Текст книги "Том 31. Двойник"

Автор книги: Джеймс Чейз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Так-то лучше! – Она похлопала меня по руке. – Теперь, Джерри, вы должны нам помочь. Доктор Вейсман уже выехал. Он должен будет вызвать полицию.

Я прошел к креслу и уселся.

– Джерри!

Этот окрик заставил меня насторожиться.

– Вы здесь, чтобы помогать нам! Перестаньте вести себя как малый ребенок! Вы слышите меня?

«Они могут убить и тебя».

Я допил скотч и справился с нервами.

– Что вы хотите, чтобы я сделал? – спросил я, не глядя на нее.

– Все думают, что Джон находится здесь. Он будет отсутствовать с неделю. Я не собираюсь сообщать ему о случившемся до его возвращения, потому что он сразу же примчится сюда. А дело, которым он занимается, имеет колоссальное значение. Вы должны занять его место. Вы меня слушаете?

– Да.

– Пойдите и загримируйтесь. Я скажу доктору Вейсману, что вы в шоке, но полиция может пожелать поговорить с вами. Я постараюсь, чтобы они вас не тревожили. Если все же это произойдет, вы скажете им, что Этта иной раз разгуливала во сне. Вот и все, что вам нужно будет сказать, если они будут вас допрашивать. Но я сомневаюсь, что они это сделают. Джон всегда заботился о нуждах полиции. Будет предварительное расследование, но вас не вызовут. Джон всегда заботился и о нуждах коронеров. Вам придется присутствовать на похоронах. Они будут сугубо семейными. А теперь идите и приведите себя в надлежащий вид.

У меня не было выбора… я безумно боялся этой страшной старухи! Я не сомневался, что это именно она приказала убить Лоретту, как до этого приказала ликвидировать Ларри Эдвардса и Чарльза Дювайна.

В ванной я натянул маску дрожащими руками и закончил маскировку. Когда приедет полиция, не получу ли я возможность вырваться из этого кошмара? Может, мне следует сорвать с себя маску и сообщить правду?

Я подумал о теплой улыбке Джона Меррилла Фергюсона…

«Вы слишком ценный для меня человек, чтобы вас потерять».

Подумал я о своем контракте на семь лет. Вспомнил о тех беспросветных днях, когда я сидел возле телефона, почти ни на что не надеясь, голодный и нищий…

Эта кошмарная старуха после похорон возвратится во Фриско, я ее видеть не буду.

Подумал я о роскошном коттедже, который был отведен мне под жилище. Подумал и о Соне.

Это не мое дело, твердил я себе. Мое дело – зарабатывать деньги, которые Фергюсон мне платил.

Возможно, это скотч придал мне храбрости. Но, заканчивая маскировку, я твердо решил, что останусь сотрудником Фергюсона.

Поговорка, что деньги – сила, всеми признанная истина. В мире кино я слышал ее достаточно часто, но поскольку у меня самого никогда не было особенно много денег, правильность этого изречения я не проверял на собственном опыте.

Но в эту ночь я собственными глазами убедился, что это так.

В маске и в темном мохеровом костюме я вышел на террасу, выходившую на площадку перед парадным въездом в поместье.

Сейчас весь сад был залит светом, начиная от огромных чугунных ворот, являвшихся пограничным столбом этой крепости.

Человек десять стояли полукругом у этих ворот – надежная личная охрана. Я видел, как блестящий «кадиллак» подкатил к воротам, замедлил бег, затем ворота отворились, и «кадиллак» помчался к центральному входу.

Я догадался, что прибыл доктор Вейсман.

Я быстро вышел из гостиной и перегнулся через перила.

Холл был тоже освещен. На полу, у подножия лестницы, лежало тело Лоретты Фергюсон. Она была в том же светло-голубом пеньюаре и с босыми ногами. Подле нее с бесстрастной физиономией стоял Маззо.

Я посмотрел вниз на его бритую голову.

Рубящий удар карате!

Она, возможно, увидела, как он подкрадывается к ней, и завопила. Потом он нанес ей резкий удар, называемый «чопом», сзади, по шее, и ее бездыханное тело покатилось вниз по лестнице.

Высокий, откормленный, импозантно выглядевший мужчина с густой шапкой седых волос разговаривал с миссис Харриет. Говорили они очень тихо.

Я его хорошо видел. Тяжелое лицо с мощными челюстями (он наверняка большой любитель покушать!), безукоризненно сидящий черный костюм, – все вместе источало авторитет и надменную самоуверенность.

Это был, несомненно, доктор Вейсман.

Он подошел и опустился на колени возле Лоретты, осторожно прикоснулся к ней, слегка повернул ее голову, поднял веки. Затем поднялся.

– Тут уже ничего не сделаешь, миссис Фергюсон… Бедная леди умерла, – произнес он сочным баритоном. – Оставьте все на месте. Вы не должны до нее дотрагиваться. Я позвоню шефу полиции Терреллу.

– Мне думается, дорогой доктор, что сначала нам надо немного поговорить, – заявила миссис Харриет. – На это уйдет не так много времени.

Она твердо положила свою старую руку на его, весьма пухлую, и потянула его в гостиную, прикрыв за собой дверь.

Я уперся локтями в перила и ждал. Маззо начал расхаживать по холлу. Я видел, что на его физиономии было встревоженное выражение.

Прошло минут десять. Потом дверь гостиной распахнулась, оттуда вышли миссис Харриет и доктор.

– Мой сын в отчаянии, доктор, – заявила миссис Харриет, – я не хочу, чтобы его тревожили.

– Конечно, конечно… Может быть, мне его посмотреть? Я дам ему успокоительное.

– Ему просто надо побыть одному.

– Вполне его понимаю. А теперь, миссис Фергюсон, вернитесь в свою комнату и непременно лягте. Оставьте все на меня. В случае необходимости я вас позову.

– Я надеюсь на вас, доктор!

Старая дама похлопала его по руке. У этой кошмарной старухи очень хорошо получается похлопывание по руке собеседника… Так и слышалось слово «дорогой», произнесенное добреньким голоском.

– Я появлюсь, как только вы скажете.

Когда она повернулась, чтобы подняться по лестнице, я быстро отступил и юркнул в гостиную, закрыл дверь и вышел на балкон.

Полиция прибыла на двух машинах через десять минут. Следом ехала машина «скорой помощи».

Доктор Вейсман на самом деле развил бурную деятельность.

Я наблюдал, как двое детективов в штатском и сержант в форме поднялись по ступенькам.

Тогда я снова поспешил в гостиную и приоткрыл дверь. Теперь уже миссис Харриет стояла там, где до этого был я. Ее старые руки упирались в перила. Я слышал голоса. Богатый баритон доктора Вейсмана доминировал, но расслышать его слова было невозможно.

Все было кончено менее чем через двадцать минут.

Стоя у двери и глядя через щелку, я думал о том, сколько миссис Харриет заплатила доктору…

Мое первое впечатление о нем было таково: этого человека легко купить при условии, что сумма будет достаточно солидной.

Я увидел, что миссис Харриет отошла от перил и начала медленно спускаться вниз. Я моментально занял ее пост.

Внизу находились двое детективов, у двери стоял сержант. Главным действующим лицом был доктор Вейсман.

Миссис Харриет достигла подножия лестницы.

– Очень сожалею, мадам, что вынужден задавать вам вопросы в такое время, – сказал один из детективов.

– Конечно, конечно…

Миссис Харриет приложила к глазам носовой платок, у нее это получилось неплохо.

– Вам следует знать, что мой сын в крайнем отчаянии. Его нельзя беспокоить. У него настоящий шок, что может вам подтвердить доктор Вейсман.

– Все о'кей, мадам, – заявил детектив и двинулся к дверям большой гостиной, за ним вошли миссис Харриет и доктор.

Вошли двое санитаров в белых халатах. Они моментально положили тело Лоретты на носилки, покрыли его сверху простыней и вынесли из холла.

Второй детектив негромко разговаривал с Маззо, который то и дело пожимал своими обезьяньими плечами.

Я вернулся в гостиную и сел, обхватив голову руками. Мне было настолько тошно, что я даже не мог думать.

Внизу захлопали дверцы машин, заревели моторы, и я невольно выпрямился и вышел на балкон посмотреть, как уезжали полицейские машины в сопровождении санитарной.

Все так просто и легко! Власть денег!

Я успел возвратиться в гостиную, и сразу же отворилась дверь, и вошла миссис Харриет. Закрыв за собой дверь, она внимательно посмотрела на меня.

– Дорогой Джерри, все устроено. Вы не понадобились. – Торжествующая улыбка тронула ее губы. – Ложитесь спать. Примите снотворное. И помните, что для бедняжки Этты это был лучший исход…

Подойдя к дверям, она добавила:

– Вам не надо присутствовать на дознании, Джерри. Доктор Вейсман все организует. Такой полезный человек! Но вы, разумеется, должны будете присутствовать на кремации. Однако вас никто не побеспокоит… Спокойной ночи!

Она помахала мне пальцами и исчезла.

Следующие шесть дней тянулись для меня как шесть лет…

Маззо приносил мне еду. Он ничего не говорил, да и мне нечего было ему сказать. Я часами торчал на балконе, читая книжонки в бумажных переплетах. По вечерам я смотрел телевизор. Спал я только с помощью снотворного. Я пытался успокоить себя рассуждениями о том, что работаю на Фергюсона за сотню тысяч в год.

Но сколько раз на дню я вспоминал дикий вопль Лоретты и звук удара ее тела о пол холла! Передо мной возникали переполненные отчаянием глаза, я слышал, как она говорит: «Ради Бога, Джерри, не верь тому, что тебе говорит эта старая сука, не верь Дюранту. Верь только мне!»

Кроме того, я думал о человеке, расхаживающем взад и вперед по комнате с окнами, забранными решетками…

На шестой день Маззо, подавая мне завтрак, сказал:

– Все в порядке. Дознание прошло как сон. Наденьте маску. Ее сожгут сегодня утром в одиннадцать.

Мне хотелось съездить кулаком по его обезьяньей роже. Хотелось крикнуть ему: «Это ты убил ее!»

Я поднялся и молча прошел в ванную.

– Что-то вас беспокоит? – спросил Маззо, идя следом за мной.

– Мне ничего не надо. Выйди отсюда!

– Успокойтесь! Говорю вам: никаких проблем! – И он усмехнулся. – Надевайте маску и черный костюм.

Миссис Харриет, ее пудель и я были единственными участниками этой траурной церемонии. Мы поехали в крематорий в «роллсе». Перед нами ехала одна машина, позади нас – другая.

Новость, видимо, все же просочилась. Ворота крематория осаждали газетчики и репортеры с телевидения. Охрана высыпала из сопровождавших нас машин, устроила свободный проезд для «роллса» и оттеснила всех зевак.

Церемонией руководил пожилой священник. Его морщинистое лицо привычно приняло скорбное выражение. Казалось, он трепещет перед миссис Харриет и благоговейно произносит слова утешения. Возможно, именно из уважения и почтения к большим деньгам заупокойная служба тянулась бесконечно долго.

Когда гроб поехал в печь, я опустился на колени. Я не произносил молитв с детского возраста, но за Лоретту я молился искренне.

Проклятый пудель начал тявкать.

Подыскивая проникновенные слова для молитвы о Лоретте, я услышал, как миссис Харриет сказала собачке:

– Тише, дорогой! Надо уважать мертвых…

Прошло еще два дня…

Я ел, сидел на балконе, читал и ждал.

На третий день, когда я сидел на балконе после завтрака, я заметил, как подкатил «роллс». Появился Джонас с чемоданом, который он сунул в багажник. Потом на крыльцо вышла миссис Харриет с пуделем на руках. Она задержалась, чтобы сказать что-то Джонасу, тот поклонился. Она села в машину, и ее увезли.

Как же я обрадовался!

В комнату неслышно вошел Маззо.

– Вы сегодня поедете в офис, – сказал он. – Наденьте маску.

Он сам подвез меня на «ягуаре» к парадному входу в офис, где охрана провела меня через толпу ожидающих репортеров. Как всегда, раздавались просительные голоса и щелкали киноаппараты.

Мы поднялись на лифте, и Маззо провел меня до офиса Фергюсона, где я увидел за письменным столом Джо Дюранта.

– Входите, Стивенс, – сказал он, кривовато улыбаясь мне. – Садитесь.

Он указал мне на стул.

Я уселся.

– Я должен поблагодарить вас за ваше превосходное представление на похоронах, – сказал Дюрант. – Я понимал, каким это было для вас мучением…

Я посчитал, что мне нечего на это ответить, и промолчал.

– Мистер Фергюсон вернулся, – продолжал Дюрант. – Вы свободны и как минимум две недели можете заниматься чем угодно. Вы показали себя весьма ценным сотрудником, мы вами весьма довольны.

– Благодарю вас, сэр, – сказал я.

Дюрант наклонился вперед и расстегнул портфель, из которого достал чек.

– Вот ваше жалованье за первый месяц, Стивенс, плюс небольшие премиальные.

Я поднялся и взял чек. Он был выписан на десять тысяч долларов.

– Благодарю вас, сэр, – повторил я, пряча чек в бумажник.

– Вы свободны. Маскарад не нужен. Вы найдете свою одежду во второй ванной комнате, дальше по коридору. Переоденьтесь. – Его недобрая улыбка чуть приподняла кончики тонких губ. – Предполагается, что из города вы не уедете. Не будете разговаривать с прессой. Ничего не расскажете о своей работе.

– Да, сэр.

– О'кей, Стивенс, бегите и хорошо проведите свободное время.

Я подошел к двери, затем остановился:

– Будьте любезны передать мистеру Фергюсону мои глубокие соболезнования по поводу смерти его жены.

Улыбка исчезла.

– О'кей, Стивенс, бегите…

Я потратил три следующих часа на приобретение гардероба. На Парадиз-бульваре имелся огромный универсальный магазин «Все для мужчин», и я решил не скупиться. Наконец, решив, что теперь у меня есть все, что требуется, я отнес пакеты в «мерседес» и поехал в свой коттедж.

Сторож у шлагбаума придирчиво посмотрел на меня, затем кивнул и поднял преграду.

Пока я ехал к своему бунгало, мне пришло в голову, что я сменил одну тюрьму на другую… Я все равно находился под наблюдением. Но меня это не трогало. У меня были деньги! И я выбрался из этого проклятого дома. У меня было свободное время, которое я постараюсь провести хорошо!

Как только я распаковал свои покупки, разложил и развесил все по местам, позвонил в фергюсоновский офис и попросил к телефону Соню Мелколм.

– Это Джерри Стивенс, – сказал я, как только услышал ее голос. – Как у вас сегодня со временем? Могли бы вы и хотели бы пообедать со мной сегодня вечером?

– С большим удовольствием! – ответила она.

Мне показалось, что это было сказано от души.

– Послушайте, Соня, я чужой в этом городе. Куда мы сможем сходить? Это должно быть действительно симпатичное место, предпочтительнее у моря. Мне только что заплатили жалованье, так что цены для меня не имеют значения.

Она рассмеялась.

– Ну…

Долгая пауза. Потом она сказала:

– Есть небольшой ресторанчик «Альбатрос» на Оушен-бульваре. Я слышала, что это нечто особенное, но дорогое.

– Звучит прекрасно! Я заеду за вами. Где вы живете?

– Нет, этого не делайте. Мы встретимся там. У меня есть машина. Мой дом трудно разыскать.

– Ни один дом не будет трудно разыскать, если в нем живет такая красивая девушка… Где он? Я имею в виду «Альбатрос»?

Она все объяснила, сказала, что будет там приблизительно в 8.30, и повесила трубку.

Я медленно положил свою на рычаг. О'кей… Значит, ей не хочется, чтобы я узнал, где она живет. Возможно, она делит квартиру с другой девушкой. Может быть, ей не нравится ее окружение. Может быть… Я пожал плечами.

По-настоящему меня интересовало только то, что мы с Соней Мелколм отправляемся обедать… Но мне было любопытно. Я попытался отыскать ее фамилию в телефонном справочнике, но ее там не было. Потом я сообразил, что она была новой секретаршей, ее могли не внести в справочник.

После ленча я отправился на пустынный пляж, поплавал, позагорал, потом опять поплавал.

Когда я улегся в тени пальмового дерева, я мысленно снова вернулся к Лоретте… Я старался не думать о ней, но ее вопль, за которым последовал этот кошмарный глухой звук падения чего-то тяжелого, преследовал меня. Я снова вспомнил похороны, священника и пуделя…

Неожиданно я почувствовал себя страшно одиноко на пустынном пляже. Будет ли мне так уж хорошо жить в этом роскошном бунгало, как я сначала вообразил? Я посмотрел на золотой песок пляжа. Я ведь привык толкаться среди людей, говорить с ними, шутить… Нет, это неожиданное одиночество, когда в голову приходят невольно мрачные мысли, меня совершенно не устраивало. Я медленно поплелся назад, в коттедж. Его пустота тоже угнетала меня. Я старался уговорить себя, что мне следует быть благодарным за то, что у меня такое роскошное жилье, но я понимал, что я себя обманываю…

Как бы все изменилось, если бы Соня согласилась разделить все это со мной.

Я понял, что влюбился в нее в ту минуту, когда впервые увидел. Если бы она была здесь, тогда, несомненно, я был бы счастлив.

Я подумал о сегодняшнем вечере. У меня не было уверенности. Вроде бы она относилась ко мне по-дружески. Может ли быть с ее стороны нечто большее, чем дружба? Ведь теперь я уже не безработный актеришка! Я был Джерри Стивенс, личный помощник одного из самых богатых людей в мире, получающий огромное жалованье…

«Что заставляет тебя думать, что она не может влюбиться в тебя?» – подумал я. Господи, если бы такое случилось!..

Почувствовав непреодолимое желание поскорее выбраться из этого одинокого жилища, я прошел в ванную, принял душ, аккуратно побрился, потом оделся в голубовато-серый костюм, который я только что купил, подобрал в тон рубашку, галстук цвета красного вина и туфли от Гуччи. Придирчиво осмотрев себя в зеркале, я решил, что выгляжу вполне элегантно.

Я решил, что поеду на Оушен-бульвар, отыщу ресторан «Альбатрос» и закажу уютный столик, где мы с Соней сможем без помех поговорить. После этого я смогу заняться обследованием города.

В тот момент, когда я выходил из бунгало, зазвонил телефон. Звонок меня испугал, потому что был неожиданным. Поколебавшись, я снял трубку.

– Да?

– Мистер Стивенс?

Мужской голос.

– Да. Кто это?

– Мистер Стивенс, я – Джек Маклин, инспектор по кадрам нашей корпорации.

Голос был мягкий, но уверенный. Этот человек привык отдавать распоряжения.

– Так?

Инспектора по кадрам были в моем представлении не слишком важными персонами.

– Как новый член нашей корпорации, мистер Стивенс, вы, пожалуй, не имели возможности ознакомиться со служебными правилами и положениями нашей корпорации.

– Я даже и не знал, что существуют служебные правила и положения, – сказал я, не скрывая скуки.

– Вот именно, мистер Стивенс… Поэтому я откладываю для вас справочник по внутреннему распорядку, он придет к вам по почте завтра утром. Я просил бы вас внимательно изучить его.

– О'кей, – сказал я, – спасибо за звонок.

– Мистер Стивенс, чтобы избавить вас от разочарования, скажу вам, что одно из наших строжайших правил запрещает членам нашей корпорации иметь какие-то личные взаимоотношения друг с другом.

– Не понимаю… – сказал я.

– Как я понимаю, вы пригласили мисс Мелколм пообедать?

– Это вас не касается! – рявкнул я.

– Мисс Мелколм тоже новый член нашего штата. Она не знала о том, что по нашим правилам строго запрещено иметь какие-либо личные отношения с другими членами нашей корпорации, – продолжал он, как будто я вообще ничего не произнес. – Это правило было ей теперь объяснено, а сейчас я объясняю это вам.

Я пришел в такую ярость, что на секунду лишился дара речи.

А спокойный голос продолжал:

– Есть еще одно правило, мистер Стивенс… Определенным людям предоставлено право пользоваться собственностью мистера Фергюсона. Например, вам предоставлен в пользование один из коттеджей мистера Фергюсона… Но приглашать к себе посетителей вы не имеете права.

– Послушайте меня! – Я почти кричал. – Я – личный помощник мистера Фергюсона! Все эти дикие правила на меня не распространяются! Я могу делать то, что мне угодно!

– Понимаю вас, мистер Стивенс… Вы, конечно, можете спросить мистера Дюранта в отношении приема посетителей, но мисс Мелколм будет делать то, что я ей сказал.

И он повесил трубку.

Не помня себя от ярости, я позвонил в корпорацию. Девушка с приятным, певучим голосом произнесла:

– «Электронная и нефтяная корпорация Фергюсона». Чем могу вам помочь?

– Соедините меня, пожалуйста, с мисс Мелколм!

– Извините, сэр, вы не по личному делу?

– Не имеет значения! Соедините!

– Одну минуточку, сэр…

Я ждал, кровь стучала у меня в висках.

Продолжительная пауза, потом я услышал тот же певучий голос:

– Мисс Мелколм нельзя вызвать, сэр… Если хотите, я могу соединить вас с нашим инспектором по кадрам.

Я бросил трубку.

На меня было впору надевать смирительную рубашку.

Глава 9

Пальмы шелестели на ветру, море поблескивало на солнце. Берег был похож на серебристый ковер.

Кому, черт возьми, все это нужно?!

Тоска, чувство одиночества и ярость одолевали меня.

Мне нужна была Соня!

Я сидел на веранде, глядя на пустой пляж. Чайка вынырнула из волны и исчезла с жалобным стоном.

В ушах стояли слова проклятого инспектора по кадрам: «Мисс Мелколм будет делать то, что я ей сказал».

Я заставил себя успокоиться… Если этот недоумок воображает, что ему удастся мне диктовать, ему придется разочароваться.

Решать будем мы с Соней. Он может идти ко всем чертям!

Приняв решение, я поднялся и пошел к тому месту, где припарковал «мерседес», под тенью нескольких высоких пальм. Я подъехал к барьеру. Сторож, теперь уже другой, но не менее свирепого вида детина, кивнул и поднял преграду.

Я поехал в город. Было начало шестого. Я не имел понятия, когда фергюсоновская корпорация отпускает с работы своих сотрудников. Я подумал, что сотрудники, вероятно, пользуются черным ходом, и решил перехватить Соню.

Я свернул на боковую улицу, которая вела к заднему входу и подземному гаражу, нашел место для стоянки и ухитрился прижать свой «мерседес» у обочины. После этого я приготовился ждать… Позицию я выбрал прекрасную. Мне хорошо был виден въезд в гараж и даже сторож у барьера.

Время тянулось медленно, я то и дело поглядывал на часы. Сразу после 18.00 появились первые сотрудники. Сначала из гаража выехали машины. Я смотрел на людей, сидящих за рулем. Все это были прекрасно одетые, состоятельные люди. Затем, минут через двадцать, выпорхнула стайка секретарш, клерков, менее важных работников. Эти шли пешком.

Я включил двигатель, наклонился вперед. Сердце у меня громко стучало. Казалось, поток мужчин и женщин неиссякаем. Некоторые оживленно разговаривали, некоторые останавливались, чтобы перекинуться на прощание парой слов.

Потом я увидел ее… Она поднималась вверх по пандусу одна в простеньком, но достаточно элегантном платье бежевого цвета, с озабоченным видом.

С ней никто не заговорил, никто не помахал ей рукой. Естественно, ведь она была новым сотрудником.

Она пошла по улице от центра по направлению к главному бульвару. Я пропустил ее далеко вперед, потом медленно поехал следом.

Один раз на бульваре произошла заминка, мне пришлось влиться в поток направляющихся по домам машин, которые двигались на небольшой скорости. А Соня быстро шагала по тротуару. Нигде не было видно ни щелочки, чтобы загнать туда свой «мерседес». Пришлось воспользоваться возможностью прибавить скорость и обогнать ее, при этом я чуть не врезался в идущую передо мной машину, потому что все время следил за Соней в зеркальце.

Боковая улица была так же забита транспортом, как и бульвар. Что будет, если я потеряю Соню? Я не знал, где она живет. И тут мне повезло: я заметил, как впереди от обочины отъехала какая-то машина и влилась в общий поток. Я моментально занял освободившееся место, даже не запер машину и побежал по тротуару, расталкивая людей и высматривая Соню.

Я заметил ее в тот момент, когда она завернула в боковую улицу. Я пустился туда бегом, не обращая внимания на проклятия тех, на кого наталкивался.

А вот и Соня, шагает энергично, старается выбраться из толпы. Я ускорил шаг и поравнялся с ней.

– Соня!

Она обернулась.

Возле нас почти не было людей. Они спешили дальше, не обращая на нас внимания.

Соня посмотрела на меня:

– Чего вы хотите?

Это была не та Соня, о которой я мечтал. Выражение ее лица было враждебным, глаза смотрели испуганно.

– Соня, я…

Я не смог продолжить.

С холодной решительностью она отчеканила:

– Оставьте меня в покое. Я не хочу иметь с вами ничего общего. Оставьте меня!

– Но послушайте… Вы не должны волноваться из-за этого болвана Маклина. Я – личный помощник мистера Фергюсона, я не обязан подчиняться их глупым правилам. Если я пригласил вас пообедать, не будет никаких проблем. Я…

– Не будет проблем для вас, мистер Стивенс! – отпарировала она. – А теперь послушайте меня! Я столько дней гнула спину, чтобы получить это место. Сейчас я работаю личным секретарем мистера Фергюсона. Мистер Маклин предупредил меня, что, если я сведу дружбу с вами или с кем-то еще из сотрудников корпорации, меня уволят. Так что уходите! Я откажусь от любого мужчины ради этой работы! Если вы не оставите меня в покое, я пожалуюсь мистеру Маклину.

Она повернулась и пошла прочь, а я остался стоять, пригвожденный к месту чувством отчаяния.

– Здорово! – позади меня раздался хорошо известный мне голос.

Я повернулся и увидел Маззо, улыбающегося своей обезьяньей улыбкой.

– Женщины – порождение ада, – продолжал он, – но она говорит дело. Она занимает шикарное место, Джерри, так что подумайте о ней, а не о себе…

Я изумленно посмотрел на него. Вот уж никогда бы не подумал, что эта бритоголовая обезьяна способна на такое сентиментальное высказывание!

– Пойдемте-ка лучше и выпьем как следует, – предложил он.

Но тут я вспомнил, что смотрю на человека, убившего Лоретту…

– Плевал я на тебя и плевал я на твою выпивку! – буркнул я.

Не глядя в его сторону, я пошел к своему «мерседесу», сел за руль и стал думать о своей неудаче. В конце концов мне удалось себя уговорить. Соня была для меня потеряна. Я догадался, что она наверняка была так же одинока, как и я, и с радостью приняла мое приглашение пообедать. Но тут Маклин включил передо мной красный свет, и она сразу же отказалась. Надо было смотреть в глаза горькой правде: для Сони я представлял интерес всего лишь как человек, с которым она могла провести вечер. Не более…

Так как же я проведу этот вечер? Я не знал никого в этом роскошном городе. Я подумал о своем пустом бунгало… Возвращаться туда и сидеть там в одиночестве было немыслимо. Отправиться в какой-нибудь ресторан и занять там одному столик? Это меня тоже не привлекало. Я вспомнил о всех тех людях в Голливуде, которых я мог бы навестить, тех самых, которых я бросил и которые бросили меня, потому что у меня не было больше денег, но которые прибежали бы ко мне моментально, если бы узнали, что я теперь зарабатываю сто тысяч долларов в год.

Это настроение быстро прошло.

Друзья «хорошей погоды» не стоили того, чтобы о них вспоминать.

Я сидел в машине, не зная, что придумать… Затем совершенно внезапно мне в голову пришла толковая мысль… Мне нужно найти какое-то занятие по душе, которое будет спасать меня от мрачных мыслей и чувства тоски. Почему бы не написать подробную историю того, что я пережил с той минуты, как Лиз Мартин, секретарша Лу Прентца, позвонила мне и сообщила, что Лу нашел мне работу?

Роскошное бунгало больше не будет меня тяготить чувством одиночества. Я буду сидеть за машинкой, и никто не станет мне мешать излагать пугающую историю моей замены Джона Меррилла Фергюсона, убийство Ларри Эдвардса, Чарльза Дювайна и Лоретты. Опишу миссис Харриет с ее пуделем, Маззо и Дюранта. Самое главное – ничего не упустить. Стоит ли написать все это в форме романа, изменив имена и название местности? Нет, пожалуй… Пускай это будет настоящим дневником. А если впоследствии я надумаю опубликовать свои заметки, тогда я изменю все имена, оставив подлинным лишь имя Лу Прентца. Уверен, что он пришел бы в восторг, увидев свое имя в романе!

Мне казалось, что история получится уникальной. Черт возьми, а ведь я и правда сумею выпустить книжонку в бумажном переплете! А потом по ней кто-нибудь поставит интереснейший фильм, в котором я, конечно же, буду играть главную роль!

Хотя нет… Все же надо изменить имена действующих лиц… Если книга будет написана в форме романа с вымышленными именами, фергюсоновская корпорация не сможет возражать. Ведь никто не поверит, что подобное могло произойти на самом деле! Ну, а я подожду окончания своего семилетнего контракта. Было бы глупо отказываться от стотысячного жалованья. Этот роман явится своего рода страховой премией мне на старость.

Однако писать я его буду сейчас, пока все события свежи в памяти. И писать буду все, как оно было, позднее можно будет отредактировать роман.

Бунгало было отличным местом для такого рода занятия. Никто меня не будет отрывать от дела. Я буду писать по утрам, ходить на пляж и купаться, продумывать сюжет с тем, чтобы продолжить работу по вечерам.

Я запустил мотор и поехал по Парадиз-бульвару, пока не заметил магазин по продаже товаров по сниженным ценам. Продавец уговорил меня купить подержанную электрическую пишущую машинку. Приобрел я также упаковку лент, целую коробку копирки и уйму бумаги.

Положив покупки в машину, я поехал назад, в бунгало. По дороге я с удивлением заметил, что так недавно терзавшее меня чувство одиночества полностью исчезло. Мне не терпелось приступить к работе.

Когда я вошел в коттедж, я увидел рослую улыбающуюся негритянку, которая прибиралась в гостиной. Она сообщила мне, что ее зовут миссис Свенсон. Я вспомнил, что Соня говорила мне об этой уборщице в прибрежном имении Фергюсона.

– Не хотите ли вы, чтобы я вам что-нибудь приготовила сегодня на обед? – спросила она. – Только скажите, чего бы вам хотелось, мистер Стивенс.

– Да, благодарю вас. Если вас это не слишком затруднит. Мне не хотелось бы в одиночестве идти в ресторан. Приготовьте что угодно, по вашему усмотрению.

– У меня есть отличное мясо для отбивной.

– Вот и прекрасно.

– О'кей, мистер Стивенс. Около восьми часов я принесу вам ваш обед.

Как только она ушла, я достал пишущую машинку из «мерседеса», включил ее в розетку и попробовал печатать. Среди многих случайных работ, которыми я занимался в ожидании приглашения сниматься в фильмах, я надпечатывал конверты, писал и рассылал просьбы о финансовой поддержке Школы слепых.

После некоторого раздумья я на отдельном листке написал имена, придуманные мной для всех участников событий, которые я намеревался описать. Этот кодовый листок я решил класть во время работы у себя перед глазами, чтобы ничего не напутать.

Через час упражнений я стал печатать с приличной скоростью.

Налив в стакан солидную порцию скотча, я вышел на веранду и стал подробно обдумывать схему будущего романа, количество глав, содержание каждой.

К тому времени, как я закончил эту подготовительную фазу, пришла миссис Свенсон. Она приготовила мне на кухне потрясающую отбивную с необыкновенным гарниром. Она обещала на следующий вечер приготовить мне ее «специальное блюдо» – цыпленка-кэрри. Видя мое недоумение, она сказала, что это особая приправа из кунжутного корня, чеснока и разных пряностей. Я дал ей пять долларов. Ее широкая улыбка говорила о ее радости и удивлении.

Когда она ушла, я расправился с едой, отнес грязную посуду на кухню, как следует вытер стол и принялся за работу.

Я печатал без остановки до двух часов ночи, потом подобрал страницы, перечитал их, запер в стол и пошел спать.