Текст книги "Разрушитель меча"

Автор книги: Дженнифер Роберсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

27

Я не пошел проверять лошадей. Я пошел к старику.

Акетни Мехмета расположили свой лагерь на площади у караванного квартала.

Раньше, в дни когда Кууми было суетливым и полным жизни, на этой площади располагался самый большой базар, а караваны останавливались не доезжая до поселения. После прихода Пенджи, поселение лишилось былой мощи и осмелевшие борджуни начали нападать на путников и торговцев, не успевших укрыться за стенами. Тогда-то почти опустевший базар и стал приютом всем, кто ехал в Харкихал или на Север через Кууми.

Фургоны, обтянутые выгоревшей на солнце тканью, нетрудно было найти и в слабом свете звезд и полумесяца. Я прошел по пыльной площади и поискал фургон хустафы.

Я мог бы догадаться, что с его способностями он должен быть узнать о моем приходе и уже ждал меня.

Или просто успел проснуться и сделать вид, что ждал.

Он был один. Сидел около фургона на своей подушке. Шкуры ослов покрывала серая пыль и в полутьме они казались за серебристыми. Животные сбились в стадо и, сопя и фыркая, подбирали зерна. Огромные заостренные уши постоянно двигались; хвосты с жидкими кисточками щелкали, отгоняя назойливых насекомых.

Яркие черные глаза хустафы сверкнули при моем приближении. Я остановился перед ним.

– Ты видел это? – спросил я. – Мой приход сюда?

Он улыбнулся, растянув морщинистые губы, привыкшие к отсутствию зубов.

Я опустился на колени, вынул нож и нарисовал узоры на утоптанной земле. Это были не слова – я не умею читать и писать – и даже не руны, хотя в них я немного разбираюсь, и даже не привычные символы, обозначающие воду, благословение или предупреждение.

Несколько линий. Одни были прямыми, другие извивались, некоторые перекрещивались. Закончив, я убрал нож и взглянул на старика.

Какое-то время он даже не смотрел на рисунок. Он разглядывал меня, изучал мои глаза, словно через них хотел прочитать мысли. Я знал, что это невозможно – ну может для кого-то и возможно, но Бросающий песок обычно читает только песок – и решил, что он ищет что-то другое. Какой-то знак. Подтверждение. А может ждет от меня признания. Я так и не понял, что он хочет и мог ли я это сделать.

Потом он посмотрел на мой рисунок. Он долго изучал его, прослеживая взглядом каждую линию. Когда закончилась последняя, он, тяжело дыша, наклонился и положил свою тонкую дрожащую ладонь в центр рисунка. Ладонь прикрыла большую часть линий и оставила в пыли расплывчатый отпечаток. Старик поднял руку и провел через лоб ровную линию.

Я ждал ответа.

Или он уже ответил? Этот жест в его акетни был связан с джихади.

Я очень глубоко вздохнул, разгоняя путаницу мыслей.

– Я джихади?

Он посмотрел на меня: старый сморщенный старик с грязной полоской через лоб.

– Если это так, – не успокаивался я, – что в аиды мне делать? Я танцор меча, а не святой… не мессия, знающий как превращать песок в траву! – я замолчал, вспомнив о предположении Дел. И чувствуя себя полным дураком. – Или… может не в траву, а в стекло?

Черные глаза сверкнули. На ломаном Пустынном он сообщил мне, что все члены его акетни вели себя достойно, ожидая когда же исполнится предсказание Искандара.

Да, еще и Искандар. Так называемый джихади, которого ударила по голове собственная лошадь и который умер прежде чем успел совершить хотя бы что-то из обещанных чудес.

И как полагается джихади, перед смертью он объявил, что его миссия будет выполнена, хотя он сам еще не знает как и когда это случится. А значит из слов Джамайла – неизвестно как ставшего Оракулом – можно было сделать вывод, что должен был вернуться не обязательно сам Искандар, а кто-то, выполняющий его роль.

А я ни чью роль выполнять не собирался, большое спасибо.

И тут же меня захватил поток воспоминаний. Они били ключом изнутри, прорываясь к поверхности моего сознания: чужие, странные, незнакомые воспоминания о зеленой, плодородной стране. Я мучительно пытался понять, где же мог видеть этот цветущий мир, а потом понял: это был Юг глазами Чоса Деи еще до его разлада с братом.

Благодаря Чоса я очень хорошо «помнил» слова Шака Обре, пообещавшего, что если он сам не сможет восстановить мир, найдется тот, который сможет это сделать, невзирая на старания Чоса Деи.

И вполне возможно, что именно поэтому в Искандаре и появился джихади. Он возник неизвестно откуда и его имя осталось в людской памяти только потому что в его честь был назван город, да еще сохранились воспоминания о том, что лошадь ударила его по голове – а такой истории вполне достаточно, чтобы о мессии не забыли, независимо от его святости. Так что может быть Искандар вовсе не был человеком, обычным человеком, которые живут в этом мире.

В конце концов никто ведь не знает, как работает магия, откуда она берется и как ею управлять. Люди изучают ее и наугад пытаются подчинить себе ее силу, надеясь, что не ошибаются.

А значит, хотя это и кажется невероятным, Искандар мог быть созданием наколдованным Шака и посланным в мир, чтобы было кому восстановить Юг, превратив песок в траву.

Созданием. Не человеком. Его сделала магия, как Чоса Деи сделал гончих. Ведь вполне возможно, что Шака Обре тоже мог создавать, и может быть даже людей…

Я резко выпрямился и почувствовал, что дрожь пробирает меня до костей. Я увидел совсем новую возможность. И мне она совсем не понравилась.

– Нет, – решительно объявил я.

Хустафа поднял голову. В слабом свете песок на лбу блестел.

– Нет, – повторил я, вложив в одно слово всю страсть моего переделанного Чоса тела.

Старик пожал плечами, показывая, что не собирается мне больше ничего объяснять.

Или он просто не знал?

Я начал задыхаться.

– Я человек, – упрямо сказал я. – Меня не сделала магия, я не создание Шака. Я не колдовское творение…

Мехмет беззвучно вышел из-за фургона. Удивление в его взгляде быстро сменила мягкая укоризна: я зачем-то пришел среди ночи и начал приставать к старику.

– Кто такой джихади? – совершенно серьезно спросил я Мехмета. – Мессия? Или магическое создание, наколдованное каким-нибудь волшебником для своих целей?

– Джихади самый святой их всех! – возмутился Мехмет.

– Я говорю не о конкретном джихади, а вообще, – я был уже где-то на грани полного отчаяния. Дышать было тяжело и больно. – Ты знаешь откуда он приходит?

Мехмет пожал плечами.

– Какая разница? Прошлое не имеет значения – после появления джихади важно только настоящее и будущее. Важно то, что он делает, а не то, кто он.

Я проглотил комок в горле, резко развернулся и ушел от них.

Подальше от возможности – нет, невозможности – о которой я не хотел даже думать.

Я нарушил один из самых главных законов жизни танцора меча, когда-либо вбитых в его мозг – и тело – деревянными мечами для практики и настоящими стальными клинками.

А этот закон гласил: как бы ни был танцор меча расстроен, какие бы мысли ни занимали его, он никогда не должен забывать смотреть по сторонам.

Потому что любая из этих сторон может нести угрозу его жизни.

Так оно и получилось.

К моему большому – и очень болезненному – сожалению.

Я не успел даже выйти с площади и углубиться в узкие переулки и аллеи.

Я прошел почти полдороги и добрался до открытого пространства у края площади, за которым виднелись темные пятна улиц, когда на меня накинулась целая армия.

Ну может и не армия. Я мог судить только по ощущениям.

Может всего половина.

Обычно если на вас нападают в городе, то это один или два – или три, или четыре – воинственно настроенных вора, которым очень нужны ваши деньги. Если их цели настолько просты, они появляются из темноты один за другим как волки, надеясь напугать своим количеством и поведением. На простых людях такой прием почти всегда срабатывает, но человеку, владеющему оружием так, как танцор меча, он только дает лишнее преимущество, поскольку появляется время обнажить меч. А если в руках опытного танцора меч, даже аиды знают, сколько атакующих не смогут ничего сделать. Потому что обычно когда один из воров теряет руку – а иногда и голову, если он очень настойчив – остальные всерьез задумываются, не лучше ли им убраться.

Обычно. Но эти дружелюбные ребята не были ворами. По крайней мере я так решил, потому что тактику воров они не использовали. Они просто всей толпой возникли из темноты и навалились на меня. Я упал на спину, захлебнувшись грязью, навозом, кровью, и отчаянно выругался.

А мой меч в ножнах был подо мной, должен я добавить.

Аиды, в таком затруднительном положении я еще никогда не оказывался.

Я лежал, раскинув руки и ноги, а незнакомцы вели себя довольно сдержанно. Кулаки и ноги делали свое дело, но без большого энтузиазма.

Пока кто-то тихо не напомнил им, что я человек непредсказуемый и доверять мне нельзя. А а если они меня упустят, ни один из них не выживет. Потому что если я их не прикончу, это сделает ОН.

Почему-то они тут же решили, что не стоит терять время и кто-то ударил меня по виску чем-то очень твердым.

Я проснулся в полутьме, ругаясь и чувствуя, что боль в том месте, где располагались почки, просто убивала меня. Голова тоже болела, но к этому я успел привыкнуть. А вот так надавать мне по почкам было довольно бессовестно, хотя и эффективно: человек не полезет в драку, если от каждого движения у него все болит как в аидах и пару дней вместо мочи ему придется отливать кровь.

Над головой крыша. Что-то вроде комнаты. В ней было сухо, пыльно, спертый воздух провонял крысами, насекомыми и старой мочой. Я лежал около стены или какой-то перегородки, потому что чувствовал спиной преграду. Меня положили на правый бок и скрутили веревками. Откуда-то сзади шло смутное перламутровое сияние. Омерзительный желто-зеленый свет. Он почти не разгонял темноту, но я заметил фигуру, скрывавшуюся в глубоких тенях.

Я понял, что не один в комнате, перестал ругаться и только тогда обнаружил, что сгоряча не обратил внимания на тонкий шнур, туго затянутый на моем горле. Запястья были чем-то – шнуром? веревкой? – связаны за спиной и это же что-то, видимо очень небольшой длины, сдерживало и мои лодыжки, отчего ноги были согнуты так, что пятки почти касались ягодиц. Очень неудобное положение.

Которое совершенно не делало меня хозяином ситуации.

– Песчаный Тигр…

Оказывается они – или он – знают, кто я. С одной стороны, это позволило сделать вывод, что меня схватили не случайно. С другой, я понял, что эта неприятность покрупнее чем простое, хотя и болезненное, ограбление. Мне стало совсем плохо, когда я попытался пошевелиться, чтобы проверить, все ли кости целы, и обнаружил, что в кошельке позвякивают монеты.

– Песчаный Тигр…

Я застыл. Ныли запястья и затылок. В животе все свернулось.

– Слушай, сделай одолжение? – попросил я. – Зажги побольше света, чтобы я мог увидеть на какую вечеринку меня пригласили.

Тишина. Потом голос спросил, с оттенком мягкого удивления, уверен ли я что хочу света.

– Ты понимаешь, что если увидишь меня, тебя придется убить?

Вежливый, привыкший повелевать голос; один из тех, на которые не обращаешь внимания пока он не предъявит доказательство силы. Легкий акцент выдавал жителя Границы. Было еще что-то, чего я не смог распознать. Голос казался знакомым, но я никак не мог вспомнить, где слышал его.

Я выдавил циничную ухмылку.

– Аиды, если тебе надо, ты меня все равно убьешь. Зачем иначе было меня сюда тащить? – я поработал запястьями, но веревка не поддавалась. Она даже затянулась сильнее.

Тишина. А потом свет.

Я выругался, забыв о петле на горле.

– Точно, – согласился он. – Теперь мы еще раз обсудим, сколько ты возьмешь за Северную баску.

Я объяснил ему, что ему надо с собой сделать.

– Ничего не имею против, – спокойно сообщил он. – Я человек довольно развращенный, об этом знает весь Юг. Меня называют Умир Безжалостный.

Я скрипнул зубами.

– Зачем тебе Дел?

– Так ее зовут?

Я снова выругался. На этот раз на себя.

– Нет.

Комнату освещала одна лампа. Южанин стоял перед ней и поэтому должен был казаться только темным силуэтом, но бледное сияние из-за моей спины позволяло увидеть характерное для Юга смуглое лицо, нос с горбинкой, четкие скулы, тонкие губы и глубокие впадины скрывающие необычные бледно-серые глаза. Судя по акценту, он жил на Границе. Даже при слабом свете кольца и пояс сверкали.

– Мне нужна… Дел потому что, как я уже говорил, я собираю отличия.

– И что, в аиды, это значит?

Он махнул рукой.

– Некоторые люди собирают красивые ткани, золотые украшения, лошадей, женщин, мужчин, ковры, шелка… – снова легкий жест, демонстрирующий пренебрежение к обычности. – Я собираю разные вещи. Главное для меня, чтобы они отличались от всего привычного.

– Значит ты хочешь пополнить ею свою коллекцию.

– Она невероятно прекрасная женщина и к тому же очень опасна. Большинство женщин – Южных женщин – мягкие, услужливые. Их можно найти везде. А в ней мягкости нет совсем. Она твердая. Она острая как стекло. Она отточена как сталь, – я едва различил его улыбку, скрытую тенями. – Она так отточена, что могла бы разрезать плоть мужчины и позволила бы ему истекать кровью у ее ног, а сама при этом улыбалась бы.

– Она тебя разрежет, – пообещал я. – Она – танцор меча, борджуни… хорошо обученный, соединенный с яватмой танцор меча. Ты представляешь, что это значит?

– Это значит, что она нужна мне больше чем кто-либо, – он снова улыбнулся. – И я не борджуни. Я танзир.

– В Кууми?

Он пожал плечами.

– При хорошем правлении Кууми могло бы снова приносить прибыль, но я только недавно получил это поселение. Я присоединил его к моему городу, – он показал на Север. – К Харкихалу.

– Харкихал твой? – я нахмурился. – У Харкихала не было танзира уже много лет. Это пограничный город – город жителей Границы. Ты не можешь просто приехать в него и объявить, что он твой.

– Пока один не верит, другой сделает, – он махнул рукой. – Но я здесь не для того, чтобы обсуждать с тобой захват Харкихала. Я вообще-то ничего не должен с тобой обсуждать – я просто подумал, что тебе интересно будет узнать, что пока мы тут разговариваем, мои люди похищают для меня женщину.

Я попытался порвать веревки, но только чуть не задохнулся и почти потерял сознание. Дрожа от злобы, я прошипел:

– Там вот значит как ты хотел ее купить.

– Я горжусь своим умением разбираться в людях. Когда я узнал кто ты, я сразу понял, что ты не сдашься. У тебя сложилась определенная репутация, Песчаный Тигр… Говорят, что три месяца в шахте Аладара тебя изменили, – он помолчал и добавил: – И Северянка.

– И как же? – бросил я. – Ты хочешь сказать, что я стал мягким как Южная женщина?

– Наоборот. Хотя некоторые, без сомнения, со мной поспорили бы – но только те люди, которые и не представляют, что движет мужчиной, – он пригладил богатую шелковую ткань своего расшитого бурнуса, кольца блеснули. – Те, кто понимают людей – или понимают тебя – говорят, что шахта и женщина сделали тебя более собранным. Что теперь ты опаснее, чем когда-либо. Раньше тебе было на все наплевать, ты жил в свое удовольствие… теперь жизнь и свобода значат для тебя очень много, теперь у тебя есть женщина, и ты уже не такой апатичный.

– Апатичный? – в моей характеристике я бы поставил это определение на последнее место.

– Мужчины, у которых нет дома – или пожившие в одиночестве – ходят с Пенджей, Песчаный Тигр. Им все равно, куда идти, лишь бы найти работу, женщину и вино, – он улыбнулся. – Боги благословили тебя необычным ростом, силой и реакцией, у тебя врожденный талант… Зачем такому одаренному человеку попусту тратить силу? Но нет, он просто отмахивается от насекомых вместо того, чтобы раздавить их и узнать, на что он способен… и если он предпочтет давить их, он него не будет спасения.

Он замолчал, а я смотрел на него, сбитый с толку его выводами и умением судить о людях так легко и говорить с такой уверенностью.

Я лежал неподвижно, помня о веревках.

– Оставь ее в покое.

– Нет, – он сделал шаг ко мне. – Ты понял, о чем я сейчас говорил? Ты из тех, кого нельзя купить. Ты – аномалия, Песчаный Тигр. Ты отличаешься от всех танцоров мечей, потому что они охотно продают себя, не понимая, что это тоже рабство, только другого сорта.

Я подавил в себе злобу и постарался говорить спокойно.

– Значит я тоже войду в твою коллекцию?

– Нет. Танцоров мечей можно купить десяток за медяшку… конечно, может быть, ты стоишь и подороже, но не настолько, чтобы я захотел пополнить тобой мою коллекцию. Нет, – задумчиво повторил он. – Если бы мне понадобился танцор меча, я взял бы Аббу Бенсира.

Я рявкнул не задумываясь:

– Аббу Бенсира!

– Я собираю все самое уникальное, Песчаный Тигр. Вот в чем дело. Ты очень хорошо танцуешь – седьмой ранг, кажется? – но Аббу… Аббу есть Аббу. Аббу Бенсир.

Знаю, знаю. Глупо было хотя бы думать о ревности в моем положении, но я чувствовал себя задетым. Слова Умира больно ударили по самолюбию. Потому что хотя и без того плохо быть скрученным и брошенным в вонючий сарай из-за своей расхлябанности, еще хуже слышать, что ты не стоишь своего главного противника.

Я мрачно покосился на него.

– Слышал о Чоса Деи?

Он слабо улыбнулся. Брови изогнулись в веселом недоумении.

– Чоса Деи – Южная легенда. Конечно слышал.

Я ухмыльнулся.

– Он тоже собирал. Хотя в основном магию.

– Значит мы очень похожи, волшебник из легенды и я, – рассмеялся Умир. – Мне пришлось овладеть частью магии.

Всего лишь ЧАСТЬЮ, отметил я. Мне это почему-то показалось важным.

– Так что дальше, танзир? Ты оставишь меня здесь на съедение крысам или придумал что-то поинтереснее?

– Я думаю только о женщине, – он улыбнулся, заметив, что мои мускулы непроизвольно напряглись в попытке порвать веревки. – Я бы на твоем месте не старался так освободиться, Песчаный Тигр. Тебя связывает не веревка, а магия.

Я окаменел.

– Магия?

– Руническое заклинание, если быть точным, – он пожал плечами. – У меня есть гримор.

– Гри… что?

– Гри-мор, – произнес он. – Коллеция магических заклинаний и родственного с ними колдовства. Она называется Книга Удре-Ната, Книга Поглощенной Души, – танзир улыбнулся. – Моя душа еще при мне… но уже заложена, – одна рука скрылась под бурнусом и появилась обратно с куском серо-коричневого шнура. – Примерно вот так, видишь? – он тихо произнес одно слово и шнур засиял. Это был тот самый омерзительный желто-зеленый свет, который шел из-за моей спины. – Вот. Руническое заклинание. Книга Удре-Ната полна таких мелочей и вещей посерьезнее, – он подошел поближе, немного наклонился и покачал сияющим шнуром перед моим лицом. – Видишь руны? Их сотни, все они сплетены в единую нить и их связь разорвать невозможно. Они крепче веревки. Вот что держит тебя, Песчаный Тигр. Горло, руки, ноги, – он махнул рукой. – Ты можешь мастерски владеть мечом, но тебе не удастся освободиться от магии.

Похолодев от ужаса, я смотрел на короткий шнурок, свисающий с пальцев Умира. Приглушенный свет пульсировал; переплетенные руны образовывали причудливую живую веревку толщиной с женский мизинец.

Он спрятал шнурок.

– Я бы не стал так дергаться, – посоветовал он. – Такая веревка, завязанная узлом, при каждой попытке растянуть ее только сильнее сжимается. Если попытаешься развязаться, очень может быть, что петля на твоем горле затянется, а мне бы этого очень не хотелось.

– Почему? – прохрипел я. – Зачем я тебе?

– Не мне. Сабре.

Каждый мускул замерз.

– Ты мне не нужен, – сказал он, – а она давно тебя ищет. Ну и поскольку я никогда не откажусь заработать, я с радостью избавлюсь от тебя, получив за это деньги и благодарность Сабры. Кто знает, может и она мне когда-нибудь пригодится.

– Она женщина, – сказал я в надежде переубедить его. – Ты будешь помогать женщине-танзиру?

– Я буду помогать кому угодно, лишь бы получить желаемое, – он пожал плечами. – Я прагматист, Песчаный Тигр… сегодня Сабра правит домейном своего отца, а завтра все может измениться. В конце концов все меняется, – он расправил складки тяжелых рукавов. – Они уже должны были забрать женщину – Дел? – он кивнул. – Так что я ухожу, – он повернулся к лампе и задул ее. В перламутровом сиянии, связывающем меня, я едва видел его лицо.

– Сабра прибудет из Искандара через день или два, так что все это время можешь крутиться как хочешь. А если вздумаешь кричать, вспомни, что ты в моем домейне. Я обещал людям вернуть поселению былое величие – и посоветовал им не вмешивались в мои дела.

Я дернулся, но тут же застыл, почувствовав, что рунические узы сжались сильнее.

– Подожди…

Он подошел к двери, положил руку на щеколду и обернулся.

– Я не убийца, не борджуни и не насильник. Я наслаждаюсь, рассматривая свою коллекцию. Может тебе станет легче, если ты узнаешь, что я не собираюсь причинять вред женщине.

И на том спасибо. Но когда дверь за ним закрылась, я подумал, что он мог и соврать.

Он мог врать обо всем.