Текст книги "Сёгун"
Автор книги: Джеймс Клавелл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 87 страниц) [доступный отрывок для чтения: 31 страниц]
«Время для чего? – горько подумал Блэксорн. – Торанага уже в безопасности. Он отплыл. Он предал вас всех».
Опять загремел барабан.
Весла ударили в воду, нос наклонился и стал резать волны, опять появилась струя за кормой. На стенах замка вверху еще горели сигнальные огни. Почти весь город проснулся.
Главные силы серых обрушились на волнорез. Глаза Блэксорна вновь обратились к Бунтаро. «Ты несчастный негодяй, – сказал он по-английски, – ты несчастный, глупый негодяй!»
Он повернулся и спустился вниз по коридору на главную палубу, направляясь к носу корабля, чтобы проверить, не попадут ли они на мель. Никто, кроме Фудзико и капитана, не заметил, что он ушел с юта.
Гребцы работали веслами очень слаженно, и корабль набирал скорость. Море было тихим, ветер был очень легким. Блэксорн ощутил вкус соли и обрадовался ему. Потом он заметил корабли, сгрудившиеся у выхода из гавани в половине лиги впереди. Это были, конечно, рыбацкие суда, но они были набиты самураями.
– Мы в ловушке, – громко закричал он, зная, что в любом случае это могли быть только враги.
По судну прошло какое-то движение. Все, кто следил за битвой на берегу, одновременно вздрогнули.
Блэксорн оглянулся. Серые спокойно очищали волнолом от коричневых, другие в это время неторопливо направились на пристань к Бунтаро, но четверо конников – коричневые – галопом неслись по площадке перед пристанью с северной стороны, с ними была пятая лошадь, которую вел в поводу их командир. Этот человек простучал копытами по широким каменным ступеням пристани вместе с запасной лошадью и помчался по ней, а остальные трое бросились на приближающихся серых. Бунтаро тоже оглянулся, но остался на коленях, и, когда человек подъехал к нему сзади, он отмахнулся, взял нож в обе руки, направив лезвие на себя. Торанага тут же сложил руки рупором и закричал:
– Бунтаро-сан! Уезжай с ними – попытайся спастись! Крик пронесся над волнами и несколько раз был повторен, пока Бунтаро явственно не услышал его. Он поколебался, пораженный, со все еще направленным себе в живот ножом. Снова раздался крик, настойчивый и повелительный.
С усилием Бунтаро переключился от смерти к жизни и холодно обдумал возможность попытки спастись, как ему приказывали. Риск был велик. «Лучше умереть здесь, – сказал он себе. – Разве Торанага не знает этого? Здесь почетная смерть. Там почти наверняка плен. Куда бежать? Триста ри, весь путь до Эдо? Да тебя наверняка схватят!»
Он почувствовал силу в руке, увидел, как у его обнаженного живота ждет уверенно, без дрожи в руке направленный кинжал, и страстно желал приближения освобождающей его смерти, которая наконец искупит все: позор отца, стоящего на коленях перед знаменем Торанаги, когда они должны были хранить верность Яэмону, наследнику Тайко, которому они присягали, позор уничтожения стольких людей, которые честно служили делу Тайко против узурпатора Торанаги, позор женщины, Марико, и ее единственного сына, глубоко испорченных, сын из-за его матери, а она из-за своего отца, чудовищного убийцы, Акечи Дзинсая. И позора от сознания того, что из-за них навеки осквернено его собственное имя.
«Сколько тысяч мук я вынес из-за нее?»
Его душа молила о прощении. Сейчас это было так близко, так легко и так почетно. Следующая жизнь будет гораздо лучше, как она могла быть хуже?
Но при всем при этом он опустил нож и повиновался, снова бросив себя в пучину этой жизни. Его сюзерен приказал ему терпеть дальнейшие страдания и решил не давать ему пока этой попытки. Что еще есть для самурая, кроме выполнения приказов?
Он вскочил, бросился в седло, сжал пятками конские бока и вместе с другим всадником ускакал. Другие всадники, одетые ронинами, выскочили из ночи, чтобы прикрыть их отступление и уничтожить командиров серых. Вскоре они тоже исчезли, за ними поскакало несколько серых на лошадях.
Корабль взорвался смехом.
Торанага, ликуя, стучал кулаком по планширу, Ябу и самураи ревели. Даже Марико смеялась.
– Один убежал, а что с остальными мертвыми? – кричал Блэксорн в ярости. – Посмотрите на берег – там, должно быть, три, четыре сотни трупов. Посмотрите на них, ради Бога!
Но его голос не был слышен за смехом.
Потом с носа раздался тревожный крик впередсмотрящего, И смех исчез.
Глава Двадцать Шестая
Торанага спросил спокойно:
– Можем мы пробиться через них, капитан? – Он следил за группой рыбацких лодок, в пятистах ярдах впереди, и соблазнительным проходом, который был оставлен между лодками.
– Нет, господин.
– Нам больше нечего делать, – сказал Ябу. – У нас нет выбора.
Он посмотрел назад на толпу серых, которые ждали на берегу и пристани, ветер доносил еле слышимые насмешки и оскорбления.
Торанага и Ябу стояли теперь на полуюте. Барабан молчал, и галера покачивалась на легкой волне. Все на борту ждали, что он решит. Они знали, что надежно заперты в гавани. Опасность на берегу, опасность впереди, ждать тоже опасно. Сеть будет смыкаться все туже и туже, а потом их возьмут в плен. Если потребуется, Ишидо будет ждать несколько дней.
Ябу весь кипел: «Если бы мы сразу кинулись из гавани, мы бы уже прорвались, а не ждали, теряя бесполезно время, этого Бунтаро, мы бы теперь были в безопасности в море, – говорил он себе. – Торанага теряет разум. Ишидо поверит, что я предал его. Я ничего не смогу делать, если мы не прорвемся сейчас, и даже тогда я должен буду воевать на стороне Торанаги против Ишидо. Я ничего не смогу. сделать. Кроме как принести Ишидо голову Торанаги. А что? Это сделает меня регентом и даст мне Кванто, не так ли? А потом, через шесть месяцев, с мушкетами, вооружив самураев, почему это не даст мне президентства в Совете регентов? Чем не удача! Уничтожить Ишидо и стать верховным главнокомандующим при наследнике, протектором и комендантом Осакского замка, генералом, распоряжающимся всеми богатствами главной башни, с властью над всей империей во время несовершеннолетия Яэмона и потом вторым после Яэмона. Почему бы и нет? Или даже самая большая удача. Уничтожить Яэмона и после этого стать сегуном. И все за одну голову и при добром расположении богов!»
– Прикажи атаковать посты! – скомандовал наконец Торанага.
Когда Ябу отдал приказания и самураи начали готовиться, Торанага переключил свое внимание на чужеземца, который все еще маячил у полуюта, где он остановился, когда была поднята тревога, облокотившись на короткую грот-мачту.
«Хотел бы я понять его, – подумал Торанага, – то такой смелый, то такой слабый. То очень нужный, то такой бесполезный. В какой-то момент убийца, в какой-то. – трус. То послушный, то очень опасный. Он и мужчина, и женщина. Янь и Инь. Он противоречив и непредсказуем».
Торанага внимательно наблюдал за ним во время бегства из замка, потом во время засады и после нее. От Марико, капитана и других он слышал, что произошло во время схватки на борту. Он был свидетелем удивительных вспышек гнева несколько минут назад, и потом, когда Бунтаро ускакал, он слышал крики и видел вполглаза отвращение на его лице, а затем, когда все смеялись, только злость.
А почему не смех, когда враг поражен? Почему не смех, когда нужно выплеснуть горе, когда карма вмешивается в красивую смерть настоящего самурая, когда карма приводит к бесполезной смерти красивую девушку? Разве не только через смех мы становимся наравне с богами и таким образом можем вынести жизнь и преодолеть весь ее ужас, потери и страдания на этой земле? Как сегодня ночью, наблюдая за всеми этими смелыми людьми, встретившими свою судьбу здесь, на этом берегу, этой мягкой ночью, через карму, распорядившуюся тысячами жизней или только одной.
Разве не только через смех мы остаемся людьми?
Почему кормчий не поймет, что он тоже направляется кармой, как и я, как мы все, как даже этот Иисус Христос. Если все, что про него говорится, – правда, это только его карма заставила его умереть на кресте, как обычного преступника, в бесчестье, вместе с другими преступниками, на горе, как об этом рассказывал чужеземный священник.
Все карма.
Как дико прибивать человека к куску дерева и ждать, пока он умрет. Они хуже, чем китайцы, которые наслаждаются пытками.
– Спроси его, Ябу-сан! – сказал Торанага.
– Господин?
– Спроси его, что делать. Кормчего… Разве это не морское сражение? Разве ты не говорил мне, что кормчий – гений на море? Хорошо, давай проверим, прав ли ты. Пусть он докажет это.
Рот Ябу был сжат в плотную жесткую линию. Торанага мог чувствовать его страх, и это забавляло его.
– Марико-сан, – пролаял Ябу, – спросите кормчего, как выбраться – как пробиться через эти корабли?
Марико послушно отошла от планшира, девушка все еще поддерживала ее.
– Нет, со мной все нормально, Фудзико-сан, – сказала она, – спасибо.
Фудзико отпустила ее и неодобрительно смотрела на Блэксорна.
Ответ Блэксорна был коротким.
– Он говорит – пушками, Ябу-сан, – сказала Марико.
– Скажите ему, что он должен придумать что-нибудь получше, если он хочет сохранить голову!
– Мы должны быть терпеливыми с ним, Ябу-сан, – прервал его Торанага, – Марико-сан, скажите ему вежливо: «К сожалению, у нас нет пушек. Нет ли другого способа выбраться? По земле невозможно». Точно переведите, что он ответит. Точно.
Марико так и сделала.
– Извините, господин, но он говорит «нет». Только это:
«Нет». Невежливо.
Торанага сдвинул пояс и поскреб болячку под доспехами.
– Ну тогда, – сказал ин добродушно, – раз Анджин-сан – говорит, пушки, а он знает, что говорит, тогда пушки есть. Капитан, давай туда! – Его жесткий мозолистый палец со злобой нацелился на португальский фрегат. – Приготовь людей, Ябу-сан. Если эти южные чужеземцы не одолжат мне пушку, тогда ты заставишь их. Правильно?
– С большим удовольствием, – послушно сказал Ябу.
– Ты был прав, он гений.
– Но выход нашли вы, Торанага-сан.
– Легко найти решение, давая ответы, не так ли? А что решить с Осакским замком, союзник?
– Это не одно и то же. В этом Тайко был очень силен.
– Да. А что за решение было изменить им?
– Конечно, позорная смерть. Но я не понимаю, почему вы спрашиваете меня об этом.
– Просто пришла такая мысль – союзник, – Торанага взглянул на Блэксорна. – Да, он умен. Мне очень нужны умные люди. Марико-сан, эти чужеземцы отдадут мне свои пушки?
– Конечно. Почему бы им не отдать? Она не привыкла, чтобы ее не слушались. Сейчас она все еще беспокоилась о Бунтаро. Было бы намного лучше позволить ему умереть там. Зачем рисковать его честью? Она ломала голову, почему в самый последний момент Торанага приказал Бунтаро уходить по суше. Торанага мог так же легко приказать ему плыть к кораблю. Это было бы намного безопасней, и для этого было достаточно много времени. Он мог даже приказать это, когда Бунтаро только пробился к пристани. Зачем ждать? В глубине ее души что-то самое секретное подсказало ей, что ее господин имел веские причины ждать и потом отдать такой приказ.
– А если не отдадут? Вы готовы убивать христиан, Марико-сан? – спросил Торанага. – Разве это не самое невозможное по их законам: не убий?
– Да, это так. Но для вас, господин, мы с радостью пойдем в ад, мой муж, мой сын и я.
– Да, вы настоящий самурай, и я не забуду, что вы подняли меч, чтобы защитить меня.
– Пожалуйста, не благодарите меня. Если я в самой незначительной мере помогла, то это была моя обязанность. Если кого-то и нужно вспомнить, так это моего мужа или моего сына. Они для меня очень много значат.
– В настоящий момент вы для меня более ценны. Вы можете даже быть еще более ценной.
– Скажите как, господин. И все будет сделано.
– Отбросьте этого иностранного Бога.
– Господин? – Ее лицо окаменело.
– Отбросьте своего Бога. У вас слишком много обязанностей.
– Вы имеете в виду стать отступницей, господин? Отказаться от христианства?
– Да, если вы не сможете отправить этого Бога туда, где ему надлежит быть, – на задворках вашей души, не на главное его место.
– Пожалуйста, извините меня, господин, – сказала она, колеблясь, – но моя религия никогда не вставала в противоречие с моей верностью вам. Я всегда считала религию моим личным делом, все время. Чем я провинилась перед вами?
– Пока еще нет. Но можете.
– Скажите мне, что я должна делать, чтобы угодить вам.
– Христиане могут стать моими врагами, не так ли?
– Ваши враги – мои враги, господин.
– Священники сейчас противостоят мне. Они могут приказать всем христианам воевать со мной.
– Они не могут, господин. Они мирные люди.
– А если они продолжают противостоять мне? Если христиане воюют со мной?
– Вы никогда не должны сомневаться в моей верности. Никогда.
– Это Анджин-сан может говорить правду, а у ваших священников лживые языки.
– Есть хорошие священники и плохие священники, господин. Но вы мой сюзерен.
– Очень хорошо, Марико-сан, – сказал Торанага. – Я учту это. Вам приказано подружиться с этим чужеземцем, научиться всему, что он знает, сообщать обо всем, что он говорит, научиться думать как он, не «исповедоваться» в том, что вы делаете, с подозрением относиться ко всем священникам, сообщать обо всем, что спрашивают священники или что они говорят. Ваш Бог должен приспосабливаться быть где-то еще – между всем – или не быть вовсе.
Марико отбросила прядь волос от глаз.
– Я могу делать все это, господин, и все-таки оставаться христианкой. Я клянусь вам в этом.
– Хорошо. Поклянись в этом вашим христианским Богом.
– Перед Богом клянусь вам в этом.
– Хорошо. – Торанага повернулся и позвал: – Фудзико-сан!
– Да, господин?
– С вами есть кто-нибудь из служанок?
– Да, господин, две.
– Отдайте одну Марико-сан. Пошлите другую за зеленым чаем.
– Там есть саке, если хотите. Чай. Зеленый. Ябу-сан, вам саке или зеленый чай?
– Чай, пожалуйста.
– Принесите саке для Анджин-сана.
Свет упал на маленькое золотое распятие, висевшее на шее у Марико. Она увидела, что Торанага внимательно смотрит на него.
– Вы… вы хотите, чтобы я не носила его, господин? Снять его?
– Нет, – ответил он, – пусть оно напоминает вам о клятве. Они все следили за фрегатом. Торанага почувствовал, что кто-то смотрит на него, и оглянулся. Он увидел жесткое лицо, холодные голубые глаза и почувствовал ненависть – нет, не ненависть, подозрение. «Как смеет чужеземец подозревать меня?» – подумал он.
– Спросите Анджин-сана, почему он сразу не сказал, что там, на корабле чужеземцев, есть много пушек? Взять их, чтобы выйти из ловушки?
Марико перевела. Блэксорн ответил.
– Он говорит… – Марико колебалась, потом торопливо проговорила: – Пожалуйста, извините меня, он говорит, хорошо бы ему пользоваться своей головой.
Торанага рассмеялся:
– Поблагодарите его за его голову. Это самое правильное. Я надеюсь, она останется у него на плечах. Скажите ему, что теперь мы равны.
– Он говорит: «Нет, мы не равны, Торанага-сама. Но дайте мне мой корабль и команду, и я очищу весь океан. От любых врагов».
– Марико-сан, вы думаете, он имеет в виду, что мы такие же, как все – испанцы и южные чужеземцы? – Вопрос был задан беспечно.
Бриз опять бросил прядь волос ей в глаза. Она устало откинула их назад.
– Не знаю, извините меня. Может быть, так, может быть, нет. Хотите, я спрошу его? Извините, но он… он очень странный. Я боюсь, я не понимаю его. Не во всем.
– У нас масса времени. Да. Со временем он объяснится с нами.
* * *
Блэксорн видел, как фрегат спокойно поднял якоря сразу после того, как сопровождавшие его серые в спешке высадились на берег, следил, как они спустили баркас, который быстро отбуксировал корабль от места стоянки у пристани на течение. Теперь корабль находился в нескольких кабельтовых от берега на глубокой воде, в безопасности, легкий носовой якорь спокойно держал его на месте, бортом к берегу. Это был обычный маневр европейских кораблей во вражеских или иностранных портах, где с берега могла угрожать опасность. Он знал также, что там не было и не должно было быть суетного движения на палубе, к этому моменту все пушки были заряжены, мушкеты приготовлены, шрапнель, ядра и цепные заряды лежали в изобилии, абордажные сабли ждали в своих стойках, а вооруженные люди наверху на вантах. Глаза следят за горизонтом по всем направлениям. Галера была замечена в тот момент, как изменила свой курс. Два тридцатифунтовых кормовых орудия, направленных прямо на них, были уже готовы к стрельбе. Португальские артиллеристы – самые лучшие в мире после англичан.
«И они все знают про Торанагу, – сказал он себе с горечью, – потому что они умны и потому что они расспросили своих носильщиков или серых о том, из-за чего весь этот переполох. Или к этому времени проклятые иезуиты, которые знают все, послали им сообщение о бегстве Торанаги и обо мне».
Он почувствовал, как зашевелились его короткие волосы.
– Любая из этих пушек может отправить нас в преисподнюю. Да, но мы в безопасности, так как на борту с нами Торанага. Благодарим Бога за Торанагу. Марико сказала:
– Мой хозяин спрашивает, каков у вас обычай, когда вы хотите подойти к военному кораблю?
– Если у нас есть пушки, мы салютуем. Или можно просигнализировать флажками, прося разрешения встать рядом.
– Мой господин спрашивает, а если у вас нет флажков?
Хотя они еще были вне пределов досягаемости пушечного выстрела, у Блэксорна было такое ощущение, как если бы он уже лез в один из пороховых бочонков, хотя пушечные порты еще были закрыты. Корабль имел восемь пушек с одной стороны на главной палубе, две на корме и две на носу. «Эразмус» мог бы захватить его, – подумал он про себя, – без сомнения, если бы я имел нужную команду. Мне бы хотелось захватить этот корабль… Проснись, прекрати эти мечтания, мы не на борту «Эразмуса», а этот собачий порох, галера и этот португальский корабль единственная наша надежда. Под ее пушками мы в безопасности. Дай Бог удачи Торанаге».
– Скажите капитану, пусть повесит на мачте флаг Торанаги. Этого будет достаточно, сеньора. Это будет выглядеть обычным и объяснит им, кто на борту, но я думаю, что они уже знают, кто здесь.
Флаг был поднят очень быстро. Все на галере, казалось, почувствовали себя уверенней. Блэксорн отметил это изменение. Даже он стал чувствовать себя лучше, оказавшись под флагом.
– Мой хозяин говорит: как сказать им, что мы хотим стать рядом с ними?
– Скажите ему, что без сигнальных флагов он имеет две возможности: ждать за пределами досягаемости пушечного выстрела и послать депутацию на борт к ним в маленькой лодке или идти прямо до тех пор, пока можно будет говорить с борта на борт.
– Мой господин спрашивает, что вы посоветуете?
– Идти прямо к ним. Нет причин для осторожности. Господин Торанага на борту. Он самый важный дайме в империи. Конечно, они помогут нам, – и, о Боже мой!
– Сеньор!
Но он не ответил, тогда она быстро перевела то, что он сказал, выслушала следующий вопрос Торанаги.
– Мой господин спрашивает, фрегат будет что?.. Пожалуйста, объясните вашу мысль и почему вы остановились?
– Я внезапно понял, что он сейчас в состоянии войны с Ишидо. Разве не так? Так что фрегат может быть не склонен помочь ему.
– Конечно, они помогут нам.
– Нет. Кто сейчас нужнее португальцам, господин Торанага или Ишидо? Если они считают, что Ишидо, они одним выстрелом отправят нас в преисподнюю.
– Не может быть, чтобы португальцы стреляли по японскому кораблю, – сразу же возразила Марико.
– Поверьте мне, выстрелят, сеньора. И держу пари, что фрегат не даст нам стать рядом с ним. Я бы не дал, если бы я был на нем кормчим. Боже мой! – Блэксорн посмотрел на корабль.
Серые, издеваясь, ушли с пристани и рассеялись по суше параллельно берегу. «Теперь шансов нет», – подумал он.
Рыбацкие лодки зловеще перекрывали выход из гавани. Шансов там никаких не было.
– Скажите Торанаге, что есть только одна надежда выбраться из гавани. Это надежда на шторм. Может быть, мы проскочим там, где не смогут рыбацкие лодки. Тогда мы сможем проскользнуть через выход из гавани.
Торанага задал вопрос капитану, который долго что-то отвечал, потом Марико спросила у Блэксорна:
– Мой господин спрашивает: «Вы думаете, будет шторм?»
– Мой нос говорит, что да. Но не сегодня. Дня через два или три. Сможем ли мы прождать так долго?
– Ваш нос говорит? Разве у шторма есть запах?»
– Нет, сеньора, просто такое выражение.
Торанага подумал. Потом он ответил:
– Мы подходим к ним на такое расстояние, чтобы можно было поговорить, Анджин-сан.
– Тогда скажите ему, чтобы заходил прямо с кормы. Таким образом, у них будут самые плохие условия для прицеливания. Скажите ему, что они преданы, – я знаю, как серьезно они относятся к измене, когда затрагиваются их интересы. Они хуже, чем голландцы! Если этот корабль поможет Торанаге спастись, Ишидо выгонит отсюда всех португальцев, а они этим не рискнут.
– Мой господин говорит, что скоро мы узнаем ответ.
– Мы голые, сеньора. У нас нет никаких шансов против этих пушек. Если корабль враждебен по отношению к нам – даже если просто нейтрален, – считайте, что мы потоплены.
– Мой господин говорит, да, но это будет ваша обязанность уговорить их проявить любезность.
– Как я могу это сделать? Я их враг.
– Мой хозяин говорит, на войне и в мирное время хороший враг может быть более ценен, чем хороший союзник. Он говорит, вы знаете, что у них в голове, – вы придумаете, как их убедить.
– Единственный надежный путь – сила.
– Хорошо. Я согласен, говорит мой господин, – пожалуйста, скажите мне, как атаковать этот корабль?
– Что?
– Он говорит: «Хорошо, я согласен. Как бы вы напали на этот корабль, как бы вы захватили его? Мне нужны их пушки». Простите, я непонятно говорю?
* * *
– Я опять повторяю, я собираюсь разнести ее вдребезги, – заявил адмирал Феррьера.
– Нет, – ответил дель Аква, наблюдая за галерой с юта.
– Артиллерист, она уже в пределах пушечного выстрела?
– Нет, дон Феррьера, – сказал главный артиллерист, – еще нет.
– Зачем она идет к нам, если не с враждебными намерениями, Ваше Преосвященство? Почему она просто не уходит? Дело понятное.
Фрегат был слишком далеко от входа в гавань, поэтому никто на борту не видел приготовившихся к нападению рыбачьих лодок.
– Мы ничем не рискуем. Ваше Преосвященство, и выигрываем все, – сказал Феррьера, – мы делаем вид, что мы не знаем, что на борту Торанага. Мы думаем, что это бандиты – бандиты, которых ведет пират-еретик, которые собираются напасть на нас. Не беспокойтесь, будет легко спровоцировать их, когда они окажутся на расстоянии выстрела.
– Нет, – приказал дель Аква.
Отец Алвито повернулся спиной к планширу.
– Галера подняла флаг Торанаги, адмирал.
– Фальшивый флаг! – сардонически добавил Феррьера. – Это старый морской трюк. Мы не видим Торанаги. Может быть, его и нет на борту.
– Нет.
– Боже мой, война будет катастрофой. Это повредит, если не расстроит плавание Черного Корабля в этом году. Я не могу допустить этого! Я не могу, чтобы что-то помешало этому!
– Наши финансовые дела в еще худшем положении, чем ваши, адмирал, – бросил дель Аква, – если мы не будем торговать в этом году, церковь обанкротится, вам понятно? Мы три года не получали ничего из Гоа и Лиссабона, и потеря доходов за прошлый год… Боже, дай мне терпения! Я лучше вас знаю, чем мы рискуем. Ответ – нет!
Родригес сидел, мучаясь болями, в кресле, положив ногу в лубках на мягкий табурет, который удобно стоял около нактоуза.
– Адмирал прав, Ваше Преосвященство. Зачем он подходит к нам, если не с целью нападения? Почему не уходит, а? Ваше Преосвященство, мы очень рискуем.
– Да, и это военное решение, – сказал Феррьера. Алвито резко повернулся к нему.
– Нет, это должен решить Его Преосвященство, адмирал. Мы не должны вредить Торанаге. Мы должны помочь ему.
Родригес сказал:
– Вы мне дюжину раз говорили, что, если когда-нибудь начнется война, она будет длиться очень долго. Война началась, не так ли? Мы видим ее начало. Она наносит вред торговле. Со смертью Торанаги война окончится, и все наши интересы будут в безопасности. Я говорю, нужно ударить по кораблю и отправить его в преисподнюю.
– Мы даже избавимся от этого еретика, – добавил Феррьера, следя за Родригесом. – Мы прекратим войну во славу Бога, и еще один еретик попадет в ад на муки вечные.
– Это будет незаконное вмешательство в их политику, – ответил дель Аква, избегая разговора о настоящей причине.
– Мы вмешиваемся все время. Общество Иисуса известно этим. Мы не простые жестокосердные крестьяне!
– Я и не предполагал иначе. Но пока я на борту, вы не потопите этот корабль.
– Тогда будьте добры сойти на берег.
– Чем скорее этот архиубийца погибнет, тем лучше. Ваше Преосвященство, – предположил Родригес. – Он или Ишидо, какая разница? Они оба язычники, и вы не можете доверять ни кому из них. Адмирал прав, мы никогда не получим снова такой возможности. А что с Черным Кораблем?
Родригес был взят кормчим с условием оплаты в пятнадцатую часть прибыли. Настоящий кормчий Черного Корабля умер от сифилиса в Макао три месяца назад, и Родригес был взят со своего собственного корабля, «Санта-Тереза», и поставлен на новый пост, к его большой радости.
– Сифилис был официальной причиной, – мрачно напомнил себе Родригес, – хотя многие говорили, что тот кормчий был убит ножом в спину при драке с ронином во время скандала в публичном доме. Боже мой, это такая удача! И ничто не должно помешать этому!
– Я полностью принимаю на себя всю ответственность, – сказал Феррьера. – Это военное решение. Мы втянуты в войну между туземцами. Мой корабль в опасности. – Он повернулся к главному артиллеристу. – Мы уже в пределах пушечного выстрела?
– Ну, дон Феррьера, это зависит от того, что вы хотите, – главный артиллерист подул на конец фитиля, от чего он покраснел и заискрился. – Я мог бы попасть сейчас ей в нос или корму или попасть в середину галеры, в зависимости от того, что вы хотите. Но если вы хотите попасть в человека, определенного человека, тогда для более прицельного выстрела надо еще немного подождать.
– Я хочу, чтобы вы попали в Торанагу. И этого еретика.
– Вы имеете в виду англичанина, кормчего?
– Да.
– Кто-нибудь должен показать мне японца. Кормчего я, несомненно, узнаю.
Родригес сказал:
– Если кормчий погибнет при выстреле по Торанаге и это прекратит войну, тогда я тоже за это, адмирал. В других случаях его нужно оставить в живых.
– Он еретик, враг нашей страны, мерзавец, он уже причинил больше неприятностей, чем гнездо гадюк.
– Я уже говорил вам, что, во-первых, англичанин кормчий, в-последних, он кормчий один из лучших в мире.
– Кормчие имеют какие-то особые преимущества? Даже еретики?
– Да, клянусь Богом. Мы используем его, как они используют нас. Это великое расточительство, если мы убьем такого опытного кормчего. Без кормчего нет этой вонючей империи, нет торговли и нет ничего. Без меня, ей-богу, нет ни Черного Корабля, ни доходов, ни пути домой, так что мое мнение чертовски важно.
С верхушки мачты донесся крик:
– Эй, на юте, галера меняет курс!
Галера направлялась на них, но теперь она забирала на несколько румбов влево, глубже в гавань. Родригес тут же закричал:
– Тревога! Правый борт, смотреть в оба! Эй, на парусах! Внимание! Поднять якорь!
Все на корабле сразу бросились выполнять его приказания.
– Что случилось, Родригес?
– Я не знаю, адмирал, но нам надо выйти в открытое море. Эта толстопузая проститутка заходит нам с подветренной стороны.
– Ну и что? Мы можем потопить их в любой момент, – сказал Феррьера, – нам еще надо погрузить на борт товары, и святым отцам надо бы вернуться в Осаку.
– Да. Но ни одно вражеское судно не зайдет мне с наветренной стороны. Оно может обойти кругом и напасть на нас со стороны носа, где у нас только одна пушка.
Феррьера презрительно рассмеялся.
– У нас двадцать пушек на борту! А у них ни одной! Ты думаешь, этот корабль с грязными языческими свиньями осмелится попробовать атаковать нас? Ты просто не в своем уме!
– Да, адмирал, поэтому я все еще и плаваю. «Санта-Тереза» выходит в море!
Паруса освободили, и ветер начал наполнять их, рангоут потрескивал. Обе смены были на палубе у боевых постов. Фрегат тронулся, но его ход был еще очень медленный.
– Ну, давай, сука, – торопил Родригес.
– Мы готовы, дон Феррьера, – сказал главный артиллерист. – Я вижу его через прицел. Но долго у меня это не получится. Который там Торанага? Укажите мне его!
На борту галеры не было факелов; единственным освещением был лунный свет. Галера все еще была со стороны кормы, в ста ярдах, но повернулась теперь влево и направлялась к дальнему берегу, весла двигались в одном и том же темпе.
– Это кормчий? Высокий мужчина на юте?
– Да, – сказал Родригес.
– Мануэль и Педрито! Возьмите на прицел его и полуют! – Ближайший к ним артиллерист сделал небольшие поправки в наводке. – Который из них Торанага? Быстро! Хелмсмен, два деления вправо!
– Есть два деления вправо, артиллерист!
Помня о песчаном дне и отмелях вокруг, Родригес следил за вантами, готовый в любую секунду отдать управление кораблем главному артиллеристу, который, по обычаю, вел судно во время стрельбы всем бортом.
– Эй, пушки на правом борту, – крикнул артиллерист. – Как только мы выстрелим, мы дадим кораблю уйти из-под ветра. Готовьтесь стрелять всем бортом!
Артиллерийская команда выполнила приказание, все они смотрели на офицеров на юте. И священников.
– Ради Бога, дон Феррьера, кто из них Торанага?
– Кто же из них Торанага, отец? – Феррьера никогда не видел его до этого.
Родригес ясно видел Торанагу на баке в кольце самураев, но он не хотел показывать его. «Пусть это сделают священники, – подумал он, – Ну, святой отец, сыграй роль Иуды. Почему мы всегда должны делать всю грязную работу, я не собираюсь помогать этому сукину сыну даже на ломаный грош».
Оба священника молчали.
– Быстро, ну кто же из них Торанага? – спросил опять артиллерист.
Родригес нетерпеливо показал на Торанагу.
– Там, на полуюте. Маленький, толстый негодяй среди этих негодяев-язычников.
– Я вижу его, сеньор кормчий.
Артиллерийская команда сделала последние приготовления.
Феррьера взял фитиль из рук артиллериста.
– Вы нацелились на еретика?
– Да, адмирал, вы готовы? Я махну рукой, это сигнал к выстрелу!
– Хорошо.
– Стой, не убивай! – Это был дель Аква. Феррьера повернулся к нему:
– Они все язычники и еретики!
– Среди них есть христиане, и даже если они не были бы…
– Не обращайте на него внимания, артиллерист! – бросил адмирал. – Мы выстрелим, когда вы будете готовы!
Дель Аква подошел к пушке и встал перед ней. Его туловище возвышалось над ютом и вооруженными моряками, которые лежали в засаде. Его рука была на распятии.
– Я говорю: стой, не убивай!
– Мы убиваем все время, отец, – сказал Феррьера.
– Я знаю, но я стыжусь этого и прошу прощения у Бога, – Дель Аква никогда до этого не был на юте военного корабля с пушками, у которых вставлены запалы, с заряженными мушкетами и пальцами на спусковых крючках, готовых нести смерть. – Пока я здесь, убийства не будет, и я не прощу убийства из засады!
