Текст книги "Искатель. 1990. Выпуск №3"
Автор книги: Джеймс Грэм Баллард
Соавторы: Анатолий Ромов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Мне без разницы. Пусть спрашивает.
– Когда это было? – спросил Рахманов.
– Где-то в середине мая. После праздников.
– Как этот человек вышел на вас?
– Очень просто. Утром... Да, утром, часов в одиннадцать, подхожу я к своей тачке. А он уже тут, около дома, на скамейке. Я на него внимания сначала не обратил, мало ли кто может сидеть. Сел в тачку. Смотрю он подходит.
– Вы сказали: «мало ли кто может сидеть». То есть вы этого человека не узнали?
– Да я вообще его не знал. В первый раз увидел.
– Опишите, как он выглядел.
– Немолодой. Лет под шестьдесят. Волос почти нет. Остатки набок зачесаны. Беки [16]16
Беки (жарг.)– глаза.
[Закрыть]светлые. Нос не большой, не маленький. Такой – кругляшкой. Губы тонкие. Подбородок обычный.
– Во что он был одет?
– Одет... Значит, на нем была куртка. Такая синяя – «прощай, молодость». С алюминиевыми пуговицами. Мосшвейпром. И брюки серые, по-моему. Да, серые. Светлая рубашка то ли в полоску, то ли в клеточку. Ну и туфли. Все брон-ю [17]17
Брон-ю – у спекулянтов вещь не первой свежести.
[Закрыть].
– Вы заметили какие-нибудь особые приметы? Родинки? Шрамы?
– Наколок у него нет. Родинок тоже. Шрамы... – Рогава прищурил один глаз. – Вот здесь. – Провел ладонью по правой стороне шеи. – То ли пописали [18]18
Пописать (жарг.)– нанести ранение бритвой.
[Закрыть]его когда, след слабый остался. Я ведь сидел в тачке. Ну и заметил.
– Значит, этот человек подошел, когда вы сели в машину?
– Да. Подгреб, остановился. Ну и так, с подначкой: «Люка, привет. Как жизнь?» Я сначала не врубился. Смотрю на него: что за лох? Нормально, говорю, жизнь, только вот чем обязан? Ну а он: «Привет тебе от Додона».
– Додон – это кто? – спросил Рахманов.
– Додон? Мой ближайший кореш. Самый ближайший.
– Додон, он же Гела Алексидзе, – пояснил Габелая. – В настоящее время находится в Кулунде. В ИТК строгого режима. Все по той же сто пятьдесят третьей.
– Значит, этот человек сказал, что знает вашего друга, – напомнил Рахманов. – Дальше?
– Я спросил его кое-что про Додона.
– Что именно?
– Ну... ничего особенного. Кто он есть? Какая у Додона масть? Как выглядит? Где сейчас?
– Не спрашивал, где они познакомились?
– Спрашивал. Ну а он: мы с детства знакомы. Вы же знаете, деловые об этом никогда не говорят.
– Понятно. Ну а на остальные вопросы он ответил?
– Ответил. Причем все «в лист». Так, будто они братья. Ну и... я уже думать стал: откуда он знает Додона? И вообще, кто он. Он же... смотрит на меня с улыбочкой. Я, говорит, могу еще пару приветов передать. Только, может, разрешишь сесть рядом? Я прикинул: по виду и разговору вроде деловой. Пожалуйста, говорю, садитесь. Он сел, ну и я сразу просек, что – куда. Понял, кто это и как вести с ним толковищу [19]19
Вести толковищу (жарг.)– выяснять отношения, разговаривать.
[Закрыть].
– Что же вы поняли?
– Понял, что это зычара [20]20
Зычара (жарг.)– человек, пользующийся воровским авторитетом.
[Закрыть]. Блатняк [21]21
Блатняк – имеет то же значение, что зычара.
[Закрыть], каких в зоне раз-два – и обчелся. Он все знает, вы поняли? Все – от и до. У меня сразу язык отсох. И очко заработало [22]22
Очко заработало (жарг.)– испугался.
[Закрыть].
– Почему? – спросил Габелая.
– Да потому, что кто его знает, что он сделает. Вынет волыну [23]23
Волына (жарг.)– пистолет.
[Закрыть]– и все. Прощай, мои семнадцать лет...
– Он как-нибудь назвал себя? – спросил Рахманов.
– Назвал. Говорит: знать тебе меня не нужно, главное – я тебя знаю. Для разговора называй «Вадим Павлович». Сейчас же – довези до аэропорта. Я, конечно, повез, куда деться. Ну и в пути он спрашивает: знаю ли я Азизова? Мне деться некуда, ведь не скажу же я – не знаю. Ну а он начал: что, куда, почем? Что за человек, есть ли бабки, не связан ли с конторой [24]24
Не связан с конторой – может ли сообщить в милицию.
[Закрыть]. Конечно, я особо не раскалывался. Но в общем объяснил. Да тут и объяснять нечего. Азизова все знают. Крутизна [25]25
Крутизна – богатый человек.
[Закрыть].
– Раньше вы никогда не слышали этого имени – Вадим Павлович? Скажем, от того же Алексидзе? Еще от кого-нибудь?
– Никогда.
– Этот человек интересовался еще чем-нибудь, кроме Азизова?
– Больше ничем.
– К какому именно месту в аэропорту вы его подвезли?
– К площади. Там, где стоянка такси.
– Что Вадим Павлович сделал дальше? После того, как вы подъехали?
– Как что? Вышел. Стал ждать, пока я уеду.
– У Вадима Павловича был какой-нибудь багаж? Чемодан, сумка? Что-нибудь еще?
– Когда он садился в тачку, нет.
– Больше он к вам не обращался? После этого случая?
– Нет.
– Сами вы пытались выяснить, кто это был? Скажем, у Алексидзе.
– Как я это выясню, если Додон в зоне? Сами понимаете, писать Додону об этом я не буду.
– А у других не интересовались?
Помедлив, Люка снова достал брелок с ключами.
– Да нет. Спрашивать у других – пустой номер.
– Вы сказали, это произошло в середине мая? После праздников? То есть после девятого?
– Да. После девятого. Кажется, это было одиннадцатого.
– Все же попробуйте вспомнить, когда это было точно? Может быть, не одиннадцатого, а десятого? Или двенадцатого?
– Десятого – нет. Двенадцатого, может быть.
– А тринадцатого?
– Тринадцатого. Да нет, тринадцатого тоже исключено. Все же скорее одиннадцатого или двенадцатого.
– Какой это был день? Будний или выходной?
– По-моему, будний... Да, точно будний. – Вздохнул: – Гражданин следователь, если нет больше вопросов, может, я пойду?
Рахманов прикинул: мог ли Люка что-то утаить? Похоже, нет. Из слов Люки следует, что, выяснив все об Азизове, Вадим Павлович в тот же день улетел из Сухуми на самолете. Конечно, поездка с Люкой в аэропорт могла быть отвлекающим моментом. Люди вроде Вадима Павловича стараются избегать услуг Аэрофлота. Но если Вадим Павлович все же рискнул сесть на самолет, в документах Сухумского аэропорта вполне могут остаться его следы. Немаловажно также, что Люка упомянул о Додоне – Алексидзе, который наверняка знает о Вадиме Павловиче больше, чем сам Люка. Да и описание внешности Вадима Павловича, изложенное Люкой, полностью подтверждается показаниями Азизова и Шарабидзе. Прикинув все это, Рахманов сказал:
– Лично у меня вопросов больше нет. Может, у Заурбека Владимировича?
Габелая покачал головой:
– У меня тоже. Спасибо, Ларион.
После разговора с Люкой Рахманов попросил Жильцова срочно вылететь на Алтай, чтобы узнать у отбывающего наказание в ИТК Алексидзе хоть что-то о Вадиме Павловиче. В аэропорт поехали все трое. Жильцов улетел, Рахманов же вместе с Саенко занялся изучением списков вылетавших из Сухумского аэропорта 11 и 12 мая. Увы, искали они тщетно. Выявленные в списках Вадимы Павловичи к человеку, разговаривавшему с Люкой, не имели никакого отношения, это было установлено с документальной точностью. С такой же точностью было установлено, что 11 и 12 мая никто не вылетал из Сухумского аэропорта по фальшивым или чужим документам. Значит, паспорт у Вадима Павловича оформлен по всем правилам, но имя-отчество, вписанное в паспорт, звучит по-другому. Либо 11 или 12 мая человек, интересовавшийся Азизовым, выехал из Сухуми каким-то другим транспортом.
Вечером Рахманов позвонил Инчутину, подтвердив, что завтра они вылетают в Москву вместе с арестованными Азизовым и Аракеляном. Инчутин, в свою очередь, сообщил: личность Веры Николаевны Новлянской им установлена. Все предварительные данные, сообщенные Рахмановым о Новлянской, в основном подтвердились. Сама Новлянская находится сейчас в Москве и, насколько известно Инчутину, уезжать никуда не собирается.
Из Сухуми самолет вылетел в 8.30 утра. Поскольку Азизова и Аракеляна сопровождали милиционеры в штатском, Рахманов и Саенко поднялись вместе с ними в самолет заранее, минут за двадцать до посадки. В салоне, подождав, пока арестованные и конвоиры займут места у иллюминаторов, Рахманов и Саенко сели с края, и Рахманов тут же перевел часы с девяти местного на восемь московского. Если полет пройдет нормально, в 14.00 они проведут опознание Клюева, в 16.00 – Шитикова. В том, что Азизов и Аракелян опознают и того, и другого, Рахманов не сомневался, да и вообще, сейчас он мечтал лишь об одном: добыть хоть какие-то сведения о главном преступнике – Вадиме Павловиче. Судя по всему, это опытный рецидивист, так называемый «вор в законе», скрывающийся под безобидной внешностью. Проверка в аэропорту показала: Вадиму Павловичу удалось обзавестись безукоризненно оформленными документами. Алексидзе почти наверняка из-за вполне естественного страха за свою жизнь будет молчать. Более реальна надежда, что о Вадиме Павловиче что-то расскажет Новлянская.
В Домодедове им пришлось выходить из самолета последними. Небо было затянуто сплошной светло-серой пеленой, моросил мелкий дождь. Группу встретили две подъехавшие прямо к трапу самолета машины, зеленый «уазик» ГУВД и черная «Волга» прокуратуры. Подождав, пока Азизов, Аракелян и конвоиры сядут в «уазик», Рахманов подошел к «Волге». Инчутин приоткрыл дверцу:
– Здравствуйте, Андрей Викторович. Слава, привет. – Обменялся с прилетевшими рукопожатиями. – К сожалению, Клюев и Шитиков уже вызваны.
– Почему «к сожалению»? – спросил Саенко.
– Потому что так бы я сразу отвез вас домой, к семьям. Как там южное солнце?
– Ничего южное солнце. – Усевшись, Саенко шутливо обнял Инчутина: – Леха, о чем ты? Зачем нам домой, наш родной дом – прокуратура.
Когда «Волга» выехала на Каширское шоссе, сидевший рядом с водителем Рахманов обернулся:
– Леша, давай новости. Пока есть время.
– Самая последняя новость: утром звонил Жильцов из Барнаула. Сказал, сегодня вылетает в Москву.
– Не объяснил, как слетал?
– Он звонил из аэропорта. Ну и... разговаривали без подробностей. Сами понимаете.
– Ясно. Что еще?
– Помните историю с контрамаркой? Ленком? Выписанной на имя некоего Лотарева?
– Помню. Выяснил, кто этот Лотарсв?
– Выяснил. Лотарев Сергей Леонидович. Москвич, двадцать семь лет. Художник, окончил Суриковский институт. Член групкома художников. Холост, живет один в однокомнатной квартире.
– Лицо свободной профессии?
– Совершенно верно. И знаете, что самое интересное? У этого Лотарева есть машина. Светло-серые «Жигули» шестой модели.
– Ого!
– Причем у машины, которую остановил Козлов, с этой машиной не совпадают только цифры номера.
– Как же тебе удалось вычислить этого Лотарева?
– Как только театр собрался, администратор по моей просьбе опросил труппу и выяснил: контрамарку заказывал знакомый Лотарева – Ширяев. Художник-декоратор театра.
– Как у Лотарева отношения с законом?
– Внешне все в порядке. Судим не был, в поле зрения милиции не попадал. А там не знаю.
– Вызывал его?
– Нет. Я вообще пока ничего не предпринимал до вашего приезда. Правильно?
– Правильно. Но путь здесь только один: надо срочно вызвать этого Лотарева к нам. Обычной повесткой.
– Значит, вызовем. Ну а Новлянская? Кого вызываем раньше, на завтра? Ее или Лотарева?
– Не имеет значения. Мы же не знаем, знакомы они или нет. Вызови Новлянскую на первую половину дня, Лотарева – на вторую.
Без пяти два Рахманов занял место в своем кабинете. В пять минут третьего в дверь постучали.
– Войдите, – сказал Рахманов.
В дверь заглянул Клюев:
– Гражданин следователь, я правильно явился? – Судя по беглому взгляду вошедшего, вызов в прокуратуру его не обеспокоил. – Мне тут повестка пришла. Можно?
– Можно. Проходите, Клюев. Садитесь.
Прикрыв за собой дверь, Клюев огляделся. Придвинул стул, сел. Первым Клюев был вызван умышленно, фактор неожиданности мог подействовать на него скорее, чем на более опытного Шитикова. Но сработать этот фактор мог лишь при одном условии: если оба не знают о поездке следственной группы в Сухуми. Сделав вид, что поправляет разложенные на столе бумаги, Рахманов спросил:
– Вы готовы к опознанию?
Похоже, Клюев ждал обычного рутинного допроса. Вопрос об опознании явно застал его врасплох. Несколько секунд он медлил с ответом. Наконец, будто что-то решив, бросил небрежно:
– Пожалуйста. Мне все равно.
Рахманов набрал номер подготовленной для опознания комнаты, продолжая незаметно наблюдать за Клюевым. Было видно: тот напряженно вслушивается. Услышав Саенко, Рахманов нарочито бесстрастным голосом предупредил, что сейчас он зайдет вместе с опознаваемым. Положил трубку. Похоже, Клюев в самом деле не знает, кто будет участвовать в опознании. Но раз Клюев ничего об этом не знает, значит, он не знает и о поездке в Сухуми.
Пригласив Клюева пройти в соседнюю комнату, Рахманов напомнил, что среди участвующих в опознании Клюев может встать на любое место по своему усмотрению.
В комнате находились Саенко, Инчутин, понятые и «подставные». Войдя в комнату вместе с Клюевым, Рахманов попросил двух «подставных», блондинов примерно тридцатилетнего возраста, встать к стене. Предложил Клюеву занять место рядом. По знаку Рахманова Саенко выглянул в коридор и пригласил в кабинет Аракеляна. Тот остановился у двери. По предварительной договоренности конвоир в кабинет не вошел. Таким образом, Клюеву при виде Аракеляна оставалось лишь гадать: на свободе тот или арестован? Похоже, появление Аракеляна на Клюева подействовало, хотя он продолжал с легким прищуром разглядывать противоположную стену. Рахманов сказал, обращаясь к вошедшему:
– Вам предъявляются для опознания три человека. Не торопитесь, посмотрите внимательно. Время есть. Скажите, знаете ли вы кого-то из этих людей?
Аракелян подошел к выстроившейся у стены тройке. Помедлив, показал на Клюева:
– Вот... – Спокойно выдержал долгий взгляд. – Этого человека я знаю.
– Вы не ошибаетесь? – спросил Рахманов.
– Нет.
– Когда, где и при каких обстоятельствах вы его видели?
– Девятого июля. В Сухуми.
– Когда именно девятого июля? Днем, вечером?
– Вечером. Часов в семь.
– Вы заранее условились об этой встрече?
– Нет. Мне сказали встретить, я встретил.
– Зачем встретить?
– Эти ребята привезли на трейлере товар. Лезвия «Шик», пятьсот упаковок. Я сел к ним в кабину и показал, где сгружать,
– То есть в кабине этот человек был не один?
– Точно, не один. Их было двое.
– Они были знакомы?
– Судя по разговору, знакомы.
– Имена их вы знаете?
– Они сказали, что их зовут Юра и Женя.
– Как назвался человек, стоящий сейчас перед вами?
– Он никак не назвался. Но я понял, что его зовут Женя.
– Знаете, как его фамилия?
– Не знаю. Я не интересовался.
– Что было после того, как вы выгрузили лезвия?
– Ничего. Я им дал деньги, и они уехали.
– Сколько денег вы им дали?
– Пятьдесят тысяч. По двадцать пять на брата.
– Кроме этой, у вас были еще встречи? С человеком, стоящим перед вами?
– Нет. Я видел его только раз. Тогда.
– Опишите внешние признаки, по которым вы опознали этого человека.
Аракелян потер ладонью щеку. Пожал плечами:
– Да узнал я его. Вот и все. Лицо у него то же самое. Глаза, волосы. Сам из себя он тот же. Что еще надо?
– Может быть, вспомните какие-то особые приметы? В чертах лица? В сложении? В других внешних признаках?
– Особые приметы... – Аракелян довольно долго молчал. – По-моему, наколка у него была на руке.
– Наколка, то есть татуировка?
– Да. Татуировка.
Рахманов посмотрел на Клюева, обе его руки были опущены.
– На какой руке была татуировка?
– Не помню. И что наколото было, не помню. Помню только место. Вот здесь. – Подняв руку, тронул место между большим и указательным пальцами. Рахманов сказал, обращаясь к Клюеву:
– Пожалуйста, поднимите руки.
Усмехнувшись, Клюев медленно поднял руки. Между большим и указательным пальцами левой руки была татуировка: чайка, летящая под солнечным полукругом. Рахманов спросил у Аракеляна:
– Та самая татуировка?
– Да. Узнал я эту наколку. Чайка на солнышке.
– Ясно. Вы свободны.
Подождав, пока Аракелян выйдет, Рахманов вместе с понятыми подписал протокол предъявления для опознания. Затем Саенко пригласил в комнату Азизова. Азизов тоже опознал Клюева. Подписав второй протокол, Рахманов вместе с Клюевым вернулся в свой кабинет. Сел за стол. Когда сел Клюев, сказал:
– Ну что, Клюев? Расскажете, как все было?
– Гражданин следователь, но я ведь все рассказал. Без утайки. А этих, которые тут что-то наплели, я в первый раз вижу.
– Так-таки в первый раз?
– Да. Ясно, они ведь меня раньше не видели. Особенно тот, первый. Наколку даже не мог описать.
Рахманов нарочно выдержал паузу, просматривая протокол.
– Клюев, попробую объяснить некоторые тонкости. То, каким образом была опознана татуировка на вашей левой руке, лишь подтверждает точность опознания. Опознающий видел вас довольно коротко. И вряд ли мог запомнить рисунок татуировки. Опознающий запомнил лишь, что у вас на руке татуировка. Вот если бы, допустим, он с предельной точностью описал рисунок, у следствия и суда могли возникнуть сомнения.
Клюев некоторое время молчал. Посмотрел в окно:
– Этих людей я не видел.
– В таком случае придется провести очную ставку.
– С кем это очную ставку?
– С теми, кто вас опознал. Вы готовы к очной ставке?
– Допустим, не готов. Что тогда?
– Все же увидеть их вам придется. В показаниях этих людей и в ваших есть серьезные противоречия. – Сняв трубку, Рахманов попросил привести в кабинет Аракеляна. После того, как тот сел, спросил:
– Скажите, Аракелян, вы знаете этого человека?
– Знаю, – бесстрастно подтвердил Аракелян.
– А вы, Клюев, знаете этого человека?
– Нет. Узнал только сегодня.
Оба сидели, не глядя друг на друга. Рахманов сказал:
– Получается, кто-то из вас дает ложные показания.
Клюев пожал плечами. Лицо Аракеляна выражало откровенную скуку. Рахманов прервал тишину:
– Значит, будем выяснять. Аракелян, чем вы можете подтвердить, что видели сидящего перед вами человека?
– Я могу подробно описать кабину, в которой он сидел. Того, второго, который с ним приехал. Их одежду. Все остальное.
– Если вам предъявят второго, вы сможете его опознать?
– Смогу. Так же, как и этого.
– Чем еще вы можете подтвердить, что знаете сидящего перед вами человека?
– Чем... Гражданин следователь, я ведь не только его видел. Я заплатил ему серьезные деньги. Двадцать пять тысяч. И доказать, что он был в Сухуми и общался со мной, мне раз плюнуть. Я его устроил в гостиницу. Нашу, сухумскую, «Тбилиси».
– Сами?
– Сам я его туда не возил. Но это подтвердит дежурная. Я купил ему билет СВ до Москвы. Можете допросить проводников. Наконец, я навел его на шабашников. Которые разобрали и оставили на свалке его машину.
Клюев посмотрел на Аракеляна в упор. Аракелян хмыкнул.
– Смотреть на меня не нужно. Колись, парень. Колись.
Клюев выдавил сквозь зубы:
– Сучара.
Аракелян недобро усмехнулся:
– Придет время, я тебе эту «сучару» в глотку вобью. Понял?
Клюев отвел глаза. Аракелян добавил:
– Учти на будущее: порченый товар в Сухуми возить не нужно. Там этого не любят.
Рахманов посмотрел на Клюева:
– То есть вы признаете, что видели этого человека?
Важный момент. Причем сейчас, на первых порах, сам Клюев может и не оценить важности признания в том, что он был в Сухуми. Впрочем, Клюев себя уже выдал. Довольно долго он сидел молча. Наконец сказал, не глядя на Аракеляна:
– Признаю.
– Точно признаете? Отказываться не будете?
– Признаю. Только врет он насчет двадцати пяти штук. Не давал он мне столько.
– Сколько же он вам дал?
– Штуку дал. Одну.
Ясно, Клюев всеми правдами и неправдами постарается отказаться от полученных в свое время двадцати пяти тысяч. Ведь в противном случае ему будет очень трудно отвести от себя обвинение в убийстве Дегтярева. Рахманов спросил спокойно:
– Аракелян, сколько вы дали этому человеку? Тысячу, как он говорит? Или двадцать пять тысяч?
Сейчас он понимал: что бы Клюев ни говорил, как бы ни занижал полученный «гонорар», факт, что Клюев и Шитиков пригнали трейлер в Сухуми, рано или поздно приведет к их полному изобличению. Неизбежно. Признание в знакомстве с Аракеляном практически означает признание и в остальном. Впрочем, сам Клюев может этого и не понимать.
Аракелян молчал, разглядывая потолок. Наконец усмехнулся:
– Я дал ему ровно двадцать пять штук. По договоренности. Он это знает. И люди, которые его прислали, тоже это знают.
– Но вы сами слышали: Клюев утверждает, что вы дали ему только тысячу.
– Он может говорить, что хочет. Это его проблемы.
Рахманов посмотрел на Клюева:
– Клюев, так сколько все же вы получили от Аракеляна?
– Тысячу, – упрямо сказал Клюев.
Рахманов подытожил, понимая, что дальнейший спор ни к чему не приведет:
– Хорошо. К выяснению истины мы еще вернемся. Аракелян, попрошу подписать протокол. – Подождав, пока Аракелян поставит подпись, кивнул: – Вы свободны. Вы же, Клюев, останьтесь.
Когда Аракелян вышел, спросил:
– Клюев, я правильно понял, вы решили рассказать правду?
– Куда деться, гражданин следователь. Решил.
Помедлив, он посмотрел на Рахманова:
– Ну, все было, как я раньше рассказывал. В тот день мы в самом деле решили съездить на толкучку.
– Мы – это кто?
– Ну мы... Я и Шитиков. Мы стали ловить на Можайке машину, еще не зная, куда поедем. То ли в Вязьму, то ли в Смоленск. Ну и никто не ехал. А потом остановился этот мужик. На серых «Жигулях». Хорошо, говорит, поедем. Только, говорит, сами машину водить умеете? Хотите по штуке заработать? Ясно, кто же не хочет по штуке заработать... Мы говорим: хотим. Он: «Тогда садитесь». Сели. Ну и поехали по Минке [26]26
Минка (разг.)– Минское шоссе.
[Закрыть]. Мужик говорит: «Видите впереди трейлер?» Впереди как раз шел трейлер. Он говорит: «Надо этот трейлер довести до Сухуми. Я вам дам аванс, пятихатку. И там получите по штуке. Согласны?» Ну, мы согласились. Как говорится, бес попутал.
Помедлив, Рахманов спросил:
– Как же вы пересели на этот трейлер?
– Ну, мы долго за ним ехали. Смоленск проехали. Потом повернули направо. Трейлер встал на стоянку. Мы подождали. Снова поехали за ним. Потом догнали. Стали махать из окна: мол, колеса горят. Он встал. Мужик нам говорит: «Подождите, ребята, я сейчас». Поставил «Жигуленок» перед трейлером. И пошел разбираться с водителем. Мы видели, как они смотрели задние колеса. Потом этот мужик вернулся. Все, говорит, можете садиться.
– А водитель? Куда он делся?
– Не знаю. Как они с этим мужиком ушли, мы больше водителя не видели.
– Но вы с Шитиковым хоть поинтересовались: где водитель?
– Спросили. Мужик сказал: «С водителем я договорился. И вообще, вас это не касается. Держите пятихатку и гоните трейлер в Сухуми. Встанете в условленном месте. К вам подойдет человек, назовется Ашотом. Он скажет, куда подогнать трейлер. Как только товар разгрузят, получите по штуке».
– Вы так и сделали?
– Так и сделали. Этот мужик дал нам два паспорта, чужих. И накладные. Ну и мы погнали в Сухуми. Доехали за полтора дня. Подошел этот... Ашот. Выгрузил товар. Дал нам по штуке. И еще два билета на поезд до Москвы. На ночь устроил в гостинице. Мы переночевали. И утром уехали.
– А трейлер?
– Мужик сказал: «Как только товар сгрузят, трейлер нужно разобрать и оставить на свалке». Мы так и сделали.
– Сами?
– Ну, нам там помогли. Шабашники приезжие.
– Что вы везли в трейлере? Какой товар?
– В накладных было написано – импортные лезвия. А что там было на самом деле, нас это не касалось.
– То есть в кузов вы не заглядывали?
– А зачем? Товар не наш. Да и к чему нам лишние хлопоты? Мы сделали, что нас просили. Отогнали трейлер в Сухуми. И все.
Клюев с безмятежным видом посмотрел на Рахманова. Ясно, только что изложенная версия детально согласована с Шитиковым и разработана до мелочей. Себе Клюев и Шитиков отвели в этой истории безобидную роль перевозчиков. Вина же за остальное, в том числе и за убийство Дегтярева, теперь перекладывалась на водителя светло-серых «Жигулей». Но, как бы ни преуспели Клюев и Шитиков в согласовании подробностей, абсолютно все детали выдуманного события предусмотреть невозможно. И если Клюев и Шитиков врут, в их показаниях неизбежно окажется множество расхождений.
– Выходит, человека, который предложил вам перегнать трейлер в Сухуми, вы раньше не знали?
– Точно, не знали.
– Может, хоть что-то о нем слышали?
– Ничего не слышали. Увидели в тот день в первый раз.
– В таком случае ваша версия не проходит. Посудите сами: к трейлере, который вы привели в Сухуми, находилось товара больше чем на миллион рублей. Двум незнакомым людям перевозку таких ценностей никто не доверит. Разве что сумасшедший. Может, он и был сумасшедшим?
– Скажете тоже, сумасшедший... Он не сумасшедший.
– Я тоже так думаю. Человек, о котором вы рассказали, на сумасшедшего не похож. Наоборот, судя по его предусмотрительности, он все продумал. Такой человек рисковать не будет. И не доверит вам товара на миллион рублей, если вас не знает.
– Так, гражданин следователь, поэтому он и взял именно нас.
– Что же это заставило его взять именно вас?
– То, о чем вы только что сказали. Не хотел рисковать. Мы его не знаем, значит, не сможем и заложить. Что же до трейлера... Он нам сказал: «Вот вам, ребята, маршрут в Сухуми. Езжайте строго по нему. Свернете куда или, не дай бог, трейлер попробуете увести, пеняйте на себя».
Клюев по-прежнему смотрел на Рахманова твердо и невозмутимо. Кажется, он, Рахманов, недооценил способностей Юры и Жени. Клюев улыбнулся:
– Так что, гражданин следователь, проходит моя версия. Да и не версия это. Сами видите, это чистая правда. Во всем.
«А ведь точно, – подумал Рахманов, – история до удивительного похожа на правду». Но тогда ему остается одно: твердо придерживаться намеченного плана. Выжать как можно больше информации. Сначала из Клюева, потом из Шитикова. И если в показаниях окажутся разночтения, уличить каждого во лжи.
Продолжив допрос, он постарался выяснить все о поездке Клюева. Но нет, Клюев отвечал уверенно, без сбоев. Больше того, иногда он добавлял подробности от себя, будто действительно хотел помочь следствию. Предложив Клюеву подписать каждую страницу протокола и просмотрев еще раз показания, Рахманов понял: опровергнуть изложенную версию будет очень и очень непросто. Особенно если они так и не найдут водителя светло-серых «Жигулей».
– Клюев, вы знаете, что стало с водителем трейлера? Который вы с Шитиковым перегнали в Сухуми?
Клюев довольно искусно изобразил недоумение:
– Да нет. Откуда мне это знать? Я же сказал: не знаю.
– Его убили.
– Надо же... Хотя мужик тот мог. Вполне мог.
– Не знаю, кто мог. Но сами понимаете: у нас есть серьезные основания подозревать в этом убийстве вас. И Шитикова.
Клюев пригнулся, всматриваясь в Рахманова:
– Нас? Но мы-то здесь при чем?
– При том, что убийство произошло там, где остановились «Жигули». У обочины шоссе Ольша – Велиж. Девятого июля.
– Так мало ли кто его убил... Я же сказал: мы сидели в машине. И никуда не выходили.
– В момент убийства вы находились рядом с убитым.
– Ну и что? – Следующий монолог Клюев произнес, довольно точно разыграв невиновность, протяжно, монотонно, жалобным голосом: – Может, тут целая мафия орудует? Что же, мы должны отвечать? Ясно, на нас свалить легче легкого. Вы найдите этого мужика. И спрашивайте с него.
– Постараемся. Пока же, до выяснения всех обстоятельств, вынужден вас задержать.
– За что? Что я такого сделал? Я же дал подписку!
– Подписка была с вас взята раньше. Теперь же ее недостаточно. По вашим же показаниям, вы нарушили несколько статей.
– Интересно, какие это?
– Девяносто восьмую и сто девяносто шестую УК РСФСР. Использование подложных документов и уничтожение госимущества. Кроме того, как я уже сказал, вы подозреваетесь в совершении более тяжкого преступления. Убийства.
Рахманов вызвал конвоира, и Клюева увели. Через пять минут, ровно в четыре, в кабинет вошел Шитиков. С ним сначала все происходило так же, как с Клюевым. Но, как только Шитиков понял, что следственная группа побывала в Сухуми, он тут же заявил о желании рассказать всю правду. И слово в слово изложил уже знакомую Рахманову версию... Во время допроса Рахманов задавал точно такие же вопросы, которые он только что задавал Клюеву. Но, не считая редких сбоев, ожидаемых серьезных противоречий в ответах не было.
На сообщение о задержании Шитиков прореагировал еще спокойней, чем Клюев, что было вполне естественно. Ведь если не удастся опровергнуть их версию, оба отделаются сравнительно легким наказанием. Не больше года лишения свободы. Срок, предусмотренный за использование подложных документов.
После того как Шитикова увели, Рахманов подвел итоги.
Несмотря на почти полное совпадение в показаниях, он по-прежнему не считал, что Клюев и Шитиков говорили правду. Но понимал: это лишь его личное ощущение. Ведь он по-прежнему ничего не знает о водителе светло-серых «Жигулей».
И все же кое-какой улов у него был. Клюев и Шитиков назвали одинаковый номер – «я 26—14 МО». Судя по показаниям Козлова, запомнившего первую букву «я» и цифры «2», «4» и «6», он видел именно этот номер. Затем было уточнено имя, которым назвался водитель «Жигулей» – Игорь Кириллович. И внесены новые штрихи в его словесный портрет, совпадающий со словесным портретом, составленным со слов Козлова.
Это было важно. Водитель светло-серых «Жигулей» и Вадим Павлович не могут быть одним и тем же лицом. По показаниям, которые вполне можно считать объективными, ясно: Игорь Кириллович внешне сильно отличается от Вадима Павловича. К тому же Игорь Кириллович лет на десять-пятнадцать моложе.
В дверь постучали, вошел Жильцов.
Тридцатидвухлетний Жильцов, сухощавый, подтянутый, всегда был энергичным. Вот и сейчас никто бы не сказал, что за два дня майор успел объехать три города да еще поколесить но Кулундинской степи. Поймав взгляд Рахманова, майор широко улыбнулся:
– Как вы тут?
– Нормально. А ты? Устал?
– Да мне ничего не сделается. Я суворовский солдат.
– Что с Алексидзе?
– Ничего.
– Допросил?
– Два раза. Вчера, как приехал. И сегодня утром.
– Ну и? Алексидзе не знает Вадима Павловича?
– Да. Или не хочет выдавать.
– Все же первое или второе?
Жильцов поерошил волосы:
– Андрей Викторович, что я только не делал! И угрожал, и обещал. Матерью клянется. Детьми. Всем, чем хотите. Мол, не знаю такого, и все.
– А твое мнение? Что, Додон действительно не знает Вадима Павловича?
Жильцов пожал плечами:
– Трудно сказать. Вообще-то этот Алексидзе тот еще волк. Что у него за душой, понять невозможно. Он нам ничего не скажет, это уж точно.
Новлянская была вызвана к половине десятого. Поэтому на следующее утро Рахманов вошел в свой кабинет ровно в девять.
Не спеша подготовил бумаги. Конечно, он понятия не имел, что собою представляет Вера Николаевна Новлянская. И как может повернуться разговор. Поэтому позвонил в следственный изолятор и попросил организовать доставку в прокуратуру арестованного Азизова. Азизов должен быть под рукой на случай, если его показания и показания Новлянской разойдутся.
Новлянская опоздала минут на пятнадцать. Собственно, Рахманов был готов к этому опозданию. После подробной информации Инчутина он, как ему казалось, был готов ко всему. Но, когда перед его столом на стул опустилась красивая, строго одетая женщина лет тридцати, он невольно покосился на перекидной календарь. Среди набросанных наспех анкетных данных там значилось: возраст – пятьдесят один год.
Сделав вид, что не замечает произведенного впечатления, Новлянская протянула повестку:
