Текст книги "Дурная кровь (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер Линн Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

палец. Едва заметная, указывающая вниз единица.

Отец Майкла впервые солгал. Учитывая то, что Тэтчер и Рэми работали вместе ещё

до рождения их детей, я сомневалась, что Тэтчер врал о том, как долго он знает Селин. А

значит, он лгал о своих отношениях с её отцом.

Возможно, ты не считаешь его другом. Возможно, он перешел тебе дорогу.

Возможно, ты из тех, кто держит врагов близко.

– Я ценю ваше стремление найти Селин, – Тэтчер адресовал свои слова Майклу.

– Я тоже этого хочу, но, сынок, вы ищете эти ответы не в том месте.

– Не в том месте, не в то время, – Майкл отпил из своего стакана. – Это вроде

бы моя специальность.

Я напряглась, ожидая, что Тэтчер сорвется. Дин сделал крохотный шаг в сторону

Майкла. Но Тэтчер лишь улыбнулся и перевел взгляд с Майкла на свою следующую

мишень.

– Слоан, правильно? – произнёс он, показывая, что всё это время он знал наши

настоящие имена. – Я знаю твоего отца.

Некоторые люди умели находить слабые места. В тот миг я не сомневалась, что

Тэтчер Таунсенд заработал своё состояние именно благодаря этому навыку. Мой желудок

скрутился от понимания того, что чувствует Слоан при упоминании её отца.

– У нас с Грейсоном Шоу есть несколько общих капиталовложений, – продолжил

Тэтчер, произнося имя отца Слоан, которому всегда было на неё плевать, так, словно они

были старыми друзьями. – Он говорил мне, что ты весьма умна, но он не упоминал о том,

какой красивой девушкой ты стала.

Даже без помощи Лии я знала, что отец Слоан не говорил о ней ничего хорошего.

– Мне было так жаль, – Тэтчер поймал взгляд Слоан, – услышать о твоём брате.

Я протянула руку к Слоан, но она не взялась за неё. Её руки безжизненно повисли

по бокам.

– Нет, – возразила Лия, внезапно шагая вперед. – Вам не было жаль. Вам было

плевать. И, к слову, когда вы сказали Майклу, что он ищет эти ответы не в том месте, ваши

слова были правдой благодаря одному маленькому слову – «эти», – Лия говорила

негромко и с чувством. – Иногда самая большая подсказка в словах лжеца звучит именно

тогда, когда он говорит правду.

Мы больше не собирались церемониться. Тэтчер Таунсенд мог бы атаковать меня,

Лию или Дина и мы бы с этим смирились. Но он выбрал Слоан и использовал её мертвого

брата. С того самого момента, как мы зашли в эту комнату, отец с сыном вели игру. Они

старались перехитрить друг друга. Каждый хотел стать хозяином положения, заполучить

власть и контроль. То, что Тэтчер использовал для этого Слоан, заставило меня захотеть

высказать ему, насколько очевидной была его игра.

– За какими ответами Майклу стоило к вам прийти? – вместо этого, спросила я.

Иногда поймать кого-то в ловушку можно было, дав человеку именно то, чего он хотел. В

нашем случае, контроль. – Вы – влиятельный человек. Вы держите ухо востро. Какие

вопросы нам стоит задать?

Таунсенд знал, что я ему льстила, но ему было плевать.

– Возможно, если бы вы сказали, что вам нужно, я мог бы предоставить вам свои

услуги.

– Кстати об услугах, – Майкл отставил свой стакан. – Какие услуги тебе

предоставляла Селин?

– Прошу прощения? – Тэтчеру удалось прозвучать одновременно удивленным и

оскорбленным. – Что ты пытаешься сказать, Майкл? Хоть иногда мы и расходимся во

мнениях, ты не можешь верить, что я причастен к исчезновению Селин.

– Ты всегда любил говорить мне о том, во что я могу или не могу поверить, —

мягко произнёс Майкл. – Разве я могу поверить, что ты специально столкнул меня с

лестницы или намеренно сломал мне руку или нарочно удерживал меня под водой в

ванной. За кого я тебя принимал?

Тэтчер не отреагировал на обвинения Майкла, словно он их и не слышал.

– Ты правда думаешь, что я убил Селин? Что я похитил её? Что я мог навредить

этой девочке?

Мне хотелось ему верить, хоть я и знала, что он способен на насилие. Такую власть

имел над людьми Тэтчер Таунсенд. Настолько убедительными были эмоции на его лице и

его голос.

– Ты так думаешь, Майкл? – надавил Тэтчер. – Думаешь, что я как-то

причастен к исчезновению Селин?

– Я думаю, что ты с ней спал.

Тэтчер открыл было рот, чтобы ответить, но Майкл продолжил.

– Думаю, тебе надоело с ней спать. Думаю, в день её исчезновения ты нанёс её

визит. Думаю, ты угрожал ей. Скажи, что я неправ.

– Ты неправ, – не помедлив ни на миг, произнёс Тэтчер. Я взглянула на Лию, но

она ничем не показала, что он врал.

Майкл сделал ещё один шаг вперед. Хоть я и не видела на лице Тэтчера Таунсенда

злости, что-то подсказывало мне, что Майкл её видел. Он наблюдал за тем, как нарастает

ярость его отца. Тэтчер злился на обвинения, на то, что их озвучивал его собственный сын

и на то, что Майкл вынес ссор из избы перед чужими, очерняя имя Таунсендов.

– Только не говори, что твоя честность и ранг не позволяют тебе спасть с дочерью

твоего партнера, – Майкл всегда реагировал на ярость одинаково. Он подбрасывал в

огонь хворост.

Тэтчер Таунсенд считал себя основателем династии, ни в чём не уступающим ни

одному человеку. Он хотел, чтобы таким его видели. И Майкл прекрасно знал, чем он

заплатит за то, что рушит созданную им иллюзию.

– Можно забрать мальчика из трущоб, – небрежно сказал он своему отцу, – но

нельзя забрать трущобы из мужчины.

Предупреждения не последовало, как и намека на лице Тэтчера. Он не сжал кулаки.

Не произнёс ни звука. Но в один миг Майкл стоял перед своим отцом, а в следующий я

услышала удар, и Майкл лежал на полу.

Тэтчер ударил его тыльной стороной руки. Достаточно сильно, чтобы он упал и

оставался на полу. Но мысленно ты уже переписываешь историю. Ты не сорвался. Не

вышел из себя.

Ты победил.

Ты всегда побеждаешь.

Дин шагнул между Майклом и его отцом, а Лия бросилась к Майклу. Тэтчер

Таунсенд попросту налил себе выпить.

– Я буду рад увидеть вас в моём доме, – сказал он нам, покидая комнату. —

Дайте мне знать, если я смогу помочь.

ГЛАВА 15

Существовала разница между тем, чтобы знать, что отец Майкла бил его, и тем,

чтобы увидеть это собственными глазами.

– Не знаю, как вы, – произнес Майкл, поднимаясь на ноги и утирая кровь с губы

тыльной стороной руки, – но я думаю, что всё прошло хорошо.

Небрежный тон Майкла почти уничтожил меня. Я знала, что он не захочет моей

жалости. Не захочет моей ярости. И что бы я не почувствовала, он это увидит.

– Хорошо? – переспросил Дин. – Ты думаешь, что всё прошло хорошо?

Майкл пожал плечами.

– Особенно тот момент, когда я представил тебя своему отцу, как своего доброго

друга Барфа. Я буду помнить его вечно.

Это не имеет значения, если ты не позволишь ему иметь значение. Моё сердце

болело за Майкла, за мальчика, который рос в этом доме.

– Ты в порядке? – спросил у Слоан Майкл.

Она неподвижно, побледнев, стояла рядом со мной и отрывисто дышала. Она

думала об Аароне. О том, что только что произошло с Майклом. О своём отце. О его отце.

Слоан сделала три крохотных, неуверенных шага и обняла Майкла, очень крепко

обвивая его шею руками и, кажется, не собираясь отпускать.

Зазвонил мой телефон. Я ответила на звонок, наблюдая за тем, как Майкл обнимает

Слоан.

– Всё прошло совсем не хорошо, – приветствие агента Стерлинг напомнило мне

о том, что мы были подключены к видео и аудио связи. – Я не стану спрашивать, в

порядке ли Майкл и не скажу: «Я же вам говорила». Но скажу, что Бриггс с нетерпением

ждет, что Тэтчера Таунсенда обвинят в нанесении телесных повреждений.

Я включила громкую связь.

– Вас слышат все, – сказала я Стерлинг.

Какой-то миг я ждала, что она повторит свои слова об отце Майкла, но, судя по

всему, она решила, что он не станет благодарить её за это.

– Что мы узнали? – спросила она вместо этого.

– Когда Тэтчер сказал, что Майкл неправ, он не лгал, – Лия облокотилась на

рояль и скрестила ноги. – Но я не могу сказать, что он имел в виду – возможно Майкл

был неправ только частично, а возможно – полностью.

Я мысленно прокрутила воспоминания Майкла в своей голове: Я думаю, что ты с

ней спал. Думаю, в день её исчезновения ты нанёс её визит. Думаю, ты угрожал ей. Я

попыталась проскользнуть в голову Тэтчера, но вместо этого оказалась в голове Майкла.

Ты обвинил его в том, что он спал с Селин. В том, что он угрожал ей. Но ты не сказал,

что он её похитил. Не обвинил его в том, что он ворвался в её студию и в ярости

разгромил её.

– Что-нибудь ещё? – мои размышления нарушил голос агента Стерлинг. Пока

Лия рассказывала ей об ещё одной лжи, которую она услышала – когда Тэтчер назвал

Рэми одним из своих ближайших друзей – я снова начала профилировать Майкла.

Ты был спокоен. Ты не вышел из себя. Ты сказал, что всё прошло хорошо. Из этих

фактов вытекало логическое заключение: Майкл не считал, что его отец мог физически

навредить Селин . Если бы ты в это верил, ты бы ударил его в ответ.

Я изучала Майкла – зарождающийся синяк на его лице, его позу и то, как он

держался в стороне от Лии.

Когда Лия надавила на тебя в комнате Селин, ты сказал то, что наверняка

заставило бы её сбежать. А когда я открыла рот, чтобы продолжить разговор…

Майкл, как мог, старался оттолкнуть нас. Он хотел побыть в комнате Селин в

одиночестве. И то, что он там увидел, заставило его решить выпить и поговорить с его

отцом.

Сначала шестеренки в моей голове крутились медленно, затем – быстрее. Ты не

считаешь, что её похитил твой отец. В комнате Селин Майкл непринужденно назвал

девушку одной из наших жертв. Он пришел сюда, чтобы поболтать со своим отцом, но

сосредоточился не на том, где могла быть Селин, а на том, как его отец с ней обращался —

и спал ли он с ней.

Потому что он уже знал.

Майкл взглянул на моё лицо и шагнул ко мне. Я мысленно вернулась к месту

преступления. Мы с Дином думали, что разбитое стекло, мольберт, перевернутые столики

и вся эта разруха, были результатом борьбы Селин с нападавшим.

Но что, если никакого нападавшего не было? Возможность тут же пустила корни в

моём мозгу. Слоан сказала нам, что кто-то смахнул содержание столика на пол. Мы

думали, что это сделал Н.О. – чтобы сделать Селин больно, напугать её, доминировать.

Но Селин была из тех, кто рисовал собственный портрет ножом. Она полностью

отдавалась всему, что делала. Волевая. Решительная. С характером.

– Она сделала это сама, – я проверила теорию, наблюдая за выражением лица

Майкла. – Поэтому ты думал, что твой отец пришел к Селин в день её исчезновения. Что-

то заставило её сорваться.

– Понятия не имею, о чём ты, – в голосе Майкла не было абсолютно никаких

эмоций.

– Нет, – возразила Лия. – Имеешь.

Ты разгромила собственную студию. Я вернулась к точке зрения Селин . Ты

смахнула стекло со стола. Сломала мольберт, перевернула столик. Ты пропитала

комнату керосином. Возможно, ты собиралась её сжечь. Возможно, ты хотела

превратить всё это в пепел, но затем ты остановилась, огляделась и поняла, на что

походила вся эта разруха.

Комната выглядела так, словно там произошла драка. Словно на тебя напали.

Я гадала о том, было ли этого достаточно. Гадала о том, окинула ли Селин этот хаос

глазами художника, размышляя о том, как сделать его более реалистичным.

Кровавый отпечаток ладони на двери. Капли крови на ковре.

Я гадала о том, как она смогла удалить запись с камер наблюдения и взломала ли

она замок собственной студии.

– Художественный вызов, – подхватил Дин. – Игра. Чтобы увидеть, сможет ли

она всех обмануть. Увидеть, когда…

Когда они заметят, что она исчезла.

– Кто-нибудь потрудится объяснить мне, что я упускаю? – из телефона раздался

голос агента Стерлинг, напомнив мне о том, что она всё ещё была на связи.

– Майкл – лжец, – ровно произнесла Лия. – А бедняжка Селин Делакруа —

паталогическая богатая девчонка, которая похитила саму себя.

– Не говори о ней так, – тут же ответил Майкл. – Что бы она не сделала, у неё

были на то причины.

– Ты сох по ней с детства? – Лия задала вопрос так, словно ей было плевать на

ответ. – Таскался за ней с круглыми глазами, как когда-то таскался за Кэсси? – Лия била

ниже пояса. Но только так она и умела бить. – Ты убедил себя в том, что недостаточно

хорош для неё, – негромко произнесла она, – потому что кто-то вроде тебя достаточно

хорош только для такого ужасного человека, как я?

– Ты говоришь ерунду, – сказал ей Майкл.

– Ты её любишь? – голос Лии сочился приторной сладостью.

Я видела, как иссякает терпение Майкла. Он провёл большим пальцем по

окровавленной губе и посмотрел на Лию.

– Дольше и сильнее, чем тебя.

ГЛАВА 16

Мы нашли Селин Делакруа на следующее утро. Она сидела на краю причала в двух

часах езды от её дома – того самого причала, где их с Майклом сфотографировали много

лет назад. Стоявший рядом со мной Дин с каменным лицом наблюдал за тем, как Майкл

шагал к краю причала – к Селин. Я не смогла различить выражение, появившееся на её

лице, когда она заметила его. Я не расслышала его приветствия и её ответа. Но я увидела,

в какой именно момент боец в Селин сменился чем-то мягким.

Чем-то уязвимым.

– Вот, что происходит, когда они вместе, – произнёс Дин. Я знала, что он говорил

не о Майкле и Селин. – Майкл знает, что именно чувствует Лия. Лия знает, когда он ей

врёт. Они ранят друг друга и самих себя.

Я подумала обо всём, что произошло: стычке Майкла с его отцом, его ссоре с Лией

и осознании того, что мы отвлеклись от охоты за похитителями моей матери ради

тщательно проработанного розыгрыша. Мы работали над этим делом меньше суток, но

даже это казалось мне слишком большим перерывом.

До дня рождения Майкла оставался один день. Три дня до второго апреля. Пока я

наблюдала за тем, как Майкл присаживается на причал рядом с Селин, в моей голове

возобновился отсчет Фибоначчи.

– Расслабься, Дин, – к нам подошла Лия. – Я в порядке. Мы нашли девушку.

Спасли ситуацию. Если думаешь, что я стану убиваться за Майклом Таунсендом, значит,

моя игра в бессердечную злюку не удалась.

Майкл не рассказал нам, что сказала Селин. Он не рассказал нам, объяснила ли она,

почему так поступила или чего она хотела этим добиться. К утру мы вернулись на

самолет. В салоне царила недосказанность.

Бриггс и не заговорил Стерлинг о том, что она с самого начала знала, что это дело

никак не было связано с Владыками. Стерлинг не стала говорить Бриггсу, что он

согласился заняться им, стоило вмешаться её отцу. Майкл с Лией не упоминали об их

ссоре.

Я не сказала Дину о том, что накануне ночью мне снился его отец, моя мать, кровь

на стенах и на её руках – и на моих.

Когда мы взлетели, Джадд отозвал меня в заднюю часть самолета. Он опустился в

одно из сидений и кивнул в сторону соседнего. Я села. Несколько секунд он молчал,

словно мы двое сидели на крыльце нашего дома в Квантико, наслаждаясь утренним кофе и

тишиной.

– Знаешь, почему я согласился на это дело? – наконец, спросил Джадд.

Я обдумала его вопрос. Он хотел поймать Владык не меньше меня. Они убили его

дочь. И пусть казалось, что это дело с ними связанно, что-то подсказывало мне, что в

отличии от директора и агента Бриггса Джадд очень внимательно наблюдал за агентом

Стерлинг. Он поддержал не решение Бриггса. Он поддержал её.

– Пропала девушка, – я повторила слова, сказанные агентом Стерлинг днём

ранее. – Девушка, которую знал Майкл.

– Майкл вернулся бы сюда так или иначе, – Джадд не сомневался в этом даже на

секунду. – А когда один из моих детей падает в эмоциональную кроличью нору вроде

этой, он – или она – точно не будет делать это в одиночку.

Джадд позволил мне усвоить его слова, а затем потянулся к своему рюкзаку и

достал из него папку.

– Что это? – спросила я, когда он вручил её мне.

– Документы, которые кто-то очень старался похоронить, – ответил он. —

Сегодня утром, пока вы ездили за мисс Делакруа, одному из контактов Ронни удалось их

найти.

Ронни было сокращением от Вероники – агента Вероники Стерлинг.

– Заключенный по имени Роберт Миллс, – коротко произнёс Джадд, пока я

открывала папку. – Осужден за убийство своей бывшей жены. Был убит в тюрьме вскоре

после приговора.

Мужчина, с которым говорил Рэддинг. Я крепче сжала папку. Тело его жены так и

не нашли. Её забрали, как и мою мать.

Когда я открыла папку, Джадд взял меня за подбородок, и его обветренная ладонь

ласково повернула к нему моё лицо.

– Кэсси, не ныряй в эту кроличью нору в одиночку.

ГЛАВА 17

Документы состояли из сплошных фактов. Роберта Миллса осудили за убийство его

бывшей жены. Не смотря на то, что её тело так и не нашли, улик было более, чем

достаточно. Его ДНК нашли на пропитанном кровью его жены месте преступления. Он

избивал её. Перед своей смертью Мэллори Миллс жила под вымышленным именем; но

недавно Роберт узнал об её местонахождении. Полиция нашла на месте преступления три

окровавленных пули с ДНК Мэллори. Криминалисты исследовали пистолет, найденный в

мусорном баке неподалеку, и обнаружили, что из него стреляли шесть раз, а значит, три

другие пули остались в теле жертвы.

Пистолет был зарегистрирован на её бывшего мужа.

Тебя оставили истекать кровью на полу больше чем на пять минут. Там были

лужи крови – больше сорока двух процентов крови в твоём теле.

Рядом со мной Дин изучал фото с места преступления на своём телефоне. Агент

Стерлинг наверняка приклеивала эти фотографии – ещё один кусочек пазла – к стене в

подвале нашего дома. Я же выбрала для размышлений другое место.

Кладбище.

Я посмотрела на имя своей матери на могильной плите: Лорелея Хоббс. Я и раньше

знала, что похороненные здесь останки ей не принадлежали. Теперь я пыталась усвоить

тот факт, что они могли принадлежать Мэллори Миллс.

Я не впервые думала о жизни, которую отняла моя мать, ради спасения

собственной. Но теперь я думала не просто о теле в шести футах под землей; а о живой,

дышащей женщине. Я представляла её, думая об уликах, благодаря которым её бывшего

мужа обвинили в убийстве.

Три недостающие пули. Я представила, что лежу на спине, а пули обжигают мой

живот, мою грудь и ногу. Ты почти наверняка потеряла сознание. Без неотложного

вмешательства врачей, ты бы умерла.

– Но Владыки выбрали тебя, – мой голос был так мягок, что я едва расслышала

слова. – Как выбрали мою мать.

Если я была права, Мэллори Миллс умерла не от огнестрельных ран. Владыки

стреляли в неё, а затем спасли её. Они забрали её, подставили её мужа, а когда её раны

затянулись, они заставили её сражаться с её предшественницей насмерть. Она была их

пленницей до тех самых пор, пока они не похитили мою мать.

– Что у них общего? – негромко спросил Дин.

– Мэллори была чуть старше двадцати, – я вернулась к фактам. – Моей матери

было двадцать восемь, когда она исчезла. Обе молодые, здоровые. У Мэллори были

темные волосы. Моя мама была рыжеволосой, – я попыталась не вспоминать о

заразительной улыбке моей матери, о том, как она танцевала в снегу.

– Над ними обеими издевались.

Моя мать сбежала из дому в шестнадцать, чтобы спастись от отца, пострашнее отца

Майкла. А Мэллори Миллс? Она не просто так жила под вымышленным именем. А её

бывшего мужа не просто так смогли осудить, даже не найдя тело.

Вы выбираете женщин, знающих о насилии не понаслышке. Выбираете бойцов.

Тех, кто умеет выживать. А затем вы заставляете их сделать немыслимое, чтобы

выжить.

Я хотела шагнуть к Дину. Хотела накрыть его губы своими и забыть о Мэллори

Миллс, об имени моей матери на этой могильной плите и обо всём, что я прочитала в этой

папке.

Но я не могла.

– Когда я ездила к твоему отцу, он процитировал мне Шекспира. «Бурю». «Ад

пуст. Все бесы здесь».

Дин знал своего отца достаточно хорошо, чтобы читать между строк.

– Он сказал тебе, что твоя мать может быть не просто пленницей. Что она может

быть одной из них.

– Мы не знаем, что с ней сделали эти монстры, Дин. Мы не знаем, кем ей

пришлось стать, чтобы выжить, – по моей коже пробежал холодок, хоть я всё ещё

чувствовала исходящее от Дина тепло.

– Мы знаем, что она не просто жертва. Она – Пифия. Фемида – так её назвал

Найтшэйд. Судья и присяжные. Словно она была одной из них.

– Не по собственной воле, – мне нужно было услышать эти слова. Но это не

делало их правдой.

– Она по собственной воле убила женщину, которую мы похоронили, —

произнося эти слова, я чувствовала себя так, словно срываю повязку – а с ней и

несколько слоёв кожи.

– Твоя мать выбрала жизнь.

Я говорила себе об этом на протяжении десяти последних недель. Я провела

бессчётное количество ночей, глядя в потолок и гадая: чтобы сделала я, если бы меня

заставили драться на смерть? Смогла бы я убить другую женщину – прошлую Пифию,

сражавшуюся со мной не на жизнь, а на смерть – чтобы спастись?

Как и много раз до того, я попыталась забраться в голову своей матери,

представить, каково ей было, когда её похитили.

– Я просыпаюсь в полутьме. Я должна быть мертва, но это не так, – затем моя

мама подумала бы обо мне, но я пропустила это и перешла к мыслям, крутившимся в её

голове, когда она поняла, что произошло.

– Они резали меня. Ранили. Я была при смерти. А потом они вернули меня.

Сколько женщин, не считая моей матери и Мэллори Миллс, разделили ту же

участь? Сколько было Пифий?

Вы ждете, чтобы они исцелились, а затем…

– Они заперли меня в комнате. Но я там не одна. Ко мне приближается женщина.

У неё в руках нож. Рядом со мной тоже есть нож, – я отрывисто дышала. – Теперь я

знаю, зачем они едва не убили меня, зачем вернули назад, – мне казалось, что даже мой

голос звучит, как голос моей матери. – Они хотели, чтобы я посмотрела Смерти в глаза.

Они хотели, чтобы я знала, каково это. Чтобы я без тени сомнения знала, что я не готова

умереть.

Я беру нож. Я отбиваюсь. И я побеждаю.

– Владыки следят за этими женщинами, – Дин вытащил меня из мрака. Он не

стал использовать привычные для профилирования местоимения – ни «я», ни «мы», ни

«ты». – Они наблюдают за ними. Они знают, через что они прошли, что пережили.

Я шагнула вперед, но замерла в дюйме от Дина.

– Они наблюдали за моей матерью – недели, месяца или годы, а я даже не

помню, в каких городах мы жили. Я – наше единственное подобие свидетеля, и я не могу

вспомнить ни одной полезной детали. Ни одного лица.

Я пыталась. Я пыталась вспомнить уже много лет, но мы так часто переезжали.

Каждый раз, моя мать говорила мне одни и те же слова: «Дом – это не место. Дом, это

люди, которые тебя любят. На веки вечные. Не смотря ни на что».

На веки вечные…

Тогда-то я и вспомнила. Моя мать обещала любить не только меня. Я была не

единственным свидетелем. Пусть я не знала, что делали с моей матерью и кем она стала.

Но кое-кто знал. Кое-кто знал и любил её.

Навеки вечные. Не смотря ни на что.

ГЛАВА 18

Моя сестра, Лорел, была мала для своего возраста. Педиатр решил, что ей было где-

то четыре. Она была здорова, не считая недостатка витамина «D». Вкупе с её бледной

кожей и тем немногим, что нам удалось узнать от самой Лорел, это привело нас к мысли,

что она провела большую часть своей жизни в помещении – возможно, под землей.

За последние десять недель я видела Лорел дважды. Чтобы организовать встречу,

понадобились почти целые сутки. Если бы решения принимали агенты Бриггс и Стерлинг,

эта встреча стала бы последней.

Это слишком опасно, Кэсси. Для тебя. Для Лорел, – предостережения агента

Стерлинг звенели в моих ушах, пока я наблюдала за тем, как младшая сестра, которую я

едва знала, стояла перед пустыми качелями и няпряженно глядела на них своим детским

личиком.

Словно ты видишь то, чего не видят другие, – подумала я. – Воспоминание.

Призрака.

Лорел редко разговаривала. Она не бегала. Не играла. Часть меня надеялась, что на

этот раз она будет походить на ребенка. Но она просто стояла там, в десяти футах и

световых годах от меня, неподвижно и неестественно тихо, как в тот день, когда я нашла

её в окровавленной комнате.

Ты мала, Лорел. Ты оправишься. Тебя охраняют. Я хотела поверить, что на этот раз

Лорел будет в порядке, но моя сводная сестра была рождена и росла для того, чтобы

занять место за столом Владык. Я понятия не имела о том, будет ли она в порядке хоть

когда-нибудь.

За недели, которые она провела под опекой ФБР, никто не смог узнать от неё ничего

полезного. Она не знала, где её удерживали. Она не могла – или не хотела – описать

Владык.

– Судя по уровню разрушения этой карусели, я бы предположила, что эту детскую

площадку построили между 1983 и 1985, – ко мне подошла Слоан. Агент Стерлинг

предложила, чтобы я взяла с собой кого-то из естественных. Я выбрала Слоан, потому что

она и сама походила на ребенка – и с меньшей вероятностью могла понять, насколько

израненной была психика Лорел.

Слоан утешительно сжала мою руку.

– В эстонском спорте под названием киикинг, игроки стоят на огромных качелях и

пытаются проделать поворот в триста шестьдесят градусов.

У меня был выбор: я могла остаться здесь, выслушивая все факты, связанные с

детскими площадками, которыми Слоан пыталась меня успокоить, или я могла поговорить

с моей сестрой.

Словно услышав мои мысли, Лорел обернулась, переводя взгляд с качелей на меня.

Я подошла к ней, но она снова повернулась к качелям. Я опустилась рядом с ней на

колени, позволяя ей привыкнуть к моему присутствию. Слоан подошла к нам и присела на

соседней качели.

– Это моя подруга Слоан, – сказала я Лорел. – Она хотела с тобой

познакомиться.

Лорел не ответила.

– Существует двести восемьдесят пять видов белок, – поздоровалась Слоан. —

И это не считая количество доисторических видов, имевших с белками общие черты.

К моему удивлению, Лорел склонила голову на бок и улыбнулась Слоан.

– Числа, – ясно произнесла она. – Мне нравятся числа.

Слоан приветливо улыбнулась Лорел.

– В числах есть смысл даже тогда, когда его нет ни в чем другом.

Я наблюдала за тем, как Лорел робко шагнула к Слоан. Числа тебя успокаивают,

– подумала я, пытаясь увидеть мир глазами моей младшей сестры. – Они тебе знакомы.

Для мужчин, благодаря которым ты появилась на свет, числа незыблемы. Высший

порядок. Закон.

– Тебе нравятся качели? – спросила у Слоан Лорел. – Это мой второй любимый

пример применения центростремительной силы.

Когда Слоан начала раскачиваться на качелях, Лорел нахмурилась.

– Не так, – решительно сказала моя сестра.

Слоан остановилась, и Лорел шагнула к ней. Она провела своими крохотными

пальчиками по звеньям цепей, на которых крепились качели.

– Вот так, – сказала она Слоан, прижимая свои запястья к металлическим цепям.

Слоан встала и повторила движения Лорел.

– Вот так?

Лорел осторожно обернула цепь вокруг запястья Слоан.

– Обе руки, – сказала она Слоан. Пока моя четырехлетняя сестра методично

оборачивала другую цепь вокруг второго запястья Слоан, я наконец-то поняла, что она

делала.

Цепи на запястьях. Оковы.

Я размышляла о том, что Лорел видела, глядя на качели. Теперь я знала.

– Браслеты, – голос Лорел звучал счастливее, чем я когда-либо слышала. – Как

у мамочки.

Если бы я уже не стояла на коленях, эти слова сбили бы меня с ног.

– Мама носит браслеты? – стараясь сохранить спокойствие в голосе, спросила я

у Лорел.

– Иногда, – ответила Лорел. – Это часть Игры.

– Какой игры? – у меня пересохла во рту, но я должна была спросить. Лорел

впервые приблизилась к тому, чтобы рассказать мне о том, как ей приходилось жить, и о

нашей матери.

– Игры, – повторила Лорел, качая головой, словно я задавала глупые вопросы. —

Не молчанки. Не пряток. Игры.

На несколько секунд повисла тишина. Слоан продолжила.

– У игр есть правила, – произнесла она. Лорел кивнула.

– Я знаю правила, – прошептала она. – Я знаю все правила.

– Ты можешь рассказать Слоан о правилах, Лорел? – спросила я. – Она хочет их

услышать.

Моя сестра уставилась на всё ещё обернутые в цепи запястья Слоан.

– Не Лорел, – яростно произнесла малышка. – Лорел не играет в эту Игру.

Меня зовут Девятка, – такими были первые слова, которые сказала мне моя

сестра. Тогда эти слова заставили холодок пробежать по моей спине, потому что в

группировка, которую мы искали, состояла из девяти человек. Семь Владык. Пифия. И

ребенок Пифии и Владык – девятый член этого садистского круга.

Девятка.

– Лорел не играет в эту игру, – повторила я. – В неё играет Девятка.

Крохотные пальчики Лорел крепче сжали цепи.

– Мамочка знает, – пылко произнесла она.

– Знает что? – спросила я, чувствуя, как пульс эхом отдается в моём горле. —

Что знает мамочка?

– Всё.

С выражением лица моей сестры что-то было не так. На нём не было эмоций. Она

не походила на ребенка.

Не Лорел, – её слова отдались эхом в моей голове. – Лорел не играет в эту Игру.

Я не могла так с ней поступать. Чтобы она не переживала, в какую бы игру не

играла. Я не могла заставить мою сестру сделать это.

– Когда я была маленькой, – негромко произнесла я, – мы с моей мамой играли

в игру. Игру на угадывание, – моя грудная клетка напряглась под весом воспоминаний,

угрожающих сбить меня с ног. – Мы наблюдали за людьми и угадывали. Какими они

были, что их радовало, чего они хотели.

Поведение. Личность. Окружение. Моя мать была хорошим учителем. Судя по

играм, которые упомянула моя младшая сестра – молчанка, прятки – я была готова

поспорить, что мама научила Лорел кое-каким навыкам выживания. Я не понимала

одного: была ли игра, в которую играла «Девятка» ещё одним изобретением моей мамы,

рассчитанным на то, чтобы скрыть весь ужас ситуации – включая цепи – от Лорел, или

же эту игру придумали Владыки.

Лорел протянула свою крохотную ладошку к моей щеке.

– Ты красивая, – сказала она. – Как мамочка, – она уставилась на меня с

пугающим напряжением. – Твоя кровь тоже красивая?

Вопрос выбил воздух из моих легких.

– Хочу посмотреть, – сказала Лорел. Её маленькие пальчики всё сильнее и

сильнее впивались в мою щеку. – Кровь принадлежит Пифии. Кровь принадлежит

Девятке.

– Смотри! – Слоан высвободила свои руки из цепей. Она показала свои запястья

Лорел. – Больше никаких браслетов.

Наступила пауза.

– Больше никакой игры, – прошептала Лорел. Она опустила руку и обернулась

ко мне, с по-детски обнадеженным выражением лица – совсем не таким, как за миг до

того. – Я умница? – спросила она.

Ты такая умница, Кэсси, – я почти слышала, как моя мама говорит мне эти слова с

улыбкой на лице, после того, как я правильно описала характеры семьи, которая сидела

рядом с нами за ужином.

Слоан попыталась завести разговор:

– Существует семь чудес света, семь гномов, семь смертных грехов и семь разных

видов близнецов.

– Семерка! – Лорел склонила голову на бок. – Я знаю семерку, – она напела

что-то себе под нос: несколько разных нот. – Это семерка, – сказала она Слоан.

Слоан повторила мелодию.

– Семь нот, – подтвердила она. – Шесть из них не повторяются.

– Я умница? – во второй раз спросила у меня Лорел.

Моё сердце сжалось, и я обняла её. Ты моя. Моя сестра. Моя ответственность. Не