Текст книги "Эльфы. Во власти тьмы"

Автор книги: Джеймс Баркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 61 страниц)

– Пожалуй, я бы попытал счастья с Ллирон.

– Так я и думала. Но, подозреваю, Пелин поведет себя далеко не столь малодушно. Хочешь побиться об заклад?

– С тем, кто так хорошо разбирается в психологии эльфов? Благодарю покорно, но нет.

– Знаете, я даже затрудняюсь сказать, разочарована я или нет, – сказала Ллирон. – Я отдаю должное вашей вере и мужеству. Ну и, разумеется, я буду молиться за ваши души, которые, без сомнения, обретут милосердный и теплый прием в объятиях Шорта. Но мне представляется, что все это – напрасная трата времени и сил.

Пелин промолчала. Все, что нужно, она, Метиан и Якин уже сказали друг другу глубокой ночью. Они помолились, составили планы и произнесли слова, которые должны были быть сказаны. И теперь им оставалось лишь молчать да удивляться самообладанию Ллирон, которая вела себя так, словно они всего лишь решили не присутствовать на каком-то малозначительном собрании.

Они втроем лежали на полу в коридоре, в тени дверей. Их раздели догола, а потом зашили в их же собственные накидки так, что в прорези капюшонов виднелись одни лишь лица. Разумеется, их еще и связали, дабы исключить возможность побега.

– Раньше это называлось «стручкованием», если вам интересно, – продолжала Ллирон. – Я специально заглянула в летописи прошлой ночью. Провинившегося эльфа приносили в лес и оставляли лежать на земле в таком вот положении, словно стручок гороха, упавший с ветки. Обычно первыми за дело принимались муравьи. Чуть позже к ним присоединялись жуки, пиявки и мухи. Кусачие ящерицы. Змеи тоже не упускали случая отведать лакомства, а потом, когда в воздухе разливался запах крови и страха, на пиршество наведывались пантеры, собаки и обезьяны.

– Наказание было очень творческим. И считалось весьма действенным средством устрашения. Нечто вроде возвращения и переработки живьем, вам не кажется? Я, правда, подумывала о том, чтобы отдать вас биитанам, но они не позволили бы вам и слова сказать в свою защиту, не говоря уже о том, чтобы вымолить жизнь. Они попросту прикончили бы вас на месте безо всяких разговоров.

Ллирон умолкла, укоризненно качая головой и глядя на них.

– Полагаю, сейчас вам дьявольски неуютно. Но помните, что лучше вам уже не будет до самого конца жизни. Повозки ждут вас снаружи.

Глава 20

Командующий подвергает свою армию опасности всякий раз, когда останавливает ее, чтобы вновь обдумать свое решение.

Их погрузили по одному на запряженные волами повозки, привязав к ним в сидячем положении. Вскоре телеги с Метианом и Якином в сопровождении высших жрецов укатили каждая в свое гетто. Пелин же повезли вниз по улице в Парк Туала, где клан собирался перед тем, как совершить набег на другую часть города.

Пелин с горькой иронией сказала себе, что должна чувствовать себя польщенной. Впереди ехала роскошная алая карета, в которой восседала сама Ллирон. Флаги, почетный караул Сенсерии и легко узнаваемый силуэт Верховной жрицы Шорта вызывали почтительное уважение всех кланов и притягивали толпы любопытных, которые, на время забыв о своих разногласиях, словно мухи на мед, сбежались поглазеть на процессию, чтобы понять, что же здесь происходит.

Публичные выезды Верховной жрицы Шорта были событием исключительным и редчайшим. Как правило, церемониальным поводом для них становилась лишь смерть Верховного жреца Инисса и Фестиваль Ушедших Душ. Разумеется, ее можно было увидеть и в Гардарине во время публичных слушаний, но мифы и аура, окружавшие Верховную жрицу Шорта, обладали для эльфов неизъяснимой притягательностью.

Мужчины и женщины шагали рядом с телегой, на которой везли Пелин. Уже очень скоро самые нетерпеливые и любопытные начали проталкиваться к ней поближе, дабы выяснить, кто она такая и почему удостоилась столь строгой охраны и, одновременно, почетного эскорта. Отсюда был всего один короткий шажок до первой порции плевков, оскорблений и угроз. Зеваки, разумеется, не могли знать, что ожидает Пелин, но отсутствие малейших следов тревоги у нее на лице в свете их обещаний лишь еще больше раззадорило толпу.

Сенсерии и жрецы, сопровождавшие повозку, не делали попыток отогнать самых нетерпеливых и рьяных. Напротив, они даже расступились, освобождая место тем, кто хотел подобраться поближе, и лишь не давали причинить пленнице физический вред.

У Пелин, связанной в своем стручке-коконе, была масса времени насмотреться на откровенную ненависть и понять, какую же несусветную глупость они сотворили. В ходе очень эмоционального разговора они убедили друг друга в том, что сумеют усмирить разбушевавшуюся толпу, воззвав к голосу разума и здравому смыслу.

Суровая правда заключалась в том, что к ним приближался неприятельский флот, что их предал высокопоставленный иниссул, а по городским улицам с видом победителей расхаживали люди. Нужно было проникнуться сочувствием к эльфам, у которых оказался общий враг, но которым надо было указать направление, чтобы они увидели его. Пожалуй, случится настоящее чудо, если кому-нибудь из пленников хотя бы позволят открыть рот для чего-либо еще, помимо криков боли.

Пелин, пожалуй, отрешенно пожала бы плечами, смиряясь с судьбой, но у нее не было возможности совершить столь экстравагантный поступок. Руки и ноги у нее затекли, по коже бегали мурашки, а боль в левой лодыжке становилась нестерпимой. Спиной она то и дело ударялась о металлическое ребро в задке повозки, а кожа на голове чесалась просто неимоверно.

Пелин посмотрела налево, на проплывающие мимо здания, сидя спиной по ходу движения. Она заметила вдали, с правой стороны, шпили Гардарина, царапающие небо над скульптурными постройками Глейда, самого престижного жилого района Исанденета. Значит, уже скоро.

Глейд постепенно сменился кварталом ремесленников, в просторечии именовавшимся «Фреской». Следом за ним показался центральный рынок первоклассных и очень дорогих товаров, а потом и небольшая красивая площадь, за которой начинался Парк Туала. Пелин почувствовала запах гари и горелого мяса. Он смешивался с запахом моря и куда более неприятными ароматами гнили и плесени. Хороший ливень прибил бы их к земле, но, похоже, ее убьют еще до восхода солнца, сухим и жарким ранним утром.

Карета и повозка с грохотом покатились по брусчатке рыночной площади. Сенсерии и жрецы теснее сомкнулись вокруг Пелин. Прозвучала отрывистая команда. Стражи в капюшонах угрожающе задвигались. Толпа, следовавшая за ними, численностью теперь уже более ста человек, в едином порыве замерла на месте. Пелин смотрела, как эльфы неловко переступают с ноги на ногу и по-новому, оценивающе глядят друг на друга. Биитане поспешно отступили от гиалан. Аппосийцы шарахнулись в сторону от сефан. Она была уже почти готова пожалеть их, но, ощутив вместо этого на своем лице мерзкую и липкую слюну, вдруг отчаянно захотела, чтобы случился бунт.

– Шорт вас всех забери, – пробормотала она.

Повозка вздрогнула и остановилась. Она почувствовала, как с передка на землю спрыгнули возница и его напарник. Из парка доносился гул множества голосов и треск огня. Перед нею вдруг возникли возница со своим товарищем, откинули задний борт повозки, державшийся на цепях, ухватились за ее наглухо зашитый саван и потянули на себя. Голова ее несколько раз больно ударилась о доски, из которых было сбито дно повозки, и она оцарапала кожу о заклепки, которыми они крепились к поперечной балке.

Они едва успели подхватить ее с обеих сторон, чтобы она не ударилась о землю, и в вертикальном положении, почти бегом, понесли к тому месту, где перед толпой мгновенно замолчавших туали остановилась Ллирон. При виде Пелин эльфы разразились бурей оскорблений и дружно качнулись было к ней, но тут же остановились, натолкнувшись на ответное движение Сенсерии, которые молча шагнули вперед.

Ллирон подняла руки, требуя тишины. Она была единственным членом клана Инисса, который мог невозбранно расхаживать по улицам Исанденета, не говоря уже о том, чтобы отдавать приказы, ничуть не сомневаясь в том, что они будут выполнены.

– Да пребудет с вами благословение Шорта, подданные и почитатели Туала. Мой храм открыт и готов принять всех вас в эти времена столкновений и гнева. Я в отчаянии от той боли, что причинило осуждение Такаара и молюсь денно и нощно за его скорейшее и благополучное разрешение. И решение, приближение которого я чувствую, уже близко, хотя я сомневаюсь, что вы видите его. И вот теперь я принесла вам дар в знак того, что ночь уступает место рассвету, и Шорт с облегчением взирает сверху на тех, кто еще ходит по нашей земле.

– Шорт благословляет каждый клан, и в его храме все вы можете рассчитывать на его любовь и равное обхождение. Шорт принимает в свои объятия души всех павших, добрых и злых. Только он имеет право судить мертвых. И только я должна судить тех, кто осмеливается бросить вызов его воле. И подобное вызывающее неповиновение продемонстрировала Пелин, архонт Аль-Аринаар.

– А теперь, дарованной мне властью, я возвращаю ее вам, ее народу, чтобы вы свершили над ней правосудие так, как считаете нужным, за выказанную ею ересь, предательские действия по отношению к собственному клану и за убийство тех, кто всего лишь хотел накормить своих голодающих детей.

Пелин хрипло рассмеялась.

– Она предаст вас! Она – марионетка в руках людей. Она…

Конец посоха вонзился ей в живот, заставляя ее согнуться пополам. Охранники тут же подхватили ее под руки, не давая упасть.

– Это она приказала убить Лориуса. Она – cascarg. Выслушайте меня. Прошу вас.

Кулак возницы впечатался ей в лицо и рассек губу. Толпа разразилась радостными воплями. Ллирон вновь подняла руку и ласково улыбнулась собравшимся.

– Непокорная до самого конца, правильно? А ну, где ваш предводитель? Я могу передать пленницу только представителю законной власти.

Толпа притихла. Эльфы начали переглядываться и расступились. В образовавшуюся брешь шагнула чья-то фигура. Пелин взглянула в лицо своему палачу.

Хелиас, распорядитель и спикер Гардарина.

* * *

Они не успели пройти вглубь тропического леса и мили, как жалобы и стенания достигли такого накала, что Катиетт вынуждена была объявить привал, останавливая и без того медленное и тягостное движение вперед. Она честно пыталась проникнуться к ним симпатией и сочувствием. Пыталась изо всех сил. Но, курсируя вдоль несообразно длинной, едва ковыляющей колонны неподготовленных, неприспособленных и откровенно недостойных эльфов, она видела, какой вред они наносят ее лесу и как стремительно улетучивается их воля и самообладание, словно кровь из перерезанной яремной вены.

– Граф. Отдай приказ устроить их поудобнее. Насколько это вообще возможно, разумеется.

Услышав за спиной сдавленное проклятие, Катиетт обернулась и увидела эльфов, мужчину и женщину, которые отчаянно цеплялись друг за друга. Вот он споткнулся о торчащий из земли корень. Лицо у мужчины распухло, на щеках и шее виднелись синяки. Нос у него был сломан несколько раз, и один из ее ТайГетен вправил его в полевых условиях. Женщина негромко плакала. На шее у нее виднелись темные пятна, словно кто-то пытался намеренно задушить ее, а в глазах застыло тоскливое выражение, навеянное воспоминаниями, которые никогда не поблекнут.

Катиетт присела рядом с ними на корточки, когда оба обессиленно повалились на землю, поддерживая друг друга с отчаянием людей, сознающих, что больше им терять нечего. Увидев ее так близко от себя, в боевой раскраске и маскировочном костюме, iad инстинктивно отпрянула. На мгновение у Катиетт болезненно защемило сердце.

– Вы не должны меня бояться, – прошептала она. – Я здесь для того, чтобы защитить вас. И еще я клянусь вам Иниссом, своим богом и властелином, и своей жизнью, что, когда все это закончится, вам больше никого не придется бояться.

– Но почему мы здесь? – вопросил ula. – Ей столько пришлось выстрадать. А теперь вы просите нас совершить многодневный марш по тропическому лесу. Неужели для нас нет более безопасного места, чем Аринденет?

– Доверьтесь мне, – сказала Катиетт. – Вы все поймете. Я очень сожалею обо всех тяготах, выпавших на вашу долю, потому что в этом нет вашей вины. Но мы должны обеспечить вашу безопасность. Мы должны сделать так, чтобы больше никто не смог добраться до вас и причинить вам вред.

Катиетт наклонилась к iad и достала из кармана лоскут чистой ткани. Та приняла его и прижала к носу, из которого тоненькой струйкой текла кровь.

– Благодарю вас.

– ТайГетен открыли сезон охоты на тех, кто стремится уничтожить все, что мы построили. На тех, кому нет места в нашем мире и кто с радостью вернул бы нас во времена Войн Крови. И все это мы делаем во имя Инисса.

– Я не хочу, чтобы вы убивали из-за меня, – прошептала iad.

Катиетт окинула девушку внимательным взглядом. Скромная и тихая, не отличающаяся особой красотой. Одета в платье, которое наверняка сшила сама, купив материал на блошином рынке, а руки ее привыкли держать перо, а не лопату или оружие. Но при этом она была чистокровным иниссулом.

– Инисс направляет мою душу, а Туал – руку. Мы делаем то, что должны.

– И получаете от этого удовольствие, – возразила iad. – Разве не так? Все ТайГетен одинаковы. Вы убиваете, чтобы исправить зло.

Катиетт нахмурилась.

– Мне нравится красота тропического леса, и мне нравится быть ТайГетен. А вот нравится ли мне убивать? Нет. Но наши враги не оставляют нам иного выбора. И они знают, что, хотя мне может и не нравиться то, чем я занимаюсь, свою работу я делаю очень хорошо.

Обе женщины обменялись понимающими улыбками. Катиетт поцеловала свою собеседницу в глаза, прежде чем вновь направиться в голову колонны, затерявшейся в густом подлеске. Начался дождь. Сильный. В небе глухо зарокотал гром.

– Ох, Гиал, какое же неудачное время ты выбрала!

Ее Тай в меру своих сил и возможностей пытались помочь всем страждущим. Они отвечали на вопросы и умоляли проявить терпение. Катиетт, не останавливаясь, прошла мимо них и разыскала Пакиира, стоявшего на коленях рядом с Олмаатом. Поблизости была и Меррат. Катиетт свистом подозвала и ее. Они заговорили на диалекте ТайГетен, представляющем собой смешение древнего языка со щелканьем и чириканьем подданных Туала.

– Все, дальше не пойдем. Смотрите, сколько вреда они причинили, – сказала Катиетт. – Меррат, что там с Ултаном?

– За нами не следят. Они все вернулись в город.

Катиетт кивнула.

– Хорошо. И мы уверены, что наши следы уже затерялись?

Пакиир коротко рассмеялся.

– Они исчезли уже через две сотни ярдов.

– Очень хорошо. А первый cascarg? Тот, что задавал вопросы в Ултане?

Меррат выразительно приподняла брови, и Катиетт вновь кивнула.

– Хорошо, очень хорошо. Ваше мнение. Не пора ли нам развернуть это ходячее бедствие и направить его в перевалочный лагерь?

– Самое время, – решительно выразился Пакиир.

– Думаю, они достаточно страдали, – поддержал его Олмаат.

– Согласна, – заявила Меррат.

Катиетт улыбнулась.

– Пожалуй, еще не достаточно. Давайте-ка не спеша повернем налево, хорошо?

– А ты – жестокая начальница, – заметил Олмаат и попробовал рассмеяться, но смех тут же перешел в сильный кашель.

– Успокойся, брат мой. Я ведь не имею в виду ничего плохого. Женщинам в особенности требуется ощущение безопасности. Так что не будем терять времени. И давайте не скажем им о том, что происходит. Во всяком случае, пока. Проверьте, не нужно ли еще кому-нибудь оправиться перед тем, как мы двинемся в путь.

– Сколько еще до лагеря? – спросил Олмаат.

– Видишь ли, покинув Ултан, мы ходили кругами, – ответила Меррат. – Думаю, до лагеря осталось ярдов четыреста.

Олмаат выдавил болезненную улыбку, от которой слой мази на губах у него потрескался.

– Хотите, чтобы я показал вам дорогу?

* * *

Хелиас подождал, пока Ллирон со своими приспешниками вновь не пересечет площадь, теперь уже в обратном направлении, а ее процессия не исчезнет на улице, ведущей к «Фреске», прежде чем в первый раз взглянуть на Пелин. Ее положили на землю, и туали столпились вокруг почти в полном молчании, ожидая, пока вожак стаи не сделает первый укус. Тишина действовала на нервы и выводила из себя. Пелин попробовала было заговорить, но болезненные пинки под ребра, тычки посохами и удары дубинками оборвали ее попытки.

Когда же стук колес затих вдали, Хелиас вошел в круг и остановился у ног Пелин, держа в руке короткий меч. Он уставился на нее сверху вниз, но она, не дрогнув, встретила его взгляд.

Дрогнуть – значит умереть.

В результате раскола эльфийского общества Хелиас пострадал не слишком сильно. Одежда его была элегантной и опрятной. Подбородок у него оказался чисто выбритым, а волосы недавно вымыты и завязаны на затылке в «конский хвост», который он перебросил через левое плечо. Слухи о нехватке воды в его случае явно оказались преувеличенными. Хотя, не исключено, туали захватили контроль над колодцами и источниками. Скорее всего, так оно и было.

Пелин попыталась увидеть в нем того ula, которого хорошо знала и который часто оказывал ей громогласную поддержку. Вскоре после бегства Такаара и закрытия врат гражданских миротворцев сменили гвардейцы Аль-Аринаар. Естественно, в некоторых кварталах они не пользовались популярностью. Тогда Хелиас поддержал их.

Но сейчас, разумеется, гвардия Аль-Аринаар была злонамеренным порождением дискредитировавшего себя героя. Полиция общества, которого больше не существовало. А Хелиас, помимо всего прочего, всегда чутко улавливал настроения толпы и знал, куда ветер дует. Пелин увидела в его глазах одно лишь презрение, потому что именно этого ожидали от него его вновь обретенные прислужники. Архонт, впрочем, увидела и кое-что еще и сказала себе, что здесь далеко не все так просто.

– Надо же, какой нежданный сюрприз. Пелин. Cascarg Шорта. По-видимому. Хотя не думаю, что я поверил в это. Но есть вещи, в которые я верю. Горячо и искренне.

Хелиас просунул лезвие своего меча под первые путы, которыми она была связана. Веревка не была ни особенно толстой, ни особенно прочной. Хелиас рванул лезвие кверху. Веревка разошлась на волокна и лопнула под одобрительные крики собравшихся туали.

– Я верю в право туали быть хозяевами собственной судьбы в эльфийском обществе. А не падать ниц или бить челом перед иниссулами.

Его клинок перерезал вторую веревку.

– Я верю, что те, кто поддерживает иниссулов в их усилиях вернуть себе власть над эльфами, не заслуживают ничего, кроме вечной ненависти клана, в котором они появились на свет.

Настала очередь третьей веревки. Вот лопнула и она.

– Я верю, что гармония Такаара стала для нас обманом, который длился целую тысячу лет. Поводом для порабощения остальных кланов иниссулами и ширмой, под прикрытием которой оно продолжалось, с использованием железного кулака ТайГетен и Аль-Аринаар.

Меч подобрался к последней веревке. Готово, перерезана и она.

– И еще я верю, что те туали, которые носят в себе ребенка иниссула – не просто efra. Они не заслуживают того, чтобы жить дальше.

Толпа вокруг Хелиаса разразилась одобрительными воплями. Эльфы напирали, закрывая серый рассвет, едва начавший теснить ночную тьму. Хелиас присел на корточки рядом с Пелин и наклонился к ней, так что их лица почти соприкоснулись. Она уже изнемогала от духоты внутри своей накидки, и мерзкий запах, исходящий у Хелиаса изо рта, не помог ей преодолеть подступающую тошноту. Но она вдруг поняла, что не боится его. И испытывает одно лишь разочарование. Единственное, чего она опасалась, так это того, что ей не дадут возможности высказаться. Это стало бы катастрофой для всех, кто столпился вокруг нее, обуреваемый жаждой ее крови.

– Я знаю, что ты собой представляешь, – прошипел он ей на ухо. – И я знаю, кем ты считаешь меня. Но я не настолько невежествен. И я не хочу, чтобы мои братья и сестры слышали то, что ты хочешь нам сказать.

Его лицо расплывалось у нее перед глазами, но она все-таки заметила неприятную улыбку у него на губах.

– Что? – поинтересовался он. – Ты думаешь, что ula не должен думать о себе в первую очередь? Какие пошлости.

– Ты всегда был змеей подколодной, Хелиас.

– Я смогу жить с этим. В отличие от тебя.

Итак, Пелин предстояло умереть. Осознание этого непреложного факта причинило ей боль, и она уронила голову на землю. Хелиас опустился на колени, спрятал свой короткий меч в ножны и вынул нож.

– А давайте-ка посмотрим, что находится там, внутри этого стручка. Давайте насладимся зрелищем командира Аль-Аринаар без одежды. – Хелиас гадко ухмыльнулся ей в лицо. – Я знаю правила стручка. А ты всегда пряталась от меня. Какой позор, моя красавица. Какой позор.

Хелиас провел ножом по ее накидке от горла до самого низа. Швы легко подались острому лезвию и разошлись, выставляя ее на всеобщее обозрение.

Пелин улыбнулась.

– Ой! – сказала она. – Тебе следует вести себя осторожнее с тем, что ты обнажаешь.

Она быстро села и с наслаждением врезала ему левой рукой в подбородок.