Текст книги "Квентин Тарантино: Интервью"
Автор книги: Джеральд Пири
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
ГС: Поэтому во всех ваших фильмах есть перекрестные персонажные ссылки: герои «Бешеных псов» упоминают Марселласа, который объединяет все три истории «Криминального чтива».
КТ: Точно так же, как и Алабама. Для меня все они живут в одном мире.
ГС: И это (указывает на окно) не там.
КТ: Ну, немного там, немного там ( указывает на телевизор), немного в кино, а также вот здесь ( прикладывает палец к виску). Я очень сильно верю в идею развернутых персонажей. Именно это я имел в виду, когда писал «Три истории… в одной». Когда я закончил сценарий, я был так счастлив, что он не воспринимается как три независимые истории, – а мне пришлось прыгнуть выше головы, чтобы написать именно три истории с прологом и эпилогом! Каждая из них имеет свои начало и конец, как в «Нэшвилле» или в «Коротком монтаже», где истории вторичны. А тут совсем другой подход – истории первичны, но эффект тот же самый.
ГС: Для меня «Три истории… в одной» – это комментарий к жанру: все эти три истории, по существу, одна, и повествует она в первую очередь о жанре, заявленном в самом названии картины, – «Криминальное чтиво».
КТ: История о жанре. Все три сюжета, присутствующие в «Криминальном чтиве», так или иначе, давным-давно известны в истории кино. Первая часть – парень, выгуливающий жену босса с наказом не прикасаться к ней, – это есть в фильмах «Клуб „Коттон“» и «Месть». Центральная часть – боксер, которому приказано «лечь» во время боя, а он ослушался, – тоже избитая история. Третья часть – это любые первые три минуты из фильмов Джоэла Силвера, вроде «Джексона-мотора», «Коммандо», – появляются два киллера и валят кого-нибудь. Затем показывается заставка «Уорнер Бразерс представляет» и следуют титры, а потом вырисовывается герой в трехстах милях оттуда. Но здесь два киллера входят – бух-бух-бу-бух! – и мы не расстаемся с ними, а смотрим далее, что с ними случится после этого. Фишка как раз в том, чтобы взять подобных набивших оскомину героев и провести с ними остаток дня.
ГС: Вы также переплетаете здесь архетипическое жанровое изложение с элементами современных городских легенд – сцена передоза, садо-мазо-истязание в подвале.
КТ: Если вы поговорите с любым, кто сидел на игле, у каждого обнаружится история чьей-нибудь передозировки и своя версия этой истории. Если поговорите с каким-нибудь уголовником, у каждого найдется история, сходная с истязанием в подвале, какой-нибудь дикий случай, в котором он был участником.
ГС: С одной стороны, вы хотите, чтобы зритель сопереживал происходящему в ваших фильмах как в жизни. С другой – вы перепеваете фильмы и жанр, дистанцируя их от зрителя и разрушая его веру в происходящее. Ваши фильмы одновременно и художественные произведения, и кинокритика, как фильмы Годара.
КТ: Точно.
ГС: Ваше представление о кино мешает вам снимать его…
КТ: …по порядку?
ГС: Именно так.
КТ: В вашем описании мой способ работы невероятно впечатляет. Это один из аспектов Годара, который я нахожу чрезвычайно раскрепощающим, – перепев фильмами самих себя, других фильмов и истории кино. По мне, Годар сделал в кино то, что Боб Дилан сделал в музыке: они оба революционизировали их формы. Всегда были заядлые киноманы, которые понимали кино и его традиции, но теперь – с наступлением видео – почти каждый стал киноэкспертом, даже сам не подозревая об этом. Моя мама очень редко ходит в кино. Однако сейчас есть видео, и она смотрит почти все новинки – серьезно, все, – но на видео, шесть месяцев спустя после кинопремьеры. В восьмидесятые фильмы стали настолько ритуализированными, что казалось, будто раз за разом смотришь один и тот же фильм, – и теперь зритель даже не отдает отчета в том, насколько он осведомлен о кино. После первых десяти минут вы уже знаете, о чем будет фильм, – в девяти случаях из десяти; это относится и к большинству независимых картин. Я имею в виду, выпущенных независимых картин, а не тех, которые так и не сумели найти прокатчика. Вы знаете все, что вам, по существу, нужно знать. Соответственно, когда фильм только собирается сделать поворот налево, вы уже клонитесь налево, когда ожидается правый поворот – вы загодя наклоняетесь вправо, а когда предполагается захватить ваше внимание, оказывается, что вы уже придвинулись к экрану.
Само собой, возникает большой соблазн что-нибудь противопоставить этому – использовать подсознательный механизм зрительских ожиданий против него самого, так, чтобы по-настоящему вовлечь зрителя в происходящее на экране. Да, я занимаюсь этим как рассказчик истории. Однако пульс фильма должен при этом оставаться человеческим. Если вы ушли из кинотеатра на первом часу просмотра «Криминального чтива», вы по-настоящему не пережили фильма, потому что затем последовало другое кино, а последние двадцать минут были не похожими на все предыдущее. Такой материал гораздо сложнее организовать, чем фильм с тикающей бомбой, как, скажем, «Бешеные псы». «Криминальное чтиво» – более сложный орнамент.
Множество вещей, которые кажутся необычными в фильмах, – например, чрезмерная жестокость героев «Бешеных псов», их зацикленность на собственной выдержке и хладнокровии – есть вещи самые обычные в романах криминального жанра. Героям там небезразлично собственное самосознание, в отличие от экшна или голливудских блокбастеров, где каждое решение главного героя предопределено и главное, чтобы он при этом, не дай бог, не потерял своей привлекательности. Однако зрители «Криминального чтива» находят персонажа Джона Траволты не только привлекательным, но и обаятельным, хотя тот с самого начала задан как убийца. Он действительно таков и не скрывает этого, но впоследствии вы узнаете о многих его других сторонах. Главное отличие голливудского убийцы в том, что он – мать его! – не может удавить злодея голыми руками, надо, чтобы его ударили, тогда он ответит и прикончит того, но на самом деле он не собирался этого делать, так что может спокойно вернуться в семью и все тип-топ, мы по-прежнему его любим. Вот этого дерьма я не выношу. Вы должны по-человечески сопереживать герою, в противном случае все превращается в какой-то умственный теннис.
ГС: Но как только фильм начинает выворачиваться наизнанку, передразнивать сам себя, разрушать иллюзию достоверности, вы открываете ящик Пандоры. Когда Мэдсен в «Бешеных псах» повторяет шутку Ли Марвина или Ума Турман в «Криминальном чтиве» очерчивает в воздухе прямоугольник, а тот оживает, вы перенаправляете внимание зрителя. Сможете ли вы вернуться после этого к изложению истории?
КТ: Думаю, да. Этот прямоугольник интересен только тем, что вы никогда не видели ничего подобного в кино. Таких моментов немного – например, вы видите черно-белое изображение в такси позади Брюса Уиллиса, – но они никогда не нарушают эмоционального контакта. Потому что, скажем, после прямоугольника вы погружаетесь в самую реалистичную часть фильма. Вы отправляетесь вместе с ними на полномасштабное свидание, и это не простой проброс типа «они болтают – бла-бла-бла-бла-бла – и приступают к делу». Действие почти останавливается, чтобы дать вам возможность узнать, кто такая Миа.
ГС: Но если у киллеров столь не характерные для людей этой профессии темы бесед, разве это не привлекает внимание к вымышленности экранной вселенной?
КТ: Только если следовать своим предрассудкам, как и о чем должны говорить такие люди в обыденной жизни.
ГС: Нет, на поведенческом и эмоциональном уровне вы идете против достоверности. Когда Сэм Джексон в квартире устраивает всю эту бодягу с гамбургером и задвигает Фрэнку Уэйли длинную телегу, перед тем как убить его, единственным оправданием такого поведения могли бы стать какие-нибудь обстоятельства, – но вы их не даете. Откуда же это берется?
КТ: По-моему, это берется из того обстоятельства, что он пытается контролировать все происходящее в помещении: ну, как входишь, будто собираясь снести всем головы, но пока не снес. Он никогда не встречал этих ребят, вот и импровизирует, чтобы прояснить ситуацию. Поэтому ведет себя как миляга, играет, типа, в хорошего и плохого копа, он как бы хороший, располагает вас к себе. А длинная телега перед убийством – так он потом объясняет: «Я произношу эту речь, перед тем как убить кого-нибудь». Это его правило. Мачистская такая фишка, типа заклинания на счастье. Он играет киногероя, что-то вроде Грин Лантерна [9]9
Green Lantern (Зеленый Фонарь) – супергерой, персонаж комиксов, выходивших в 1940—1949 гг. и с 1959 г. до наших дней.
[Закрыть], произносящего речь, перед тем как сделать то, что ему положено.
ГС: Именно это я и имею в виду – здесь он перестает быть героем фильма и становится чистым комментарием.
КТ: По мне, они не обязательно вываливаются из действительности. Вы же слышали истории о гангстерах, практикующих киношные выкрутасы перед убийствами.
ГС: Почему ни один из ваших фильмов не придерживается классического принципа построения – с точки зрения одного из героев?
КТ: Я участвовал в двух проектах, где такой принцип очень органичен и почти обязателен. В кино я следую тем же правилам, которыми руководствуются романисты: вы можете рассказывать историю, как вам хочется. Все зависит от самой истории. «Бешеные псы» и «Криминальное чтиво» были бы гораздо менее драматичны, будь они рассказаны линейным способом.
ГС: Но сценарий «Настоящей любви» был линейным.
КТ: Изначально «Настоящая любовь» была написана совсем не линейно. Она начиналась сценой, в которой Кларенс рассказывал об Элвисе, потом Дрексл убивал своих дружков, потом следовал эпизод с Кларенсом и Алабамой в доме отца. И только после этого вы узнавали, как у него все так вышло. Тони выстроил эпизоды в линию, и так материал тоже работал.
Если разбить фильм на три акта, то изначально структура была следующая: в первой части зритель не понимает происходящего и только знакомится с героями. Герои владеют гораздо большей информацией, чем зритель. Во второй части вы начинаете понимать происходящее и следуете за героями. А в третьей части вы уже знаете гораздо больше, чем герои, и оказываетесь впереди них. Такова была структура «Настоящей любви», и она полностью применима к «Бешеным псам». В первой части – до того как Мистер Оранжевый стреляет в Мистера Блондина, – персонажи владеют гораздо большей информацией о происходящем, чем вы, так что имеются явные нестыковки. Потом вступает Мистер Оранжевый, и вы начинаете понимать, что происходит. В третьей части, когда вы снова попадаете в пакгауз, вы уже впереди всех – вы знаете намного больше, чем персонажи фильма. Вы знаете больше, чем Кейтель, Бушеми и Пенн. Вы знаете, что Мистер Оранжевый – коп, и вы знаете то, чего не знает Мистер Оранжевый. Вы знаете, что Мистер Блондин отсидел три года в тюрьме за отца Криса Пенна, и знаете то, что знает Крис Пенн. Когда Мистер Белый направляет пистолет на Джо и говорит: «Ты ошибаешься насчет этого парня», – вы знаете, что он прав. Вы понимаете заблуждение Кейтеля – он защищает парня, который на самом деле его продал.
По-моему, девяносто процентов проблем сегодняшних фильмов проистекает из сценариев. Умение рассказывать историю утрачено. Историй нет в нынешнем кино, остались только ситуации. Очень редко вам рассказывают историю. История – это не что-то вроде «офицер канадской королевской горной полиции приезжает в Нью-Йорк, чтобы поймать канадского плохого парня». Или «белый и черный полицейские разыскивают киллера, в то время как их разыскивает мексиканская полиция». Это ситуации. Они могут быть интересны. Я недавно посмотрел «Скорость». Очень увлекательный фильм. Последние двадцать минут немного скучноваты, но до этого не оторваться. Ситуативная режиссура в лучшем ее виде, фильм удался. «Скорость» работает. Большинство – нет. Одно только замечание: я много лет ездил на автобусах и поэтому знаю, что люди вовсе не так разговорчивы в автобусе, как это показывается в фильме. Тут они ведут себя как в «Аэропорте», а в автобусе они обычно добираются до работы и не разговаривают.
Несколько месяцев назад я пересмотрел «Границу округа Макон». Крутой фильм. Я был поражен тем, насколько насыщенная в нем история. Не то чтобы сложная, но многоплановая – она перебрасывает меня по ходу действия на разные уровни. «Один неверный шаг» – тоже история; вам рассказывают историю, а не ситуацию. Однако «День сурка» – один из моих любимейших фильмов последнего года – целиком фильм ситуаций. И тем не менее создателям удалось найти способ подняться над ситуацией и рассказать историю. Один мой приятель как-то сказал: мол, боевики – это «хэви-металл» кинематографа, что недалеко от истины. Боевики получают огромную поддержку у подростков и не нуждаются в Печати Одобрения Комитета Порядочных Домохозяек. При этом сколько среди них говенных фильмов, даже не передать! Но даже в посредственном боевике есть пара хороших сцен, которые могут хотя бы отчасти вас порадовать. Однако они забываются уже на следующий день, а «Скорость» остается в памяти. Я собираюсь посмотреть ее еще раз. Какие боевики видели вы за последнее время, которые хотелось бы пересмотреть?
«Фокс» предлагал мне «Скорость». Я не читал сценария, мой агент не давал мне его, потому что я делал «Криминальное чтиво». А в эти выходные мне прислали сценарий, по которому планируется снять нешуточный блокбастер. Это было интересное предложение. Я читаю не много сценариев, но этот я прочел. Забавная идея. Надо будет сходить на премьеру. Интересно, что получится. Но это не то, на что бы я стал тратить целый год своей жизни. Натуральный боевик – сплошное действие от первой до последней секунды. А это все-таки не мое.
ГС: Не кажется ли вам, что «Криминальное чтиво» представляет собой небольшое отступление от жанра?
КТ: Все время, пока писал «Криминальное чтиво», я думал, что это будет фильм, в котором я скажу «до свидания» гангстерскому кино. Не хочу стать очередным Доном Сигелом, – нет, я вовсе не так хорош, но специализироваться на одних стрелялках не по мне. Есть и другие жанры, в которых я хочу себя попробовать: комедии, вестерны, военные фильмы.
ГС: Думаете, ваш следующий фильм может быть даже не жанровым?
КТ: Думаю, что все фильмы жанровые. Любой фильм Джона Кассаветеса жанровый – это фильм Джона Кассаветеса. Фильмы Эрика Ромера для меня тоже своеобразный жанр. Потом я в какой-то момент для себя сформулировал: если опять придет в голову что-нибудь столь же криминально-детективное, органичное и настоящее и будет по-настоящему хотеться снять такой фильм, – что ж, почему бы и не снять? Я ведь очень ленив, и, чтобы заставить меня отказаться от повседневных развлечений, нужно что-то, что я действительно захотел бы делать. Придется же отдать этому почти год жизни. Помню, когда я был помоложе, я хотел снять сорок два фильма за десять лет, как Фассбиндер. Теперь, сделав два, я больше этого не хочу.
Квентин Тарантино, мастер мочилова Хилари де Врис / 1994
Возможно, это гений за работой – треск его нейронов сливается в жужжание, расползающееся по апартаментам комплекса в Западном Голливуде. Но нет.
– Я на кухне!
Здесь живет тридцатиоднолетний Квентин Тарантино, легендарный режиссер, снявший всего два фильма – культовый хит «Бешеные псы» в 1992-м и теперь вот «Криминальное чтиво», удостоенное «Золотой пальмовой ветви» в Каннах. Сейчас этот мифический персонаж весь в работе – за блендером.
– Я на диете, – кричит Тарантино, перекрывая жужжание и насыпая горсть льда. – Я уже сбросил двенадцать фунтов.
Даже эта диета целиком выдержана в тарантиновском стиле.
– Это лучшая из диет, потому что этот продукт можно готовить с любым сортом диетической соды, – говорит он и, открыв виски, вливает огнедышащее содержимое вместе с пакетом таинственной розовой пудры в ледяную кашу. Блендер светится, как неоновая лампа.
Тарантино выключает агрегат, наливает стакан и, глядя с восхищением на свое творение, произносит:
– Божественно! Никогда в жизни не соглашусь на «Слим-фаст» или еще какую дрянь!
И это тонкое замечание выдает не что иное, как изысканный вкус, вознесший Тарантино на вершину нового поколения режиссеров. Постановщик-самоучка с неподражаемым чувством диалога, пристрастием к насилию и головоломной структуре изложения – бывший служащий видеопроката, не окончивший даже школы в рабочем квартале Лос-Анджелеса, – он превратился из ярого потребителя поп-культуры в одну из самых многообещающих и противоречивых фигур современного кинематографа. «Я – парень, делающий фильмы, которые либо нравятся вам, либо нет» – так он определяет это сам.
Это определение, несомненно, относится к его дебютному фильму «Бешеные псы»: стильная низкобюджетная драма о неудачном ограблении ювелирной лавки сочетает в себе одновременно конвенции и критику криминального жанра и повествовательную технику «Расёмона». После триумфального шествия фильма по фестивалям в Торонто, Санденсе и в Каннах Тарантино был удостоен сравнения с Сэмом Пекинпой и Мартином Скорсезе. По словам одного из продюсеров, «это лучший кинодебют за последние двадцать пять лет».
Как и другие молодые культовые режиссеры, к которым его изначально относили, – Джон Синглтон, Гас Ван Сент и Абель Феррара, – Тарантино явился со своей программой воскрешения и воплощения тех форм искусства, которые, на его взгляд, более всего отвечают нуждам поколения.
Продолжатель традиций бузотеров 50-х, выросший на почве, обильно сдобренной домашним видео, «MTV» и реалити-шоу, Тарантино привнес в кино постмодернистскую иронию вкупе с изощренной эстетикой насилия, очевидными не только в «Бешеных псах», но и в его сценариях к недавним фильмам Тони Скотта («Настоящая любовь») и Оливера Стоуна («Прирожденные убийцы»).
– Именно потому, что сегодняшние фильмы так беззубы – в основном это полноформатные версии телесериалов, – я люблю работать в жанре, одновременно как бы подрывая его изнутри, – говорит Тарантино. – Мне нравится работать вопреки всеобщим ожиданиям.
Не каждый рассматривает его работы в подобном ракурсе. Многие критики называют «Бешеных псов», содержащих провокационную десятиминутную сцену насилия, чрезмерно жестоким, бессмысленно глумливым, расистским, женоненавистническим фильмом, в общем, скорее саморекламой, чем серьезным художественным высказыванием. Сискел и Иберт дали картине оценку «два больших пальца вниз». Приняв во внимание, что «Настоящая любовь» была воспринята как «Бонни и Клайд» 90-х, а «Прирожденные убийцы» вышли в прокат только после затяжной борьбы с рейтинговой ассоциацией из-за сцен чрезмерного насилия, следовало ожидать, что Тарантино притормозит своих «парней с пушками».
Это простодушное восприятие уже подверглось испытанию в связи с «Криминальным чтивом» – его второй, давно ожидаемой режиссерской работой, выходящей в прокат 14 октября. Это криминальная драма, в которой расхожие приемы поп-культуры, жестокость и абсурдистский юмор смешиваются в роскошное, романоподобное повествование со множеством неожиданных сюжетных поворотов с Джоном Траволтой, Сэмюэлом Л. Джексоном, Брюсом Уиллисом и Умой Турман в главных ролях. Фильм удостоился чести открывать Нью-Йоркский кинофестиваль в сентябре и получил высокую оценку тамошней критики. Потом случилась «Золотая пальмовая ветвь».
– А-а, «Пальмовая ветвь»? Я дам вам исчерпывающий ответ на этот вопрос, – говорит Тарантино, плюхаясь на стул в гостиной, вся обстановка которой состоит из огромного телевизора и россыпей лазерных дисков. – Она никак не изменила моего статуса в киноиндустрии, потому что мой статус лучше некуда. Но она поставила на моем творчестве Печать Одобрения Комитета Добропорядочных Домохозяек. Так что теперь если вам не понравится мой фильм, то дело в вашем вкусе, а не в моей работе.
Эта тщетная попытка самооправдания необязательна (ранее он уже определил «Криминальное чтиво» как «великий фильм»), ведь Тарантино озабочен сейчас другой задачей – определения значимости его творчества для Голливуда в целом. Для киноиндустрии, которая редко бывает благосклонна к резким, вызывающим фильмам, а в текущей экономической ситуации и вовсе их не жалует, вопрос звучит так: станет ли Тарантино играть по правилам голливудского мейнстрима?
Пока что суждения разные. Вопреки статусу культового хита, «Бешеные псы» в голливудской среде с легкой руки одного из продюсеров часто называют «a succès d’estime» [10]10
Случайная удача ( фр.).
[Закрыть], и это мнение не изменилось после того, как «Настоящая любовь» вызвала больше споров, чем восторгов. Не далее как в прошлом году «Трайстар пикчерз» отказалась продюсировать «Криминальное чтиво», несмотря на его более чем скромный бюджет – восемь миллионов долларов.
Даже сейчас, когда фильм получил приз в Каннах и маркетинговую поддержку «Мирамакс филмз» (компании, продюсировавшей «Криминальное чтиво», в отношении которой у Тарантино далеко идущие планы), коммерческий успех картины далеко не гарантирован.
«Криминальное чтиво» вышло в критический период, когда студии только начали пересматривать свои эстетические критерии. Если коммерческий успех сопутствует таким сложным и мрачным лентам, как «Ворон», собравший 50 миллионов долларов, или «Прирожденные убийцы», принесшие 10 миллионов за первую неделю проката (цифра, потрясшая многих студийных боссов), есть вероятность того, что «Криминальное чтиво» лишь увеличит аудиторию, склонную смотреть мрачные и жестокие фильмы, снятые в модной артхаусной манере.
– Если «Прирожденные убийцы» и «Криминальное чтиво» завоюют и коммерческий успех, и благосклонность критики, Тарантино сможет спокойно следовать своим курсом, – говорит один из студийных представителей, – поскольку это докажет не то, что он стал «мейнстримовым», а то, что он может перетянуть зрителя из русла мейнстрима в свое русло.
На самом деле сквозь всю эту рекламную шумиху вокруг «Криминального чтива» пробивается ощущение, что Тарантино восходит совсем не на тот помост, который ему заготовили средства массовой информации, сравнивающие его успех со случайной удачей ученого идиота от режиссуры. Скорее, как говорят коллеги, продвижение Тарантино есть тщательно продуманная и выстроенная кампания, говорящая не столько о его режиссерских способностях, сколько о незаурядных качествах талантливого рекламщика.
– Квентин – блестящий парень, и блеск его распространяется во всех направлениях, в том числе и в сторону самопродвижения, – говорит его старый друг режиссер-сценарист Роджер Эйвери. – Он – писатель-самоучка, режиссер и актер, который внимательно изучал жизнь других деятелей кино и поэтому точно знает, как надо продвигать собственное дело.
– Все ждут, как пойдет этот фильм, – говорит Лоуренс Бендер, продюсер «Бешеных псов» и «Криминального чтива» и партнер Тарантино по кинокомпании «A Band Apart». – Но еще перед «Псами» у нас были далеко идущие планы – мы знали, что второй фильм будет гораздо более важным, чем первый, и сознательно выстраивали наше будущее.
И это привело к определенным жертвам не только в сфере профессиональных отношений Тарантино (разлад его долговременного сотрудничества с Эйвери, снявшим недавно свой первый фильм «Убить Зои» и являвшимся соавтором сценария «Криминального чтива»), но и на личном фронте. Как говорит один из его коллег: «Он борется с издержками слишком быстрого роста». Сам Тарантино признался в приватной беседе с одним из своих старых приятелей: «Я по-прежнему чувствую себя тем парнишкой в видеопрокате, к которому может подойти какой-нибудь парень со студии и сказать, чтобы я убирался вон».
Однако в беседах – особенно тех, что записываются на пленку, – Тарантино демонстрирует абсолютную уверенность в себе. С его коренастым телом, выступающей челюстью и всклокоченными волосами он слегка напоминает нахохлившегося переростка – впечатление, навеянное его студенческим подходом к организации быта, самодовольным стилем разговора и мальчишеской бравадой, которая выглядела бы отталкивающей, не будь он так искренен в проявлении своих восторгов. Джулия Суини, бывшая актриса телешоу «Субботним вечером в прямом эфире» и хорошая знакомая режиссера, так характеризует его: «Квентин целиком пребывает в своем собственном мире».
А вот как он сам рассказывает о себе:
– Люди ругают меня за насилие и поп-культурные приколы, – говорит он и залпом допивает остатки своего самодельного коктейля. – Но если бы это было все, что я предлагаю, мои фильмы были бы скучны, а это не так.
Предполагалось, что фильм будет столь же простым, как и его название, – стилизованной под нуар данью памяти криминальным романам 30-х годов. Подобные истории – один из любимейших жанров Тарантино (он использовал его вариации во всех четырех своих сценариях), а вдохновение он черпает в фильмах Говарда Хоукса, романах Элмора Леонарда, а также в жанре эксплойтейшн и картинах о боевых искусствах.
– Я просто думал, что будет по-настоящему круто сделать «Криминальное чтиво» в стиле такой детективной антологии, как «Черная маска»: один фильм из трех отдельных историй.
И его намерения были не рекламными, добавляет он, а чисто литературными – привнести в жанровое кино творческую свободу романного изложения.
– Писатели, – объясняет он, – обладают такой свободой, о которой режиссеры пока могут только мечтать.
Возможно, причина столь амбициозного замысла коренится в долгом вызревании фильма за рубежом (Тарантино прожил более года за пределами США, большей частью в Амстердаме, где написал первый пятисотстраничный черновик) или в сотрудничестве с Эйвери, который написал сценарий полнометражного фильма «Во власти ада», составивший вторую историю «Криминального чтива». А может быть, Тарантино просто надоело называться «парнем с пушкой». Как бы то ни было, в результате у него получился двухчасовой гангстерский фильм с самым зрелым, сложным и внятным сценарием из всех, написанных этим режиссером на сегодняшний день.
– Вы слышите здесь тот же голос, тот же юмор и ту же жестокость, что и в других моих сценариях, – говорит Тарантино, – но по существу это совсем другое кино, гораздо более выдержанная картина, в которой главную роль играет юмор.
Все это часть его неуемных амбиций не только снять фильм, «который я хочу видеть», но также бросить вызов американским кинодеятелям, которым, по его мнению, недостает воображения.
– Развелось столько фильмов, являющих собой просто кальки с уже виденных всеми картин: вот версия боевика, а вот – комедии, – говорит Тарантино. – Я хочу, чтобы в кино вернулось искусство повествования, которое сделало американский кинематограф лучшим в мире.
Он хочет не развлечь зрителя, а бросить ему вызов, – по этой причине, если верить ему, он и использует насилие столь обильно.
– В жизни вы обычно не слышите тревожную музыку, когда вот-вот должно произойти что-нибудь ужасное, – говорит он. – В реальной жизни все не так. Чаще это происходит внезапно, типа, вы ждете автобуса на остановке, и вдруг люди начинают крушить друг друга бейсбольными битами. Вот и я пытаюсь разыгрывать нечто подобное в своих фильмах.
Вдохновленное всеми этими гениальными устремлениями, «Криминальное чтиво» с трудом получило рейтинг NC-17 из-за бесчисленных перестрелок, поножовщины и тем более памятной сцены садистского анального изнасилования, содержание которой поначалу вызывало тревогу даже у самих исполнителей.
– Я не был уверен, что смогу морально и этически поставить себя в один ряд с героями этого фильма, – говорит Траволта, играющий киллера-наркомана.
После разговоров с Тарантино, который «помог мне понять, что будет снимать преступления и наркотики отнюдь не в розовом свете», Траволта согласился участвовать в фильме.
Этот случай говорит о преследующей Тарантино неудовлетворенности тем, как другие воспринимают его картины. «Большинство возражений против моих фильмов, – говорит он, – высказывают люди, которые их даже не видели». Насилие в кино должно вызывать у зрителя более сильные ощущения, чем в реальности.
– Это не повседневные картины жестокости, с которыми мы сталкиваемся на каждом шагу, а разлитая в воздухе угроза насилия, от которой у зрителя сжимается сердце и стынет кровь в жилах.
По этой причине Тарантино все еще неравнодушен к «Прирожденным убийцам» – фильму о паре серийных убийц, сценарий к которому он писал несколько лет назад, назвав его «мрачной сатирической комедией» о насилии и славе. Изначально он планировал сам перенести «Убийц» на экран, но Оливер Стоун опередил его и полностью переписал сценарий.
Вопрос авторства, несомненно, терзает Тарантино, и это стало главной причиной переноса премьеры «Криминального чтива» с августа на октябрь.
– Я не хочу выходить к зрителю одновременно с «Прирожденными убийцами», – говорит он. – Не желаю, чтобы эти два фильма сравнивали. Оливер серьезно переработал мой сценарий, который был настолько же мрачен, насколько и весел. Мне нравится, когда зритель самостоятельно делает выводы, а Оливер Стоун непременно должен сам донести великую мысль, и, если хоть один зритель не ухватит ее, он считает это своим промахом. Я предпочел бы, чтобы этот фильм вообще не выходил на экран, а мой сценарий остался нетронутым.
Однако соблюдение авторских прав отнюдь не является сильной стороной натуры самого Тарантино, который никогда не противился своей ученической привычке «воровать из любого увиденного фильма». Его почти энциклопедические познания в кино, идеальная память и доступ к любым видеоматериалам предоставляют в его распоряжение практически все богатство кинематографа.
Многие критики отметили сходство между «Бешеными псами» и «Операцией „Пелем-123“» Джозефа Сарджента и «Убийством» Стэнли Кубрика. Подобное стилистическое заимствование становится широко распространенным среди молодых режиссеров – таких, как Тарантино, Сэм Рэйми, Джоэл и Итан Коэны.
– У каждого поколения есть свои проклятия и благословения, – говорит Эйвери, который знает Тарантино уже более десяти лет. – Наше – это массмедиа.
Что касается Тарантино, то для него этот предмет выходит за теоретические рамки. Один киножурнал, рецензируя «Бешеных псов», уже обвинил его в заимствовании целых эпизодов, а также фабулы малоизвестного азиатского фильма 1987 года «Город в огне» режиссера Ринго Лама. Это обвинение Тарантино публично отверг в Каннах.
Задиристость Тарантино неудивительна, если принять во внимание тот факт, что по пути в Голливуд он больше дрался, чем учился. Тарантино родился в Ноксвилле, штат Теннесси, в 1963 году и был перевезен в Лос-Анджелес в возрасте двух лет после того, как его мать Конни Заступил (наполовину индианка, медсестра) развелась с его отцом.
– Я никогда не встречал моего настоящего отца, – холодно говорит Тарантино.
Они поселились в Торренсе, и Тарантино превратился в страстного киномана, посещая кинотеатры в сопровождении отчима-музыканта по нескольку раз в неделю. К восьми годам он пересмотрел уйму фильмов – от «Бемби» до «Познания плоти».
