Текст книги "Герцог и служанка"
Автор книги: Дженнифер Хеймор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Глава 13
Гаррет бродил по Колтон-Хаусу. Уже пробило три часа ночи, а он все еще не спал. Он просто не мог заснуть в этих стенах. После нескольких бессонных, наполненных кошмарами месяцев, что Гаррет провел в Лондоне по возвращении из Бельгии, жизнь на свежем воздухе, под открытым небом, действительно успокаивала его. А теперь он уже неделю как живет под крышей родного дома – и категорически не мог спать. По ночам он бродил по дому и предавался воспоминаниям.
Гаррет поднялся по центральной лестнице, перешагивая через две ступеньки за раз и глядя на потолок. Белая лепнина с розетками, расписанная лесной зеленью штукатурка – и голенький розовощекий купидон, который целится в сердце каждого, кто поднимается по лестнице.
Когда он уезжал на войну, этой фрески еще не было. Впрочем, в доме за годы его отсутствия мало что изменилось. Во многом дом оставался таким же, каким Гаррет его помнил, и возвращение разбудило в нем множество живейших воспоминаний. Он в подробностях вспомнил детство, особенно годы, после смерти от лихорадки родителей Тристана, когда тот приехал жить в Колтон-Хаус. Гаррету было тогда восемь, Тристану, его двоюродному брату, – пять.
Самые яркие события его юности происходили здесь, в этом доме. После того как мать умерла в родах, разродившись мертвой девочкой, Гаррет стал замкнутым, серьезным ребенком. От отца ждать любви не приходилось. Тетя Бертрис переехала жить к ним, но материнские чувства были ей не знакомы, и она понятия не имела, как общаться с хмурым задумчивым мальчиком, в которого превратился Гаррет.
Гаррет ступил на лестничную площадку.
Сколько всего произошло в этом тихом доме, в этих темных коридорах! Сколько воспоминаний можно пережить еще раз!
Когда приехал Тристан, также подавленный смертью родителей, что-то проскочило между ними – какая-то волшебная искра. Она вернула дыхание жизни этому дому. Гаррет и Тристан друг в друге обрели любовь и поддержку, которых не получали от взрослых.
А потом они познакомились с Софи. Поначалу они видели ее только в церкви по воскресеньям, но потом тетя Бертрис сдружилась с ее матерью, и они стали встречаться чаще. Она жила в двух милях от Колтон-Хауса, и ее родители, любящая пара, не запрещали ей бегать по округе с Гарретом и Тристаном. Несомненно, они надеялись, что когда-нибудь Софи выйдет замуж за одного из них. И вряд ли предвидели то, что она выйдет за обоих, усмехнулся про себя Гаррет.
В детстве Гаррет, Тристан и Софи провели много счастливых дней в Колтон-Хаусе, особенное раздолье им было весной и летом, когда отец Гаррета и тетя Бертрис отправлялись в Лондон и только слуги пытались урезонить детвору.
Проходя мимо двери в комнату Ребекки, Гаррет замедлил шаг. Его сводная сестра родилась гораздо позже, когда он учился в Итоне, и разница в возрасте вместе с расстоянием помешали им сблизиться. Однако по какой-то неведомой ему причине она питала к нему сильнейшую сестринскую привязанность – той ночью в Дебюсси-Мэноре Ребекка это доказала.
Он винил в ее страданиях себя. Она была так юна, так наивна, а он – слишком сосредоточен на себе и Софи, и потому не уберег ее.
Ему многое нужно исправить. Он хотел сблизиться с ней, защитить ее, заботиться о ней столько, сколько потребуется.
Дальше по коридору располагалась дверь в кремовую комнату. Там спала Кейт. Гаррет остановился у двери и прижал ладонь к крашеному дереву. Внутри стояла тишина.
Кейт. Что-то в груди притягивало его к ней.
За последние несколько дней она очень изменилась, стала непроницаемой, вежливой. Но закрытой, как слуги, которые все время после возвращения из Бельгии смущали его. Она так отличалась от той девушки, которую он встретил у пруда. Девушки, которая думала, что он явился прямиком с Олимпа.
Он скучал по ней.
И все же она поступала правильно, отталкивая его. Слишком многое стояло между ними, а он ничего не мог ей предложить.
Нет, это ложь. Он мог предложить ей кое-что – себя самого. И плевать он хотел на то, что он герцог, а она дочка домоправительницы. Впрочем, у нее на этот счет имелось другое мнение. Своей отстраненностью она показывала, что пропасть между их социальными статусами слишком широка для нее – не перешагнуть.
Ему нужно каким-то образом выстроить мост через эту пропасть. Он ненавидел эту странную разлуку с ней. Она выпивала соки из какой-то его части, из той самой, которую сама же и вернула к жизни в Кенилуорте. Он хотел заполучить эту драгоценность обратно.
В этот самый момент за его спиной отворилась дверь кремовой комнаты, и Гаррет отпрянул в сторону, словно обжегшись. В проеме двери появилась Ребекка, одетая в одну только ночную рубашку, специально переделанную так, чтобы ее удобно было носить с перевязью. Надевать халат в ее положении было бы слишком мучительно и неудобно.
Последние дни Ребекка провела, одурманенная болью и опиумной настойкой, но рука ее заживала прекрасно. После того как четыре дня назад доктор наложил шину ей на руку, она быстро пошла на поправку.
– Гаррет? – Бекки замерла на пороге, удивленно приподняв темные брови.
– Мне не спится, – тихо пояснил он, не желая разбудить Кейт и Реджинальда.
И хоть ему и хотелось повернуться и покинуть «место происшествия», он не двигался. Ведь это было бы бегством, а его сестре между тем, может быть, что-то нужно.
– Тебе чего-нибудь принести? Боль не дает спать? Почему ты не позвала горничную?
– Я просто… предпочитаю быть одна. Я собиралась в библиотеку. – Она улыбнулась. – Я дочитала книгу, и мне нужна новая. У меня совсем режим сбился, – неловко пояснила она, отводя глаза. – Весь день сплю, а ночью читаю.
– Наверное, это из-за опиума.
Она задумалась.
– А может, я просто с трудом привыкаю… – Она посмотрела ему в глаза. – К дому и к тому, что я одна.
– Конечно. Я понимаю.
– В любом случае днем болит сильнее. – Она указана на свою руку. – Мне тогда нужен опиум.
Она выглядела очень рассудительной, и глаза ее прояснились, серебристая поволока туманящей мозг боли ушла.
– Ты уверена, что все в порядке?
Она кивнула.
– Тогда я тебя оставлю. Ты знаешь, где меня искать, если тебе что-то понадобится.
Ребекка покосилась на дверь в комнату Кейт.
– У меня в спальне, – с нажимом сказал он.
– Разумеется, Гаррет. У тебя в спальне, где же еще? – Ребекка бросила на него невинный взгляд.
– Едут, ваша светлость!
Гаррет вскочил. Сердце громко стучало в груди. Его дочь здесь! Он не видел ее два месяца.
– Далеко?
– Они уже на подъездной дорожке, сэр, – ответил лакей.
Гаррет прошел мимо лакея и вышел в просторную переднюю с позолотой на лепнине и мебелью в восточном стиле. Он отворил парадные двери как раз в тот момент, когда карета остановилась у крыльца. Перепрыгивая через две ступеньки, он сбежал вниз. Дверь кареты распахнулась, и дочка бросилась ему на шею:
– Папа!
Он поцеловал ее в светлую макушку.
– Миранда, дорогая моя!
Малышка крепко обняла его.
– Я так по тебе соскучилась, папочка! – Она взглянула на него огромными голубыми глазами. – Дорога была ужасная, все время шел дождь, а сегодня светит солнышко – это потому, что мир счастлив и я вместе с ним.
– И я тоже очень счастлив. Очень.
Как обычно, в присутствии дочери на него снизошло удивительное спокойствие. Он был очень рад, что Софи отпустила ее на несколько месяцев пожить у него. А на Рождество Софи и Тристан приедут сами.
Лакей помог мисс Далворти, гувернантке Миранды, и ее служанке выйти из кареты. Обе женщины сделали реверанс и поздоровались с Гарретом.
Порыв холодного ветра взъерошил ему волосы, Миранда задрожала. Гаррет взял ее за руку и повел вверх по лестнице. Ему не терпелось познакомить ее с гостями. Он не сомневался, что на Реджинальда близость Миранды подействует так же целительно, как и на него самого.
– Пойдем, Миранда, я хочу тебя кое с кем познакомить, – сказал он, подводя ее к двери.
Дверь в спальню Бекки отворилась. Кейт подумала, что это Реджи вернулся из детской с новой книжкой, но она ошиблась: пришла тетя Бертрис.
Кейт застыла. Зашуршали страницы: Бекки закрыла книгу, которую читала Кейт вслух, – «Права человека» Томаса Пейна, – и отложила ее в сторону.
Бекки заверила Кейт, что тетя Бертрис одинаково бесцеремонно ведет себя со всеми, но даже теперь, по прошествии нескольких дней, Кейт все еще было не по себе под холодным взглядом пожилой леди.
Хуже того, эта женщина, казалось, видит Кейт насквозь, знает все ее секреты. Она уставилась на Кейт, которая встала с розового кресла. Кейт дали поносить зеленое платье, и ткань его зашуршала сейчас. Кейт сосредоточенно разгладила юбки. Это платье она надевала каждый день, и хотя оно было слишком широким в талии, ничего другого, что подходило бы ей более-менее прилично, во всем доме не нашлось. Старое коричневое платье ее погибло, залитое кровью. Бекки хотела одолжить Кейт что-нибудь из своего гардероба, однако все платья были ей коротковаты. Слава Богу, у одной из горничных нашлось платье, которое не открывало лодыжки Кейт. Она сделала реверанс:
– Добрый день, леди Бертрис.
Пожилая леди склонила голову набок и обратилась к Бекки:
– Как твоя рука, Ребекка?
– Лучше. – Бекки посмотрела на руку с наложенной шиной, которую поддерживали несколько пышных подушек. – Доктор сказал, что я сегодня могу поужинать вместе со всеми, если буду беречь руку.
– Прекрасно. – Леди Бертрис властным жестом указала на тяжелое деревянное кресло, обтянутое розовым бархатом. Служанка, следовавшая за ней по пятам, поспешила передвинуть кресло к кровати Бекки. Но кресло было большое и тяжелое, а девушка – маленькая и хрупкая, и как она ни пыталась, ей не удавалось сдвинуть его с места.
Кейт поймала себя на том, что кусает губы, и тут же прекратила это занятие. Как поступить? Девушке одной не справиться, но леди Бертрис ей помогать точно не станет. И Бекки, даже будь она здоровой, не стала бы помогать тоже.
Остается Кейт. Однако Бекки наверняка подумает, что двигать кресла – это ниже ее достоинства, а леди Бертрис получит еще один повод смотреть на Кейт свысока.
Кейт вздохнула. Девушке нужна помощь, и она не станет просто сидеть и безучастно смотреть, как бедняжка надрывается и с каждой секундой ставит себя в более и более неудобное положение. Грубо и даже жестоко было бы не помочь ей.
Кейт встала и, чувствуя на себе взгляды Бекки и тети Бертрис, пересекла комнату.
– Постой, я тебе помогу.
– Спасибо, мисс, – пискнула служанка.
Вместе они сумели-таки передвинуть кресло поближе к кровати Бекки. Однако в комнате было жарко натоплено – как велел доктор, – и от физических усилий на лбу Кейт выступили бисеринки пота. Она хотела потихоньку стереть их тыльной стороной ладони, но тут же встретилась взглядом с леди Бертрис. Та смотрела непроницаемо-холодно.
Служанка испарилась, и леди Бертрис, сопровождаемая шорохом пышных юбок, погрузилась в кресло.
Кейт молча обошла вокруг кровати, взяла вязанье и уселась с противоположной стороны. Она прекрасно знала, о чем они думают. Странно и неприемлемо помогать служанке. А вспотеть в процессе – вообще недопустимо!
Ну что ж, она уже говорила Бекки, что леди из нее не получится. Может, теперь та наконец поверит.
Внезапно у Кейт защипало в глазах от чувств. Если бы она только могла стать леди, ради матери, ради Бекки. Но сильнее всего она хотела этого, чтобы составить конкуренцию прекрасной Софи. Была бы она тогда достойна Гаррета?
Кейт отогнала эту мысль и продолжила вязать чулок для Реджи. Зачем напрасно себя мучить?
Она так скучала по Гаррету. Быть так близко к нему и не иметь возможности выразить свои истинные чувства – это пытка, которая сводит с ума.
Леди Бертрис перевела взгляд с нее на Бекки.
– Сегодня мы получили несколько писем из Лондона, Ребекка.
Бекки тихо застонала:
– Я бы предпочла не знать, что в них написано. – Почему же?
Бекки покраснела и посмотрела на Кейт. Та улыбнулась, желая ей стойкости. Ясно же, что никто из родственников Бекки не станет писать ей грубостей.
Служанка как по мановению волшебной палочки снова появилась подле леди Бертрис. На этот раз в руках у нее был серебряный поднос, заваленный письмами.
Бекки в тревоге взирала на внушительную груду.
– От кого они?
– От всех. – Леди Бертрис подняла царственную руку и взяла верхнее письмо, развернула его.
– Что ж, неудивительно, что в первые дни после моего возвращения я почти тебя не видела. Ты писала письма в Лондон всем подряд.
Леди Бертрис поджала губы:
– Не всем подряд, только избранным членам семьи и друзьям, которые с нетерпением ждали новостей о тебе и твоем брате. В любом случае, Ребекка, мне незачем было сидеть у твоей постели все эти дни. Ты либо спала, одурманенная опиумом, либо была невменяема от боли.
– Не важно, тетя, потому что ты была мне не нужна. Все эти часы со мной провела Кейт.
Леди Бертрис бросила враждебный взгляд на Кейт:
– Ну, она вполне могла бы заняться и чем-нибудь другим, более полезным.
Бекки взяла Кейт за руку здоровой рукой, и Кейт испытала огромную благодарность за этот простой жест поддержки. Они вдвоем повернулись к тете Бертрис.
– Сомневаюсь. – Бекки еще крепче сжала пальцы Кейт. – Ее присутствие очень меня утешало.
Леди Бертрис пожала плечами:
– Никогда не понимала таких фривольных сантиментов. – Она посмотрела на письмо, что держала на коленях. – Это от графини Харпсфорд.
Бекки негромко застонала.
– Очень хорошо. – Леди Бертрис, не глядя, властным жестом подняла руку, и служанка моментально подала серебряный поднос. Ищущие пальцы леди Бертрис выхватили из вороха следующее письмо. Она поглядела на него. – А вот это от Софи. Я узнаю ее почерк.
У Кейт сердце сжалось при упоминании о бывшей жене Гаррета.
– О Боже, – воскликнула Бекки, – она, должно быть, теперь меня ненавидит!
– Ах, будет тебе! Не ненавидит, – возразила леди Бертрис.
– А ей следовало бы – после всего, что я натворила. Из-за меня она чуть не погибла. Гаррет рассказал, что Уильям стрелял в нее, и она едва не истекла кровью. А все потому, что я не поверила ей, когда она пыталась предостеречь меня от побега.
Кейт сжала пальцы Бекки и попыталась изобразить обнадеживающую улыбку. Ей не следовало винить себя в грехах брата, однако каждый раз, когда заговаривали о его злодеяниях, это ранило ее в самое сердце.
– Я знаю Софи с раннего детства. Уж поверь мне – она не винит тебя в том, что содеял Уильям Фиск. – Леди Бертрис со значением покосилась на Кейт.
– А в том, что я сама сделала?
– Думаю, за свои грехи ты уже расплатилась сполна, – сказала леди Бертрис. – Ты четыре месяцы мучилась замужем за ним, у тебя на глазах брат убил твоего мужа, а потом ты пострадала в этом ужасном инциденте с каретой. Вспомни, Ребекка, мы не католики. Мы не хандрим, придавленные ощущением вины, и не ищем себе искуплений, которые как-то притупили бы это чувство.
– Но что, если мы действительно сожалеем о каких-то поступках, о том, что мы изменили бы, будь у нас такая возможность?
Кейт опустила голову и уставилась на свое вязанье. Второй чулок у Реджи получается уже гораздо длиннее первого. Но что еще ей делать? Надо чем-то занять себя, чтобы не влезть в их разговор. Леди Бертрис явно не хотела, чтобы Кейт открывала рот.
А между тем Кейт была в полушаге от того, чтобы это сделать.
– Слишком поздно, – отрезала леди Бертрис. – Время движется вперед, а не вспять, и тебе следует сделать то же самое.
– Я попробую, тетя, правда. – Бекки вздохнула и кивнула леди Бертрис: – Пожалуйста, прочти письмо Софи.
– Хорошо. – Леди Бертрис водрузила очки на нос и поднесла письмо поближе к глазам, но едва собралась начать, как дверь отворилась. На пороге стоял Реджи. Он замялся и неуверенно посмотрел на леди Бертрис. Радом с ней он чувствовал себя так же неловко, как и Кейт.
Пожилая леди раздраженно вздохнула и взглянула на Ребекку поверх письма:
– Ребекка, скажи мне, обязательно, чтобы этот ребенок топтался тут целый день?
Вопрос, хоть формально и обращенный к Бекки, явно предназначался Кейт.
Бекки пожала здоровым плечом:
– Он предпочитает быть рядом с Кейт. К тому же с тех пор, как приехала Миранда, его здесь почти не видно.
Леди Бертрис устремила на Кейт холодный взгляд:
– Зачем вы держите ребенка взаперти в душной комнате? Почему не даете ему бегать по улице и делать все то, что обычно делают мальчишки?
– Реджи легко простужается и очень быстро устает, – произнесла Кейт. Надо же, какой спокойный у нее голос… – Он не привык быть на улице. – Она перевела взгляд на Реджи, который все еще маячил на пороге. – Реджи, в чем дело?
– Леди Миранда и мисс Далворти пригласили меня поиграть с ними в детской. Можно мне пойти?
Кейт нахмурилась. Он влюбился в юную леди Миранду, только увидел ее. Впрочем, Кейт она нравилась не меньше, Миранда была прелестной девочкой, очень умной и развитой не по годам.
Кейт поняла Реджи с первого взгляда. И все же ей казалось неправильным, что ее брат играет в детской, предназначенной для герцогских детей, с дочерью герцога. Ей не хотелось, чтобы кто-то решил, будто она навязывает им малыша, поэтому она старалась держать его поближе к себе.
И все же она совсем не хотела, чтобы Реджи сейчас находился в спальне Бекки, под пристальным взором леди Бертрис. А Миранда и мисс Далворти будут к нему добры.
– Хорошо, – согласилась Кейт. – Но только веди себя хорошо.
– Да, Кэтти.
– А если станет трудно дышать, сразу же иди ко мне.
– Или пошли за ней служанку, – вставила Бекки.
Реджи перевел взгляд с Кейт на Бекки и серьезно кивнул.
Кейт улыбнулась:
– Ну, иди.
Он умчался прочь, и Кейт еще несколько мгновений смотрела на закрывшуюся дверь. Он стал передвигаться гораздо быстрее, а в лице появилось больше краски. С тех пор как они приехали в Колтон-Хаус, она не видела у него синих губ. Возможно, помогает лекарство, которое выписал ему доктор Барнард, но Кейт склонялась к тому, что воздух Йоркшира оказался для него целительным. А может, Гаррет и его семья подействовали на него таким образом.
Кейт отвернулась от двери с легкой улыбкой на губах.
Леди Бертрис нахмурилась и перевела взгляд с нее на дверь и обратно.
– Родственники Уильяма Фиска. – Она театрально вздохнула. – Есть некоторые вещи в мире, которых мне никогда не понять, но раз Ребекка настаивает…
– Настаиваю, – перебила ее Бекки. – Пойми, тетя Бертрис, Кейт и Реджи совсем не такие, как Уильям.
Леди Бертрис изогнула бровь, и Кейт покраснела.
– Как ты можешь быть уверена? Ты же знаешь, он всех нас одурачил, а тебя в особенности. Ты была юной и наивной, замкнутой…
– Я уже не такая, тетя. Уже нет. А Кейт и Реджинальд теперь члены моей семьи.
Кейт прожигала взглядом свое вязанье. Наверное, она уже пунцового цвета. Бекки и леди Бертрис говорили о ней и Реджи так, словно ее вовсе не было в комнате. Ей следовало бы что-то сказать.
Она медленно перевела взгляд на леди Бертрис:
– Леди Ребекка и его светлость были к нам очень добры, возможно, более, чем мы того заслуживаем…
Леди Бертрис удовлетворенно хмыкнула.
– Но не стоит заблуждаться насчет того, – продолжила Кейт, – что кто-то из нас может причинить вам такую боль, как наш брат. Во всем белом свете вы не сыщете души чище и добрее, чем у Реджи. А что касается меня, – она сделала глубокий вдох и посмотрела леди Бертрис в глаза – серые прищуренные глаза, – я делаю все возможное.
Ей нужно на воздух. Кейт подчеркнуто аккуратно отложила вязанье, встала и разгладила юбки плохо сидящего платья.
– Прошу меня извинить, леди Бертрис. Леди Ребекка. Я хотела бы прогуляться.
Бекки улыбнулась ей, и Кейт с удивлением поняла, что это улыбка гордости.
– Прекрасно, Кейт, – сказала Бекки. – Тогда увидимся, когда прибудет портниха.
Кейт кивнула и напряженно сделала реверанс леди Бертрис.
– Я в огромном долгу перед леди Ребеккой и его светлостью. И я вам обещаю: я жизни не пожалею, чтобы их уберечь.
Закрывая за собой дверь, Кейт услышала, как Бекки негромко сказала:
– Знаешь, она ведь уже это сделала.
Глава 14
Гаррет сидел за столом в библиотеке. Это помещение с темной мебелью красного дерева и красно-коричневыми коврами, наполненное запахом старых книг, очень быстро превратилось в его личное убежище – как кабинет в его лондонском доме.
Несколько часов в день он проводил с дочерью. Они читали вместе. Миранда увлекалась Шекспиром. Сейчас они читали по ролям «Комедию ошибок», Миранда хохотала до слез.
Иногда они гуляли по поместью. Миранда, будучи в высшей степени утонченной юной леди, удивляла его своими познаниями в ботанике, даже самые малоизвестные растения в саду были ей знакомы. Она убедила его съездить с визитом к нескольким соседям. Гаррет понимал, что это не доставит ему особого удовольствия, однако присутствие дочери скрасит напряженные часы.
Он был очень занят. Столько нужно сделать, столько всего проконтролировать.
На его землях в Йоркшире располагалось несколько каменоломен, и там недавно произошла смена руководства. Гаррет, в последние месяцы занятый только возвращением власти, которую невольно отнял у него Тристан, и преследованием Уильяма Фиска, презрел свои обязательства перед каменоломнями и рабочими. Он твердо вознамерился загладить этот промах, но до сих пор никак не мог уделить, этому вопросу достаточно внимания. Его отвлекала даже не Кейт – сама она продолжала его избегать, – а мысли о ней.
Он вытащил из кармана письмо, развернул его и в очередной раз перечитал.
«Его светлости герцогу Колтону.
Простите, что пишу Вам, но при сложившихся обстоятельствах я считаю это необходимым, и мне больше не к кому обратиться.
Я служу у мистера Уильяма Фиска, женатого на Вашей сестре, леди Ребекке. Обстоятельства, сопровождавшие их женитьбу, стали мне известны – хоть и не по вине леди Ребекки. Наверняка Вы сердитесь на нее, Ваша светлость, и правильно делаете, однако она полностью признала свою ошибку и единственное ее желание – это примириться с Вами и другими членами Вашей семьи, хотя с Вами в первую очередь.
Я не уверена, стоит ли писать то, что я намерена сказать Вам дальше, Ваша светлость, но иного выбора у меня нет. Я виновата, я предаю доверие моего нанимателя, но поймите, что единственная моя забота – это моя госпожа и ее благополучие. И, взвешивая это предательство, с одной стороны, и его альтернативу – с другой, я прихожу к выводу, что лучше мне остаться недобросовестной и своевольной служанкой и столкнуться с последствиями этого, нежели просто промолчать и сохранить все в тайне.
Ваша светлость, правда такова, что, несмотря на то что их браку всего несколько месяцев, мистер Фиск ищет развлечений на стороне, а леди Ребекка абсолютно раздавлена, не только тем, что муж потерял к ней интерес, но также и всеобъемлющим чувством вины за то горе, которое она причинила своей семье.
И если у Вас осталось хоть немного теплых чувств к сестре или ее мужу, заклинаю Вас, приезжайте в Кенилуорт и поговорите с обеими сторонами. Я прошу Вас убедить мистера Фиска дать леди Ребекке то уважение и внимание, какого она заслуживает, потому что она очень хрупка и уязвима. Ваша светлость, и я опасаюсь за ее благополучие. На самом деле.
Искренне Ваша, К.Ф.».
Она написала это письмо, еще не зная, кто он такой. Прекрасная, смелая, верная Кейт.
Он скучал по ней. Его тело изнывало без нее.
Гаррет встал, подошел к окну и отодвинул тяжелые занавеси из темного дамаста. Стоял ясный осенний день, пожалуй, даже не по сезону теплый. Дул нежный ветерок, и листва на живой изгороди в задней части сада трепетала.
Созданные знаменитым Капабилити Брауном при жизни деда, сады Колтон-Хауса поражали своими размерами и пышностью. В зависимости от времени года они окрашивались то насыщенно-красным, то зеленым, то коричневым: Южный сад был разбит вокруг восьмиугольной беседки, выстроенной в стиле древнеримского храма. Радиальные дорожки разбегались от этого центра.
Движение в беседке привлекло внимание Гаррета. Это Кейт, сложив руки за спиной, спустилась по ступенькам и пошла по одной из дорожек. Она шла медленно, часто останавливаясь, чтобы осмотреться. На ней не было шляпки, темное пальто заканчивалось аккурат под коленями, и из-под него виднелись бледно-зеленые юбки. Это бледно-зеленое платье она носила с момента их приезда в Колтон-Хаус. Наверное, его дала ей одна из служанок.
Несколько секунд он просто смотрел на нее, а потом развернулся и на ходу сунул письмо в карман жилета. Он жаждал быть рядом с ней и мог сопротивляться этому желанию не больше, чем желанию дышать. Он бегом спустился вниз, и порывисто сунул руки в рукава пальто. Дженкинс, пожилой дворецкий, ни слова не сказал, когда Гаррет выхватил у него из морщинистых рук перчатки и отверг предложенную шляпу. Однако Дженкинс чуть-чуть изогнул бровь – невиданно сильная реакция для дворецкого, известного своей сдержанностью.
Не обращая на него внимания, Гаррет вышел через заднюю дверь, позволив двери хлопнуть за спиной. Через кованую калитку он поспешил в сад.
Когда он ее видел, она гуляла среди хризантем. В этом году они поздно зацвели и окружили гибкую фигуру Кейт целой радугой цветов. Гаррет повернул за угол.
А вот и она. Звук его шагов по гравийной дорожке привлек внимание, и она обернулась. В мгновение ока удивление на ее лице сменилось холодным равнодушием, она снова сделалась непроницаемой.
– Добрый день. – Гаррет заставил себя замедлить шаг, хотя ему страстно хотелось подбежать к ней, заключить в объятия и целовать, целовать, целовать, пока она снова не открылась бы ему, пока ее лицо не стало бы таким же живым и открытым, как в первый вечер у пруда возле замка Кенилуорт.
Кейт поклонилась ему и сделала реверанс:
– Ваша светлость. – Ее глаза метнулись из стороны в сторону: взглядом она искал кого-нибудь еще, может быть, спасителя. Она не хотела оставаться с ним наедине.
Разве мог он винить ее за это? Это его дом, его земля. Она живет под его покровительством. В его руках сосредоточена вся власть, а у нее… По ее мнению, у нее ничего нет. Он лев, а она мышка. Он может потребовать от нее всего, что пожелает, а ей негде будет искать спасения.
Если бы только Кейт знала, какой властью над ним обладает!
– Кейт.
Она не смотрела на него.
– Я просто гуляла, осматривала поместье. Здесь очень красиво.
– Да, – согласился он. – Погуляй со мной.
Это не был вопрос. Слова прозвучали как приказ. Он не дал ей иного выбора, кроме как подчиниться, но не потому, что замышлял что-то дурное. Просто он боялся, что она откажет ему.
– Ваша светлость. – Ее лицо и тон сделались напряженными, и он едва не пожалел о своем приказе. Однако все сомнения развеялись, когда она взяла его под руку.
Его тело ожило, запылало от ее прикосновения с ног до головы. В последний раз он касался ее в экипаже по дороге из Кенилуорта. Кажется, с тех пор минула целая вечность.
Она, нахмурившись, разглядывала высокое веретенообразное дерево слева. Сейчас оно стоит голое, но весной покроется восковыми зелеными листьями и крупными розовыми цветами.
– Это гибрид китайских магнолий, редкий вид. Мой отец контрабандой вывез его из Южной Франции прямо перед Пиренейской войной [2]2
Пиренейская война – война 1804–1814 гг. между Францией с одной стороны и Англией, Португалией и Испанией – с другой.
[Закрыть].
– Правда?
Гаррет усмехнулся:
– Будучи обвиненным в такой контрабанде, он снискал большую славу, и его соперники из кожи вон лезли, чтобы его переплюнуть и украсть еще более редкие и незаконные растительные виды.
Гаррет вспомнил, как отец стоял на коленях перед саженцем и умолял его выжить. Так ласково, так нежно с сыном он не говорил ни разу в жизни.
Темные глаза Кейт пристально наблюдали за ним.
– Вы не одобряете поступок отца?
Он никогда ни с кем не говорил об отце, даже с Софи. Его бывшая жена всегда презирала старого герцога, потому что Тристан рассказывал ей, как жестоко тот наказывал маленького Гаррета за каждую провинность.
Когда Софи призналась, что этот его секрет известен ей, Гаррет страшно разозлился на Тристана. В тот день он поставил ему синяк под глазом, а Тристан, защищаясь, так сильно ударил Гаррета кулаком в живот, что тот два дня не мог есть.
Гаррет смотрел себе под ноги. Они шли дальше.
– Мне не нравится, что люди моего класса тратят столько времени на глупые пари и бессмысленные соревнования. После смерти матери отец как будто помешался на этом. Половину состояния он тратил на женщин и азартные игры.
– Простите, – мягко сказала Кейт и сделала неопределенный жест. – Бекки говорила, что она ваша сводная сестра. Ее мать – одна из этих женщин?
– Да, она была очень молоденькой. Племянница графа. Отец соблазнил ее. – Гаррет прикрыл глаза. Он подозревал в глубине души, что не соблазнил, а гораздо хуже.
Мать Ребекки, юная, нежная, как цветок, женщина, походила скорее на тень, нежели на герцогиню. Гаррет сжал руки в кулаки. Незачем делиться с Кейт своими подозрениями.
– Однажды он пил с друзьями в клубе и похвастался своей победой. Поднялась шумиха, и они вынуждены были пожениться. Четыре года спустя он умер.
– А что случилось с матерью Бекки?
– Она умерла от чахотки вскоре после него. Ребекке только-только исполнилось шесть. Тетя Бертрис взяла на себя заботу о ней.
– А где были вы?
– Я почти не бывал дома, все это происходило не на моих глазах.
Его передернуло. Господи, сколько же всего ему нужно наверстать! В те дни он был молод, влюблен и одержим своей военной карьерой. Он ненавидел все, что касалось Колтон-Хауса и его отца. Он никак не участвовал в воспитании сестры.
– Я был слишком занят войной… и Софи, – признался он, охваченный сожалением.
Он искоса посмотрел на Кейт. Она сглотнула, но ничего сказала и не взглянула на него. После долгой паузы она дернула рукой:
– Кажется, ваш отец не все промотал.
– Да. Пожалуй, проживи он дольше, он бы преуспел на этом поприще, а так… Обжорство и чрезмерные возлияния сделали свое дело, и он умер довольно рано.
Она покачала головой:
– Значит, на вас лежала ответственность восстановить доброе имя и состояние.
– Не очень долго. Пока я жил на континенте, этим занимался Тристан.
– Похоже, он хорошо справлялся.
– Да.
– А теперь это вновь ваша обязанность, – пробормотала она. – Вы этого желаете?
Он огляделся. Позади – царственные греческие колонны Колтон-Хауса, беседка сверкает белизной в лучах полуденного солнца. В свои двадцать с небольшим он был горяч и импульсивен. С тех пор он изменился. Он ощутил любовь к своей земле сильнейшую связь с семьей. Здесь он родился. Это его дом.
– Мой предок выстроил этот дом. Когда я умру, он перейдет к Тристану, потом – к его сыну. Я оставлю его наследие, как гордость Джеймсов.
– Правильно, Джеймс ведь ваша фамилия, – задумчиво проговорила она. – А Уилли называл вас Лонгмайром.
– Он лгал.
– Значит, вы собираетесь все оставить двоюродному брату?
– Да. – Гаррета, по правде сказать, удивляли ее вопросы.
