могла приносить пользы.

Июльская революция 1952 года увенчалась успехом по ряду причин. В экономическом отношении у страны не было иного выхода, а в социальном плане Египет был готов к революции. Вафд больше не мог выступать от имени крестьян, ремесленников, интеллигенции или рабочих – партия защищала свои незаконные привилегии. В стране не было дисциплинированной и организованной политической партии, которая могла бы выступить против Вафда. Поэтому когда молодые офицеры неожиданно появились у ворот королевского дворца Абдин, весь Египет пошел с ними, хотя никто толком не знал, что это за люди. Фактически народная революция предшествовала военному перевороту, но ей не хватало руководства и дисциплины, пока молодые офицеры не подчинили себе движение и не возглавили его.

Тайная подготовка к революции 1952 года проходила в Каире – в офицерском клубе, в доме Гамаля Абдель Насера, в кафе и на улицах города. Но, говоря точнее, все началось еще в 1946 году. Комитет студентов-коммунистов в сотрудничестве с руководителями профсоюзов назначил на 21 февраля забастовку. Тысячи студентов и рабочих двинулись по улицам Каира и атаковали казармы Каср ан-Нил, занятые английскими оккупантами. Англичане открыли огонь, убив 30 и ранив 50 человек. В городе воцарился хаос. Майор Сэнсом, еще работавший в английской контрразведке, писал: «Они шли многотысячными колоннами через площадь Исмаилии и напали на английские военные кордоны, установленные вокруг посольства и казарм Каср ан-Нил. Они были безоружны, но все же бросились на железные решетки, из-за которых их косили наши пулеметчики». Он добавляет: «Если бы коммунисты из среды интеллигенции могли договориться между собой, если бы у них было побольше связи с рабочими и, главное, хорошие организаторы, они, несомненно, пришли бы к власти и до сих пор оставались бы правителями Египта».

Хотя февральское выступление не переросло в полнокровную революцию, оно заставило англичан уйти из Каира и Александрии. В Англии у власти находилось лейбористское правительство. Одним из первых актов премьер-министра Эттли был приказ о выводе английских войск из Каира. 4 июля 1946 года каирская цитадель была передана египтянам. 28 марта 1947 года были переданы также казармы Каср ан-Нил. Уход англичан из Каира был историческим событием, но они все же прочно осели на берегах Суэцкого канала, что означало продолжение оккупации Египта.

Но это было только началом давления на англичан. В последующие пять лет демонстрации, забастовки и восстания против английской оккупации не ослабевали, причем в основном эти гневные выступления проходили на улицах Каира. 6 мая 1947 года в Каире начался мятеж: был взорван первоклассный каирский кинотеатр «Метро», убиты 4 и ранены 38 египтян. Во время волнений, потрясших город, был убит американский турист. В марте 1948 года забастовала каирская полиция. В мае 1948 года англичане отказались от мандата в Палестине, и последовавшая затем война между арабами и евреями, которая показала, насколько прогнившей и неподготовленной была египетская армия, превратилась в национальный скандал. Выяснилось, что у армии отсутствовало тяжелое вооружение, транспорт, не хватало продовольствия, а патроны и снаряды не срабатывали. Где-то в Каире наживались огромные состояния на этих поставках. Как писал майор Сэнсом, барыши текли в руки не только Фарука, но и многих министров его правительства.

Казалось, что в любой день может произойти взрыв, который положит конец коррупции и предательству. В Каире покушение следовало за покушением. В декабре 1948 года во время карательных операций против студентов университета, устроивших антиправительственную демонстрацию, был убит генерал Селим Заки.

Несколько недель спустя премьер-министр Нукраши-паша был убит в лифте министерства внутренних дел. В ответ на эти покушения король приказал политической полиции убить Хасана аль-Банну, стоявшего во главе широко разветвленной террористической организации «Братья мусульмане», очевидно и подготовившей убийства Селима Заки и Нукраши. Хасану аль-Банне выстрелили в спину, и он умер от потери крови в больнице Каср эль-Айни. Затем полицейский офицер, убивший его, был также пристрелен ночью на дороге в Суэц по приказу тех, кто его же и нанял.

В августе 1951 года полиция открыла огонь по демонстрации у английского посольства и ранила пятнадцать человек. Не видно было предела убийствам и репрессиям, но к этому времени египтяне уже подходили к концу тяжелого и длинного пути. В 1951 году состоялось 49 забастовок и четыре крестьянских восстания, одно из них на королевских землях. Они были потоплены в крови. В октябре 1951 года Нахас-паша, вафдистский премьер-министр, наконец аннулировал англо-египетский договор. Все египтяне, работавшие на англичан в зоне канала, объявили забастовку. Началась своеобразная партизанская война против англичан, кульминационным пунктом которой было 25 января 1952 года, когда произошло сражение между 800 египетскими полицейскими из вспомогательных частей и английскими войсками, атаковавшими их с помощью танков и тяжелой артиллерии в Исмаилии. Полицейские, вооруженные винтовками, забаррикадировались в казармах в пустыне и запросили каирское правительство, что им делать. Им приказали сопротивляться. Было убито 70 человек, но правительство, заставившее их сражаться, так и не послало подкрепления. На этот раз население Каира невозможно было сдержать. 26 января 1952 года, в субботу, которую теперь именуют «Черной субботой», загорелись европейские кварталы Каира.

Есть много противоречивых рассказов о том, что произошло в этот день. Кого только не подозревали: коммунистов, короля, «Братьев мусульман», Сераг ад-Дина (вафдистского министра внутренних дел), тайную полицию и даже англичан. Майор Сэнсом возлагает вину на правое крыло Революционного комитета «Свободных офицеров».

Насер однажды обвинил в поджогах коммунистов, но затем передумал и заявил, что не знает, кто виноват.

По имеющимся теперь данным, можно предположить, что все началось с демонстраций возмущенного народа, которыми быстро воспользовалась правая группка террористов, пустивших красного петуха в европейские кварталы города. Скорее всего, только одна группа могла решиться на эту авантюру – «Братья мусульмане», и ныне большинство каирцев возлагает ответственность именно на эту организацию.

Самое простое и ясное описание этого дня содержится в книге Жана и Симонны Лякутюр «Египет в движении» (1958), но и у них не все детали убедительны. Версия майора Сэнсома, находившегося в то время в Каире, а также Анвара ас-Садата и других очевидцев кое в чем расходится с описанием Лякутюров. По-видимому, толчком к событиям все же послужила демонстрация у здания правительства в поддержку осажденных в Исмаилии полицейских. Студенты аль-Азхара и университета имени Фуада потребовали оружия, чтобы идти на выручку полиции, сражавшейся с англичанами. Вокруг парламента собрались огромные толпы, и впервые в истории Египта студенты, полицейские, офицеры и солдаты – все без исключения были заодно. Демонстрация превратилась, в сущности, в восстание, и ее можно считать началом той революции, которую несколько месяцев спустя офицеры лишь возглавили и направили в нужное им русло.

Сначала толпа была единой. Она направилась ко дворцу Абдин, а оттуда на площадь Оперы. Там уже происходили отдельные демонстрации, организованные левыми организациями и «Братьями мусульманами». На площади находилось кабаре, известное «танцами живота», принадлежавшее мадам Бадии, – «Казино де л'Опера», любимое место развлечений английских офицеров. И Сэнсом и Лякутюр пишут, что возмущение толпы вызвал египетский офицер, сидевший за столиком с танцовщицей из заведения мадам Бадии. Это было в 11 часов 30 минут утра, и кто-то крикнул, что офицеру должно быть стыдно развлекаться с танцовщицами, когда его братья гибнут в Исмаилии. В ответ раздались циничные реплики. Тогда часть толпы ворвалась в помещение, переломала столы и стулья и подожгла кабаре. Через 10 минут весь дом ярко пылал. Подъехали пожарные, но кто-то перерезал шланги, и тысячи людей наблюдали, как рушится любимое пристанище иностранных оккупантов. Полиция сперва не вмешивалась, хотя позже пыталась оттеснить толпу от пожарища.

Вот теперь-то и начались настоящие беспорядки. Если пожар в заведении Бадии был стихийной вспышкой гнева, то после него приступила к «работе» таинственная, хорошо организованная небольшая группа поджигателей. Около двадцати человек неслись вдоль улицы Фуад аль-Аваль и швыряли бутылки с горючей смесью в кинотеатр «Риволи». Это уже был умышленный поджог. По словам Лякутюров, тех же самых людей видели в этот день повсюду, где возникали пожары. Следующим загорелся кинотеатр «Метро», а позднее – находившийся через дорогу знаменитый Скаковой клуб. Хотя секретарь задолго до пожара уговаривал членов клуба разойтись, около 25 человек все же остались. Десять из них сгорели заживо или были убиты.

Один за другим пылали европейские магазины, кабаре, рестораны. Почти все улицы европейских кварталов Каира были объяты пламенем. Из окон и через крышу большого универмага «Сикюрель» вырывались огонь и дым. Горели знаменитый магазин и ресторан «Гроппи», агентство автомобильной фирмы «Крайслер», европейские картинные галереи, Барклайз-банк, конторы авиационных компаний, десятки мелких европейских магазинов и множество автомашин.

Наконец, вспыхнуло сокровище британской короны в Каире – отель «Шепердс». Был июль и время послеобеденной сиесты, когда появилась небольшая группа людей. Они проскочили в здание, вытащили на террасу деревянные кресла, соломенную мебель, облили их керосином и бросили спичку. Старое здание отеля, деревянные полы его коридоров были самой лучшей растопкой. Через несколько часов не только отель «Шепердс», но и противоположная сторона улицы выглядели словно руины разбомбленного города – Варшавы или Роттердама.