Текст книги "Грешные удовольствия"

Автор книги: Джессика Трапп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

К тому времени как они добрались до города, был уже полдень. Страхи Бренны рассеивались с каждым шагом, которые они делали по мощеной мостовой. Ее муж, как обычно, шел четким шагом, но в его походке чувствовалась легкость, свидетельствовавшая о том, что впереди их ждет что-то приятное.

В глубине души она понимала, что следует вернуться к обсуждению важных для ее семьи проблем, с тем, чтобы она могла подумать, как ей поступить. Но ей страшно не хотелось нарушать наступивший между ними хрупкий мир, и она с удовольствием, хотя и чувствовала за собой вину, приняла ту игру, которую он затеял.

– Намекните хотя бы, куда мы направляемся, – со смехом попросила она, немного разочарованная его загадочными взглядами и решительным отказом сообщить, в чем заключался сюрприз.

– Ни за что. Доверься мне.

Было ясно, что у него на уме какое-то озорство.

А он лишь улыбался и не отвечал на ее расспросы, хотя она уже шесть раз спросила об одном и том же.

Они свернули сначала на одну мощеную улицу, потом прошли по переулку мимо какой-то таверны. Казалось, что он нарочно запутывает следы, чтобы она не поняла, куда они идут.

Что за невозможный человек!

Он улыбался, видимо, довольный собой. Его смешные передние зубы сверкали в усмешке, то и дело появлялась ямочка на подбородке, голубые глаза, напоминавшие ей океан, блестели. Женщина легко могла бы утонуть в его взгляде.

Ей следовало бы ущипнуть себя, очнуться от этой игры, которая заставляла ее думать, что у них все же могла быть совместная жизнь.

Она уедет через две недели. Между ними не может быть ничего, кроме войны.

– За все муки, что я претерпела, ваш сюрприз должен быть просто грандиозным, – предупредила она с деланной серьезностью.

– Тебе понравится, – он повел ее еще по одной боковой улочке. – И перестань ругать меня, пленница-жена, не то я надену на тебя намордник. Однако угроза прозвучала вполне мирно.

Бренна рассмеялась, почувствовав себя свободной, как ребенок. Она уже совершенно не понимала, где находится, и просто шла за ним.

– Я испорчу свое новое платье, – пожаловалась она.

– Тем лучше. Я смогу потом разрезать его на тебе, – ответил он, продолжая тащить ее за собой.

Она не хотела попасть в ловушку его обаяния, но – увы! – уже попала. Его легкомысленная манера, казалось, растопила места в ее сердце, которые уже давно были заморожены. Она удивилась, как им стало легко друг с другом. Это было опасно. Гораздо опаснее прежнего напряжения.

Они пробрались через кусты, обошли какое-то строение и перелезли через забор.

– Вы заблудились, – обвинила она его, когда они, миновав еще один проулок, уперлись в глухую стену высотой выше ее роста.

– Ничего подобного. Я в жизни еще ни разу не заблудился.

– Так уж и ни разу, – с насмешкой сказала она, оглядывая стену.

Камни были старыми, из щелей пробивался мох. На земле среди плит валялся гнилой огрызок яблока, который облюбовали муравьи. Кругом были одни сорняки.

Джеймс провел пальцами по щелям между камнями, будто стараясь что-то нащупать.

– Я обладаю внутренним чувством направления, – похвастался он. – Возможно, именно поэтому я люблю ходить под парусом и чувствовать, как в лицо мне дует соленый морской ветер.

Перед ее мысленным взором предстала картина: он стоит босиком на палубе и ветер треплет его рубашку. Штаны рваные и мятые от долгого пребывания на море. Совсем не похож на человека, который сейчас стоит перед ней. Как человек, любящий море и такой необузданный в постели, стал таким суровым и непреклонным? Имеет ли это отношение к его ребенку и серебряному медальону, который он носит на груди?

Ей в голову вдруг пришла мысль, что она очень мало знает о человеке, за которым оказалась замужем.

– Вам нравится ходить под парусами?

Обернувшись, он быстро поцеловал ее в щеку.

– Мой брат подарил мне корабль. Даже сейчас мне безумно хочется вернуться в море.

– О!

Бренна не поняла, почему ее поразило это его заявление. Она знала, что он пират и у него есть собственный корабль. Однако за исключением тех моментов, когда он лежал между ее ног, запрокинув голову в порыве страсти, он всегда был таким собранным. Точным.

Требовательным.

Жизнь на море не очень сочеталась с таким упорядоченным существованием. Набегали волны, корабль кренился. Океан нельзя было разгладить, как это делали служанки с его одеждой.

Возможно, в открытом море он был более свободен? Больше смеялся, демонстрируя свою пиратскую улыбку?

– А почему вы любите путешествовать? – спросила она.

Он помог ей перелезть через стену, и они оказались в каком-то саду.

– Потому что я могу быть свободен. Я обожаю приключения и люблю открывать для себя что-то новое.

От этого признания у нее быстрее забилось сердце. Может, они не так уж сильно отличаются друг от друга, как она думала?

– А я именно по этой причине пишу красками, – призналась она, оглядываясь. – Где мы?

На огромных клумбах цвели пионы, ноготки, бархатцы, лилии и первоцветы. Их яркие цвета напоминали ее палитру. Голубые цветы розмарина походили на полупрозрачные кружева. Сад был окружен деревьями, так что было непонятно, где находятся они, а где – город.

– Мы совсем недалеко от города, – сказал он, будто угадав ее мысли. Он взял ее за руку и повел по заросшей тропинке. – Я же сказал, что знаю, где мы находимся.

– Да, сказали, – подтвердила она, хотя не была убеждена, что он не блефует. Но он шел уверенно.

Бренна шла, восхищаясь пением птиц и жужжанием пчел. Воздух был наполнен ароматом цветов, земли и листьев. Все кругом было ухожено – кусты аккуратно подстрижены, а газон похож на роскошный зеленый ковер. Она не знала, что в городе есть такое место.

Остановившись возле клумбы с цветами наперстянки, она воскликнула:

– Какие чудесные! Так этот сад и есть ваш сюрприз?

Он сжал ее руку и поцеловал в висок.

– Нет, но он уже близко. Скоро увидишь. Бренна шла за мужем, разрешая вести себя, куда ему будет угодно.

– Расскажите мне о ваших путешествиях. О вашем корабле и об океане.

Он улыбнулся, и его взгляд затуманился.

– Ветер обжигает твою кожу, которая горит от соленых брызг. Корабль кренится то на один борт, то на другой, успокаивая тебя днем и убаюкивая ночью.

– Похоже на сказочный мир, – зачарованно сказала Бренна. Несмотря на свои мечты об Италии, она на самом деле нигде не была, кроме Лондона. – Мне бы хотелось поехать в Италию, – мечтательно произнесла она, но спохватилась – он не должен знать о ее желании жить в Италии.

– А-а, Италия. В Италии пахнет восхитительными специями – чесноком, луком шалотом и всевозможными пряностями. Это особое место, где жизнь бурлит, где живут необыкновенные веселые люди и великое множество художников.

Он сорвал цветок и протянул его жене. Потом обошел ряд низких кустов и оказался у заднего фасада какого-то здания.

– Мы пришли.

Это был собор. Вернее, его строения.

– Это храм.

Бренна взглянула вверх на башни. Ей и в голову не могло прийти, что они находятся на территории собора, хотя теперь все встало на свои места: прекрасные цветы, ухоженный газон, замечательный сад. Они шли каким-то неизвестным ей путем, а она была настолько поглощена тем, что они вместе, что не обратила внимания на то, где они находятся.

– Что мы здесь делаем?

– Ш-ш.

Отворив боковую дверь, он повел ее внутрь. Перед ними оказался огромный зал, служивший трапезной. Сейчас здесь никого не было. Столы стояли вдоль стен в ожидании следующей трапезы.

Она вошла и внезапно остановилась.

На стенах висели две ее картины – самые большие из ее коллекции. На одной была изображена святая Дева Мария с младенцем Иисусом на руках, на другой – святой Петр, идущий по воде, за ним наблюдали из лодки его ученики.

У Бренны перехватило дыхание – она не могла говорить. Она смотрела на свои картины так, как будто видела их в первый раз. Словно они принадлежали незнакомому художнику, а не были написаны ее собственной рукой.

Сколько раз она пыталась выставить свои картины! Однако епископ Хамфри всегда отвергал их.

– Как? – только и могла вымолвить она, когда, наконец, обрела дар речи.

Джеймс улыбнулся:

– Ты довольна?

Она откашлялась. Довольна? Она не верила своим глазам. У нее было такое чувство, что она прошла сквозь какие-то таинственные двери и увидела, что ее мечта осуществилась.

– Я поражена.

– Миледи, нет причины, по который вы не можете быть и художницей, и женой. Вы удивительная художница и заслуживаете того, чтобы ваши работы выставлялись в престижных местах. Полагаю, что пройдет время и церковь сочтет правильным переместить ваши картины из трапезной в собор.

Она бросилась ему в объятия и начала страстно, отчаянно целовать, не думая о том, что они находятся на территории церкви, а их семьи собираются воевать. Никто в жизни никогда не оценивал так высоко ее работу. Она ликовала.

Джеймс рассмеялся:

– Монастырь вам совсем не подходит, миледи.

Какое-то мгновение на свете существовали лишь они двое. От радости у нее на глазах выступили слезы и захотелось, словно ребенку, закружиться в танце.

Он прижал ее к себе и нагнул назад, так что ей показалось, что она может упасть. Их губы встретились, ноги и руки переплелись, как у изголодавшихся любовников.

Но так не может продолжаться, подумала она. Слишком много страшных событий должно произойти. Она должна рассказать ему о своем брате и об их с отцом планах. Она должна заставить Джеймса и Натана вступить в переговоры.

Неожиданно за их спиной раздались шаркающие шаги.

Они отпрянули друг от друга.

Увидев направлявшегося к ним епископа Хамфри, Бренна покраснела до самых корней волос. Выражение лица епископа было еще более постным, чем обычно. В руках он держал четки. В его взгляде читалось неодобрение. Запах ладана окружал его, словно облако осуждения.

Она гордо подняла подбородок, хотя внутренне содрогнулась, и ей захотелось спрятаться в одной из многочисленных ниш зала.

Джеймс усмехнулся. Он не был ни испуган, ни сконфужен появлением Хамфри.

– Здравствуйте, уважаемый епископ. Я надеюсь, что ремонт вашего собора продвигается успешно?

– Мы… – Хамфри сделал кислое лицо, спрятав руки под сутаной, – мы благодарим вас за щедрое пожертвование.

Ах, вот в чем дело. Монтгомери всех подкупил, и они повесили ее картины.

– А как ваши прихожане оценили работу моей жены?

Выражение лица епископа стало еще более кислым.

– Лорд Стэнмур выразил желание купить первую картину, – буркнул он. – Если вы решите продать ее, золото пригодится для храма.

Бренну распирало от гордости. Торжествующий клич чуть было не вырвался из ее груди. Она была уверена, что и другим понравятся ее картины, если только у нее будет возможность их выставить.

– И вы не видите проблемы в том, что картины написаны женщиной? – настаивал Джеймс.

Она чуть было не подавилась смешком, так понравилась ей смелость мужа. У епископа уже горели уши, и ей показалось, что не следует развивать эту тему, но явная растерянность епископа была ей очень по душе.

Если бы она уже давно могла бы показать свои картины, ее приняли бы в монастырь, и ей не пришлось бы выходить замуж.

– Вы разрешите нам продать картины и разделить доход пополам, лорд Монтгомери? – Пальцы в перстнях перебирали четки.

Епископу наверняка было неприятно задавать этот вопрос, и Бренна не смогла сдержать свое ликование.

– Нет, – начала она, – я не хо…

Монтгомери сжал ее руку и не дал договорить.

– Разумеется, мы можем заключить приемлемую для обеих сторон сделку, – сказал он епископу. – Завтра я вернусь, и мы обговорим условия.

Бренна кипела. Она хотела вырвать руку, потому что не хотела продавать картины епископу Хамфри, который все эти годы унижал ее.

Раздражало ее и то, что теперь не она заключает деловую сделку, а ее муж. До чего же незавидна судьба женщин!

Она хотела потребовать, чтобы ее картины сняли со стен, и уже было открыла рот, но вмешался Джеймс.

– Нам надо идти. Я вернусь позже, – Джеймс бросил на Бренну предупреждающий взгляд и поспешно повел ее к выходу.

– Ничего не говори, – процедил он сквозь зубы.

Она уже еле сдерживала раздражение, но прикусила язык. Епископ смотрел им вслед с нескрываемым недоумением.

Бренна едва поспевала за широкими шагами Монтгомери. Когда они отошли на порядочное расстояние от храма, он притянул ее к себе и приподнял, так что ей пришлось встать на цыпочки.

Он был в ярости.

– Я не позволю тебе позорить меня. Не смей спорить со мной в присутствии этого человека.

– А как ты смеешь соглашаться на продажу моих картин без моего согласия? – горячо возразила она.

– Это мое право. Я твой муж.

– А я художник, и это мое право решать кому будут проданы мои картины. Я ненавижу этого человека!

Неожиданно он расслабился и, заправив выбившуюся у нее из-под капюшона прядь волос, сказал:

– Успокойся, Бренна. Я тоже его не люблю, но существуют гораздо более серьезные проблемы, чем он, если только ты хочешь стать известной как художница. Этому может послужить продажа нескольких картин. Лорд Стэнмур часто устраивает празднества, чтобы похвастаться своим домом и поместьем. Ты отличная художница и можешь стать известной не только здесь, но и на континенте, если он захочет купить и другие твои картины. Это торговый город, и собор часто посещают иностранцы.

Ее обуревали противоречивые чувства, но она начала понимать, чего добивается Джеймс ради нее. Она думала лишь о крошечном рынке сбыта, о том, чтобы размещать свои картины в церкви. А он предлагает ей весь мир.

– Я торговец, Бренна, и занимаюсь этим уже много лет. Можешь положиться на мое мнение в этом деле.

Никто никогда на самом деле не поддерживал ее искусство. Его вера в нее была словно бальзам на ее душу.

– Мой брат приезжает, – вырвалось у нее, но она тут же осеклась. Как она могла так легко выдать семейную тайну?

– Твой брат?

– Да. Через две недели он прибудет сюда с отрядом своих людей, чтобы начать осаду замка.

Джеймс отшатнулся от нее.

– Ты все это спланировала, – обвинил он ее.

– Нет! Я только что узнала…

– Господин Монтгомери! Господин Монтгомери! – кричал подбежавший к ним уличный мальчишка в грязных лохмотьях. – В замке пожар! Торопитесь!

Глава 22

Джеймс схватил жену за руку, и они помчались к замку.

В голове Бренны билась пугающая мысль о том, что вернулся ее отец. Она тяжело дышала, стараясь не отставать от мужа. «Не может быть, не может быть», – стучало у нее в мозгу.

Наконец они выбежали на дорогу. До дома оставалось не больше полумили.

В вечернее небо поднимался столб черного дыма. Он шел от северной башни, где находилась ее спальня. В воздухе стоял запах гари и пепла.

– Проклятие! Почему мы не поехали верхом! – вырвалось у Джеймса.

Бренна споткнулась и чуть не упала, но он, не останавливаясь, подхватил ее на руки и понес в сторону замка.

Она держала его за шею, и казалось, что эта ноша ничуть его не беспокоит. Он бежал так же легко и быстро, и дыхание у него не сбивалось.

Едкий запах дыма обжигал легкие. Она увидела языки пламени, вырывавшиеся из окна ее комнаты. Слуги уже выстроились цепочкой, чтобы передавать друг другу ведра с водой из источника.

Господи! Ее картины. Ее работа. Все принадлежности. Все, чем она жила последние годы, было в этой башне.

Когда они пробежали под опускной решеткой, она уперлась Джеймсу в грудь, чтобы освободиться из его рук. Он отпустил ее и поставил на ноги.

Не думая об опасности, она побежала к башне, но Монтгомери успел схватить ее за руку.

– Нет, жена. Это опасно.

– Мои картины!

– Можно написать новые. Красок в этом мире полно, а ты одна.

Она закричала, почти перегнувшись пополам, но он не отпускал ее. Она хотела спасти свою работу, спасти все, что еще было можно, от огня.

– Нет! Нет! Нет! – кричала она и била его кулаками в грудь.

Крик Бренны перешел в рыдания, когда она увидела, как оранжевые и красные языки пламени все больше охватывали ее башню. Уже сгорела новая крыша и целиком поленница дров. Она зарылась лицом в грудь Джеймса и закрыла глаза, чтобы ничего не видеть.

Но она чувствовала запах пепла, слышала, как потрескивает огонь, ощущала жар огня. Пламя сжирало ее картины, работу всей ее жизни.

Ее мечты растворились в воздухе как дым. Слезы жгли глаза и текли по щекам. Она их не вытирала.

– Бренна, – прохрипел Монтгомери, встряхивая ее.

Немного отстранившись, он сказал:

– Послушай, жена. Мне надо распорядиться людьми, чтобы они могли спасти то, что еще можно.

Она кивнула, хотя ей хотелось прижать его к себе и просить, чтобы он остался. Но она понимала, что он должен следовать своему долгу.

С ее стороны это эгоизм – думать о своих картинах, когда под угрозой замок.

– Иди и встань в ряд с людьми и помоги им передавать воду. Это тебя отвлечет, и это лучше, чем стоять и смотреть на пожар.

Она стиснула зубы, чтобы не закричать, но понимала, что он прав.

– Все будет хорошо. Но сейчас мы должны работать, а не стоять и глазеть.

Властность в его голосе пробилась в ее помутившийся мозг, и впервые она ощутила радость и даже благодарность за то, что он умеет владеть собой в такой непростой ситуации. Она схватилась за его совет так, как тонущий человек хватается за спасительный канат. На негнущихся ногах она подошла к людям и заняла свое место в цепочке.

Передавая ведра с водой, она старалась сосредоточиться на тяжелой работе и не думать о своей потере.

Огонь поднимался все выше и выше в небо. Бренна продолжала работать даже тогда, когда руки и плечи отяжелели и ныли от боли.

К ним вскоре присоединились и горожане. Отец Питер молил Бога послать дождь. Адель подняла к небу свою трость и тоже взывала к Богу. Гвинет стояла в стороне, заламывая руки.

Между тем появились и более мелкие очаги пожара. Слуги заливали их водой и забрасывали землей, чтобы предотвратить дальнейшее распространение огня.

Бренна продолжала передавать ведра. Пот градом катился по ее лицу.

Когда начало светать, Бог, видимо, услышал их молитвы – пошел весенний моросящий дождик.

Дождь! Благословенный дождь!

А утром небеса разверзлись, начался настоящий ливень, и пожар, наконец, был потушен.

В воздухе стоял смрад опустошения. На сырой земле валялись черные головешки. От башни остались лишь почерневшие каменные стены.

Тяжело дыша, Бренна села на землю, обхватила поднятые к груди колени и положила на них голову. Дождь поливал ее лицо и голову, стекал по плечам и спине, но она не обращала на это внимания. Спину ломило, руки и ноги онемели, насквозь мокрая юбка прилипла к ногам.

Странная, пугающая тишина опустилась на пепелище.

Больше ничего нет.

Все ее картины уничтожены. Все, чем она владела, было в этой башне. Ее кисти. Ее картины и рисунки. Ее краски. Пропало и золото, которое она с трудом скопила для своей поездки в Италию. Понадобятся годы, чтобы восполнить эту ужасную потерю. Некоторые вещи вообще нельзя восстановить. Например, огромное полотно с изображением Иисуса и два других – «Всемирный потоп и Ноев ковчег» и «Архангел Гавриил, сражающийся с Люцифером».

Остались только те две картины, которые Джеймс отнес в собор.

Тошнота подступила к горлу, и она еще крепче сжала колени, словно этим могла выдавить боль из своего сердца. Слезы текли по ее щекам, смешиваясь с холодным дождем.

– Здесь женщина! Господин Монтгомери, идите сюда! – закричал один из слуг.

И Джеймс поспешил к выгоревшему входу в башню. Мокрая рубашка свисала клочьями с его мускулистых плеч. Даже в этом виде он был прекрасен, но и он не мог спасти ее от охватившего ее отчаяния. Она была благодарна мужу за то, что он практически спас две ее картины. По крайней мере, по ним можно будет судить, что она действительно художник.

Какой-то человек, полностью скрытый плащом, сел рядом с ней на землю. Край его плаща оказался в грязи. Он повернул к ней голову, дав возможность заглянуть под капюшон. Она увидела густые темные волосы, карие глаза, упрямый подбородок.

Натан! Ее брат.

У нее перехватило дыхание. Она не видела его два года, и сердце подскочило от радости.

– Молчи, – предупредил он ее, – Монтгомери не должен застать меня здесь.

Он улыбнулся и, опустив голову, закрыл лицо капюшоном. С бьющимся сердцем Бренна смотрела на почерневшие от копоти стены.

Натан сжал ее руку и начал подниматься.

– Идем. Нам надо идти.

До нее вдруг дошло. Она чуть было не задохнулась от ярости.

– Ты поджег башню! – слезы градом текли по её лицу.

– Это надо было сделать.

– Адель сказала, что ты будешь здесь через две недели. Я могла хотя бы забрать свои картины и вещи, – она была готова наброситься на него.

Он поднял ее на ноги.

– Уже не было времени. И сейчас нет. Пойдем.

Ее ноги дрожали от усталости.

– Надень это, – он достал из-под своего плаща еще один и накинул ей на плечи. – Нам надо спешить.

– Леди Бренна погибла в башне! – крикнул какой-то слуга.

Бренна похолодела и отшатнулась от брата. Башня сгорела, и в ней погибла женщина.

– Ты кого-то убил! – обвинила она брата.

– Нет, сестра. Нет, но это свежеевыкопанный труп, изуродованный огнем до неузнаваемости. Поторопись. Нельзя, чтобы Монтгомери обнаружил правду.

Натан обнял ее за плечи и потащил через двор. Никто не обратил на них внимание. Многие горожане, прибежавшие на помощь, смешались с толпой грязных усталых слуг. Кое-кто из них пошел к башне взглянуть на обгоревший труп, но многие поплелись домой. Слуги, измученные страшной ночью, не обратили внимания на двух людей в плащах, покидавших пожарище.

Бренне казалось, что ее сердце обливается кровью с каждым шагом, с которым она удаляется от замка. Ей хотелось кричать, протестовать, но Натан, очевидно, это понял и зажал ей рот ладонью.

– Здесь у тебя ничего не осталось, кроме сердечной боли, Бренна.

Сердечная боль? Да, сердечная боль от потери картин.

– Если он нас поймает, нас обоих бросят в тюрьму, – говорил Натан, подталкивая Бренну на дорогу. – Отец хотел напасть на замок, но таким путем я могу спасти вас троих и не причинить слишком большого ущерба замку. Сгорела всего одна башня.

Всего одна башня.

Ее башня.

Бренна шла, спотыкаясь, рядом с братом. Но ее сердце протестовало. Она хотела остаться здесь со своим мужем, с человеком, который заставил старых, косных церковнослужителей повесить ее картины, а не с братом, который сжег их, будто они были каким-то мусором.

– Мои карти…

– Глупая девчонка! – сказал он, продолжая подталкивать ее впереди себя. – На кону жизни и замки, а ты о картинах. У нас нет времени оплакивать холсты!

Он, конечно, был прав. Но сознание его правоты не останавливало боль в сердце и не уменьшало пустоту в душе.

– А где Адель и Гвинет?

– Они ждут нас на корабле. Сегодня вечером мы отплываем в Италию.

Бренна вдруг поняла, что она больше никогда не увидит своего мужа. Никогда не почувствует его губы на своих губах, его руки на своем теле…

Она резко остановилась.

– Я не могу. Иди без меня.

Он обхватил ее за талию и потащил за собой.

– Адель предупредила меня, что ты будешь сопротивляться, что Джеймс Монтгомери дьявол и околдовал тебя.

– Никакой он не дьявол… – она вздрогнула. А может, все-таки дьявол? Ведь он и вправду ее околдовал. Даже сейчас ей хотелось, чтобы он обнял ее, потому что она знала, что он может успокоить ее. – Я никуда не поеду, – твердо заявила она.

Натан зарычал и стал толкать ее вперед.

– Учти, сестра, Гвинет передала твои миниатюры «Любовницы короля» людям короля, и они знают, что ты их автор. Если ты думаешь, что можешь втайне писать свои мерзкие картины, знай, что твой секрет раскрыт.

– Нет!

– Какими бы ни были ваши отношения с Монтгомери, он теперь не захочет, чтобы ты вернулась, и ты проведешь остаток своих дней в монастыре, где будешь раскаиваться в своих делах и замаливать свои грехи.

Она дернулась, будто ее ударили. Но он продолжал тащить ее. Ноги в туфлях скользили по мощеной дороге, а прилипшая к ногам мокрая юбка мешала ей идти.

– Как ты мог?

– Это для твоего же блага. Давай поторопимся, пока они не поймали нас прежде, чем мы доберемся до порта.

Ей хотелось кричать. Просто выть. Но это ей не поможет, если Монтгомери узнает про миниатюры.

Все пропало.

У нее было ощущение, что она увязла в болоте и с каждым шагом все глубже погружается в грязную жижу. Если она останется и признается, что она все еще жива, ее сожгут на костре. А если уедет? Как она сможет жить в одиночестве, без рук Монтгомери, обнимающих ее всю ночь?

Уже начинался рассвет, и солнце показалось из-за горизонта, но тепла не было. Их ждала карета, которая провезла их через город, мимо собора и доставила в доки.

Впереди маячил корабль, готовый к отплытию.

Теперь, когда опасность миновала, она откинула капюшон и обернулась, чтобы взглянуть на замок Уиндроуз. Он поднимался высоко над зданиями и хижинами города. Отсюда ей не была видна сгоревшая башня.

Будто вообще ничего не произошло.

Сердце пронзила боль.

Здесь не чувствовался запах пепла. Аромат соленого ветра с моря поглотил запах дыма.

Будет ли Монтгомери горевать по ней? Будет ли ему больно от того, что их время так быстро закончилось? Или возненавидит ее? Он ведь никогда не говорил ей ласковых слов, не признавался в любви.

Он сказал, что для любви у него не осталось сердца.

Но ему нравились ее картины. Он поверил в ее талант настолько, что заставил епископа Хамфри повесить ее картины в храме. А еще ему нравилась ее страстность в те интимные моменты, которые были между ними.

Но все это пройдет, как только он поймет, что это она автор миниатюр про короля и что он, сам того не зная, помогал предателю. Как же ей было тяжело!

Джеймс Монтгомери – человек чести и долга. Он всегда выполняет приказы короля.

Натан быстро провел ее по трапу на корабль и позвал капитана.

Глаза ее наполнились слезами, когда корабль начал медленно отчаливать.

Впереди была Италия.

Италия.

Ее мечта.

Ее шанс качать новую жизнь. Шанс самой решать свою судьбу. Быть независимой женщиной.

Она всегда этого хотела.

Она опустила голову на руки, державшие перила, и заплакала.