Текст книги "Михаэль Шумахер – номер один"

Автор книги: Джеймс (2) Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Не поймите меня неправильно. Я большой поклонник спорта, и здесь нет никакой зависти. Михаэль провел много невероятных гонок, и было здорово гоняться с ним. Но я разочарован.

Я защищал его так долго, как было возможно; люди пытались вернуть меня на землю, а я все защищал его.

Помню, как однажды я толкал речь в автобусе в Сильверстоуне на тестах, и тут едет Михаэль на своей Ferrari. Ребята говорят: «А, вон Шумахер, что за фанатик» – и все такое прочее, а я: «Нет, послушайте, этот парень проезжает по сотне кругов в день, это и делает его таким уникальным. Вы должны отдать ему должное».

Под конец он все же рисковал по-крупному. У него семья, вокруг него выстроена целая система безопасности, но у него все же случались крупные аварии, как тогда, в Монце, когда у него возникли проблемы с покрышкой [инцидент на скорости 354 км/ч во время тестов в 2004 году]. И то, как он отдавал себя делу до конца, поразительно. Он особенный гонщик».

Шумахер выстраивал отношения с другими гонщиками в той мере, которая удовлетворяла его целям, но друзей среди них у него было мало, особенно в последние годы. В начале карьеры относительно близкими товарищами Михаэля были Йос Ферстаппен и Жан Алези.

Шумахер первым признает, что он непростой человек и с ним нелегко поладить.

«Я должен признать, что меня трудно по-настоящему узнать. Это требует времени. Я с огромным трудом открываюсь, способен на это только с близкими людьми, и я определенно закрытый человек, может, даже холодный. Я не буду делать вид, что кто-то – мой лучший друг, если это не так на самом деле. Я склонен к здравому скептицизму – это мое обычное отношение. Очевидно, эта черта укрепилась в связи с определенными событиями в моей жизни. Формула-1, разумеется, тоже наложила на меня свой отпечаток. Двоякая ситуация получилась: с одной стороны, я одинок, а с другой – сотни журналистов обо мне пишут, делают репортажи. Конечно, не каждый мог лично познакомиться со мной – со временем у меня появлялось все больше дел в течение гоночного уикэнда, и меня стало почти невозможно поймать».

Через некоторое время после ухода Шумахера из гонок в 2006 году, его друг Жан Тодт рассказал о характере Михаэля и трудностях, с которыми тот сталкивался во враждебно настроенной среде Формулы-1. «Даже если Михаэль научился становиться пуленепробиваемым, чтобы защититься от нападок формулического сообщества, он по-прежнему остается чувствительным молодым человеком, который придает огромное значение мнению окружающих… Его еще в детстве отправили в самое сердце джунглей, и он научился не открываться без необходимости. Его так называемое высокомерие – всего лишь защитный механизм».

Марк Уэббер на протяжении пяти сезонов шел по тому же пути, что и Шумахер, и какое-то время был в достаточно теплых отношениях с Михаэлем, взаимодействуя с ним по вопросам Ассоциации гонщиков Гран-при. Но австралиец всегда чувствовал грань, за которую Михаэль не давал заступать, и сожалеет, что Шумахер так и не открылся перед своими коллегами. Он считает, что Михаэль обязан был это сделать.

«Это стало очевидно для меня, как никогда, в Бразилии в 2006 году, когда мы встретились на очередном собрании Ассоциации гонщиков. Разумеется, мы знали, что Михаэль уходит после этой гонки, и говорили о его достижениях и тех усилиях, которые он приложил для улучшения безопасности.

На этом собрании присутствовали гонщики, с которыми Михаэль долгие годы боролся на трассе. И лично я подумал, что сейчас лучшая возможность для него открыто поговорить с нами о том, что он пережил в этом спорте, – сказать своими словами и только для наших ушей. Но ничего подобного не произошло.

Я знаю, что в то воскресенье он все еще надеялся побороться за титул и не выдавал эмоций, но помню, как я тогда расстроился. Отношения между ним и остальными пилотами по-прежнему были прохладными – если бы он тогда захотел, у него оставался крошечный шанс растопить лед».

Было ли это недостатком уважения со стороны Шумахера? «Уважение» было для Шумахера очень значимым словом. Когда он только начинал в Формуле-1, люди вроде Проста, Мэнселла и Пике наводили шороху в курятнике, но самым страшным зверем был Айртон Сенна, который ездил с невероятным азартом, почти с ожесточением, и не мог смириться с тем, что кто-то другой может победить. Бразилец сразу же распознал в Шумахере угрозу и пытался его запугать. Молодой немец мог с этим существовать, но чего он не переваривал – так это недостатка уважения со стороны Сенны к нему, новичку, пытающемуся твердо встать на ноги в Формуле-1.

«Уважение очень важно для меня. Я, бывало, сражался в гонках с гонщиками старшего поколения, которые были своего рода хозяевами трассы. Герхард Бергер как-то сказал мне, что никому из гонщиков я сначала не нравился. Они хотели показать молодому парню, как обстоят дела. К примеру, устраивали мне испытания на эффективность тормозов. Я въезжаю, значит, на полной скорости в быстрый поворот, и внезапно пилот, идущий впереди, решает убрать ногу с педали газа и держит меня на протяжении круга. А если я поступал с ними так же, они не могли этого вынести. Они утверждали, что я высокомерный, нахальный тип, да еще и смею жаловаться. Теперь, когда я сам стал опытным гонщиком, я никогда не поступаю так с молодыми ребятами».

По словам Сабины Кем, Шумахер был просто ошарашен поведением Сенны и других пилотов и старался не повторять подобного, когда сам стал старшим среди профессионалов.

«Он не чувствовал уважения со стороны Сенны до конца 1993 года, но в начале 1994-го в их отношениях произошли перемены.

Михаэль внезапно ощутил, что Сенна зауважал его, стал относиться к нему как к равному. Прежде ему приходилось бороться с ним на трассе, чтобы это уважение заслужить. Михаэль очень сожалеет, что трагический инцидент с Сенной не дал ему шанса узнать бразильца ближе. Ему бы хотелось продолжать общаться с ним.

Уважение имеет для Михаэля огромное значение, ему важно, чтобы его уважали, и он старается поступать так же по отношению к остальным. Он уважал всех пилотов, может, не Вильнева и не Монтойю, но многих новичков из небольших команд. Я помню, когда молодые пилоты приходили в Ассоциацию гонщиков, он всегда приветствовал их лично. Помня свой опыт с Сенной, он всегда стремился показать им, что они теперь полноправная часть Формулы-1».

Марк Уэббер признает, что, когда Шумахер стал старшим гонщиком в пелотоне, он взял себе за правило быть уважительным и тактичным с молодыми пилотами. Однако Марк утверждает, что эта трата времени со стороны Михаэля была не бескорыстной – позже, обходя их в гонке на круг, он экономил по четыре-пять секунд.

«Было ясно, что у Михаэля лучше складывались отношения с гонщиками из маленьких команд-середнячков, потому что они не представляли для него большой угрозы, как те, кто стартовал с ним из первых рядов. С ними он мог позволить себе расслабиться. К тому же доброжелательное отношение при случае неизбежно облегчало ему жизнь на трассе.

Я полагаю, что Шумахер был справедлив ко всем, пока не начинал чувствовать, что кто-то лезет в его песочницу. Я на собственной шкуре прочувствовал это раз или два. В Турции в 2005 году я прорывался через пелотон после прокола и шел достаточно быстро, пытаясь включиться в борьбу. Ferrari в тот день были не слишком быстры, их подвел Bridgestone. Я шел намного быстрее Михаэля и Рубенса. Я сел Шумахеру на хвост и терял кучу времени. Когда я попытался обойти его, он меня оттер и мы столкнулись. Я заговорил с ним перед следующей гонкой, и он сказал: «Что ж, мы оба потеряли гонку, но нам и так ничего не светило, поэтому все нормально». Я сказал: «Нормально для тебя». И тем не менее для Михаэля это был трудный уик-энд».

Для Уэббера Шумахер был образцовой моделью того, кем должен стремиться стать гонщик, но есть еще многое, о чем он не упомянул.

«Он был впереди пелотона – и как гонщик, и как личность. Если кто-то меня поймет, то я скажу, что он как Тайгер Вудс или Майкл Джордан. Они просто гениальные личности. Михаэль мотивирован, хорошо подготовлен, голоден, жаден – все, что нужно.

Он выигрывал чемпионаты мира, но удалось бы ему выигрывать все подряд в другом виде спорта, где нет простора для манипуляций, скажем в спорте, где есть только бассейн и вы просто пересекаете его от бортика до бортика?

Иногда Михаэль ведет себя нечестно по отношению к конкурентам. Мне часто казалось, что он «разводит» нас как детей – особенно в Монако в 2006 году. Хороший пример. После того инцидента я сказал ему: «Неужели ты еще не успокоился?! Зачем идти на такой риск ради какого-то шестидесятого поула?» Это же абсурд! Но в тот день он остро чувствовал, что, окажись он на четвертой или пятой линии на стартовом поле, он не сможет контролировать ход гонки так, как ему того хотелось.

Но он сделал и много хорошего для гонщиков. Мы теперь гораздо в большей безопасности благодаря его усилиям. Он много трудился для Ассоциации гонщиков, тесно работал с FIA, и его труды пошли нам на пользу.

Но как его коллеги мы просто хотели, чтобы он поднял руку и сказал «Я лопухнулся» или признал, что ему пришлось согласиться с нашим мнением по какому-то вопросу. Случись это хоть пару раз, это бы многое изменило».

Шумахер всегда был на голову впереди остальных в том плане, что больше знал об изменениях трассы, устройствах безопасности и других инновациях. У него имелись определенные связи, и он всегда мог сорваться на важное собрание или встречу, поэтому он был лучше проинформирован.

Уэббер говорит:

«Никогда не будет второго Михаэля, не потому, что у нас нет сил или таланта, а потому, что ни у кого больше не будет столько влияния внутри команды и вне ее. Остальные гонщики в ассоциации не пытались сопротивляться – мы понимали, что ничего не можем поделать. Мы приняли поражение. Если бы мы бросили гранату, мы бы первые на ней подорвались. Мы нуждались в нем, потому что он делал действительно важные вещи, но в остальное время он расстраивал нас. Хотелось сказать ему: «Отступись ты хоть на йоту, пойди ты на компромисс, хотя бы иногда, для всех нас». Это ужасно нас злило.

Я был разочарован в нем и чувствовал, что должен поговорить с ним лично, чтобы вернуть уважение к нему, к человеку, чьим поклонником я когда-то был. Я увидел Сабину и сказал, что мне нужно лично встретиться с Михаэлем. Мы сели с ним в Сильверстоуне и нормально побеседовали. Ему необязательно было посвящать мне столько времени, но он это сделал. По большей части то, о чем мы говорили, останется между нами, но скажу, что я доволен тем, как проходила эта беседа. После этого я немного сбавил обороты и даже попросил других парней последовать моему примеру. Не знаю насчет уважения, но несколько очков в моих глазах он себе точно вернул.

В конечном итоге я понял, что сама Формула-1 изменилась. Михаэль родился таким же, как и Остальные пилоты, и смог подняться так высоко. Он сделал это благодаря своему таланту, благодаря умению концентрироваться и добиваться желаемого, но, к сожалению, были некоторые моменты, которые разочаровывали его поклонников и конкурентов. Знаете, австралийцы – спортивная нация, одни из самых яростных соперников. Но всему есть предел! Я сказал

Михаэлю: «Меня удивляет то, что ты делаешь определенные вещи. Притом, что у тебя есть все, чего ты хотел…»

Он влиятельная фигура, очень, очень великий человек. Мы никогда больше не увидим повторений того, что ему удалось с его командой. Очень похоже на Лэнса Армстронга. И я просто счастливец, что знаком с ними обоими».

Дэвид Култхард, как и Уэббер, был раздосадован доминированием Шумахера в Формуле-1. Он не считает Михаэля манипулятором, каким видит его Уэббер. По крайней мере не до такой степени. Но его отношение к репутации Шумахера точно такое же.

«Я считаю, что истинное величие в спорте – это когда вам не нужен судья. В сегодняшнем мире это фантастика. Но пятнадцать, двадцать лет назад, возможно даже раньше, вы могли сказать: «Извини, старик» – и продолжить борьбу.

Разве величие в статистике, победах, титулах или все же оно в результатах, подкрепленных тем, как к тебе относятся коллеги и как именно ты побеждал, в уважении, которое к тебе испытывают?

Вел ли он себя неспортивно? Да, потому что совершал неспортивные, умышленные поступки на трассе и никогда не допускал того, чтобы его напарником по команде стал пилот такого же класса. Но я говорю это без определенной уверенности. Потому что не понимаю, ни зачем ему это было нужно, ни как ему это сходило с рук».

Эдди Ирвайн считает, что Шумахер правильно делал, пользуясь своим влиянием. «У него было много власти, и он этим пользовался. Закулисные маневры – все это делают, а если ты не делаешь, ты выходишь из игры. Но когда ты гонщик номер один в мире, ты можешь делать это на полную катушку».

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Бей и хватай

Мне повезло, что я смог реализовать свой потенциал; если бы вместо Jordan или Benetton я бы попал в Coloni, чего бы я достиг?

Михаэль Шумахер

Еще до того, как попал в команду Jordan и вышел на старт Гран-при в Спа в 1991 году, Йохен Неер-паш из Mercedes вел переговоры с техническим директором Benetton Томом Уокиншоу о возможности взять Шумахера в Benetton в 1992 году. Но то впечатление, которое произвел дебют Михаэля в Спа, сделало ситуацию критической, приведя в движение все механизмы в кулуарах Формулы-1. Вероятно, самым примечательным моментом было участие концерна Mercedes. Роль Неерпаша в этой истории сродни роли агента Decca Records в истории «Битлз», который держал музыкантов в руках, но затем отпустил. Росс Браун объясняет:

«Тогда, в 1991 году, ясно было, что Михаэль вот-вот появится на сцене Формулы-1. К тому времени я пришел в Benetton. Мы с Томом Уокиншоу увидели великолепную возможность. Том очень целеустремленный человек, и он решил привести Михаэля в Benetton.

Для нас стало шоком то, что Йохен Неерпаш ищет способы привести Михаэля в Формулу-1 без каких бы то ни было условий. Даже тогда мы предполагали, что Mercedes отдаст его за определенную компенсацию. Возможность была слишком хорошая, и Том решил действовать».

В тот уик-энд в Спа Уокиншоу поговорил с Вилли Вебером и предупредил его о том, что, так как Benetton был заводской командой Ford, он случайно узнал, что Ford не будет больше поставлять моторы Джордану в 1992 году. Команда ирландца, вероятно, заключит договор с Yamaha. Yamaha поставляет лучшие агрегаты в мотоспорт, но их непродолжительная программа по разработке двигателей для Ф-1 окончилась неудачей. Они так и не наладили заводское производство, как в случае с мотогонками. И в результате их движки не соответствовали стандартам, необходимым для победы в Формуле-1.

Yamaha была партнером команды Brabham в 1991 году, и во время дебюта Шумахера в Спа ни для кого не являлось секретом, что в следующем году их двигатели будут стоять на болидах Jordan. Моторы Yamaha поставлялись бесплатно, тогда как двигатель Ford обходился Джордану в миллионы. Ирландец провел отличный дебютный сезон, но в результате задолжал порядка пяти миллионов фунтов стерлингов, поэтому ему были необходимы деньги, которые давал Mercedes за дебют Михаэля, и бесплатные двигатели Yamaha. Берни Экклстоун выручил Эдди в финансовом плане и стал посредником в заключении сделки с Yamaha. Он также сыграл ключевую роль в переводе Шумахера в Benetton.

Переход на двигатели Yamaha был из ряда «пан или пропал» для Джордана, это спасло его команду от банкротства, но также стоило ему одного из лучших гонщиков, которые когда-либо появлялись в паддоке Формулы-1. Yamaha стала большим минусом в глазах Вебера и Шумахера. Еще до завершения уик-энда в Спа они на всех парах летели к сделке с Benetton. «Мы знали в то время, что Джордан собирается перейти на моторы Yamaha, и понимали, что это будет гибельным шагом, – вспоминает Шумахер. – Переход в Benetton был для меня огромным шансом. И когда этот шанс появился, мы за него ухватились. В самом поступке не было ничего приятного, но мне пришлось это сделать».

Этот эпизод стал классическим примером оппортунизма в стиле Формулы-1, все было исполнено в бескопромиссной манере. Команда Benetton набирала силу под руководством своего нового босса, Флавио Бриаторе, давнего товарища Лу-чано Бенеттона и магната в швейной промышленности. (Команда участвовала в гонках с 1986 года под флагом Бенеттона, и на ее счету до прихода Шумахера было пять побед.) За лето 1991 года Бриаторе нанял двух ведущих инженеров, Росса Брауна и Рори Берна, которые оказались одной из самых блестящих инженерных связок в истории спорта. Шумахер стал последним компонентом, который был необходим для превращения Benetton в достойного претендента на титул чемпиона мира.

Бриаторе – прагматик, один из самых бескомпромиссных боссов в Формуле-1, и он освободил место в команде для Шумахера, просто-напросто выбросив из нее одного из гонщиков, Роберто Морено. Две ведущие в то время команды, Williams и McLaren, не готовы были освободить место для Шумахера в столь короткий срок, несмотря на его ошеломляющее выступление в Спа.

Что немаловажно, в то время у Шумахера все еще был контракт с командой спорткаров Sauber-Mercedes. Руководство Mercedes рассматривало вариант участия в Формуле-1 с собственной командой, собственной машиной и мотором, как уже делало в 1950-е годы. На самом деле Mercedes уже нанял британского конструктора Харви Постлетвейта для разработки шасси. Однако в конечном счете немцы пришли в Формулу-1 только в качестве поставщика моторов для команды Sauber. В феврале 1992 года Петер Заубер объявил, что в 1993-м Шумахер и Вендлингер станут пилотами новой команды Sauber-Mercedes. Заубер настаивал, что у Шумахера был контракт с его командой, а не с Mercedes.

«Юридически у Михаэля в то время был контракт с Заубером, – говорит руководитель спортивного подразделения Mercedes Норберт Хауг. – Но он не хотел выступать за его команду. Даже если легально такая возможность существовала, на мой взгляд, нельзя заставить гонщика водить твою машину. Он к тому моменту уже был в конкурентоспособной команде, и делать шаг назад… мы не могли его принуждать. При всем этом у нас в том году была отличная машина, и первый сезон с Заубером мы провели очень здорово».

Но за пять месяцев до этого, в течение недели перед следующим Гран-при – Италии – в 1991 году, Шумахер все еще старался освободиться от своей первоначальной договоренности с Джорданом. В начале недели Джордан полагал, что подпишет контракт с Шумахером уже в понедельник, за несколько дней до гонки в Монце, но Неерпаш поспособствовал тому, что двадцатилетний гонщик упорхнул от ирландца. Ближе к вечеру понедельника Неерпаш приехал к Джордану с контрактом, разительно отличавшимся от того, который составил юрист Джордана. В контракте были новые пункты, имеющие отношение к рекламе на кузове болида, и другие коммерческие поправки. Договор был неприемлем для Джордана. Ирландец сказал, что проработает его за ночь, и стороны договорились вновь вернуться к сделке утром.

В тот вечер Шумахер подписал контракт с Benetton. На утро вторника, незадолго до назначенной встречи, Шумахер отправил Джордану письмо по факсу, в котором сообщал, что не будет больше пилотом его команды. Джордан подал иск в верховный суд Лондона, заявив о контрактном обязательстве на основании письма-обязательства, подписанного Шумахером в Спа.

Михаэль Шумахер втайне от всех провел тесты с командой Benetton в Сильверстоуне, в нескольких сотнях метров от завода Jordan. Инженер Джорджио Асканелли в то время работал в команде. «Мы вызвали его для проведения тестов. Он сразу же выстрелил, как ракета, показав время гораздо быстрее [Нельсона] Пике. Когда он остановился, мы сказали: «Тебе не нужно так атаковать», на что он искренне ответил: «Да я особо и не старался». Это, очевидно, стало его дежурным ответом на то недоверие, которое вызывали его результаты.

Кроме того, что он был феноменально быстр, он казался мудрым не по годам. Детство Михаэля и особенно бесконечные разъезды по стране со взрослыми и абсолютно чужими ему людьми закалили его характер. Я много наблюдал за отцами восходящих звезд и юных дарований – по сравнению с ними Рольф Шумахер был уникален, он намеренно оставался в стороне, позволяя Михаэлю самому справляться со всем. Он всегда помогал советом, но по-простому, говоря скорее об основных ценностях, нежели об изощренном стратегическом мышлении. В результате Шумахер вырос в самодостаточную личность уже в юном возрасте и, так как отца рядом не было, сформировал собственную систему ценностей – относительно того, что хорошо и что плохо в гоночном деле. Он также «надевал защитный панцирь», за который мало кому удавалось проникнуть. «Когда я пришел в Формулу-1 в двадцать два года, я был достаточно продвинутым для своего возраста, так как я на собственном опыте многое испытал и был подготовлен к жизни во взрослом мире. Я оказался на голову впереди других парней», – говорит Михаэль.

Защитный панцирь был пущен в оборот, когда начался уик-энд в Монце. Верховный суд отклонил иск Джордана в четверг, освободив Шумахера от этого препятствия, но к тому времени собрался суд Милана, чтобы принять решение но поводу иска Морено о неправомерном увольнении его из Benetton. Бразилец пытался сделать все, чтобы Шумахер не сел за руль его болида в воскресенье. Бриаторе объяснил Морено, что уволил его, потому как тот не был «ни физически, ни психологически» подготовлен к гонкам. Морено, который финишировал четвертым в предыдущей гонке в Спа, а всю последующую неделю усердно трудился на тестах в Монце, счел это объяснение абсолютно неприемлемым.

Бриаторе высказался по этому поводу так: «В прошлую субботу я говорил с Неерпашем из Mercedes, который предложил мне Шумахера, так как у того не было юридически обязательного договора. Мы взяли его сразу же, мы были заинтересованы в немецком пилоте, особенно в таком многообещающем. Мы подписали с ним контракт до 1995 года при условии, что с 1993 года Mercedes не будет выступать в Формуле-1.

Морено я отправил два письма, в которых говорилось, что нам не понадобятся его услуги в 1992 году. Так как условием приема Шумахера было его немедленное принятие в команду, мы были вынуждены отказаться от услуг Морено раньше срока. Мы обещали заплатить ему за весь сезон-1991. Английский судья признал, что у Шумахера не было никакого контракта с Джорданом, все чисто».

На самом деле произошло следующее. Джордан настаивал на том, чтобы Шумахер подписал с ним контракт до конца 1993 года еще перед гонкой в Спа. Шумахер поговорил с Неерпашем, и тот сказал, что любой контракт должны подписывать юристы Mercedes, что не могло быть осуществлено до гонки. Тогда Джордан вынудил Шумахера подписать письмо-обязательство. Так как все делалось в спешке, а советники Шумахера выстраивали вокруг него баррикады, у Джордана в итоге была только эта бумага. А Шумахер изменил формулировку письма, написав в нем, что после гонки подпишет контракт, но не уточнил, с кем и какой контракт. Допустив это, Джордан потерял Шумахера навсегда.

Если быть честными, позднее Неерпаш заявил, что был намерен оставить Шумахера в Jordan до конца сезона-1991, а затем перевести в Benetton. Шумахер и его поручители были не готовы продолжать выступления за Jordan в 1992 году, так как понимали, что команда будет неконкурентоспособна. Но в их намерения не входило перепрыгивать из команды в команду после одной-единственной гонки. Бриаторе отрицает эту версию, говоря, что в ходе встречи с Шумахером и Неерпашем в Лондоне, после гонки в Спа, все говорило о том, что они хотели сменить команду немедленно.

Джордан, очевидно, полагал, что может чем-то удержать Шумахера, и в душе надеялся, что, даже если он не сохранит за собой гонщика, по меньшей мере получит серьезную компенсацию. В начале недели после гонки в Спа Уокиншоу предложил ирландцу некоторую сумму в качестве отступных, но Эдди отказался. «Шумахер, его менеджер, Неерпаш из Mercedes – все обязались, что, если я дам Шумахеру шанс выступить на бельгийском Гран-при, это автоматически выльется в контракт вплоть до 1994 года. Детали контракта должны были определиться после Спа, – говорил тогда Джордан. – Я выполнил условия, но Неерпаш предложил Михаэля команде Benetton. Это неправильно».

Джордан подозревал, что Benetton решил «продинамить» его частично по той причине, что ирландец проделал отличную работу с той же версией мотора Ford, что использовал и Benetton. «Новые парни на районе» в некотором роде показали им, где раки зимуют.

Приехав в паддок Монцы на свой второй Гран-при, Шумахер был оправдан лондонским судом, но ситуация осложнялась тем, что суд в Милане решил дело в пользу Морено. Шумахер мог оставить Jordan, но Benetton не имел права дать ему машину Морено.

Понимая, что до начала заездов мало времени, Берни Экклстоун вечером в четверг собрал все заинтересованные стороны в гостинице в пригороде Милана и стал посредником в сделке. Морено прогнулся и принял 500 тысяч долларов (250 тысяч фунтов стерлингов) в качестве компенсации от Benetton. И было решено, что конкретно эту гонку он проведет за Jordan, тогда как Шумахер на утро пятницы проснулся пилотом Benetton. Встретив Эдди Джордана и Яна Филиппса в лобби гостиницы, он сказал просто: «Мне правда очень жаль, я не хотел, чтобы все закончилось подобным образом».

Как и на протяжении многих уик-эндов за свою долгую карьеру, в Монце Шумахер был объектом полемики. Он находился под жесточайшим прессингом, но отбросил эмоции и делал свою работу. Так как Михаэль был новичком в бизнесе, его считали не «плохим парнем», а в большей степени пешкой. Даже Эдди Джордан был уверен, что Шумахер непричастен к этой интриге.

Ситуацией манипулировал, скорее, не сам Шумахер, а его окружение: Вилли Вебер, Йохен Неерпаш, Mercedes, спортивное подразделение AMG и, конечно же, Benetton. Но, оглядываясь назад и оценивая ландшафт его карьеры в Формуле-1, невольно замечаешь задатки того, что будет происходить позже. Сделка была бёскопромиссной и не слишком честной, но нужной Шумахеру. Интрига Benetton создала Михаэля Шумахера или он сам сыграл в ней ключевую роль?

В паддоке на все лады обсуждали эту историю. Benetton и Mercedes были раскритикованы за отсутствие этики. Босс McLaren Рон Деннис употребил выражение «клуб пираний», что отлично передавало атмосферу Формулы-1, в которой боссы команд живьем пожирали друг друга.

Из гонщиков Айртон Сенна был единственным, кто открыто критиковал то, как обошлись с Морено. Но у него нашлись слова сочувствия для того, кто вскоре станет его основным соперником. «Зачастую молодые пилоты, которые только начинают карьеру, оказываются в ситуациях, которые невероятно сложно контролировать, – сказал он. – Я уверен, что он не хотел, чтобы все так вышло, но ему пришлось на это пойти, его вынудили. Нам, топ-пилотам, есть что сказать на этот счет».

Сенна прошел через нечто подобное в свой первый год в Формуле-1, когда решил уйти из Toleraan в Lotus. Команда Toleman отказалась от его услуг на Гран-при Италии в Монце, он обратился в суд, но обнаружил, что закон на стороне команды. Это вызвало у него отчаяние, но также стало важным уроком – нужно быть крайне осторожным и дотошным, заключая контракты в Формуле-1. Теперь, семь лет спустя, Шумахер этот урок определенно усвоил. Забавно, что на следующий день после гонки одна из итальянских газет опубликовала историю о Шумахере под заголовком: «Новый Сенна?».

Как только пыль немного осела, Шумахер заставил себя серьезно взяться за дело и выдал на-гора еще один впечат-ляющеий результат, превзойдя в квалификации и гонке своего нового партнера по команде, трехкратного чемпиона мира Нельсона Пике. Он квалифицировался седьмым и закончил гонку на пятом месте, на одиннадцать секунд впереди Пике.

«Я никогда не думал, что Формула-1 так проста, – сказал Михаэль после гонки с оттенком высокомерия, с заносчивостью, которая была присуща ему в те дни; позже он осознал, что его незамысловатый английский может быть неправильно истолкован. – Я оказался позади Ferrari Проста и подумал: «Если я обойду его, то заслужу признание публики». Но это было бы уже слишком, я счастлив, что добрался до финиша и заработал несколько очков. Чтобы выступать, как я в Спа и Монце, нужно обладать врожденным талантом, но этого недостаточно. Я знаю многих талантливых пилотов, которым не подфартило так, как мне. Без нормальной машины и команды вы далеко не уйдете. Мне повезло, что я смог реализовать свой потенциал; если бы вместо Jordan или Benetton я бы попал в Colons, чего бы я достиг?»

Пике был мрачнее тучи на протяжении всего уик-энда в Монце, взбешенный тем, как обошлись с его близким другом Морено. Он поругался с Бриаторе, а тот в свою очередь пригрозил пилоту тем, что запретит ему участвовать в гонке. Но больше всего его удручало осознание того, что Шумахер олицетворяет собой будущее, тогда как он остается в прошлом. В команде с Морено Пике смотрелся как надежный профессионал. Но стоило Шумахеру поднять планку, показав лучшее время на круге, стало очевидно, что карьера Пике близится к закату.

Тот факт, что Шумахер сразу же стал доминировать над Пике, сделал его основным пилотом для команды, несмотря на недостаток опыта. Из-за этого у Михаэля не было времени освоиться в Формуле-1 под прикрытием более опытного партнера, воплощающего стремления команды. Даже лучшим гонщикам требуется несколько лет на то, чтобы освоиться и понять, что к чему в Формуле-1. Одно дело показать быстрый круг в квалификации, но чтобы достойно выступать в гонках, необходимы время и опыт. Но Шумахер постоянно находился под жестким прессингом, под грузом ответственности с того уик-энда в Монце и далее. Benetton был молодой командой, которая пыталась потеснить с лидирующих позиций McLaren и Williams. Прессинг – понятие относительное, но через две недели после того, как Шумахер впервые в жизни сел за руль болида Формулы-1, он стал быстрейшим гонщиком в одной из топовых команд Больших призов.

Шумахер вспоминает:

«Я бы уверен в одном: Нельсон ничему меня не научит. Потому что он совершенно этого не хотел. Я вспоминаю брифинги: я объяснял все, что заметил и почувствовал в машине. Он сидел и слушал и ничего не говорил. Только когда я выходил, он начинал переговоры с инженерами. Это нормально: я влез в его команду, из-за меня вышвырнули его друга Морено; я был новичком, зеленым юнцом, но ехал быстрее него, трехкратного чемпиона мира. Я и не ожидал, что он скажет: «Добро пожаловать в команду, ты, кажется, талантливый парень, я научу тебя вещам, которые помогут тебе стать еще быстрее!»