Текст книги "Искатель. 1990. Выпуск №3"
Автор книги: Джеймс Грэм Баллард
Соавторы: Анатолий Ромов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
– Я правильно вошла? Второй кабинет? Вот повестка...
– Правильно. Вера Николаевна Новлянская?
– Вера Николаевна Новлянская. Простите, а как зовут вас?
– Рахманов Андрей Викторович. Следователь по особо важным делам.
Новлянская улыбнулась:
– Очень приятно...
Рахманов вынужден был признать: Новлянская действительно красива. Одета просто. Толстый серый свитер, спортивные брюки и кроссовки. Никаких украшений.
Начинать надо сразу, без раскачки. Подумав об этом, Рахманов спросил:
– Вера Николаевна, вы знаете Азизова? Роберта Арутюновича?
Вопрос Новлянскую не смутил.
– Азизов... По-моему, он живет в Сухуми? Да?
– Совершенно верно. В Сухуми.
– Знаю. Правда, лет пять его не видела.
– Вы давно с ним знакомы?
– Около десяти лет.
– При каких обстоятельствах вы познакомились?
– Когда-то я работала в Министерстве торговли. В Союзгалантерее. И в Росгалантерее. Азизов же товаровед. Он не раз приезжал в Москву. Договариваться о поставках. Вот так мы с ним и познакомились.
– Простите, Вера Николаевна, у вас было только деловое знакомство?
– Что значит прокуратура. Здесь можно спросить даже об этом.
Хороший выпад. Впрочем, его это не смутит.
– Вера Николаевна, я извинился. И все же, какой характер носило ваше знакомство с Азизовым?
– Служебный. Не более того. Других отношений у нас не было.
– Вы помогали Азизову доставать товары?
– Ну... в той мере, в какой это было можно. Собственно, в этом ведь и заключалась тогда моя работа в Союзгалантерее. Обеспечивать ассортимент поставок в различные регионы.
– В том числе и поставок дефицита?
Новлянская внимательно посмотрела на Рахманова. Уголки ее губ дернулись:
– Андрей Викторович, вот уж не ожидала. Неужели прокуратура решила уличить меня в незаконных поставках?
– Да нет. Пока я не собираюсь обвинять вас в чем-то незаконном. Просто спрашиваю: вы помогали Азизову в поставках дефицитных галантерейных товаров в Сухуми?
– Я этого уже не помню. Когда это было... Да и потом, я тогда просто подписывала бумаги. Строго согласовывая каждую с начальством. Да и вообще, торговля в курортной зоне имеет свою специфику. Если хотите знать, для Сухуми любой галантерейный товар дефицит. От футляра для зубных щеток до детского мыла. Так что я в высшей степени удивлена.
– Вера Николаевна, может, вы и не считаете, что помогали Азизову доставать дефицит. Но Азизов считает. О чем и заявил.
– Интересно. Он что... написал в прокуратуру?
– Нет. Показал на допросе. Азизов арестован. Может быть, скажете что-то по этому поводу?
– Сказать по этому поводу мне нечего. За что он арестован, я не знаю. И знать не хочу... Просто... я очень удивлена. Получается, он начал валить на всех. В том числе и на меня. Действительно, не знаешь, откуда ждать.
– Вера Николаевна, вы знакомы с неким Вадимом Павловичем?
– Вадимом Павловичем? Первый раз слышу.
– Подумайте. Может быть, вы все же знаете человека, имя-отчество которого – Вадим Павлович?
Новлянская потерла лоб:
– Ну... Не знаю... А как его фамилия?
– К сожалению, фамилия этого человека пока неизвестна. Могу описать внешность. Ему лет шестьдесят. Выше среднего роста. Полный. Лысоват. Остатки волос – седые. Зачесаны набок. Глаза светлые. Под подбородком с правой стороны, вот здесь – розоватый шрам. Одевается скромно. В частности, в его туалет входит синяя куртка отечественного производства. С металлическими пуговицами. И серые брюки. По некоторым данным, этот человек ранее был судим. Очень прошу подумать.
– Вадим Павлович... Сейчас попробую вспомнить...
Новлянская задумалась. Потом улыбнулась:
– Нет. Извините, Андрей Викторович, но ничего не припоминается. Таких знакомых у меня нет. Точно. А в чем дело?
– В мае этого года человек, которого я вам описываю, при встрече с Азизовым отрекомендовался вашим хорошим знакомым. Факт знакомства он подтвердил знанием, скажем так, довольно мелких деталей вашей личной жизни. И, кроме того, подробно описал период вашего общения с Азизовым. Касающийся, как вы выражаетесь, «обеспечения ассортиментом».
– И для чего ему все это было нужно? Этому... Вадиму Павловичу? Так, кажется?
– Так. Вадиму Павловичу это было нужно, чтобы Азизов ему поверил. И вошел с ним в сговор для совершения особо опасного преступления. В данный момент я возглавляю бригаду, которая это преступление расследует. Вера Николаевна, я не хочу вас обижать. Но согласитесь: если ваше имя служит паролем для сговора двух преступников, это что-то значит.
Новлянская долго ничего не отвечала. Наконец улыбнулась:
– Андрей Викторович... Сначала попробую объяснить свою позицию. Так сказать, с предельной ясностью. Никаких противозаконных поступков, а уж тем более преступлений, я не совершала. Моя совесть абсолютно чиста. Я вполне допускаю, что некий Вадим Павлович, входя в сговор с Азизовым, использовал факты моей личной жизни. Эти факты, кстати, не являются военным секретом. О любой женщине, в том числе и обо мне, наверняка много судачат. Ну и что? Разве я в этом виновата?
Взгляд Новлянской казался совершенно искренним. Но Рахманов ему не верил, он прекрасно знал, каким может быть взгляд женщины, особенно пытающейся скрыть свои чувства, и особенно такой, как Новлянская.
– Нет. И все же вынужден предложить вам очную ставку с Азизовым. Чтобы устранить расхождения в показаниях. Вы готовы?
– Пожалуйста. Для этого не нужно быть готовой.
– Сейчас его приведут из соседней комнаты. – Снял трубку. Услышав голос Жильцова, сказал: – Виталий, мне нужен Азизов.
Войдя в кабинет, Азизов увидел Новлянскую. Кивнул. Новлянская ответила легкой улыбкой. Рахманов показал на стул:
– Роберт Арутюнович, садитесь. Вы приглашены для очной ставки с Верой Николаевной Новлянской. Вы ведь ее знаете?
– Знаю. – Усевшись, Азизов приложил руку к сердцу: – Вера, рад видеть.
Новлянская снова слабо улыбнулась. Рахманов сказал, разгладив протокол:
– Роберт Арутюнович, в показаниях Веры Николаевны и ваших, касающихся известного вам Вадима Павловича, возникло некоторое несоответствие.
– Несоответствие?
– Да. По словам Веры Николаевны, она не знает никакого Вадима Павловича.
– Я сам не знаю, Вадим Павлович ли он. Я же объяснил.
– Вера Николаевна вообще не знает человека, описанного с ваших слов. Шестидесяти лет, выше среднего роста. Полного, со светлыми глазами. И шрамом под подбородком. Как это объяснить?
– Ну... – Азизов отвернулся, делая вид, что разглядывает что-то в окне. Поймав взгляд Новлянской, Рахманов сказал:
– Хотите что-то спросить?
– Хочу.
– Пожалуйста. Вообще, можете поговорить друг с другом. Я мешать не буду.
Новлянская сказала мягко:
– Вот уж от кого не ожидала, Роберт Арутюнович, так это от вас. Навязываете мне какого-то Вадима Павловича.
– Верочка... Я никого вам не навязываю.
– Навязываете. Мало того, впутываете в какую-то историю. За что? Объясните.
– Вера, клянусь, я вас никуда не впутываю. Просто... меня самого впутали.
– Вас впутали, но я-то здесь при чем?
– Вы ни при чем.
– Тогда в чем же дело?
– Верочка. Ну, встаньте на мое место. И представьте: ко мне приходит человек. Передает от вас привет. Когда я начинаю его расспрашивать, выкладывает все.
– Что «все»?
– То, что может знать только ваш хороший знакомый. Кто вы, что вы. Где работали. Ну и остальное...
– Что «остальное»? Например?
– Например, какие были привычки у вашего мужа. Или какую номенклатуру вы мне отпускали. В свое время. И так далее.
– Потрясающая осведомленность.
– Да... – Азизов явно был не в своей тарелке.
– И чего же этот человек от вас добивался? Говорят, вы вошли в преступный сговор. Причем поводом для этого послужила ссылка на меня. Я не ошибаюсь, Роберт Арутюнович?
Азизов промолчал. Новлянская посмотрела на Рахманова:
– Андрей Викторович, вы слышали сами. У Роберта Арутюновича нет ничего другого, кроме неких подробностей обо мне. Которые ему рассказал некий человек. Ну и, раз вы следователь, разберитесь. Очень вас прошу.
– Постараюсь разобраться. И все же, может, вы от кого-то слышали об этом человеке? Скажем, краем уха? Случайно?
– Нет. Говорю это со всей ответственностью. Не слышала. Не видела. Не знаю. И прошу установить истину раз и навсегда.
В кабинете наступила тишина. Новлянская прищурилась:
– Роберт Арутюнович, и все же вы поступили некрасиво. Погорели, так не нужно впутывать знакомых. Вы меня замарали. Понимаете? Ни за что ни про что.
– Вера, вы же не знаете, что было...
– Не знаю. И знать не хочу. Но есть правило: трудно, отбивайтесь сами. Будьте мужчиной.
– Верочка... Клянусь, я этого не хотел.
– Хотели, не хотели, уже не имеет значения. Не будем больше говорить на эту тему. Андрей Викторович, я еще нужна?
Рахманов медлил. Конечно, все это могло быть инсценировкой. Но могло быть и правдой. Новлянская демонстративно посмотрела на часы. Рахманов улыбнулся:
– Нужны на два слова. Роберт Арутюнович, подпишите протокол. И можете идти.
Азизов подписал протокол и вышел. Рахманов не спеша перелистал дело. Нашел фото Клюева и Шитикова. Положил на стол перед Новлянской:
– Посмотрите. Может быть, вы кого-то из них видели? Скажем, мельком? У кого-то из знакомых. Не спешите. Это очень важно.
Новлянская довольно долго изучала фото. Покачала головой:
– Никого из них никогда не видела. Даже мельком.
Новлянскую можно отпускать. Правда, у него был еще один вопрос, который ему самому казался шальным. Впрочем, что он теряет? Спросил, спрятав фото:
– Вера Николаевна, среди ваших знакомых нет такого Лотарева?
Интересно... Новлянская явно медлит с ответом. Вот те на... Неужели она знает Лотарева? Сказал, небрежно закрыв папку:
– Если вам трудно вспомнить, могу помочь. Молодого художника Лотарева. Выпускника Суриковского института.
Новлянская знает Лотарева. Точно. Она в растерянности. Поправила волосы:
– Вы спрашиваете меня о Лотареве в связи с Азизовым?
– Пока нет. Как хорошо вы знаете Лотарева?
– Ну... знаю. Более или менее. Я покупала у него картины.
– Понятно. И давно вы знакомы?
– Точно не помню. Года два. Может быть, два с половиной.
– И каким образом состоялось знакомство?
– Ну... Я отмечала день рождения. В ресторане. По-моему, в «Белграде». Да, это был «Белград». И Лотарев пришел с кем-то из приглашенных.
– С кем именно, не помните?
– Нет. Но если надо, могу уточнить. С кем-то из молодежи...
– Вообще, вы часто встречались с Лотаревым?
– Крайне редко. И то главным образом как заказчица.
– И сколько картин Лотарева вы приобрели? Всего?
– Сейчас... Сразу не вспомнишь. По-моему, четыре картины.
– Последняя покупка была давно? – Этот вопрос Рахманов задал на всякий случай. Новлянская долго молчала. Сказала:
– Последняя месяца три назад. Летом.
– Летом, в каком месяце?
– По-моему, в июле. Да, в июле.
Интересно. Может быть, Новлянская купила картину Лотарева 9 июля? Спросил:
– Какого июля, не помните? Хотя бы в начале или в конце?
– Что, это может иметь значение?
– В какой-то степени может. Так в начале? Или в конце?
– В начале. Могу даже сказать точно. Восьмого июля.
Восьмого июля... Что ж, цифра Рахманова вполне устраивала. Каждый его вопрос будто нарочно ложится точно в «десятку».
– И где произошел акт купли-продажи? У Лотарева? Или у вас?
– Нет. Восьмого июля я устраивала ужин для друзей. В ресторане «Континенталь». Лотарев привез картину прямо туда.
– И вы с ним там же расплатились? Во время ужина?
– Нет. Лотарев куда-то уезжал. И оставил картину... для ознакомления. Я расплатилась, когда Лотарев вернулся.
– Когда? Можете назвать точную дату?
– Он вернулся дня через три-четыре. Я помню день недели. Понедельник.
– Понедельник был двенадцатое.
– Значит, двенадцатого.
– Опять же где это было? У вас? Или у Лотарева?
– У меня. Лотарев заехал ко мне в первой половине дня. И я с ним расплатилась.
– Сколько вы ему заплатили?
– Пятнадцать тысяч.
– Серьезная сумма.
Новлянская усмехнулась:
– Серьезная. Но и Лотарев серьезный художник.
– Что, у него и другие покупают картины?
– Понятия не имею. Честно говоря, меня это не интересует. Картины Лотарева мне нравятся. Это настоящее искусство. Ну а остальное... преходящее. На мой взгляд.
– Что же это была за картина? Пейзаж? Натюрморт?
– Женский портрет.
– Ясно. Вера Николаевна, вы случайно не знаете, куда уезжал Лотарев на эти четыре дня?
– Не знаю. Мне Лотарев сказал, что ненадолго уедет. И все.
– Давно вы видели Лотарева? Последний раз?
– В последний раз я видела его именно тогда. Когда расплатилась за картину.
– То есть после этого дня вы его ни разу не видели?
– Ни разу.
– Но перезванивались?
– И не перезванивались. Зачем?
– Понятно. Вера Николаевна, сейчас я вам опишу человека. Попытайтесь вспомнить, нет ли такого среди ваших знакомых. Ему лет сорок пять – пятьдесят. Выше среднего роста. Моложавый. Носит короткий седой бобрик. Загорелый. С легкими дефектами кожи. Глаза светлые. По некоторым данным, его зовут Игорь Кириллович. Фамилия начинается на С. У него может быть машина, «Жигули» шестой модели светло-серого цвета. Может быть, вы встречали такого человека?
Подумав. Новлянская покачала головой:
– Игорь Кириллович... Да еще с фамилией на С... Нет. Среди моих знакомых такого нет.
Поставив «шестерку» на свое место во дворе, я на несколько секунд задержался в темной кабине. Часы на приборной доске показывали четверть двенадцатого.
Посидев, выключил мотор. Вышел, запер машину. Алены не будет еще неделю. Сейчас она вместе с курсом на картошке, где-то под Шатурой. В двух присланных за это время открытках Алена, кроме прочего, предупредила: там, где они копают картошку, дорог практически нет, так что любые мои попытки приехать к ней лучше оставить.
Осмотрев ночной двор и ощутив осенний холод – все-таки конец сентября, – я пошел к дому. Войдя в подъезд, остановился перед лифтом. Пошарил в кармане, нашел ключи. Открыл почтовый ящик, достал газеты.
В квартире первым делом полез в холодильник, вытащил бутылку молока, яблоко, сел за стол и только тогда заметил лежащий на столе серый листок. Налив полную чашку и сделав глоток, я подумал: листок был вложен между газетами и сейчас выпал. Обычно так выглядят уведомления о посылках или телеграфные переводы. Подтянув бумажку к себе, вчитался. Ну и ну... Такого я еще не получал. Повестка в прокуратуру на завтра.
Помедлив, я нажал кнопку стоящего на столе «Филипса» и нашел тихую мелодию. Прихлебывая молоко, стал не спеша изучать бумажку. В ней сообщалось: завтра в четырнадцать ноль-ноль мне, Лотареву С. Л., надлежит явиться в Прокуратуру РСФСР к некоему «след. Рахманову А. В.», то есть к следователю.
Повестка меня не обрадовала, но и не вызвала особых опасений. Перебрав все, что произошло со мной за последние полгода, я вспомнил два более-менее серьезных происшествия, случившихся на моих глазах. Драку в ресторане и автокатастрофу. Мысль же о поездке в Смоленскую область с Юрой и Женей я старался отогнать как можно дальше. Не может быть, чтобы меня вызывали сейчас именно из-за этого. Ведь с того дня прошло больше двух месяцев. Все же на всякий случай я набрал Сашкин номер, но Сашки не было дома. Решив позвонить позже, я прихватил «Филипс» и перешел в комнату. Сел в кресло, нарочно не зажигая света. Тихая мелодия настраивала на воспоминания. Естественно, я сразу же вспомнил Алену. С момента, когда я получил неожиданный гонорар, мы с Аленой почти не расставались. Сначала побывали в Дагомысе, потом перелетели на Рижское взморье. Потом довольно долго жили у Сашки на даче. Нам было так прекрасно друг с другом. В последний день августа я отвез Алену домой. Помню, было около часа ночи, Алена поцеловала меня на прощание. Вышла из машины. У подъезда обернулась, махнула рукой и исчезла. Тогда, пытаясь разглядеть в темноте ее силуэт, я подумал: вот и хорошо. Мы должны отдохнуть друг от друга. И, как только хлопнула дверь, с легким сердцем развернул машину. И вот сейчас я не могу представить, как дотяну эту неделю без Алены.
Вспомнив про листок, я набрал Сашкин номер. Сашка оказался дома, после третьего гудка мембрана щелкнула; сонный Сашкин голос спросил:
– Ал-ло... Кто это?
– Сань, извини, это я.
– А... – Сашка помолчал. – Что-нибудь случилось?
– Не знаю. Может, случилось, может, нет. Мне пришла повестка в прокуратуру. На завтра. На два часа дня. Вот я и решил позвонить.
– Там написано, в качестве кого?
– Написано. В качестве свидетеля.
– Подожди, дай соображу. Надо встретиться.
– Давай встретимся.
– Вот только когда? Сейчас уже ночь. Давай завтра утром? Часов в десять? Устроит?
– Конечно.
– Тогда завтра к десяти подходи к нашему месту, у булочной. Я буду на своей машине.
Утром, в десять, я подошел к булочной. «Девятка» стояла на привычном месте. Я сел рядом с Сашкой, Сашка подмигнул мне.
– Повестку захватил?
Я протянул бумажку. Сашка изучил повестку, вернул.
– Понятно. Как ты вообще? Не паникуешь?
– Почему я должен паниковать?
– Ну, мало ли.
– Да нет. Не паникую.
Мы посидели молча. Наконец Сашка потер шею:
– Правильно. Паниковать нечего. Но с другой стороны... У тебя ведь не было серьезных происшествий за это время?
– Вроде нет. Если не считать, что на Рижском взморье мы с Аленой были свидетелями большой драки в ресторане «Юрас перлас».
– Сам-то ты в ней не участвовал?
– Нет. Но потом туда приехала милиция и записала фамилии нескольких свидетелей, в том числе и наши с Аленой.
– Драка в ресторане. Да нет. Не будем обольщаться. Драками занимается милиция. Вызов же у тебя в прокуратуру. Это значит, здесь что-то серьезное.
– Серьезное?
– Да. Вообще прокуратура занимается убийствами.
– Саня, может, все же скажешь, кто этот Вадим Павлович?
– Кто? Блатняга, от которого можно ждать всего. Знаешь, как я с ним познакомился?.. Сделал ему пластическую операцию. Левую. За бабки. Ну и... Попал. Ни за что ни про что. Этот Вадим Павлович держит теперь меня мертвой хваткой. Тебе же сейчас это сказал, потому что впутал в это дело. Но даже если допустить... Даже если допустить самое серьезное, скажем, что эти ребята тогда, летом, кокнули водителя – нашей вины здесь нет. Ни твоей, ни моей. Мы ведь понятия не имели, чего они хотят.
Я сидел молча, разглядывая пустой переулок. А что... Ведь эти Юра и Женя запросто могли убить водителя трейлера. В кустах. Если так, получается, 9 июля я подвез двух убийц. Но, может, я все это придумал? Я посмотрел на Сашку.
Мне нужно было осмыслить все, что я только что услышал. Побарабанив пальцами по приборной доске, Сашка сказал:
– Ладно, давай не будем гадать. Если вызов в прокуратуру не относится к той поездке, хорошо. Если же относится, старайся говорить им правду. Правду, за исключением одного дня. Того самого. Девятого июля. Понимаешь, почему?
– Почему?
– Каждое твое показание все равно будет проверено. Что же касается девятого июля... Если Юра и Женя действительно убили водителя и залетели, ГАИ наверняка сразу же начала искать твою машину. По настоящим номерам, которые запомнил тот гаишник. И нашла, если тебя вызывают в прокуратуру. Но у тебя есть алиби, проработанное до последней детали. Восьмого вечером ты уехал на Сенеж. На этюды. Машину оставил в Москве. Что с ней было – не знаешь. Ибо, вернувшись в Москву утром двенадцатого июля на электричке, ты нашел ее на обычном месте. Под своими окнами. Тебя не должны связывать с Вадимом Павловичем. У тебя угнали машину и, использовав, вернули. К Вадиму Павловичу ты не имеешь никакого отношения. Даже теоретически. Но к этому выводу прокуратура придет лишь в одном случае. Если в твоих показаниях не всплыву я. Именно поэтому ты и должен сказать, что двенадцатого вернулся в Москву на электричке. И на Сенеже жил не у меня на даче. А просто на свежем воздухе. Причем пару ночей переночевал на базе «Рыболов Сенежья». За забором. Если с Юрой и Женей замели и Вадима Павловича, прокуратура выйдет и на меня. Из-за пластической операции. Но совсем с другого бока. Так что ты здесь будешь ни при чем. Ну а я... Я как-нибудь отобьюсь.
– Что, я вообще не должен говорить, что знаю тебя?
– Зачем? То, что мы знакомы, все равно ведь не скроешь. Допустим, если тебя спросят в лоб, скажи: знакомы. Еще по школе. Изредка встречаемся. И все. Тебя вызвали на два часа?
– На два часа. К четырнадцати ноль-ноль.
– Тогда я еду на работу. С тобой же встретимся часов в шесть. У «Форума». Расскажешь, что и как.
Оставив машину возле здания Прокуратуры РСФСР, я получил пропуск. Поднялся на второй этаж, постучал в 202-й кабинет. Услышав «Да, войдите!», вошел. В конце узкого и длинного кабинета сидел человек с полным, добродушным лицом. Он что-то писал. Увидев меня, кивнул:
– Слушаю? Вы ко мне?
– Не знаю. Меня вызвали к Рахманову А. В. Вот повестка.
Человек отложил ручку.
– Простите, ваша фамилия?
– Лотарев.
– Я как раз вас жду. – Показал на стул. – Садитесь. Рахманов А. В. – это я. А проще – Андрей Викторович.
Довольно долго этот Рахманов разговаривал со мной как будто бы ни о чем. И вдруг спросил:
– Сергей Леонидович, вы часто ходите в театр?
– Иногда бываю.
– Вспомните, в каких театрах вы были в конце прошлого сезона?
Особенно напрягать память не пришлось. Я был всего в трех театрах, на спектаклях, которые отлично помнил.
– Во МХАТе. В Театре миниатюр. И в Ленкоме.
– И что вы там смотрели?
– Во МХАТе – «Дядю Ваню». В театре миниатюр – «Школу клоунов». В Ленкоме – «Гамлета».
– И когда, например, вы были в Ленкоме? Постарайтесь вспомнить точно.
Вообще-то я не особый любитель ходить в театры, но тот день помню отлично. Мы только что познакомились с Аленой. Алена изъявила желание сходить в театр на хороший спектакль.
– Точно не помню. В пятнадцатых-двадцатых числах мая.
– В репертуаре «Гамлет» в Ленкоме стоял восемнадцатого.
– Значит, восемнадцатого.
– Ну и трудно было достать билеты?
– Нет. В Ленкоме у меня работает приятель. Ширяев. Евгений Ширяев. Мы вместе учились в институте,
Кажется, с этим спектаклем Рахманов связывает какое-то событие. Имеет ли это событие отношение к моей поездке?
– И Ширяев достал вам билеты?
– Контрамарку. На два лица.
– То есть вы пошли с кем-то вдвоем?
– Да, вдвоем. С девушкой, своей приятельницей.
– Как ее зовут?
Скрывать, что я пошел в Ленком с Аленой, не имело смысла. Тем более пока неясно, почему следователь интересуется Ленкомом. Помедлив, я сказал:
– Ее зовут Алена.
– Фамилия?
– Меднова.
– Москвичка?
– Москвичка.
– Сколько ей лет?
– Девятнадцать. Скажите, все это так важно?
– Сергей Леонидович, потерпите. Нам нужно уточнить все, что связано с этим спектаклем. Ваша приятельница... Алена Меднова, учится? Или работает?
– Учится на третьем курсе иняза.
– Какие у вас с ней отношения?
– Отношения у нас очень хорошие. Этого достаточно?
– Вполне. Вы могли бы назвать домашний телефон Медновой?
Я назвал номер. Записав его, Рахманов спросил:
– Скажите, где вы были в июле?
Вот оно... Сашка был прав. Если следователь по особо важным делам спрашивает, где я был в июле, значит, он имеет в виду мою поездку. Ту, июльскую, вместе с Юрой и Женей. Непонятно только, при чем тут театр Ленкома. Я ответил небрежно, но стараясь при этом не переигрывать:
– В июле я был в Москве. Иногда выезжал за город. В конце месяца уехал в Дагомыс. Вроде все.
– За город в какие места вы выезжали?
– На озеро Сенеж. Под Солнечногорск.
– У вас что, там дача?
– Нет. Просто я люблю Сенеж.
– Выезжали на машине?
– Когда как. Когда на машине, когда на электричке.
– Но вообще у вас есть машина?
– Есть.
– Какой марки?
– «Жигули». «Шестерка».
– Простите за чрезмерное любопытство. Но ваша машина меня интересует. Какого она цвета? Какой номер?
– Светло-серого, «о 79—82 МО».
– У вашей машины есть какие-нибудь особые приметы? Скажем, нестандартная отделка? Заделанные вмятины?
– Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.
– Некоторые украшают машины вымпелами. Игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее?
– Ни вымпелов, ни игрушек в моей машине нет. Вообще не люблю излишеств.
– В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились там? Может быть, оттуда выезжали еще куда-нибудь?
У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.
– Да нет. Зачем мне куда-то выезжать? На Сенеж я всегда беру этюдник. И пишу.
– Ну а, допустим, вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?
Я изобразил спокойное недоумение:
– В Смоленскую область?
– Да? Пусть даже ненадолго?
– Да нет... В июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.
– Ну а где вы были, скажем, девятого июля?
– Девятого июля? Именно в этот день?
– Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.
Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:
– Вообще-то в эти дни я должен был выезжать на Сенеж.
– Вы не ошибаетесь?
– Нет. Я вспомнил, девятого я был на Сенеже.
– Ну а, скажем, днем раньше? Восьмого?
Рахманов меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.
– Восьмого июля я был в Москве. Точно.
– Почему вы в этом так уверены?
– В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.
Несколько секунд Рахманов разглядывал стол. Поднял глаза:
– И сколько же составил этот гонорар?
– Пятнадцать тысяч.
– Солидно.
– Есть такая Вера Николаевна Новлянская.
– Эта Новлянская – любитель живописи? Коллекционер?
– Можно сказать и так, картин у нее много. Всяких.
– И когда же состоялась эта продажа? Восьмого июля?
– В Совинцентре. В ресторане «Континенталь».
– Что, в другом месте нельзя было продать картину?
– Ну... Новлянская устраивала что-то вроде приема. И попросила подвезти картину туда. Правда, в тот день я только передал картину Новлянской. Деньги получил позже. Дня через три. Когда вернулся с Сенежа.
– И что собою представляла картина?
– Женский портрет. Масло.
Рахманов поправил лежащие на столе бумаги.
– Хорошо, вернемся к Сенежу. Вы сказали, что уехали туда восьмого?
Я вдруг понял: я не знаю, что ответить. Восьмого вечером я уехать не мог, на ночь без машины, с рюкзаком и этюдником никто на природу не выезжает. Но ведь мою «шестерку» со стоянки восьмого днем увел тот тип из очереди. Я и не знал, что будет так трудно. Ведь теперь я должен взвешивать каждое слово.
– Вообще-то, строго говоря, я уехал девятого. Рано утром.
– Наверняка задержались на банкете?
– Задержался.
– Простите, с банкета вы уехали один?
– Нет. Я и на банкете был не один. А со своей приятельницей, той самой Аленой Медновой.
– Ясно. Вы ее проводили?
– Проводил. Потом вернулся домой и лег спать.
– Где оставили машину? В гараже?
Этот Рахманов цепляется к каждой мелочи. Ладно, детали ведь я могу и не помнить. Если он узнает, что меня подвез Сашка, прикинусь, что забыл, кто именно меня подвозил.
– Гаража у меня нет. И туда, и обратно меня и мою девушку подвезли знакомые. Я знал, что придется чуть-чуть выпить. Поэтому машину оставил.
– Оставили где именно?
– На обычном месте. Во дворе, около подъезда.
– Когда вы вернулись домой, вы видели свою машину?
– Не помню. Честно говоря, в ту сторону я даже не посмотрел.
– Ясно. Значит, вы легли спать.
– Лег спать. Встал рано. В начале пятого. И уехал на Сенеж. На первой электричке.
– Девятого, когда вы вышли из дома, машина была на месте?
– Опять не помню. Может, была, может, нет. Вы так спрашиваете, будто кому-то нужна моя машина.
– На Сенеже у вас определенное место? Или дача?
– Да... Там есть такая... база отдыха. Называется «Рыболов Сенежья». Около нее я и расположился.
– Поставили палатку?
– Зачем. Погода была отличной. Положил вещи. Надул матрац. Поставил этюдник. И все.
– Место не меняли?
– Нет. Правда, на ночь я перелезал через забор и спал на территории базы. Для спокойствия.
– И вас кто-нибудь видел? В эти дни?
– Наверное. На базе есть сторож. Вообще там много отдыхающих в выходные.
Об инциденте со сторожем я умолчал умышленно. Сторож сам все расскажет, если они решат меня проверить.
– Сколько вы пробыли на Сенеже? В тот раз?
– Дня три. Да, три дня. До понедельника.
– Почему до понедельника? Вы ведь не ходите на работу?
– Не хожу. Но в понедельник должно было решиться с картиной. Мы так условились с Новлянской.
– Сергей Леонидович, нет ли среди ваших знакомых некоего Игоря Кирилловича?
Все. Они вышли на мою «шестерку». И на меня в образе Игоря Кирилловича. Помедлив, я переспросил:
– Игоря Кирилловича?
– Да. Может быть, его зовут и по-другому. Приметы: ему около пятидесяти. Выше среднего роста. С коротким седым бобриком. Светлоглазый, загорелый. На коже лица небольшие дефекты. Этого человека видели в машине «Жигули» шестой модели светло-серого цвета, очень похожей на вашу.
Я изобразил раздумье, уставившись на ноги. Пожал плечами:
– Нет. Не знаю никого с таким именем и с такой внешностью.
– Может быть, вы просто видели где-нибудь такого человека? Случайно? Около дома? У своей машины?
– Нет. И не видел.
– Может, у кого-то еще, кроме вас, есть ключи от машины?
– И ключей ни у кого нет.
– Д-да... – Рахманов почесал затылок. Довольно долго мы сидели молча. Наконец Рахманов открыл папку. Положил передо мной две фотографии: – Случайно вам не знакомы эти люди?
Это были Юра и Женя. Я сделал вид, что вглядываюсь. Покачал головой:
– Нет. Этих людей я не знаю.
– Ну а может, вы знаете Вадима Павловича?
Вадима Павловича... Человека, по просьбе которого я подвез Юру и Женю. Наконец-то выплыл и он.
– Нет. Никогда о таком не слышал.
– Может быть, вы видели этого Вадима Павловича? – спросил Рахманов. – Среди окружения Веры Николаевны Новлянской? На вид ему лет шестьдесят. Он выше среднего роста. Полный. Волос мало. Те, что есть, зачесаны набок. Глаза светлые. С правой стороны, под подбородком, розовый шрам. Одевается скромно. Чтобы вам было легче вспомнить, в его гардеробе есть синяя куртка с металлическими пуговицами. И серые брюки. – Он внимательно посмотрел на меня. – Не встречали такого?
Я сделал вид, что вспоминаю. Покачал головой:
– Не встречал. Но почему вы меня об этом спрашиваете?
Рахманов достал что-то из папки. Протянул:
– Посмотрите. Вам знакома эта бумажка?
Я взял у него из рук небольшой бумажный квадратик. Вгляделся. Бумажка была изрядно потертой. Ну и ну... Ведь это же моя контрамарка. Точно. В Ленком, которую я получил благодаря Женьке Ширяеву. По этой контрамарке мы с Аленой 18 мая прошли в Ленком. На «Гамлет». Цифры «6 – 7,8». Все правильно, шестой ряд, седьмое и восьмое места. Но как же эта чертова контрамарка оказалась у Рахманова? Ясно, они ее где-то нашли. Но где? Где-то в Смоленской области? Или по дороге к ней? Ну да, эта контрамарка лежала в кармане моего пиджака. Тогда, собирая вещи для поездки, я схватил первый попавшийся пиджак, не подумав, что это пиджак от того самого костюма, в котором я с Аленой был на «Гамлете». Идиот! Надо было хотя бы проверить карманы. Впрочем, думать об этом уже поздно. Да и не нужно затягивать молчание. Я сказал небрежно:
