Текст книги "Убили Винни"

Автор книги: Джереми Камерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Джереми Камерон
Убили Винни

Глава первая

Иду, а он лежит. Без ступней.

Ступни наверху остались, на четырнадцатом.

– Винни, ты что сделал-то, придурок? Чего тебя туда понесло?

Молчит. Еще бы – с четырнадцатого и без ног.

Весь в крови, все наружу, как будто помидор раздавили.

И меня еще вырвало, прямо на него.

– Прости, – говорю. – Прости, друг, это я с непривычки…

Самого трясет, чувствую: сейчас упаду. Встал на колени.

Винни, кореш мой.

Набрал по мобильному три девятки. Там говорят:

– Назовите службу.

– Полицию давай, быстро.

Соединяет.

Я:

– Человека убили. Чингфорд, возле Святого Фрэнсиса, у дома на пятачке лежит. Об бетон прямо. Винни О'Рурк, ему ноги отрезали. Господи.

Сказал и пошел оттуда. Копов дожидаться смысла не было: сами на дом придут. Они знали, что Винни мой кореш.

Блин, девятнадцать лет было парню. Он жизни вообще ни хрена не знал.

Мы с ним скорешились, когда выяснилось, что его отчим спит с моей матерью. Сблизились, так сказать, на этой почве. У нас в школе случилось замыкание, занятия отменили, и учитель решил нас по домам развести. Винни сказал, что у него сейчас все равно никого дома нету, так что он нас обоих повел ко мне. Мы как раз в Прайори-корт жили, в соседнем квартале. У меня был ключ, я открываю… Заходим в комнату – а они там на ковре.

А за нами учитель входит.

Мать мне:

– Ники, ты почему…

Отчим ему:

– Винни, ты почему…

Я:

– Мам, а ты чего на полу?..

Мне тогда лет шесть было, я думал, на полу люди борются…

Винни было пять, но он уже кое-что сек:

– Нормально… А че это вы тут трахаетесь-то?

Тут уж учитель опомнился:

– Прошу, – говорит, – прощения, миссис Беркетт. В школе замыкание, я Ники пораньше привел, не знал, что вы тут ковер… замеряете.

Мать как заорет на него:

– Замыкание у них! Какая я тебе миссис Беркетт!

Это правда: когда она замуж выходила, мы с Шарон уже были.

Так мы с Винни и скорешились на всю оставшуюся жизнь: общего у нас много оказалось. Учитель небось смеялся потом.

А теперь вот все, убили Винни. Что же он один туда пошел? Не понял, что там за народ? Может, и не понял. Может, думал травкой разжиться по мелочи. А он рядом с ними – шпана. И я, кстати, тоже.

Я отошел за угол, и там меня опять вырвало. Потом пошел домой пожрать.

*****

По мосткам на Северной кольцевой, потом через Биллет-роуд, потом по Корт-роуд. Прихожу, вся компания в сборе: мать, Козлина, сестра с мелким.

– Привет.

– Ты где был?! Мать третий день с ума сходит!

Шарон кивнула:

– Привет.

Сел, налил себе чаю. Мать говорит:

– Тут Винни заходил.

Блин. Пялюсь в телевизор, как будто все нормально. Шарон спрашивает:

– Ники, ты что, случилось что-то?

– Ничего не случилось.

– …В обед заходил, искал тебя, хотел, чтобы ты ему помог. Может, машину присмотрел, не знаю.

– Один?

– С черным с этим, который в Блэкхорсе живет.

– С Шерри, что ли?

Шарон:

– Ну да.

Шерри – приятель Кевина, который ей ребенка сделал.

– Они что-нибудь сказали? Сказали, куда пошли?

– Нет. Просто велели передать, что заходили.

Я позвонил Рою Балаболу. Когда я влипал по-крупному, меня всегда он защищал. Велосипедами крадеными он не занимался: мелко, а если что-то серьезное – тут он всегда поможет, если не за спасибо. Позвонил ему прямо домой.

– Рой, здоро́во! Прости, что домой звоню, просто дело есть.

– Что, круто попал? Надо думать, раз позвонил.

– Так попал – дальше некуда.

– Давай рассказывай.

– Винни, дружка моего, помнишь?

– Это О'Рурк который? Помню. Работал с ним. Кражи из нежилых помещений… А что?

– Все. Убили его.

– Господи! Винни?! Кошмар какой! – До Роя дошло, что он остался без постоянного клиента.

– Я, как увидел, сразу копам позвонил. Теперь надо идти заявление делать. Пойдешь со мной?

– О чем разговор! Давай через полчаса подходи к участку, я тебя снаружи подожду, лады?

Но это было не все. Была у меня еще одна тема, и Балабол это понял. Я еще ничего такого не сказал, а он уже как-то учуял.

– Так, ну это понятно, а что за дело-то у тебя?

– Дело такое, что, может, будешь меня от вышки отмазывать.

– Да ты что! Ты там не дури, слышишь? Сиди дома… Нет, если задуришь вдруг, я тебе тоже помогу – это без вопросов…

– Ладно, пока.

Тут семейство заахало.

Мама говорит:

– Господи! Он же совсем мальчик был!

– Да.

– Так! Теперь смотри сам никуда не влезь!

Позвонил, вызвал такси. Потом звякнул Джорджу – это мой уоррант-офицер. Повезло, застал его.

Я ему так вежливо:

– Джордж, это Ники Беркетт. У меня тут проблемы, ты мне не поможешь?

– Ники! Ты где ж это, гаденыш, мой телефон достал?

Вспомнил, что его жена и дети слушают, и уже по-другому ко мне:

– Ты там перегрелся, что ли, Ники? Чего тебе надо? На тебе сейчас штрафов нет, все уплачено…

– Понимаешь, я тут погорел малость. Вот. А ты же мой уоррант-офицер, вот я подумал, может…

Джордж разносит повестки неплательщикам – пошлины, штрафы, все такое. С уоррант-офицерами всегда можно договориться: работа у них паршивая, нагрубишь – порезать могут. Джордж отвечает за наш участок: приезжает утром на велосипеде, часов в семь, ты его чаем поишь, он иногда у тебя же и завтракает, потом отдает повестку, и все: не заплатишь – через неделю в суд.

– С какой это радости я твой офицер! За грехи мои достался мне ваш участок, вожусь теперь с вами.

– Джордж, слушай, я тут здорово попал…

– Ну говори уж.

– Дружка моего помнишь? Винни из квартала Ф?

– Винни О'Рурк. Помню.

– Убили его. В нашем районе. Из окна выбросили. А сначала ноги отрезали.

– Господи.

– Я его и нашел. Теперь иду в участок заявление делать. Пойдешь со мной как свидетель?

– Свидетель чего? Ники, тебе не я нужен, тебе адвоката искать надо.

– У меня есть, я с Роем договорился. Флауэрдью.

– А-а. Ну-ну.

– Просто вдвоем идти не хочется.

– А ты мамку попроси.

– Слушай, хорош уже!

– А дружки твои?

– Дружки мои все уголовники. Мне… ну, в общем, мне нормальный человек нужен, чтобы подсказал мне там, куда идти, что делать… Дела-то хреновые.

– Слушай, ты, по-моему, ерунду какую-то придумал. Я же полицейский, не юрист. И допрашивать тебя не я буду. Чего ты от меня хочешь-то?

– Да ладно, ты их знаешь: они там начнут цепляться…

Не мог же я ему прямо сказать, что в чингфордском участке людей ногами бьют. Еще обидится…

– На мне сейчас нет ничего, а эти уроды мне начнут что-нибудь вешать.

– Ну только вот сказок мне не надо! Ладно, пройдусь до участка, скажу, что я вас знаю и что вы мне все расскажете. Заодно сопли тебе подотру. Все, через пятнадцать минут чтоб был там, понял?

– Спасибо, Джордж, выручил. Когда надо будет, я для тебя то же самое сделаю.

– Не дождешься!

– Ну хорошо, тогда я в следующий раз все штрафы сразу заплачу. Зуб даю.

– В следующий раз! А совсем без штрафа не можешь? Всем бы спокойней было. Ладно, разговоры эти – как мертвому припарки.

Вышел. Такси уже ждет. Еду – а внутри все трясется. Шарон – молодец, предлагала со мной поехать, но я сказал, не надо. Семью лучше в эти дела не мешать.

*****

В машине работало радио, и в новостях уже рассказывали про Винни, так что, когда приехал, к участку было не пробиться. Тут тебе и журналисты, и с телевидения, и девица из местного «Гардиана» – ничего, кстати говоря, симпатичная. Балабол уже дожидается, весь из себя довольный, прямо светится. Где-то уже подогреться успел: перегар – с ног валит.

Увидел меня и громко так, для камер, заявляет:

– Пойдем, Ники.

Первый раз в жизни вошел в участок через обычную дверь. В коридоре полно копов, все суетятся, дверьми хлопают, народ из дома на сверхурочную сорвали. Один дежурный сидит себе спокойно, как будто в мире вообще ничего не происходит. Стены все обшарпанные, на полу окурки валяются. Какой-то старикан пришел насчет пропавшей собаки, тетка принесла паспорт показать: ее без документов поймали, Уэйн Сапсфорд тут же – у него условно, он каждый день отмечаться ходит. Какой-то псих обещает конец света в восемь пятнадцать. Дежурный пьет чай и записывает приметы собаки.

Рой весь из себя деловой подходит к нему и говорит:

– Прошу прощения. Мой клиент хотел бы сделать заявление.

– Да ну? А я думал они у тебя все немые.

– Сержант, тут у нас не хи-хи ха-ха! Мистер Беркетт хочет сделать заявление по делу об убийстве.

– Да? И по какому?

Типа такой крутой. Потом все-таки ушел куда-то, вернулся с сержантом Грантом. Эту сволочь весь район знает. Хорошо, что я белый и что со мной свидетель был, а то бы он меня живо ниже плинтуса опустил, а потом бы еще впаял за оскорбление при исполнении. Мелкий такой, жирный, все ищет, с кого бы содрать.

Мне это все не понравилось:

– Я с ним не буду говорить.

– Погоди, Ники, – говорит Балабол. – Мы сейчас знаешь, что сделаем? Мы сейчас пойдем к следователю, который дело ведет.

Это сработало, и нас пристроили ждать в какую-то комнату. Потом и Джордж подтянулся. Вот что значит коп: это ведь даже не его участок, а он ходит как у себя дома, разговаривает с кем нужно.

Я ему:

– Спасибо вам большое.

Ему, правда, этот подхалимаж не понравился: я его сроду ни на вы не называл, ни спасибо не говорил.

Потом он вышел и что-то такое сделал, что к нам прислали двоих: один молодой, толстый, а второй постарше, какой-то незнакомый. Стали все делать как положено: имя, адрес, все дела. Был бы я один, они бы меня уже по полу возили – а так все цивильно, даже блокнотик достали. Который постарше спрашивает, а толстый пишет.

– Теперь расскажите все своими словами, и помедленнее. С какой целью вы сегодня вечером пришли к Чингфорд-Холл?

– В гости шел.

– К кому?

– Я протестую! – завопил Рой (видать, фильмов американских пересмотрел). – Мой клиент пришел сюда добровольно, с намерением оказать властям помощь в проведении расследования убийства. Его частная жизнь к делу отношения не имеет.

– Да к девчонке шел, – говорю.

– Понятно. Если надо будет, мы еще к этому вернемся. Теперь сначала. В каком направлении вы шли и который был час? Если можно, поточнее.

Короче, пошло-поехало. Вообще-то, я малость дергался, так что чайку бы не помешало. Я им все рассказал, не сказал только, что Винни был с Шерри. Надо было сперва найти самого Шерри, узнать, что они тогда хотели. Толстый пять листов за мной исписал. Потом они мне прочли все это вслух – вообще как будто не я говорил. Ну да ладно, я спорить не стал. Подписался на каждой странице, потом они подписались, и все – на выход.

– Теперь никуда не уезжайте, вы нам можете еще понадобиться, – сказал тот, что постарше (как выяснилось, его звали сержант О'Малли). – Да, и вот еще что: это, судя по всему, ребята непростые. Так что вы не высовывайтесь и собственных расследований не проводите. Хорошо?

Куда уж лучше: с крыши об асфальт.

– Ладно, – буркнул я. – Хорошо.

Мы вышли, поблагодарили Джорджа, и Рой подвез меня до маминого дома.

Вэндсворт [1]1
  Вэндсворт – самая большая тюрьма в Англии. В ней содержат преимущественно рецидивистов.


[Закрыть]

Какого хрена они меня обратно в Вэндсворт перевели – непонятно. Сидел себе в Фордовской тюряге, тихо-мирно, дрожжами приторговывал. Потом вдруг раз: с вещами на выход, обратно в этот свинарник. За что? А ни за что, так просто. «Исходя из требований дисциплины». Козлы.

У меня уже срок кончается, нарушений никаких – а им это пофиг: ногой под зад обратно в Вэндсворт, а в Вэндсворте – опять мордой об пол. Вот так. Можно, конечно, прошение написать – пиши, бога ради! Лет через пять очередь твоя подойдет, тебя министр юстиции лично пошлет куда подальше.

И в первый же день ко мне Абдула подсадили. Он шизанутый был, все пытался мне чего-то объяснить, только я ничего не понял. Турок, по-английски ни в зуб ногой, все сидел на полу и молился. Я потом уже от этих молитв на стенку лез.

Его после суда два дня продержали в Брикстоне, а потом перевели к нам. Охранник говорил, ему четыре года дали за ввоз наркотиков. Когда судья ему срок сказал, он не понял, заулыбался из вежливости. Потом уже ему переводчик перевел.

Он, скорей всего, и не знал ничего ни про какие наркотики. Так, подошел знакомый, попросил бабушке подарочек передать. Потом позвонил куда надо, подарочек на таможне вскрыли, а там порошок. Абдула взяли, а в это время рядом крупная партия прошла. Вот так.

В первую ночь его понос прошиб: от нервов, наверно. Он еще на специальной кормежке был – у всех там манка, карри, а ему другое что-то давали. А эта спец-еда потом такой духан дает, что я там чуть не помер. Может, в Турции ее нормально готовят, а у нас что с полу поднимут – все в кастрюльку: мусор всякий, окурки, какашки крысиные, а сверху еще чили набухают, чтоб не очень воняло. Короче говоря, Абдула жалко, конечно, но всю ночь это нюхать – тоже сбесишься.

Они его, чтобы занять, сразу же пристроили в мастерскую. Он у них там шил и плакал. И молился. Только они недоглядели: начал он у них всякие острые вещи таскать. Все подряд, что только можно. Непонятно, как он их проносить ухитрялся: там ведь каждый раз все пересчитывают, а потом еще всех обыскивают. Может, он какой-нибудь человек-магнит был, не знаю. Иголки проносил, гвозди, лезвия – все подряд. И все время молился и причитал, так, что охранники даже радио погромче делали.

Ну, короче говоря, в субботу утром я шепнул начальнику охраны:

– А знаете, – говорю, – что Абдул у нас на тот свет собрался?

– Не свисти, – говорит.

– Да мне-то что? Дело ваше, конечно. Я вот только спросить хотел: если много крови будет, а я тут недавно все своими руками пидорасил, мне потом дадут одиночку как эмоционально травмированному?

Зашевелились: они теперь пуганые стали из-за журналистов. Теперь, если у них человек умер, это плохо считается: у нас же тюрьмы нового поколения и все такое. Короче, обыскали они его, ничего не нашли и поставили его под наблюдение. Это значит, может, раз за ночь заглянут, проверят. Ни хрена не помогло, конечно. На следующую ночь он это все начал в себя втыкать.

И глотал тоже. Два винта проглотил, гвозди, ложку пластмассовую. Потом взял иголку и воткнул себе в живот до конца, так, что она туда вся ушла.

Что у него там после этого в желудке творилось – не знаю, но у меня лично завтрак погулять попросился.

А потом он взял половинку лезвия и стал себе ноги резать крест-накрест по всей длине.

Тут уж я заорал – все крыло поднял.

Заметались, блин. Охранники, бывает, не подходят, когда зовешь, или не отпирают, боятся. А чего им бояться, если они сразу же связываются и с другими крыльями, и с теми, кто на выходе за стеклом? Этот тоже подошел позевывая, мельком так в глазок заглянул. Увидел – тут же спохватился. Еще бы. У Абдула уже из артерии хлестало: по стенам, везде… Охранник было пальцем затыкать, потом про СПИД вспомнил – палец убрал, струя ему в глаз – еле отдернулся. Заткнул платком. Он один зашел (вообще-то, им так не положено), в одной руке платок, другой Абдула прижал, чтобы тот себе горло не порезал. Кричит мне: «Бери рацию, вызывай всех».

А я давно мечтал с рацией поиграться. Цап ее родимую, включил: «Внимание-внимание, говорит Германия! Свистать всех наверх! Прием, отъем, как меня слышите?» Короче, объявил им полную тревогу, на все спецкнопки понажимал, вызвал полицию и даже вертолет. И главное, ничего мне за это не сделаешь: я ведь органам помогал. Срок, правда, тоже не скостили.

Абдула – как был, с платком на ноге – на носилки и во внешний госпиталь. Я им пытался сказать, что он еще всякой дряни наглотался, но наш врач как-то не очень взволновался, так что я решил, что либо они их сами найдут, либо так переварятся. Нет, но с иголкой – это вообще финиш: просто воткнул – даже следа не осталось.

На другой день подъехал было к начальнику охраны насчет одиночной, но без толку. Перевести-то он меня, правда, перевел: там же кровища везде была. Но вертолет мне все-таки припомнил, посадил к Зеркальщику.

Глава вторая

Я-то сам шел за травой и хотел еще заодно зайти к Келли. Траву, конечно, можно и в бильярд-клубе купить, но тут два дела сразу получалось. Келли с мелким жила в Сикамор-корт на третьем этаже, а на втором можно было купить хорошую марокканскую траву. Мне нужно было немного: косячков двенадцать на выходные, но тут качество хорошее, грех такой товар упускать. Я так и решил: в пятницу вечерком с Келли потрахаюсь, затоварюсь травой, потом на Хо-стрит шары погоняю. Потом пивка, потом, может, как всегда по пятницам, разборка нарисуется. Может, повезет, уроды какие-нибудь на «Сьерре» из Лаутона приедут: сначала на собачьи бега, потом помахаться и пива выпить на Хо-стрит. Лаутонских мочить – самое оно, после них вечно вся улица заблеванная.

Иду я к Сикамор-корт, а он там лежит, и ноги отрезаны. Вот так. Ни травы не купил, ни к Келли не попал. И на разборку нарываться не надо: теперь сиди спокойно, они тебя сами найдут. Пересидишь – без ног останешься. Кем надо быть, чтобы ноги человеку отпилить? На хрен вообще такое делать? Два варианта: или чтобы остальных напугать или просто тебе это по приколу. Раньше пырнут ножом, и все. Теперь, блин, ноги отпиливают.

А он без ног жить не стал бы, это точно.

Нет, ну надо было так! Он и с девчонками-то только года два назад встречаться начал: у него все католики в семье. Блин, Винни, ну как же ты так, а?

Первым делом в тот же вечер пошел к Шерри. Думал, может, застану, спрошу, что там вышло. Дверь открыла его мама. Увидела меня, обрадовалась. Я ей:

– Миссис Макаллистер, здрасьте, а Шерри дома?

– О, Ники! Что-то давно тебя видно не было! Как ты?

– Ничего, спасибо. Тут Шерри не заходил? Он был… – Видела она новости или нет? – Он с Винни О'Рурком был.

– Не знаю, он со вторника где-то пропадает. А ты к его девушке не заходил? На Баундари-роуд?

– А кто у него сейчас?

– Тина Даффи. Знаешь? Белая, худенькая такая, на Уолтера Сэвилла живет. Квартиру не помню – а этаж девятый, кажется… Попробуй, может, застанешь.

– Спасибо.

– Ты заходи почаще, не пропадай. Ты все еще с той девочкой встречаешься? С Келли?

– Встречаюсь, когда припрет. Только она уже не девочка давно.

– Да ну тебя, ей-богу! – рассмеялась она. – Заходи.

Тина. Знаем такую, как же. Не знал только, что теперь с ней Шерри спит. Я Шерри проблем подкидывать не хочу, только лет в пятнадцать я с ней тоже гулял.

Тина. Как же, как же. Поглядим, может, к Келли уже и не надо будет идти.

*****

Пошел на Баундари-роуд. У них там сквозняк – с ног валит.

Я ей через дверь покричал, она открыла.

– Ники, ты чего?

– Шерри у тебя?

– Какой Шерри?

– Иди ты! Я серьезно спрашиваю.

– Не знаю.

– Он у тебя, да?

– Ты тупой, что ли? Нет его.

– Где он?

– Откуда я знаю?!

– Оттуда. Про Винни слышала?

У нее глаза забегали. Знает что-то. Про Винни уже слышала, теперь Шерри прикрывает.

– Его правда нет.

– Тогда куда он пошел? Смотри, он ведь не знает небось, как мы с тобой в суде…

– Рассказывай. Мне пофиг.

Уже покаялась, значит. Хорошо.

– А про Элвиса?

– Да флаг тебе в руки!

– А про Рияза?

– Мразь, гад вонючий!

Ага, про Рияза, значит, не успела.

– Ники, слушай, я правда не в курсе. Может, он к Ронни пошел, не знаю.

Ронни Гуд – это уже серьезно. Даже очень серьезно. Ронни как сказал – так и будет… Он дилер, с того и живет, но большие партии не берет, и товар у него нормальный. Все по-честному: чистый, без аспирина, без передоза. Крутой чувак. Мог бы уже на вилле жить, а живет на Вуд-стрит над зоомагазином. С ним так: ты его не трогаешь – он тебя тоже не трогает. Наверно, Шерри решил у Ронни пересидеть. Только с чего это Ронни его к себе пустил?

– Тина, – говорю. – У тебя подружки есть?

– И что?

– Он тебе что сказал: тут сидеть или сматываться?

– Да твое-то какое дело?

– Такое, что, раз он к Ронни подался, ты тоже не рассиживайся, а бери ребенка и давай в Илфорд, или в Австралию, или еще куда подальше, поняла?

Ну вот, одно доброе дело сделал.

Я в многоэтажках никогда не садился в лифт на том же этаже, куда ходил. Не то чтобы у меня была какая-то особая причина, просто в лифте тебя могут встретить, а это неприятно. Вместо этого я осторожно спустился по лестнице на восьмой. Подо мной, этажа на два вниз, кто-то тихо поднимался по ступенькам.

Вышел на площадку и пошел к лифтам. Сразу ткнул в обе кнопки. Первый подошел тут же, двери открылись – пустой. Я быстро заскочил – и на четвертый, чтобы не налететь на чувака на лестнице. На четвертом вышел – никого не слышно, вдруг тихо стало как в гробу. Спустился на второй: там всегда окно открыто, потому и сквозняк такой. Подтянулся, через подоконник перевесился, огляделся и спрыгнул. Осторожненько за угол выглянул – ё-моё! Прямо перед домом новый БМВ, весь блестит, стекла тонированные. Рядом – никого. И никто его не курочит, что характерно. Пробрался между машин и вышел на Биконсфилд-роуд.

Потом вдруг грохот – как будто взрыв где-то. На девятом этаже из окна вылетает что-то большое. Я сначала подумал, человек. Нет, телек с видиком. Стекло оконное вдребезги. Потом секунды две тишина (я думал, часа три прошло) – и – хлобысть! – об асфальт. Видимо, это тема у них такая – все в окно кидать.

Позвонил с сотового в полицию (второй раз за вечер, прямо постоянный клиент). Сказал, где и что. Сам не назвался.

– Вы давайте шевелитесь. И снайперов берите. Это они Винни О'Рурка скинули. – Теперь сообразят, что это я. – Серебряный БМВ, номер К598 АРО. Давайте, а то уедут.

В полиции тоже народ серьезный – через полминуты первая машина подъехала. Потом за две минуты еще шесть: копы, фургоны, скорая – весь набор, короче говоря. Только БМВ через двадцать пять секунд уехал, они его даже видели, как он по Блэкхорс рванул – тормоза визжали. Догонять смысла нет, и потом они ее тут же и бросили. Дорогая машина, сразу видно, что не только что краденная. Хотя и не новая, просто отделана хорошо.

Потом выяснилось, что с Тиной все нормально, ей только технику попортили. Здорово ребятки обиделись, здорово.

Теперь у меня было два варианта: или им нужен был я, что вообще-то очень печально и для меня, и для всех моих знакомых; или же им нужна была Тина, и тогда они на шаг впереди меня, и так все время будут меня опережать. Так или иначе, попал я конкретно.

У меня тогда было правило: с крутыми не связываться. Налетел на крутого – лучше уступи. Лох какой-нибудь у бильярд-клуба – это одно, а три жлоба под потолок – это уже другое. А если народ людям ноги пилит, а потом в окно – тут вообще без вопросов.

Только в этот раз все было по-другому. У ребяток были явные проблемы с головой. И, потом, они, во-первых, убили Винни, а этого я им простить не мог ни в коем случае, а во-вторых, ясно было, что они уже все равно меня ищут либо скоро начнут искать. Так что тут было без вариантов, все одно – война.

В общем, выбор: либо съезжать в Глазго прямо сейчас, либо что-то с ними решать. При таком раскладе надо было кого-то искать, одному неприкольно.

Вэндсворт

Это все наш священник придумал. Сидел я у него как-то на исповеди, о грехах моих толковали, и вдруг он говорит: а ты не хочешь это все записать? Вроде мемуаров. Это будет даже немного на Библию похоже, потому что там тоже все грешили.

Только проблема в том, что я Библию в глаза не видел. Я все больше Джеймса Герберта [2]2
  Джеймс Герберт – ветеринар, автор книг о животных.


[Закрыть]читал.

Исповедь – ценная вещь, потому что тебя тогда из камеры выпускают. Правда, викарий у нас не католик, и я вообще-то тоже, но я к нему все равно потрепаться хожу по воскресеньям. Если хорошо покаешься, еще и чаю получишь.

По воскресеньям у нас народ в часовню ломится как сумасшедший: делать-то больше нечего, максимум вечером фильм покажут. Из часовни, если что, и бежать удобней. Еще можно подать заявку на беседу со священником, потому что в воскресенье, кроме него, никуда не выпускают. Короче говоря, решил я по воскресеньям на исповедь записаться. Правда, тут надо хоть немного в духовных делах разбираться. Но викарий мужик нормальный, понимает, что мы, в общем, так – несерьезно. Иногда даже дает по телефону позвонить, если у тебя духовные проблемы серьезные.

Между прочим, в тюрьме лучшая работа – при часовне. Даже лучше, чем на посту или в библиотеке. Ходи себе куда хочешь, никто тебе слова не скажет. Главное – иди так, как будто на службу, и все. Правда, тут уже надо в Бога верить по-настоящему. В часовню, на исповедь – можно и так, а чтобы помощником – нужно правда верить.

Короче говоря, сидели мы с ним в воскресенье ближе к вечеру, разговоры умные вели, я ему в двух квартирных сознался – так, без красот, чтобы зря человека не пугать. Потом я с ним специально о футболе заговорил, чтобы он мог показать, что тоже в жизни понимает. Потом опять про грехи – хотел еще чашку чаю заработать. Собрался уже за занавесочку идти каяться, и тут он говорит: «А ты не хочешь это все записать?»

Я: «Зачем это? В стенгазету, что ли? Или на этом можно будет потом денег наварить, если я завяжу?»

А он: «Ну, конечно, сначала я должен буду посмотреть… Важно ведь, чтобы это было полезно для читателей».

Я было отнекиваться: еще бы! Если он про все мои подвиги узнает – никаких мне больше часовен по воскресеньям, буду как невоспитуемый все утро в камере париться. Я такой: «Ну-у, не знаю даже, вы ведь прочитаете – расстроитесь. Мне еще подумать надо». Он мне говорит: «Подумай».

Он мне дал Библию почитать, чтобы я идею понял. Я там неприличные места полистал – ничего. Лихо он меня, однако, в оборот взял. Дальше, надо думать, в Открытый университет [3]3
  Открытый университет – организует курс лекций для заочного обучения по радио и телевидению Би-би-си, рассылает письменные задания по почте, проводит практические занятия в специальных районных центрах и курс лекций на местах в летнее время; вступительных экзаменов нет; по окончании обучения выдается соответствующий диплом.


[Закрыть]поступать будем.

Ну вот, все хорошо, я уже было писать начал, и тут они ко мне Зеркальщика подсадили!

*

Клиент, конечно, – таких поискать.

Лет под тридцать уже, худющий, стрижка какая-то кривая: с одной стороны длинней, с другой короче – все время кажется, что он куда-то в сторону наклоняется. Запускают его в камеру, а он прямо светится весь, как будто премию получил. Я его спрашиваю: за что, мол? На всякий случай: мало ли, вдруг карася подсадили. Он заулыбался, головой затряс, захихикал:

– За зеркала опять. Боковые.

– Зеркала?

– Ага! Пять штук – в хлам. «Ауди», два «Эскорта», «Нова» и БМВ один. Блин, круто! Потом копа привел – показал.

– О как…

– Ага! Две недели дали.

– За зеркала – две?

– Ага! – Главное, гордый такой.

– Ты злостный, что ли?

– За два года – тридцать две сидки. Иногда еще дворники ломаю, тогда четыре недели дают.

Короче, выяснилось, что он южней Брама во всех машинах зеркала покрушил. Такой вот полуночный ковбой. У него даже хаты своей не было, ночевать было негде. Ни денег – ничего, только зеркала бомбить. Он бы мог в принципе уже деньги с водителей собирать, но у него цель жизни была такая – сесть.

Ему за хорошее поведение полагалось в субботу выходить, но в субботу никого не выпускают, поэтому решили в пятницу. А ему неохота все выходные на воле прохлаждаться. Он подумал-подумал и решил себе нарушение режима устроить. В четверг стоим мы в очереди за завтраком, вдруг он – раз через прилавок и к овсянке. Хотел котел поднять, а тот здоровый. Повалился он под ним на колени и всю овсянку на себя вывернул. Между прочим, если бы горячая, концы бы мог отдать запросто. Повезло ему, что эта дрянь, как всегда, чуть теплая была – в ней скорей застынешь, как в цементе. Тут же его подхватили, под душ и в больничку: а то это добро, может, дрелью сбивать придется.

В общем, продлили ему срок и еще на несколько дней в изолятор отправили. Нашел тоже, как срок зарабатывать – в овсянке утоп. Нет, дурдом, конечно.