Текст книги "Расколотое королевство"
Автор книги: Джеймс Эйтчесон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
Остальные противники метались по двору. Внезапность нападения сработала в нашу пользу, потому что я насчитал на ногах только четырех из них и одну собаку. Второй датчанин, такой здоровый, что вполне мог быть братом первого, бросился ко мне, вопя от ярости с горящими от жажды крови глазами. Как и его земляк, он оказался не слишком быстрым, а может быть, мне это только казалось, потому что мной овладело боевое спокойствие, странная сосредоточенность, которая приходит только в рукопашной схватке. Казалось, течение времени замедлилось; движения противника выглядели такими предсказуемыми, словно я уже видел их раньше и знал, когда и как именно он будет атаковать меня. Вот почему, когда датчанин сделал свой первый выпад, я легко ускользнул от удара, обернулся, как в танце, и оказавшись у него за спиной, от всей души пнул в задницу, уложив носом в грязь. Он перевернулся на спину, чтобы встретиться со мной, но не успел ничего предпринять, потому что я уже поставил ногу ему на грудь и протолкнул острие меча в щель под подбородником шлема.
Уже последняя из трех собак корчилась на земле, оглашая воздух ужасным воем, пока Эдо не добил ее кинжалом. Увидев, что их командир и товарищи убиты, последние трое датчан решили не тратить время на безнадежное дело и попытались сбежать. Однако, обремененные щитами и кольчугами, они не могли уйти далеко. Один из них не заметил на пути отхожую яму и споткнулся; Понс добил его на земле. Остальные двое побросали оружие и тщетно умоляли о милосердии, пока не были поражены Эдо и вторым рыцарем Уэйса, высоким широкоплечим гасконцем, имени которого я не помнил.
Я оглянулся, чтобы проверить состояние нашего отряда. Уэйс уронил меч и стоял, согнувшись, прижимая ладонь к боку. Темная и густая кровь блестела на его пальцах, лицо было искажено от боли, а у ног лежал труп человека, который, должно быть, успел нанести ему эту рану.
– Очень плохо? – спросил я его.
– Жить буду, если ты об этом, – ответил он, затаив дыхание и с гримасой на лице.
Слезы навернулись ему на глаза, когда он махнул рукой в сторону Хардуина, который лежал с истерзанным собачьими зубами лицом и шеей.
Однако, у нас не было времени его оплакивать. Остальные выглядели невредимыми, за исключением нескольких царапин и кровоподтеков, хотя Серло хромал и безбожно ругался, пока один из вассалов Эдо перетягивал ему рану на руке чуть ниже рукава кольчуги. Значит, нас осталось восемь.
Восемь, хотя должно было быть девять. Наш проводник, Рунстан, сбежал. Убрав меч и нож, я внимательно огляделся, надеясь обнаружить его среди трупов, но только потратил время зря. Его нигде не было.
– Где англичанин? – Понс и Эдо растерянно уставились на меня.
– Я думал, вы смотрите за ним, – сказал я, не в силах сдержать гнев. – Если он сбежал…
– Я убил трех датчан! – возмутился Понс, прерывая меня. – Как я мог сражаться с ними и одновременно сторожить англичанина?
Я выругался. Рунстан мог донести своим соотечественникам, очень скоро они могли появиться здесь с оружием, и тогда мы бы ни за что не выбрались из Беферлика живыми. Значит, у нас оставалось еще меньше времени, чем я рассчитывал.
Один из датских трупов дернулся. По крайней мере, я считал его трупом до этой минуты. Он лежал на спине, убедительно зажмурив глаза и раскинув в стороны руки и ноги, но, присмотревшись, я заметил маленькое облачко пара выплывающее из его полуоткрытого рта и короткое, едва заметное колебание груди. Я подошел к нему.
– А ну, вставай, – приказал я, и когда он не ответил, ударил его пяткой в пах.
Это покончило с его притворством. Воя от боли и выкрикивая ругательства на своем языке, он перевернулся на бок, прижав обе руки к ушибленному месту.
– Вставай, – повторил я и с помощью Эдо и Понса, стянул с него шлем и вздернул на ноги, чтобы посмотреть ему в глаза и плюнуть в усеянную бородавками рожу. – Где заложники? – спросил я сначала на французском, а потом на английском языках.
Сначала он сделал вид, что не понимает и забормотал что-то на датском, но моя рука потянулась к рукояти ножа, и тут он проявил сообразительность, указав в сторону самого маленького из трех залов на противоположной от церкви стороне двора, где, как правило, располагались кухни. Я поблагодарил его за помощь тем, что ткнул ножом в живот, а потом перерезал горло.
Тут же гасконец позвал меня, потрясая набором ключей на железном кольце, который он обнаружил на поясе командира хускерлов. Оставив Уэйса и Серло перевязывать раны и следить за обстановкой, я взял ключи и дал знак Эдо и Понсу следовать за мной. Мы побежали в сторону зала, где обнаружили двери распахнутыми, а помещение пустым. Свет внутри исходил от единственного фонаря, стоящего посреди большого стола рядом с несколькими кружками эля. Повсюду были сложены бочки и корзины, с крюка под потолком свисала освежеванная оленья туша, на стене висели обвязанные стеблями пучки сушеных трав, дрова и растопка были свалены кучей в углу. Один конец зала занимал широкий очаг с дымоходом, хотя огня не было. В другом конце лестница вела вниз к окованной железом двери с крепким на вид замком.
– Принеси мне фонарь, – попросил я Понса и спустился по лестнице, поочередно вставляя ключи в замок. Первые два не подошли, и начал думал, что нам придется выламывать дверь, когда третий ключ с металлическим скрежетом повернулся, и дверь распахнулась в темноту.
Понс передал фонарь Эдо, а тот мне, и я протянул руку в подвал, освещая себе путь.
– Милорд! – позвал я. – Вы здесь?
Как только эти слова слетели у меня с языка, я увидел его, щурящегося на свет фонаря, ошеломленного и как будто полусонного. Он выглядел значительно худее, чем когда я видел его в последний раз. Глаза Роберта опухли, лицо заросло щетиной, а черная туника и клетчатые штаны были изорванные и грязные.
Улыбка узнавания промелькнула на его лицо, и он ответил:
– Танкред, я думал…
– Что я умер, – закончил я за него. – Ну, не совсем.
Его руки были связаны за спиной, и я поспешил освободить их, разрезав узлы. Веревка так туго стягивала лодыжки и запястья, что я видел следы, где кожа была стерта до мяса.
– Как вы здесь оказались? – спросил он. – Пришел король со своим войском? Или вы привезли выкуп?
Мне не хватило духу признаться ему, что мы пришли одни, но в любом случае объяснения следовало отложить на потом. Чем раньше мы уйдем отсюда, тем лучше.
Поэтому я ответил вопросом на вопрос:
– Ваши отец и сестра здесь?
– Отец там, – сказал Роберт, указывая в дальний угол подвала, где из-за бочек торчали чьи-то башмаки. – Отец!
В ответ раздался низкий, протяжный стон. Пока Эдо искал старшего Мале, я помог Роберту подняться на ноги. Он мог стоять достаточно уверенно, хотя ему потребовалось немного времени, чтобы обрести равновесие.
– Его лихорадит уже несколько дней, – сказал он. – Они держали нас здесь в темноте и сырости, так что я понятия не имею, сколько времени прошло.
– А Беатрис? – спросил я. – Где она?
Роберт покачал головой.
– Они куда-то увели ее. Я не знаю, куда.
Я догадывался, что все будет не так просто. Надо было оставить того сукина сына с бородавками живым, чтобы он мог привести меня к ней.
Я бросился к двери и выдернул из замка ключ.
– Понс, отведи лорда Роберта и его отца наверх. Найди им пищу и питье, постарайся напоить виконта горячим, но будьте готовы идти, как только я вернусь.
– Куда вы? – крикнул он мне вслед, когда я был уже наверху лестницы.
– За Беатрис, – ответил я, не оборачиваясь.
Я молился Богу, чтобы она была жива.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Других дверей в кухне не было. Снаружи к залу были пристроены две кладовые, и я попытался отпереть их замки. В первой обнаружился подвал, но он был пуст; вторая была завалена тронутыми плесенью мешками с мукой, дававшими обильную пищу крысам; эти мерзкие твари бросились по углам, как только я приоткрыл дверь. Это означало, что Беатрис, скорее всего, находится в другом зале: либо в большом двухэтажном, где по моему мнению находилась трапезная и палаты настоятеля, либо в том, что формировал левое крыло и был, скорее всего общежитием. Решив, что датчане и Эдгар выбрали для себя второй зал из-за его большого очага, я направился в сторону трапезной. То было всего лишь предположение, так как у меня не было никакой возможности узнать, здесь ли она вообще, и не увезли ли ее в другую часть города.
Открыв тяжелую дверь, я заглянул в темноту, жалея, что не взял ни фонаря ни факела, чтобы осветить себе путь. Когда глаза привыкли к сумраку, я разглядел длинный обеденный стол, дюжину табуретов вокруг него – некоторые лежали, опрокинутые на пол – кресло аббата в дальнем торце. Неубранная со стола пища сгнила и лежала неопрятными кучками на деревянных кругляшах, служивших монахам блюдами и тарелками, на полу валялись осколки глиняного кувшина. Должно быть, язычники ворвались в монастырь посреди трапезы.
– Беатрис! – Крикнул я. – Беатрис!
Ответа не последовало. Наверх вела деревянная лестница, я помчался по ней, прыгая через две ступени, и оказался в красиво убранной комнате с богато вышитыми гобеленами, которая сейчас, судя по большому количеству серебряных подсвечников, инкрустированной серебром посуды, кошелькам и дорогим плащам из шерсти и меха, использовалась в качестве хранилища награбленного.
Из большой комнаты дверь вела в меньшую, за дверью я услышал шорох, больше напоминающий крысиную возню.
– Беатрис? – позвал я. – Это вы?
Снова тишина, но я был уверен, что там кто-то есть. Я попытался отворить дверь, но обнаружил, что она заперта, и ни один из ключей в связке не подходит к замку. Конечно, у аббата был свой ключ к комнате, и его не хранили вместе с остальными, но сейчас он мог быть где угодно, и у меня не было времени разыскивать его.
– Отойдите от двери, – предупредил я и вынул меч.
Топор подошел бы лучше, если б я заранее догадался прихватить его с собой, но в тот момент я думал только о том, чтобы открыть проклятую дверь любыми средствами, что были под рукой. Стиснув зубы, я высоко поднял клинок и опускал его снова и снова, стараясь сокрушить дерево вокруг замка. Сначала лезвие отскакивало от дубовых досок, но после нескольких ударов дерево поддалось, полетели щепки, и в конце концов, отбросив меч в сторону, я всем телом налег на дверь плечом. В первый раз я услышал скрип, дверь содрогнулась; со второго раза она немного сдвинулась. На третий раз она уступила, полностью распахнувшись, и я, задыхаясь от усилий, ввалился в комнату.
Она была там, сидела, сжавшись в комочек на соломенном тюфяке, в дальнем углу комнаты. Ее руки и ноги были связаны, а колени подтянуты к груди; рот завязан лоскутом грязной ткани, чтобы не позволить ей говорить. Распущенные и спутанные светлые волосы, кое-где запачканные землей, падали не ее белые плечи и грудь. Они забрали у нее всю одежду, оставив только одеяло, чтобы прикрыть наготу.
В ее глазах мелькнуло облегчение, когда она поняла, что это я, а я бросился к ней, развязывая кляп и веревки, освобождая ее от пут.
– Танкред, – сказал она, задыхаясь от слез. – Неужели это ты?
Она обняла меня, а я прижал к себе это дрожащее обнаженное тело, чувствуя, как меня накрывает горячая волна любви; я сам не догадывался о силе своей привязанности к этой маленькой женщине.
– Да, – ответил я, отчасти чтобы успокоить ее, а также потому, что не смог придумать ничего другого.
Горло мое пересохло. На ее лице и руках виднелись синяки, следы избиения, и еще ссадина на лбу.
– Вам больно? Неужели они…
Я не мог закончить вопрос, но она сразу поняла, что я имел в виду.
– Нет, – поспешно сказала она. – Они этого не сделали.
Я вздохнул с облегчением, хотя уже знал, какая судьба постигнет мужчин, которые посмели поднять руку на сестру Роберта, если мне удастся найти их.
– Вы можете стоять?
Она кивнула, и пока собиралась с силами, я принес ей один из меховых плащей, который заметил в сокровищнице, и сразу накинул ей на плечи, чтобы скрыть наготу и согреть в эту холодную ночь. Это было немного, но все же лучше, чем ничего. Крупная дрожь сотрясала ее тело, хотя я не мог сказать, дрожит ли она от голода и холода или от потрясения и неожиданной радости.
Подняв с пола меч и взяв Беатрис за холодную руку, я повел ее вниз по лестнице к тису посреди двора, где собрались все мои спутники. При виде друг друга отец, сын и дочь обнялись, вне себя от радости, воссоединившись впервые после долгих недель.
Мне бы хотелось дать им больше времени побыть вместе, но Уэйс, как всегда, был настороже.
– Идемте, – хрипло сказал он, морщась от боли.
В попытке остановить кровотечение он обвязал бок полосой ткани, явно отрезанной от туники одного из хускерлов, но рана явно мешала ему.
– Нам нельзя оставаться здесь.
Он был прав. Мы направились к воротам аббатства, некоторые хромая, другие еле переставляя ноги от ран или голода. Я не забывал следить, чтобы все Мале оставались в центре нашего маленького отряда, защищенные как сзади, так и спереди. Роберт снял с одного из датских трупов портупею и щит, но выглядел плоховато для настоящего воина. И все же он был в лучшем состоянии, чем его отец Гийом, который казался изможденным, как никогда, и кашлял так сильно, что едва мог говорить. После нашей последней встречи его волосы успели совершенно поседеть, и теперь он казался по-настоящему старым и обессиленным, совсем не тем человеком, которого я когда-то знал. Не было сомнений, что значительную роль в этой перемене сыграла его болезнь, но мне казалось, за ней стоит что-то еще: некая душевная усталость, как будто это последнее испытание оказалось непосильным для его гордости. Когда он споткнулся, я предложил ему опереться на мое плечо.
– После всего, что между нами было, – его голос звучал не громче шепота, – ты снова пришел мне на помощь. Я твой должник, Танкред. Мы все твои должники.
В самом деле, хотя нынешние обстоятельства очень отличались от событий полуторагодичной давности, мне снова довелось спасать шкуру Мале. Но теперь не он был главной причиной нашего прихода в Беферлик.
– Скажите спасибо, если мы выберемся отсюда, милорд, не раньше, – ответил я, коротко выразив свои мысли, потому что нам предстояло проделать еще немалый путь до безопасного убежища.
Восточный ветер, несущий с собой сырость болот и Немецкого моря, налетал порывами, пронизывая и куртку и рубашку. Мелкий дождик начал моросить с туманных небес как раз когда мы вышли за ворота монастыря.
– Что мы будем делать в городе? – прошептал Роберт. – Как вы собираетесь выйти? Ждет ли нас кто-то за стенами?
Я покачал головой.
– Я привел всех, кого смог собрать. Больше нет никого.
Мгновение он не отводил от меня вопросительного взгляда, словно пытаясь понять, не шучу ли я, но как только понял, что я имел в виду, выражение его лица изменилось. Однако уже нельзя было ничего изменить. Единственное, что нам оставалось – постараться выбраться из города как можно быстрее, прежде, чем Рунстан соберет против нас армию англичан и датчан, а затем найти обратный путь через болота к Эдде, который ждал нас с лошадьми. И проделать все это тихо и незаметно.
Крики и призывы к оружию все еще звучали в воздухе, и потому мы пробирались узкими улочками между домами. Горящие на берегу корабли на окраине города служили нам хорошим ориентиром, указывая путь в сторону болот. Но главные улицы были заняты вооруженными людьми, и нас, несомненно, заметят, если мы решимся выйти на одну из них; тем не менее, это было необходимо, потому что спуститься к болоту можно было только перейдя широкую улицу, ведущую к рынку.
– У нас нет выбора, – сказал Эдо. – Если мы останемся здесь, нас скоро обнаружат. Придется рискнуть.
Так мы и поступили, разделившись на малые группы по двое, трое или четверо: сначала Эдо со своим рыцарем, который был ранен в руку, и старшим Мале; затем Уэйс и Роберт, потом Серло и Понс; и, наконец, я с Беатрис, гасконцем и всеми остальными. И это почти сработало. Последний из нашего отряда почти добрался до спасительной тени, когда недалеко от нас раздался громкий вопль. Я повернул голову и увидел всего в двадцати шагах Рунстана собственной персоной, нетерпеливо указывающего в нашем направлении. С ним было больше двух десятков человек, а приказы выкрикивал человек, которого я не ожидал увидеть когда-нибудь снова. Лицо с маленькими острыми глазками встретилось с моим пронзительным взглядом, и на его губах мелькнула улыбка узнавания.
Дикий Эдрик.
Ему не удалось захватить меня раньше, но эту встречу он должен был расценить как знак милости Божьей, ибо получил второй шанс.
– Бежим! – сказал я, сжимая руку Беатрис и поворачиваясь к остальным.
Эдо и Уэйс подхватили мой крик, передавая его людям впереди нас:
– Бежим!
Не чуя под собой ног, мы мчались через задние дворы, канавы и ямы, заполненные дождевой водой, перескакивая через низкие заборы, пока не оказались посреди травянистого загона для лошадей. Все было бесполезно. Половина наших людей были больны или ранены, они не могли бежать так же быстро, как остальные, да и бежать уже было некуда. Наш путь был блокирован лучниками, а со стороны домов надвигалась масса людей, потому что к погоне присоединилось еще несколько танов.
Дорога к болотам была отрезана. Мы не могли надеяться пробиться с боем через эту массу щитов без риска потерять Беатрис и ее отца. Все-таки мы оказались в ловушке и теперь глядели в лицо смерти. Сдаться означало согласиться на мучительную и медленную смерть от рук врага. Нам оставалось только одно.
– Щиты в кольцо! – в отчаянии закричал я, чувствуя, как дрожь пробежала по моему телу.
Этой команды боится каждый рыцарь, ибо она является признанием поражения, когда остальные меры бесполезны, путь к отступлению отрезан и конец уже близок. Мы сформировали узкий круг, каждый из нас перекрыл щитом край щита своего левого соратника, пока не образовалась непрерывная стена окованной железом дерева и стали, обращенная к нашим врагам раскрашенной кожей и железными шишками, приглашая их прийти и умереть. Внутри кольца за нашими спинами стояли Мале и Беатрис. Я бросил мимолетный взгляд через плечо и встретился с ее глазами, широко раскрытыми и испуганными.
– Мне очень жаль, – сказал я, проклиная себя за то, что навлек беду на нее и ее семью.
Но если она и сказала что-то в ответ, я не расслышал ее за ревом противника, потому что вокруг нас уже стояло человек пятьдесят или шестьдесят, выкрикивая приказы на английском и датском, галдя на все лады. Расстояние в пять или шесть копий отделяло их от нашей стены, а нас от смерти. Слева от меня стоял Серло, а за ним Понс. Двое из немногих, которых я хотел бы видеть рядом в подобную минуту. Справа от меня Роберт с мрачным и решительным лицом сжимал высокий щит с вороном и крестом, который он взял у одного из хускерлов.
– Я не хотел, чтобы так случилось, милорд, – сказал я.
– Я знаю.
Он не смотрел на меня, он глядел на лес копий и топоров, которые скоро должны были обагриться кровью.
– Ты хорошо служил мне, Танкред, и я благодарю тебя за все, что ты сделал. Давай отправим в преисподнюю побольше этих ублюдков и со славой войдем в Царство Божье.
– Да, милорд.
Больше говорить было не о чем. Я осенил себя крестом, глубоко вздохнул и, окинув взглядом эту беснующуюся орду, приготовился к битве, которая, без сомнения станет последней в моей жизни; сосредоточился на тяжести щита, гладкости рукояти в ладони, всех этих мелочах, внезапно обретших особое значение: туго затянутым кожаным ремням, покалыванию крови в кончиках пальцев, дожде, легко касающемся моих щек, отблесках далекого пожара, мерцающих на кончиках вражеских мечей и копий. Моим единственным утешением была мысль, что все произойдет быстро.
– Держите кольцо, – рявкнул Серло парням на другой стороне круга. – Не дайте им прорваться, не позвольте пробить защиту.
– Дадим жару этим ублюдкам, – сказал Эдо.
Он начал бить по железной оправе своего щита, один за другим к нему присоединились остальные, поднимая боевой гром: предупреждение врагу, что им придется дорого заплатить за наши жизни.
– Бей! – крикнул Понс, его поддержал Серло, потом я и все наши, пока мы не запели в один голос: – Бей! Бей!
И тогда из рядов англичан выступил Эдрик, держась все с тем же высокомерным видом, как я запомнил его. Поверх кольчуги он носил вышитую мантию с золотой застежкой. Подняв руку ладонью вверх, он приказал замолчать своим людям.
– Танкред Динан, – позвал он, и его голос едва не был заглушен нашей песней смерти. – Наши пути снова пересеклись, но теперь ты не уйдешь от меня.
Я не собирался отвечать, но сосредоточил на нем свой взгляд.
– Так это ты виноват во всей этой суматохе? – Он махнул рукой на восток, где догорали корабли. – Ты глупее, чем я думал, раз пришел сюда. Ты знаешь, какое унижение мне пришлось перенести из-за тебя?
Вообще-то мне было наплевать. Но почему бы не поговорить?
– Нет, – ответил я, уже догадываясь, что он собирается мне сказать.
Один за другим мои товарищи прервали боевой гром.
– Из-за тебя я поссорился с Эдгаром, – сообщил он. – Мне пришлось объяснять ему, что люди Бледдина по неосторожности позволили тебе сбежать прежде, чем я успел выкупить тебя. И это после того, как я пообещал доставить тебя к нему. Представляешь, что произошло, когда я вернулся к нему с плохими новостями? Мне пришлось пострадать не только от его гнева, но также от насмешек и оскорблений тех, кто в лицо называл меня дураком за то, что я доверился валлийцам.
– Считай, тебе повезло, – утешил его я. – Если бы ты рассказал Этлингу правду, твоя судьба, возможно, была бы намного хуже.
– Зови его король Эдгар, – посоветовал Эдрик. – И он будет очень доволен, когда я передам тебя ему.
– Ты передашь ему мой труп. Вы не возьмете нас живьем.
Мертвый я ничего не стоил, и я догадывался, что он предпочел бы искупить свою вину перед господином и получить вознаграждение, чем удовлетворить свою гордость моей кровью.
– В таком случае, – сказал он, – могу предложить два варианта. Если вы собираетесь драться со мной, я даю слово, что вы все умрете. Кроме нее. – Он кивнул в сторону Беатрис, которая, словно окаменев, с бледным лицом стояла за нашими спинами. – Сначала я сам попользуюсь ею, а потом предложу своим друзьям, прежде чем убить.
Я заметил, как вздрогнул Роберт, как сжались его зубы, напряглись пальцы на рукояти меча, но, к счастью, он успел подавить свой порыв и не дал втянуть себя в единоборство, где, несомненно, потерпел бы поражение.
– А второй? – поинтересовался я, прежде чем Роберт успел вымолвить хоть слово.
Эдрик улыбнулся.
– Сдавайся, и я гарантирую, что твои товарищи, твой господин и его родственники свободно покинут это место и вернутся туда, откуда пришли.
Я прикинул в уме шансы. Если я выполню его просьбу и сдамся, у остальных, по крайней мере, появится возможность выжить, в то время как вступив в бой, мы, конечно, погибнем. Одно странно, как он сможет выполнить такое обещание, тем более будучи в немилости у Этлинга?
Он лгал, таков был единственный ответ. Он уже обманул Бледдина, пообещав отдать ему серебро, которое и не собирался платить, а потом дал ложную клятву, что мне удалось бежать из Матрафала исключительно по вине валлийцев. Если он мог лгать в лицо своему господину, как я мог ему доверять?
– Не делай этого, Танкред, – предостерег меня Роберт. – Как твой лорд, я запрещаю.
Я не ответил ему, но спросил Эдрика:
– А Беатрис? Ее ты тоже отпустишь?
– Да, – ответил он. – Ни ей, ни кому-либо другому не будет причинен вред. Даю слово.
Ну да, так я тебе и поверил.
– Как я буду знать, что ты чтишь свое слово?
Эдрик принял серьезный вид и постарался скрыть довольную улыбку, уже предчувствуя близкую победу.
– Я клянусь.
Сама по себе эта клятва ничего не значила. Как и многие другие. Я знал, как легко может быть нарушено простое слово. И все же он подал мне идею. Опустив щит, но не выпуская из ладони меча, я медленно шагнул вперед из кольца в пространство между двумя боевыми линиями, стараясь все же держаться поближе к нашей.
– Что ты делаешь? – крикнул Уэйс. – Он морочит тебе голову. Его клятва ничего не стоит; он так говорит только потому что знает: если попробует взять нас силой, то мы перебьем половину его людей.
Вероятно, он был прав, но я вовсе не собирался сдаться Эдрику без боя, хотя совсем не возражал, если он в это поверит.
Пристально глядя на англичанина, я сказал:
– В Бретани, откуда я родом, есть обычай приносить клятву на кресте.
Неправда, конечно, во всяком случае, совсем не так, как я собирался ему показать, но я рассчитывал на то, что он мало видел бретонцев и не знал наших обычаев. Одна-единственная попытка обмануть обманщика, иначе у нас не оставалось выбора, кроме как сражаться и умереть.
Острием меча я прочертил в торфе прямую линию длиной в шесть футов, потому другую, чуть короче и поперек первой.
Эдрик фыркнул.
– Предлагаешь клясться по-бретонски?
– Если действительно хочешь, чтобы я сдался, то да. – Я опустил клинок в ножны и сглотнул предательский комок в горле, надеясь, что он не заметил моего волнения. – мы встанем на противоположных сторонах креста, ты дашь мне свое обещание, а потом мы обнимемся, как равные. Вот как это делается.
– Танкред! – проговорила Беатрис, и я услышал всплеск отчаяния в ее голосе, прежде чем она зарыдала.
Двое англичан недовольно забурчали. Эдрик поднял руку, чтобы заставить их замолчать. Вручив свой щит стоявшему рядом воину, он медленно вышел вперед и посмотрел на меня с опаской и подозрением. Но я стоял один, убрав оружие в ножны, разведя руки в стороны, чтобы показать, что не собираюсь причинить ему зла; он не мог видеть, как струйки пота стекают по моей спине и груди.
По моему указанию он остановился на одном конце креста, в то время как я занял позицию на другом. Если бы он захотел ударить меня сейчас, я не успел бы ни уклониться, ни вынуть меча из ножен, чтобы отразить его удар.
– Что я должен сказать? – спросил он.
Вероятно, он ожидал своего рода ритуальной литургии.
– Ты даешь клятву в любой форме. Точные слова не имеют значения.
Он устало вздохнул, а потом сказал:
– На этом кресте я клянусь, что все твои товарищи будут освобождены. Достаточно?
– Вполне, – ответил я. – Теперь мы обнимемся.
Дикий Эдрик снова улыбнулся, на это раз то была широкая улыбка, обнажившая его желтые зубы, потому что он уже верил, что выиграл. Я развел руки, чтобы обнять его. Сделав то же самое, он шагнул ко мне. Он сцепил пальцы за моей спиной, я тоже, но правой рукой нащупал рукоять кинжала и одним быстрым движением освободил его из ножен, подняв к горлу Эдрика, прежде чем тот успел сообразить, что случилось. Левой рукой я крепко держал его поперек туловища.
– Только дернись, и я тебя убью, – сказал я, потом крикнул его людям: – Стойте, где стоите и положите оружие, иначе эта сталь распорет горло вашего лорда Эдрика.
Сначала мне показалось, что они не расслышали меня, но потом я прижал кончик лезвия к его коже, чтобы показать, что шутить не собираюсь. Струйка крови потекла за ворот рубахи Эдрика, и они беспокойно переглянулись, прежде чем выполнить мой приказ. Ни один вассал не захочет нести ответственность за гибель своего господина, независимо от того, к какому народу он принадлежит – к англичанам, норманнам или хоть к басурманам.
– Ты не посмеешь убить меня, – сказал Эдрик. – Если ты сделаешь это, вас прикончат в один миг. Вас порвут на куски, а потом помочатся на ваши трупы.
– Заткнись, – прошипел я.
Шаг за шагом мы отступили к кольцу, где Роберт молча отстегнул его меч от пояса.
– Что нам теперь делать? – пробормотал Эдо. – Или это тоже входило в наш план?
Я не ответил. Я знал только, что мы получили краткосрочное преимущество, и должны были использовать его как можно лучше.
– Дорогу! – крикнул я людям Эдрика. – Дорогу!
Отсюда до края болот было далеко, а до сарая, где нас ждал Эдда с лошадьми еще дальше. Даже когда англичане и датчане расступились в стороны, а мы, сохраняя кольцо, начали движение вперед, я видел, что мы не сможем уйти далеко. Потому что они все равно будут следовать за нами всю дорогу, и рано или поздно некоторые горячие головы нарушат свою присягу Эдрику и обратят против нас свои мечи в попытке спасти их господина. Я и сам поступил бы так же. И когда это случится, нам придется сражаться с ними со всеми.
Враги становились все беспокойнее, их руки потянулись к оружию, они начали заступать нам дорогу. В щель между краем щитов и ободом шлемов на нас смотрели холодные светлые глаза.
– Разойдись! – сказал Понс. – Прочь с дороги, или мы убьем лорда.
Они уже понимали, что то была пустая угроза и шли за нами быстрее, чем мы могли отступать.
– Они трусы, – крикнул Эдрик, не обращая вниманию на острую сталь около горла. – Смотрите, как они бегут от вас!
С этим я уже ничего не мог поделать.
– Стойте, – сказал я остальным.
Мы отошли всего на тридцать шагов от места, где Эдрик попался в мою ловушку. Мы не могли выбраться из загона, так что все мои усилия пошли прахом. И вообще, я предпочел бы встретить смерть с мечом в руке, чем малодушно бежать от врага.
– Будем драться здесь.
Эрик рассмеялся, теперь он мог себе это позволить. Громоподобный, торжествующий хохот, который вполне соответствовал его прозвищу, казалось, отражался от стен домов и летел в пасмурное небо, заполняя собой всю ночь. В конце концов, победа осталась за ним.
Но бросив взгляд на моих верных соратников, я понял, что не я один слышал этот звук. Откуда-то из-за стен к нам долетали крики, и они были похожи на те, которые я слышал много раз: крики ненависти и боли, вопли раненых и умирающих. Должно быть, враги тоже услышали их, они начали неуверенно переглядываться, а я удивленно смотрел на моих братьев по оружию. Кто мог атаковать Беферлик?
Лорд Роберт усмехнулся.
– Когда ты сказал, что смог собрать только девять человек, я знал, что это не может быть правдой.
– Я не лгал, – ответил я, это было все, что я успел сказать, потому что меня прервал рев военных рогов: два резких призыва, один сразу за другим. Сигнал сплотить ряды.
На главных улицах царил хаос. Люди метались взад и вперед, некоторые с ведрами воды, другие, казалось, без всякой цели вообще. И вдруг я понял, почему, так как со стороны стены снова долетел порыв холодного воздуха, и темное небо расчертили длинные полосы огня, подобные падающим звездам, только летящие гораздо ниже и горящие более яростно. Они плыли над остриями частокола: первый залп, потом еще и еще. Некоторые стрелы без вреда падали в уличную грязь, но многие втыкались в соломенные крыши, и от них во все стороны разбегались оранжевые и желтые щупальца. Я оглянулся в сторону, откуда мы пришли, и увидел корчащиеся в пламени крыши домов и мастерских под стенами монастыря.
