Текст книги "Каир. Биография города"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Ликвидация этого состояния идет окольными путями. Так, согласно новому толкованию доктрины Мухаммед говорил, что человек должен делать добро и служить народу. Другое положение гласит, что если перед вами возникает выбор – работа или молитва, должно работать. Бог поймет. Более того, ныне человеку разрешается самостоятельно мыслить. Ему говорят, что если после серьезных раздумий он поступает в соответствии со здравым смыслом, то нет основания бояться бога, так как именно бог дал ему разум. Эта концепция помогает рядовому египтянину пользоваться открывшимися перед ним возможностями, не отказываясь от своей веры в справедливость бога и учение Мухаммеда.

Проблемы религиозных догм касаются не только мусульман; крестьяне-копты не меньшие фаталисты, чем их мусульманские братья. Большинство коптских крестьянок носили чадру и жили в атмосфере тех же строгих моральных ограничений. Даже коренные египетские евреи в Каире придерживались многих мусульманских правил. Еще совсем недавно моральные нормы и поведение приверженцев этих трех религий мало чем отличались. Значительные изменения произошли в жизни некоторых коптов и местных евреев, когда они сблизились духовно с европейскими христианами и евреями, приняли европейские обычаи. Но образ жизни бедного копта и бедного еврея в Каире оставался точно таким же, что и у бедного мусульманина.

О положении евреев в Каире надо сказать особо. Во время английской оккупации в Египте образовались две категории евреев: коренные евреи, в основном беднота, и иностранные евреи, которые приехали сюда как европейцы и не пожелали отождествлять себя с египтянами. К чему это привело, можно видеть из доклада о ближневосточных евреях, подготовленного С. Ландсхутом по заказу Американо-еврейского и Англо-еврейского комитета и опубликованного в 1950 году в лондонской «Джуиш кроникл». В докладе говорится, что «растущая ориентация большинства египетских евреев на Запад и сопровождающий ее переход многих евреев в иностранное подданство привели к их отчуждению от остального коренного населения страны».

В религиозном отношении евреи в Каире не испытывали никаких трудностей. Мусульманская и еврейская религии очень сходны, и они не раз объединялись против христиан. В целом евреи испытывали гораздо худшее отношение от христианской общины Каира, нежели от мусульманской.

После июльской революции в Египте приняты законы, запрещающие антисемитизм. В 1956 году после агрессии Англии, Франции, Израиля Насер специально не высылал евреев, хотя выслал из страны англичан и французов. Если многие европейские евреи и покидали Каир (даже до 1952 года), в основном это было из-за ограничений, введенных для иностранных бизнесменов (об этом упоминается и в докладе Ландсхута). К евреям, уезжавшим после 1956 года, относились так же, как и к другим европейцам. Вообще же проявление антисемитизма до 1952 года было гораздо сильнее, чем после 1956 года. Во многих городах Европы антисемитские настроения (в отличие от антиизраильских) сегодня распространены гораздо шире, чем в Каире.

До войны 1967 года в Египте (в основном в Каире) все еще оставались 2600 евреев, и в канун июньской войны корреспондент лондонской «Таймс» Питер Хопкэрк навестил главного раввина Каира Бен Хаима Дуака. Он писал 5 июня в «Таймс», что в египетской армии есть еврейские солдаты, и «хотя это многих удивит, но египтяне – и об этом неустанно говорят их руководители – стремятся уничтожить Израиль, а не евреев». Хопкэрк писал, что евреи являются «египетскими гражданами, со всеми их правами и обязанностями», и в каирском телефонном справочнике он нашел 26 Коганов. Когда он спросил главного раввина, имеют ли место в Каире антисемитизм или враждебность по отношению к евреям, тот ответил, что бывают отдельные случаи, какие могут произойти даже в Англии. «Правительство делает все, чтобы предупредить антисемитизм, – добавил раввин, – и виновные подвергаются наказанию». В июне 1967 года в ОАР (главным образом в Каире) было 26 действующих синагог.

Еврейская проблема никогда не носила в Египте расовой или религиозной окраски. Она скорее относится к внешнеполитическим проблемам. Можно было бы даже не упоминать о ней в этой книге, если бы коренные евреи Каира не играли такой значительной роли в жизни города. В докладе Ландсхута говорится: «Еврейская община в Египте существует уже 1900 лет». Но и до этого в Египте были евреи. Самое раннее упоминание о них содержится в египетских памятниках 1220 года до н. э. В своей книге «Путь исхода израильтян из Египта», написанной с симпатией к евреям, Альфред Лукас приводит любопытный факт, что «в древних египетских письменных памятниках нет никакого упоминания о приходе израильтян в Египет, об их пребывании или исходе из Египта…». Это очень важное утверждение, ибо древние египтяне были склонны записывать на своих дощечках все, что происходило в стране, и другие события того же периода освещены весьма подробно.

Во всяком случае, в течение «1900 лет» пребывания евреев в Египте у них всегда была община в Каире – существует она и теперь. В 1966 году я зашел в большую синагогу на шари Адли, остановился под аркой эпохи фараонов и наблюдал, как входят и выходят молящиеся. Никто на улице не обращал на них никакого внимания, а в поведении самих евреев ничего не свидетельствовало о том, что они вынуждены молиться чуть ли не тайком. Многие каирские магазины, находящиеся сейчас во владении египтян или государства, сохранили свои прежние еврейские названия. Но по вполне понятным причинам евреи больше не участвуют в управлении Каиром.

Коптское христианство же продолжает играть важную роль, поскольку в Египте насчитывается примерно три миллиона коптов. Крестьянин-копт сильнее страдал под гнетом копта-землевладельца, чем мусульманин, но копты из средних классов более эмансипированы по сравнению с мусульманами. Их религия так же нетерпима и фанатична, как ислам, но у христианства никогда не было тех эгалитарных принципов, которые привлекали бедноту к исламу. Коптской религии тоже угрожает неизбежный бунт молодежи. Образованные копты, правда, еще считают мусульман пришельцами в Египте, но по мере того как религия будет все меньше влиять на мораль общества, копты и мусульмане – в процессе созидания нового Египта – постепенно забудут о религиозных различиях.

Значение в повседневной жизни каирца (будь он мусульманин, копт или еврей) имеют не столько политические аспекты религии, сколько верность древним ритуалам. Они регулируют всю жизнь Каира: что делать при рождении человека, совершеннолетии, женитьбе или смерти. Так, например, тело умершего мусульманина можно вынести из дома только через кровь – поэтому надо убить хотя бы голубя. Когда тело унесено, мясо жертвенного животного отдают беднякам, и чем зажиточней родственники, тем богаче жертва. Некоторые евреи, придя домой после похорон, садятся на пол и едят вареные яйца, а восточные евреи остаются сидеть на полу семь дней. Мусульмане все еще нанимают профессиональных плакальщиц. Хотя этот обычай и не очень жалуют, он продолжает существовать. Только послушав эти дикие вопли, можно понять, что такое «валум» – крик плакальщиц. Они рвут на себе волосы, бьют себя по лицу, доходят до исступления, а затем (если им платят по часам) получают заработанные деньги и спокойно отправляются восвояси.

Иногда на пыльном пустыре у каирской мечети Омара Макрама, недалеко от отеля «Нил-Хилтон», можно увидеть цветной шатер, иллюминированный керосиновыми или электрическими лампочками. Красиво украшенный арабский шатер предназначен для официальных приемов. Внутри земляной пол устлан коврами, вокруг расставлены позолоченные стулья и столики с изящной инкрустацией. Этот шатер разбивают для поминок по влиятельным людям. Приглашенные – мужчины заходят в палатку, женщины остаются в доме – долго, как принято у египтян, жмут друг другу руки, стоят немного, потом садятся на позолоченные стулья, беседуют с друзьями, изысканным жестом прижимая пухлые руки с висящими на них янтарными четками, наконец вздыхают, поднимаются и уходят домой. Шатер почти постоянно там находится. Такие же шатры устанавливают и в других местах – иногда они служат для свадебных приемов. Траурные церемонии в Каире проходят непрерывно.

Все религии – католическая, протестантская, маронитская, халдейская, еврейская, греческая, коптская – имеют свои официальные церемонии, которые «растягивают смерть» на 7 или 14, а то и на 40 дней после похорон.

У коптов похоронные церемонии длятся 40 дней и именуются «арбаин». Я присутствовал на одной из таких церемоний в Гелиополисе, но мои европейские нервы не выдержали. Есть что-то жестокое в тех страданиях, которые искусственно вызывает подобный организованный траур. Принятый ритуал предопределяет, что должен делать каждый участник церемонии. Вдову ведут в церковь, хотя она еле держится на ногах. Испуская раздирающие душу вопли, которые я предпочел бы никогда не слышать, она падает ниц перед портретом мужа, который установлен в церкви и убран черными лентами и цветами. Церковь неприглядна, ее стены увешаны уродливыми изображениями святых, и трагедия превращается в пошлый фарс. Похороны бедняка куда пристойнее: его друзья всегда торопятся доставить тело к могиле, похоронить его, немного сочувственно поплакать, а затем пойти домой ужинать.

Теперь понятно, почему один из самых больших районов Каира называется «городом мертвых». Он находится к югу от цитадели. В нем улицы и аллеи мавзолеев и гробниц, которые иногда достигают размеров небольшого дома. Недалеко от центра Каира есть другие кладбища, а знаменитые могилы халифов и мамлюков – неотъемлемая часть старого города. В определенные дни религиозных праздников мусульманские кладбища Каира оживают, как будто жизнь возвратилась в это царство теней. Родственники усопших поглощают специально приготовленные блюда прямо на могильных плитках, превращая это событие в праздник. Помимо кладбищ, всякое здание с куполом в Каире – это могила, иногда коллективная, для знаменитой семьи.

В 1966 году я совершенно случайно обнаружил в одном из таких семейных склепов могилу бывшего короля Фарука. Я стоял у мечети имама Шафии и позади нее заметил изящное здание, которое мне давно хотелось разглядеть внимательнее. Это Хош аль-Баша, где похоронены многие члены семейства Мухаммеда Али. Стены внутри мавзолея облицованы полированным мрамором, по нему вьется орнамент из золотых листьев и зеленых узоров, ничего общего не имеющий с исламом и определенно испытавший влияние французского романтизма. 20–30 могил возвышаются над полом, как и всякие мусульманские могилы, и напоминают печи деревенских пекарен. Могилы покрыты богатой резьбой и украшениями, кроме одной – принцессы Фатимы Дауд, внучки Мухаммеда Али. Принцесса отличалась благочестием и мятежным духом и потребовала, чтобы родственники похоронили ее в простом деревянном ящике. Теперь ее могила среди мраморных саркофагов похожа на нищего во дворце турецкого султана.

Самая знаменитая могила – Ибрагима, сына Мухаммеда Али и известного воина. Могилу подготовили для его отца, но поскольку Ибрагим умер раньше, его в ней и похоронили. Мне показалось, что кто-то совсем недавно сдвигал надгробные плиты у изголовья, а потом небрежно поставил их на место. Похоже, что могилу вскрывали. Но зачем? Я начал расспрашивать старого сторожа, который в конце концов разговорился.

– Примерно год назад, – сказал он, – в 2 часа 30 минут ночи пришли официальные лица с факелами и разрыли надгробие Ибрагима. Под ним обнаружили ступени, ведущие в подземную комнату. Затем они ушли и вернулись с телом короля Фарука. Его уложили рядом с Ибрагимом, который был его прапрадядей… У Ибрагима, – добавил сторож с обычным для могильщиков уважением к мертвецам, – была очень большая голова. Череп его был огромен, – и он изобразил руками, насколько он был больше его сморщенной старческой головы, – но Фарука Аллах не благословил такой головой.

Большинство египтян прекрасно знает, что Фарук похоронен где-то в Каире, но только нескольким официальным лицам известно, где именно.

Все остальные церемонии: рождение, совершеннолетие, свадьбы – празднуются в Каире с такой же восточной пышностью. На Западе, пожалуй, только еврейские семьи отмечают эти события столь же прилежно и горячо, как мусульмане и копты Каира. Слово «празднество» давно потеряло для нас былое значение, а у нас, англичан, остался только один настоящий праздник – Рождество. Но в Каире широко отмечают по крайней мере десяток праздников.

Самый значительный из них – маулид ан-Наби – день рождения пророка. Лет сто назад маулид праздновался на берегах озера Эзбекие, но поскольку озера больше нет, церемонии проходят на главных улицах старого города, украшенного разноцветными фонариками и лампочками. Примерно пятьдесят лет назад главным аттракционом в день маулида были «зикры» – самобичевание дервишей, которые наносили себе тяжелые увечья и глотали живых змей. Это зрелище уже давно запрещено. Английский ученый А. Батлер, описывая один из таких зикров в 1890-х годах, рассказал, как толстенный паша на арабском скакуне, подкованном стальными подковами, промчался полежавшим на земле, словно сардины в банке, дервишам. Многих он убил, других изувечил. По настоянию Батлера церемония (именуемая «досса») была прервана. Насер решительно разогнал дервишей, так как невежественные фанатики были для него весьма опасной компанией в таком городе, как Каир.

Если не считать запрещенного зикра, остальные народные развлечения в дни маулида в старом городе те же, что и раньше: фокусники, дрессированные обезьяны, кукольные спектакли для детей, чтение стихов. Дети могут за плату пользоваться качелями или сильно подержанными трехколесными велосипедами. Праздник маулид ан-Наби длится девять дней, и египтяне буквально объедаются сладостями. Дети уничтожают сахарные куколки, а взрослые поедают горы пирожков, пирожных и тортов, которые продаются в сотнях киосков, на лотках, в магазинах и прямо из горячих печей на улицах.

Как правило, все пирожки сделаны из слоеного теста, которое готовят в небольших лавчонках. Тесто раскатывают, оно становится тонким, как бумага, а затем пекарь ловким движением руки искусно закручивает его прямо в воздухе. Тесто начиняют орехами или мясом, потом ставят в печь. Иногда пирожное делается в виде тонких хрупких нитей и называется «кунафа». Другое, по названию «дворцовый хлеб», – лепешка, пропитанная медом, поджаренная в масле и политая сверху ишта – жирными сливками, снятыми с молока буйволицы.

Если вы предпочитаете европейские сладости, их можно купить в магазинах вроде «Гроппи», «Лаппас» или «Л'Америкэн». Так или иначе Каир – это рай для сластен. В дни маулида я прокладывал себе путь через весь город, от одного киоска до другого, словно по реке из меда с сахарными берегами. Праздничные излишества сказываются на желудке, но в Каире приходится с этим мириться, потому что все равно не избежать праздничных столов, ломящихся под курами, макаронами, голубями, овощами, хлебом, кебабами, сиропами, фруктами, пирожными, орехами и т. д. и т. п.

Самая изнурительная мусульманская церемония – это не праздник, а пост в дни рамадана – месяца, когда бог вручил Мухаммеду Коран. Рамадан начинается на закате последнего дня предыдущего месяца, когда пушка на цитадели, словно стартовый пистолет, объявит голодные гонки. После этого в течение тридцати дней в дневное время надо воздерживаться от еды и питья, запрещена половая жизнь, употребление парфюмерии и алкоголя. Мусульманин не имеет права есть до тех пор, пока он отличает черную нитку от белой, тогда второй выстрел пушки оповещает, что на сегодня пост закончен и можно мчаться домой и предаваться любым излишествам.

От поста в дневное время освобождаются беременные женщины, больные и престарелые. Большинство каирских трудящихся не прикасается к пище от рассвета до сумерек в течение тридцати дней, и, поскольку этот праздник соблюдается египтянами, правительство еще не нашло лазейки, которая позволила бы прекратить пост. Рано или поздно придется принимать меры, хотя бы потому, что шофер каирского автобуса работает в дни рамадана в полуобморочном состоянии; то же относится к сталевару в Хелване или водителю бульдозера в Асуане. Религия уже идет на уступки работающим, но они продолжают поститься. Может быть, пост так усердно соблюдается, чтобы потом лучше насладиться ночными часами, когда каирские улицы заполнены шумными веселящимися толпами людей, покупающих и поглощающих горы сладостей, пищи и напитков. Однако к концу тридцати дней ночное веселье выдыхается, яркие лампы на лотках и в киосках тускнеют, и население с облегчением встречает конец рамадана.

Мусульмане и копты терпимо относятся к церемониям друг друга. У них даже есть один общий праздник. Это шам ан-Насим – первое дуновение ветерка, первый день весны. Он считается также первым днем хамсина, периода горячих южных ветров, которые несут в Каир густую пыль. Слово «хамсин» означает «пятьдесят», и пыльные ветры действительно длятся примерно пятьдесят дней. Когда дует хамсин, Каир живет словно под гнетущим желтым песчаным покрывалом, и если остановиться на мосту Каср ан-Нил и взглянуть на город, реку, сады, небоскребы, трамваи и автобусы, вспомнятся слова из песенки битлов: «Не осталось ничего реального…» – именно так и выглядит город.

Праздник шам ан-Насим считается особенно веселым. Рядовая счастливая каирская семья, захватив корзину с провиантом, присоединяется к таким же счастливым семьям в садах у реки. В этот день молодежь обстреливает Каир небольшими гранатами, сделанными из камня и пороха, завернутых в бумагу и перевязанных бечевкой. Мальчишки носят гранаты в карманах и бросают их на тротуары под ноги прохожим; стрельба слышна день и ночь. Та же самая счастливая египетская семья, наверное, накануне заходила в специальный магазин, где продают подгнившую рыбу фессех, которую готовят на берегах озера Мензала около Порт-Саида. Египтяне едят этот гнилой деликатес круглый год, но он является обязательным в шам ан-Насим, и запах его слышен повсюду. Я видел когда-то карликовый кедр, посаженный в старую бочку от фессеха, и листья дерева распространяли не аромат кедра, а отвратительную вонь гниющего фессеха.

Каждый праздник или пост в Каире – удобный предлог для семейных сборищ. Как и все народы, жившие племенами, евреи и египтяне хранят традиции кланов. Поэтому когда братья и сестры, двоюродные и троюродные братья и сестры, жены двоюродных братьев, мужья троюродных сестер и просто друзья идут в Каире друг к другу в гости, это напоминает не обычный семейный визит, а кочевку племени в пустыне. Церемония встречи гостей тоже напоминает традиции аравийской пустыни, а не железобетонного города. После принятого в этих случаях обмена восточными любезностями гостям и хозяевам следовало бы усесться, поджав ноги, на ковер в шатре, а они вместо этого рассаживаются на европейских стульях с прямыми неудобными спинками в модернизированной квартире.

Из всех традиций и обычаев Каира тесные семейные узы – самое лучшее, что осталось от далекого и сложного прошлого. Избежать семейных связей не может никто, даже такой любитель изоляции, как интеллигент. На практике именно интеллигенция находится под сильным влиянием этого пережитка докапиталистической эпохи, хотя, конечно, и здесь кое-что начинает меняться.

Трудно предугадать, какова будет судьба традиционных норм поведения и обычаев в новом египетском обществе. Интеллигенция, как правило, выражает сегодня то, о чем завтра будет думать и спорить общество в целом, поэтому по ее поведению и следует судить о будущем. Та путаница, какую представляют нынешние общественные отношения в Египте, пошла прежде всего на пользу творческой интеллигенции. Перед ней открылся неограниченный простор для изучения замечательного человеческого материала, который представляет возрожденный народ. Сейчас, когда интеллигенция наконец сбросила ярмо духовной зависимости от Европы и ищет собственные источники культуры, Каир постепенно снова превращается в центр интеллектуальной жизни, который может распространить свое влияние далеко за пределами ОАР и арабского мира.

23. Каирская интеллигенция

Нельзя сказать, чтобы до революции 1952 года египетские писатели, артисты и художники находились «где-то в подполье», но гнетущая обстановка в стране мешала свободной творческой деятельности, В тот январский день 1952 года, когда пылал Каир, интеллигенция в силу политических разногласий не смогла принять активного участия в развивающихся событиях, не возглавила революцию. Это пришлось сделать молодым офицерам, в большинстве своем не принадлежавшим к интеллигенции, – некоторые из них были весьма ограниченными людьми, но полными решимости, дисциплинированными и воодушевленными идеей.

Далеко не вся каирская интеллигенция приветствовала армию в качестве нового хозяина и не все молодые офицеры симпатизировали интеллигенции.

После революции и вплоть до 1956 года молодые офицеры не выдвинули такую идеологию, которая привлекла бы к ним творческих работников. Образованная каирская молодежь продолжала с восхищением взирать на Запад. Накануне революции Альберт Коссари, один из наиболее даровитых молодых писателей Египта, все еще писал изысканные романы в стиле Даррела (причем на французском, а на на арабском языке) об усталых и безразличных к жизни египетских крестьянах и рабочих, у которых нет ни энергии, ни воли к избавлению. Такую же позицию занимали молодые интеллектуалы даже после революции.

Смертельный удар по таким настроениям нанесла суэцкая война 1956 года, заставившая египтян взглянуть на себя иными глазами. Поэты, писатели, художники и драматурги словно прозрели и примкнули к египетской революции. Но их положение было далеко не блестящим. Насер поощрял интеллигенцию, однако презрительное отношение правого крыла офицеров к «длинноволосым» создавало атмосферу нервозности и растерянности среди деятелей культуры.

Обстановка резко изменилась в 1962 году, когда Насер провозгласил социалистическую «Хартию» [14]14
  Речь идет о «Хартии социалистических действий», одобренной в июле 1962 года Конгрессом народных сил ОАР.


[Закрыть]. Он видел спасение Египта в боевом, народном, научном, антиимпериалистическом, индустриальном и насыщенном лозунгами социализме и нуждался в помощи интеллигенции, чтобы убедить в этом народ. В целом интеллигенция не только согласилась с ним, но и с радостью включилась в дело. В 1962–1963 годах Насер освободил из тюрем коммунистов, в основном видных представителей интеллигенции. Многие находились в тюрьме с момента революции, но из тюремных камер они зачастую поддерживали Насера, даже когда политическая полиция избивала их и пытала за отказ отречься от идей коммунизма. Насер предложил им теперь принять политику Арабского социалистического союза, не отрекаясь от коммунизма. Поскольку у коммунистов не было возражений против «Хартии» 1962 года, они приняли эти условия. Выйдя на свободу, некоторые из них сразу же получили важные посты в области культуры в государственном аппарате.

Таким образом, в политическом отношении интеллигенция обнаруживала все большую связь с революцией. Внешнеполитические события также принуждали ее занять твердую позицию по многим вопросам, которые, как правило, вызвали у интеллигенции колебания и сомнения. В печати, театре, кино, литературе и по телевидению писатели и артисты начали объяснять народу, что египтяне не дураки и не рабы и что нация должна обладать достоинством, смелостью и ясной целью. Прислушиваясь к разговорам об общественной сознательности, даже почтенные представители среднего класса решались произносить вслух такие огнеопасные слова, как «социализм» и «революция». Всего несколько лет назад слово «социализм» произносили только шепотом, но теперь интеллигенция призвала людей заговорить по-иному.

Вероятно, многие нации еще не сумели решить проблемы равновесия между ответственностью и свободой интеллигенции, и Египет в этом отношении не исключение. Если взглянуть на тот по-восточному своеобразный окольный путь, по которому идут сейчас египтяне к своему будущему, то можно заметить в выборе направления определенную логику. Может быть, не всем интеллигентам нравится бремя ответственности, но так или иначе им придется к нему приспособиться. Египетская революция развязала могучие интеллектуальные силы, примером чего может служить каирская пресса.

Той прессы, которая на Западе именуется «свободной» (то есть находящейся в частной собственности), в Египте уже не существует. В 1960 году вся печать была передана в руки Арабского социалистического союза. Потеряв своих частных владельцев, каирские газеты перестали заниматься злословием и сплетнями (которые иногда были весьма забавны). Они стали орудием общественного воздействия. Некоторых это устраивало, но не всех. Известные еженедельники вроде «Роз аль-Юсеф» (названный по имени основательницы газеты), «Ахбар аль-Яум» и «Ахер Саа» стали намного лучше, отказавшись от легкомысленных сенсаций, хотя и поскучнели.

Единственной газетой, принявшей эту социальную реформу всерьез, явилась «Аль-Ахрам», которую можно назвать каирской «Нью-Йорк таймс», «Таймс» или «Правдой». Лишь очень немногие газеты мира содержат такой богатый материал для специалистов, желающих досконально узнать, что думают руководители государства. Редактор «Аль-Ахрам» Мухаммед Хасанейн Хейкал практически не только разъясняет официальную позицию президента, но пишет и о том, что волнует Насера, какие у него трудности, неприятности и что является полезным и обнадеживающим. Нередко результаты такого критического самоанализа «Аль-Ахрам» бывают из ряда вон выходящими.

Хейкал и сам часто присутствует на открытых собраниях местных отделений Арабского социалистического союза, где он умышленно вызывает острую и критическую дискуссию по политическим и идеологическим вопросам. Он буквально одержим желанием пробудить страсть к широким дискуссиям, в частности на страницах «Аль-Ахрам». Могут возразить, что в этом нет ничего нового, так как египетская пресса всегда любила споры. Но различие в том, что сейчас египетская печать преследует определенные социальные цели. Чета Лякутюр восхищалась другой каирской газетой, «Аль-Маса», за ее умное и серьезное участие в обсуждении проблем Египта. Но этот случай особый, ибо газету основал Халед Мохи эд-Дин, единственный марксист среди членов организации «Свободные офицеры».

Что всегда поражает в любом каирском газетном киоске – это обилие и разнообразие египетской печати. По официальным данным 1965 года, в Каире издавалось 9 арабских ежедневных газет, 44 арабских еженедельника, 22 двухнедельных журнала, 146 ежемесячных журналов и 51 журнал, выходящий от случая к случаю. До сих пор есть ежедневная газета на английском языке, 10 английских еженедельников и 5 ежемесячных журналов, иногда чисто пропагандистского характера. На французском языке издаются ежедневная газета и около 10 еженедельных и ежемесячных журналов; на греческом и армянском языках – по одной газете и журналу. В списке фигурируют ежедневные газеты на персидском, немецком и итальянском языках. До недавнего времени важнейшие литературные журналы Каира были ежемесячными. После 1962 года правительство решило, что крупным ежедневным газетам следует давать раз в неделю приложение по вопросам культуры, с тем чтобы проблемы искусства и литературы перестали быть достоянием только избранного читателя толстых журналов и проникли в каждую семью, где читают газету. Кое-кто из интеллигенции возражал против приложений к газетам, так как сократился тираж толстых литературных журналов. Но даже на Западе было бы бессмысленно возражать против толстенных воскресных приложений к европейским и американским газетам.

Поскольку именно литература сейчас старается завоевать широкого читателя, подобная связь ее с прессой весьма желательна. В целом серьезные писатели приветствуют сотрудничество с печатью, так как оно помогает им найти более непосредственный путь к умам египтян. А с другой стороны, социальный реализм писателей и художников, выступающих в газетах, помогает прессе выполнять ее долг перед обществом. В современном Египте у интеллигенции нет желания обособиться от необразованного общества. Постороннему человеку может показаться, что все это делается по приказу свыше, но тот, кто по-настоящему понимает Египет, как, например, та же чета Лякутюр, знает, что это неверно. Лякутюры считают, что новый египетский социальный реализм «достаточно отвечает требованиям современной египетской культуры и насущным интересам страны; он позволяет достичь некоторого синтеза борьбы за национальную независимость, социальных реформ и потребностей самого искусства».

Так, литература выступает бок о бок с Мухаммедом Хасанейном Хейкалом, редактором «Аль-Ахрам», и социальный реализм в литературе совпадает с идеями социалистической «Хартии» 1962 года.

В 1956 году Лякутюры упоминали в своей книге около десяти выдающихся египетских писателей, в том числе Абдель Рахмана Шаркахи, Нагиба Махфуза, Рушди Салиха, Тахи Хусейна и Тауфика аль-Хакима. Все они, за исключением одного (Тауфика аль-Хакима), могут быть названы социальными реалистами. Это, несомненно, лучшие писатели Египта, и по их творчеству можно проследить всю борьбу египетской литературы за свое существование в течение последних пяти – десяти лет.

Помимо социальных факторов, одна из причин, почему лучшие египетские писатели никогда не имели достойного читателя, в том, что книжный рынок был забит макулатурой, дешевыми дрянными книжонками, которые публиковались в Египте и в большой степени поглощали время и умы читателей. Я не ошибусь, если скажу, что около трети всех наименований книг, напечатанных в Египте до революции, – это жалкое подражание европейским и американским романам, иногда просто плагиаты, наскоро переведенные или «адаптированные» на арабский язык. Стоит присмотреться к уличным букинистам около садов Эзбекие, вы, несомненно, обнаружите интересные английские книги эпохи королевы Виктории, романы, вышедшие еще до 1914 года, а также множество медицинских книг, которые продают студенты после окончания университета. Но тут же вы утонете в сотнях арабских книжек «карманного» издания. Одни только рисунки на их обложках дают представление о «содержании». Достаточно заглянуть в книжку, чтобы понять (даже не зная арабского), что это грубое подражание французским полицейским романам или американским детективам. Как-то я нашел в подобном издании роман «Моби Дик», переложенный на диалоги в «хемингуэевском» стиле.