Текст книги "Герцог и служанка"

Автор книги: Дженнифер Хеймор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Вот в чем дело. Фиск собирался использовать Кейт как козырь в своей игре, чтобы причинить ему наибольшие страдания и уничтожить его. Гаррета чуть наизнанку не вывернуло при мысли о том, что кто-то может быть бессердечным настолько, чтобы так глумиться над женщиной, подобной Кейт. А еще он понимал, что такая невинная душа, как Кейт, никогда не поверит в возможность этого, тем более, если речь идет о ее обожаемом старшем брате. У него на скулах заходили желваки.

– В любом случае, даже если бы я захотела тебя освободить, я бы не смогла, потому что ключа у меня нет.

– А ты знаешь, где он?

– Нет. Вчера вечером я видела его у Уилли, а теперь… понятия не имею.

Он не мог просить ее о помощи. Если Фиск действительно задумал использовать родную сестру, чтобы ему отомстить, то одному Богу известно, что он уготовил для нее на случай, если она поможет ему бежать. Он не удивится, если это все часть извращенной игры Фиска: подтолкнуть Кейт к тому, чтобы она помогла ему сбежать, а потом использовать это как предлог, чтобы причинить ей – и в конечном счете ему – боль.

У Гаррета в груди все сжалось. Кажется, он наконец-то начинал понимать Фиска в его безумии. И все-таки есть одна вещь, которую Фиск не учел: он, Гаррет, не собирается подвергать Кейт риску.

– И даже если бы я нашла ключ и выпустила тебя… – В ее глазах мелькнула тоска. – Я боюсь, что ты убьешь моего брата. Ведь ты за этим прибыл в Кенилуорт?

Гаррет замер. Он просто не мог ей соврать. Черт подери!

– Да.

– Зачем тебе это?

– Твой брат очень плохой человек, – ответил Гаррет после долгой паузы.

– Он то же самое говорит о тебе.

Гаррет не ответил.

Кейт смотрела на свои руки, сложенные на коленях.

– Мы уже свыклись с мыслью, что он погиб при Ватерлоо. Если ты его убьешь и весь этот кошмар, повторится снова… моя мама… она просто не вынесет. – Она сжала руки так сильно, что костяшки пальцев побелели. – В наших жилах течет одна кровь. Я не могу его предать.

– Я понимаю, Кейт. Правда.

Верность семье – это сила, более глубокая, нежели испытываемые чувства, и гораздо большая, чем инстинкты. Гаррет вспомнил всепоглощающий гнев, который охватил его, когда он в первый раз увидел Тристана после многолетней разлуки. Гаррет сперва решил, что тот оскорбляет Софи. Но даже тогда он не сумел убить кузена.

Кейт вздохнула:

– Я верю, что ты не убивал Уоррена, но ты приехал сюда, чтобы убить Уилли. Возможно, мой брат только защищает себя.

– Это не так.

– Тогда, прошу тебя, расскажи, что между вами произошло.

Гаррет выдохнул сквозь зубы:

– Он уверен, что я виновен в смерти вашего брата Уоррена. Он притворился моим лучшим другом, но единственное, чего он жаждал, – это отомстить.

– Каким образом?

Гаррет поперхнулся. Как объяснить ей, насколько страшный человек ее брат?

– Любым, каким ты только можешь себе представить.

– Но, Гаррет, Уоррен погиб так давно. Со времени битвы при Ватерлоо прошло уже восемь лет.

– Он увез меня в Бельгию и заставил семь лет жить там в нищете.

– Значит, не Олимп, – выдохнула она, – а Бельгия. Это все объясняет: и твои манеры, и акцент.

– Акцент? – удивился Гаррет.

– Ты говоришь не совсем как джентльмен из Лондона, хоть и очень похоже. – Кейт пожала плечами. – Наверное, семь лет на материке сыграли свою роль. – Она посмотрела ему в глаза. – Что ты имел в виду, говоря, что подверг свою семью опасности, доверившись Уилли?

– Когда после стольких лет я вернулся в Англию, то сделал его своим доверенным лицом. Я и не подозревал, что именно его стараниями оказался в Бельгии. – Гаррет вздохнул. – И он стрелял в мою жену.

Кейт вскочила на ноги и уставилась на него, не веря своим ушам:

– Уилли убил твою жену?

– Нет, не убил. Она едва не истекла кровью, но потом поправилась.

Она прижала руку к сердцу и прикрыла глаза.

– О, слава Богу! Я уж испугалась, что ты сейчас скажешь, что это Уилли ответственен за смерть твоей бедной жены.

– Ты веришь каждому моему слову, так, Кейт? – тихо спросил Гаррет.

Она долго молчала и смотрела ему в глаза.

– Да, – сказала она, в конце концов. – Я тебе доверяю. Вопреки всем доводам рассудка я тебе верю. Не могу объяснить, просто это так, и все. – Ее плечи поникли. – Я не знаю, что делать.

Гаррет встал, подошел к ней и осторожно провел пальцем по нежной щеке.

– Делай то, что он говорит.

Кейт слегка подалась вперед, навстречу его прикосновению.

– Уилли – мой брат, я не могу его предать. И тебя предать тоже не могу.

– Не можешь?

Она печально покачала головой:

– Ты слишком сильно мне нравишься, чтобы я осознанно причинила тебе вред.

– Я не хочу тебя в это впутывать, Кейт. Тебе лучше держаться подальше от меня.

– Не могу. Он приказал мне приходить к тебе.

– Попроси его отменить этот приказ. Скажи, что я слишком опасен. Что ты не хочешь меня больше видеть.

– Но я хочу!

– Нет, это опасно. Ты должна уйти и больше никогда не возвращаться.

– Вечно ты твердишь, что я должна тебя бросить.

– Потому что со мной тебе опасно.

Она склонила голову.

– Меня ждет хозяйка. Она… грустит. А Уилли… – она сглотнула, – сказал, что я должна быть там к девяти. – Она подняла голову, и глаза ее блеснули так же живо, как тогда, у пруда. – Но я еще вернусь сегодня.

Гаррета поразил тот факт, что Кейт, кажется, не знает, что Ребекка – его сестра. Почему Фиск не сообщил ей?

Сам Гаррет не видел причин рассказывать Кейт о том, что он герцог Колтон. Если она попытается через Ребекку вызвать Тристана на помощь… Нет. Они только подвергнутся еще большей опасности, а крови и так уже пролито достаточно.

В конечном счете, ему хотелось бы, чтобы Кейт и дальше считала его равным, ну, или почти равным. Узнав о его происхождении и титуле, она изменится. Отдалится от него. Со всеми всегда так: они кланяются, льстят и заискивают, но не открывают свой внутренний мир тем, кто выше их по происхождению. Ему потребовалось прожить среди простых людей семь лет, чтобы понять, что большинство из них, вне зависимости от положения в обществе, гораздо более человечны, чем он.

– Я не позволю им тебя забрать. – Кейт вложила свою в его.

– Что ты имеешь в виду?

– Уилли собирается вызвать власти из Лондона. Он сказал, что ты в розыске и тебя ждет виселица.

– Серьезно? – удивился Гаррет.

Кейт кивнула.

Он сжал ее руку и погладил загрубевшими пальцами ее пальчики.

– Кейт, уверяю тебя, власти меня не ищут.

– Все равно тебе грозит опасность. Этого ты не можешь знать.

– Ты всегда в первую очередь думаешь о других. Да, Кейт? Нужно, чтобы кто-то приглядел за тобой.

Как же он хотел сам стать этим человеком! Но он не мог.

Сейчас он закован в кандалы в подземелье, а потом… Потом тоже не сможет.

Гаррет отпустил ее руку.

– Теперь иди.

Кейт накрыла ладонями железные наручники на его руках.

– Как бы я хотела тебя освободить! – порывисто прошептала она. – Правда. Прямо сейчас.

Она уже его освободила. Вчера вечером и позавчера. Она подарила ему надежду. Он победит Фиска и при этом не станет играть на ее чувстве чести. Он не причинит ей боли осознанно.

И все-таки, в конце концов, это неизбежно, потому что он убьет ее брата.

Гаррет впервые в жизни пожалел, что должен это сделать.

Кейт запустила пальцы в его волосы.

– Ой, у тебя и здесь шрамы… – Она провела пальцами у него за ушами.

– Да. – Он закрыл глаза. Это – дело рук ее брата. – Эти раны… Из-за них я забыл, кто я такой.

– Но теперь ты помнишь?

– Помню.

Она притянула его голову к себе, коснулась носом носа, поцеловала в губы – сначала вопросительно, потом нежно, потом властно. Руки ее сомкнулись у него на затылке.

Ее губы двигались мягко и чувственно, и гнев и отчаяние Гаррета истаяли, испарились. Огонь, что разгорался у него в крови, под кожей, в чреслах, сжег их дотла. От внезапной и острой потребности овладеть ею, сделать своей, несмотря на кандалы и цепи, Гаррет застонал.

Кейт резко отстранилась. Он смотрел на нее. В голове метались разрозненные мысли. Она сестра Фиска. Как такое возможно?

Она снова прижала его к себе, но на этот раз не поцеловала, а просто прикоснулась щекой к его небритой щеке.

– Спасибо тебе, – прошептала она.

Он не мог ответить ничего более-менее разумного, поэтому просто молчал и наслаждался ощущением ее теплой нежной кожи. В конце концов, она повернулась и поцеловала его в щеку, а потом отстранилась.

– Тебе надо поесть. Холодная каша отвратительна.

Гаррет посмотрел на Кейт:

– Поем.

– Хорошо. – У двери она помедлила и обернулась. – Потом я принесу тебе ужин и каких-нибудь книг, чтобы ты не умер со скуки.

Он кивнул, всей душой надеясь до ужина сбежать.

Кейт все продолжала облизывать губы и не могла остановиться. Она все еще ощущала прикосновение Гаррета на них, ощущала его язык и жесткую щетину.

Что, скажите на милость, ей делать? Зачем Уилли дал ей здание заботиться о Гаррете? Он видел их с Гарретом у пруда и наверняка понимает, что они не могут противостоять притяжению друг друга. Неужели это проверка на верность?

Сейчас она понимала Уилли меньше, чем когда-либо. Но Уилли не дурак. Какую бы линию поведения он ни избрал, он делал это с определенной целью. Нужно быть осторожной, столько от нее зависит, сумеет ли она выяснить истинные намерения Уилли касательно Гаррета, ее самой и бедной леди Ребекки.

Размышляя об этом, она спешила по заросшей тропинке, которая вела от Дебюсси-Мэнора к главной дороге. Она шла прямо-таки непозволительно. Где же в последние дни пропадает Берти? Она не видела его, что довольно странно, если он не спал и не работал, то непременно отирался у очага в кухне Дебюсси-Мэнора и «грел старые косяки».

Кейт взглянула на небо. Если поспешить, то она успеет сделать крюк и заскочить к нему домой. Нужно проверить, все с ним в порядке, и напомнить постричь дорожку.

Она пошла быстрым шагом по тропинке, ведущей к дому, выстроенному в том же самом тюдоровском стиле, что Дебюсси-Мэнор: белые стены, деревянные балки. За домиком, за рядом деревьев, в ложбинке бежал крохотный ручеек, вытекал из пруда, вырытого за особняком при предыдущем маркизе. Некогда этот пруд считался жемчужиной поместья, однако после смерти леди Дебюсси за ним перестали ухаживать, и теперь поросшие мхом берега обрамляли вонючую и грязную воду.

На подходе к домику Кейт услышала негромкий звук, похожий на тихий скулеж, словно внутри было заперто раненое животное.

Кейт замедлила шаг. В груди у нее все сжалось от страха. Она сглотнула и заставила себя подойти еще ближе. Надо было бы окликнуть Берти, но не хватало сил. Что, если он заболел? Может, у него случился удар и теперь он страдает?

Тропинка вела к торцу дома, и Кейт решила сначала заглянуть в окно. С глухо бьющимся сердцем она приникла к чистому пятнышку на замызганном стекле.

Глаза не сразу привыкли к полумраку, царившему внутри. А потом она инстинктивно закусила кулак, но отвести взгляд не смогла.

Внутри она увидела Уилли с женщиной. Оба были совершенно нагие. Кейт не сразу поняла, что происходит. Уилли стоял спиной к окну, женщина – на кровати на четвереньках, и он вторгался в нее сзади, держа за бедра. Оба издавали глубокие гортанные звуки удовольствия.

И это была не леди Ребекка – пышная, с округлыми формами, совсем не похожая на стройную леди Ребекку. Светлые локоны кольцами ниспадали на спину, ничуть не напоминая темные прямые волосы леди Ребекки.

Уилли бормотал грязные, оскорбительные слова, и женщине, похоже, это нравилось, потому что она отвечала с каким-то необычным акцентом «Да!» и «Давай еще, Уильям».

Пока Кейт, застыв от ужаса, наблюдала эту сцену, Уилли намотал на кулак волосы партнерши и оттянул ее голову назад так, что Кейт увидела ее профиль. Женщина начала извиваться от похоти и кричать:

– Да, да! Еще, сильнее!

Кейт с трудом оторвалась от этого дикого зрелища, заставила себя отвернуться и пойти прочь. Первые пару миль пути единственное, что она чувствовала, – это всепоглощающее сочувствие к леди Ребекке и злость к брату.

Она никогда не знала Уилли. Никогда. После возвращения в Кенилуорт он был так добр к ней. Так спокоен и заботлив. Но неужели он внутри был злым? Возможно ли, что война и смерть Уоррена превратили его в чудовище?

Господи Боже, как может один человек – тем более такой несовершенный, как Кейт, – так строго судить другого?! Не судите, да не судимы будете…

Она не вправе этого делать. И значит, делать не будет.

Но есть еще Гаррет, прикованный к стене в подземелье, которого ее брат намерен покарать за преступление, которого тот – она уверена! – не совершал. И Гаррет тоже, в свою очередь, хочет убить Уилли за то, что тот принудил его семь лет жить в нищете в Бельгии и едва не убил его бедную жену.

И есть еще леди Ребекка, которую Уилли соблазнил и обманом заставил бежать с ним и которая чахнет без любви Уилли, в то время как он совокупляется с другой женщиной в домике Берти.

Как ей поступить, чтобы не предать свою семью? Чтобы не принести горе никому из родных? Что в такой ситуации по-настоящему правильно? И даже если она разберется, какой из путей правильный, разве сумеет она им пройти и не напортачить? Разве можно ей доверить судьбы стольких человек?

К тому времени как Кейт дошла до города, она пришла к нескольким заключениям, и решимость ее стала твердой, как мрамор.

В первую очередь надо подумать о Реджи. Он нуждается в ней, и она скорее умрет, чем причинит ему вред. Во-вторых, она не может позволить, чтобы пострадали Гаррет и леди Ребекка, потому что они оба ни в чем не виноваты. В-третьих, мать ни в коем случае не должна узнать о ее плотских отношениях с Гарретом. Это разрушит даже ту малую толику любви, которую она к ней питает, и разобьет их семью. И в-четвертых, она, Кейт, должна завоевать доверие Уилли, потому что неизвестно, на что он способен, и лучше его не гневить.

Есть способ, как разрешить сложившуюся ситуацию и не повредить никому, как уберечь ее семью от горя и бедствий и при этом спасти Гаррета и леди Ребекку.

К вечеру Кейт написала и втайне от всех отослала письмо герцогу Колтону, от имени леди Ребекки прося его содействия. Возможно, герцог сумеет помочь.

Глава 7

Кейт положила себе еще тушеной баранины из большого котла, стоявшего на огне. Она только что вернулась от Гаррета. Они заговорились, а потом Джон открыл дверь и объявил, что уходит спать и что Кейт тоже надо идти, потому что Уилли не хочет, чтобы она находилась в подземелье, когда никто из стражников не сможет ее защитить. Она пробыла в подземелье почти час, мать и Реджи ждали ее, поэтому она с сожалением потащилась наверх.

Ей казалось довольно странным, что при том, что мать приводила в ужас мысль о том, что Кейт повстречалась с Гарретом на лесной дороге, она ничуть не беспокоилась о том, что ее дочь засиживается с ним в подземелье. Интересно, как ей это преподнес Уилли? А может, он и вовсе с ней не разговаривал на эту тему? Может, мать думала, что все, что случится с ее дочерью в стенах Дебюсси-Мэнора, совершенно не имеет значения? Дом-то все-таки не лесная дорога.

Держа в руках суповую тарелку, Кейт повернулась к матери, сидевшей в кресле у очага:

– Мам, а где Берти?

Мать не подняла глаз от книги, лежавшей у нее на коленях.

– Уильям отослал его к семье в Бирмингем.

Как удобно, подумала Кейт. Она поставила суп на стол, отодвинула длинную лавку и развернула салфетку. Теперь домик Берти в полном распоряжении Уилли, и он сможет кувыркаться там с пышнотелой блондинкой, сколько захочет.

– А зачем ему понадобилось в Бирмингем? Кто будет присматривать за садом, пока его нет?

Мать пожала плечами:

– Уильям сказал, что это уже не важно.

– Но…

Мать вскинула руку:

– Помолчи, Кэтрин. – Она нахмурилась. – Когда ты начнешь рассуждать здраво? Внизу, в подвале, находится опасный преступник, и, естественно, Уильям не хочет, чтобы кто– то еще, помимо членов семьи и его людей, оказался замешан в этом деле.

Кейт бросила взгляд на Реджи, который сидел рядом перед своей тарелкой. Он никогда не вмешивался в их перепалки, и Кейт его ни капельки за это не винила.

– Но, мама, это же Берти…

Старый смотритель – абсолютно безопасное создание. Мать ударила по подлокотнику кресла.

– Не будь дурой. Почему ты все время споришь, даже когда все делается исключительно для твоего блага? Ради твоего доброго имени!

– Прости, мама.

– Он, как всегда, в первую очередь заботится о тебе, Кэтрин, как когда-то заботился Уоррен.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты помнишь того ужасного мальчишку? Как, бишь, его звали? Питер?

Кейт моргнула. Имя Питера не произносили в Дебюсси-Мэноре больше восьми лет. Ей тогда было четырнадцать, а Питер, которому было шестнадцать, положил на нее глаз. Он немного напугал ее, потому что взялся преследовать с огромным упорством. Каждый день он поджидал ее у кухни Дебюсси-Мэнора, следовал за ней по пятам, а однажды затащил за дерево и слюняво поцеловал в губы, отчего она потом много дней чувствовала себя грязной.

Питер пошел к ее братьям, чтобы испросить разрешения ухаживать за ней официально, но те, прознав, что он внебрачный сын купца-угольщика, отказали ему и велели больше никогда к Кейт не приближаться. С тех пор Питер больше не досаждал ей, а через несколько месяцев поступил на службу в армию – и не вернулся с Ватерлоо.

– Да, мама, – тихо ответила она. – Я помню Питера.

– Твой брат и теперь защищает тебя, в точности как сделал это тогда. Ему очень важна семья.

Кейт не сомневалась, что Уилли и впрямь считает Гаррета злодеем, поэтому не винила его за то, что он пытается ее от него уберечь. Но Уилли – изменник, прелюбодей. Если уж семья для него так много значит, то зачем он обманывает молодую жену?

Покусывая губы в нерешительности, Кейт смотрела на Реджи.

Джон ушел: он проводил ее наверх после того, когда она относила Гаррету ужин. Дождавшись, когда он покинет дом, Кейт перенесла Реджи вниз, в спальню, и подготовила брата ко сну. После пяти басен он все еще не спал, поэтому она спела ему колыбельную, поглаживая по спинке через тонкую ночную рубашку.

В конце концов, Реджи все-таки заснул, и Кейт расчесала волосы, глядя на то, как трудно он дышит. Она не знала, помогает ли ему вообще микстура, которую прописал доктор. Лучше ему не становилось, но ведь симптомы болезни могли проявиться от тысячи вещей: зима на носу, а Реджи всегда делалось хуже, когда устанавливалась сухая и холодная погода.

Даже глядя на брата, она явственно ощущала ту прочную золотистую нить, которая соединяла ее с Гарретом.

Глупо испытывать к нему такие сильные чувства. Кейт раньше никогда не считала себя глупой. Она всегда была благоразумной девушкой. Так почему с Гарретом все благоразумие, которым она так гордилась, исчезает?

В присутствии Гаррета она забывала обо всем на свете. Отдавалась на волю чувств. Отбрасывала все ограничения. Осознание этого должно было бы напугать ее до полусмерти. Вместо этого у нее возник порыв пойти к нему.

Каково это будет – забыться в его объятиях?

Она подумала, что это, наверное, наслаждение, какого она никогда не испытывала. Самый восхитительный опыт в ее жизни.

Она всегда это чувствовала, с самого начала, с того момента, как наблюдала за ним у пруда, а он и не подозревал об этом. Где-то в глубине души она твердо знала, что вот этот самый человек, один-единственный на свете, может стать для у нее целым миром.

Что же такого особенного есть в Гаррете Лонгмайре? Совершенная красота и шрамы, которые напоминают, что он всего-навсего человек, а не божество. И еще его благородство, его самообладание, которое он проявил, когда она так смело предложила себя ему, а он явно ее хотел. Или то, что он не требует ее помощи для организации побега?

Несмотря на недоверие, которое она теперь питает к старшему брату, у нее все же есть обязательства перед семьей и даже перед леди Ребеккой. Эти обязательства она тащила на плечах, как тяжелые мешки зерна, и никогда бы их не бросила.

Гаррет открыто сказал ей, что ничего серьезного и продолжительного между ними быть не может, он посоветовал ей найти человека, который сумеет позаботиться о ней так, как он сам не в состоянии.

По правде говоря, он ничего ей не предлагал. Так почему же она чувствует себя так, словно он уже дал ей все?

Как быстро она привязалась к этому человеку. Сколь многое поставлено на карту. Ее родной брат жаждет повесить его, а он, в свою очередь, хочет убить ее брата.

Кейт действительно понимала острую потребность Уилли в отмщении. Она росла рядом с ним и Уорреном, видела их вместе, завидовала крепости их уз.

В раннем детстве, в те времена, когда Кейт еще ничего не знала об индивидуальности, она видела Уилли и Уоррена как нити одного целого.

Возможно, в этом ее детском видении и кроется частица мудрости? Может, Уоррен забрал с собой половину души своего близнеца? Вдруг именно смерть Уоррена навсегда лишила Уилли тех черт, которые он демонстрировал людям, которыми на деле не обладал: честности, чувствительности, здравого смысла? Способности любить? Не сошел ли Уилли с ума после смерти брата?

Кейт крепко зажмурилась, отгоняя эту мысль.

Вне зависимости от того, в здравом он уме или нет, Уилли пойдет на что угодно, лишь бы отомстить за Уоррена. Кейт прекрасно это понимала и меньшего от Уилли не ждала.

Она уронила расческу на колени. Пока она шла домой, в голове ее созрел некий план, однако она все еще колебалась. Слова, сказанные Уилли вчера вечером, никак не шли у нее из головы. «Не имеет значения, что он будет говорить или делать: всегда помни правду».

Кто же это будет: ее семья или Гаррет? Кому она поверит? Как вообще возможно сделать выбор в такой ситуации?

Если она воплотит свой замысел в жизнь, будет ли это предательством семьи?

Конечно же, да. Это будет ужасное, извращенное предательство, и если мама и Уилли узнают правду, они возненавидят ее навсегда.

Кейт порывисто встала, чтобы положить расческу на место – на столик у изножья кровати. Она наклонилась и поцеловала Реджи в щеку.

Вина давила на плечи и сковывала ноги. Возможно, она потом возненавидит себя за то, что собирается сделать, но решение уже принято. Она обманет родных ради человека, которого знает всего несколько дней. Ради человека, чью фамилию она впервые услышала только вчера, чье происхождение для нее загадка, чье прошлое так же грязно, как проселочная дорога в Кенилуорт.

Она предаст семью ради мужчины, которого умоляла, чтобы он овладел ею.

Слезы подступали к глазам, когда она оставила Реджи. Однако, выйдя из комнаты, она не повернула в подземелье, а пошла в противоположном направлении. С трудом переставляя ноги, она поднялась по лестнице на первый этаж и через зал для слуг попала в общий коридор. У главной лестницы она остановилась и осмотрелась кругом.

Перед ней темнела лестница красного дерева. Кейт, бесшумно ступая босыми ногами, поднялась по ней и повернула сначала в один коридор, потом в другой. На полпути по заднему коридору дома она замерла перед одной из дверей. Потом повернула ручку и вошла.

В помещении царила темнота, но Кейт жила в этом доме сколько себя помнила и всегда была любознательна, так что прекрасно изучила каждый уголок Дебюсси-Мэнора. Поэтому если бы кто-то даже в кромешной тьме велел ей повертеться на месте сто раз, а потом отвел бы в любую комнату, она за считанные секунды, опираясь только на осязание и обоняние, точно определила бы, где находится. В оружейной темнота не была кромешной. Сквозь занавешенные окна в задней части длинной узкой комнаты просачивался тусклый свет ущербной луны.

Стены были увешаны дубовыми шкафчиками. Слева – пистолеты, мечи и кинжалы, справа – старинное оружие и орудия пыток, извлеченные из подземелий и любовно выставленные на обозрение ее братьями и маркизом. Сквозь стеклянные дверцы просачивался запах оружейной смазки, Кейт прошла мимо витрин к гобелену, висевшему на дальней стене между окон. Тьма скрывала подробности изображения на гобелене, но Кейт и так прекрасно помнила, что там изображена кровавая битва далекого прошлого.

Она просунула руку под старую шерстяную ткань и нащупала связку ключей. Они негромко звякнули. Кейт сняла ключи с гвоздя и подошла к окну, чтобы в неверном лунном свете выбрать нужный ключ.

Впервые она попала в оружейную лет в восемь. В тот день она обнаружила тут братьев, но они спрятали то, с чем играли, и велели ей уходить: мол, это не место для девчонок. Их слова скорее воодушевили ее, нежели отпугнули, и той же ночью она вернулась сюда и обследовала каждый дюйм. Она отыскала ключи и подобрала к каждому шкафчику подходящий. Открывая по очереди витрины, она с благоговением касалась оружия и инструментов, – сколько же боли и разрушения они причинили за долгое время своего существования!

Кейт помнила, какой ключ ей нужен: самый крохотный в связке открывал витрину с миниатюрным оружием: там хранились маленькие пистоли и кинжалы. Полагаясь больше на осязание, чем на зрение, Кейт открыла стеклянную дверцу. В ноздри ей ударил застоявшийся запах разъедаемого временем металла. На ощупь она нашла маленький пистолет, пороховницу и мешочек пуль. Сунув находки в карман, она закрыла витрину, повесила ключи на место и вернулась вниз.

Кейт заглянула к Реджи, удостоверилась, что он все еще спит, и пошла в другой конец коридора – к подземелью.

На цыпочках она прошла мимо двух стульев, принесенных сюда из гостиной, и остановилась перед последней дверью. Она отодвинула блестящий засов и открыла дверь.

Раньше, вместе с ужином, она принесла Гаррету свежее заправленный светильник, и теперь комнату заливал яркий желтый свет. Гаррет лежал на спине и смотрел в потолок, закинув руки за голову. Волосы у него были влажные: наверное, умылся той водой, которую она принесла сегодня. Увидев ее, он неуклюже встал. Джентльмен, даже в цепях.

До того как Кейт повстречалась с Гарретом, ни один мужчина не вставал при ее появлении.

– Я надеялся, ты не вернешься, – сказал он грубо.

Она вытащила из кармана пистолет и протянула ему. Гаррет прищурился.

– Только с одним условием, – прошептала Кейт.

Он встретился с ней взглядом и удивленно приподнял бровь.

– Если ты будешь использовать его исключительно для защиты от моего брата. Если придется защищаться, рань его и беги прочь. Обещай, что не станешь убивать Уилли. Прошу тебя.

Гаррет поджал губы:

– Ты не должна этого делать, Кейт.

Она покачала головой: глупый мужчина. Ну конечно же, должна.

Он сделал шаг к ней, потом другой. Цепь лязгнула по полу. Он вынул пистолет из ее руки, положил его на пол рядом с койкой и заключил Кейт в объятия.

Успокоение. Полное принятие. Кейт закрыла глаза и прижалась к нему, хрипло и часто дыша.

Он гладил ее по спине большими ладонями, запускал руки в ее распущенные волосы и прижимал к себе крепко-крепко. Здесь, в его объятиях, было самое безопасное место на земле.

Кейт задрожала. Эта дрожь зародилась где-то внутри и постепенно распространялась по рукам и ногам.

– Ш-ш… – Он нежно гладил ее. – Прекрасная Кейт, нежная, честная Кейт…

– Не… честная, – поперхнулась она.

Так тепло. Его тело – такое твердое, настоящее – совсем рядом. Крепость его мышц завораживала ее – он тысячу раз мог использовать эту силу, чтобы причинить ей боль, но у него этого и в мыслях не было. Она знала это сейчас и в глубине души знала еще тогда, когда впервые увидела его у пруда.

Она хотела его.

Кейт задрожала еще сильнее. Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Чувствовала себя красивой, цельной. Ей было тепло. И она жаждала большего, гораздо большего.

Он планировал убить ее брата, и все равно она хотела его. Она действовала порывисто, нахально и предательски, но это не имело никакого значения. Она отчаянно желала его. Жаждала отдать ему все и взять от него все взамен.

Это было страстное стремление, неодолимая, болезненная, тягучая потребность, не сравнимая ни с чем, что она испытывала прежде.

Они не могут быть вместе. Он ясно дал ей это понять. Как бы сильно она ему ни нравилась, он никогда не назовет ее своей женой. Никаких свадеб. Никаких «навсегда».

– Пожалуйста, – прошептала она в мягкий лен его рубашки.

Они оба знали, о чем она просит, и руки его замерли у нее на пояснице.

– Давай займемся любовью, Гаррет. – «Потому что ты мне нужен. Я хочу почувствовать себя в безопасности. Хочу ощутить цельность». – Только сегодня. А потом…

– А потом? – хрипло спросил он.

– Я найду способ тебя освободить. Украду ключ у Уилли и освобожу тебя. Я хочу, чтобы ты был свободен.

– Кейт.

– Я хочу, чтобы ты жил, Гаррет. Чтобы ты был цел, и невредим, и счастлив. Я понимаю, что между нами ничего быть не может. Знаю, что о большем просить не могу. Но сегодня я тебя хочу.

По телу его прошла сильная дрожь.

– Ты не понимаешь…

– Понимаю.

– Нет, моя невинная Кейт. Не понимаешь.

Стиснув зубы, Кейт схватила обеими руками его рубашку и потянула вверх.

– Да? Не понимаю?

Она положила ладони на его горячую голую спину. Какая она твердая, какая гладкая…

Кейт всхлипнула от восторга, наслаждаясь ощущением. Ее руки двинулись вокруг его пояса. Она вытянула рубашку из брюк, запустила руки под нее и принялась исследовать его тело. Коснулась шрама на поясе, твердых мышц пресса, груди.

Он стоял, не шелохнувшись, обхватив ее руками, и позволял ей делать с собой все, что захочется. Когда она провела ладонями по его соскам, он тихо застонал.

Кейт застыла. Осознав, что разглядывает его грудь, она встретилась с ним взглядом. Его голубые глаза затуманились, и по ее телу прошла волна тепла.

Его руки дрогнули. Кейт опустила глаза. Мышцы его вздулись – он силился разорвать цепь, сковавшую запястья.

– Я так хочу тебя коснуться, Кейт. Невозможность это сделать убивает меня.

– Это я хочу касаться тебя.

У него на скулах заходили желваки.

– Это неправильно.

Она посмотрела ему в глаза:

– Неправильно что? Что ты в цепях? Что мой брат хочет твоей смерти, а ты – его? Или то, что я хочу тебя трогать, а ты хочешь трогать меня? Что именно неправильно?

– Неправильно то, что я не могу трогать тебя так, как мне бы того хотелось. Что не могу доставить того удовольствия…

– Сам факт твоего существования доставляет мне удовольствие.

– Неправильно, что мы сейчас не в моей постели, – тихо продолжил он, – что мы не свободны любить друг друга так, как хотелось бы. Неправильно, что я не могу любить тебя всю ночь на мягкой перине, под теплым одеялом, и что мы не сможем заснуть в теплых объятиях друг друга, когда все закончится.

– Мы не выбираем, где нам быть сегодня или завтра, но сейчас – может быть, только сейчас и никогда больше – я в открытую предлагаю себя тебе. Без всяких обязательств.

– Ты уверена, Кейт? Есть много такого, чего ты не знаешь, не понимаешь пока…

– Я знаю достаточно.

– Ты не знаешь, кто я такой.