Текст книги "Блюз мертвых птиц"

Автор книги: Джеймс Ли Берк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

– Конечно. Страдаю бессонницей, по ночам смотрю ящик.

– Всю эту неделю идут фильмы Джеймса Дина. Думаю, он величайший актер из всех.

Клет вновь завел двигатель и вывернул на основную дорогу. Тень прошла по его лицу, когда он вспомнил, как кто-то в красной ветровке убивает Бикса Голайтли.

– Что ты знаешь об оружии?

– Достаточно, чтобы понять, с какой стороны нужно стоять.

– Сделаем остановку у болота Хендерсона. Хочу дать тебе пару уроков.

– Я нашла твою «Беретту» и разобрала ее у тебя под носом. Мне не нужны уроки обращения с оружием, по крайней мере, не сейчас. Я немного устала, понимаешь? Цифры, вытатуированные на предплечье старика, это из лагеря смерти?

– Думаю, да. А что?

– Он заставил меня вновь почувствовать себя нечистой. Как тогда, когда я была маленькой девочкой. Даже не знаю, почему, – ответила Гретхен. – Я не очень хорошо себя чувствую. Давай вернемся в мотель. Мне нужно поспать и заново начать этот день.

Единственной зацепкой на тех, кто пытался убить меня у «Бенгальских Садов», было имя Ронни Эрла Патина, грабителя, которого лет десять назад я помог упечь за решетку. Хотя и бывают случаи, когда уголовники, закрытые на серьезные сроки, годами копят злость и, оказавшись на свободе, пытаются отомстить, они крайне редко начинают охотиться на копов, судей или прокуроров. Как правило, отмщение ждет кинувших их подельников или заложивших их членов семьи. Ронни Эрл был потным обжорой, подсевшим на порнуху, и агрессивным алкоголиком, вымогавшим пенсии и пособия у стариков. Он провел за решеткой большую часть своей сознательной жизни, при этом большая часть его преступлений была следствием его пристрастий, а не желания кому-то отомстить. Но стал бы он при этом выполнять заказ на полицейского за хорошие деньги? Очень даже может быть.

Водитель рефрижератора был коротышкой, а значит, это не Ронни Эрл, ну а стрелок, чуть было не снесший мне голову из дробовика, имел лицо аскета, напоминающее ножовочное полотно. Могли ли десять лет строгого режима в «Анголе» растопить ту гору жира и желатина, которую я в свое время туда упрятал?

Я позвонил старому надсмотрщику в «Анголе». Он многие годы пас Ронни Эрла в системе правосудия.

– Да, прямо-таки образцовая история успеха Дженни Крейг,[14]14
  «Дженни Крейг» – компания, продвигающая одноименную программу похудения.


[Закрыть] – сказал мне он. – Последние два года ни разу не попадал в карцер, работал на бобовых полях.

– Так он весь срок отмотал?

– Два месяца ему скостили, и это за червонец-то. А мог бы выйти через тридцать семь месяцев.

– Так что ему помешало?

– Самогон гнал, за петухами гонялся и, в общем, вел себя как полный отморозок. Так зачем он тебе?

– Кто-то пытался завалить меня из дробовика.

– На Ронни Эрла вроде не похоже.

– Почему?

– У него в жизни только два интереса: секс и дурь. Он ходячий член. Единственная причина, по которой он похудел, так это чтоб ему сразу дали после отсидки. Может, начнете отправлять к нам криминалитет более высокого полета?

– Думаешь, он способен на заказное убийство?

– А ты когда-нибудь видел алкаша, который не был бы способен на все? – проговорил он и осекся, судя по всему, поняв двусмысленность своих слов. – Извини. Ты все так же в завязке?

– Мне пора, спасибо, Кэп, – мне ничего не оставалось, как закончить разговор.

Я начал обзванивать бары в северном Лафайетте. Вы, конечно, можете удивиться самонадеянности детектива из полицейского управления округа Иберия, возомнившего себе, что может разыскать подозреваемого в Лафайетте, за двадцать миль от дома, причем тогда, когда даже местные копы не были в состоянии этого сделать. Но ответ до безобразия прост: алкоголик знает, как думает другой алкоголик. Есть множество проявлений этой болезни, но ключевые черты любого практикующего алкаша всегда одинаковы. Будь то президент компании или бродячий выпивоха, распевающий «аллилуйя» по канавам, будь то католическая монашка или дешевая уличная проститутка, чемпион мира по боксу или двухсоткилограммовый жирдяй, образ мышления никогда не меняется. Именно поэтому алкоголики со стажем стараются избегать компании тех, кто завязал с этим делом, и даже иногда их увольняют, чтобы не держать вблизи себя человека, способного слышать их самые сокровенные мысли.

Один бармен, наконец, сказал мне, что Ронни Эрл наведывался в его заведение пару месяцев назад, сразу как откинулся из «Анголы». Бармен сообщил, что Ронни Эрл ничуть не напоминал того толстяка, которого суд отправил на нары десять лет назад.

– Но это тот же самый парень? – спросил я.

– Нет, – ответил бармен, – это совсем другой человек.

– В каком смысле? – не понял я.

– Он стал еще хуже. Сам знаешь, как это бывает, – пояснил бармен, – такому больному становится лишь хуже, когда он не пьет, и когда он рано или поздно возвращается за барную стойку, он пытается залить внутри себя уже не костер, а целую пустыню.

С тех пор бармен Ронни Эрла не видел и не знал, куда он пропал. Последний бармен, с кем я связался, в свое время забирал меня в невменяемом состоянии из темного переулка за борделем в старом районе Лафайетта под названием Подземка. Это было место безликих и беспросветных квартирных домов, обитатели которых были столь потеряны и жили в таком отрыве от реального мира, что если вы там пьете, значит, вы точно достигли цели, которую поставили себе многие годы назад: полное уничтожение того невинного ребенка, который когда-то обитал в вашем бренном теле. Для меня Харви всегда был современным паромщиком Хароном, не позволившим мне переплыть Стикс.

– Сюда каждый вечер заглядывает парень, называющий себя Роном, – сказал он, – заливает так, как будто пытается напиться за все потерянное время. Все заказы одинаковы – кружка пива и четыре рюмки в ряд. Любит светить деньгами, приглашает работящих девчонок к себе за стол. Эдакий павлин, понимаешь, что я имею в виду?

– Не совсем.

– У парня точно весьма разностороннее прошлое.

– На кого похож этот Рон?

– Хорошая одежда, аккуратная стрижка. Быть может, работал на открытом воздухе. Помню, он анекдот рассказывал, что-то про строгий режим или типа того. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– О многом.

– Кстати, он только что зашел, с ним три телки. Что мне делать?

Я бросил взгляд на часы, время было без четверти пять.

– Задержи его, я еду. Если он уйдет, запиши его номер и звони местным легавым.

– Дэйв, мне тут куча копов ни к чему.

– Все будет в порядке. Если потребуется, налей этому Рону и его подружкам по стаканчику, за мой счет.

Мой пикап все еще находится в мастерской, а потому я взял машину без опознавательных знаков, прицепил на крышу мигалку и ринулся по двухполосному шоссе мимо Испанского озера по направлению к Лафайетту.

Клуб представлял собой темную коробку без окон с маленьким танцполом и виниловыми кабинками, расположенными вдоль стен. Через занавеску из красных бусин на задней двери пробивался свет из туалетов. Небо все еще ярко светилось, но когда я зашел в бар, то с трудом различал людей, сидящих в кабинках. Я увидел, как Харви поднял взгляд от раковины, в которой мыл стаканы. Я сделал вид, что не знаю его, и отправился в угол бара, в тень, и сел за барную стойку. На мне был спортивный пиджак и галстук, а под полой пиджака в бедренной кобуре покоился мой сорок пятый калибр. Харви направился ко мне, прогибая под собой жалобно поскрипывающие половицы. Его лицо было круглым и плоским, а его ирландский рот был настолько мал, что, казалось, принадлежал золотой рыбке.

– Закажете? – спросил он.

– «Доктор Пеппер» с долькой лайма, – краем глаза я заметил чернокожую женщину в короткой юбке и белой блузке с глубоким вырезом, сидящую на табурете неподалеку. Я посмотрел на Харви. Здесь все еще подают гамбо?

– Сейчас будет, – ответил он.

Он занялся моим напитком, поглядывая на кабинку у входа. Я глянул через плечо и увидел мужчину с лицом, напоминавшим лезвие топора, с тремя женщинами. Харви поставил передо мной напиток, взял в руки половник из нержавеющей стали и, опустив его в котел с куриным гамбо, наполнил им белую тарелку и поставил ее передо мной в компании ложки и салфетки, и взял двадцатку, которую я положил на стойку.

– Сдачу через минуту, только обслужу еще один заказ.

Бармен достал заиндевевшую кружку из кулера, наполнил ее пивом, пока шапка из пены не накренилась через край, затем ловко наполнил четыре рюмки до верха и поставил все это на круглый поднос. Работу Харви за стойкой трудно было назвать таинством, и большинство нормальных людей подобное даже не замечают. Но я не мог отвести глаз от его рук, от того, как методично он наполнял бокалы и расставлял их на подносе с пробковой подложкой, не мог игнорировать запах свежего пива и ароматного виски, не разбавленного льдом, фруктами или коктейльной смесью. Я зачарованно ловил взглядом латунный блеск пива, капельки пены, стекающей по инею кружки, янтарное свечение виски, словно отражающее изнутри солнечный свет. Вероятно, это было виски, выдержанное в бочке из желтого дуба, виски, влажность, плотность и скрытая сила которого превосходили сумму его компонентов, возвышающихся над краем рюмки, словно увеличиваясь в размерах. Я испытал нестерпимое желание, сродни вожделению зависимого от героина или секса человека, ничем не отличающееся от непреодолимого стремления мотылька, летящего на пламя свечи, или потребности ребенка, тянущегося к материнской груди.

Я отпил «Доктора Пеппера», разжевал и проглотил кусочек льда и постарался отвести взгляд от подноса, который Харви нес к кабинке у входа.

– Ты когда-нибудь видел маленького мальчика, заглядывающегося через витрину на то, чего он не может получить? – сказала мне чернокожая женщина в короткой юбке.

– О чем это вы? – спросил я.

– А ты как думаешь?

– Это моя работа, – сказал я, – проверяю захудалые забегаловки, обслуживающие таких, как я.

– Ну, тогда немного компании тебе точно не помешает.

– Вы для меня слишком привлекательны.

– И именно поэтому ты разглядываешь тех трех женщин в зеркало? Разве они не привлекательны?

– Хотите тарелку гамбо? – спросил я.

– Милый, мои прелести в тарелках не подаются. Надо бы тебе попробовать.

Я подмигнул ей и поднес ложку гамбо ко рту.

– Дорогуша… – молвила она. Ее табурет скрипнул, когда она повернулась ко мне. Черт возьми, она действительно была привлекательна. Ее кожа была темно-коричневого шоколадного цвета, гладкой и не испорченной неровностями или шрамами, густые черные волосы еще пахли шампунем, укладка почти безупречна. – Ствол у тебя выглядывает.

Я прикрыл пистолет полой пиджака, не отводя взгляда от отражения в зеркале.

– Одна из девочек в той кабинке – моя сестренка. Я сейчас подойду к ней, и мы с ней выйдем на улицу. И у нас не будет никаких неприятностей, так ведь?

– Как вас зовут?

– Лаверн.

– Оставайтесь на месте, мисс Лаверн. Я отправляюсь побеседовать с давним приятелем. С вами и вашими подругами все будет в порядке. Может быть, я вас всех еще и выпивкой угощу после этого. Но сейчас вам не стоит брать в голову все события окружающего мира. Это ведь Ронни Эрл Патин там, в кабинке, не так ли?

– Ты не из полиции Лафайетта.

– Это вы верно подметили.

– Тогда зачем ты приходишь сюда и усложняешь жизнь людям, которые не сделали тебе ничего дурного?

В ее вопросе был свой резон. Но войны не подчиняются здравому смыслу, а правоохранительная деятельность и подавно. Во Вьетнаме мы убивали в среднем по пять гражданских на одного вражеского солдата. Правоохранительная деятельность немногим отличается. Люди, занимающие низшую ступень общества, все равно что собачий корм. При этом владельцы съемного жилья, члены комиссий по городскому зонированию, продавцы порнографии и промышленники, загрязняющие окружающую среду, обычно уходят от правосудия. Богатеи не оказываются на электрическом стуле, и всем плевать, когда очередной рабочий муравей попадает под ботинок.

Я взял незанятый стул и с ним в одной руке и с напитком в другой, отправился в кабинку, где человек по имени Рон сидел с молодой белой женщиной, чернокожей красоткой и мексиканкой не старше семнадцати лет.

– Как жизнь, Ронни Эрл? – спросил я, громко поставив свой стул у стола.

– Ты меня с кем-то спутал. Меня зовут Рон Прудхом, – ответил мужчина. Он улыбался, его скулы и подбородок превратились в букву V, в глазах теплился алкоголь.

– Нет, Рон, мы с тобой друг друга давно знаем. Помнишь, как ты проломил старику голову молотком за его ветеранскую пенсию? Думаю, он после этого так и не оправился.

– Я тебя не знаю, – ответил он.

– Я Дэйв Робишо, – сказал я двум женщинам и девушке, – и я думаю, что Ронни всадил заряд дроби мне в лобовое стекло.

Мужчина, назвавшийся Роном Прудхомом, поднял рюмку и с сонным выражением лица медленно выпил ее до дна, наслаждаясь каждым глотком. Затем он отпил из кружки с пивом и поставил ее на стол, вытерев изморось с пальцев.

– Если бы я сделал что-нибудь в этом роде, разве бы я ошивался в городе? – спросил он.

– М-да, должен признать, неувязочка, – ответил я.

– Неувязка потому, что я не тот, кого ты ищешь.

– Нет-нет, ты именно тот, кто мне нужен. Я просто еще не понял, чем ты теперь занимаешься. То ли ты киллер, то ли простая пешка в банде Джессе Лебуфа, отставного легавого из убойного отдела. Знаешь Джессе Лебуфа? Он в свое время нагонял страх господний на таких, как ты.

Он пододвинул мне одну из наполненных рюмок.

– Предлагаю запить встречу пивком. Насколько я помню, вкусы у нас с тобой одинаковы, да и выбрасывали нас за шкирку из одних и тех же забегаловок. Единственной причиной, по которой тебя в некоторые из них пускали, был твой значок.

– А я думаю, что понял, почему ты тут ошиваешься, Ронни. Ты не свалил из города потому, что это не ты стрелял из грузовика. Но именно ты угнал его от того мотеля, где сейчас живешь. А это значит, что ты угнал его для кого-то другого. Если память мне не изменяет, у тебя был брат, хотя вы и не были похожи. Ты-то выглядел как воздушный шарик с пеньками вместо рук и ног, а вот братец твой был поджарый. Такой, какой ты сейчас. Ну, как, тепло?

– Все это бред. Если только ты не тот лживый коп, благодаря которому судья впарил мне червонец, которого я не заслужил.

– Нет, я тот коп, который позаботился о том, чтобы твоя репутация педофила сопроводила тебя на нары, – ответил я. – Дамы, вы бы поосторожнее с этим засранцем. У него огромная потеря веса, и похудел он за очень короткое время. Советую вам заставить его использовать презервативы из промышленной резины. В «Анголе» он был как хищником, так и камерным петушком, и годами сидел в одиночке потому, что засветился как минимум в двух групповых изнасилованиях. Вы регулярно на СПИД проверяетесь?

Белая и чернокожая женщины переглянулись, потом посмотрели на мексиканку. Затем, не говоря ни слова, встали и покинули клуб.

– Ну, я так понимаю, друзьями-собутыльниками нам не быть, – произнес Ронни Эрл.

– Я прямо сейчас могу тебя оформить и отвести в полицию Лафайетта. Или же я могу позвонить им, и они сами заберут твою задницу. Или же ты можешь сдать мне киллера в рефрижераторе. Думаю, киллер – это твой брат.

– Я своего брата не видел с тех пор, как сел. Слышал, что он либо помер, либо живет в западном Канзасе, вот только не помню, что из этого правда.

– Встань, руки за спину.

– Да никаких проблем. Я выйду через два часа. Я читал про эту перестрелку, но в тот день я играл в бридж в Лейк-Чарльз, и у меня есть двадцать свидетелей, можешь им позвонить.

– У меня для тебя новость, Ронни Эрл. Это не я хочу подвесить тебя за яйца, это полиция Лафайетта. У них особая любовь к растлителям малолетних, и им наплевать, как упечь тебя обратно за решетку, лишь бы ты снова там оказался. Не будь таким тупым.

– Вся моя жизнь тупая. Делай, что должен, но одну вещь я хочу прояснить: я никогда не притрагивался к детям. Да, много другого дерьма сделал, но обвинение в растлении – это тупая подстава. Ты отправил меня за решетку с плохим тавром, и я заплатил за это большую цену, чувак.

– Такова жизнь, Ронни.

– Откуда ты знал, что у меня СПИД?

– Я и не знал.

– У меня там порез на запястье. Как ты думаешь, если он долго не заживает, это что-нибудь значит?

Мои руки застыли, я не мог пошевелить пальцем.

– Попался, гнида, – с удовольствием произнес он.

Иногда и преступники, даже худшие из них, ловят свой звездный час.

Нечто странное произошло со мной, когда я заковывал Ронни Эрла Патина в наручники и обыскивал на предмет спрятанной контрабанды. Я увидел клуб во всех его деталях словно замороженным в линзе фотоаппарата. Я видел своего друга Харви, похожего на жука со своими бровями и лысой головой, упершегося руками в барную стойку и уставившегося на полицейского из Иберии, которого он когда-то вытащил из грязной лужи за баром, и теперь этот полицейский мог стоить ему его работы. Я видел проститутку в блузке с глубоким вырезом и короткой юбке, разговаривающую по мобильнику на выходе через боковую дверь. Видел инвалида с руками, слишком короткими для его бревноподобного тела, пытающегося запихнуть монетки в музыкальный аппарат пальцами, напоминающими венские сосиски. Я видел все наполненные печалью, прожженные дни и ночи, проведенные мною в многочисленных барах от Денежной долины Сайгона до темных закоулков Манилы и до поселка браконьеров в Атчафалайа Бейзин, где я поменял свои командирские часы, те самые, пережившие взрыв прыгающей мины, на пол-литра бурбона и шесть банок пива. Перед моими глазами проплывали осколки и развалины моей впустую прожитой жизни, как будто я перелистывал корешки выписанных чеков с осознанием того, что напоминания о моральном и физиологическом банкротстве никогда не покинут меня.

– Так ты меня забираешь или нет? – спросил Патин.

– Я пока что еще не решил, что с тобой делать, – ответил я, – но тебе лучше бы закрыть пасть.

– У меня на столе все еще стоят две полные рюмки. Давай одна тебе, одна мне, без понтов. Ну, давай же, я знаю, что ты хочешь. Ты такой же, как я. Я вполовину сократил дозу своего бухла потому, что трахаюсь каждый день. А ты чем себя занимаешь? Только не надо врать, уж я-то знаю, какая жажда тебя гложет, сукин ты сын.

Я вытолкнул его через переднюю дверь на парковку и достал свой мобильный. Батарейка была мертва.

– У тебя мобильник в машине?

– Я сюда пешком пришел, да и нет у меня мобильника, думаю, они не для таких простых парней, как я. И вообще, я не верю своим ушам, ты пытаешься стрельнуть мобилу у чувака, которого сам же пытаешься закрыть? – Патин заржал так, что слезы потекли по его худому лицу.

Я расстегнул наручник на одном из его запястий. Огромное, как планета, красное солнце начало заходить за деревья на западной стороне залива, ведущего к Новому Орлеану. Я пропустил свободный наручник через бампер моей машины и снова застегнул его на запястье Ронни. Эрла Патина, заставив его встать на колени на асфальт.

– Я позвоню по телефону из клуба, вернусь через пару минут, – сообщил я.

– Ты что, оставляешь меня здесь?

– А на что это похоже?

– Заведи меня внутрь.

– Ронни, ты восемь лет провел в «Анголе». Думаю, если бы ты научился стучать, то вышел бы оттуда многим раньше, но ты этого не сделал. Немногие парни могут этим похвастать. Ты крепкий парень, но для меня это значит, что с тобой я зашел в тупик, а потому теперь ты – проблема полиции Лафайетта.

– У меня колени больные. Работал на полу без наколенников, – сообщил Патин.

– В это я могу поверить, – бросил я, достал свой плащ из машины, сложил из него подушку и подложил ему под колени.

Он посмотрел на меня снизу вверх, его лицо перекосилось от неудобной позы.

– Ты выпьешь мое бухло?

– Пока не знаю, – ответил я.

Я вернулся в клуб. Может быть, мне стоило отвезти его в полицейское управление Лафайетта на заднем сиденье своей машины, хотя сзади и не было карабина на полу для фиксации наручников. А может, стоило отпустить его на все четыре стороны и попытаться проследить, куда он отправится. Или, может, мне стоило задержать и трех проституток? А может, мне вообще нужно было следить за зарядкой моего мобильного, хотя я позже и понял, что проблема была в прикуривателе. Я набрал «911» на телефоне-автомате и наблюдал за тем, как инвалид танцует с воображаемой женщиной перед музыкальным аппаратом. Я поискал глазами проститутку, которой предложил тарелку гамбо, но не увидел ее в клубе. Я смотрел, как Харви моет стаканы в полной грязной воды раковине, и подумал, как бы все повернулось, если бы он не вытащил меня из канавы за дешевым борделем в Андерпасе. Стал бы я ужином для шакалов? Или бы меня ограбили, а может, и забили бы до смерти? Молил бы я о пощаде, если бы кто-то приставил нож мне к горлу? Такой ассортимент блюд присутствует в меню каждого опустившегося алкаша.

Я поднял руку в знак благодарности Харви и подождал, пока мой звонок в «911» перевели на детектива в полицейском управлении Лафайетта. Казалось, что низкий потолок, крашеные стены из шлакоблока и вонь сигарет и мочи из туалета выдавили из комнаты весь кислород. Я ослабил галстук, расстегнул воротник и сделал глубокий вдох. Я закрыл глаза и снова открыл их, почувствовав, как сужаются сосуды в одном из полушарий моего усталого мозга и как по непонятной причине возвращаются старые проблемы с головокружением. Мой взгляд упал на рюмки с виски, покинутые на столе Ронни Эрла. Я перевел взгляд на сигаретные ожоги на полу, похожие на окаменелые останки речных пиявок, и до боли сжал во внезапно вспотевшей ладони трубку телефона.

Мой звонок диспетчеру «911» и разговор с детективом заняли не более трех минут. Инвалид все еще танцевал под ту же самую мелодию, раздававшуюся из музыкального автомата, когда я зашел в клуб. Но я внезапно осознал, что облажался, причем по-крупному. Чернокожая проститутка за стойкой бара была слишком спокойной, когда распознала во мне копа. Она тоже это поняла, а потому притворилась обиженной жертвой, чтобы смазать мое впечатление о ней.

– Ты тупой ублюдок, – сказал я себе, бросил трубку телефона и распахнул переднюю дверь.

Далекий выстрел раздался из теней вниз по улице, либо с заднего сиденья автомобиля на углу, либо с заброшенной заправки за ним, разбитые окна и пустые колонки которой прятались глубоко в тени черных дубов. Я услышал лишь один громкий хлопок, вероятно, произведенный мощной винтовкой с оптическим прицелом. Возможно, пуля задела другую поверхность, прежде чем отрикошетить в цель, или же порох в патроне был влажным или старым. Независимо от этого, патологоанатом позже придет к выводу о том, что пуля, проделав отверстие в лице Ронни Эрла Патина, изменила направление своего движения и на выходе вырвала часть черепа, размазав его мозги по багажнику моего полицейского автомобиля.

Когда я подбежал к нему, держа свой сорок пятый калибр в руке, он уже завалился на бок, сидя на коленях, как ребенок, заснувший во время молитвы. Вечерняя прохлада была испорчена пылью, шумом автотрассы, запахом автомобильной резины и выхлопных газов. Я вгляделся в поток машин, посмотрел на дым горящих мусорок, поднимающийся к красному солнцу, и задумался, покинула ли уже душа Ронни Эрла Патина его бренное тело и была бы его жизнь иной, если бы я не отправил его за решетку с репутацией педофила. Думаю, вряд ли это что-нибудь изменило. Но сложно ненавидеть мертвецов, что бы они ни совершили при жизни. Это та власть, которую они имеют над нами.