Текст книги "Михаэль Шумахер – номер один"

Автор книги: Джеймс (2) Аллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Необходимость в определенных действиях стала еще острее, когда бывший партнер Шумахера по Mercedes Карл Вендлингер попал в сильнейшую аварию на практике в Монако. И вновь уязвимость головы пилота вышла на первый план: Вендлингер впал в кому вследствие серьезной травмы головы, и на этом его карьера в Формуле-1 завершилась. Ассоциация гонщиков Гран-при была реорганизована в пятницу перед Гран-при Монако; Мартин Брандл стал председателем, Шумахер с Бергером заняли должности председателей по совместительству. Пилоты целый день обсуждали ряд вопросов и задач, с которыми столкнулись. В конце заседания все тихо выскользнули из помещения, не желая разговаривать с поджидавшими их журналистами. Ники Лауду в тот день пригласили в числе других бывших гонщиков поучаствовать в заседании и поделиться своими идеями. После этого он вышел к журналистам и дал им интервью, в результате чего создалось впечатление, что он был ключевой фигурой, однако гонщики больше никогда не видели Лауду на собраниях ассоциации. Все последующие Гран-при прошли в режиме паники: на трассах сооружались временные шиканы, чтобы снизить скорость на наиболее опасных участках, в срочном порядке проводились правила по сокращению мощности двигателей и укреплению шасси.

Шумахер не присутствовал на похоронах Сенны в Бразилии. Руководство команды Benetton отсоветовало ему ехать, заявив, что это небезопасно, что в нестабильной эмоциональной атмосфере немец может спровоцировать вспышку агрессии со стороны тех, кто винит его в смерти Сенны. Но он не поехал на похороны еще и по личным причинам – боялся показать эмоции на публике.

«Я не считал, что должен кому-то что-то доказывать. У меня не было необходимости ехать на похороны и делиться своими чувствами. Эти навязанные обществом поступки не в моем стиле. Но его смерть тем не менее стала для меня ударом. Он многое для меня значил. Мы не особенно дружили, но он был моим кумиром. Я сидел дома, плакал и говорил об этом с женой и друзьями. Я не хотел показывать это на людях».

Это было очень эмоциональное время для всех – период взаимных обвинений и политического маневрирования, один из тяжелейших кризисов, который доводилось пережить спорту. Никто не понимал, что будет дальше. Семья Сенны недвусмысленно дала понять Берни Экклстоуну и Максу Мосли, что их не желают видеть на похоронах. Брат Сенны считал, что Айртон погиб по их вине – ведь они изменили Формулу-1.

Алан Прост – человек, с которым Сенна сражался дольше и жестче всех, – приехал на похороны и был раскритикован за лицемерие. Шумахер этого не сделал, и его осуждали за то, что он не отдал дань уважения. Чернили всех. «С одной стороны, я жалею, что не полетел в Бразилию, – говорит Шумахер. – Но с другой, я не из тех, кому нужно сидеть в церкви, чтобы верить. Я могу испытывать горе и не явившись на похороны».

Через два года, перед Гран-при Бразилии-1996, Михаэль вместе с Коринной приехал на могилу бразильца, которая находится под одиноким деревом на зеленом склоне холма в районе Сан-Паулу – Морумби.

«Я давно хотел сделать это, но в тишине и покое. Только для меня и для него, а не для остальных. Ненавижу, когда пускают пыль в глаза. Поэтому я не поехал на похороны и поэтому не хотел приезжать на его могилу сразу же, хотя от меня этого ждали. Мне нужно было многое переосмыслить. Я мог поехать к нему, только успокоившись, один. Именно так я хотел проститься с ним.

Я просто плакал. Вспоминал моменты, которые нас связывали, хорошие и плохие. И тогда я понял, как много он для меня значил. Он был для меня образцом для подражания, моим кумиром. Я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что он ушел. Сенна был лучшим. И точка. Выступать с ним на одной трассе, бороться с ним, побеждать его – это не поддается описанию. Я по-прежнему не могу понять, почему именно он должен был погибнуть. Он, который казался таким неземным, таким непобедимым, таким неподражаемым».

Сенна действительно сыграл огромную роль в жизни Шумахера. Изучая биографию Михаэля, начинаешь понимать, что поступки бразильца находят отражение в действиях Шумахера. После столкновения с Вильневом в Хересе Михаэль признал, что «в прошлом это было обычным явлением», намекая на поведение Сенны в похожих ситуациях. Другими словами, он взвесил все за и против и решил, что бразилец на его месте поступил бы именно так и это сошло бы ему с рук. Эта своеобразная эмоциональная связь с Сенной навлекла на Шумахера неприятности. Чего ему никогда не удавалось понять – это почему Сенне позволялось безнаказанно творить такое, тогда как на него, Шумахера, обрушивалась лавина критики. Как предположил один маститый фотограф, Пол Генри Кахир, разница в том, что атака Сенны на Проста в Судзуке была красивым и пылким жестом, удивляющим своей амбициозностью, тогда как столкновения Шумахера с Хиллом в Аделаиде и с Вильневом в Хересе были скорее отчаянными действиями человека, который боится проиграть. Макс Мосли придерживается того же мнения, хотя и выражает его иначе. Как он заявляет, поступок Сенны легко оправдать тем, как Прост обошелся с бразильцем годом раньше, а Шумахер же «сделал это, чтобы выиграть чемпионат, без каких бы то ни было особых эмоциональных причин». Шумахер держался иначе, у него не было врожденной харизмы бразильца. Но Мосли совершенно точно определил редкое качество, присущее обоим гонщикам: убежденность в том, что в погоне за победой они вправе делать все, что душа пожелает.

Сабина Кем, верная соратница Шумахера, говорит следующее по поводу отношения Михаэля к Сенне: «Он всегда восхищался Сенной. Я несколько раз заговаривала с ним об этом, но все мои попытки ни к чему не привели. Он не хочет открываться. Михаэль очень ранимый парень. Несмотря на всю его уверенность в себе, он знает свои слабые места. И понимает, что если откроется, то одному Богу известно, что выйдет наружу, потому он всегда закрыт».

Похоже на правду? Без сомнений, именно поэтому Шумахер не поехал на похороны Сенны и именно поэтому держал оборону в других сложных ситуациях, когда все, что от него требовалось, – это простые слова раскаяния. Шумахер, необыкновенно дисциплинированный человек, знает о своих эмоциональных проблемах. Он не любит эту свою сторону и не хочет показывать ее публике, поэтому прячется в свой «панцирь», никому не позволяя узнать себя и понять. С годами он все чаще стал закрываться, так как устал быть цирковой обезьянкой, которая должна показывать эмоции по требованию.

Пытаясь объяснить свою точку зрения, Михаэль приводит в пример эпизод с Микой Хаккиненом на Гран-при Италии в 1999 году. Тогда финн совершил нелепую ошибку и вылетел с трассы, упустив победу, которая была ему необходима. Хаккинен нашел, как он подумал, уединенное местечко под деревьями, сел на свой шлем и начал рыдать. Гонщика засекла телекамера с вертолета, и его нервный срыв транслировался в прямом эфире на весь мир.

Шумахер говорит вот что:

«Мика проявил немного человечности, немного эмоций, и что сделали журналисты? Они его за это наказали. Так что остается делать? Приходится сохранять эмоциональное равновесие, не показывать своих чувств, потому что это используют против тебя. Ты собираешься и делаешь свою работу – и иногда кажешься безразличным. Даже бесчеловечным. Но ты вынужден так поступать, чтобы защитить себя».

Шумахеру это удавалось настолько хорошо, что его часто называли роботом. Но был один случай, когда он совершенно потерял самообладание. Выиграв Гран-при Италии в 2000 году, немец расплакался на пресс-конференции после гонки, когда ему сказали, что он сравнялся с Сенной по числу побед – сорок одна. Сегодня Михаэль говорит, что ему неловко за эти слезы. «Не знаю почему, но тень Айртона словно преследует меня. Каждый раз, когда меня сравнивают с ним, я испытываю невероятное волнение. Разумеется, приходится делать над собой усилие, чтобы спрятать эмоции и не выдавать слабости».

Тогда эмоции хлынули через край именно при упоминании о Сенне, но реакция Шумахера была вызвана и тем, что он выиграл очень важную для себя гонку, – все лето он находился под жестким прессингом, титул словно выскальзывал у него из рук. В довершение всего в то утро ему сказали, что Вилли Бергмайстер, один из его ближайших соратников и его первый работодатель, пережил обширный инфаркт. Коктейль эмоций был настолько сильным, что он не смог сдержать их.

Одержав первую в Монако победу, Шумахер обеспечил себе внушительное преимущество в чемпионате мира над новым соперником – партнером Сенны по Williams Деймоном Хиллом. Немец победил в четырех гонках из четырех и шел вперед с крейсерской скоростью. Даже поломка коробки передач во время Гран-при Испании, которая привела к тому, что Шумахер вынужден был провести половину гонки на пятой передаче, не остановила его. Согласно истории, которая давно уже стала «классикой жанра», он с легкостью адаптировал манеру езды и привел машину на второе место за Хиллом.

В Канаде и во Франции Михаэль тоже победил. В середине сезона у Шумахера было шестьдесят шесть очков по сравнению с двадцатью девятью у Хилла, и первый чемпионский титул уже замаячил на горизонте. Но затем начались неприятности.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«Шулер Шуми»

Это мой третий сезон в Benetton. Вы думаете, что в этом году мы мухлевали? Так почему же мы не делали этого в прошлом? Никто не начинает мухлевать внезапно, особенно когда есть преимущество над конкурентами и такой пилот.

Росс Браун

События лета 1994 года пошатнули доминирование Шумахера в чемпионате и, что гораздо хуже, подорвали его репутацию. Сначала он влип в неприятности из-за того, что проигнорировал черный флаг, который означает дисквалификацию посередине гонки. Затем FIA уличила Benetton в мошенничестве – в ходе расследования пожара на пит-лейн выяснилось, что команда сняла фильтры с топливного шланга, чтобы ускорить процесс подачи топлива. Наконец, в Спа Шумахер провел потрясающую гонку, а затем узнал, что его болид дисквалифицирован за нелегальные модификации днища. Но хуже всего стало то, что FIA обнаружила в бортовом компьютере Benetton программу, при помощи которой гонщик мог активировать систему контроля запуска. Таким образом, честность Шумахера была поставлена под сомнение, и немца раз за разом подвергали критике. Для него этот опыт оказался весьма неприятным.

Несмотря на то что к Шумахеру липла грязь, виновата во всем по большей части была команда. Многим опытным экспертам Формулы-1 казалось, что FIA объявила Benetton вендетту. Предполагают, что федерация хотела тем самым обострить борьбу в чемпионате, нивелировать огромное преимущество Шумахера по очкам. Но это было далеко не все.

После смерти Сенны FIA провела целый ряд поспешных изменений в регламенте, которые предназначались для того, чтобы снизить скорость болидов и сделать их безопаснее в целом. Огромное беспокойство у команд вызвало изменение профиля днища – чтобы болиды не цепляли днищем землю, как Сенна в Имоле. Но высота дорожного просвета оказывает огромное влияние на аэродинамику, и команды сочли, что поспешные изменения такого рода сделают машины менее стабильными. Многим казалось, что новый регламент слишком плохо продуман и требует дополнительных согласований.

Незадолго до Гран-при Испании, в конце мая, босс Benetton Флавио Бриаторе написал открытое письмо президенту FIA Максу Мосли, в котором подверг сомнению его способность контролировать выполнение новых правил и работу по повышению безопасности. Текст последнего абзаца этого письма был дерзким. «Вы продолжаете настаивать на выполнении плохо продуманных правил. А мы сомневаемся в вашей способности адекватно решать технические вопросы и вопросы безопасности в Формуле-1».

Бриаторе, несмотря на свою близость с другим «серым кардиналом» Формулы-1 Берни Экклстоуном, считался относительным новичком в этом спорте: он пришел в него в 1989 году. Флавио стоял у штурвала молодой команды, которая оказалась в шаге от чемпионства, тем самым нарушая комфорт элиты – McLaren, Williams и Ferrari. Письмо Бриаторе было в чистом виде проявлением недоверия к президенту FIA. Итальянец нарывался на неприятности, и Benetton получил свое сполна.

Печально известный инцидент с черным флагом в Сильверстоуне начинался как невинная игра, которая спровоцировала серьезный скандал и в конечном итоге дисквалификацию на три гонки. Это снова сделало открытой борьбу за титул. Деймон Хилл тогда занял поул, опередив Шумахера. Но, выехав на прогревочный круг, Шумахер укатил вперед. Правила диктуют, что на прогревочном круге вы должны придерживаться занятых позиций, иначе будете стартовать с последнего места. По не связанным с этим причинам старт отменили, и на втором прогревочном круге Шумахер проделал то же самое. Очевидно, он пытался привести Хилла в замешательство, заставить англичанина «подергаться». Стюарды должны были наказать Шумахера стартом с последнего места, но вместо этого гонка началась как ни в чем не бывало. Стюарды долгое время совещались и наконец дали Михаэлю пятисекундное пенальти, но не указали, что это «стоп-энд-гоу» – когда пилот обязан заехать на пит-лейн и остановиться, теряя кучу времени и позиций.

В руководстве Benetton заметили упущение стюардов и решили искусно это обыграть – они намеревались заявить после гонки, что, как они поняли, пять секунд просто Прибавят к общему времени пилота в гонке. Администрация же, разумеется, ожидала, что команда зазовет Шумахера на «стоп-энд-гоу» в течение трех кругов.

Невыполнение требования стюардов являлось серьезным нарушением, ведущим к дисквалификации, и администрация показала черный флаг с номером пять, что означало, что Шумахер должен вернуться в боксы. Немец продолжал гонку, игнорируя черный флаг на протяжении трех кругов. Команда поговорила со стюардами, черный флаг убрали, и Михаэля зазвали, но он проехал до самого конца пит-лейн, отстоял положенные пять секунд и возобновил гонку. Команда допустила ошибку, но ответственность лежит и на администраторе, который не уведомил команду о первоначальном нарушении в течение установленных пятнадцати минут и действовал вопреки установленной процедуре. Стюарды оставили за Шумахером второе место в гонке, но оштрафовали его и команду на 115 тысяч фунтов стерлингов. Однако президент FIA Макс Мосли взял в руки дирижерскую палочку, и ситуация быстро вышла из-под контроля Benetton. «Мы всегда хорошо ладили, мне нравился Михаэль, с моей стороны не было никакой враждебности, – говорит Мосли. – Как говорят мафиози, «ничего личного, просто бизнес». А случилось следующее: Флавио пошел к Берни и попытался убедить того все уладить, но это не имело никакого отношения к Берни».

Мосли вызвал Шумахера на слушание в конце июля, спустя две недели после инцидента. Шумахер поступил отнюдь не мудро, прокомментировав это в разговоре с прессой. «Пустая болтовня, – заявил он немецким журналистам. – Было бы глупо вмешиваться в чемпионат на такой стадии. Весь этот театр – просто смешно. Ну да, я обогнал Деймона, а мне не полагалось этого делать. Но не я один всему виной, я получил пенальти, а команда неправильно его истолковала. Все решилось в разговоре со стюардами. Не думаю, что будут предприняты еще какие-то действия».

Но все это оказалось отнюдь не пустой болтовней, а чрезвычайно серьезным делом. Когда Шумахер с Бриаторе вошли в зал суда в Париже, они поняли, что инцидент в Сильверстоуне лишь один из пунктов в списке нарушений. После Гран-при Сан-Марино FIA изучила данные с бортовых компьютеров всех болидов. Теперь Benetton обвиняли в том, что у них была «противозаконная компьютерная программа». Специалисты из FIA не могли доказать, что в Имоле использовалась система контроля запуска, но один тот факт, что программа имелась в наличии и для ее активации от пилота требовалось лишь воспроизвести простую последовательность команд, многие считали достаточным. Это заставило их усомниться в честности команды, а заодно и самого Шумахера.

Что касается инцидента в Сильверстоуне, то Benetton оштрафовали на 500 ООО долларов и обвинили в незнании правил, а Шумахера отстранили от соревнований на две гонки. Уже поднявшись и собираясь уйти, Мосли сказал: «И, кстати говоря, мы аннулируем шесть очков за Силверстоун».

Шумахер, как вспоминает Мосли, был «недоволен».

Это решение полностью перевернуло ход чемпионата мира. В своем выступлении перед прессой Мосли подверг сомнению честность Шумахера, сказав: «Та версия событий, на которой настаивает Шумахер, говоря, что он не видел черный флаг, неправдоподобна. Черный флаг – это как красная карточка в футболе. Игрок, которому показали красную карточку, должен немедленно покинуть поле, и Шумахер должен был это сделать». Бриаторе только обострил ситуацию, заявив итальянской прессе: «Я сказал Шумахеру по радио, что он должен оставаться на трассе».

Дисквалификация на две гонки в то время всем показалась слишком жестоким наказанием, даже соперникам Шумахера. Несколькими годами ранее Найджел Мэнселл проигнорировал черный флаг, а затем врезался в другую машину, но был дисквалифицирован лишь на одну гонку.

Шумахер все еще злится, вспоминая инцидент в Сильверстоуне, ведь его отголоски слышны по сей день.

«Я не игнорировал черный флаг, я его просто не видел. Я не говорю, что не совершал ошибки, но ошиблись и в FIA.

У меня сложилось впечатление, что это какая-то подстава, а я просто козел отпущения. Мы лидировали в чемпионате с большим отрывом, и многих людей обрадовало то, что нас наказали. Это превратилось в тенденцию – винить нас во всех грехах. То, как в этой ситуации действовал Флавио Бриаторе, особенно не помогло. Нельзя плыть против настолько сильного течения – даже если вы сами сильны, ваши слова останутся без внимания.

Могу сказать, что по прошествии времени начинаешь смотреть на события под другим углом, не так субъективно. Возможно, и Алонсо многое поймет – помните ситуацию в Монце 2006 года? Он думал, что несправедливо наказан FIA, что против него какой-то заговор. Я ему очень сочувствовал и понимал его реакцию. Это напомнило мне о 1994-м. Я сказал ему об этом после гонки в Монце, когда мы встретились в аэропорту Женевы».

Любопытно, что Шумахер проводит параллели с Монцей 2006 года. Тогда многим казалось, что Алонсо наказали несправедливо. Но в 1994 году Шумахер извлек важный урок – он понял, что необходимо быть в хороших отношениях с FIA. Он также понял, что Ferrari, например, сошли с рук манипуляции в Аиде, тогда как его команду разоблачили.

После того как на слушании в Париже FIA вынесла решение наказать Benetton, зрителей ждал необыкновенно драматичный Гран-при Германии. Билеты на гонку были распроданы, 120 тысяч мест заполнены; большинство болельщиков пришли с единственной целью – увидеть первого за тридцать лет немца, который претендовал на титул чемпиона. Для дисквалификации время было не самое подходящее. Benetton подал апелляцию, и Шумахеру разрешили выступить перед поклонниками.

Но неприятности продолжали преследовать команду. В тот уик-энд FIA опубликовала информационный документ, в котором говорилось о системе контроля запуска (лонч-контроле) в программном обеспечении Benetton. Взрывоопасным открытием стало то, что, как выяснили компьютерные специалисты FIA в Ливерпуле, эту систему активировать очень легко.

В заявлении говорилось: «Чтобы запустить систему, пилот должен опустить левый подрулевой переключатель, а затем одним движением сдвинуть правый. Затем нужно отпустить левый переключатель. Затем пилот дает газ в пол, когда это требуется, – и правый переключатель приведет машину в движение».

Неужели Шумахер проводил подобные манипуляции на протяжении всего сезона? FIA пришла к заключению, что нет. Лучшее доказательство невиновности немца – тот факт, что устройство не использовалось в Гран-при Сан-Марино, после которого и были изучены данные с бортового компьютера Benetton. Но тем не менее остался гигантский знак вопроса по отношению к результатам Шумахера в течение сезона-1994. Определенно его старт на Гран-при Франции вызвал подозрения, но технический директор Benetton Росс Браун категорически отрицал, что имели место какие-то нарушения.

«Михаэль из рук вон плохо стартовал в прошлом году, теперь же он выработал новую технику – он использует сцепление и газ таким образом, что это исключает пробуксовку.

Шанс, что команду уличат в обмане и исключат из зачета чемпионата, просто огромен. Если бы мы были идиотами и по своей прихоти использовали такую систему, нас бы уличили в этом, и тем самым мы бы поставили на карту будущее двух сотен человек и их семей. Успех сопутствует нам благодаря тяжелому труду и таланту Михаэля Шумахера. К несчастью, это крест, который мы вынуждены нести, – люди объясняют наш успех так, как им угодно.

Михаэля вряд ли поставили бы в известность об этой скрытой системе, потому что это не важно. Я знаю Михаэля. Он не стал бы использовать систему, если она нелегальна и может повлечь за собой множество неприятных последствий. Я безоговорочно уверен в этом».

Уже позже в интервью, опубликованном в журнале Motor Sport, Браун более обстоятельно рассказал о событиях 1994 года:

«В 1994 году нас просто взяли и обвинили в мошенничестве. Все было замешано в один гигантский политический скандал между Максом Мосли и Флавио, который написал письмо в FIA, утверждая, что Макс не подходит на роль президента. Флавио пришел к нам с Рори и сказал: «Сейчас мы должны признать свою вину, потому что иначе Макс заберет у нас очки за Имолу». Я сказал: «Если вы так поступите, я выйду за дверь вместе с Рори, потому что мы не сделали ничего противозаконного. Вы останетесь без технического директора и главного конструктора».

В этом была трагедия с трекшн-контролем: если какая-то из команд показывала достойный результат, начиналась инсинуация. Но когда систему снова признали легальной, побеждать продолжали те же самые команды. Так что либо она была раньше у всех, либо ни у кого».

Но обвинения в мошенничестве продолжали расти как снежный ком. На Гран-при Германии во время пит-стопа у партнера Шумахера по команде Йоса Ферстаппена вспыхнул пожар. В ходе изучения заправочного шланга Benetton было обнаружено, что они убрали фильтр, что могло бы оказать влияние на скорость поступления топлива, тем самым снижая время пилота на пит-стопе.

Команда признала свою вину, но свалила все на младшего механика, который якобы не проконсультировался с руководством команды. Слушание состоялось через неделю после того, как Шумахера дисквалифицировали за не соответствующее регламенту днище. Это было четвертое разбирательство за одно лето, и, как заметила FIA в своем официальном заявлении, Benetton «обязался осуществить определенные перемены в руководстве, чтобы подобного больше не случилось». Это заявление было своего рода оправданием за то, что FIA не наказала команду за эпизод с топливным фильтром. Бриаторе утверждал, что не давал подобных обязательств.

Технический директор Росс Браун рьяно выступил в защиту команды, отрицая правомерность обвинений в мошенничестве: «Это мой третий сезон в Benetton. Вы думаете, что в этом году мы мухлевали. Так почему же мы не делали этого в прошлом? Никто не начинает мухлевать внезапно, особенно когда есть преимущество над конкурентами и такой пилот».

Крайне расстроенный положением дел, Шумахер пропустил Гран-при Италии и Португалии. Он смотрел гонки по телевизору в кафе рядом со своей квартирой в Монако. Он хотел показать, как он удручен тем, что его имя смешали с грязью и что его лидерство в чемпионате было подорвано обвинениями в мошенничестве. Пошли слухи, что Михаэль рассматривает возможность уйти из Benetton и в 1995 году объединить усилия с Mercedes в команде McLaren. Распространяли эти слухи журналисты, тесно общавшиеся с Шумахером и Вилли Вебером. Было очевидно, что Михаэлю нужно дистанцироваться от Benetton.

Тем летом немецкая пресса устроила Шумахеру по-настоящему нелегкую жизнь, даже придумав фразу «Schumel Schumi», что можно перевести как «Шулер Шуми». Шумахер с Вебером обратились к журналистам, чтобы добиться нужного им расклада и перенести всю ответственность на команду. Шумахер дал понять, как он недоволен тем фактом, что команда не способна позаботиться о его имидже. «Я ушел бы из Benetton, – сказал он однажды, – если бы доказали, что команда мошенничала».

По результатам опроса, проведенного в то время одной из ведущих немецких газет, шестьдесят пять процентов фанатов призывали Шумахера уйти из Benetton, считая, что команда вредит ему. Шумахер не особенно отнекивался от слухов о Mercedes: «В конце 1995 года я буду свободен от обязательств и тогда выберу лучший из доступных мне вариантов».

За кулисами шла очередная битва за Шумахера, хотя она была не такой публичной по сравнению с его громким переходом из Jordan в Benetton в 1991 году. К тому же переход 1991 года был осуществлен за какие-то две недели, эта же эпопея затянулась на целый год. Вилли Вебер подтвердил: «Мы обратились к Benetton в письменной форме с просьбой обсудить наш контракт, так как мы не будем продолжать выступать за эту команду в сложившихся условиях». Но Бриаторе проигнорировал письмо Вебера – счел его обычной попыткой добиться повышения гонорара.

На самом деле Вебер мастерски воспользовался ситуацией и решил поиграть с Benetton в политическую игру. Он провел переговоры с Williams, McLaren и Ferrari и в результате добился заключения сделки с Benetton на 1995 год, по условиям которой предварительный гонорар Шумахера удваивался и составлял около одного миллиона долларов за каждую гонку. В то же время эта сделка аннулировала прежний опцион на 1996 год. Шумахер, таким образом, освобождался от обязательств и на 1996 год мог принять предложение от любой команды. В финансовом плане сделка была очень удачной, учитывая то, что Михаэль почти удвоил гонорар, подписав договор с Ferrari.

В конце лета 1994 года McLaren объявил, что собирается объединиться с Mercedes-Benz, чьей целью было заполучить Шумахера. Вебера цитировали так: «С 1996 года мы будем рассматривать Mercedes-McLaren как нашего партнера номер один. Это будет команда нашей мечты. Михаэль так и не разорвал контракт с Mercedes. Мы всегда хотели снова с ними работать».

В отсутствие дисквалифицированного на две гонки Шумахера Деймон Хилл сократил отрыв в чемпионате до одного очка. Судьба чемпионского титула, которая пару месяцев назад казалась решенной, теперь висела на волоске.

В отчаянии, ошеломленный этой политической игрой, которая разворачивалась вокруг него и в которой он был простой пешкой, Шумахер сделал весьма неосмотрительные заявления СМИ. Что-то сподвигло его дать интервью немецкому журналу Auto Bild, в котором он утверждал, что у всей первой тройки на Гран-При Германии, которую выиграл Герхард Бергер на Ferrari, были проблемы с днищем, но его в Бельгии за это наказали, а их нет. Затем Шумахер совершил еще одну нападку на Ferrari, сказав, что FIA «была очень добра» к итальянской команде, не наказав ее за систему сокращения мощности в Аиде. Жан Тодт, босс Ferrari, который позднее станет ближайшим союзником Михаэля, пришел в ярость: «Касательно опрометчивых заявлений Шумахера Ferrari нечего сказать, кроме того, что болид Бергера после победы в Германии проверялся инспекторами FIA и был признан соответствующим регламенту».

Шумахер, однако, был обижен и во время тестовой сессии в Португалии, сразу же после того, как вернулся в строй, подверг словесной атаке Деймона Хилла. Это произошло на встрече с британской прессой. Было очевидно, чего пытался добиться немец: вывести Хилла из равновесия и прервать инерцию, которую англичанин умудрился набрать во время вынужденного отсутствия лидера чемпионата. Но это смотрелось довольно неуклюже и неестественно, так как на протяжении всего сезона между двумя гонщиками не было никакой заметной вражды. Но теперь, когда Хилл влез на территорию Шумахера, перчатки полетели на землю. Классический пример поведения мачо в Формуле-1. FIA терроризировала Шумахера целое лето, и теперь он изливал эмоции на соперника.

«Хилл много говорил про «нелегальную машину» и тому подобное, – сказал Шумахер. – Каждый раз, когда мы доказывали свою честность, они выворачивали все наизнанку и требовали с нас ответа за что-то еще. Он всегда казался английским джентльменом, но когда ты попадаешь в неприятности, ты узнаешь людей такими, какие они есть».

Михаэль добавил: «В этом сезоне Хилл ни разу не опередил меня в гонке в чистой борьбе, без посторонних вмешательств. Это «человечек», который никогда не был гонщиком номер один, его просто посадили на эту работу». Неприличное замечание, учитывая обстоятельства, при которых Хилл стал первым пилотом, – трагедию Сенны в Имоле. Опрометчивые комментарии Шумахера только усилили впечатление о нем как о непорядочном спортсмене и наложились на официальные обвинения, которые немец насобирал по ходу сезона. Шумахер, однако, извлек из этого урок. Он продолжал играть с соперниками в психологические игры, но никогда больше не опускался до таких ядовитых замечаний. Его приближенные разъяснили ему, что, сказав подобное о Хилле, он забил гол в свои ворота.

Завоевав чемпионский титул в Аделаиде, Шумахер забрал свои слова назад. Редчайший момент – Михаэль извинился, он по-настоящему раскаялся. «Я как-то сказал, что не уважаю Деймона так, как уважаю других пилотов. Должен признать, что я ошибался. То, что он сделал в последних двух гонках [Япония и Австралия], просто фантастика. Он был сильным соперником, и я должен извиниться за сказанное».

Хилл победил Шумахера в предпоследнем раунде чемпионата в Японии, благодаря тому что Benetton выбрал неправильную стратегию в полудождевой гонке. Но в финальном Гран-при сезона в Аделаиде Хилл нажимал на немца на протяжении 36 кругов, так что в итоге Шумахер совершил ошибку и вылетел с трассы, повредив машину о стену. Немец вернулся на трассу, Хилл попытался пройти его по внутреннему радиусу, но Шумахер подрезал его и столкнулся с Williams, повредив тому переднее антикрыло. Benetton взмыл в воздух. Это была вторая ошибка Михаэля за уик-энд – основной гоночный болид он разбил в квалификации.

В конце этого сезона, полного противоречий, Шумахер завоевал свой первый чемпионский титул и посвятил его Сенне. «Я всегда знал, что уступлю этот чемпионат Айртону. Он должен был его выиграть. Я хотел бы отдать титул ему. У него была лучшая машина, и он был лучшим гонщиком».

Это была галантная попытка сгладить шероховатости сезона и вернуть себе репутацию человека честного, который придерживается спортивного поведения. Но что сделано, того не воротить – сообщество Формулы-1 и весь мир стали воспринимать Шумахера иначе.