Текст книги "Легион Фалькенберга"

Автор книги: Джерри Пурнелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)

XXI

– А я говорю, что изменники и сторонники конфедератов получили то, чего заслуживали! – кричал Джек Силана. Среди делегатов слышался одобрительный гул, а с балконов для зрителей по окружности спортивного зала доносились приветственные выкрики. – Я уважаю Гленду Руфь, но она не старина Джошуа, – продолжал Силана. – Она не имела права смещать меня с поста губернатора без согласия президента Баннистера. Я требую, чтобы Совет отменил ее решение. – Под аплодисменты Силана сел.

Гленда Руфь осталась на месте. Она внимательно разглядывала тридцать человек за столом-подковой, пытаясь определить, сколько голосов получит. «Не большинство, это точно, но, может быть, дюжину. Нужно убедить покинуть фракцию Баннистера-Силаны всего трех-четырех человек, но что потом? Блок, который она возглавляет, не более прочен, чем коалиция Баннистера. Так кто же будет управлять Свободным государством?»

Позади стола Совета на полу спортзала сидело множество людей. Это свидетели, но их расположение в фокусе внимания Совета выглядело так, словно Фалькенберг и его внушительные офицеры находятся на скамье подсудимых. Мэр Хастингс сидел рядом с Фалькенбергом, и иллюзия подкреплялась еще сохранившимися у него следами сурового обращения. Некоторые из его друзей выглядели не лучше.

За свидетелями переговаривались зрители, словно на баскетбольном матче, а не на заседании правительства, которое владеет тремя четвертями территории Нового Вашингтона. Спортивный зал не самое подходящее место для такого заседания, но большего зала в крепости Астория не нашлось.

Наконец она встала.

– Да, я не мой отец, – начала она. – Он расстрелял бы Джека Силану.

– Покажи им, Гленда Руфь! – крикнул кто-то с балкона. Говард Баннистер удивленно поднял голову.

– Требую порядка!

– Заткнись, престонский ублюдок! – отозвался голос. Пожилого ранчеро поддержали снизу:

– Верно! Высокий Брод не будет править долиной!

– К порядку! К порядку! – Техники увеличили громкость, и голос Баннистера перекрыл крики. – Мисс Хортон, вам предоставляется слово.

– Спасибо. Я хочу сказать, что мы начали эту революцию не для того, чтобы разорить Новый Вашингтон. Когда все закончится, нам придется жить с бок о бок лоялистами, и…

– Предательница. Она обручена с солдатом Конфедерации!

– Замолчите и дайте ей говорить!

– К порядку! К ПОРЯДКУ!

Фалькенберг сидел неподвижно. В зале стало тихо, и Гленда Руфь снова попыталась начать.

– Какой шумливый народ, – сказал Джереми Севедж. Фалькенберг пожал плечами.

– Победа делает такими политиков.

Гленда Руфь рассказала о том, что видела в Алланспорте. Описала сгоревший горд, заложников в тюремных камерах…

– Предатели получили по заслугам! – перебил кто-то, но она продолжила раньше, чем начали отвечать ее сторонники.

– Конечно, они лоялисты. Как и примерно треть населения территории, которую мы контролируем. Лоялисты составляют большинство жителей столицы. Поможет ли нам, если мы будем преследовать здесь их друзей?

– Если будем сражаться, как сейчас, никогда не возьмем столицу!

– Верно! Пора ударить по предателям!

– Пошлем туда наемников, пусть отрабатывают свою плату!

На этот раз Баннистер не пытался успокоить толпу. Люди кричали именно то, что он собирался предложить Совету, а он поддерживал Силану потому, что нуждался в блоке губернатора-купца при голосовании о продолжении войны. После того как толпа вдоволь накричалась, требуя возобновления войны, Баннистер с помощью микрофона восстановил тишину и дал слово Гленде Руфь.

Ничего не решив, Совет разошелся до следующего дня. Фалькенберг подождал Гленду Руфь и вышел с нею.

– Я рада, что сегодня не дошло до голосования, – сказала она. – Не думаю, чтобы мы выиграли.

– Шумливые ублюдки, – снова заметил Севедж.

– Демократия в действии, – холодно сказал Фалькенберг. – Что вам нужно, чтобы убедить Совет в том, что Силана не может быть губернатором?

– Дело не в этом, Джон, – ответила она. – Все дело в войне. Никто неудовлетворен достигнутым.

– Мне казалось, что мы воюем отлично, – возразил Севедж. – Последнее наступление конфедератов у Мэтсона, как и планировалось, попало в вашу засаду.

– Да, это было замечательно, – сказала Гленда Руфь.

– Вряд ли. Это был единственный возможный маршрут наступления, – ответил Фалькенберг. – Вы неразговорчивы, мэр Хастингс. – Они вышли из спортзала и шли по плацу к казармам, где раньше размещались фридландцы. Сейчас их заняли солдаты Фалькенберга, а с ними и представители администрации из Алланспорта.

– Я боюсь этого голосования, – сказал Хастингс. – Если снова назначат Силану, мы все потеряем.

– Так поддержите меня! – рявкнул Фалькенберг. – Мои инженеры уже привели автоматические фабрики и механизированные предприятия в порядок. Если поможете, они снова начнут действовать. И тогда у меня будут реальные аргументы против политики Силаны.

– Но в этом-то вся причина, – возразил Хастингс. – Промышленность Алланспорта нужна вам для военных целей. Полковник, вы спасли мою семью от этого мясника, и я должен был бы из благодарности вам согласиться, но не могу.

– Полагаю, вы ждете, что вас спасет чудо? – спросил Фалькенберг.

– Нет. Но что произойдет, если вы победите? Сколько времени вы еще проведете на полуострове Раньера? Ваше место займут люди Баннистера – полковник, мой единственный шанс в том, что Конфедерация пришлет с Франклина новые войска и раздавит вас!

– И вами будут править с Франклина, – сказала Гленда Руфь. – У вас не будет даже тех прав, какие были в прошлом.

– Знаю, – с несчастным видом согласился Хастингс. – Но что я могу сделать? Эта революция уничтожила наш последний шанс. Со временем Франклин стал бы действовать разумно – я старался быть хорошим мэром для всех. Но вы с этим покончили.

– Не все сторонники Франклина подобны вам, Роджер, – сказала Гленда Руфь. – И не забудьте об их военной политике! Они втянут нас в свои замыслы, и со временем нам придется воевать с самим Совладением. Полковник Фалькенберг может рассказать вам, каково стать жертвой карательной экспедиции СВ!

– Боже, не знаю, что делать, – жалобно сказал Роджер.

Фалькенберг пробормотал что-то такое, что остальные не расслышали, потом сказал:

– Гленда Руфь, прошу меня простить, но нам с майором Севеджем нужно обсудить кое-какие административные проблемы. Был бы рад, если бы вы присоединились к нам за ужином в офицерской гостиной в девятнадцать часов.

– Ну… спасибо, Джон. Мне очень хочется, но я должна вечером встретиться с другими делегатами. Нам, может быть, все-таки удастся выиграть завтрашнее голосование.

Фалькенберг пожал плечами.

– Сомневаюсь. Если не сможете выиграть, сможете задержать голосование?

– Может быть, на несколько дней, но зачем?

– Это может быть полезно, вот и все. А когда покончите с политиками, присоединитесь к нам?

– Спасибо, да. – Идя по плацу к своей квартире, она думала, что очень неплохо бы узнать, что обсуждают Фалькенберг с Севеджем: «Вряд ли это административные проблемы… какая им разница, что решит Совет?»

Она с нетерпением ждала новой встречи с Джоном, и это ожидание заставляло ее испытывать чувство вины. «Что этот человек значит для меня? Он красив, широкоплеч, военная выправка… вздор. Что бы ни говорили антропологи, я не верю в атавистическую привлекательность воинов. Почему же я хочу быть с ним? – Она отбросила эту мысль. Есть гораздо более важные темы для размышлений. – Что будет делать Фалькенберг, если Совет проголосует против него? А что буду делать я?»

Фалькенберг пригласил Роджера Хастингса в свой кабинет.

– Садитесь, пожалуйста, господин мэр, Роджер-неуверенно сел.

– Послушайте, полковник, я бы рад помочь, но…

– Мэр Хастингс, что предпочтут владельцы промышленных предприятий Алланспорта: половину работающих предприятий или полностью неработающие?

– Что это должно означать?

– Я гарантирую защиту литейных и плавилен за право на половину собственности. – Когда Хастингс изумленно посмотрел на него, Фалькенберг продолжил: – А почему бы и нет? Все равно Силана захватит половину. Если мой полк будет совладельцем, я смогу его остановить.

– Даже если я подпишу, это ничего не будет означать, – возразил Хастингс. – Владельцы находятся на Франклине.

– Вы самый высокопоставленный чиновник Конфедерации на всем полуострове Раньера, – тщательно подбирая слова, сказал Фалькенберг. – Законно это или нет, но мне нужна ваша подпись на этом передаточном документе. – И он протянул Хастингсу стопку листков.

Хастингс внимательно прочел их.

– Полковник, здесь также подтверждается разрешение на владение землей, данное вам правительством мятежников. Я не могу подписать это.

Идя по широкому плацу, Гленда Руфь издалека услышала звуки офицерской пирушки. Подойдя ближе, они с Хайрамом Блеком словно окунулись в волны шума, барабанного боя, вопли волынок и фальшивое пение полупьяных баритонов.

Внутри было еще хуже. Не успела она войти, как в нескольких дюймах от ее лица мелькнула сверкающая сабля. Молодой капитан козырнул и принялся многословно извиняться:

– Я показывал обер-лейтенанту Марксу новый прием, который выучил на Спарте, мисс. Прошу меня простить. – И когда она кивнула, капитан отвел товарища в сторону и дуэль на саблях возобновилась.

– Это офицер фридландец… здесь все фридландцы, – сказала Гленда Руфь. Хайрам Блек мрачно кивнул. Пленные наемники были в зелено-золотых мундирах, контрастирующих с сине-золотой одеждой людей Фалькенберга. В ярком свете ламп блестели медали. Девушка осмотрелась и увидела полковника в дальнем углу, во главе стола.

Когда она проделала опасное путешествие по заполненному людьми залу и подошла к столу, Фалькенберг и его соседи встали. Мимо маршировали волынщики, создавая неимоверный шум.

Лицо Фалькенберга покраснело, и Гленда Руфь подумала, что он пьян.

– Мисс Хортон, позвольте представить майора Оскара фон Тома, – официально сказал полковник. – Майор фон Тома – командир артиллерийского батальона фридландцев.

– Я… – Она не знала, что сказать. Фридландцы враги, а Фалькенберг представляет ей этого офицера как своего гостя. – Рада знакомству, – запинаясь ответила она. – А это полковник Хайрам Блек.

Фон Тома щелкнул каблуками. Все стояли неподвижно, пока она не села рядом с Фалькенбергом. Этот вид рыцарства почти исчез, но почему-то здесь казался уместным. Официант принес стаканы, и фон Тома обратился к Фалькенбергу.

– Вы просите слишком многого, – сказал он. – К тому же вы уже достаточно попользовались стволами.

– Если так, мы уменьшим цену, – жизнерадостно ответил Фалькенберг. Он заметил удивленное выражение Гленды Руфь. – Майор фон Тома спрашивает: может ли он выкупить свои пушки по окончании кампании? Мои условия его не устраивают.

Хайрам Блек сухо заметил:

– Мне кажется, в определении цены должен сказать свое слово Совет, генерал Фалькенберг.

Фалькенберг презрительно фыркнул.

– Нет.

«Он пьян, – подумала Гленда Руфь. – Это не очень заметно, но… достаточно ли хорошо я его знаю?»

– Пушки захвачены 42-м без всякой помощи со стороны Совета. Я позабочусь, чтобы их не использовали против патриотов, и Совету больше нет дела до них. – Фалькенберг повернулся к Гленде Руфь. – Вы выиграете завтрашнее голосование?

– Голосования завтра не будет.

– Значит, не сможете выиграть, – сказал Фалькенберг. – Я этого ожидал. А как голосование по войне?

– Будут обсуждать еще два дня… – она нервно взглянула на майора фон Тома. – Не хочу быть невежливой, но нужно ли говорить об этом при нем?

– Понимаю. – Майор фон Тома неуверенно встал. – Поговорим в другой раз, полковник. Рад знакомству, мисс Хортон. Полковник Блек. – Он сдержанно поклонился и пошел к центру стола, где вместе пили фридландцы и офицеры Фалькенберга.

– Джон, разумно ли это? – спросила она. – Некоторые члены Совета итак уже обвиняют вас в нежелании воевать…

– Дьявольщина, да его называют предателем, – прервал Блек. – Мягко обращается с изменниками, дружит с врагами – им не нравится даже то, что вы набираете новых людей, чтобы восполнить потери. – Блек взял стакан виски и выпил одним глотком. – Им бы пройти по долине с нами! Вот это был поход, Гленда Руфь. А когда у капитана Фрейзера кончилось горючее, Фалькенберг приказал ему использовать велосипеды! – Вспоминая, Блек усмехнулся.

– Я серьезно, – возразила Гленда Руфь. – Джон, Баннистер вас ненавидит. Я думаю, он всегда вас ненавидел. – Официант принес Фалькенбергу виски.

– Вино или виски, мисс? – спросил он.

– Вино… Джон, пожалуйста, вам собираются приказать атаковать столицу.

– Интересно. – Его лицо на мгновение застыло, глаза стали внимательными. Потом он расслабился и позволил виски подействовать. – Если мы исполним приказ, мне понадобятся офицеры фон Тома, чтобы вернуть свое оборудование. Разве Баннистер не знает, что будет, если нас захватят на открытой местности?

– Гови Баннистер лучше разбирается в политических интригах, чем в боевых действиях, генерал, – заметил Блек. – Мы дали ему пост военного министра, потому что решили, что он сумеет договориться с вами, но на войне от него мало проку.

– Это я заметил, – сказал Фалькенберг. Он погладил руку Гленды Руфь. В первый раз он к ней прикоснулся, и девушка застыла. – Ведь предполагалось, что это будет пирушка, – рассмеялся Фалькенберг. Он поймал взгляд тамады. – Лейтенант, пусть волынщики играют.

На мгновение зал затих. Гленда Руфь ощущала тепло руки Фалькенберга. Легкая ласка обещала гораздо больше, и девушка неожиданно обрадовалась, но одновременно ощутила укол страха. Он говорил очень негромко, но все эти люди за столом перестали пить, барабаны стихли, замолкли трубы – все прекратилось по его легкому кивку. Такая власть пугает.

Коренастый старший волынщик выбрал молодого тенора. Снова заиграли одна волынка и один барабан. Началась песня.

– Слышали ли вы сказание о лживом Сейклде? Слышали ли вы о лорде Скрупе? Он изловил Кинмонта, чтобы повесить на Хариби…

– Джон, пожалуйста, слушайте, – попросила она.

 
Новость сообщили храброму Баклею,
Его обитель – Брэнксам-Хилл,
Что лорд Скруп захватил Кинмонта Вилли
Меж вечерней и дневной зарей.
Он ударил по столу кулаком,
Подпрыгнула чаша, и расплескалось красное вино.
«Да будет проклятие на моей голове, – сказал он, —
Но я отомщу лорду Скрупу».
 

– Джон, правда.

– Наверно, вам нужно послушать, – мягко сказал он. Поднял свой стакан, а молодой голос набирал силу.

 
Это мой шлем или вдовий платок?
Это мое копье или ветка ивы?
Неужели у меня рука женщины,
Что английский лорд смеет смеяться надо мной?
 

Песня кончилась. Фалькенберг сделал знак официанту.

– Выпьем еще, – сказал он. – И больше никаких разговоров о политике.

Остальную часть вечера они провели, участвуя в пирушке. Офицеры Фалькенберга и фридландцы оказались образованными людьми, и Гленда Руфь провела очень приятный вечер: все в зале соперничали, стараясь привлечь ее внимание.

Ее учили танцам и песням десятка культур, и она выпила слишком много.

Наконец Фалькенберг встал.

– Я провожу вас до вашей квартиры, – сказал он.

– Хорошо. – Она взяла его под руку, и они прошли через редеющую толпу. – У вас часто бывают такие пирушки? – спросила девушка.

– Когда можем. – Они дошли до выхода. Словно ниоткуда возник рядовой в белом и открыл перед ними дверь. На шее рядового уходил под воротник рваный шрам, и она подумала, что ей было бы страшно встретиться с ним где-нибудь в другом месте.

– Спокойной ночи, мисс, – сказал рядовой. Голос его звучал необычно, чуть хрипловато, как будто он искренне о ней заботился.

Они пересекли плац. Ночь была ясная, и небо полно звезд. С реки, которая протекает мимо старой крепости, доносились слабые звуки.

– Хотела бы я, чтобы это никогда не кончалось, – сказала Гленда Руфь.

– Почему?

– Потому что… вы здесь создали искусственный мир. Стена славы отгораживает вас от реальности, от всего, что мы делаем. А когда этот мир исчезнет, вы снова пойдете на войну. – Назад, к тому, о чем пел тот мальчишка в старинной зловещей балладе.

– Хорошо сказано. Стена славы. Может, именно ее мы и строим.

Они дошли до квартир, отведенных старшим офицерам. Их двери были рядом. Гленда остановилась перед дверью, входить не хотелось. Комната пуста, а завтра ее ждет Совет… она повернулась к Фалькенбергу и горько сказала:

– А должно ли это кончаться? Несколько минут я была счастлива. А теперь…

– Не обязательно, чтобы это кончилось, но понимаете ли вы, что делаете?

– Нет. – Она отошла от своей двери и открыла дверь Фалькенберга. Постояла немного, потом рассмеялась. – Я собиралась сказать какую-нибудь глупость. Что-нибудь вроде: «Давайте выпьем на посошок». Но я бы имела в виду другое, и вы бы это знали, так что какой смысл в притворстве?

– В притворстве нет смысла. По крайней мере между нами. Притворство для солдатских девушек и для любовниц.

– Джон, боже, Джон, вы так же одиноки, как я?

– Да. Конечно.

– Тогда мы не можем допустить, чтобы пирушка кончилась. Пока остается хотя бы одно мгновение. – Она вошла в его комнату.

Немного погодя он последовал за ней и закрыл дверь.

Ночью она смогла забыть об их конфликте, но когда утром вышла из его комнаты, вернулось воспоминание о старинной балладе.

Она знала, что должна что-то сделать, но не может же она предупредить Баннистера. Совет, революция, независимость – ничто не утратило своей важности; но, продолжая служить этим целям, она чувствовала себя отчужденной от них.

«Я полная дура», – говорила она себе. Но, дура или нет, предупреждать Баннистера она не может. Наконец она уговорила президента встретиться с Джоном вдали от орущих масс зала Совета.

Баннистер сразу перешел к делу:.

– Полковник, мы не можем бесконечно держать в поле большую армию. Ранчеро из долины мисс Хортон, может быть и согласны платить за это, но остальные не хотят.

– А на что вы рассчитывали поначалу? – спросил Фалькенберг.

– На долгую войну, – признался Баннистер. – Но ваши успехи породили надежды, и мы получили гораздо больше сторонников, чем ожидали. А они требуют прекратить выплаты.

– Солдаты, которые воюют только в хорошую погоду. – Фалькенберг фыркнул. – Достаточно распространенный случай, но почему вы позволили им приобрести такое влияние в Совете?

– Потому что их много.

«И они поддержали твое выдвижение в президенты, – подумала Гленда Руфь. – Пока мои друзья воевали, ты организовывал новых сторонников, забирал власть… ты не стоишь жизни даже одного из этих солдат. Солдат Джона и моих».

– В конце концов, у нас правительство демократическое, – сказал Баннистер.

– И абсолютно не способное достичь чего-либо, для чего требуется хоть небольшое усилие. Можете ли вы позволить себе такую эгалитарную демократию?

– Вас наняли не для реорганизации нашего правительства! – крикнул Баннистер.

Фалькенберг вызвал на стол карту.

– Смотрите. Мы окружили равнины войсками. Нерегулярные части могут удерживать проходы и болота практически неограниченное время. А всякой реальной угрозе прорыва будет противостоять мой полк, находящийся в подвижном резерве. Конфедераты не смогут до нас добраться, а мы не можем рисковать, сражаясь с ними на открытой местности.

– Так что же нам делать? – спросил Баннистер. – Франклин обязательно пошлет подкрепления. Если мы будем ждать, проиграем.

– Сомневаюсь. У них тоже нет боевых кораблей. Они не смогут высадить крупные силы по эту сторону фронта, а что хорошего им даст усиление группировки в столице? Со временем они начнут голодать. Франклин тоже будет испытывать трудности из-за перебоев в поставках кукурузы. Кормить армию бесконечно Конфедерация не сможет.

– Рай для наемников, – сказал Баннистер. – Затяжная война без всяких боев. Черт побери, вы должны атаковать, пока еще у нас есть войско! Говорю вам, наша поддержка исчезает на глазах.

– Если мы поместим свои войска туда, где до них доберутся бронированные части фон Меллентина, наша армия не растает, а сгорит.

– Скажи ему, Гленда Руфь, – сказал Баннистер. – Меня он не слушает.

Она посмотрела на бесстрастное лицо Фалькенберга, и ей захотелось заплакать.

– Джон, он, может быть, прав. Я знаю свой народ, наши люди не могут держаться долго. И даже если могут, Совет все равно будет настаивать…

Выражение его лица не изменилось.

«Мне нечего ему сказать, – подумала она. – Все, что я знаю, знает и он, потому что он прав, но и не прав. В нашей армии только штатские. Они не из железа. И пока они охраняют проходы, их ранчо разрушаются. Прав ли Говард? Это рай для наемников, и Джону жаль от него отказаться?» – Но ей не хотелось в это верить.

Пришло незваное воспоминание об одинокой ночи в проходе. Она попыталась прогнать его, вспомнив о пирушке и…

– Чего же вы ждете, полковник Фалькенберг? – спросил Баннистер.

Фалькенберг ничего не ответил, и Гленде Руфь захотелось заплакать, но она не заплакала.