Текст книги "Волк Среди Овец"

Автор книги: Джей Брэндон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

Глава 19

Вечерние новости по всем каналам довольно однообразно осветили случившуюся трагедию. Уверен, репортеры не сговаривались. Сами события диктовали подачу материала. Моя легкомысленная речь осталась достоянием слушателей. Она была слишком многословна для телевидения и не подходила для газетной статьи.

На фоне телекадров и снимков я гляделся героем. Окружной прокурор, обнаженный по пояс, идет под пули сумасшедшего насильника и появляется с ребенком на руках. Зрелище потрясающее. Если ничего не знать доподлинно, можно состряпать душераздирающую историю.

Статья Дженни Лорд отличалась спокойным тоном, но была помещена под фотографиями мертвого Остина, названного газетой другом окружного прокурора. Ни о каких прошлых грешках Остина не упоминалось. Я не стал вдаваться в причины столь деликатного поступка Дженни. Мы все достаточно долго знали друг друга, чтобы хранить секреты. Я знал о компрометирующих статьях, положенных до времени в ящик, об оказанных журналистами услугах сильным мира сего, это старо как мир. Если пробить паутину взаимообязательств даже пушечным ядром, наутро стараниями пауков появится новая паутина.

Лео Мендоза, недавно кричавший о невиновности Остина, тоже поспешил в новостях сделать заявление, он не стал оправдываться и даже упоминать смерть Остина Пейли, а просто брякнул:

– Уверен, что избиратели устали от ковбойского правосудия Марка Блэквелла, которое вершится в перестрелке, а не в зале суда.

Он был уверен в своей победе на выборах, в этом его убеждал предварительный опрос. Но что поделаешь, если многие избиратели предпочитают ковбойское правосудие любому другому. Еще до конца недели я получил четыре приглашения встретиться с избирателями. Незнакомые люди на улице приветствовали меня и пожимали руку. Я решил, что стал любимцем наивных романтиков.

В понедельник вечером, накануне выборов, я ужинал с Дэвидом и Викки. Мы выбрали китайский ресторанчик, в котором бывали раньше, но не вместе. Мы заказали фирменное мясо и цыпленка с рисом. Викки была великолепна, но держалась так неприступно, что мне и в голову не пришло подойти к ней, будь я зеленым юнцом. Грива ее светлых волос была рассыпана по плечам. Трудно было оторвать глаз от ее красивого лица, но, когда я приветствовал ее, она ответила, как всегда, холодно, как будто пришла по принуждению.

На Дэвиде не было галстука, он был такой взъерошенный, как будто только что сошел со спринтерской дистанции.

– Трудный день? – спросил я.

Он коротко кивнул.

Сначала мы немного выпили, а потом принесли заказанные нами блюда.

– Удачи тебе завтра, – пожелал мне Дэвид.

Я пожал плечами.

– Ты же хочешь победить, не так ли?

– Конечно, – ответил я. – Но не вижу трагедии в том, если что-то сорвется. Меня вполне удовлетворяет нормальная жизнь, я не жажду видеть себя на экране телевизора, где был в предыдущий день.

– Вы обязаны выиграть, – заявила Викки. – Кто-то может снова оказаться в беде.

Я уставился на нее как баран на новые ворота. Одно из двух: или она беспросветная тупица, или наделена более тонким чувством юмора, чем я предполагал.

На этом мы закрыли тему моей карьеры и поговорили о новой работе Дэвида, проблемах Викки и их планах на будущее. Я заметил, что они кое-что недоговаривают, они выглядели заговорщиками, которые понимают друг друга с одного взгляда. Они обменялись каким-то знаком и прыснули со смеху.

– В чем дело? – спросил я, но они не хотели говорить.

Мы с Викки одновременно потянулись к последнему куску мяса, я вилкой, она палочками.

– Бери, я не хочу, – отказался я.

В знак подтверждения я похлопал себя по животу.

– Эй, по телевизору вы неплохо смотрелись, – поддела меня Викки. – А говорят, на экране увеличиваешься в объеме на десять фунтов.

– Только если ты в одежде, – ответил я.

Она сказала Дэвиду:

– Видишь, я говорила тебе, что он из-за одежды так смотрится.

– Как? – спросил я, оценивая свой внешний вид. – У меня какие-то огрехи?

– Разве Дэвид не изменился к лучшему, с тех пор как я таскаю его за собой по магазинам и покупаю ему одежду? – вопросом на вопрос ответила Викки.

Я посмотрел на Дэвида. Она была права. Даже помятая в конце дня, его рубашка не только прекрасно смотрелась, но и скрывала врожденную бледность. И пиджак не висел мешком, как будто с чужого плеча. Я пытался вспомнить, когда он перестал одеваться как подросток. Но дело было не только в одежде. Дэвид, казалось, обрел уверенность в себе. Он откинулся на спинку стула и кидал реплики, когда считал нужным. Он не взвешивал каждое свое слово. Он изменился совсем недавно, обрел раскованность и убежденность в правильности своих поступков. Казалось, Дэвид наконец вырос и отказался от детских замашек. Даже люди, недавно повзрослевшие, понимают, что и они иногда ошибаются.

Мы потягивали вино. Я не спешил с заключительной речью. Дэвид и Викки, похоже, не торопились расстаться со мной.

После того как нам принесли счет, Дэвид задумался и смущенно произнес:

– Ты не спросил ничего о маме.

– У меня свои источники информации, Дэвид, целый штат осведомителей, тебе не нужно быть одним из них.

Он с облегчением вздохнул.

– У нее все в порядке, – сказал он. – Она, похоже, счастлива.

– Я рад.

Они переглянулись с Викки, и Дэвид добавил:

– Но я не уверен, счастлива ли она от того, что все идет хорошо, или от того, что не все так плохо.

– Что? – не понял я его мысли.

Он ответил:

– У нее появился друг. Она то проводит с ним слишком много времени, то вдруг тормозит, как будто не хочет торопиться.

– Ну, думаю, это…

– Думаю, ей нравится его дразнить, – доверительно шепнула мне Викки.

Я решил не темнить.

– Знаешь, какое это доставляет удовольствие, Викки?

Она по достоинству оценила мой ответ. Мы рассмеялись.

– У меня имеется кое-какой опыт на этот счет, – сказала она, потрепав Дэвида по плечу.

Он подмигнул ей.

– У меня тоже.

"Черт", – подумал я. – Мне начинает нравиться это женщина".

Дэвид, похоже, был солидарен в этом со мною. Удивительно, как все устроилось без моей помощи!

В день выборов я отправился на службу, но не сидел в кабинете. Я неторопливо прошелся по этажам старого и нового зданий, заглядывал в залы суда, вспоминал прошлое. Здесь я провел свое первое дело. Это мой старый офис. Под эту лестницу я зашвырнул свой дипломат после самого горького поражения. Человек оставляет свои следы повсюду, но и сам получат отметины, я буду помнить эти стены, даже если покину их. Крах для меня состоял в том, что меня хотят изгнать из привычного мира, законы которого я знал лучше других. И делают это безмозглые чужаки.

В шесть часов я покинул свой кабинет и направился в гостиницу "Менсер", что в нескольких кварталах от Дворца правосудия. Там меня ждал Тим Шойлесс со взятым напрокат костюмом. Заодно, в надежде на победу, он арендовал и зал для моих сторонников.

На лестнице меня не слишком дружно приветствовали организаторы выборов, что вовсе не способствовало улучшению настроения. Я не стал заходить к Тиму.

К семи часам все завершилось, и мы узнали первые результаты. Выборы не стали значительным событием, тем более в год президентской гонки. На экране высветились цифры. За меня было отдано пятьдесят три процента голосов, сорок семь процентов проголосовали "против".

Все молчали, пришлось мне открыть рот.

– Маловато.

Шла первая стадия голосования, окончательных результатов приходилось ждать. Консервативная северная часть Сан-Антонио, в поддержке которой я был уверен, по традиции голосует вначале. Судя по предыдущим баталиям, я набирал голоса в первой части, которые потом терял при поступлении окончательной информации. Преимущество в шесть процентов было ничтожным.

Час спустя я закрылся в комнате, чтобы никто меня не беспокоил.

Странно, но мои мысли занимали не выборы, а Остин Пейли. Я избегаю похорон. Я всегда боялся, что человек, которого я хорошо знал, запечатлится в моей памяти только на смертном одре. Я думал об Остине, перебирал в памяти последние несколько недель, когда он был обвиняемым, а я прокурором. Но нас с Остином объединяло общее прошлое в течение двадцати лет. Мы не были близкими друзьями, судя по всему, что я узнал, таковых у него и вовсе не было. Но он обладал замечательной чертой, он притягивал людей, обращал в свою веру. Не я один поддался его очарованию. Я вспомнил эпизод десяти– или двенадцатилетней давности. Остин защищал обвиняемого. Я стал свидетелем его переговоров с прокурором – докой в своем деле. Прокурор настаивал на тюремном заключении для его подзащитного, и тут начался торг. Хотя это слово грешит против истины в случае с Остином. Он был виртуозом переговоров. Остин непринужденно принялся перечислять содержимое бара в доме его подзащитного. Солидное собрание, но и его не хватит скрасить долгие ночи в тюрьме. Вдобавок он шепнул на ухо прокурору:

– Скажу вам по секрету, я тоже был на той попойке. Хорошо, что меня не арестовали.

Прокурор улыбнулся его шутке. В считанные секунды Остин перетянул грозного противника на свою сторону. В дальнейшем преступление уже рассматриваюсь как заурядное событие. Угроза тюремного заключения отпала. Заметив мой пристальный взгляд, он подмигнул за спиной прокурора, включив меня в заговор. Вся жизнь Остина строилась на недомолвках и тайнах, которые впоследствии оказывались блефом. Или нет. Он был сложным человеком. Мне не понравилось, каким простаком его изобразили в некрологе.

За моей спиной открылась дверь. Я не сомневался, кого сейчас увижу.

– Привет, Элиот, – кинул я через плечо.

– Если бы я знал, что ты телепат, – сказал он, – я бы не крался на цыпочках.

Я указал на окно.

– Я видел твое отражение.

Он усмехнулся, как будто соглашаясь, что тупеет с годами. Он выглядел неважно.

Лоб и щека были обклеены пластырем, другие порезы затянулись.

– Я пришел, чтобы пожелать тебе удачи.

– Спасибо.

Элиот наверняка видел первые результаты и понял, что они означали, поэтому я оценил его появление. Он не собирался уходить. Помолчав, я добавил:

– Я наблюдал за ним, Элиот. Он не терял присутствия духа. Он знал, на что идет. Он был уверен, что его встретят снайперы. Он намеренно поднял пистолет.

Элиот молчал какое-то время, как будто все еще прикрывал Остина. Затем он сказал:

– Я знаю, что у него не было никаких планов относительно мальчика. Он просто заманил тебя туда. И он знал, что ты придешь не один.

– Ты хочешь сказать…

– Да, так он избежал тюрьмы. Он не мог позволить, чтобы это случилось.

Мне показалось, что в нашу компанию затесался Остин Пейли, который хитро улыбался, пока мы разбирали его намерения.

– Но ведь он имел хорошие шансы на условный срок, – выдавил из себя я.

– С оглашением обвинительного акта для него все было решено, – ответил Элиот. – Весь город стал свидетелем его жизненного краха. Былого не вернуть. Он не мог этого перенести.

– Как и его друг Крис Девис, – сказал я.

Губы Элиота сжались в тонкую полоску, он все еще пытался хранить секрет.

– Крис сам вызвался помочь? – спросил я и долго ждал, когда Элиот ответит.

– Да. Потому что он любил Остина. Да и какое значение имеет, где ты проведешь свои последние дни. – Элиот взглянул на меня.

– Ты понял, Крис умирал?

– Я догадывался. Он таял на глазах.

Элиот добавил.

– Он не вынес процесса. И не знаю, смог бы Остин подвергнуть его этому. Он любил Криса, знаешь. Он любил…

Элиот запнулся. Ему было больно еще поминать Остина.

– Марк. – В дверях возник Джесс, один из помощников, молодой республиканец. – Не мог бы ты на минутку выйти к нам?

Я последовал за ним в ярко освещенный зал. Тим Шойлесс призывно махал мне рукой, стоя рядом с тремя телевизорами.

– Быстрей, быстрей, – торопил он меня. – По пятому каналу уже прошло. Сейчас по четвертому повторят.

Я понял, что он имеет в виду. Раскладка голосов.

Неужели мой рейтинг упал ниже пятидесяти процентов? Должно быть, Лео Мендоза прикинул, что перепрыгивает меня, раз начал с более низких показателей.

– А на выборах окружного прокурора округа Бексер, – отбарабанил диктор и, дождавшись появления на экране цифр, добавил, – согласно последним сведениям, ведет Марк Блэквелл с пятьюдесятью пятью процентами.

– Пятьдесят пять? – переспросил я.

– Именно, – заверил меня Тим, – То же самое только что объявили по другому каналу.

Мои показатели росли, а не падали.

– Ковбойское правосудие! – пробормотал я.

Все в комнате аплодировали.

Я взглянул на Элиота, он стоял в дверях и слабо улыбался. Интересно, о чем он думал? В таком омерзительном деле, где жертва – ребенок, общественность жаждет крови. Я действовал без основательной поддержки, влиятельные люди оказывали на меня давление. Я не просто провел обвинение против монстра, я убил его. Избирателям пришлась по душе такая работа.

Весь вечер мой рейтинг шел вверх. С новой системой электронного подсчета голосов не приходится ждать весь вечер, чтобы узнать, кто победил. В половине десятого я имел в кармане пятьдесят семь процентов. Поползли слухи, что Лео Мендозе уже не подняться. Стало ясно, что я выиграл, когда в отель потянулись общественные деятели и зал внизу стал потихоньку заполняться. Тим радостно сообщил мне, что на стоянке машин яблоку негде упасть. Завтра все будут моими искренними сторонниками. Я радовался вместе с ним. Пусть все залезают на борт.

Меня проводили в заднюю комнату, чтобы я привел себя в порядок и приготовился сказать несколько фраз, чего я совсем не ожидал. Джесс попытался вывести из комнаты человека, который уютно устроился в кресле и блаженствовал в одиночестве.

– Пожалуйста, сэр, окружному прокурору нужно побыть одному.

– Не надо, Джесс, – сказал я.

Он вопросительно посмотрел на меня, так и не узнав моего непрошеного гостя, но тут же покинул нас.

Я был рад обществу Элиота. Несмотря ни на что, он оставался одним из тех, кому я все еще доверял.

Он подошел ко мне и похлопал по руке, как отец, поздравляющий сына.

– Я сейчас уйду, наслаждайся успехом, – сказал он. – Я только хотел поделиться с тобой одним жизненным наблюдением. Ты победитель, каждый рвется в твою команду. Но помни о тех, кто был с тобой, когда тебе нужна была помощь.

Я в замешательстве молчал.

– Знаю, Элиот. Я…

– С тобой рядом не было никого, – твердо ответил Элиот. – Никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе. Все были против тебя. Наступит критический момент, и все в точности повторится. Тому, кто подойдет и пожмет тебе руку, можно доверять меньше всего. Пока… – Он смерил меня взглядом. Что ты намерен делать с тем, что рассказал тебе Остин? Насчет пожара в общественном центре и трупа в подвале?

– Заведу дело, – ответил я. – Найду могилу, начну расследование. Ухвачусь за ниточку и вытяну клубок. Посмотрим, что у меня получится. Виновные должны понести наказание.

Я говорил то, что думал. Но по выражению лица Элиота трудно было определить, этого ли ответа он от меня ждал.

– Остин мертв, – напомнил он мне о том, чего я не забывал. – Теперь ты хранишь секрет. Это надежнее, чем деньги в банке.

Я не ожидал услышать это от Элиота. Я решил, что он меня прощупывает. Я промолчал. Элиот с грустью посмотрел на меня.

– Мне нечего тебе сказать, – ответил он. – И главное – нечего посоветовать, но в твоей ситуации тебе не поможет никто. Я не знаю, что это за люди. Но они существуют. Они ненавидят таких, как ты: одиночка, которого поддерживает народ. Оглядывайся, чтобы не получить удар ножом в спину.

Он не хотел испортить моего праздника и ушел. Я с минуту поразмышлял над его словами, пока не ворвалась толпа и не увлекла меня вниз, к моим новоявленным друзьям. Я радушно улыбался, отвечал на пожатия. Ко мне подходили люди, увидеть которых я никак не ожидал. Я прикидывал, что сказать: "Я не ожидал победить, но победил. Мне просто повезло. И кое-кто очень пожалеет об этом".

Под одобрительные возгласы я выскочил на сцену, множество микрофонов готовы были донести до тысяч собравшихся мои слова. Я повременил и произнес:

– Ну, ребята, мы победили.

Зал взорвался. Когда шум стих, я сделал глубокомысленное лицо.

– Мы отстояли свою позицию, и людям это пришлось по душе. Они поняли, что наша команда служит одному Богу: правде. Они услышали…

Глупая речь. Не стоит повторять ее снова. Я говорил нудно и долго.

Утром меня посетила безо всякого предупреждения та, которую я больше всего на свете желал увидеть. Я не мечтал о таком счастье, особенно после разговора в зале суда!

Дженет пришла сама, без звонка, что меня обнадежило. Я был рад ее видеть, особенно после почти бессонной ночи. Она тронула меня за руки.

– Мне надо было прийти вчера вечером, – сказала она.

– Не стоило. Это бы меня огорчило.

Празднование политической победы такая же неприятность, как и судебный процесс.

– Я видела тебя в новостях с Томми. – Дженет пристально посмотрела мне в глаза, как будто хотела понять, сколько в моих действиях было истинного беспокойства о жизни ребенка и сколько стремления держаться героем перед выборами.

Я ничего не ответил. Я был уверен, что она уже составила себе мнение, а мне ее не переубедить.

– Ты был единственным человеком, который мог спасти его, – сказала Дженет.

Она заметила рану на моем лбу и побледнела, она еле удержалась от желания провести ладонью по ней.

– Ты был ранен?

– Со мной все в порядке.

Она опустила голову.

– Марк, давай, договоримся больше никогда не видеться, – сказала она, волнуясь, – по работе.

У меня отлегло от сердца.

– Согласен, – серьезно ответил я. – Позволь тебе заметить, с тобой работать одно расстройство.

Я добился своего. Она округлила глаза, приоткрыла рот, и краска залила ее лицо.

– Ты тут соблазняла меня в нашу первую встречу, – продолжал я. – Как школьница флиртовала со мной, стреляла глазами и сверкала коленками…

Она сделала большие глаза.

– У тебя богатая фантазия.

– О, ты имеешь в виду, что все это было бессознательно? Ты знаешь, что бы сказал по этому поводу Фрейд?

– Нет, и ты не знаешь, – отрезала она. – К тому же он, по-моему, ошибался.

– Придется немного покопаться в учебниках, но я найду. Можно воспользоваться твоей профессиональной библиотекой?

Мы стояли друг против друга. Дженет серьезно спросила:

– Скажи, пожалуйста, ты виделся с Томми?

Я услышал вызов в ее голосе.

– Я пытался дозвониться до него несколько раз, но…

– Хорошо. Не ищи с ним встречи. Оставь его на время в покое, может быть, навсегда. Нельзя вторгаться в жизнь Олгренов. Они пытаются вновь обрести друг друга. Ты будешь им вечным укором и напоминанием об их несчастии. Именно сейчас, когда Джеймс Олгрен пытается стать настоящим отцом.

– Правда? Я рад. Жаль, что…

Я осекся. Я чуть было не произнес, что жалею, что нам с Дэвидом не пришлось пережить такой трагедии, которая должна была встряхнуть меня и заставить задуматься, что важно для меня, работа или сын.

Дженет улыбнулась. Деловая часть завершилась.

– И если ты решился последовать моему совету, то я подскажу, куда девать свободное время.

Мне казалось, что она озвучивает мои мысли. Она шагнула мне навстречу, и я обнял ее. Впервые за несколько последних дней я расслабился. Нет, за несколько последних недель.

Она слишком скоро ушла. Человек занятой, она должна была спасать и другие жизни.

Я подошел к столу и взял в руки какое-то заявление. На бланке прокуратуры два сдержанных предложения после формального обращения.

– Пэтти, – позвал я. – Бекки Ширтхарт в приемной?

– Ее здесь нет.

– Найди ее и попроси зайти, хорошо?

Странно было сидеть за своим рабочим столом и не паковать вещи и документы. Я не мог дождаться начала работы, меня одолевала жажда деятельности.

Бекки стремительно влетела в мой кабинет, как будто я оторвал ее от чего-то важного. Она была не в пример обычному уверена в себе. Она подошла к столу и вопросительно посмотрела на меня. Она ждала, что я заговорю первым.

– У меня была трудная ночь, – признался я.

– У тебя была прекрасная ночь.

– Я тебя там не видел.

– Меня там и не было, – сказала она, глядя мне прямо в глаза.

– Рад это слышать, – вздохнул я. – Это подтверждает мое мнение о тебе.

Она удивленно подняла бровь, но я переменил тему. Я протянул ей прошение об отставке.

– Мне бы хотелось, чтобы, ты забрала это и уничтожила или припрятала для других времен.

– Мне кажется, сейчас самое время, – медленно проговорила она.

– Нашла хорошую работу?

– Пока нет. – Она нахмурилась, не желая распространяться дальше. Затем решила все объяснить. – После того что произошло между нами, – она запнулась, – или, вернее, того, что не произошло, мне очень неловко продолжать здесь работать. Нам обоим будет неловко.

– Ошибаешься.

Она не дала себя сбить.

– Мне кажется, ты думаешь, что я прилагала усилия, чтобы достичь преимущества, когда у меня была возможность.

Я покачал головой.

– Я так не думаю. – Я кивнул на ее заявление. – Доказательство – твоя просьба об отставке.

Бекки хотела что-то добавить, но сдержалась.

– Может, я такая хитрая.

– Если это так, я хочу, чтобы ты была на моей стороне. Бекки, моя победа на выборах – первый выстрел в этой войне. Все может обернуться непредсказуемо. Мне следует быть осторожным и окружить себя людьми, которым я полностью доверяю.

Она вскинула брови.

– И это я?

– Это ты.

Подумав, она решительно взяла бумагу, прочла ее и разорвала надвое. Она взглянула на меня и потупила взгляд. Она была счастлива и не хотела, чтобы я видел это, или, возможно, не позволяла себе радоваться.

– Сентиментальная дура, – заключила она.