Текст книги "52 причины моей ненависти к отцу (ЛП)"

Автор книги: Джессика Броди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 4
Анализ стоимости

Я не пишу Джии и Ти сразу же, чтобы сказать, что путь свободен. Они достаточно скоро сами увидят моего отца, марширующего через холл отеля. Вместо этого я перебираюсь в столовую к обеденному столу, и под шум телефонных звонком, е-мейлов и неистовых разговоров мне удается стащить небольшой отельный блокнот со стола, спрятать его у бедра и уйти в спальню.

– Я спать, – говорю я голосом достаточно мягким, чтобы никто не услышал, и затем закрываю за собой двойные двери.

Я поднимаю Холли на огромную мягкую белую кровать, и она быстро начинает перебирать одеяло, устраивая его по своему вкусу, прежде чем плюхнуться и свернуться идеальным клубочком меха. Теперь, когда он ушел, она расслабилась.

Хотелось бы и мне также быстро оправляться.

Я присаживаюсь на край кровати и достаю из тумбочки карандаш. Потом я, почти не нажимая, провожу кончиком вперед-назад по пустой страничке, наблюдая, как волшебным образом под графитом появляется углубление от последней записи.

Я щурюсь и держу страницу под тусклым светом ночника, пока не разбираю кривоватый почерк Брюса.

Единственное, что им написано, – это число.

1.7

Стоимость моей очередной ошибки. Финансовое бремя, которое будет нести мой отец, чтобы все прошло. Чтобы сохранить имя семьи от грязных следов, которые я умудряюсь оставлять, куда бы ни пошла.

Вне всяких сомнений, это в миллионах. Когда речь идет о цифрах, с которыми работает отец, масштаб подразумевается. Писать полностью значит просто лишние нули. Мой отец не имеет дела с сотнями или тысячами. Они просто не стоят его времени.

Я откладываю блокнот в сторону и падаю на подушки. Ночь была сплошной катастрофой. Сначала Менди, потом авария и пресса, а теперь еще и это.

Я позволяю себе полминуты слез – не больше, – прежде чем беру себя в руки и готовлюсь к возвращению подруг. К счастью, мой макияж уже был смазан, так что они, ворвавшись в комнату и рухнув на кровать около меня, не замечают, что я плакала.

Слушая, как они ходят взад-вперед, по очереди задавая вопросы и соболезнуя, я чувствую, что мои веки наконец-то тяжелеют. События вечера начинают брать свое, а адреналин испаряться. Вдруг единственное, о чем я могу думать, – это сон.

Ти, должно быть, замечает, что я задремала, потому что она прерывается на полуслове и говорит:

– О, Лекс, прости. Ты, наверное, очень устала. Мы останемся тут пока, чтобы ты не была одна.

Я улыбаюсь сквозь дрёму.

– Вам не обязательно это делать, – выдавливаю я. – Я в порядке. Идите домой... я позвоню, когда проснусь.

– И мы пойдем по магазинам, – добавляет Джиа.

Я удивленно киваю.

– Точно. Шоппинг. Равно хорошо.

Я могу слышать их хихиканье, пока Ти укладывает меня под одеяло и натягивает его мне до щек, легонько целуя меня в лоб.

– Еще четыре дня, – напоминает она, мягко гладя мою щеку. – Еще четыре дня, и это все закончится, да?

– Да, – говорю я уже хриплым голосом.

За ними тихо закрывается дверь, и я перекатываюсь на бок, укладываю Холли себе на руку и зарываюсь лицом в ее шелковую шерстку. Она не сопротивляется.

Я все еще могу слышать звон голосов снаружи спальни, но они тонут в звуке голоса Ти в моей голове.

Еще четыре дня.

Четыре дня, и я смогу убраться отсюда.

С этой мыслью, пробегающей в голове, и улыбкой на лице от нее я засыпаю.

Глава 5
Познакомьтесь с Ларраби

Я просыпаюсь от звука голоса моего отца. Сначала я слишком заторможена, чтобы в полной мере понять ситуацию, и мгновение думаю, что он на самом деле здесь. В спальне номера. Обращается прямо ко мне. Эта мысль выталкивает меня из сна, и я сажусь в постели, пугая Холли, которая выскакивает из-под одеяла, где она лежала в эту укороченную ночь.

А потом я вижу отца в телевизоре, обращающегося в полную камер и вопрошающих журналистов комнату, и я откидываюсь назад и расслабляюсь.

Я смотрю на часы на прикроватной тумбочке. Одиннадцать утра. Кэролайн достаточно быстро организовала эту пресс-конференцию, которую она предложила вчера. Не то чтобы я удивлена. Когда дело касается моего отца, все имеет тенденцию продвигаться в темпе «прямо сейчас».

Не уверена точно, кто включил телевизор, но пульта нигде не видно, а я слишком ленива, чтобы встать с кровати и выключить его, так что я просто закрываю глаза и пытаюсь отстраниться от звука. Это доказывает, что моего отца, хоть он лично и не присутствует, почти невозможно игнорировать.

– Я глубоко опечален и обеспокоен инцидентом, случившимся прошлой ночью с моей любимой дочерью Лексингтон, – говорит он. – Это был очень страшный момент для меня и всей семьи Ларраби, и мы все очень благодарны, что она вышла из него целой и невредимой. Будьте уверены, что Лексингтон в порядке, хотя немного потрясена и невероятно раскаивается в своих действиях. Прошлой ночью я прилетел из Нью-Йорка, чтобы провести с ней время и помочь ей пройти через это. В настоящее время она отдыхает и поэтому не смогла присоединиться ко мне этим утром, но она просила меня передать свои глубочайшие извинения доброму владельцу мини-маркета, пострадавшего из-за аварии. Как вы знаете, Лексингтон – моя единственная дочь. Она необычайно важна для меня, и я бесконечно люблю ее. Уверяю вас, ее благополучие – мой приоритет номер один на данный момент, и я лично беру на себя ответственность, что она получит правильный уход и восстановится и выйдет из этого испытания исцеленным и умудренным опытом человеком. Спасибо.

Моя рука хватает что-то – что угодно! – на ночном столике. Я сцепляю пальцы вокруг первого, до чего дотрагиваюсь – моего мобильного, – и швыряю так сильно, как могу, в экран. Он умудряется попасть в кнопку громкости и с ужасным треском падает на пол.

Тишина прекрасна, но, к сожалению, недолгая. Дверь, скрипя, открывается несколькими секундами позже, и появляется голова. Это кто-то, кого я не узнаю, что значит, что ночная смена сменилась новой командой лакеев.

– Все порядке? – спрашивает женщина, тревожно переводя взгляд с меня на треснутый сотовый на полу.

– Нет! – рявкаю я. – Мой телефон разбился. Мне нужен новый.

Она кивает:

– Без проблем. – И спиной выходит из двери, мягко закрывая ее за собой.

Экран заполняется лицами нетерпеливых репортеров, прыгающих вверх-вниз как мартышки, борющихся за возможность задать глупых, не имеющий смысла вопрос и получить еще более глупый и бессмысленный ответ. Мне не нужно даже слышать, чтобы знать, что любой ответ отца будет таким же полным дерьма, как и его речь ранее.

Мы гарантируем, что она получит всю помощь, в которой нуждается...

Моя единственная дочь, которую я так люблю...

Бла бла бла. Сейчас стошнит. И это совершенно точно не из-за чудовищного похмелья, стучащего в висках.

За свои семнадцать лет жизни я могу припомнить четыре раза, когда отец говорил, что любит меня... и все они были произнесены по национальному телевидению.

Но это просто то, как живет семья Ларраби. Как она всегда жила. Так долго, насколько я себя помню. Это все для шоу. Развлечение. Для пользы прессы. Мы такие же настоящие, как реалити-шоу на ТВ.

И как в любом хорошем реалити-шоу, у каждого есть роль. Персонаж, которого они воплощают. В первую очередь мой отец, Ричард Ларраби, основатель и президент Медиа-империи Ларраби. Мир обожает его, потому что он сам сделал себе имя. Начал ни с чем и добился всего. Классический пример «из грязи в князи», воплощение Американской Мечты – парень из низшего класса сбегает из дома, начинает свой бизнес и становится миллиардером – и пресса просто заглатывает это и просит большего.

Моя мама погибла в автокатастрофе, когда мне было пять. Огромный тягач потерял управление и врезался в нее лоб в лоб. У нее не было ни единого шанса. Я не многое помню о ней, за исключением нескольких мимолетных и туманных воспоминаний. А с тех пор, как после ее смерти почти каждая ее фотография исчезла из нашего дома, эти нечеткие воспоминания всё, что у меня осталось. Но все, кто знал ее, говорят, что она была чудесной. Любящей, поддерживающей. Какой и должна быть мать.

После ее смерти эта дверь «Миссис Ларраби» постоянно вращается, и каждая все моложе и невыносимее предыдущей. Рабочие требования для «Миссис Ларраби» просты и сводятся к следующему: появляться на благотворительных мероприятиях, губернаторских балах, публичных свадьбах и различных открытиях; всю ночь оставаться приклеенной к руке моего отца, в вечернем платье, что достаточно рискованно, чтобы привлечь людское внимание, но недостаточно, чтобы нарваться на скандал; и быть заинтересованной и участвовать в разговоре, даже если ты не понимаешь ни слова из того, что говорят. Делаешь все это, и остальное время в твоем распоряжении, занимаешься чем душе угодно – например, порхаешь в СПА или таскаешься по личному острову моего отца в Карибском море.

Традиционно женщины недолго придерживаются этой роли. В среднем через два-три года отец устает от них. После развода они получают более чем великодушное благоустройство, в комплекте с виллой в Европе, и движутся дальше.

В данный момент место мачехи детишек Ларраби вакантно. Но последние несколько месяцев отец ухаживает за новым рекрутом. Ее зовут Рив, если верить шестой странице в «New York Post». Хотя я готова поспорить, что в ее свидетельстве о рождении указано что-то вроде Гертруды или Урсулы. Я с ней пока не встречалась, но уверена, что она так же ужасна, как и остальные.

До своей смерти мама успела родить пятерых детей. Знаменитые братья и сестра Ларраби. Слава Богу, отец прошел свою маленькую «процедурку против детей» после моего рождения, иначе кто знает, сколько бы полукровок бегало вокруг, пытаясь претендовать на часть удачи Ларраби. Четыре жены за 12 лет? Вы умеете считать.

Я самая младшая и единственная девочка. Ричард Джуниор[7]7
  Младший.


[Закрыть] (Эр Джей) исполнительный вице-президент по коммерческому развитию в «Ларраби Медиа», послушно выполняет свои обязательства как наследник на престол. Он хороший, наверное, но я едва его знаю. Он уехал в колледж, когда мне было девять, и с тех пор мы нечасто видимся. Следующие за ним близнецы, Хадсон и Харрисон, оба получают степени по праву в Йеле и, как ожидается, будут первым и вторым выпускниками в своем классе соответственно. Потом Купер, вундеркинд, окончивший колледж в шестнадцать. Он играет концерт Моцарта для фортепьяно №15 с трех лет. Сейчас он играет его задом наперед с закрытыми глазами просто чтобы повеселить. Между нами с Купом разница только два года, так что мы росли вместе, но с тех пор как он решил присоединиться к Корпусу Мира и разъезжать по свету, помогая голодающим, мы едва ли много разговариваем. Особенно когда в большинстве мест, куда он попадает, нет даже проточной воды, не говоря уже о мобильной связи. Обычно я не знаю, где он, пока он не присылает открытки.

И, наконец, есть я. И я думаю, все мы знаем мою роль в этой семье.

Если вы не знаете, просто включите сейчас четвертый канал и послушайте пресс-конференцию.

Не могу больше это смотреть – даже в беззвучном режиме, – так что беру подушку и кладу ее себе на лицо, натягивая так сильно до ушей, что едва могу дышать. Но этого все равно недостаточно. Я все еще могу чувствовать его лицо на экране. Как он смотрит на меня. Как он, тщательно подбирая слова, отвечает на вопросы журналистов, его серо-голубые глаза, кажется, глядят прямо сквозь камеры, через экран телевизора, в эту комнату. Эти, ну, знаете, знаменитые глаза. Всемирно известные. Они украшают обложку каждого журнала от «Time» до «Fortune» и «GQ». И хотя пресса называет глаза моего отца «обворожительными», «обольстительными» и иногда даже «сексуальными», единственное, что вижу в них я, – это разочарование.

Но не этому недолго осталось.

Еще четыре дня, и я свободна. Он всех них. Особенно от него.

Потому что, несмотря на наши существенные различия, у пятерых детей Ларраби все же есть кое-что общее.

И это трастовый фонд.

Он создан на имена всех из нас и насчитывает 25 миллионов долларов. Но он полностью неприкосновенный до дня восемнадцатилетия. Что для меня произойдет через четыре дня.

Я помню, как два года назад Купер получил его. Он так пресытился всем этим, что передал его на благотворительность и подобную ерунду. Я же, с другой стороны, мечтала об этом дне почти восемнадцать лет.

Джиа, Ти и я уже запланировали круиз по Средиземноморью в это лето. С девятью друзьями из школы мы арендовали огромную трехсотфутовую яхту, чтобы отпраздновать наш выпуск. Она отплывает через три недели из Марселя, и я уже не могу дождаться этого. Целых три месяца ничегонеделания, только бездельничать днем, вечеринки по ночам и шоппинг от порта к порту. Райские небеса. Именно то, что мне нужно, чтобы расслабиться и избавиться от стресса в своей жизни. Подальше от Менди, и отца, и вообще всех. Что дальше? А кто знает? Лондон, Рио, Париж, Фиджи... возможности бесконечны. Так волнующе думать, что вскоре я буду в состоянии просто взять и куда-нибудь уехать. Делать что угодно. Я больше не буду привязана к отцу и его империи. Моя жизнь наконец станет моей.

Именно эта мысль заставляет меня выбраться из постели. Я шагаю в ванную и принимаю долгий, экстра-горячий душ. Невероятное чувство.

К тому времени, как я выхожу, на ночном столике меня ждет новенький телефон со всеми моими номерами и запрограммированными настройками. Я проверяю пропущенные вызовы, тихо надеясь, что, услышав об аварии, Менди, возможно, почувствовал себя виноватым из-за всего, что сказал мне в клубе прошлой ночью, и звонил извиниться. Но экран пуст.

Думаю, на этот раз действительно конец.

Я смотрю на телевизор. Похоже, отец сворачивает пресс-конференцию. Он прощается с камерами, а Кэролайн открывает кулисы. Его искусственная улыбка уже почти стерлась и он бормочет что-то, что, очевидно, не слишком ему приятно. Угадайте с одной попытки, о ком он говорит.

Я крепко держу новый телефон в своей руке и звоню Джии.

– Привет, – резко говорю я, когда она берет трубку, – шоппинг все еще в планах на сегодня? Потому что мне определенно нужно что-то новое на мой день рождения.

Глава 6
Мисс Независимость

Несколько дней назад пресса собрала свои вещички и уехала от главного дома, так что, к счастью, когда, наконец, настало утро моего долгожданного восемнадцатилетия, у меня появилась возможность подготовиться в собственной спальне. Что является огромным облегчением, потому что этих самых подготовительных работ перед встречей с Брюсом в час дня в его офисе в Сенчури-Сити целая куча.

Я встаю с постели в семь тридцать утра. И для девушки, которая видит рассвет по пути домой с ночной вечеринки в клубе, это о многом говорит.

Джиа и Ти помогли мне подобрать идеальнейший наряд на сегодня. Тот, от которого, как они меня уверили, закричат даже самые богатые! Я надеваю брюки морского цвета с завышенной талией и кремовую шелковую блузу без рукавов и с оборками под укороченный твидовый жакет от Шанель. Шею охватывает жемчужное колье, волосы убраны назад шелковой лентой, и на вершине всего этого мужские винтажные часы Ролекс, которые я стащила из шкафчика отца.

Полагаю, учитывая, что у него их штук двадцать, он вряд ли заметит пропажу.

Этим утром Джиа и Ти улетели в Вегас, чтобы закончить приготовления к вечеринке в «Белладжио» по случаю моего дня рождения, так что я пообещала, что пришлю фотографии своего лука. Я даю телефон Горацио, нашему аргентинцу-дворецкому среднего возраста, который работает у нас со времен еще до моего рождения, и заставляю его сделать миллиард фотографий.

– Что думаешь, Горацио? – спрашиваю я, позируя перед величественной мраморной винтовой лестницей в холле. – Я выгляжу на миллион баксов?

– Sí, señorita[8]8
  Да, мисс, исп.


[Закрыть], – шелковистым испанским искренне отвечает он, склонив голову, как делает всегда, когда отвечает на вопрос.

– Или, может, на двадцать пять миллионов?

На это он лишь улыбается. Но я воспринимаю это как «да».

Он протягивает мне мобильный обратно и отходит к столику на другом конце холла.

– Вам понадобится машина? – спрашивает он, поднимая трубку домашнего телефона и готовясь набрать Кингстону, нашему водителю.

– Нет! – Я практически кричу, ныряя к столику и давя на его руку, пока трубка не возвращается на рычаг. – Горацио. Сегодня я независимая дама. Мне не нужны люди, которым платит мой отец, чтобы те развозили меня. – Я гляжусь в позолоченное антикварное зеркало, висящее на стене, и удовлетворенно улыбаюсь своему отражению. – Я доеду сама.

Горацио мгновение колеблется, прежде чем сказать:

– Я напомнить вам, мисс Ларраби, что ваша машина сейчас на штраф-стоянке в Торрансе.

Я вижу, как уголки моих губ опускаются в угрюмом неудовольствии.

– О, точно.

Но потом я быстро оживляюсь и обновляю улыбку.

– Тогда вот что, – говорю я ему. – Я просто возьму Бентли.

– Бентли вашего отца? – спрашивает Горацио, поднимая брови.

Я раздраженно смотрю на него.

– Что? Как будто он ее вообще водит.

***

Полчаса спустя я въезжаю в гараж здания Брюса, сажаю Холли в свою огромную сумку Биркин, бросаю ключи ожидающему парковщику и запрыгиваю в лифт.

Люди смотрят на меня – достаточно странно, между прочим, – но меня это не задевает. Будучи дочерью Ричарда Ларраби довольно быстро привыкаешь к взглядам. Раньше только старые бизнесмены узнавали меня. Знаете, подписчики тех серьезных журналов, что всегда публикуют истории о разливах нефти и упадке здравоохранения. Но с тех пор, как я стала украшать обложки более важных изданий типа «Us Weekly» (первая из семьи Ларраби, могла бы я добавить!), меня стали узнавать все.

– Лекси! – Брюс весело встречает меня в тот момент, когда я вхожу в дверь его кабинета. – С днем рождения, ребенок!

На самом деле, если задуматься, уж слишком весело. И совершенно не характерно для Ленивого Брюса. Чем он так взволнован? Тем, что наконец избавляется от меня? Тем, что с сегодняшнего дня я официально взрослая и не буду больше на его ответственности?

Ну, честно говоря, чувство взаимно. Так что я решаю подыграть.

– Привет, Брюси, – пою я.

Он сияет и тянется, чтобы погладить Холли по голове.

– И тебе привет, – воркует он неприятным детским голоском, прежде чем вернуть внимание ко мне. – Прекрасно выглядишь, Лекс. Новый наряд?

Таак, вот теперь я немного в замешательстве. В смысле, я понимаю его взволнованность от того, что он вычеркивает меня из своего наблюдательного списка, но это уже как-то слишком. Его улыбка буквально от уха до уха. Не думаю, что прежде видела такое выражение на его лице. На самом деле, он так много хмурился в последнее время, что я даже позабыла, что он вообще способен улыбаться. И с каких это пор Брюс вообще замечает, во что я одета, не говоря уж о комментариях по этому поводу?

Я с опаской поглядываю на свою блузку и немного разглаживаю ее.

– Да, – осторожно отвечаю я.

– Он прелестный.

Прелестный?

– Спасибо, – бормочу я, ставя сумку с Холли на пол и скользя на кресло напротив его стола. Я осторожно удерживаю взгляд на Брюсе. Просто на случай, если пришелец, захвативший его тело, вдруг решит вырваться на свободу и напасть. – Кто-то, я гляжу, в хорошем настроении.

Его улыбка становится еще шире (если такое вообще возможно), и он садится на свое кресло и сжимает руки на коленях.

– Сегодня хороший день, – самодовольно отвечает он.

Я киваю, чувствуя, как нехорошее предчувствие снова поднимается во мне.

– Да, неплохой.

Мгновение он молчит. Просто смотрит на меня с этой глупой улыбкой на лице, слегка вертя рабочее кресло из стороны в сторону.

– Итак, – подсказываю я, стремясь поскорее закончить с этим и упаковать вещи в Вегас. Я почти чувствую чек в своих руках. Вижу все эти прекрасные нули, линующие страницу.

– Итак, – скромно повторяет он. Вот как будто он уже не знает, почему я здесь. Как будто это не самый важный день в моей жизни.

Я сдерживаю стон.

– Итак, что мне нужно сделать? Просто подписать бумажку, говорящую, что я получила его, или что?

Он с любопытством поднимает брови.

– Чек, – напоминаю я ему с возрастающим нетерпением.

– О, точно, – отвечает он, его довольное выражение лица не меркнет ни на секунду. – Чек.

Приходится собрать всю свою силу, чтобы не закатить глаза и не произнести: «Зануда!» Вместо этого я натянуто улыбаюсь.

– На самом деле, все немного сложнее.

– Лаадно, – отвечаю я. Не припоминаю, чтобы Купер говорил что-то о сложности процесса. Но опять же, он так беспечно к этому относился. Так раздражающе. Я помню, как надоедала ему несколько часов после его возвращения, требуя показать чек и настаивая, чтобы он рассказал все подробности встречи. Но он продолжал пожимать плечами, говоря, что не такое уж это и большое дело. Так что я действительно допускала, что сяду, подпишу несколько документов, и на этом все. Но опять же, Купер все преуменьшает. И я полагаю, что, если вы имеете дело с чеком на такую сумму, должно присутствовать немного законности.

Я смотрю на свои часы.

– Что ж, ты знаешь, надолго это? Я заказала самолет в Вегас сегодня. Джиа и Ти организовали вечеринку на мой день рождения.

Брюс снова вспыхивает улыбкой, хотя эта вдруг другая. Почти снисходительная. Как будто он знает что-то, чего не знаю я, и ему принесет огромное удовольствие сообщить это мне.

– Это может занять некоторое время, – все, что он говорит.

Не уверена почему, но что-то в его тоне посылает дрожь по моей спине. И когда я снова смотрю ему в глаза, от неожиданного чувства страха сосет под ложечкой.

Что-то не так. Что-то неправильно. Не могу сказать, что именно, просто чувствую это.

– Брюс. – Я произношу его имя яростно. – Что происходит?

Он отклоняется назад на своем кресле, словно устраивается поудобнее для просмотра длинного фильма.

– Что ж, – начинает он светлым и дружелюбным тоном, – твой отец внес некоторые коррективы в соглашение.

– Коррективы, – слышу, как я повторяю, хотя мои губы так онемели, что я едва чувствую, как слова слетают с них. – Какого рода коррективы?

Когда он не отвечает, мое сердце падает, и страх варится в животе как в каком-то супе.

– Я все еще получаю свой чек сегодня, – давлю на него. – Так?

Рот Брюса искажает почти садистская улыбка.

– Вообще-то, – спокойно говорит он, его бесстрашный взгляд не оставляет моего, – планы изменились.