Текст книги "Гнев Тиамат (ЛП)"
Автор книги: Джеймс Кори
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– А я и отца своего никогда не видел, – сказал Тимоти, – но со временем я завел то, что как-то напоминало семью. И для того, кто вырос на моей улице, это было неплохо. Пока было. Я тебе вот что скажу – такого пиздеца, какой творился в моем детстве, в твоем и близко не было.
– Моя жизнь прекрасна, – сказала Тереза. – Могу получить что пожелаю. И когда пожелаю. Все обо мне заботятся как могут. Мой отец следит, чтобы мне дали образование и подготовку, необходимые для управления миллиардами людей на тысячах планет. Ни у кого нет таких возможностей и привилегий, как у меня. – Она замолчала, удивленная ноткой горечи в собственном голосе.
– Угу, – сказал Тимоти. – Как я понимаю, ты именно поэтому всегда оглядываешься, когда сбегаешь сюда повидаться.
* * *
В эту ночь, лежа в темноте в своей комнате, она никак не могла уснуть. Тихие ночные шумы Государственного Здания взяли над ней странную силу, отвлекали и заставляли вздрагивать. Даже мягкое потрескивание стен, отдающих накопленное за день тепло, казалось стуком, которым кто-то пытался привлечь ее внимание. Она попробовала перевернуть подушку, прижаться щекой к прохладной стороне и включить мягкую, успокаивающую музыку. Не помогло. Раз за разом она закрывала глаза и заставляла себя проваливаться в сон, а через пять минут обнаруживала, что глаза широко открыты, а сама она уже на полпути к воображаемому спору с Тимоти, Холденом, Иличем или Коннором. Уже за полночь она встала с кровати.
Крыска подскочила вместе с ней, пошла следом в ванную, потом в офис, но только Тереза села на табурет, немедленно свернулась у ее ног и захрапела. Собаку ничего не беспокоило, по крайней мере надолго. Тереза включила старый фильм о семье, живущей на Луне в квартире с привидениями, но шоу задержало ее внимание не дольше, чем подушка. Тереза подумала, не пройтись ли по саду, но эта мысль вызвала раздражение. Тогда она поняла, чего на самом деле хочет, как и то, что знает это уже давно. Это понимание словно заставило ее сдаться самой себе.
– Доступ к журналу безопасности, – сказала она, и комнатная система сменила коридоры Луны на экране на деловой интерфейс.
Даже такая уважаемая и важная персона, как она, имела доступ не ко всем журналам. Кроме ее отца и доктора Кортазара никто не мог получить доступ к записям загона, например. Это было нормально. И неважно, что ей понадобилось. Никто не заботился о личном пространстве Холдена. Она могла наблюдать за тем, как он спит, если бы захотела.
Она дала системе задание построить полный маршрут перемещений Холдена за всю неделю и принялась просматривать. Тереза знала, что Государственное Здание полностью контролируется системой наблюдения, но было интересно посмотреть, где находятся микрокамеры, и сколько они могут захватить, оставаясь при этом невидимыми. Наблюдая за пассажами Холдена по садам и зданиям, она думала, что по тем же каналам могла бы посмотреть и кое-что еще. На Коннора и Мюриэл, например.
На одном из экранов Холден сел на траву и уставился на ту самую гору, где жил Тимоти. Ускоренный просмотр придавал его случайным движениям и жестам вид нервного тика. Его будто трясло. Потом перед ним возникла Крыска. Потом и сама Тереза. Изображение с камеры на нее совсем не походило. Ей казалось, она выглядит не так. Она думала, что волосы у нее более гладкие, а осанка – более ровная. Тереза безотчетно подвинулась на табуретке и села прямо. Холден плюхнулся на траву, сел с мокрой спиной, потом Тереза и Крыска выскочили из кадра. Тереза опять забыла про осанку и подалась вперед.
Холден на экране поерзал, затем вскочил и умчался. Она смотрела видео в двадцать раз быстрее нормы. И за час могла в общих чертах просмотреть целый день. Холден за обедом, читающий что-то с наладонника. Холден на прогулке на той же общей площадке, где гулял и ее класс. Холден остановился поболтать с охранником. Холден в спортзале, занимается на старых тренажерах, которые они обычно использовали на кораблях. Холден сидит за столом на веранде с видом на город, в компании доктора Кортазара и бутылки вина…
Она стукнула по экрану, сбросив скорость до нормальной, и нашла аудиодорожку.
«…еще медузы, – говорил доктор Кортазар. – Турритопсис дорнии – классический пример, но есть еще с полдюжины. Взрослые особи возвращаются к состоянию полипов из-за стресса. Как если бы старик стал зародышем. Это не та модель, которую используем мы, но ее существование означает, что для организма не установлен максимальный срок жизни. – Он надолго припал к стакану с вином.
– А какую модель вы используете? – спросил Холден.
– Исходным толчком к работе послужили случаи, когда ремонтным дронам удалось добраться до трупов. Хоть и не настоящее бессмертие, но у получившихся новых организмов нашлись некоторые улучшения. Вот где грядет прорыв. Вот на чем мы действительно должны сосредоточиться – с жертвами или нет. Здоровый субъект с четко выраженным базовым уровнем вместо этих… – его голос зазвенел от презрения, – этих полевых исследований. Как добиться более устойчивого гомеостаза. Только то, что это трудно, не значит, что задача в принципе нерешаема.
– То есть, по вашему, в этом нет ничего противоестественного, – сказал Холден, подливая еще немного из бутылки в стакан доктора.
– Бессмысленный термин, – ответил Кортазар. – Человек зародился в естественной среде. Все мы естественны. Все, что мы делаем – естественно. Все идеи об особости нашего вида основаны либо на сантиментах, либо на религии. И не имеют никакого отношения к научной перспективе.
– Значит, если мы доберемся до вечной жизни, это не будет противоестественно? – В голосе Холдена звучало искреннее любопытство.
Кортазар наклонился к пленнику поближе, жестикулируя левой рукой, пока правая сжимала стакан.
– Нас ограничивает лишь то, в чем мы ограничиваем себя сами. Это совершенно естественно, искать личной выгоды. Совершенно естественно обеспечивать преимущества собственному потомству, а чужое – их лишать. Убивать врагов – что может быть естественней. Это даже отклонением в поведении не назовешь. Все это всегда укладывается в середину колоколообразной кривой.
Тереза положила голову на руки. Она ясно понимала, что Кортазар напился. Сама она никогда не пила, но видела, как некоторые взрослые на государственных мероприятиях так же теряли фокус и казались немного не в себе.
– Хотя вы правы, – сказал Кортазар. – Абсолютно правы. Нужен более масштабный базис. Это верно.
– Бессмертие – игра с очень высокими ставками, – сказал Холден, словно соглашаясь.
– Да. Постижение всей глубины знаний, таящихся в протомолекуле и артефактах, может занять сотню жизней. Дать исследователям умереть и заменить их на кого-то другого с не таким продвинутым пониманием – это явно, определенно плохая идея. Но такова политика. Таков путь вперед. Значит, таков путь вперед.
– Потому что Дуарте сделал это политикой, – сказал Холден.
– Потому что приматы нашего вида придерживают ценности для своего потомства за счет всех остальных, – ответил Кортазар. – «Бессмертным может быть только один». Так он сказал. А потом взял и изменил свои же правила. Она, видите ли, тоже может быть, потому что он выдумал для этого оправдание. Потому что она – его продолжение. Меня это не злит. Мы все – просто организмы. Я не злюсь. Но это не имеет смысла.
– Это хорошо, – сказал Холден.
– Важно получить надежные данные. Один человек. Много людей. Все едино. Но некачественно спроектировать эксперимент? Вот где истинный грех, – невнятно бормотал Кортазар. – И я тут ни при чем. Природа постоянно пожирает своих детей.
Холден подвинулся, посмотрел прямо в камеру, будто точно зная, где находится скрытый объектив. Будто зная, что она смотрит. «Ты должна приглядывать за мной». По шее Терезы поползли мурашки, и даже когда он отвернулся, ей казалось, что он видит ее так же ясно, как и она его.
Она выключила видео, закрыла журнал и вернулась в кровать, но так и не уснула.
Переведено: M0nt
Глава 15: Наоми
Исполнение желаний обязательно тебя поимеет. Наоми отогнала крамольную мысль, как и множество раз до этого.
Первая часть демонтажа убежища оказалась самой простой. В полётах она провела годы: иногда сама перевозя грузы, иногда гоняясь за грузами контрабандистов АВП и Транспортного Союза, и давно знала все хитрости. Разобрать амортизатор и вспомогательную систему – вопрос двух часов. Все её вещи модульные. Полученные детали можно запустить в общий круговорот запчастей. Всё растворится в большом корабле, и при проверке покажется лишь кучкой досадных просчётов инвентаризации.
С пустым местом в контейнере чуть сложней, но не сильно. По накладной, полезная нагрузка контейнера та же, что и у семидесяти других – земные бактерии и микробы, да базовая основа почвы. Немного подвигать ящики, чтобы конфигурация груза стала менее плотной, и место, которое занимала Наоми, заполнится. Когда припасы достигнут пункта назначения, она будет уже далеко. И даже если Лакония зафиксирует недостачу, вряд ли можно будет предположить что-то большее, чем банальную кражу.
Время – вот серьезная проблема. Первая действительно настоящая проблема.
Лаконианский корабль уже оттормаживался. Восемнадцать часов до прибытия, слишком мало, чтобы всё успеть. Сильно помогла Эмма. Её стаж работы на разных транспортах превышал стаж Наоми, а погрузчиком она управляла, как собственным телом. И всё равно времени в обрез. Каждый час монотонного шипения и бренчания меха, с запахом промышленной смазки и ноющей болью в костях от усилий, увеличивал шансы, что кто-то из команды заметит происходящие странности. Ближе к концу Наоми отослала Эмму на поиски информации для более детальной картины. Не остановлены ли какие корабли? По стечению обстоятельств, или на линкоре знают, где именно надо её искать?
Пока не узнает точно, она будет сохранять надежду. Ещё один девиз этих дней.
Наоми сдвинула последние паллеты в коробке из стали и керамики, месяцами служившей ей домом, закрыла двери, запечатала замки, налепила на дверной шов наклейку таможенного досмотра. Оставалось припрятать сам погрузчик, и поменять наклейки на каждом из взломанных раньше контейнеров, но эта операция займёт от силы пару минут. Почти половина смены до осмотра. Чуть больше четырёх часов, чтобы воссоздать собственную личность и смешаться с экипажем. Вот и вторая настоящая проблема...
Исполнение желаний обязательно тебя поимеет.
Они сидели тогда в каком-то баре «Паллады-Тихо», вскоре после объединения станций. У Клариссы наступил период относительного здоровья. По крайней мере, она чувствовала себя в силах пить. Наоми не помнила названия бара, но раз там была гравитация, значит он находился в старом жилом кольце «Тихо». И она точно помнила там Джима. Разговор зашел об ожиданиях насчёт грядущей женитьбы Алекса. Приведет ли жену на корабль, возьмет ли отпуск, чтобы быть с ней, или ещё как? Плюсы и минусы имелись в каждом из вариантов. Наоми думала, что на каком-то уровне они уже тогда знали, что отношения обречены. В том баре Кларисса, откинувшись на спинку стула со стаканом виски в руке, изрекла своё задумчивое:
– Исполнение желаний обязательно тебя поимеет.
– Пока сидела в тюрьме, только и хотела – оказаться где-то ещё. А потом вышла на свободу.
– Прямо в апокалиптический кошмар, – сказала Наоми.
– И даже после. Когда мы добрались до Луны, и до «Роси». Трудное было время. Пока была в тюрьме, понимала кто я. Но ушли годы, чтобы разобраться, кто я на свободе.
– Мы же вроде про брак говорили?
– Я и говорю, обязательно поимеет, – повторила Кларисса.
Наоми коснулась ладонью контейнера. Она изолировала себя ради безопасности, и безопасность стала её тюремщиком. Всё, чего она хотела – снова просыпаться рядом с Джимом. Просто жить с ним чем-то, похожим на простую приятную жизнь. И теперь, не имея возможности это сделать, она хотела лишь вернуть свою лачугу отшельника.
Звякнул ручной терминал. Вызов мог отправить только один человек.
– Как дела наши скорбные? – спросила Наоми.
– Придумала план, – ответила Эмма. – Встретимся у третьего медицинского отсека.
– Я не знаю, где это. У корабля есть функция навигатора? Потому что спрашивать дорогу – план не из лучших.
– Чёрт. Ладно, жди там. Буду в районе минут десяти. Сама тебя проведу.
– Поняла, – ответила Наоми и оборвала соединение. Хватит времени, чтобы запечатать оставшиеся контейнеры.
* * *
Эмма, плавая напротив, сжимала тюбик с иглой для подкожных инъекций между указательным и большим пальцем, словно стрелку для дартса. Однако, если не обращать внимания на технику, план оказался максимально продуманным для столь сжатых сроков. Наоми вытянула подбородок, и Эмма уколола опять, быстро пощипав место укола, чтобы правая скула соответствовала уже припухшей левой.
– Как ощущения? – спросила Эмма.
– Зудит, – ответила Наоми.
– Уверена насчёт глаз?
– Ага.
Внести Наоми в судовое расписание не выходило. У Эммы не хватало разрешений, чтобы задним числом отправить документы в последний порт приписки «Бикаджи Камы». А лезть в систему прямо перед проверкой – накликать беду. Один неподчищенный лог, и внесённые в последнюю минуту изменения станут красным мигающим указателем на то, что они хотели скрыть. Но если Наоми не стать обычным членом экипажа, то она хотя бы может несоответствовать биометрии Наоми Нагаты. Нужна пара игл, воткнутых в правильные места, и чуть жидкости, вызывающей лёгкий отёк. Главная хитрость – изменить форму лица так, чтобы она выглядела кем-то другим, а не просто опухшей собой.
Старый медотсек был правильно укомплектован. Ничего не блестело новизной, всё выглядело подержанным. Но не забытым. Наоми провела здесь достаточно времени, чтобы увидеть разницу. Через камеру ручного терминала она рассматривала своё новое лицо. Первым делом Эмма обрила её, и неприглядная стрижка заставила её лоб казаться шире, а глаза ближе посаженными. Отек на лбу и челюсти утолщил черты. По оценке системы, восемьдесят процентов соответствия обычному виду. Достаточно, чтобы опознание могло быть списано на ложное срабатывание.
Только если они не знали точно, где её искать.
– Я включила тебя в команду обслуживания радиатора, – объяснила Эмма. – Шеф отправляет их менять охлаждающую жидкость.
– Прелесть, – отреагировала Наоми.
– Зато вонь – отличный повод носить маску. И бригада там смешанная. Если повезёт, каждый будет думать, что ты из другой смены.
Эмма вонзила иглу в кожу под глазом Наоми. Немного болезненно.
– Сколько времени осталось?
Взглянув на свой терминал, Эмма сдавленно и хрипло ругнулась.
– Уже пора, – сказала она, в последний раз втыкая иглу. – Они готовятся перейти на корабль.
– Если поймают, – произнесла Наоми, – я постараюсь продержаться, и дать тебе время сбежать. Но не медли, Саба должен узнать, что случилось.
Эмма не подняла глаз, но кивнула. Они знали о рисках. Сами подписались на них. Эмма выдала ей маску, и пока они шли к инженерным палубам, Наоми размышляла, как Бобби и Алекс узнают о её поимке. Что услышит об этом Джим. И оставалось искушение: прыгнуть в пропасть самой, не дожидаясь, пока столкнут – и пытаться контролировать падение.
Линии подачи хладагента «Бикаджи Камы» устарели, но содержались в приличном состоянии. Когда-то, в дни службы на водовозе, ей приходилось обслуживать такие системы, и процесс не был сложным. Унизительным, грязным, но не тяжёлым. С ней в бригаде было ещё четверо. Пять человек из трёх смен с одного корабля. Так себе маскировка.
Без неожиданностей, процесс очистки должен был занять около четырёх часов. Ей оставалось надеяться, что за это время лаконианцы успеют провести инспекцию и отчалят восвояси. Требовалось оставаться тихой и незаметной, пока опасность не минует. Наоми погрузилась в работу, слушая приказы бригадира и отыгрывая свою роль с минимальной суетой. И она почти забыла, что следует беспокоиться о чём-то, кроме соблюдения уровня подачи хладагента в фильтры, когда их прервали.
– Закругляемся! Закругляемся, косорукие ублюдки! Прекращаем работать и складываем инструмент, всех касается!
Все перекрыли свои линии. И Наоми тоже. Выбора всё равно не было.
На мужчине, прошедшем за жёлтое рабочее ограждение, была форма главного инженера. Позади поблескивали синевой три десантника в лаконианской броне – один даже с капитанскими плашками. Наоми воткнула ногу в настенное крепление. Сердце колотилось, подкатила тошнота, спровоцированная отнюдь не запахом хладагента. Главный инженер жестом приказал всем снять маски. Остальные подчинились. Сейчас её колебания только обратили бы внимание на то, что она не хочет этого делать.
Наоми стянула свою маску.
– А это обсуждалось с руководящим персоналом? – требовательно спросил лаконианский капитан, явно продолжая разговор, начатый за пределами помещения.
Главный инженер вероятно был моложе, чем выглядел, просто грубое, покрытые шрамами лицо скрывало его настоящий возраст.
– Нет, – ответил он. – С какой стати? Капитан говорит, мы выполняем. Вот как всегда происходит. В чём проблема?
Один из лаконианских десантников поднял ручной терминал, и поднёс к лицу их бригадира. Устройство запищало. На Наоми опустилось какое-то тошнотворное спокойствие.
– Непорядок, – буркнул лаконианский капитан. – Когда доберётесь до транзитной станции, комиссар потребует от вас полный отчет.
– Комиссар? – спросил главный инженер. Помимо воли Наоми навострила уши. Если их визит связан с миссией в Солнечной системе, и Лакония просто преследует кого-то, или собирается ответить репрессиями, может быть, они здесь не ради неё. Слабая искорка надежды, но хоть что-то.
– Введены новые правила надзора, – пояснил лаконианский капитан, а десантник навёл терминал на лицо Наоми.
– Ничего не слышал ни о каких правилах.
– Вы слышите о них прямо сейчас, – отрезал капитан.
Десантник нахмурился.
– Сэр! Эта в списках экипажа не значится.
Я Наоми Нагата. Я хочу принять приглашение Высокого консула Дуарте. Пожалуйста, дайте ему знать. Вот всё, что ей осталось сказать. Это стало бы облегчением – ведь она и так сделала всё, что могла. Главный инженер взглянул на неё и пожал плечами:
– Конечно не значится. Она в программе стажировки.
Лаконианский капитан уставился на Наоми. А она изо всех сил старалась не показать своё замешательство. Никто, кроме Эммы не мог знать, что она окажется здесь. Подыграй, молча молила она. Просто подыграй!
– Слишком старая, чтобы проходить обучение, – с сомнением сказал капитан.
– Дома влипла в неприятности, – ухватилась за шанс Наоми. – Пытаюсь начать всё с начала.
Произнести эту ложь было так легко.
– Она должна быть включена в состав экипажа, – наконец сказал лаконианский капитан, отворачиваясь.
– С какой стати? – спросил главный инженер. – Она не в команде. Она учится.
– Ученики являются частью команды, – в голосе капитана появились нотки раздражения.
– Впервые слышу, – упёрся главный инженер. – Я её в команду, а она начнёт подсчитывать часы и потребует полный соцпакет члена экипажа? Так дела не делаются.
– Это вы тоже обсудите с комиссаром, – сказал лаконианский капитан. Последний рабочий из бригады Наоми был отсканирован и проверен.
Перед уходом, главный инженер обернулся, чтобы встретиться взглядом с Наоми. В его глазах плясало затаённое веселье.
– Нужно особое приглашение? Дерьмо само себя не уберёт.
– Да, шеф, – ответила Наоми, натягивая маску.
Они снова погрузились в знакомый рабочий ритм, но теперь разум Наоми занимали не только линии охлаждения. Похоже, остальные не заметили в разговоре никаких странностей. Лишь один – толстолицый мужчина по имени Кип – относился к ней немного пренебрежительно, видимо решив, что она более низкого статуса. Ничего необычного. Когда они залили новый хладагент и опечатали отработку, а диагностика вынесла вердикт об оптимальных значениях, Наоми хотелось только помыться и поесть. У неё не было каюты, она не знала, где находятся душевые, и там для неё всё равно не нашлось бы шкафчика. Даже если она найдет дорогу, после душа ей придется снова надеть провонявший хладагентом комбинезон. Почему-то это казалось худшим вариантом, чем не мыться вообще.
Она последовала за всеми к палубе экипажа. Чуть отстала. Хотела отправиться к контейнеру. Желание проверить поступившие сообщения зудело не меньше, чем скулы, в которых уже спадала опухоль. Но контейнера не было. Осталась лишь неактуальная больше привычка последних месяцев, и она, плывущая сквозь блёклые залы от поручня к поручню, словно очнувшаяся от долгого сна на чуждой ей станции, в месте, которому она не принадлежала.
В столовой, рассчитанной на тридцать с лишим человек, сейчас сидело всего шестеро. Наоми проплыла к раздатчику, но не смогла получить еду. Тому требовался код доступа или идентификатор, которого у неё не было. Тогда она просто отплыла в угол, и придерживаясь за стенной поручень, стала ждать, сама не зная чего.
Её мысли вяло двигались в тишине человеческих разговоров, обращённых не к ней. Когда спустя час, или больше, появилась Эмма, Наоми почти удивилась её приходу. Женщина заказала двойную порцию еды, и одну принесла ей.
– Отправились дальше, – тихо сообщила Эмма. – Пристыковались, прочесали долбаный корабль от носа к корме, обязали капитана переговорить с кем-то на транзитной станции, и ретировались.
– С комиссаром, – подтвердила Наоми. – Я слышала. Похоже один такой направлен и на транзитную станцию в Солнечную систему. На Землю.
– Ну, теперь ещё и особисты на нашу голову, – кисло сказала Эмма.
Наоми кивнула по-астерски, кулаком. Стало быть, усиление репрессий. Повсеместное ужесточение контроля над Транспортным Союзом. Даже больше – признак того, что Дуарте и его аппарат начали подозревать о роли Транспортного Союза в перемещении подполья из системы в систему. Или вынашивали другие планы, для которых требовался присмотр проверенных глаз, помимо губернаторов с их штабами.
Если Лакония вскроет их игру в напёрстки, в лучшем случае им придётся серьезно пересмотреть все методы. В худшем случае – им конец. С Мединой, контролирующей медленную зону и способы перемещения, подполью угрожала реальная опасность превратиться в тринадцать сотен разрозненных, изолированных движений, неспособных поддержать или помочь друг другу.
– Значит тебя не проверяли? – спросила Эмма.
– О, они её проверили, – раздался голос позади них. Главный инженер подплыл и присоединился к их компании. – И они её поймали.
Эмма побледнела. Если и были сомнения, теперь стало ясно, что не она стояла за всем этим.
– Я благодарна, что прикрыли меня, – сказала Наоми. – Возможно, для вас же будет лучше, если мы на этом и остановимся. Не хочу, чтобы у вас возникли проблемы.
– Шутите? – возразил главный инженер. – Это лучшее, что случилось со мной за весь этот рейс. Серьёзно, я испытал настоящее удовольствие.
– Ценю ваш энтузиазм, но...
Он протянул ей карточку.
– Мастер-ключ с доступом к частной каюте и продовольствию, – пояснил он. – В системе не учтен, и в случае аудита будет отображен как неиспользуемый резерв.
Наоми взглянула на карточку, подняла глаза на него. «Дарёному коню в зубы не смотрят», так ведь говорят? Плохой совет.
– Вероятно, вы захотите что-то взамен? Если так, полагаю, нам нужно будет очень чётко прояснить, что именно.
– Нет, – ответил главный инженер. – Ничего не надо. Вы уже заплатили мне сполна. И я рад возможности вернуть хоть немного.
– Не сочтите за грубость, – сказала Наоми, – но я ни на йоту не верю во всю эту чушь о «доброте к незнакомцам».
– Вы мне знакомы, – ответил главный инженер. – Вы причина, по которой я смог стать инженером. Мой отец был подростком с Цереры, когда Свободный Флот отобрал у него всё. Вы и ваша команда. Принесли нам мир в разгар гражданской войны. Создали Транспортный Союз. И как по мне, выпнуть бы капитана из его апартаментов, и отдать их вам. Вы более чем достойны.
Наоми потянулась, чтобы убрать с лица прядь волос, совсем забыв, что стрижка Эммы лишила её этой возможности.
– Тогда вы знаете, кто я.
Главный инженер закашлялся в смешке.
– Ещё бы не знать. Любой в Поясе знает Наоми мать её Нагату. Лишь лаконианские лохи не видят того, на что смотрят. И повторюсь, для меня это честь.
– Чак, – предупреждающе воскликнула Эмма.
Главный инженер по имени Чак поднял руку в успокаивающем жесте.
– Я не собираюсь повторять этого вслух. Вам обеим не нужно беспокоиться. Как только окажемся рядом с портом, я сам усажу вас на челнок. Я не подведу.
Наоми благодарно кивнула, а Чак просто засиял, и стало ясно, насколько он молод. У Наоми даже слегка заныло сердце. Да, он наслаждался собой, – совершил поступок и это сошло ему с рук, – и он гордился этим ярко и отчётливо. В его глазах она видела себя кумиром. Мифологическим персонажем, встреченным в жизни. Знаменитостью. Видит бог, ей довелось повстречать немало людей, которые смотрели так на Джима. И вот, значит, каково было ему все эти годы.
Как же легко оказалось научиться ненавидеть это чувство.
Переведено: Kee