Текст книги "Корабли Мериора"

Автор книги: Дженни Вурц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц)

А если ее ставка на Лиренду оказалась ошибочной и та при всех своих способностях не выдержит ритуальных испытаний и погибнет? Придется опять начинать сначала, искать подходящую кандидатуру и возиться с нею. В таком случае сама она будет вынуждена еще на сто лет продлить свое опостылевшее существование.

Когда-то она любила заглядывать в будущее. «С возрастом избавляешься и от этой глупости тоже», – подумала Морриэль.

Вести

Под шелест густой и сочной весенней листвы в Эрдану вступает возглавляемая Лизаэром Илессидским странная процессия, и глава города, вопреки давнишней неприязни к потомкам королевских династий, оказывает ему радушный прием. Все, кроме Дигана, немало удивлены, узнав, что наемники, лишившиеся оружия и не получающие жалованья, в течение трех недель безропотно сопровождали принца и их верность ему осталась непоколебимой…

Когда солнце в южных краях начинает припекать все жарче, Круг Старших покидает Фортмарк, повинуясь распоряжению Главной колдуньи Морриэль, которая едет вместе с ними в своем паланкине, тщательно укутанная одеялами. Все помыслы кориатанок устремлены к грядущему дню летнего солнцестояния, когда они соберутся для ясновидения и вновь попытаются отыскать неуловимого Повелителя Теней…

Явившись во внутреннюю цитадель Алестрона, Асандир ведет беседу с раздраженным сановником, повторяющим, что герцог и его братья заняты устройством помолвки. Хотя при осмотре подземелий тайные литейные мастерские не обнаружены, так же как и трактат по изготовлению дымного пороха, вельможа всячески увиливает от ответа, когда Асандир пытается узнать, почему стены арсенала покрыты магическими знаками, преграждающими доступ…

ГЛАВА V

Джелотский маскарад

Дверь в чердачную комнатенку, в которой жили Халирон и его ученик, распахнулась с таким грохотом, что взвыли петли и заскрипел косяк. Но даже эти неприятные звуки не заглушили переливов лиранты. Каскад аккордов был безупречным. Продолжая упражняться, Медлир взглянул на Дакара, только что бурно возвестившего о своем возвращении из джелотских бань. Нос Безумного Пророка напоминал сочное красное яблоко, одежда была полурасстегнута, на уши лезла влажная бахрома волос, а от бороды исходил пряный аромат розового масла.

– Вроде мы не давали тебе денег на благовония, – подмигнув, сказал ему Медлир.

Дакар недовольно поморщился; выданных ему денег не хватило даже на кружку эля. Он стряхнул со низенькой скамеечки все, что там лежало, и грузно плюхнулся на нее сам. Сознавая, что его свобода во многом куплена на средства Халирона, Дакар заставил себя дать пристойный ответ:

– Чмокнул тут по дороге одну милашку.

– Вот оно что, – усмехнулся Медлир, не переставая играть. – И как, разжился новыми сплетнями?

Дакар сосредоточенно возился с манжетами рубахи, пытаясь вытащить их из рукавов своего оранжево-зеленого камзола, купленного почти за бесценок у торговца поношенной одеждой.

– У жены председателя городского совета новая интрижка. Счастливчик рано обрадовался. Говорят, она меняет любовников чуть ли не каждый месяц. – Тесемки на рукавах камзола не желали поддаваться, и Дакар, оставив это занятие, продолжал: – Да, вот еще что. Слыхал про толстозадую Хавриту – хозяйку модного портновского заведения? Никуда носу не кажет. Заработала синяк под глазом: поцапалась с одной старой грымзой. У той свое заведение на Портняжной улице. Каждая утверждала, что ее швеям не продохнуть от работы, поскольку только у нее можно заказать по-настоящему модный наряд. Слово за слово, потом и до кулаков дошло. Как Хаврита теперь будет встречать заказчиц? У них ведь день летнего солнцестояния – чуть ли не главный праздник.

Дверь снова открылась, но уже не с таким грохотом. Дакар умолк. С прогулки по городским лавкам вернулся Халирон, зажимая под мышкой какой-то сверток.

Медлир возобновил упражнения.

– Представляешь, всем просто не терпится услышать тебя на празднике у правителя, – обратился к магистру Дакар. – Знатные горожанки чуть ли не в драку лезут – только бы получить приглашение.

– Бедняжки. Так и задушить друг друга недолго кружевами да жемчужными ожерельями, – проворчал старик, равнодушный к городским сплетням.

Халирон постоял, слушая игру Медлира, и одобрительно кивнул головой. Даже его взыскательный слух был удовлетворен. Месяцы, проведенные в их жалком пристанище, не пропали даром. Медлир существенно отточил свое мастерство. Вслушиваясь в незаметный переход с седьмых долей на пятые, старый менестрель ощутил дрожь во всем теле. Халирон и раньше подозревал, что ученик окажется талантливее его. Но только сейчас, слушая, как под пальцами Медлира обыкновенное упражнение превращается во вдохновенную лирическую балладу, старик понимал, что так оно и есть. Халирон не испытывал никакой зависти к своему преемнику. Только тихую радость. Он достаточно побыл непревзойденным менестрелем Этеры и сейчас хотел лишь одного: вернуться к давно покинутой семье – жене и дочери.

До дня летнего солнцестояния оставалась ровно неделя. И – свобода. Наконец-то можно будет покинуть опостылевший Джелот и возобновить прерванное путешествие в Шанд.

– Ты никак принес колбасу? – спросил Дакар, возвращая старика к мирским заботам. – Самое время перекусить. Может, вы с Медлиром и насыщаетесь струнными переливами, но я еще не научился питаться звуками.

Халирон молча направился к столу. Так же молча он переложил на другое место несколько латунных свистков-камертонов, мотки серебряной проволоки и маленькие зажимы, используемые для растяжки струн лиранты. Вслед за ними настал черед свитков и ветхих листов весьма редкой теперь рисовой бумаги. На свитках и листах, купленных Медлиром у какого-то старьевщика, были записаны разные варианты старинных баллад. Наконец, отодвинув шило и чернильницу, Халирон положил на стол сверток с едой. Стол сколотил из обрезков досок Медлир. Прежний стол без конца опрокидывался, и однажды, устав собирать черепки посуды, ученик отложил лиранту, разломал этого уродца на дрова и взялся за молоток. Крышка нового стола больше напоминала кусок корабельной палубы, но зато с нее ничего не падало. Она выдержала даже Дакара, первым навалившегеся на еду.

Халирон уселся на свою любимую низенькую скамеечку и, глядя куда-то в сторону, сказал:

– Сейчас я убедился, что ты больше не нуждаешься в моих наставлениях.

Медлир доиграл последний аккорд и приглушил струны лиранты.

– А мне они пока еще нужны. И потом… осталась одна баллада, которой ты меня не научил.

– Ты догадался? – Халирон привычным движением разминал суставы пальцев. – Жаль, конечно, что джелотский мэр не заставит тебя исполнить ее вместо меня.

Старик поежился. Близилось лето, но с залива по-прежнему дули холодные ветры, принося в город соленую влагу. Здешний климат был губителен для Халирона, хотя магистр стоически переносил ломоту в суставах и жаловался очень редко.

– Что нового в казармах? – спросил он, зная, что Медлир часто ходит туда упражняться в стрельбе из лука.

Медлир бережно заворачивал драгоценную лиранту в мягкую ткань.

– Солдатам опять не выдали жалованье. Похоже, назревает крупный скандал.

– «Он честным быть бы очень рад, но по натуре казнокрад», – пропел Халирон строчку из баллады. – Никак городской казначей снова растратил денежки вояк?

– Если бы только их. – Медлир поставил лиранту в угол и с усмешкой продолжал: – Говорят, он продал парные рубиновые браслеты свояченицы, чтобы заплатить местной ведунье и с ее помощью скрыть кое-какие свои делишки. В частности, перемещение изрядной части податей, собранных на городские нужды, в сундуки увеселительного заведения «Пчелки и мотыльки».

– Которое, помимо всего прочего, торгует молоденькими мальчиками? Оно никогда не бедствовало.

Халирон вовремя повернулся, иначе последний ломоть хлеба тоже отправился бы к Дакару в брюхо.

– Мне на улице встретился один из слуг мэра. Рассказал про его супругу. Эта мегера собралась всех ошеломить и за несколько дней до празднества объявит, что устраивает маскарад. Всем, у кого не окажется масок, доступ будет закрыт.

Медлир слегка толкнул в бок жующего Дакара.

– Слыхал? Почему бы тебе не шепнуть об этом на ухо своей милашке? То-то будет смеху, когда городские шлюхи успеют заказать себе маски раньше знатных горожанок и тем придется дожидаться своей очереди!

– Тогда Хаврита явно обзаведется вторым синяком, – возвестил Безумный Пророк, дорвавшийся до колбасы.

Медлир присоединился к трапезе, вынужденный довольствоваться тем, что Халирон прикрыл локтем и сумел спасти от Дакара. То ли ученик менестреля и в самом деле питался звуками, то ли не слишком хотел есть, но он даже не обиделся на их прожорливого спутника, а стал перекидываться с Халироном добродушными шутками. Вслушиваясь в речь Медлира, Дакар подметил странную особенность: она всегда была одинаково правильной, без малейшего оттенка какого-либо местного говора. Разумеется, каждый талантливый менестрель умел менять интонацию голоса и даже произношение, тем не менее у любого порой прорывались словечки или интонации тех мест, откуда он родом. Чаще всего это случалось, когда человек находился в знакомой компании и увлекался разговором. Дакар знал, как говорят в разных уголках Этеры, и надеялся, что рано или поздно скрытный Медлир, сам того не желая, вьщаст место своего происхождения. Однако даже сейчас речь Медлира сохраняла все ту же правильность, и это почему-то настораживало Дакара. Тревожило его и другое. Вот уже год, как Асандир отправил его на поиски Повелителя Теней. Неужели в Альтейнской башне не знают, что он до сих пор не выполнил повеления? Неужели нашествие ийятов на Джелот прошло незамеченным для магов Содружества? Не в правилах Асандира забывать о своих повелениях. Тогда почему все эти месяцы он молчит?

Будь Дакар сейчас пьян, у него не возникло бы даже мысли связать одно событие с другим. Но в его трезвую голову такая мысль забрела, отчего Безумного Пророка даже прошиб холодный пот. Противнее всего, если Аритон Фаленский скрывается где-нибудь в Шанде, и Асандир, зная это, просто ждет когда Дакар туда доберется.

До объявленного маскарада оставалось всего пять дней. Приготовления в резиденции мэра и в городе становились все более лихорадочными. Неожиданно у хозяйки будущего празднества возникла фантазия дополнительно украсить зал позолоченными колоннами. Бормоча сквозь зубы ругательства, штукатуры и их подмастерья месили в лоханях гипс, торопясь исполнить прихоть госпожи. А на стремянках уже сидели позолотчики, дожидаясь своей очереди. Кондитеры, зная, что их товар разойдется подчистую, работали без отдыха, заполняя складские помещения пряниками и леденцами. У южных городских ворот скапливались вереницы повозок. Те из них, что везли цветы и душистые травы, по особому распоряжению правителя пропускались в первую очередь. Посыльные сбились с ног, разнося приглашения. Правда, они не жаловались, ибо по пути им удавалось сорвать несколько поцелуев у смазливых служанок, отправленных хозяйками за очередной порцией галантереи или украшений. Тяжелее всего приходилось портным и швеям. Они работали, не разгибая спины, днем и ночью. Стремясь перещеголять друг друга, богатые заказчицы без конца что-то меняли в фасоне почти готовых нарядов и еще требовали поторапливаться.

Старшая дочь мэра, взбудораженная ожиданием, гасила свои волнения сластями, отчего раздалась в талии, и бальное платье, сшитое для маскарада, делало ее похожей на бочку. Хаврита, обладавшая чутьем хищницы, мгновенно узнала про эту беду, бросилась к мэру в дом и пообещала зареванной девице, что сошьет ей еще более восхитительный наряд.

– Соперницы Хавриты просто зубами скрежещут, – сообщил Дакар, вернувшийся с Портняжной улицы, где у него было свидание со швеей. – На этот раз обошлось без синяков.

Дакар и Медлир регулярно приносили Халирону последние городские новости: один от своих милашек, другой – из гвардейских казарм. Самого старика не тянуло на улицы. Он коротал время наедине с лирантой и своими мыслями. Накануне празднества покой Халирона нарушили двое лакеев, явившихся от мэра и принесших старому менестрелю наряд для выступления.

Этих лакеев Медлир встретил на лестнице; они промчались мимо, едва не сбив его с ног. Войдя на чердак, он застал учителя бормочущим строки одной весьма язвительной баллады. Лицо Халирона было багровым. Медлир испугался: так разгневать магистра могло только что-то из ряда вон выходящее.

Когда приступ ярости прошел и багрянец лица сменился бледностью, Медлир взял старика за руки и осторожно усадил на кровать.

– Ты хотя бы можешь рассказать, что здесь произошло?

Халирон вновь вскочил и начал расхаживать по комнате. Развязанные тесемки воротника при каждом шаге вздрагивали. Он то и дело прикладывал ладони к вискам, топорща волосы, потом, подойдя к единственному окошку, выходящему на грязный задний двор, ткнул пальцем вниз.

– Никогда не думал, что придется играть для человека, который не перестает наносить мне оскорбления!

Видя горящие яростью глаза своего учителя, Медлир встал и загородил дверной проем.

– Нет, какова наглость! Представляешь, этот индюк еще будет указывать мне, как я должен одеться, чтобы потрафить его глупой и тщеславной жене!

Резко обернувшись, Халирон лягнул низкую койку. Облако пыли, поднявшееся из ее недр, заставило старика попятиться и несколько раз громко чихнуть. Как ни странно, после этого он утихомирился. Халирон оглядел свои узловатые руки, сжатые в кулаки, и вдруг захохотал.

– Дейлион милосердный! Ты можешь вообразить меня в розовых облегающих штанах? А в камзоле с бледно-зелеными буфами на плечах?

Медлир подавил улыбку.

– Мне не хватает воображения. А маску господин мэр тоже соизволил прислать?

– Конечно. Баранью голову. Ну, как тебе?

Халирон рухнул на койку, безжизненно разметав по одеялу руки и ноги. Непревзойденный менестрель Этеры был похож сейчас на выпотрошенную тряпичную куклу.

– Я, наверное, сойду с ума от радости, когда мы уберемся прочь из этого города.

Перемена темы не ослабила бдительности Медлира. Притиснув каблуком дверь, он спросил:

– Ты не сказал, какую одежду прислали для меня.

– И не скажу, – встрепенулся Халирон и с металлом в голосе добавил: – Хотя бы ты окажешься в стороне от этого бесстыдства.

– А вот здесь я с тобой не согласен.

Мягкий, шутливый тон, так раздражавший Дакара, исчез. У двери стоял не певец, а воин, готовый сражаться насмерть. Встряхнув правым рукавом, Медлир зубами ослабил туго завязанную манжету.

– Я пойду вместе с тобой. Не пытайся меня убедить, что я тебе не понадоблюсь.

Их глаза встретились. Халирон мысленно перенесся на шесть лет назад, вспомнив лесистую долину и слова клятвы, приносимой принцем. Старику пришлось идти на попятную: переупрямить потомка Торбанда было невозможно.

– Но если с тобой что-нибудь случится, не видать мне прощения ни по эту, ни по ту сторону могилы.

Лицо Медлира просветлело.

– Если ты беспокоишься только обо мне, тогда у нас еще есть надежда.

Джелот заливали последние лучи закатного солнца. На улицах пахло цветами и свежими березовыми ветками. Халирон давно оделся и теперь стоял у открытого окна, разминая суставы пальцев.

– Похоже, к нам опять незваный гость.

– Еще один посланец от мэра? – сердито спросил Медлир. – Неужели после всего этого у них хватит совести появляться здесь?

– А ты по-прежнему веришь, что в Джелоте живет хотя бы один совестливый человек?

Заслышав шаги на лестнице, Халирон направился к двери, распахнул ее и, опередив смешавшегося посланца, накинулся на него с вопросом:

– Где Дакар? Или это правда, что стражники схватили его на Плешивом рынке и куда-то уволокли?

Толстый лакей запыхался от подъема по крутым ступеням и теперь обливался потом, он даже расстегнул несколько пуговиц на ливрейном жилете. Вопрос высокого стройного старика в черном шелковом камзоле застиг его врасплох. Лакей попятился.

– Вы… вы говорите про пленника его светлости?

– Я говорю о человеке, за которого поручился своим словом чести.

Медлир подошел и встал рядом с учителем. Лакей откашлялся.

– Я ничего такого не знаю.

– Нет, ты прекрасно знаешь, где Дакар, – вмешался Медлир. – Хватит юлить.

К этому времени солнце уже село. Комнатенку освещала единственная свеча, и в ее тусклом пламени поблескивали топазы на одежде Халирона. На лбу посланца блестел пот. Толстяк сокрушенно всплеснул руками в кружевах.

– Но учтите, я тут ни при чем, – начал лакей и еще попятился, хотя никто не сделал ни шага в его сторону. – Вашего пророка заковали в цепи. Сейчас он в большом зале. Мой господин сказал, что его освободят только после того, как магистр Халирон исполнит свое обещание.

Снизу на третий этаж долетали звуки городской жизни. По булыжной мостовой проехала повозка. Звон колокольчиков на конской сбруе перекликался с беззаботным женским смехом. Где-то залаяла собака. Скрипнула дверь на задний двор: наверное, кухонный мальчишка пошел выливать помои. Жизнь текла своим чередом, и никому не было дела до тягостного, напряженного молчания, установившегося в убогой комнатенке наверху.

Халирон обернулся к ученику. Он был спокоен, и в словах его не таилось никакой злобы.

– Да простит меня Эт. Ты оказался прав. Чувствую, мне и впрямь понадобится твое присутствие.

Медлир промолчал. В своей сизой полотняной блузе он выглядел весьма скромно и мог бы сойти за слугу менестреля. Посверкивая серебряными галунами на рукавах рубахи, он наклонился и поправил пряжки башмаков. Затем осторожно снял чехол с лиранты. Интересно, знала ли история Этеры еще хотя бы одного такого же невежественного и ничтожного правителя, который усомнился в слове чести первого менестреля?

– Нам пора, – тихо произнес лакей. – Господин мэр прислал за вами карету.

Новое оскорбление! По древней традиции менестрель, носящий титул магистра, не подчинялся ничьей воле и сам выбирал, когда ему прийти и когда уйти.

– Передай своему господину, что я скорее соглашусь лишиться пальцев, чем ехать в его карете, – не повышая голоса, отчеканил Халирон.

Лакей глотнул воздух, и медные пуговицы на его жилете протестующе сверкнули.

– Но…

– Погода хорошая. Мы отправимся пешком.

Рука Медлира на его плече придавала старику уверенности и удерживала от вспышек гнева. Отодвинув слугу, Халирон вышел на лестницу. Неужели они навсегда покидают это убогое пристанище? Медлир заблаговременно вынес отсюда все их нехитрые пожитки и расплатился с хозяином. Пони и повозка ждали на почтовом дворе, невдалеке от городских ворот.

– На рассвете, – прошептал Медлир. – Раньше мы едва ли управимся.

Учитель и ученик спустились вниз и, не сговариваясь, свернули в коридорчик для слуг. Он оканчивался дверкой, выходящей в глухой переулок.

В переулке и впрямь было пусто. Наконец постоялый двор с его остроконечной крышей остался позади. В небе сверкали бледно-голубые летние звезды. С моря тянул прохладный ветер. Пахло солью и рыбьими потрохами, которые в здешних краях высушивали, а потом удобряли ими землю. Со стороны Дагриновых Рядов – главного городского рынка – тянуло дымом березовых поленьев: там горели праздничные костры. Откуда-то доносились звуки плохо настроенной лиранты. Их заглушил лязг упряжи и скрип колес. Посланная мэром карета возвращалась пустой.

Халирон шагал в бодром темпе. Резиденция городского главы находилась в самой богатой части города, рядом со зданием городского совета. Путь туда пролегал по кривым улочкам и переулкам, мощенным щербатым булыжником. Улицы выстроенного в горной местности Д же лота поднимались, опускались, делали зигзаги и неожиданно обрывались у лестниц, вырубленных в скале. За полгода Медлир изучил здесь каждый закоулок, а при его даре темнота не являлась препятствием.

Но осторожность не мешала. Как-никак они находились не на лесной дороге.

– Зря я не обернул сапоги тряпками, чтобы не так грохотали, – печально вздохнув, сказал Халирон.

– Зачем? Ты беспокоишься за свои камни и золотые цепочки?

Медлир усмехнулся и свернул в очередной узкий переулок. Чтобы не повредить лиранту, он прошел боком.

– Посмотри-ка на себя. Ты их видишь? – предложил он Халирону.

Старик оглядел себя и удивленно замотал головой: все его великолепие было скрыто за серо-черной завесой.

– Эт милосердный! Твои тени? Как я не догадался?

– Главное, чтобы местное ворье не догадалось, – сказал Медлир. – Здесь я почти ничем не рискую. В Джелоте о Повелителе Теней только слышали, можно не опасаться, что они меня раскусят и пошлют в Итарру гонца. Но честное слово, если бы ты только сел в ту карету, я бы расшиб мэру голову. Меня до сих пор подмывает. Как твои пальцы? Болят?

– Уже не очень.

Халирон разглядывал высокие дома состоятельных горожан, освещенные бронзовым сиянием факелов. Мимо пронеслась открытая коляска. На козлах сидел щеголеватый возница. Его голову украшала шляпа с павлиньими перьями.

– Где это мы оказались? – спросил старик.

– Улица Бакалейщиков, – ответил Медлир и кашлянул: за проехавшей коляской шлейфом тянулся густой аромат дорогих благовоний.

– Уж лучше бы здесь пахло корицей, чем этими маслами, – проворчал Медлир. – А теперь свернем-ка сюда.

Они пересекли какой-то двор, где Медлир шалости ради спугнул кота, распевавшего в кустах страстные серенады. Кот с воплем бросился наутек. На втором этаже скрипнула ставня, из окна выглянула старуха и, шамкая беззубым ртом, выплеснула в темноту поток брани. Смеясь, Медлир провел учителя через увитую плющом беседку и открыл боковую калитку. За ней оказалась сточная канава с узкими берегами.

– Осторожнее. Не вляпайся в навозную кучу.

– Постараюсь. Думаешь, если я притащу с собой запахи этой канавы, жена джелотского индюка прикажет выставить меня вон?

– Наверное, сначала она выместит злость на Дакаре, приказав зажарить его живьем, а тебя заставит надеть туфли с атласными бантами, какие носят все здешние щеголи.

Медлир подал старику руку, помогая перебраться через лужу. Халирон старался не подавать виду, но чувствовалось, он устал от ходьбы.

– Теперь уже недолго. Можем еще сократить путь и пройти мимо гвардейских казарм.

Халирон упрямо расправил плечи и покачал головой.

– Я не тороплюсь. Ходьба успокаивает, а мне сейчас это не помешает.

Молча они пошли дальше. Эти места были им хорошо знакомы; за месяцы вынужденного пребывания в Джелоте Халирон и Медлир часто наведывались сюда. В сумраке проступали очертания мясных лавок. Под звездным небом громоздились опрокинутые рыбные корзины, тут же возле своей конурки сидел нищий. Халирон замедлил шаг и бросил в его миску несколько монет. На караульной башне басовито ударили колокола, отбивавшие время. Их звон поднял в воздух стаи голубей, птицы кружили над городом, цепляя на себя сажу топившихся углем печей. Из-за морской сырости в Джелоте приходилось топить даже летом.

– Трудно поверить, что когда-то на этом самом месте разворачивались паравианские мистерии, – нарушил молчание Халирон.

Подпрыгивая на камнях мостовой, проезжали повозки, украшенные золотистыми лентами. В этой части города было особенно людно. Принаряженные горожане торопились потанцевать и повеселиться у праздничных костров. Туда же направлялась и часть торговцев сластями, толкая ручные тележки. Другие, намаявшись за день и не получив ожидаемой прибыли, угрюмо брели домой.

– Здесь проходит шестая ветвь, – продолжал Халирон. – В день солнцестояния от нее звенит вся земля. Даже сейчас мои ноги улавливают биение силы. Представляешь, здесь танцевали единороги, и слабое эхо их празднеств сохраняется до сих пор.

Медлир покачал головой. Шесть лет назад он обладал такой же восприимчивостью, но сейчас, наравне с жителями Джелота, был глух к магическим пульсациям. Правда, горожане ничуть не страдали от этого, а Медлир мучился, но ничем не мог вернуть себе утраченное.

Пахло жасмином и лавандой. С их ароматом соперничал выразительный запах кучек, оставленных пробегавшими собачонками. В толпе сновал уличный оборвыш, рассчитывая что-нибудь выпросить или просто стянуть у торговцев. На него никто не обращал внимания, и мальчишка болтал сам с собой. Забившись в щель, щелкала зубами голодная крыса. А вдали, там, где город выходил к заливу, пел свою вечную песню морской прибой, ударяя в камни мола.

Улица, по которой неспешно шагали сейчас Халирон и Медлир, называлась Широкой. Совсем неподалеку от нее отходил короткий, но просторный бульварчик, окаймленный кустами ползучих роз, листьями и лепестками которых был густо покрыт тротуар. В конце бульварчика стоял особняк мэра – безвкусное нагромождение колонн и эркеров. Здание смахивало на громадный кусок торта с белой глазурью крыши и желто-оранжевыми мармеладинками освещенных окон.

– Будем надеяться, что мы пришли к концу их пиршества, – пробормотал Халирон.

К дверям вела широкая лестница с несколькими площадками. Халирон поднимался так, будто шел на плаху. Шаги его были почти бесшумными: по случаю празднества во всю длину лестницы была расстелена черная, с золотым шитьем, ковровая дорожка. На каждой площадке, точно солдаты на параде, выстроились бронзовые вазы с пышными букетами пионов.

Привратник услужливо протянул руки за лирантой. Медлир отшатнулся от него, как от прыгнувшей гадюки. Лицо лакея перекосила презрительная гримаса, он что-то забормотал, но тут из дверей появился круглолицый лысый дворецкий, едва не налетевший на Халирона. Старый менестрель был выше его на целую голову. Халирон безучастно застыл у порога.

– Эт милосердный, разве можно так опаздывать? – принялся выговаривать ему дворецкий. – Его светлость недоволен. Скорее идемте в зал. Поторапливайтесь! Какая досада: гости уже заканчивают десерт.

Медлир и Халирон молча позволили втащить себя в переполненный цветами вестибюль и довести до громадных позолоченных дверей большого зала. Лакеи чуть приоткрыли двери, пропуская своевольных гостей внутрь… Зал был не просто большим – громадным. Начиная от мозаичного пола и до пролетов сводчатого потолка, все его пространство сверкало огнями. Простор не спасал от духоты, чему способствовало изобилие восковых свечей и разряженных человеческих тел. Изысканные мясные блюда, пряные приправы, благовония и едкий пот – все перемешалось в воздухе зала, нанося удары по обонянию.

На схожую пытку были обречены и глаза. Халирон брезгливо поморщился, взирая на аляповатую позолоту гипсовых колонн, расставленных по обе стороны столов. Между колоннами, подвешенные на опять-таки золотистых лентах, раскачивались гипсовые позолоченные орхидеи. Ленты образовывали подобие аркад, однако гулом голосов эти аркады больше напоминали Дагриновы Ряды.

За столами было тесно. Сняв на время пиршества свои безвкусные маски, джелотские вельможи лениво дожевывали десерт. Насытившиеся благопристойно спорили, столь же благопристойно сплетничали или обменивались язвительными шутками. В глазах рябило от блеска золота и сияния драгоценных камней. Многим гостям стало жарко, и они сбросили часть нарядов в специально для этой цели поставленные кабинки из досок, задрапированных шелком. Обилие дорогих нарядов придавало этим сооружениям сходство со складскими помещениями какого-нибудь модного торгового заведения. На всю эту мишуру с любопытством таращились гипсовые феи и эльфы. Сообразно местным представлениям и вкусам, феи и эльфы были весьма упитанными, с пухлыми розовыми личиками и такими же розовыми ягодицами.

«Хвала Эту, они хоть не поставили здесь золоченых кентавров или единорогов!» – со злостью подумал Медлир.

Рядом с пошлым великолепием празднества, в самом Центре зала стоял грубо сколоченный помост со столбом. К столбу за руки и за ноги был прикован несчастный Дакар. Судя по изодранным штанам и перепачканной рубахе, между Безумным Пророком и стражниками происходила потасовка. Оранжевый камзол, так раздражавший Халирона, бесследно исчез.

– Приятно видеть тебя без этого дурацкого камзола, – сказал старик, обращаясь к Дакару. – Оказывается, даже среди стражников попадаются люди с врожденным чувством вкуса. Но вот цепи… – Сдержанный сарказм Халирона сменился выплеском ярости. – Цепи – это оскорбление, которому нет и не может быть прощения!

Первый менестрель Этеры даже не взглянул на роскошный стул, ожидавший его напротив подиума, где сидели мэр и его самые знатные гости.

Медлир привычно вынул из чехла лиранту и стал настраивать струны. Ему удалось запутать дворецкого, и тот отправился в другой конец дворца, забыв доложить о появлении Халирона. Поначалу менестреля даже не заметили, пока кто-то из слуг не узнал его и не шепнул об этом гостям в дальнем конце зала. Оттуда, словно круги по воде, весть распространилась во все стороны.

Хозяйка празднества тоже заметила появление Халирона. Густо подведенные брови ее изогнулись. Загородившись розовым веером из птичьих перьев, она толкнула локтем мужа, рот которого был набит тортом. Наскоро дожевав лакомство, мэр положил ложку и приосанился, готовый произнести цветистую речь.

Однако Халирон лишил его такой возможности. Взяв из рук Медлира лиранту, старик громко произнес:

– Я не стану выступать перед вашими гостями до тех пор, пока с человека, которого я поклялся вызволить, не снимут эти гнусные кандалы.

Сытые и разморенные духотой гости вяло следили, как старый менестрель попросил своего ученика подождать и направился к столу мэра. За его спиной перешептывались. Несколько дам, переусердствовавших по части тонких вин, откровенно хихикали, прикрывая рты пухлыми пальцами, унизанными кольцами. Халирон не обращал на это ни малейшего внимания. Он шел с непокрытой головой. Седые волосы были тщательно расчесаны и волнами ниспадали на отороченный золотом воротник. Он равнодушно миновал гипсовое великолепие аркад и остановился перед подиумом городского главы.

Мэр снисходительно улыбнулся.

– Узника освободят сразу после того, как мы убедимся, что вы сдержали слово. Но я не потерплю дерзкого поведения в своем собственном доме, особенно в присутствии моей дорогой супруги и ее уважаемых гостей. Извольте соблюдать установленные у нас правила приличия. По нашим законам клятвопреступник может быть казнен.

Правитель согнул палец правой руки. И сейчас же из-за позолоченных колонн выступили гвардейцы с алебардами. Вскоре к ним присоединились стражники, появившиеся из боковых дверей и со стороны вестибюля. Медлир увидел, что его со всех сторон окружает зловещий блеск стали. Он не утратил невозмутимости и продолжал следить за учителем, только руки его комкали и скручивали в узел веревки от чехла лиранты.

Халирон не стал тратить голос на бессмысленный спор. Он повернулся, сверкнув созвездием топазов, затем поставил ногу на перекладину стула с раздражающе мягким сиденьем и поудобнее взял лиранту. Едва ли эта чванливая публика знала, что он держит в руках последнюю паравианскую лиранту. Впрочем, для них вполне сгодилась бы и та, чьи звуки они с Медлиром слышали по дороге сюда.