Текст книги "Эльфы. Во власти тьмы"

Автор книги: Джеймс Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 61 страниц)

Глава 5

Отступить – значит погибнуть.

За прошедшие тысячелетия стены правительственного здания еще ни разу не видели такого волнения и беспорядков. Перед сценой-возвышением колыхалось море голов. Галерка и боковые ложи были забиты битком так, как никогда раньше. Во всех оконных и дверных проемах теснились любопытные лица. На площади перед дворцом собрались тысячи тех, кто не смог попасть внутрь, но отчаянно на это надеялся.

Дворец был выстроен в самом сердце Исанденета, первого города и морского порта в Калайусе. На языке древних он именовался «Гардарин», но местные жители подыскали для него куда более прозаичное словцо «жук». Дворец возвышался на мощенной булыжником восточной торговой площади, а его шпили были видны из любой точки города. Формой здание напоминало панцирь жука, живущего на лианах. Метафора подразумевала колоссальную силу и прочность. Этот панцирь не раздавит нога случайного прохожего.

Стены, выложенные из камня, добытого в карьерах Толт-Аноора, скрывались под роскошной деревянной кровлей, свесы которой опускались с обеих сторон почти до самой земли. Конек крыши изящно вздымался над главным входом и лестницей, достигая почти ста пятидесяти футов в высоту в своей срединной точке. Шпили украшали все четыре угла и центр здания. Когда в Гардарине шло заседание, на них развевались алые флаги, а в маленьких башенках стоял на часах почетный караул в классических темно-зеленых камзолах.

Вместе со своей тройкой ТайГетен Катиетт забралась на верхние стяжки стропил, перекрещивающихся под самой крышей. Они поднялись по лестнице на главную балюстраду, а уже оттуда – еще выше, в царство теней. Отсюда, на благоразумном удалении от огромной толпы, заполнившей собой каждое кресло, скамью, проход и подоконник, они могли видеть все.

Там, где сходились зоны для размещения приглашенных, располагалось возвышение. Задняя его часть представляла собой пять рядов кресел, поднимающихся уступами. Кресла были простыми, но удобными и снабженными мягкими подушечками. Одно место для верховного жреца и еще одно амлана[7] от каждой деревни, поселения и города, равно как и прочих представителей эльфийских кланов.

Перед этими рядами стояли три кафедры, украшенные резными изображениями Инисса при сотворении земли и эльфов. Они располагались полукругом вокруг темного пятна на в остальном безупречно выскобленном белом каменном полу. Однажды в Гардарине пролилась кровь. День инаугурации дворца навсегда останется в истории как гнетущее и мрачное событие. Большое пятно неправильной формы тщательно сохраняли в качестве напоминания о днях, память о которых канула в Лету, на что, впрочем, надеялись далеко не все.

В воздухе повисло напряжение. Часом ранее над Исанденетом прокатилась гроза, разрывая небо проливным дождем и вспышками молний. В городе начали перешептываться, что, дескать, боги подают знак. Но Катиетт не обращала на такую ерунду внимания. Если эльфы хотят избежать беды, то должны рассчитывать только на себя. Именно для этого боги и населили ими землю. Чтобы эльфы жили в гармонии и мире. Любили землю и все, что на ней обитает и произрастает.

Но слишком многие из них забыли об этом. И сейчас их здесь собралось тоже слишком много. Толпа глухо волновалась в ожидании, пока не начнутся речи, буквально исходя слюной от перспективы возможного осуждения. А Катиетт испытывала одну лишь глубокую печаль. Она знала, в чем кроется причина их ярости, но ведь ни одного из них не было здесь в тот судьбоносный день десять лет назад, когда Такаар отступил. Ни одного. Она спросила себя, а кто же в действительности стоит за всем этим и почему они так долго ждали, чтобы привести свой план в действие. Быть может, сегодня она получит ответы на эти вопросы.

Катиетт взглянула вниз на старшего представителя клана Инисса, Джаринна, Верховного жреца Инисса, которому явно хотелось поскорее оказаться в храме в Аринденете. На Ллирон, Верховную жрицу Шорта, обладательницу немигающего взгляда. На Калидда, амлана Денет-Барина, нервно потирающего руки. И на Пелин, архонта[8] Аль-Аринаар, главнокомандующего гвардии Инисса, которая, подобно всем остальным, выглядела взбешенной и готовой бросить вызов всему миру. Разумеется, сама она к детям Инисса не принадлежала, зато была верной сторонницей Такаара. Приближались нелегкие времена, и от того, на чью сторону встанет Аль-Аринаар, гвардия, составленная из представителей всех кланов, зависело слишком многое.

Взгляд Катиетт переместился на гобелены, которыми была увешана стена за рядами кресел на возвышении. Прекрасные творения описывали историю славных сражений и великих побед, потрясающий героизм и подвиги Такаара. Но картина эта была не совсем точной. Неполной. И Катиетт спросила себя, как долго они еще провисят здесь.

– Сейчас он бы нам не помешал, – подал голос Графирр, стараясь перекричать шум толпы.

Катиетт повернулась к своему Тай. Он сидел верхом на балке, опираясь грудью на другую, ведущую на самый верх «панциря». Она выразительно подняла брови.

– Он бы не помешал нам таким, каким был когда-то, – заметила она.

Графирр кивнул.

– Да. Извини. С моей стороны это было неумно.

Катиетт улыбнулась.

– Совсем немного. Инисс свидетель, что ты прав.

– Ты должна быть там, внизу, – сказала Меррат, и глаза ее лукаво блеснули.

– А ты не боишься упасть? – парировала Катиетт. Закусив губу, она окинула взглядом шумное сборище внизу. – Ни за какие благословения Инисса я не согласилась бы сегодня оказаться там.

– Ты так полагаешь? – осведомилась Меррат.

– Для этого не требуется особого ума, – отозвалась Катиетт. – Но я сомневаюсь, что сегодняшнее сборище обладает хоть каплей здравого смысла.

Враждебность и агрессия ощущались буквально физически. К ним примешивалась одуряющая влажность. Воздух снаружи был совершенно неподвижен, и, несмотря на открытые двери и оконные створки, в помещении не ощущалось ни малейшего сквозняка. Волны духоты поднимались все выше, становясь невыносимыми, запах пота смешивался с древесными и животными ароматами, забивая ноздри. За происходящим следили взгляды. Гневные. Презрительные. Ненавидящие.

– Ну, наконец-то, – сказала Меррат.

Распорядитель Гардарина поднялся на ноги. Его приветствовал оглушительный рев собравшихся. Звали его Хелиас, и свою зелено-белую церемониальную мантию он носил с привычной властной небрежностью. Он был молодым и амбициозным членом клана Туала. Обожаемым и ненавистным в равной мере. Он упивался своим положением и должностью. Разговоры на балконах и в зале стихли, когда Хелиас подошел к центральной кафедре. От стен отразилось эхо нескольких криков. Обычно они были добродушными. Только не сегодня.

– Итак, мы собрались здесь! – начал Хелиас. – Все вы знаете, что время пришло. И у каждого из вас есть свое мнение. И вы спрашиваете себя, почему же мы ждали так долго. Что ж, предлагаю вам выслушать тех, кто, в свою очередь, готов прислушаться к вам и надеется, что вы им поверите.

– Недурное начало. Он пытается снять напряжение, – пробормотала Катиетт.

– Думаешь, он готов переметнуться? – полюбопытствовала Меррат.

– Гони от себя подобные мысли, – улыбнулась Катиетт. – Он так же нейтрален, как и любой презренный туали.

– Для участия в дебатах приглашается Джаринн, Верховный жрец Инисса, хранитель храма Аринденета и защитник памяти Такаара!

Эти слова были встречены какофонией неодобрительных выкриков и свиста. Джаринн, высокий и стройный, что было свойственно представителям клана Инисса, обладал роскошной шевелюрой, длинные черные пряди которой были зачесаны назад и перевязаны золотой нитью. Лицо его с тонкими чертами светилось горделивостью, которая, по его словам, случайно досталась ему по праву рождения, а глаза, большие и раскосые, овальной формы, поражали синевой. Его мантия была простой и безыскусной, как того и требовал Инисс. Коричневой, лишенной каких бы то ни было украшений и даже капюшона. Он ходил босиком, что являлось символом веры в Инисса, который оберегал его от зла. Катиетт надеялась, что сегодня утром его молитвы были особенно горячими.

Подойдя к кафедре, Джаринн окинул собравшихся твердым взглядом. Пожалуй, он даже слегка покачал головой, прежде чем сосредоточиться на противоположной кафедре. Он пренебрег своим правом обратиться к спикеру-распорядителю с требованием защитить его от оскорблений, градом обрушившихся на него. Однако же он задержался на мгновение, чтобы кивком поблагодарить тех, кто встал из кресел в арочных рядах, дабы приветствовать его аплодисментами. От этого шум в зале стал оглушительным.

– Ну, и где же поддержка общественности? – осведомился Графирр, когда Хелиас воздел обе руки, запоздало призывая собравшихся к порядку.

– Джаринн посоветовал сторонникам Такаара не приходить на собрание, – ответила Катиетт и вновь улыбнулась. – Как бы то ни было, но большинство из нас находятся здесь, наверху.

На балках расположились сразу пять звеньев Тай[9]. Изрядное, следует признать, количество элитных воинов Инисса. Еще пять троек были рассредоточены по городу, наблюдая за местами наиболее вероятных беспорядков, которые непременно должны были возникнуть, если будет объявлено о всеобщем порицании и осуждении. Катиетт должна была знать о царящих в городе настроениях на тот случай, если Джаринну потребуется срочно и без помех вернуться обратно в Аринденет.

Собравшиеся внизу, под ними, гулко и ритмично начали топать ногами. По залу покатилось грозное эхо, напомнившее о великих битвах древности, прелюдия к хоровым песнопениям и погребальному плачу. Катиетт ощутила, как задрожали в такт балки перекрытия, и мысленно перенеслась во времена, предшествовавшие гармонии и принятию закона Такаара.

– Слово предоставляется… – начал Хелиас.

Голоса присутствующих слились в громоподобный воинственный рев.

– Ло-ри-ус, Ло-ри-ус, ЛО-РИ-УС!

Рев безостановочно катился по залу собраний. Хелиас вновь поднял руки, но это ни к чему не привело. И все-таки сквозь шум толпы Катиетт расслышала его голос, взлетевший к самому потолку.

– Слово предоставляется Лориусу, Верховному жрецу Туала, хранителю храма Тул-Кастарина и порицателю Такаара!

Ритмичный речитатив и топанье ногами сменились откровенным подхалимажем. Некоторые из присутствующих верноподданнически бросились к краю возвышения. Но путь им преградили гвардейцы Аль-Аринаар. В воздух взлетели гневно воздетые кулаки, духота и напряжение нарастали. Графирр шумно выдохнул. Катиетт отчетливо представляла себе, какие чувства он сейчас испытывает.

Лориус поднялся или, точнее говоря, воздел себя на ноги. Он был уже стар, стар даже для представителя клана Туала. Верховный жрец родился еще до того, как был принят новый календарь, провозгласивший гармонию. Годы мира. О боги! Если он еще что-то и помнил, то его воспоминания о временах, предшествовавших эпохе гармонии, были смутными и расплывчатыми.

Лориус с раздражающей неспешностью прошествовал к кафедре. Разложив на ней бумаги, он некоторое время изучал их, прежде чем поднять голову и долгим взглядом окинуть собравшихся в зале. Лицо его было изрезано глубокими морщинами, но в карих глазах по-прежнему полыхало пламя, а на слегка подрагивавшем подбородке еще сохранились редкие клочья некогда роскошной бороды.

Лориус откинул капюшон, обнажая лысый череп, обтянутый сморщенной кожей в старческих пятнах, и обвислые уши, острые кончики которых загибались наружу. Стоило ему поднять руки, как шум и гвалт в зале стихли, словно по мановению волшебной палочки. Он величественно кивнул в знак признательности.

– Наступают черные дни, – хриплым и задыхающимся голосом провозгласил он. – Ожили и зашевелились темные силы, скрывающиеся под маской доброжелательности и милосердия.

– Напыщенный глупец, – пробормотала Катиетт.

– Эта ползучая и заразная болезнь угрожает всем нам и тому, чего мы достигли. Но большинство из нас пока еще даже не подозревает об этом, хотя свидетельства этого видны повсюду. Они вполне очевидны для тех, кто умеет смотреть и видеть. И нас постигнет незавидная участь, если только мы не начнем действовать немедленно.

Ответом ему послужили театральные стоны, раздавшиеся во всех углах зрительного зала. Лориус вновь поднял руки, призывая к тишине. Джаринн лишь покачал головой.

– Да, это будет настоящая трагедия. Такаар и все его грандиозные идеи, его гармония, его поступки. Притворство и профанация. Все это – сплошное надувательство!

– Как могут тысячи лет мира быть притворством и надувательством? – выкрикнул Джаринн перед тем, как негодующие вопли толпы заглушили все остальное.

По Гардарину прокатился удар гонга. Спикер призвал собравшихся к порядку. Гонги в рамах висели справа и слева от возвышения, а рядом стояли ula с колотушками длиной в руку, ожидая сигнала распорядителя. Гулкое эхо отразилось от стен Гардарина, успокаивая толпу. Точнее, ораву.

– Я требую соблюдать правила поведения в этом зале. Зрителям запрещается громкими криками мешать дебатам, – заявил Хелиас перед тем, как вперить суровый взгляд в Джаринна. – А Верховный жрец Джаринн обязан дождаться своей очереди, чтобы высказаться.

Толпа взорвалась улюлюканьем, свистом и оскорбительными выкриками. Многие из собравшихся издевательски грозили Джаринну пальцами. Верховный жрец лишь развел руки в стороны и пожал плечами, изображая неотесанного деревенщину, но заслужил лишь новые насмешки и оскорбления. А Лориус вновь успокоил слушателей.

– Благодарю тебя, Хелиас. Я не сказал вам ничего, чего вы уже не знали бы сами. Мы все поверили словам Такаара. Мы все поверили в миф о гармонии эльфов. Почему я называю ее мифом? Сейчас я поясню вам почему. Причин тут две. Первая.

И жест, которым он выставил палец, тут же повторили тысячи слушателей.

– Такаар поначалу и впрямь мог руководствоваться чистыми идеалами, но что случилось, когда возникла угроза его собственной жизни и жизни его братьев по клану Инисса? Он сбежал, как трусливый пес, коим и является на самом деле. Он побежал к вратам, и его приспешники повалили за ним. И он прошел через врата, обрекая тем самым сотни тысяч эльфов на смерть. Вот такая «гармония» получилась в тот день. Хорошенькое дело, нечего сказать!

Следовало отдать должное Лориусу: он не боялся манипулировать переменчивым настроением огромной толпы. Катиетт вгляделась в лица, которые могла видеть со своего места. На них были написаны праведный гнев и негодование. Они искали выхода душившей их ярости и сконцентрировали ее на кафедре, стоявшей напротив их обожаемого героя. Шквал оскорбительных выкриков, обрушившийся на Джаринна, оглушал. А Хелиас преспокойно стоял рядом, не вмешиваясь в происходящее. Джаринн же изо всех сил старался сохранить на лице невозмутимое выражение.

– Вторая! – взревел Лориус, и вслед за приветственными криками в воздухе поднялся целый лес растопыренных буквой «V» пальцев. – Что же мы увидели за десятилетия, прошедшие с того момента, как Такаар прошел сквозь врата у Хаусолиса, которые обрушились за его спиной, и бежал в лес? Разве мы видели, чтобы дети Инисса трудились, как проклятые, чтобы поддерживать гармонию, которую навязал нам их трусливый предводитель?

Лориус сделал паузу. Слушатели затаили дыхание.

– Давайте-ка на минуту перенесемся в прошлое. На протяжении тысячи лет в тропическом лесу жили эльфы. Все мы верно следовали гармонии Такаара. Закону Такаара. И среди нас не найдется никого – хотя уже очень немногие помнят первые дни, проведенные нами здесь, – кто осмелился бы утверждать, что у нас ничего не получилось. Туал свидетель, мы должны были жить в мире, чтобы справиться с проблемами, с которыми столкнулись здесь.

– Все кланы держались вместе, чтобы мы не только выжили, но и процветали. Включая и клан Инисса.

Свист и улюлюканье прервали его речь, и на лице Лориуса впервые отразилось раздражение. Выйдя из-за кафедры, он подошел к самому краю возвышения и остановился, глядя в толпу. На мгновение Катиетт показалось, что он лишится власти над собравшимися столь же легко, как и обрел ее. Он стоял, одинокий ula, перед вопящим сборищем, которое не обращало на него никакого внимания. Но вот уже во второй раз, хотя и скрепя сердце, ей пришлось воздать ему должное.

На лице его не дрогнул ни один мускул. Не сделал он и умиротворяющего жеста, как и не отвел глаз от беснующейся толпы. И, мало-помалу, та угомонилась, сообразив, пожалуй, что спектакль окончен и что ее главный актер сошел со сцены.

– Благодарю вас, – негромко произнес Лориус, после чего вновь вернулся за кафедру, словно бросая вызов собравшимся. – Почему вы глумитесь над правдой? Пожалуй, у вас короткая память. Клан Инисса стал инструментом для достижения успеха гармонии, а Верховный жрец Джаринн – ключевой фигурой, обеспечившей этот успех. Можете свистеть и улюлюкать и дальше, если не верите мне.

В зале стояла тишина. Почти мертвая. Меррат коротко рассмеялась.

– А он – хороший оратор, не правда ли?

– Очень, – подтвердила Катиетт. – Смотри, как умело он подвел толпу к тому, что скажет сейчас.

– Так почему же мы собрались здесь, зная, что наши люди – несчастливы? Что они чувствуют себя обманутыми? Что напряжение нарастает день ото дня и что между кланами уже произошли столкновения? Вновь наступают темные времена, о которых мы думали, что они больше никогда не вернутся. Ответ прост и трагичен одновременно.

– Вслед за позорным крахом Такаара, клан Инисса, ободренный количеством воинов, вернувшихся вместе с ним – что само по себе удивительно, ведь другие кланы понесли ужасающие потери, – принялся заново утверждать себя в качестве доминирующей силы.

Свист и улюлюканье раздались вновь, но на сей раз Лориус лишь согласно кивнул головой.

– Да. Да. На всей нашей земле они назначают себя главными. Амланы Исанденета, Толт-Аноора и Денет-Барина?

– ИЗ КЛАНА ИНИССА!

– Верховный жрец Шорта?

– ИЗ КЛАНА ИНИССА!

– Наварх, командующий флотом?

– ИЗ КЛАНА ИНИССА!

Лориус развел руки в стороны. Ответом ему послужили громовые аплодисменты. Он погрозил аудитории пальцем, когда они достигли своего пика, и заговорил вновь.

– Я могу продолжать до бесконечности. – Он взял стопку бумаг, лежавших перед ним на кафедре. – Судьи и землевладельцы, гражданские служащие и хранители казначейства. Дети Инисса повсюду. И пусть архонт Аль-Аринаар принадлежит к клану Туала, но любовь к Такаару делает ее верной сторонницей клана Инисса. Они действуют незаметно и исподволь, но уже прибрали к рукам всю власть. Они повсюду! Даже здесь, на верхних балках!

Собравшиеся, как по команде, подняли головы, глядя на воинов ТайГетен, сидящих под самым потолком. Многие стали швырять в них чем попало, главным образом фруктами. Воины на балках тщательно уклонялись, ловя почти все, что летело в них. Меррат с вызовом подняла руку, демонстрируя готовность метнуть обратно зажатый в кулаке незрелый и твердый плод манго.

– Нет, – сказала Катиетт. – Еще рано. Не сейчас.

– Вы только посмотрите на них, – продолжал сыпать упреками Лориус. – Подобно обезьянам, раскачивающимся на ветках баньяна, они боятся сойти на землю, чтобы мы не увидели лжи и обмана в их глазах. Слишком высокомерные, чтобы поселиться среди своих братьев, и боящиеся подхватить от нас что-либо неприличное. Или, быть может, они, наши так называемые бессмертные, укрылись там, дабы защитить нас от беды? Или обеспечить единство кланов? Думаю, нет. Все ТайГетен принадлежат к клану Инисса. ВСЕ ДО ЕДИНОГО! И сейчас они собрались там в ожидании приказа защищать только самих себя и себе подобных.

– Такаар – вот причина того, что члены клана Инисса отказываются от смешанных браков. Они используют против нас закон Такаара. Почему любую мало-мальски значимую должность занимает только представитель одного клана? По той же самой причине. По закону Такаара. Закону, который гласит, что любой обладатель властных полномочий должен сочетаться браком только с братом или сестрой, кои способны наилучшим образом обеспечить гармонию. Гармонию Такаара!

– Гармонию, ради которой погибли сотни тысяч тех, кто не принадлежал к клану Инисса. Гармонию, благодаря которой мы вновь станем рабами под пятой клана Инисса. И поэтому мы должны освободиться, пока не стало слишком поздно. Мы должны жить в гармонии, каковой она задумывалась изначально. До того, как она превратилась в орудие подавления наших ничтожных, смертных душ.

С каждым его словом и жестом гнев и воинственность толпы нарастали.

– Прежде чем подлинная гармония будет уничтожена, мы должны вернуть себе ту жизнь, которой наслаждались до того, как Такаар предал нас. Я говорю – к дьяволу закон Такаара! Я говорю – вычеркнем его из наших уложений. Я порицаю и осуждаю Такаара, называя его трусом, коим он в действительности и является. Я отрекаюсь ото всего, что он олицетворяет, и говорю – лишите его последнего влияния. Я осуждаю Такаара и обвиняю его. Голосуйте со мной!