Текст книги "Герцог и служанка"
Автор книги: Дженнифер Хеймор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Ее рука на его предплечье расслабилась – кажется, она понемногу приходила в себя. Он не желал спугнуть Кейт, даже если ее вопросы временами причиняли ему боль.
– Разве вы не хотите иметь наследника? Своего собственного сына?
Ее вопрос поразил его. Он долго не отвечал, разбираясь в своих мыслях. Он много лет не думал об этом.
– В Бельгии мне не хватало денег, чтобы жениться, не говоря уже о том, чтобы родить сына. А до того… – Пришлось приложить усилие, чтобы вспомнить годы до Ватерлоо. – Будучи самоуверенным юнцом, я твердо считал, что Софи нарожает мне кучу сыновей. Однако, поженившись, мы пришли к выводу, что она бесплодна.
– Но у вас же есть дочь.
– Да, мы зачали ее незадолго до Ватерлоо. Благословение Господне. – Он помолчал. – Жаль, что первые семь лет ее жизни прошли без меня.
– Это долго. Печально прожить столько времени, не зная, что у тебя есть ребенок.
– Да.
– Значит, вы давно смирились с тем, что сыновей у вас не будет?
Он посмотрел на нее:
– Да, наверное, так.
Кейт вздохнула:
– Я тоже с этим смирилась.
– Что вы имеете в виду?
– Что у меня не будет сыновей и вообще детей.
– Разве ты не хочешь стать матерью?
Из нее бы вышла прекрасная мать. Она рождена, чтобы быть матерью.
– Нет. – Ее лицо застыло. – Жизнь ребенка очень трудна, полна болезней, страдания и неопределенности.
– Так быть не должно. Это не так.
– Вы так говорите, потому что ваше детство прошло здесь. – Она махнула рукой в сторону дома.
– Социальное положение не имеет значения. Детство – самая беззаботная пора в жизни любого человека.
– Согласна, у меня было много счастливых моментов, когда я росла в Дебюсси-Мэноре. Но когда родился Реджи… – она беспомощно развела руками. – Видите ли, я постоянно стараюсь облегчить ему жизнь, у меня не получается, и у меня от этого сердце разрывается. Я люблю его, я вообще детей люблю. – Она задумчиво улыбнулась. – Когда-то я мечтала быть гувернанткой в большой семье.
Он подумал, что это идеальное место для нее.
Кейт продолжала:
– Наверное, если бы я верила, что когда-то в моей жизни наступит стабильность, я бы мечтала о дюжине детишек. Но, понимаете ли, я не верю, что моя жизнь когда-нибудь станет стабильной.
Гаррет открыл было рот, чтобы сказать, что она может с кем угодно построить стабильную жизнь, потому что любой мужчина счастлив будет нарожать с этой женщиной детей. Но слова застряли у него в горле. Он лишил Кейт невинности, она принадлежит ему, и он убьет любого, кто к ней прикоснется, не говоря уже о женитьбе.
Она – его.
– Что-то не так? – Кейт нахмурилась, глядя на него.
– Ничего.
– Нет. – Она побарабанила пальцами по его предплечью. – Ваша рука только что сделалась твердой, как грант. – Тут ее глаза расширились от ужаса. – Господи, неужели вы подумали, что я от вас жду этой стабильности?! Нет, я совсем не это имела в виду…
– Я знаю. – Гаррет вздохнул. – Просто мне не нравится, что ты говоришь такие вещи.
– Вы про то, что у меня никогда не будет детей? – удивилась Кейт.
– Да, – выпалил он.
Она молча шла рядом с ним. На лице ее снова возникло это непроницаемое выражение, которое он так ненавидел. Казалось, она обдумывает его слова. Он должен рассказать ей о своих чувствах, рассказать, как сильно ее хочет, как она нужна ему рядом.
Однако холодный взгляд ее темных глаз останавливал его. Его мучил страх, что она откажет ему, перечислит сто причин не быть с ним. И его семья ее поддержит.
Надо по кирпичику возвести мост между ними, а не заставлять ее прыгать через пропасть. Господи Боже, на указе о его разводе еще не просохли чернила! Не прошло и двух недель с того дня, когда он убил ее брата. Умом он прекрасно понимал, почему им пока нельзя быть вместе. Однако его сердце и тело жаждали ее прямо сейчас.
Он провел рукой по отвороту сюртука, пытаясь совладать с собой, и под рукой зашуршало письмо, которое она написала ему.
– Я пришел тебя поблагодарить.
– За что? – Кейт посмотрела на него озадаченно.
– За твое письмо.
– Какое письмо?
Он вытащил листок из кармана жилета и протянул ей:
– То, что ты прислала мне из Кенилуорта.
Румянец окрасил ее щеки.
– Ах это…
– Это был поступок смелого, преданного человека.
Она застыла.
– Пожалуйста, не надо иронизировать. Не называйте меня преданной.
Он нахмурился. Ее реакция смутила его: он ведь никогда в жизни не встречал более преданного человека. А потом его осенило: ну конечно, ей кажется, что то, что она сделала из верности ему и Ребекке, было предательством по отношению к ее собственной семье.
Он остановился, вынуждая остановиться и ее.
– Кейт.
Она взглянула на него блестящими карими глазами, и он понял, что она в точности знает все, что он собирается сказать.
– Мне не следовало идти с вами.
– Ну конечно же, следовало.
– Нет, это… это опасно. – Она попыталась отстраниться, но он не пустил ее. Он не мог позволить ей уйти прямо сейчас. Он увидел намек на потепление в отношениях, тень той Кейт, по которой он так тосковал в последние дни.
– Побудь со мной еще, хоть немного.
На лице ее отразилась внутренняя боль, и он понял, что мучает ее. В ее мозгу сейчас проносятся сотни причин, почему им нельзя быть вместе.
Но он не мог с собой совладать. Не мог ее отпустить, и все.
Надолго воцарилось напряженное молчание. В конце концов, ее плечи расслабились и она сдалась.
– Я ни в чем не могу тебе отказать, – прошептала Кейт. – Я хочу, знаю, что должна, но все равно не могу.
Они снова пошли по дорожке в молчании, правда, теперь шли медленнее.
Они дошли до конца дорожки и ступили на мост через речку, отмечавшую границу геометрических садов. На землях, лежавших за рекой, Браун создал более естественный ландшафт: покатые холмы, поросшие травой, с редкими деревьями и лес на границе. Далеко впереди сияла белоснежная беседка в римском стиле, одна из трех, выстроенная на опушке леса.
На мосту Кейт отняла у него руку и, опершись на перила, посмотрела на воду.
– Тут так красиво, – пробормотала она. – Это место напоминает мне Дебюсси-Мэнор – то, каким он был до смерти леди Дебюсси.
Она говорила о доме с такой любовью, что у него сжалось сердце.
– Скучаешь по Дебюсси-Мэнору?
Она глубоко вздохнула:
– В некотором смысле. – Она снова прикусила нижнюю губу, и Гаррет подавил желание развязать галстук, который внезапно стал слишком тугим. – Я беспокоюсь о маме.
– Правда? – удивился он. Он скорее ожидал, что Кейт больше видеть ее не захочет – после того, как та с ней обошлась.
Кейт провела кончиками пальцев, затянутых в перчатки, по мрамору, собирая росинки.
– Она ведь не собиралась в самом деле бить меня той кочергой. Это была первая реакция отрицания и злости. Понимаешь, Уилли составлял весь смысл ее жизни, она любила его безмерно, так гордилась им.
– Она понятия не имела, как низко он пал.
– Да, вы правы. Даже если бы ей представили все доказательства, она ни за что не поверила бы.
Кейт посмотрела на него: в глазах ее отражалась боль ребенка, отвергнутого собственной матерью.
– Прости, Кейт. – Он мог бы повторять эти слова до конца жизни, и все равно этого было бы недостаточно.
– Вы бы видели маму, когда Уилли вернулся после стольких лет отсутствия. Она никогда не была счастливее, чем тогда.
– Она заблуждалась. Ей следовало бы больше любить тебя.
Гаррет хотел бы произнести эти слова помягче, но получилось твердо и категорично.
– Нет. – Кейт перевела взгляд на свои руки. – Я была ей не очень хорошей дочерью. Она так страстно хотела, чтобы я стала леди, а у меня… не получилось.
Он вопросительно посмотрел на нее:
– Почему не получилось?
– С самого раннего нашего детства мама нас учила всему. Она твердо вознамерилась воспитать нас истинными леди и джентльменами, чтобы мы смогли удачно выйти замуж и жениться и избежать той постыдной судьбы, которую выбрала она, сбежав с мелким торговцем. Она учила нас читать и писать, держаться с достоинством и правильно говорить.
Но я… – Кейт прикрыла глаза, и веки скрыли от него ее истинные эмоции. – В общем, у меня очень плохо получалось. Греческому, латыни и французскому я предпочитала романы, мне не нравилось учиться манерам, я терпеть не могла музыку, письмо вгоняло меня в тоску, в общем и целом мое образование не удалось. Я гораздо больше любила возиться с животными и болтать с местными ребятишками.
– Какая глупость, – пробормотал Гаррет. – Я читал твое письмо. И могу сказать, что ты пишешь очень хорошо. Пожалуй, даже лучше меня.
Кейт, казалось, не слышала его.
– Я всегда была сорванцом, мне гораздо больше нравилось носиться по округе, чем заниматься спокойными играми, приличествующими леди. Я вечно ее не слушалась. Не могла держать язык за зубами, была слишком высокой и неуклюжей. – Она перевела взгляд на журчащую серебристую воду. – А Уилли и Уоррен были совершенны: умны, воспитаны, с ранней юности вели себя как джентльмены. Они завоевали любовь лорда Дебюсси, который меня вообще не замечал.
– Может, потому, что он мечтал о сыне? И ему нравилось притворяться, будто твои братья – его родные сыновья?
Кейт пожала плечами:
– Может быть. Но мне всегда казалось, что он любит Уилли и Уоррена за ум и манеры. – Она повернулась к нему с улыбкой, но глаза ее потемнели от боли. – Видите? У моей матери не было причин любить меня, зато были все причины обожать моих братьев.
– Я знаю множество причин, по которым она могла бы тебя любить, Кейт, но ни одна из них не сравнима с тем фактом, что ты ее родная дочь, такая же часть ее, как и твои братья.
Кейт продолжала улыбаться, но улыбка ее было бледной и жалкой.
– В теории я это знаю. Но на практике… Я понимаю, почему она ведет себя так, как ведет.
– Ты слишком уж понимающая, – пробормотал Гаррет.
Он не хотел ранить Кейт и рассказывать, что в действительности думает о ее матери – что эта эгоистичная, коварная мегера на грани сумасшествия, которая уже давно решила, что, если что-то идет не так и нужно найти виноватого, из Кейт получится отличный козел отпущения. Эта женщина причинила Кейт боль, и он не знал, затянутся ли ее раны вообще.
– Отчасти я рада, что уехала из Дебюсси-Мэнора. – Она задрожала. – Видите? Еще одно доказательство моей неполноценности. Я хочу быть подальше от матери, хотя знаю, что сейчас она сходит с ума от горя.
Он покачал головой:
– Какая еще неполноценность? Это естественная реакция на человека, который сделал тебе больно.
Кейт отвернулась к реке.
– Возможно. Но это нисколько не оправдывает меня, Гаррет. – Она крепче сжала перила. – Ой! Я снова назвала вас Гарретом, ваша светлость. Простите меня. – Она печально улыбнулась ему: – Видите? Я безнадежна.
– Я предпочитаю, чтобы ты называла меня Гарретом.
– Я не могу, – выдохнула Кейт. – Представьте, что я так вас назову в присутствии леди Бертрис. Она решит, что…
– Она будет права, – сухо ответил Гаррет.
– Но она… она…
Он сжал ее плечо:
– Я знаю, Кейт. – Он стиснул зубы. – Это невозможно.
– Вы хотите, чтобы я уехала из Колтон-Хауса?
– Нет! – отрезал он. – Ты должна остаться.
– Почему?
«Потому что мысль о разлуке с тобой невыносима для меня».
– Ну куда ты пойдешь?
Она пожала плечами:
– Уверена, Бекки напишет мне рекомендательное письмо. Я могла бы поехать в Лондон и…
– В Лондон? Нет. – У него мурашки побежали по спине при мысли о том, что Кейт окажется в Лондоне одна-одинешенька.
– В Лидс?
– Нет.
Она вздохнула:
– Мне следует вернуться в Кенилуорт. Я могу найти там работу, и мы с Реджи будем поближе к матери.
Мысль о том, что эта змея откроет свой поганый рот в присутствии невинного дитя, каким и является Кейт, вызвала у Гаррета ярость.
– Нет, – ровным тоном проговорил он. – Ты останешься со мной.
Она прищурила глаза:
– Вы ничего мне не должны, ваша светлость.
– Да, не должен. О чем жалею.
Кейт открыла рот от удивления, потом резко закрыла и отвернулась к ручью.
Они оба стояли неподвижно и смотрели на воду. Селезень вразвалочку вышел на берег и с тихим всплеском вошел в воду. Он начал прихорашиваться и распускать перья, как будто красуясь перед самочкой, хотя других уток не было видно.
Вдалеке ручей поворачивал. В долине росли деревья – деревья, среди которых Гаррет и Тристан играли в детстве, по которым лазили. Под одним из них Тристан зарыл «сокровище», когда убедил их с Софи поиграть в археологов.
В кроне одного из высоких деревьев Гаррет заметил что-то коричневое. А, это же домик, который они с Софи и Тристаном выстроили в то лето, когда он приехал домой на первые каникулы из Итона. Белая краска выцвела и облупилась, домик стал коричневым. Каких-то досок не хватало, другие подгнили, и в целом дом очень ненадежно балансировал между тремя толстыми ветвями.
Далеко впереди лежал невысокий холм, поросший травой и редкими деревьями. На вершине холма начинался лес. Гаррет взглянул туда – и сердце его пустилось вскачь.
– Пошли! Я хочу тебе кое-что показать. – Он взял ее под руку.
– Меня Бекки ждет…
– Бекки может подождать, – отрезал он, задохнувшись от волнения. Ему не терпелось поскорее показать это Кейт.
Он провел ее по мосту, и, проходя мимо гниющего древесного дома, Кейт спросила:
– Это вы его построили?
– Да.
– Какой он чудесный! – выдохнула она.
– Софи он очень нравился.
– Значит, она тоже была сорванцом?
Гаррет рассмеялся:
– Ну, моя тетя частенько ее так называла.
– Но я так понимаю, она из этого выросла.
– Правильно понимаешь, – ответил Гаррет. – Она… ну, в общем, я не могу ее представить лезущей в дом на дереве по веревочной лестнице.
В глазах Кейт зажегся бунтарский огонек.
– А я бы туда залезла, если бы дом был еще цел.
– Я знаю. Поэтому-то ты мне и нравишься.
Она улыбнулась ему в ответ той самой щедрой, красивой, открытой улыбкой, которую он так любил, и его сердце замерло.
Кейт отвела глаза, и улыбка ее померкла.
– Может, стоит починить его для Миранды? – сказала она.
– Хм… Пожалуй, я так и сделаю, – задумчиво ответил Гаррет. – Реджинальд тоже сможет там играть. И Гэри, сын Тристана, когда они будут приезжать в гости.
– О, Реджи нельзя…
– Разумеется, можно.
Кейт закусила губу, и все мысли о детях испарились в его сознании. Этот ее неуверенный вид всегда будет напоминать ему о тех мгновениях, когда он держал ее в объятиях.
Они поднимались на пологий холм.
– Куда вы меня ведете? – спросила Кейт.
– Увидишь, – загадочно ответил Гаррет.
На краю леса он увел ее с дорожки, ориентируясь по камню-знаку, который сам оставил здесь много лет назад. Он чувствовал себя молодым и почти невесомым. Он точно знал, что ей понравится.
Он помог ей подняться на невысокий скалистый уступ.
Слышалось журчание воды.
– Река? – догадалась Кейт.
– Что-то вроде того. – Гаррет схватил ее за руку и повел дальше.
Они прошли через небольшую рощицу и спустились по склону в долину, вырезанную узким потоком. Шум воды нарастал, заглушая негромкое журчание воды, бегущей у их ног. Влажные камни у берегов ручья поросли мхом и папоротниками. Кейт шла за ним по пятам. Гаррет обошел заросли папоротника, ручей повернул – и они вышли туда, где пологий склон небольшой долины внезапно превратился в отвесную известняковую стену, сплошь заросшую диким чесноком. Он помнил запах, витавший здесь летом, когда цвели фиалки и лилии. С детства запах чеснока напоминал ему об этом месте, но потеряв память, он знал, что какая-то важная часть его былой жизни связана с этим запахом.
Гаррет остановился, глядя на продолговатое озерцо, образовавшееся у подножия водяной завесы. Кейт замерла за, его спиной и ахнула.
Они вышли к водопаду, что ревел, отдавая дань могуществу природы. В высоту он достигал футов двадцати, в ширину равнялся примерно двум ростам Кейт. Отвесная стена за ним блестела от воды и переливалась разными оттенками пышных зеленых мхов. Голые изогнутые ветви и корни обрамляли водопад: богатая минеральными солями вода реки питала деревья, и они плотно жались к речке. Летом они покрывались густой зеленью, из-за которой едва виднелось небо, сейчас сквозь голые ветви оно явственно просвечивало голубовато-серым.
Справа от водопада открывалась низкая ложная пещера.
Гаррет из детства помнил, что настоящая пещера скрыта водопадом.
– О, Гаррет, это так… так… – Казалось, что Кейт вот-вот заплачет.
Гаррет нахмурился, сбитый с толку:
– Разве тебе не нравится?
– Я никогда раньше не видела водопада. Он великолепен.
Гаррет выдохнул и обнял ее одной рукой, притягивая к себе.
Пальцем он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:
– Тогда почему ты выглядишь такой грустной?
Кейт попыталась улыбнуться, но уголки ее губ предательски дрожали.
– Зачем ты привел меня сюда?
– Я подумал, тебе понравится это место.
– Мне оно нравится. Очень.
Он отвернулся к водопаду, прижимая ее к себе и пытаясь совладать со своими желаниями. Он хотел ее. Блеск ее глаз, ощущение нежной кожи, изгиб талии под его рукой – все это делало его желание невыносимым. Он жаждал ее так сильно, что едва удерживался от стона.
– Я никогда никому не показывал это место, – задумчиво проговорил он, крепче прижимая к себе Кейт.
Она удивленно подняла брови.
– Это мое тайное место – как для тебя пруд возле Кенилуортского замка. Я приходил сюда, когда хотел скрыться от всех и вся. Подумать. Летом я плавал тут, а зимой просто сидел или читал. Однажды Тристан меня нашел, но больше никогда меня здесь не беспокоил. – Гаррет задумчиво покачал головой. – Думаю, Софи он про это место не рассказывал.
– Он очень хороший друг, да?
– Да, – ответил Гаррет после недолгой паузы.
– Ты простил его зато, что он отнял у тебя Софи? – Кейт говорила осторожно, словно боялась разозлить его своими словами.
Он повернулся к ней:
– Они с Софи идеально подходят друг другу.
Он любил Софи, но сейчас, в этот самый момент, его чувства к ней казались нереальными и далекими, как странный, бессвязный сон.
А Кейт была настоящей. И она принадлежала ему. Она стояла рядом, связанная с ним душой и телом.
Он хотел ее. Хотел быть с ней. С ней он мог быть самим собой. Она не боялась его, она его понимала. Честная, умная – и, да, очень преданная Кейт. Красивая и желанная.
Он хотел, чтобы она была с ним. Чтобы делила с ним обеды и ужины, дни, постель. До конца его жизни. Они могут переступить через все, что стоит между ними. Здесь и сейчас это казалось совсем не сложным.
– Кейт, – сказал Гаррет таким тихим и низким голосом, что он прозвучал как шепот. – Мне очень жаль, что с Уильямом так вышло.
Она зажмурилась на мгновение и кивнула. Он удивился, что она расслышала его слова за шумом водопада.
– Я знаю, – ответила Кейт.
– Я бы очень хотел, чтобы все пошло иначе. Чтобы он не сделал того, что сделал, чтобы ты не была его сестрой, чтобы тебе не пришлось видеть, как…
Она повернулась к нему и взяла его лицо в ладони.
– Им владело безумие, Гаррет. Он сошел с ума, когда Уоррен умер.
Гаррет проглотил подкативший к горлу ком.
– Прости.
– Ты сделал то, что должно, – прошептала она и опустила руки. – Я понимаю.
– Но ты не в силах простить меня. – Умом я простила. Но он же мой брат, часть меня. Я не знаю, затянется ли эта рана в моем сердце.
– Но ты все равно поехала ко мне. Ты продолжаешь говорить со мной.
– Потому что я знаю, что ты поступил так по необходимости. Если бы он выжил, то погиб бы ты. А без тебя я не смогла бы жить. – Кейт поморщилась, как будто сожалела о словах, что сорвались с губ.
Гаррет наклонился к ней, так близко, что почувствовал ее запах. Корица и хвоя. Земной и нежный аромат.
– Я бы тоже не смог жить без тебя.
Он наклонился еще ниже. А потом пошел на огромный риск.
Он ее поцеловал.
Глава 15
Поцелуй длился уже секунду, когда Кейт опомнилась. Она отпрянула от Гаррета, как будто его прикосновение ее обожгло. Так и есть. Оно обжигало ее до самой глубины души. Пятясь, Кейт запуталась в юбках, но Гаррет ловко подхватил ее, не позволив упасть в озеро.
Кейт посмотрела на Гаррета. Она в безопасности. Так она чувствовала себя в его объятиях. Господи, ей хотелось, чтобы он никогда ее не отпускал. В груди взметнулась паника.
– Ты хочешь моей смерти, – сказала она.
– Нет, – произнес Гаррет хриплым голосом, едва различимым за грохотом водопада. – Я хочу тебя любить.
– Ты не можешь! – Она вцепилась в его предплечья и попыталась его оттолкнуть, но это было все равно, что пытаться согнуть сталь.
– Почему? Скажи мне, – потребовал Гаррет.
– Потому что… – Господи, на это есть миллион причин, и все донельзя логичны. И жизненно важны. Почему же тогда ни одна не приходит на ум? Единственное, о чем она могла думать, – настойчивый взгляд голубых глаз.
Он смотрел на нее так, будто она самое важное, что есть во Вселенной.
Жесткое лицо, сильный нос, широкие плечи.
Да, она совершенно, абсолютно испорчена. В самый первый день у пруда она подумала о себе так – и это оказалось чистой правдой.
– Кейт.
Каждый раз, когда Гаррет произносил ее имя, оно эхом отдавалось по всему ее телу. Так ее называл только он. В его устах ее имя наполнялось значимостью. Важностью.
– Я… не могу. – Она изо всех сил цеплялась за ниточку, которая удерживала ее от падения в пропасть желания, пропасть любви, – падения, которое приведет ее к гибели.
– Кейт. – Глаза Гаррета блестели от охвативших его чувств. Он прижал ее к груди и прошептал прямо на ухо: – Обещаю, я никогда тебя не обижу, я всегда буду о тебе заботиться. Я сумею защитить тебя и Реджинальда. Все произошло так быстро, слишком быстро. Нам нужно время, чтобы разобраться во всем. Только прошу тебя, не отдаляйся от меня, пожалуйста.
Прошедшие дни были адом. Кейт держалась подальше от него, избегала его. Это убивало ее. А его близость сейчас даровала райское блаженство. Она обвила его руками и крепко обняла. Мягкое тепло распространилось по телу – как и каждый раз, когда она касалась его.
– Ты нужна мне. – Гаррет прижал ее к себе с такой же силой, с какой она льнула к нему. Он принялся перебирать пальцами пряди ее волос, которые на ветру выбились из прически. – Я чувствую себя целым только с тобой, моя прекрасная Кейт.
Она положила голову ему на грудь. Она никогда в жизни не считала себя красивой, однако рядом с ним чувствовала себя именно такой. Серая ткань сюртука колола ей щеку. Кейт смотрела на водопад. Он такой могучий – как и сам Гаррет.
Они долго стояли обнявшись и смотрели на прозрачную стену воды, стекавшей по отвесному камню. Кейт не знала, сколько времени прошло. Она знала только, что может стоять так вечно.
В конце концов, Гаррет разжал руки. Она вопросительно взглянула на него.
– Тебе пора возвращаться. Ты говорила, что Ребекка…
Кейт обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала так, как не целовала никого и никогда. Как будто она умирала, а его губы были единственным лекарством, способным ее спасти. Сладкое, желанное лекарство… Она искала его всю жизнь.
Он с радостью ответил на ее ласку. Его губы, мягкие и в то же время твердые, касались ее сначала вопросительно, потом чувственно, потом властно. Он прижимал ее к себе, он целовал ее до тех пор, пока она не забыла обо всем на свете. Она дрожала. Она лишилась воли. У нее не осталось иного выбора. Он требовал подчинения, и все ее существо кричало, что надо послушаться его. Ей надо касаться его, чувствовать, кожа к коже.
Кейт сорвала перчатки и прижала ладони к его лицу. Каждый нерв ее пел от наслаждения, ощущая его жесткую щетину и сильные скулы. Она провела пальцами по шраму у него на лбу, коснулась крохотной впадинки на подбородке и задрожала.
Его губы, решительные, властные, ласкали ее рот, но она не была пассивной. Она отвечала ему с энтузиазмом, требуя не меньшего. Его руки бродили по ее телу, гладили грудь, тонкую талию, изгиб бедер.
Она нащупала пуговицы его сюртука и принялась расстегивать их.
Внезапно он поднял ее на руки – Кейт замерла от удивления. Но только на секундочку, потому что она не могла прожить дольше без того, чтобы не ощущать его поцелуи.
Он пронес ее несколько шагов и прижал к отвесной стене, густо поросшей зелеными листьями.
– Так твоему плечу не больно? – спросил он.
– Нет, – выдохнула Кейт. – Порез уже зажил.
По правде говоря, она совсем не чувствовала порез – она чувствовала только Гаррета. Запустив руки под отвороты его сюртука, она тихонько застонала, и стон ее утонул в грохоте водопада. Она опустила руку и коснулась его затвердевшего от желания мужского достоинства.
Он отпустил ее и, упершись обеими руками в скалу, отстранился. По скулам у него ходили желваки. Его руки, с двух сторон удерживавшие ее, дрожали от возбуждения. Он изучал ее лицо потемневшими от страсти глазами. Вопрос был так очевиден, что не было нужды озвучивать его.
Она не сразу сумела заговорить – потребовалось собраться с силами. Воздух вокруг них, тёплый и влажный, казалось, загустел от сдерживаемого желания.
– Да, Гаррет, – хрипло сказала она. – Да.– Словно желая подчеркнуть свою капитуляцию, она сжала пальцами его жезл. – Возьми меня. Я хочу – хочу быть твоей. Ничего в жизни не хотела так сильно.
Он не шелохнулся.
– Я… Я не хочу причинить тебе боль.
– Это невозможно.
Она в считанные секунды расстегнула пуговицы у него на брюках и освободила его. А потом запустила руку внутрь его брюк.
Гаррет охнул, когда ее пальцы сомкнулись вокруг него.
– Расскажи мне, как тебе приятно, – велела она. – Научи меня.
– Продолжай… так же, – выдохнул он, когда она провела рукой от основания до головки. – Господи, какие у тебя пальцы теплые! Сильнее. Держи меня крепче, Кейт.
Она сжала пальцы:
– Так не больно?
– Ты не можешь сделать мне больно.
Она улыбнулась:
– А ты не можешь сделать больно мне. Понимаешь?
Кейт повторила ласку так, как он просил.
Гаррет задрал ее юбки и коснулся ладонями бедер. Как в тумане, Кейт удивилась, когда он успел снять перчатки.
Она откинулась назад, на поросшую мягким вьюнком каменную стену, и наслаждалась ощущением его плоти, этим удивительным сочетанием твердости и мягкости, которое так поразило ее в прошлый раз.
Ладонь Гаррета накрыла холмик у нее между ног. Он коснулся пальцем самой чувствительной точки, и Кейт прикусила губу. Это единственное, что она могла сделать, чтобы не наброситься на него прямо здесь и сейчас.
Внезапно он убрал руку и подхватил ее под ягодицы. Он снова приподнял ее и, разведя ей бедра, зажал между скалой и своим телом. Она направила его мужское естество в себя. Прижавшись к ее входу, Гаррет чуть-чуть опустил Кейт на себя.
– Держись за меня, – приказал он хриплым голосом. Она обвила руками его шею и вгляделась в его глаза. Он ответил на ее взгляд, и Кейт вдруг… испугалась. Не того, что они делали, но того, какое монументальное значение это имело для нее. Невероятно мощная энергия – любовь – пульсировала между ними. Наверняка она этого просто не переживет. Наверняка…
Сам он подался вверх и опустил ее на себя. Она вскрикнула. Как будто воздух в ее легких внезапно превратился в текучий жар.
На коже выступили капельки пота, собрались в ложбинке между грудей. На этот раз она совсем не чувствовала боли, нет. Это было восхитительно, волшебно. Он почти вышел и снова вошел в нее. У Кейт перед глазами заплясали светлые пятнышки. Ощущение его твердого стержня, ласкавшего самые сокровенные глубины ее существа… Невыносимо прекрасное ощущение. О Господи!
Она ахнула и вцепилась в него еще сильнее.
Он дал себе волю. Он выглядел как-то… первобытно – с закрытыми глазами, с бисеринками пота на лбу, со сжатыми зубами и потемневшим от прилива крови шрамом. Он полностью сосредоточился на той своей части, что сейчас соединилась с ней.
Он двигался в ней. И восхитительное, вибрирующее ощущение зародилось в ее теле. Кейт задрожала и прикрыла глаза.
Он вошел глубоко, и основание его стержня коснулось той самой чувствительной точки снаружи ее тела. Кейт дернулась и вскрикнула, но он вышел и снова вошел в нее прежде, чем она успела ухватить это удивительное ощущение.
Он задвигался сильнее, быстрее, и ее охватил жар. Кейт задрожала. Она извивалась, ее всю трясло, но он держал ее крепко.
А потом она взорвалась. Этот жар весь сконцентрировался, собрался у нее внутри, а потом быстро и неудержимо, как лесной пожар, разбежался по венам, тысячей крохотных искорок рассыпался по коже. Блаженство медленно угасало внутри.
Кейт обмякла в его объятиях. Но он еще не получил удовлетворения. Он двигался в ней, твердый, как гранит, и Кейт беспомощно застонала: в глубине ее тела снова начало нарастать удовольствие. Он сделался вдруг еще больше, еще тверже – Кейт удивленно открыла глаза за долю секунды перед тем, как он застонал и резко вышел из нее.
Прижавшись к ее холмику, он излился, и Кейт ощутила влажное тепло на коже. Она прильнула к нему еще сильнее, желая продлить его удовольствие.
Мышцы его расслабились, но он не отстранился. Они долго стояли так, плотно прижавшись друг к другу, и два дыхания постепенно становились ровнее и тише.
В конце концов, Гаррет поднял голову, застегнул брюки и расправил юбки Кейт, а потом долгим взглядом посмотрел ей в глаза. Она не могла понять, о чем он думает.
– Я сделал тебе больно?
– А я сделала тебе больно?
Он покачал головой и улыбнулся.
– Нет, – ответила она. Как и в первый раз, когда он ласкал ее у пруда, ее захлестнули чувства, и ком подкатил к горлу, однако она твердо решила, что не будет плакать. Она сглотнула. – Нет, мне совсем не было больно. Напротив, очень приятно.
– Ты кончила?
Она нахмурилась:
– Это так называется?
– Что – это? – Взгляд его смягчился, и он провел большим пальцем по ее нижней губе.
– Ну, это чувство?
– Какое такое чувство? – лукаво улыбнулся Гаррет.
– Думаю, ты знаешь.
– Опиши его мне.
– Оно как волна. Искра… нет, миллионы искр проносятся по телу, а потом взрываются… как вулкан. – Кейт нахмурилась, полагая, что весьма невнятно описала ощущение, которое находила совершенно неописуемым. Ничего подобного она прежде в жизни не испытывала – только с ним.
Он поцеловал ее в лоб, в кончик носа, в щеки, в подбородок, а потом снова в губы.
– Да, Кейт. Именно это ощущение.
– Ты чувствуешь то же самое, когда… когда извергаешь семя?
– Да, что-то подобное. Наверное, мужчины и женщины в этом похожи.
– Надо же, а я не знала, – удивилась Кейт.
Он коснулся губами ее шеи.
– Ты такая вкусная, Кейт, – прошептал он. – Никак не могу тобой насытиться.
Она повернула голову и провела губами по его шелковистым светлым волосам.
– Ты тоже.
Она уткнулась носом в его волосы, вдыхая запах. Ее губы нашли шрам у него за ухом, и он резко отстранился. Она посмотрела на него в недоумении, а потом до нее дошло.
– Ты стесняешься своих шрамов? – спросила она.
– Нет. – Напряженное выражение его лица сменилось широкой улыбкой. – Ну, может, совсем чуть-чуть.
Она почувствовала, как что-то изменилось, как между ними вдруг встала тоненькая невидимая стена. Она понимала, что он вспомнил, как и она сама, что это ее брат нанес ему эту рану. И что Гаррет убил его за это.