Текст книги "Иллюзии"
Автор книги: Джессика Марч
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
Вилли мучительно искала способ помочь маме почувствовать себя более уверенной. Глядя на лицо матери, по которому непрестанно текли слезы, Вилли пыталась быть спокойной и своим примером внушить ей твердость.
– Послушай, мама, – говорила она ей. – Ты должна быть счастлива. У тебя есть деньги, свой бизнес. Ты можешь делать все, что захочешь.
– Я знаю, детка, – Джинни снова вздохнула. – Я не хочу больше ничем беспокоить тебя. Но проблема в том, что я уже не в состоянии ничего делать.
Тревога и беспокойство охватили Вилли. Как помочь маме выйти из депрессии? Вдруг ей пришла в голову одна мысль.
– Может, тебе лучше на время уехать из Палм-Спрингс? Поедем со мной в Вашингтон. Я ничего не хочу обещать заранее, но, возможно, я выйду замуж.
– Ой, детка, как это чудесно! – лицо Джинни прояснилось. – Кто он? Расскажи мне о нем поподробнее. Как же ты молчала все это время? Господи! Если бы я знала об этом...
– Его зовут Мэтт Хардинг. Он судья... ты его видела на фотографии в газете.
Восторг Джинни несколько поумерился.
– Но, милая, он ведь... – она не знала, как выразиться, чтобы не обидеть дочь, но Вилли помогла ей.
– Он старше меня. Это неважно. Он самый прекрасный человек на свете. И мы любим друг друга.
Джинни снова просияла.
– Я догадывалась об этом. У тебя хорошая голова на плечах, не то, что у меня. Ты же знаешь, что я желаю тебе всего самого хорошего...
– Я знаю. У меня все хорошо. Тебе понравится Мэтт. Поедем со мной, я хочу познакомить тебя с ним.
– Я поеду, детка, – согласилась Джинни. – Но мне нужна неделя-другая, чтобы привести все дела в порядок. А потом я буду готова встретиться с твоим... женихом. Я ни за что на свете не хочу пропустить такой момент.
– Мои поздравления, адвокат, – широко улыбаясь, сказал Гарриган. Он передал Вилли несколько документов, включая договор на аренду "Серебряного экрана" и чек на двести пятьдесят тысяч долларов. Он торжественно и с удовольствием заявил, что спорить им больше не о чем, разве что в другой раз и в другом месте. Это покажет время.
После того, как все формальности были закончены и Вилли подала ему его "завтрак", он сказал:
– Встреча с вами напомнила мне библейскую историю о Давиде и Голиафе. Что же касается дела вашей матери, то я подозреваю, что архитектором такой прекрасной защиты был отнюдь не ее адвокат. Слова, которые он произносил, были не в его стиле. Я должен согласиться с тем, что ваша молодость, ваша красота и, еще в большей степени, то, что вы женщина... повлияли на то, что я не дооценил вас и позволил обойти себя. Следовательно, – он театрально вздохнул, – это для меня равно катастрофе.
– Я не знала, что вызову эту катастрофу, мистер Гарриган...
– Зовите меня Френсис. Я настаиваю...
– Хорошо... Френсис. Я думаю, мы достигли соглашения. Несмотря на все ваши усилия в обратном направлении.
– Это правда, Вилли. Надеюсь, мне можно вас так называть? Но мои большие усилия можно оправдать интересами моего клиента.
– Я понимаю.
– Я хочу, чтобы вы работали у меня. Мне бы не хотелось, чтобы ваши мозги помогали моим конкурентам.
При всем своем предвзятом отношении к нему, Вилли поразила его непредсказуемость. Между тем, он продолжал.
– Вы мне нравитесь. Вы образованный и умный человек, и вы оправдаете каждый пенни из сорока тысяч долларов, с которых вы начнете. И, если я не ошибаюсь, что случается со мной довольно редко, в ближайшем будущем вы станете получать гораздо больше. И, конечно, я вам обещаю продвижение по службе. Вы можете начать с отдела корпораций и...
– Я очень благодарна вам, – перебила его Вилли, – но я хотела бы работать не в этой области. Мне неинтересно помогать большим корпорациям богатеть. Тем более, что они и так имеют выбор. Я не хочу работать в больших фирмах. Я хочу помогать людям, которые действительно нуждаются в помощи. Даже если они не могут заплатить...
– Это любимая тема сегодняшнего дня, адвокат, – мягко перебил ее Гарриган. – Сделайте себе вывеску – яркую и привлекательную, и принимайтесь за работу ради спасения человечества. Поверьте, это очень благородно, – сказал он не без сарказма. – И если вы не понимаете то, о чем я говорю, вы будете заниматься делами, которые отнимут все ваши силы, но вы ничего конкретного не добьетесь. Может случиться так, что вы потеряете свой офис, будучи не в состоянии уплатить за аренду. Вам нужно время на профессиональную подготовку. Как я сказал, у вас прекрасный ум. Но вы еще многому должны научиться...
Она знала, что в словах Гарригана была доля правды.
– Спасибо, – сказала она. – Вы мне дали тему для размышления. Но мне еще надо сдать экзамен и решить кое-какие личные дела, прежде чем я начну работать.
– Размышляйте быстрее, – сказал он. А потом добавил более мягко. – Френсис Алоисис Гарриган не предлагает дважды. Даже очень способным.
Он встал и направился к двери.
ГЛАВА 17
Еще немного, и они будут вместе. Вилли чувствовала себя подобно воину, победившему в сражении и изголодавшемуся по любви. Она не звонила Мэтту со времени своего отъезда и сейчас улыбалась, представляя, каким сюрпризом для него будет ее появление.
"Мы так давно не виделись", – думала она, подъезжая к его дому. Любовь Мэтта значила для нее слишком много. Благодарение Господу, все трудности уже позади.
Ее тревоги и напряжение испарились после шестичасового полета. С букетом астр и бутылкой "Наполеона", которую купила в аэропорту, она подбежала к дверям его дома. В нетерпении стукнула три раза дверным молотком.
Кэт открыла дверь.
– Мисс Делайе, рада вас видеть. Я так соскучилась...
– Я тоже, – сказала Вилли, – но теперь я уже здесь. А где Мэтт?
– Он греется на солнышке в саду.
Вилли побежала в сад. Окруженный белыми и золотистыми хризантемами, Мэтт лежал под полосатым тентом на удобном диванчике, глаза его были закрыты.
– Сюрприз, – сказала она и бросилась к нему, целуя его. – О, любимый, как хорошо быть снова с тобой!
Руки его не раскрыли объятий, и, когда он сел, Вилли заметила, как Мэтт осунулся и похудел, а его серые глаза выглядели скорее унылыми, чем приветливыми. С любовью и нежностью она убрала волну серебристых волос, которая как всегда упрямо падала на лоб.
– Я горжусь тобой, Вилли, – сказал он мягко. – Я следил за каждым твоим шагом. Твое имя не упоминалось в газетах, но я видел его между строк. Ты боролась как хищник...
– Все уже позади. – Она вздохнула и крепко обняла его. – Я готова выйти за тебя замуж, я уже свободна, – воскликнула она. – Ты не знаешь, Мэтт, что все это значит для меня... Нет больше этой темной тайны. Сейчас ничто нас не остановит...
– Нет, Вилли, остановит. – На глазах Мэтта выступили слезы. – Пожениться мы не сможем... во всяком случае, сейчас.
– Не сейчас? – переспросила она. Ее бросило в жар, а затем обдало холодом. Вилли испугалась. Что он говорит? И почему он выглядит таким несчастным? – А когда же? – промолвила она, к ее горлу подступил комок.
Он покачал головой, словно говоря "никогда".
– Но... я не понимаю. – Вилли отказывалась ему верить. – Я думала, что мы оба хотим этого. И я готова, правда, готова...
– Но мое время уже ушло. Я стар для тебя.
– О чем ты говоришь? Ты пугаешь меня.
– В твое отсутствие у меня был второй инфаркт. Доктора еле спасли меня.
– Но почему же ты не сообщил мне об этом? Я бы...
– И что бы ты сделала? – Отрезал он жестко. – Сидела бы у моей кровати? Держала бы мою руку? Это совсем не то, о чем я мечтал, представляя нас вместе, Вилли. Ты нужна была своей матери. А я... очевидно, нуждался в том, чтоб Господь Бог напомнил мне, что судья Мэтью Хардинг не бессмертен. Следующий инфаркт наверняка убьет меня.
Эти слова резанули сердце Вилли острой болью, но она не сдавалась.
– Ты не можешь знать этого. Ты же не знаешь, когда может произойти следующий инфаркт, его вообще не будет, если ты будешь беречь себя. Что тебе говорит доктор? Держу пари, он сказал, что ты еще долго будешь жить...
Он улыбнулся, и она снова почувствовала в нем ту искорку, которая разожгла ее любовь.
Но через секунду улыбка на его лице сменилась выражением горечи.
– Ты же знаешь, Вилли, что беречь себя не в моем стиле. А беречь себя с тобой будет просто немыслимо. Так что у нас неравные шансы. Своими я не поделюсь ни с кем, а тем более с тобой, моя сладкая Вилли.
– А что мне делать со своими шансами? – вспылила она. – Мы же договорились, Мэтью... Мы согласились взять то, что имеем сейчас. Как говорит твой драгоценный Холмс: "понимание момента иногда стоит опыта всей жизни". В чем же истинная любовь в этот момент? Разве она не драгоценна по-прежнему и сейчас?
– "Профессор за завтраком", – задумчиво произнес он. – Одно из слабых мест. Не пытайся поймать меня на слове. Я все уже решил. Послушай. Я люблю тебя, в этом нет никакого сомнения. Мы провели с тобой прекрасное время. Я связывал с тобой свою жизнь, пока мог надеяться на что-то. Но сейчас... надо мной властно время, и я буду эгоистичным ослом, если позволю тебе ухаживать за своей старостью. Я не хочу, чтобы наши прекрасные воспоминания затмились нерадостной действительностью. Это для меня хуже смерти, и я не могу пойти на такое... даже ради тебя.
Он резко взмахнул рукой, как бы проводя черту между ними и показывая, что все интимные отношения между ними закончились.
Сердце Вилли бешено колотилось.
– А сейчас иди, – сказал Мэтт. – Пожалуйста. Пусть я навсегда останусь молодым в твоей памяти. Уверенность в этом скрасит мою старость.
С кем-нибудь другим Вилли, может быть, и поспорила бы. Но она знала твердость Мэтта. Ничто на свете не могло изменить его решение, смягчить его приговор. Это было не в его правилах.
С полными слез глазами она выбежала из дома на улицу – серую, холодную, дождливую.
Она устроилась у вишневого дерева, которое уже сбросило листву, – именно там, где они с Мэттом когда-то решили пожениться. Вилли смотрела на мрачные воды Потомака глазами, распухшими от слез. Одежда ее вымокла, но она не замечала ни пронизывающего холода, ни хлеставшего по лицу дождя.
Покинутая и несчастная, она вспоминала прошлое. Тот день, когда появился Перри, который собирался перевернуть всю ее жизнь вверх дном, лишить ее всего, чего она уже достигла. Перри бросил ее в ужасную действительность, в которой она ни на кого не могла рассчитывать и где некому было отогнать от нее печаль и опасности.
Сейчас Мэтт сделал то же самое, и ее надежда и радость сменились ужасной болью. Она никак не ожидала этого от него. Перри бросил ее в гневе, и она была ему безразлична. Мэтт же покинул ее не против своей воли, а любя. Но расплата за все была одинаковой. Что хорошего в благородстве и сердечности, если они вызвали ту же боль, что злость и глупость.
Она снова была одна, не имея представления о том, что ее ждет в будущем, ее просто несло по течению. Те планы, которые она строила, сидя под этим деревом, хрупкие иллюзии, которые Мэтт пробудил в ней в один из чудесных весенних дней, разбились этой холодной осенней ночью.
Было уже поздно, когда Вилли подъехала к гостинице. Она вдруг почувствовала себя чужой в этом городе, и ей никуда не хотелось идти. Не хотелось показываться Паркменам, не было никакого желания объяснять им то, что она сама до конца не постигла.
Более того, ей хотелось убежать и спрятаться ото всех, остаться наедине с собой, со своей болью. Вилли знала, что есть только одно средство и одна возможность жить – заняться работой, чтобы не думать и не чувствовать.
Она провела длинную бессонную ночь в своей одинокой пустынной комнате. Когда забрезжил свет наступающего утра, она приняла душ, привела себя в порядок и спустилась вниз выпить чашечку кофе.
Она совсем не хотела есть, просто надеялась, что шум голосов, звон столового серебра и стук тарелок отвлекут ее и помогут скоротать медленно текущее время. Этой бессонной ночью у нее созрело единственно правильное решение.
Когда часы показали, что рабочий день в Калифорнии уже начался, Вилли извлекла из своей сумочки записную книжку и набрала телефонный номер. Услышав в трубке театральный баритон Френсиса Алоисиса Гарригана, она кратко сказала:
– Я принимаю ваше предложение.
– Умное решение, – ответил Гарриган так же кратко.
– И хоть мне еще нужно сдать экзамены, я готова вылететь в Лос-Анджелес немедленно.
– Вы можете сдавать экзамены за счет фирмы, мисс Делайе. Но Лос-Анджелес – это совсем не то, что я вам предлагаю. Я хочу, чтобы вы работали в Нью-Йорке, в моем центральном офисе, и, пожалуйста, приезжайте сразу, как только сможете.
– В Нью-Йорк? – переспросила она.
Ей придется ехать через всю страну, чтобы начать работать. Огорчила мысль, что она будет так далеко от своей любимой мамы. Но, с другой стороны, хорошо, что в Нью-Йорке ничто не будет напоминать о прошлом.
– Какие-нибудь проблемы? – спросил Гарриган.
– Нет, все нормально, – ответила она.
Все нормально, уверяла она себя вновь после разговора с Гарриганом. Ее будущее определилось сейчас. И если она не разрешит своему сердцу полюбить вновь, то у нее не возникнет больше никаких проблем.
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
УБЕЖДЕНИЯ
ПРОЛОГ
Шейх аль-Рахман подошел к столу Вилли, пронизывая ее полным ненависти взглядом.
– Вы поступаете неразумно, защищая мою жену, мисс Делайе. Она моя, и тут уже ничего не поделать.
Вилли обратила внимание, как он подчеркнул слово "моя".
– В вашей стране женщина может быть собственностью, сир, но позвольте напомнить вам, что София – гражданка Соединенных Штатов Америки, и я буду отстаивать все права моего клиента, гарантированные нашими законами. Она не хочет быть вашей женой, мистер аль-Рахман, а для меня желание клиента закон. Факты...
– Бросьте. – Властным движением руки он остановил Вилли на полуслове. – Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать с вами Конституцию вашей страны или желания моей жены. Меня все это мало волнует. Я здесь для того, чтобы сказать вам, что София будет оставаться моей столько, сколько я пожелаю. И вы играете с огнем, вставая на моем пути. Если вы мудрая женщина, мисс Делайе, то не будете вынуждать меня демонстрировать свою силу.
Разъяренная его угрозой, она резко встала со своего места, обошла стол и остановилась прямо напротив шейха. Она вызывающе смотрела на человека, у которого должна была во что бы то ни стало выиграть судебный процесс.
– Спрячьте свои угрозы подальше. Вы никогда больше не притронетесь к Софии. Вы заплатите за все, что сделали с ней. Я вам это обещаю.
Тонкая улыбка, появившаяся на губах Шейха аль-Рахмана, говорила о том, что ее слова для него – пустой звук.
– Есть старинная арабская пословица, – сказал он мягко. – Друг моего друга – мой друг, а друг моего врага – мой враг. И сегодня вы нажили себе грозного врага, мисс Делайе. Последнее слово все равно будет за мной.
Он пошел к выходу и уже взялся за дверную ручку, но голос Вилли, такой же холодный, как и ее синие глаза, остановил его.
– У меня и раньше было много врагов, мистер аль-Рахман, и, как говорим мы, американцы, – новые враги появляются вместе с завоеваниями. Для меня это не имеет никакого значения. Главное – желание клиента. Увидимся на суде.
Шейх аль-Рахман обернулся, и Вилли прочитала нескрываемую ненависть в его черных глазах. Она поняла, что ей предстоит жестокая борьба, борьба, в которой не будет милости к побежденному.
Араб вежливо кивнул, как будто они собирались встретиться за чашкой чая, и вышел из комнаты.
Еще долго после ухода Шейха Вилли находилась под впечатлением их разговора. Она сидела в своем мягком кресле, закрыв глаза, сжимая пальцами пульсирующие виски. Гнев, тот свирепый, справедливый гнев, который охватывал ее, когда она защищала права своих клиентов, придал ей смелости в разговоре с мужем Софии.
Прошло уже десять лет с тех пор, как Вилли стала ведущим адвокатом среди тех, кто брался за дела о разводе. Она освободила сотни женщин от мужей, таких же свирепых, как и Шейх аль-Рахман. Всякий раз, берясь за очередное дело, она вспоминала свою несчастную мать, которая осталась лицом к лицу с жестоким миром. И это воспоминание придавало ей силы в ее работе.
Но в редкие минуты тишины в своем кабинете или в темной спальне, скучая в одиночестве, Вилли задавала себе вопрос, который часто в последнее время приходил ей на ум.
Почему же с каждым триумфом других женщин, тех, которых она защищала, она все острее ощущала тяжесть своего одиночества?
ГЛАВА 1
Из иллюминаторов самолетов, которые бороздили воздушное пространство над городом, Нью-Йорк был похож па огромный стол для карточной игры. Днем в огромных зданиях и небоскребах корпораций велась сложная игра, а ночью в ресторанах Сохо либо в шикарных особняках победители праздновали свои победы.
Для Вилли Делайе Нью-Йорк означал больше, чем игровое поле. Здесь начала она свою карьеру. В этом городе она собиралась забыть о своем прошлом и полностью отдаться работе.
Она сняла комфортабельную квартирку в кирпичном доме на Гринвич-Виллидж, в двух кварталах от Вашингтон-парка. Бывший жилец квартиры был выселен за неуплату. Хозяйка сдавала ее за триста долларов в Месяц, и Вилли согласилась после того, как посмотрела еще несколько квартир, которые были гораздо меньше этой, но стоили в два, а то и в три раза дороже. В этой квартире что-то напоминало Вилли обстановку, которую они создали с Сюзанной, поэтому она решила ничего здесь не менять.
У нее была небольшая уютная кухонька со старинным камином, который она топила почти каждый вечер. В комнате было два окна – одно из них выходило на очаровательную, зеленую улицу, а из другого открывался чудесный вид на сад, настоящий маленький оазис, изобилующий зеленью и цветами, которые были редкостью в городе, где господствовали бетон и железо.
Недалеко, на Бликер-стрит, располагались итальянские ресторанчики, наполнявшие всю округу душистыми ароматами. Вилли с удовольствием завтракала там пряными колбасками с Хрустящим поджаренным хлебом. На стенах домов висели стенды с газетами, из которых Вилли черпала информацию о жизни большого города.
По выходным она бродила по Вашингтон-парку, наблюдая за пожилыми людьми, играющими в шашки на скамейках, наслаждалась серенадами уличных музыкантов. Она любила заходить в шикарные антикварные магазины и любоваться старинными дорогими вещами.
Раз в неделю звонила маме, рассказывала о новых местах, которые посетила, о том, как усердно работала. И Джинни всегда становилось тоскливо там, за три тысячи миль, которые разделяли их. Каждый раз она намекала, что будет рада, если Вилли приедет навестить ее. Но Вилли всегда отклоняла это предложение, ссылаясь на хлопоты новой жизни, которую она старалась построить. Вилли знала, что она не сможет жить рядом с мамой своей собственной жизнью, и Джинни со временем начинала догадываться об этом сама. Ей было очень больно от того, что Вилли никогда уже не будет ребенком, которого так волновали мамины заботы.
Городом Вилли теперь был Нью-Йорк – лабиринт, полный сокровищ и потайных ходов, которые только и ждали, чтобы она увидела их и обратила на них свое внимание. В городе пульсировала мощная энергия, которая постепенно начала передаваться и Вилли. У девушки было постоянное чувство, что ей не хватает времени. Она вся отдалась работе, и у нее появился реальный шанс забыть обо всем и не чувствовать себя одинокой.
Это была не та жизнь, о которой Вилли мечтала с Мэттом. Но теперь она знала, как предательски хрупки могут быть грезы и надежды. Намного спокойнее было отогнать от себя все иллюзии и полагаться только на свои талант, твердость и знания.
Трудовой день Вилли начинался с поспешного завтрака. Выбежав на улицу, она ловила такси. Поймать такси в этот ранний час было сложно, но путешествие на автобусе или в метро обещало много приключений и неудобств. Поэтому она голосовала до победного конца.
По дороге на работу Вилли наблюдала, как город постепенно менял свое лицо. Позади оставались спокойные кварталы Гринвич-Виллидж, она проезжала мимо старинных зданий Челси, а впереди ее ждали деловые кварталы Нью-Йорка.
Фирма "Гарриган и Пил" была такой же консервативной, как и фирма Хоуджа. Такой же мужской клуб, но без традиций и истории, без хороших манер и воспитания, благодаря которым фирме Хоуджа была присуща атмосфера доброжелательности, джентльменства, особой клановости. Там ее окружали старинная антикварная мебель, украшенная золотистой медью, а в офисе Гарригана и Пила она чувствовала себя замурованной в стекло и бетон. В Бостоне партнеры представлялись причудливыми динозаврами, но они были тактичны и хорошо воспитаны. Здесь же она чувствовала себя окруженной акулами, голодными, хищными и амбициозными. Каждый был занят лишь собой, своими мелкими интересами. Все происходило именно так, как предсказывал ей Бад. Каждый шел своей дорогой и старался только для себя. Между служащими фирмы отсутствовало взаимоуважение, они были рады нанести удар сзади сопернику, дабы возвыситься таким образом.
В Бостоне ее приняли как равную, в Нью-Йорке же – как неквалифицированную, ничего не умеющую секретаршу, привлекательную, исполнительную "машинку", которая никогда не должна уставать. Она целыми днями сидела в своем небольшом кабинете, занималась писаниной и подклеиванием различных документов, не имея никаких контактов с клиентами.
Вилли считала, что способность к компромиссу и согласию являются лучшими чертами адвоката. Поэтому она пыталась вынести что-то полезное даже из этой работы. Она постепенно узнавала, как закон работает на деле. Из протоколов различных дел она черпала для себя информацию, которая не попадала в лучшие университетские учебники и пособия. Она наблюдала за тем, как Гарриган строил защиту, не имея, ничего, кроме своего пытливого ума и набора хитростей. И все же большинство процессов кончались его победой. Она видела, как судьи меняли свои взгляды, как понятия "правда" и "ложь" ни во что не ставились адвокатами, преследовавшими лишь свои корыстные интересы.
Чем больше она узнавала, тем скорее ей хотелось приступить к настоящей адвокатской практике. Сколько же еще ждать этого счастливого дня, когда ее признают настоящим адвокатом?
Однажды холодным мартовским утром ей попалась в "Нью-Йорк таймс" заметка-интервью с женщинами-адвокатами, которые описывали как раз то, что Вилли испытывала на себе, – атмосферу символического, формального участия, нескрываемо пренебрежительного и эксплуататорского отношения. Интервью было коротким, но правдивым и поучительным. Оно очень расстроило Вилли и заставило ее задуматься. Молодые женщины писали, что нельзя умалчивать о несправедливости. Они говорили, что наверняка найдутся еще многие женщины, которые поддержат их требования равноправия.
Вот тут терпение Вилли лопнуло. Она резко встала со своего места и прошла в кабинет начальника отдела. Джек Корн, мужчина средних лет, удивленно поднял на нее глаза. Она начала без всякого вступления:
– Когда я нанималась сюда, Френсис обещал мне продвижение и серьезную работу. Где все это, Джек?
Корн, похоже, не удивился выходке Вилли.
– Остыньте дорогая, и ответьте мне, что вы подразумеваете под серьезной работой?
Вилли пересилила свой гнев.
– Я не хочу, чтобы меня отодвинули на второй план, в то время как на первом фигурируют одни мужчины.
– А что, если я скажу, только, конечно, между нами, что все так и должно быть?
– Нет, достаточно, Джек. Вам не удастся больше следовать этому правилу. Я хотела бы изменить ваше отношение ко мне, и, если мне это не под силу одной, я найду, куда обратиться за помощью. Вы можете сообщить об этом Гарригану.
Корн притих, и не только потому, что был удивлен прямотой девушки. Как ответственный работник фирмы, он испугался, что может потерять этого молодого, талантливого юриста, которого сам Гарриган принял в штат.
– Хорошо, Вилли, вы будете проводить консультации с клиентами. Вы довольны?
– Никаких консультаций. Мне нужен собственный постоянный солидный клиент, – резко ответила она.
– Что скажете о Джедсоне Маддене? – быстро переспросил он.
– Я согласна.
– Тогда забирайте его дело и работайте.
Корн снова зарылся в своих бумагах, давая понять, что разговор окончен.
Джедсон Мадден был толстым, самодовольным, преуспевающим сыном бакалейщика. Он скопил свое состояние в течение двух десятилетий, благодаря практичному уму и усердной работе. С первого взгляда он напомнил Вилли Клайтона Хенди, одного из самых богатых и, пожалуй самого неприятного человека в Белл. Фурше. Хоть никто не мог обвинить Клайтона в нарушении закона, все соглашались с тем, что человек он непорядочный.
О Маддене была напечатана статья в либеральной газете, где его представили не в очень лестном свете, и он обратился за помощью в фирму "Гарриган и Пил".
Во время первой беседы Мадден показал Вилли номер "Де виллидж крайе" со статьей Ника Росситера, которая была напечатана на первой странице. Росситер был спортивным обозревателем, который писал в основном о боксе и футболе и часто печатался в рубрике "Разное". Кроме того, он был известен как бесшабашный любитель выпивки.
В своей статье Росситер писал, что Джедсон Мадден бездушный торговец, который крутит в газетном мире, как финансовые воротилы на Уолл-стрит. – "Пользуясь случаем, пишу об этом в "Крайе", беспокоясь о том, чтобы и его не проглотил Мадден".
– Я подвергался подобного рода нападкам и раньше, – объяснял клиент Вилли. – Но сейчас все это зашло слишком далеко. И мне хотелось бы использовать именно "Крайе", чтобы остальным было неповадно. Раньше я не обращал внимания на людей, подобных Росситеру, но сейчас я боюсь, что такого рода обвинения могут негативно повлиять на мою репутацию. Я хочу выразить протест, я просто уверен, что это необходимо.
Вилли кивала, слушая объяснения Маддена, и пыталась понять, что он от нее хочет.
– Джек сказал мне, что вы хорошо понимаете психологию этих либеральных баламутов. Как вы думаете, мисс Делайе, должен ли я публично предупредить людей из "Крайе", чтобы они перестали меня кусать?
Вилли считала довольно тяжкой для себя работой заниматься публичным выяснением отношений, но не могла же она снова бежать к Джеку и просить у него нового клиента.
– Я принципиально против запугивания, – сказала она. – Но я могу дать вам хороший практический совет. Выступление Росситера не причинило вам какого-либо существенного вреда. Это всего лишь его работа. Чтобы заработать деньги, ему надо писать статьи. Если вы оставите его в покое, то вся эта история вскоре забудется, и газетчики будут искать скандальные темы для своих заметок в другом месте.
– Я же совсем по-другому смотрю на это дело. Мы не должны так просто спускать им их болтовню. Может быть, мы сумеем преподать им полезный урок и показать, что моя работа гораздо важнее их болтовни?
– Нет, – прервала его Вилли. – Конечно же, с одной стороны, вы совершенно правы. Но мне кажется, что вам не стоит терять свое драгоценное время на эту ерунду. Газетчики – профессиональные скандалисты. Это же их призвание. Вы потратите время и немалые деньги, а они используют вас, чтобы поднять свою популярность. Подождем, пока улягутся страсти и осядет вся эта муть, а затем напишем письмо этому корреспонденту и пожелаем ему и его коллегам всяческих успехов в работе. Затем позвоним редактору и попросим поднять жалованье его людям за "отличную работу".
Вилли улыбнулась.
Мадден, довольный, потер руки.
– Ну что ж, мне нравится ход ваших мыслей. Разрешите пригласить вас на ленч.
Через несколько недель после этого случая имя Джедсона вновь появилось в прессе. О нем писал уже провинциальный корреспондент Вильям Рендольф Херет, который считался некоронованным королем прессы старого типа. Обычно он использовал свою газету для различного рода сплетен. Он напечатал заметку, в которой оценил бизнес Маддена как чистой воды спекуляцию, и кроме того упомянул о Вилли как о советчице и сообщнице Маддена.
Такого рода заметка давала повод для размышления шефу Вилли Гарригану, и она решила изменить свою тактику. Те действия, которые она собиралась предпринять, были ей отвратительны, но она понимала, что это единственный шанс оградить себя от последующих нападок газетчиков.
Эта мысль пришла ей в голову в понедельник утром, когда она подводила итоги своей месячной работы. Вилли заключила, что очень мало времени было уделено практике, и решила использовать дело ее клиента для публикации, которая должна "подлечить" "больную" сплетнями прессу. Она как раз обдумывала этот вариант, когда секретарша принесла подписанный самим Гарриганом пригласительный билет на вечеринку, посвященную очередной годовщине их фирмы.
– Для полного счастья мне не хватало только этого, – произнесла Вилли.
Она выбросила пригласительный билет в корзину для мусора, расправила плечи и зашагала к кабинету "Его превосходительства".
– Мне надо поговорить с вами, – сказала она.
– Успокойтесь, Вилли. Я вижу огонь в ваших глазах. Неужели причиной вашего негодования вновь являюсь я? Мы с вами одни в этой комнате, и здесь не судебный процесс.
Вилли сдержала смех, который часто распирал ее, когда она слышала теоретизирование Гарригана. Она пересилила себя, улыбнулась и сказала:
– Вы правы, босс. Но мне интересно, вы играете мною или торгуете?
Гарриган улыбнулся ей в ответ. Вилли насторожилась. Больше всего на свете она не доверяла его хорошему юмору.
– Да нет, Вилли, все намного проще, чем вы думаете. Я просто хочу показать вам, как в нашей фирме ценят ваш талант и умение. Так что будьте добры, найдите время, чтобы посетить наш вечер.
– Ну что ж, я постараюсь, – ответила Вилли и вышла из кабинета Гарригана.
Не успела она как следует подумать о том, что у Гарригана на уме, как секретарша сообщила ей, что звонит мистер Ник Росситер – тот самый Ник Росситер, который написал массу неприятных слов в адрес ее клиента.
Она подняла трубку.
– Вы знаете, с кем говорите? – спросил мягкий глубокий голос.
– Еще бы. Вы тот самый человек, который сделал моего клиента притчей во языцех?
Смех Росситера был громким и искренним.
– Я очень польщен тем, что так высоко оценили мой скромный талант, но особенно меня поразило поведение Маддена после выхода статьи. Я понял, что ему самому до такого не додуматься. Ну что ж, вы победили. И как снисходительный победитель вы просто обязаны дать мне интервью.
– У меня совершенно нет времени, – принципиально ответила Вилли.
– Тогда я просто поселюсь под вашей дверью, – заявил ей Ник. – Я буду по крохам собирать ваше время.
Десять минут, когда вы закурите, пять, когда будете причесываться...
Вилли начала злиться на себя за пустую болтовню с этим человеком.
– Я не курю, мистер Росситер, и предпочитаю расчесывать свои волосы без свидетелей. Но мне стало интересно. О чем это вы собираетесь говорить со мной?
