Текст книги "Среди Йоркширских холмов"
Автор книги: Джеймс Хэрриот
Жанр:
Природа и животные
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Несколько недель спустя после подстригания когтей я в чудесный солнечный день прогуливался с моей Диной по лугу у реки и вдруг увидел Арни с Забиякой. Как обычно, они во что-то играли, и пес прыгал, догоняя мяч под нависшими над водой ветвями старых ив.
– Он что-то похудел, Арни, – сказал я, глядя на впалые бока Забияки, на выступающие ребра. – Он здоров?
– Ага. Весел и ест, что твоя лошадь. В форму вошел, только и всего. К футбольному сезону готовится. Давай, малый, покажи-ка Стэнли Мэтьюса.
Забияка повел мяч и сделал финт, действительно напоминавший прием великого футболиста.
– Давненько я Стэна не видел, – задумчиво произнес Арни. – Небось думает, куда это я запропал.
Прошел месяц, прежде чем я вновь увидел старика. Его голос в телефонной трубке звучал испуганно:
– Может, заглянете, Джим, посмотрите моего пса? Плохо ему.
– А что с ним, Арни?
– Так-то ничего. Да только он как неживой стал.
Я застал неразлучную пару в саду. Забияка выглядел удручающе. От него остались кожа да кости, и он даже не повернул голову в мою сторону.
– Господи, Арни! – воскликнул я. – Как вы довели его до подобного состояния? На него страшно смотреть.
– Ну он, конечно, худел, но ел вовсю, что твоя лошадь. Я думал, может, он бегает много. А тут вдруг за пару дней ему так скверно сделалось! Да разве ж я из тех, кто о своих собаках думать не думает?
– Ну, конечно, нет, Арни. А ест он по-прежнему хорошо, вы говорите?
– Ага. Лучше некуда. Это-то меня и сбило.
– И пьет много?
– Да уж. То и дело к миске прикладывается.
Я начал осмотр, но никаких сомнений уже не было. Потеря веса, волчий аппетит, ненормальная жажда, крайняя вялость. Ответ мог быть только один.
– Арни, – сказал я, – по-моему, у него диабет.
– А черт! А это плохо?
– Боюсь, что да, раз дошло до такой степени. Не исключено, что он не вытянет.
Арни уставился на меня в полном ошеломлении.
– Что вы такое говорите? Он умрет?
– Надеюсь, что нет. Можно еще многое сделать.
– А прямо сейчас не начнете, а, Джим? – Он с отчаянием запустил пятерню в волосы. – Как же я без него буду?
– Обязательно, Арни, но сперва необходимо удостовериться, исключить две-три другие возможности. Например, заболевание почек. Завтра прямо с утра принесите мне на анализ его мочу. Когда он задерет ногу, подставьте чистую тарелку, слейте мочу в пузырек и вместе с Забиякой сразу идите в приемную.
Он кивнул.
– Понятно… приду… Но, может, он все-таки не так уж плох… – Подобрав с травы футбольный мяч, он подкатил его к носу Забияки. – А ну-ка, малый, – произнес он с надеждой, – покажи нам Тома Финни.
Забияка даже не привстал. Он апатично тронул мяч носом, а потом поднял на нас тусклые глаза. Его хозяин нагнулся и погладил его.
– Забияка… – прошептал он. – Забияка…
Утром я сделал анализ мочи. Положительная реакция на глюкозу.
– Вот теперь мы знаем точно, Арни. Это диабет. Теперь мы будем делать вот что: я сейчас же введу ему небольшую дозу инсулина, и вы должны будете каждое утро приводить Забияку и приносить мочу для анализа. Если реакция останется положительной, я немного увеличу дозу и буду продолжать так, пока не произойдет стабилизация, то есть реакция станет отрицательной.
– Да, конечно, я буду приходить каждый день, сколько потребуется… то есть… ну… если он жив будет. – Лицо старика сморщилось от горя.
Иногда при диабете первая же инъекция инсулина творит чудеса, но у Забияки заметного улучшения не наступило – он был в слишком плохом состоянии. Утро за утром Арии приводил его в приемную, и я тщетно искал хоть какие-то обнадеживающие признаки. Бойкий пес превратился в немощное полумертвое создание – в полную противоположность универсальному игроку, каким он был прежде. Арни с угрюмой решимостью приводил его ровно в девять, и после первых десяти дней я посочувствовал старику:
– Арни, вам, должно быть, очень тяжело водить его сюда каждый день.
Он негодующе выставил подбородок.
– Да я сюда на четвереньках буду приползать хоть до второго пришествия, лишь бы моя собака жива осталась.
Примерно тогда же я почувствовал, что с Забиякой что-то происходит. Он был все таким же тощим и вялым, но в глазах появился блеск, они уже не казались мертвыми. Надежда во мне воскресла и укреплялась по мере того, как большой пес мало-помалу начал обретать былую жизнерадостность, и через три недели лечения утренний анализ показал отрицательную реакцию, а на меня, виляя хвостом, смотрел бодрый пес, казалось готовый броситься за мячом.
– Арни, – сказал я, – наконец-то состояние стабилизировалось. Дальше его судьба зависит от вас. Вам придется каждое утро колоть ему инсулин до конца его дней.
– Э? Чтоб я ему уколы делал? – Лицо старика стало несчастным.
– Да. Вы ведь сможете? После утренней кормежки. Это скоро превратится у вас в привычку.
Он с сомнением посмотрел на меня, но промолчал, и я снабдил его всем необходимым.
С этого дня выздоровление Забияки пошло стремительно, и несколько дней спустя я уверился в способности Арни делать уколы. Затем вообще выяснилось, что на Балканах он некоторое время состоял при полковом враче и шприцы были ему не в новинку.
Я поставил последнюю счастливую точку на этом эпизоде с диабетом, когда как-то, заглянув через ограду в сад Арни, увидел, что старик повалил Забияку на траву.
– Арни, чем вы занимаетесь? – окликнул я его.
– Показываю Забияке приемчик: обучаю его регби.
Осень незаметно сменилась зимой, и однажды Дарроуби охватило волнение – на местном стадионе должен был состояться важный хоккейный матч между командами соперничающих графств – Йоркшира и Ланкашира. Команды были ведущие, в их составе числилось несколько международных звезд. Всем хотелось посмотреть этих знаменитостей в игре, и днем в субботу я пришел на стадион заблаговременно – как мне казалось. Однако он был уже полон зрителей. Люди стояли у боковых линий в несколько рядов. Никогда еще я не видел тут такой толпы и уже решил, что ничего толком посмотреть не сумею, как вдруг меня окликнули:
– Эй, Джим, тут для вас есть местечко!
Я оглянулся и увидел Арни, удобно устроившегося на скамье у прохода в раздевалку.
– Да как же, Арни…
– Я ведь его для вас и занял. Садитесь-ка.
Чудесно. Игра должна была вот-вот начаться, мне хорошо было видно все поле. Внезапно я почувствовал, что мою ногу толкают, посмотрел вниз и узрел нос Забияки, уткнувшийся в мое колено. Как всегда, он примостился под сиденьем хозяина и словно хотел сообщить мне, что находится в наилучшей форме.
Следя за игрой, я почесывал его уши. Как и следовало ожидать, игра шла на высшем уровне, и особенно блистали игроки сборной.
Арни не скупился на объяснения.
– Это Пип Чапман, капитан йоркширцев и центр сборной, старый мой приятель. И Грег Холройд, капитан ланкаширцев и левый нападающий сборной. Тим Моубрей и Джонни Харт. Я их всех хорошо знаю. Уже много лет.
В перерыве, когда игроки собрались в середине поля, Арни окончательно развернулся.
– Приятно, конечно, что зимний сезон начался, только я все вспоминаю заключительный крикетный матч в Скарборо. Сижу себе, греюсь на солнышке, а тут Фред Труман и угляди меня. «Арни, – говорит, – я же тебя всюду искал!»
Последняя фраза, приписанная еще одному из сонма бессмертных крикетистов, развеселила компанию парней, сидевших позади нас. Давясь смехом, один из них спросил:
– Фред Труман, Арни? Тот самый Фред Труман? И всюду тебя искал? Арни помрачнел, слегка кивнул с достоинством, отработанным долгой практикой, что вызвало новые смешки и шепот: «Всюду тебя искал!». Видимо, эта фраза особенно их позабавила.
Мой друг пропускал насмешки мимо ушей и сидел неподвижно, устремив взгляд прямо перед собой, пока в атаку не ринулся еще один:
– Я слышал, и здесь на поле твои старые приятели, Арни? Четверо из сборной – ты с ними много лет знаком, э?
Арни снова коротко кивнул, а меня укололо дурное предчувствие. На этот раз положение оказалось критическим – вон он», живые доказательства в его пользу или против. Арни сидел с краю прямо у прохода. Направляясь в раздевалку, игроки пройдут на расстоянии вытянутой руки от него. Они не могут его не увидеть.
Когда раздался финальный свисток, у меня перехватило дыхание. Игроки приближались, и должно было произойти что-то ужасное. От всей души я хотел провалиться сквозь землю.
Первым шел Холройд, могучий черноусый ланкаширец, лицо его лоснилось от пота, колени были вымазаны в земле. Он скользнул по Арни равнодушным взглядом и пошел дальше. Внутри у меня все сжалось, как вдруг он остановился и сделал шаг назад. Несколько секунд он молча смотрел на скамью с высоты своего роста, а потом загремел:
– Да это же Арни Брейтуэйт! Здорово! Как делишки, старина? – Он тряс руку моего друга и кричал через плечо: – Эй, Пип, Джонни, Тим, вы только поглядите, кто здесь! Это же наш старый приятель!
В проходе возникла толчея: четверо сгрудились возле Арни, хлопали его по спине, смеялись, перебивали друг друга. Забияка выбрался из-под скамьи и на обычный собачий манер поддержал веселым лаем общее веселье.
Пип Чапман поглядел на Арни с нежностью.
– А знаешь, Арни, мы ведь думали, что ты можешь быть тут, и все время, пока играли, высматривали тебя. Можно сказать, повсюду искали!
27
Мои клиенты в своем мнении обо мне сильно расходились: двое-трое как будто считали меня блестящим специалистом, подавляющее большинство видело во мне добросовестного надежного ветеринара, а кое-кто был убежден, что мои способности весьма ограниченны. Но, кажется, одна семья лелеяла тайное убеждение, что у меня в голове не все дома.
Так думали Хардуики – и к большому моему сожалению, потому что мне они очень нравились.
На этот вывод их натолкнула серия мелких, но неприятных происшествий, хотя в то морозное и солнечное январское утро я понятия не имел, что незамедлительно посею в их души сомнения, губительные для доброго мнения обо мне. Ночью выпал снег – ровно столько, сколько требовалось, чтобы выбелить мир, – и передо мной дорога на ферму Хардуиков вилась среди хрустального блеска под безоблачно синим небом.
Дорога эта была к тому же очень длинной – проселок, уводящий вверх почти на милю, порой исчезал в лощине или за нагромождениями камней, пока не достигал фермы, старые красные крыши которой я увидел, когда подъехал к первым воротам.
Если вызовов было много, я страшно боялся таких ферм с полдюжиной ворот, отнимавших без толку драгоценные минуты. Но в это утро, когда я вылез из машины, лицо мне гладили теплые солнечные лучи, ноздри щекотал бодрящий воздух, и, открывая первые ворота, я оглядел широкий белый простор, безмолвный и мирный. Мной овладела безмятежная радость, и я с удовольствием останавливался перед следующими пятью воротами, а снег приятно похрустывал под ногами, пока я шел открывать их.
Во дворе фермы Себ и Джош Хардуики атаковали гору турнепса, накладывая его вилами на тележку. Несмотря на холод, их лица блестели от пота, когда они с улыбкой обернулись ко мне.
– А, мистер Хэрриот! Утро-то какое!
Типичные фермеры йоркширских холмов – тихие, вежливые, уравновешенные; я всегда отлично с ними ладил.
– Ну как сегодня телята? – спросил я.
– Им получше, – ответил Себ. – И слава Богу, а то мы уж беспокоиться начали.
Я тоже ощутил облегчение. Сальмонеллез – скверная штука, часто смертельная для молодняка и опасная для людей, а когда я два дня назад осматривал телят, картина была достаточно зловещей.
Вместе с братьями я вошел в телятник и направился к его отгороженному концу, где стояли мои пациенты, числом двадцать, и радостно вздохнул. Все выглядело иначе. Два дня назад этот загон окутывала безнадежность – телята стояли неподвижно, уныло поникнув, и по их хвостам стекали струйки жидкого кала, а теперь они ожили, повеселели и с интересом посматривали на меня.
Я же мысленно хлопнул себя по спине, потому что не ударил лицом в грязь. Как легко было спутать это с простым поносом! Но высокая температура и характерное покашливание насторожили меня. Ректальные мазки подтвердили диагноз, и обычное сочетание инъекций левомицетина с оральными дозами фуразолидона явно дало желанные результаты.
– Что же, отлично, – сказал я, перелезая в загон. – Пока все идет хорошо. Я повторю инъекцию, а вы продолжайте давать им порошки еще пять дней, и, думаю, все будет в порядке. Только не забывайте каждый раз как следует мыть руки.
Джош снял кепку и утер мокрое лицо.
– Приятно слышать, мистер Хэрриот. Не зря мы вас сразу вызвали. Не то пришлось бы уже выносить отсюда сдохших.
Когда я кончил делать инъекции, Себ позвал меня в дом.
– Умыться нам всем требуется, а в десять мы всегда перекусываем.
Потом я сидел на кухне, запивал домашнюю булочку чаем и поддерживал разговор с двумя привлекательными молодыми хозяйками – брюнеткой и огненно-рыжей. От очага веяло теплом, у моих ног копошился малыш, двое других, чуть постарше, весело боролись на каменных плитах пола, и я наслаждался жизнью. Я мог бы просидеть так весь день, но ждали другие вызовы, а Себ с Джошем, составившие мне компанию, нетерпеливо ерзали, несомненно вспоминая эту гору турнепса снаружи. Что поделаешь! Пора было отправляться восвояси.
Во дворе мы попрощались, братья взялись за вилы, а я нажал на ручку дверцы… Но безрезультатно. Я обошел машину, дергая другие дверцы – они тоже оказались запертыми. Влезть в машину я не мог.
Виновата была моя маленькая Дина. Пока я занимался телятами, до меня доносился ее лай. Она обожала облаивать хозяйских собак и, прыгая на стекла дверей, очевидно, опустила кнопки, запиравшие их. Я окликнул братьев:
– Извините! Я очень сожалею, но я не могу сесть в машину.
– А? Что случилось?
Они подошли и заглянули внутрь, откуда, вывалив язык и упоенно виляя хвостом, на них смотрела Дина. У нее за спиной из замка зажигания свешивались ключи – такие близкие и такие недоступные!
Я объяснил, и Джош посмотрел на меня с удивлением.
– Вы ведь всегда ездите с этой собакой, верно?
– Да.
– А ключи так в машине и оставляете?
– Да… боюсь, что да…
– Тогда странно, почему такого раньше не случалось.
– Да, пожалуй… если взглянуть на дело так. И очень жаль, что случилось это именно здесь, так далеко от города.
– А почему?
– Боюсь, я должен буду попросить, чтобы вы свезли меня домой за запасными ключами.
У Себа отвалилась нижняя челюсть.
– В Дарроуби?
– К сожалению. Больше ничего придумать не могу.
Братья Хардуики переглянулись, посмотрели на гору турнепса, потом на меня. Я понимал, о чем они думают. Кроме турнепса их ждали десятки других дел, как всегда на ферме, а из-за меня часть утра пропадет зазря.
Но по доброте душевной они не сказали мне, какой я дурак и растяпа. Себ надул щеки.
– Тогда поехали. – Он обернулся к брату. – Ты уж один управляйся, Джош. Кончишь с турнепсом, почисть хлев, а овец на нижнее пастбище мы днем перегоним.
Джош кивнул и молча взялся за вилы, а его брат вывел из сарая семейный автомобиль – очень большой и очень старый, как обычно в холмах. Мы загромыхали вниз по проселку, и всякий раз, закрывая ворота, я погружался в облако выхлопных газов.
Путь до Дарроуби казался очень долгим, а обратный – и того дольше. Я пытался скоротать его разговорами о спорте, погоде, скотине, но последние полчаса прошли в молчании. Во дворе фермы Себ торопливо вылез, помахал мне и побежал искать брата.
Дина в несказанном восторге из-за моего возвращения прыгала на меня, облизывала мне физиономию, но, выехав за ворота фермы, я подумал, что там сейчас не питают ко мне особенно теплых чувств.
Однако, когда я неделю спустя в последний раз посмотрел телят, все было прощено. Бесспорно, я причинил много лишних хлопот, но братья Хардуики встретили меня широкими улыбками. Впрочем, был один неприятный момент: когда я вылезал из машины, они хором закричали:
– Э-эй! Ключи-то, ключи заберите!
Я смущенно забрал ключи, чувствуя себя тем более глупо, что после того случая больше их в замке зажигания не оставлял.
Но мне сразу полегчало, едва я убедился, что телята совсем здоровы, а когда, вымыв руки, я принялся на кухне за ритуальный чай, стало ясно, что про злополучный эпизод можно забыть.
Несколько дней спустя не успел я войти в дом после вызова, как Хелен сказала с некоторым недоумением:
– Тебе звонила какая-то миссис Хардуик. Я толком не поняла.
– Но что она просила передать?
– Что ты прихватил очки ее мужа.
– Как… как? О чем ты говоришь?
– Ну они весь дом обыскали, но очки не нашлись, а к ним никто, кроме тебя, не заезжал. Она убеждена, что они у тебя.
– В жизни не слышал подобной нелепости! На какого черта мне сдались его очки?
Хелен развела руками.
– Понятия не имею. Но мистеру Хардуику они очень нужны. Без них он не может читать сельскохозяйственную газету. И очень расстраивается. Ты все-таки погляди.
– Безумие какое-то! – буркнул я, но начал опорожнять карманы рабочего пиджака. И нате вам! Среди пузырьков, ножниц и других полезных вещей оказался очешник, очень похожий на футляр с термометрами, рядом с которым я его и обнаружил.
Я уставился на очешник, не веря глазам.
– Господи! И правда! Наверное, взял его по ошибке, когда вымыл на кухне термометр.
Я позвонил Себу и извинился.
– Еще одна моя глупость, – сказал я со смехом.
Возражать он не стал, но говорил по-прежнему вежливо и отклонил предложение завезти очки к ним.
– Да нет, ничего. Я сейчас приеду.
Видимо, ему не терпелось погрузиться в сельскохозяйственную газету.
Я чувствовал себя крайне неловко при мысли, что из-за меня ему снова пришлось тратить время на долгую бесполезную поездку, и чувство это нахлынуло с новой силой, когда три дня спустя я заглянул в книгу вызовов и увидел фамилию Хардуиков.
Братьев я нашел в коровнике, где они накладывали сено в кормушки. Они не улыбнулись привычно, а посмотрели на меня с каким-то изумлением.
– Я приехал осмотреть вашу захромавшую корову! – объявил я весело. Они обменялись ничего не выражавшими взглядами.
– У нас хромых коров нет, – сказал Джош.
– Но… но вы же утром звонили! Вновь они недоуменно переглянулись.
– Что же… Наверное, вышла ошибка… – Я изобразил веселый смешок, который не вызвал ответных улыбок, и невольно посмотрел на ряды коров.
Себ махнул рукой в их сторону.
– Ей же Богу, мистер Хэрриот, ни одна не хромает. Осмотрите их, если желаете.
– Да нет же, нет! Я… кто-то ошибся, записывая вызов. Разрешите позвонить от вас?
Себ проводил меня на кухню, и мне не стало легче, когда, набирая номер приемной, я увидел, как он тихим движением забрал со стола очешник и опустил в карман. Дозвонившись, я установил, что ехать мне надо было на ферму Бортуиков всего в полумиле от хардуиковской. Но что же это такое? Почему я все время ставлю себя в дурацкое положение?
Я взял шариковую ручку, лежавшую возле телефона, и записал вызов правильно, а потом повернулся к молодым хозяйкам.
– Я крайне сожалею, что причиняю столько беспокойства, – сказал я и повернулся, чтобы уйти. Но тут брюнетка протянула ко мне руку.
– А наша ручка, мистер Хэрриот?
Уши мои запылали, я вытащил чертову ручку из кармана и сбежал.
Я все еще ежился от смущения, когда через несколько дней снова приехал к ним.
Себ угрюмо указал на телку, лежащую на полу коровника.
– Встать не может, – сказал он. – И задняя нога у нее торчит в сторону.
Я нагнулся к телке и подергал ее за ухо.
– Ну-ка, девочка, поднатужься.
Она сделала попытку подняться, но почти сразу же опустилась на булыжники – с первого взгляда стало ясно, что правая задняя нога отказывается ей служить.
Я ощупал косматую тушу и, когда добрался до таза, без колебаниий поставил диагноз.
– У нее вывих бедра, Себ, – сказал я. – Переломов нет, но головка бедра совсем вышла из впадины.
– А вы уверены? – Фермер посмотрел на меня с сомнением.
– Стопроцентно. Вот, пощупайте эту шишку. Да ее и так видно. Себ не потрудился вынуть руку из карманов.
– Уж и не знаю. Я-то думал, может, сухожилие себе растянула. А то дайте мази для втирания, глядишь, и пройдет все.
– Нет, уверяю вас. Это, бесспорно, вывих.
– Ну ладно. А делать-то что?
– Попробуем его вправить. Это нелегко, но времени прошло мало, и, думаю, все обойдется.
Фермер наморщил нос.
– Ладно. Так давайте!
– К сожалению, – сказал я, улыбнувшись, – один я тут не справлюсь. И вдвоем мы с вами не справимся. Нам требуется помощь.
– Помощь? Откуда же я ее возьму? Джош на дальний луг ушел.
– Жаль, конечно, но вам придется позвать его. И вынужден сказать, вам придется позвать еще и кого-нибудь из соседей. Обязательно кого-нибудь крепкого, сильного.
– Черт-те что! – Себ уставился на меня. – Это еще зачем?
– Я понимаю, вам это кажется лишним. Но она, хоть и молодая, а крупная и сильная, и, чтобы вправить вывих, нам придется преодолеть мышечное сопротивление. Тянуть надо будет как следует, можете мне поверить. Я столько вывихов вправил, что уж знаю!
Он кивнул.
– Ну ладно. Схожу к Чарли Лосону, может, он согласится. А вы тут подождете?
– Нет, мне нужно съездить за намордником, чтобы дать хлороформ.
– Хлоро… Еще чего!
– Я ведь объяснил про мышечное сопротивление. Чтобы его преодолеть, ее необходимо усыпить.
– Послушайте, мистер Хэрриот! – Фермер назидательно поднял палец. – А вы уверены, что надо все это затевать? Может, втереть мази, и дело с концом? Или там припарку приложить?
– Мне очень жаль, Себ, но все это совершенно необходимо.
Он повернулся и вышел из коровника, что-то бормоча себе под нос, а я побежал к своей машине.
По дороге в Дарроуби и назад я думал только о том, что предстоит одна из наиболее сложных задач в ветеринарной практике, зато в случае успеха эффект бывает поразительный. Животное, еще секунду назад беспомощно распростертое на земле, вдруг встает и подходит к кормушке как ни в чем не бывало. А мне во что бы то ни стало надо поднять свою репутацию на этой ферме.
Когда я вернулся с намордником, во дворе рядом с Себом меня ждали Джош и Чарли Лосон.
– А, мистер Хэрриот! – поздоровались они со мной, но вид у обоих был весьма скептический – Себ, разумеется, поделился с ними своими сомнениями.
– Рад вас видеть, джентльмены, – сказал я бодро. – Надеюсь, вы все в хорошей форме. Работа предстоит тяжелая.
Чарли Лосон ухмыльнулся и потер руки.
– Уж постараемся!
– Ну так за дело! – Я посмотрел на телку. – Лучше перетащить ее ближе к двери. Вам будет просторнее тянуть. Перетащим, наденем намордник с хлороформом и обвяжем ногу. Вы будете тянуть, а я направлять головку бедра во впадину. Но сначала передвинем ее.
Фермеры нажали на бок телки, а я старался вдвинуть вывихнутую ногу под нее. Телка перекатилась на другой бок, раздался громкий щелчок, и она, быстро поглядев по сторонам, поднялась с пола и вышла вон.
Мы следили, как пациентка прошествовала через двор к воротам и дальше на луг. Ступала она спокойно и ни чуточки не прихрамывала.
– В первый раз вижу такое! – ахнул я. – При перекатывании давление на сустав, видимо, вогнало головку на место. Даже не верится!
Три фермера молча посмотрели на меня. Им явно не верилось. Отступая к своей машине, я успел услышать, как Себ пожаловался остальным двоим:
– Нет чтобы сразу мази втереть!
Когда я проехал мимо телки, безмятежно щипавшей траву на зеленом склоне, мне вспомнились слова, которые я услышал от Зигфрида в первые дни нашего знакомства: «Наша профессия предлагает огромный выбор возможностей попасть в дурацкое положение».
Как справедливо! И от этого никуда не денешься. Но почему, почему должен был я попасть в него именно у Хардуиков?!
Я глазам своим не поверил, когда еще до конца недели узрел в книге вызов к Хардуикам.
– Зигфрид, – сказал я, – вы туда не съездите, а? На меня там словно заклятие какое-то падает.
Он ответил удивленным взглядом.
– Но это же ваши любимые клиенты. И они всегда обращаются именно к вам.
– Да, конечно, но мне что-то не по себе! – И я рассказал о недавних злоключениях.
– Вздор, Джеймс! – Он сделал небрежный жест. – Вы дали волю воображению. Сущие пустяки. – Он засмеялся. – Забавные, не спорю, но ровно ничего не значащие. Хардуики – отличные люди и, конечно, тут же забыли про эту чепуху.
– Ну не знаю. Люди они, безусловно, хорошие, но, по-моему, убеждены, что у меня не все с головой в порядке. Легкая клептомания для начала.
Он снова засмеялся.
– Какая ерунда! Поезжайте, поезжайте! Просто заболевшая свинья. Ну что тут может произойти?
Возможно, мне почудилось, но, когда я вылез из машины во дворе фермы, братья как будто посмотрели на меня с некоторой опаской. Свинья, к которой меня вызвали, оказалась мамашей дюжины поросят, которые с визгом тыкались в нее, а она неподвижно лежала в дальнем углу хлева, где было так темно, что я с трудом ее различал. Впрочем, меня это не очень смущало: я привык работать на ощупь.
Я забрался в закут и подошел к своей еле различимой пациентке, достал термометр и провел рукой в поисках ее тыла.
– Ничего сегодня не ела, вы сказали?
– Совсем ничего, – ответил Джош. – И с места не вставала. А поросята вроде изголодались. Им, видно, молока не хватает.
– Так… так… так… понимаю… – Я лихорадочно искал анус, чтобы смерить температуру, но не находил. Темно, хоть глаз выколи – но я же ставил термометр свиньям в полном мраке! Ничего не понимаю! Вот хвост, надо чуть продвинуть руку вниз, и термометр скользнет в задний проход… Только где он?! Чуть ниже отверстие отыскалось – но оказалось влагалищем. И тут меня как озарило.
– У этой свиньи нет заднего прохода! – воскликнул я. Замечательное научное открытие, каким я поспешил поделиться с миром, и только потом сообразил, что выбрал не слишком подходящее место для своих восторгов.
Братья смотрели на меня сверху вниз в суровом молчании. Потом Себ произнес усталым голосом.
– Чего нет?
Я обернул к нему голову, не вставая с корточек.
– Нет ануса. Заднего прохода. Редчайший случай. Замечательно. У поросят встречается не так уж редко, но у взрослого животного я сталкиваюсь с этим впервые.
– А-а! – сказал Себ. – А если у нее его нету, так навоз откуда? Я его отсюда по утрам выгребаю – о-го-го!
– Кал, – оживленно объяснил я, – проходит через влагалище. Так всегда бывает в подобных случаях.
– И все эти годы проходил?
– Ну да. Принесите фонарик, и я вам покажу. Братья посмотрели друг на друга.
– Чего там! Мы вам верим.
Было совершенно ясно, что они. ни на секунду мне не поверили.
Я пустился в дальнейшие объяснения, но поймал себя на том, что начинаю бессвязно бормотать, и умолк. Да и вообще, ощупав брюхо свиньи, я обнаружил, что ее вымя просто обжигает руку и кажется бугристым.
– В любом случае температуру ей мерить не нужно, у нее мастит. Вымя очень горячее и опухшее. Я сделаю инъекцию антибиотика, и, думаю, все будет хорошо. – Я пытался говорить деловито и уверенно, однако это не помогало.
– Так, значит, температуру ей мерить вы не будете? – снова подал голос Джош.
– Совершенно верно. Все ясно и так.
– Ага, все ясно и так, – повторил он, и оба кивнули. – Вы не беспокойтесь, мистер Хэрриот. Не нужно, так не нужно.
У меня мороз прошел по коже. Они стараются не перечить мне! Бр-р!
Я привычно сделал свинье инъекцию, торопливо вымыл руки и отказался от чая.
Когда я выезжал со двора, Себ и Джош, стоя рядом на булыжнике, подняли руки в торжественном прощании, а в окне кухни я увидел их жен. Прочесть их мысли не составляло труда.
Бедняга Хэрриот! И ведь неплохой человек. Больно смотреть, как он потихонечку свихивается.