Текст книги "Безрассудный наследник (ЛП)"

Автор книги: Дженика Сноу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Он говорил тихие слова, касаясь моей груди, – слова, которые я не слышала, но знала, что не пойму, даже если бы он произнес их достаточно громко.

А когда наслаждение отступило, мое тело покалывало, каждый сантиметр обнаженной плоти ощущался так, словно я прикоснулась к проводу под напряжением.

Прошли долгие секунды, прежде чем я почувствовала, что снова падаю. Я почувствовала, как он вытащил свои пальцы. Я быстро моргала, пытаясь сохранить сознание, хотя все, чего я хотела, – это уплыть.

– Посмотри на меня, принцесса, – в его голосе звучал явный приказ, требование, которое притягивало мое внимание к нему. Он держал свою руку между нами, его средний и указательный пальцы были покрыты моим оргазмом, окрашены моей кровью.

Мой рот слегка приоткрылся, когда я увидела, как он подносит эти пальцы ко рту, проводит по ним языком, слизывая каждую каплю меня, ни разу не отрывая взгляда от моих глаз. И только когда он насытился, он протянул руку и взял меня за подбородок той же рукой, его пальцы были мокрыми, от меня и от него, теплыми, но уже остывающими на моей челюсти.

Он рывком притянул меня к себе, и наши губы столкнулись, неистово, яростно. Он погрузил свой язык в мой рот и заставил меня попробовать себя на вкус, заставил меня попробовать его. Он показывал мне, заставлял чувствовать, видеть, слышать и ощущать, что я теперь его. И все это он сказал одним поцелуем.

Во мне расцвела новая жизнь, свет, тепло, электричество и такая интенсивность, что я ничего не видела перед собой, не понимала, где нахожусь. Вверху или внизу. На земле или так высоко, что никогда больше не коснусь земли.

Он разорвал поцелуй, и я мгновенно обмякла, обессилела, так насытилась, что позволила себе прижаться к его твердому телу, не заботясь о том, что я цепляюсь за него, что мои руки обвились вокруг его шеи, а голова покоится на его плече. В этот момент я доверилась ему целиком и полностью.

Он поднялся с кресла, полотенце полностью упало с меня. Николай легко поднял меня на руки, словно я была той маленькой куклой, которой он продолжал меня называть. Легким шепотом воздух коснулся моего виска. Возможно, мне это показалось, но я хотела думать, что это был мягкий поцелуй Николая, который говорил мне по-своему, безмолвно, что я у него есть, что все хорошо. Даже если я знала, что это не так.

Звук шуршания одеял, ощущение мягкости, встретившей мое бескостное тело.

– А как же сегодняшняя ночь? Как же наша брачная ночь… – сонно пробормотала я, не сумев закончить фразу, так как стала чувствовать тяжесть, а тело все глубже утопало в матрасе.

Но Николай ничего не сказал в ответ, не прокомментировал, что не взял меня, не получил своего удовольствия.

Одеяла укрыли мое обнаженное тело. Глаза уже были закрыты, сон тянул меня к себе.

Но я осознавала, что уснула в одиночестве на этой огромной кровати, сохранив девственность в брачную ночь.

Глава 16

Амара

Я не знала, куда мы едем, и почему-то боялась спросить об этом у Николая, который молча сидел рядом со мной на заднем сиденье «Мерседеса», забравшего нас из отеля всего несколько минут назад.

Я бросила взгляд на мужа. Он сосредоточенно набирал сообщение на своем мобильном телефоне, его тело было таким большим, что казалось, он занимает все заднее сиденье. А может, это было просто представление о нем, которое прочно засело в моей голове. Чудовище, размером больше, чем жизнь.

Он был всемогущим, опасным, тем, кто готов убить ради меня так же легко, как вдохнуть и выдохнуть.

И у меня перехватило дыхание.

– Моя маленькая куколка очень долго смотрит, – сказал он, не поднимая на меня глаз.

Я вздрогнула от того, как он произнес «маленькая куколка», от тона и интонации его голоса. Он покрывал меня, как горячий бальзам, словно нагретый мед.

– Тебя много, – я почувствовала, как мои глаза расширились, когда эти слова изверглись из меня, прежде чем я смогла их остановить.

О, Боже, как унизительно.

Мое лицо нестерпимо пылало, но я не могла отвести взгляд, хотя отчаянно этого хотела. Я видела, как дернулся уголок его рта, словно его это забавляло.

Он засунул мобильник обратно во внутренний карман куртки и полностью откинулся на кожаное сиденье, повернув голову, чтобы посмотреть на меня. Николай все еще смотрел на меня из-под прикрытых век, его черные ресницы были слишком густыми, а глаза – слишком голубыми для такого мужественного мужчины, как он.

Мужчина не должен быть настолько привлекательным, не должен выглядеть так хорошо не прилагая никаких усилий. Он мгновенно сделал мое тело горячим, мягким и очень влажным.

И все, что для этого потребовалось, – это пристальный взгляд на меня.

Его взгляд не отпускал меня долгие мгновения, а потом я увидела, как он начал наклоняться вперед. Он приближался, тесня меня, как нельзя более удачно. Когда его взгляд опустился к моему рту, у меня перехватило дыхание, а губы сами собой раскрылись. Он собирался меня поцеловать. Я хотела, чтобы он меня поцеловал. Прямо здесь, на заднем сиденье этого «Мерседеса». Прямо здесь, где водитель мог все это видеть.

И я не стала бы его останавливать.

Но прежде чем он успел дать мне то, что я хотела, машина замедлила ход, его улыбка стала шире, и он отстранился от меня подальше.

Я быстро моргнула и стала наблюдать, как он разглаживает руками свою кожаную куртку. На нем не было классической одежды, которую носили мужчины в моей жизни, мужчины, работавшие на моего отца.

Все они носили сшитые на заказ костюмы, дорогие ткани, скрывавшие под собой монстра. Но только не Николай. Если не считать смокинга в день нашей свадьбы, я видела Николая только в темных джинсах, такой же темной рубашке и черной кожаной куртке, облегающей его твердое, очень мужское тело.

Остановившаяся машина вывела меня из состояния сексуального восторга от Николая, и я выглянула в окно со стороны пассажира, чувствуя, как меня охватывает смятение, когда я уставилась на то, что находилось снаружи. Дом моих матери и отца.

– Ты привез меня в дом моих родителей?

Мое сердце гулко забилось, когда осознание этого стало реальностью, когда страх перед причиной заполнил меня до краев. Неужели он привез меня сюда, потому что я ему не нужна? О, Боже, неужели я сделала что-то не так?

– Николай?

Его имя прозвучало тихим шепотом. Я смотрела на него и слышала панику в своем голосе, знала, что она покрывает мое лицо. Все, о чем я могла думать, – что я сделала не так?

В чем я провинилась? О, Боже… что именно я сделала не так?

Сначала выражение его лица было стоическим, но потом темные брови слегка нахмурились.

– Я неправильно что-то сделала? Ты возвращаешь меня отцу?

Я ненавидела – сильно ненавидела – то, что звучала сейчас так слабо, но, Боже, было страшно подумать, что сделает отец, если Николай скажет ему, что не хочет, чтобы брак был долгим. Что я ему не нужна.

Я не замечала дрожь в руках, пока Николай не положил свои, гораздо более крупные и тяжелые, поверх них. Мгновенно я успокоилась, затихла, но все еще слышала, как колотится сердце в ушах, чувствовала, как оно почти вырывается из груди.

Николай сжал челюсти, глядя в окно за моей спиной. Я видела, как бешено бьется пульс у него под ухом, чувствовала, как его пальцы сжимают мои, которые все еще лежали у меня на коленях.

– Я думал, ты захочешь попрощаться с братом и сестрой, да и с матерью тоже, – он снова обратил на меня свои ярко-голубые глаза. – Ты так боишься своего отца.

Это не было вопросом, потому что он знал. Понимал. Должен был. Братва не могла так сильно отличаться от Коза Ностры. Их традиции, жесткость, грубость, характер мужчин должны быть похожи. Одинаковыми.

Вопрос застал меня врасплох, и я дернулась, как от удара током, а может, как от пощечины. Не успела я ответить, как дверь Николая открылась, и водитель придержал ее.

– Сэр, – сказал водитель, но когда Николай не двинулся с места и не заговорил, он прочистил горло. – Хотите немного больше времени? Уединения?

Николай ничего не ответил, просто продолжал смотреть на меня, держа свою руку на моей, его пальцы с каждой секундой все сильнее сжимались.

А потом тяжесть его ладони исчезла, его крупное тело покинуло машину, он встал и вышел. Дверь захлопнулась, и я закрыла глаза и выдохнула, ощущая вокруг себя тяжелую тишину.

Прошло лишь мгновение, прежде чем мою дверь открыли, и муж протянул мне руку. Я машинально прижалась к его ладони, позволяя ему помочь мне выйти. Свободной рукой я разгладила тунику, затем леггинсы, потом обхватила мягкий материал рубашки и позволила Николаю повести меня по ступенькам к входной двери.

Она распахнулась, словно автоматически почувствовав наше присутствие, и Беатрис, одна из служанок, стояла по другую сторону, сцепив руки за спиной и склонив голову.

– Мистер и миссис Петровы, – почтительно сказала она, когда мы подошли. – Хозяин Бьянки вас не ждал.

– Я знаю, – прорычал Николай и крепче сжал мою руку. – Полагаю, его дочь не должна звонить заранее, чтобы навестить свою семью.

Не дожидаясь ответа, он прошел внутрь, так и не выпустив мою руку.

Мы вошли в дом моего детства, и входная дверь мягко закрылась за нами. Мы простояли там всего несколько секунд, прежде чем я услышала ритмичный стук, который приближался все ближе и ближе. А потом я увидела Клаудию, которая спускалась по лестнице, широко улыбаясь, ее темные волосы развевались позади нее, когда она мчалась вперед.

Я не смогла удержаться от смеха, когда она преодолела лестницу и врезалась в меня, обняв всем телом, что было слишком приятно для того короткого времени, что я отсутствовала. Она крепко обняла меня, и я ответила ей тем же, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы – от чего, от грусти? Счастья? Потери единственного, чего я никогда не знала?

– Я скучала по тебе, – голос Клаудии был приглушен моей рубашкой и туникой.

Я крепко обхватила ее за плечи.

– Меня не было всего день, – сказала я с легким смешком в голосе, стараясь придать всему происходящему легкость.

Она снова крепко обняла меня, и на этот раз я по-настоящему рассмеялась, но в моем сердце была боль.

– Эй, ладно. Все в порядке, – я отстранилась, чтобы заглянуть в ее голубые глаза. – Ты в порядке?

Ее лицо было маской, которая начала слегка ломаться, прежде чем она одарила меня яркой улыбкой. Фальшивая улыбка, которая не достигала ее глаз.

Мне хотелось копнуть поглубже, спросить, что на самом деле не так, но я знала. Знала, почему она смотрит на меня такими же широко раскрытыми голубыми глазами, как у меня и у Джио. Нет, я понимала, в чем дело. Наш отец.

Она попыталась отмахнуться от этого, как от пустяка, пробормотав себе под нос:

– Это отец.

Она выдохнула и отступила на шаг назад.

– Отец превратился в зверя с тех пор, как что-то случилось на свадьбе, и он отказывается кому-либо рассказывать.

Я переступила с ноги на ногу, нервозность захлестнула меня, и я посмотрела на Николая. Он стоял несколько в стороне, неподвижный и величественный, наблюдая за мной так, словно я была единственным важным существом в комнате.

У меня перехватило дыхание.

Хотя я знала, что Николай мог слышать, о чем мы говорим, он не вел себя так, как должен был, не проявлял никаких эмоций по поводу того, что только что сказала Клаудия. Я оглянулась на сестру, радуясь, что она не знает об Эдоардо. Мой отец, очевидно, очень быстро все уладил, так что теперь никто, кроме небольшой команды его людей, не знал о случившемся.

– Я уверена, просто рабочие дела, – я наконец нашла в себе силы сказать сестре.

Она выдохнула, но кивнула, и я была благодарна ей за то, что она приняла мои слова, хотя и не была уверена, что она мне поверила. Я была рада, что она не заставила меня лгать еще больше. Я не хотела раскрывать ей ужасы и тьму, которые происходили в нашем мире, даже если она была окружена ими. Даже если бы я знала, что она прекрасно обо всем осведомлена. Я хотела, чтобы она была в безопасности, невинна и защищена от всего этого.

Джио и мама, вошедшие в фойе, вывели меня из задумчивости, и я обняла их обоих, машинально отвечая на вопросы в разговоре. Я слышала, как Джио обсуждает с Николаем «безопасные» темы. Спорт. Акции. Гребаная погода. Это было неловко, и очевидно, брату не нравился мой муж.

Но все, о чем я могла думать, – отец, о том, как он сделает жизнь Клаудии еще хуже из-за ситуации с Эдоардо. Как отец, несомненно, винит меня в смерти Эдоардо, а поскольку я теперь замужняя женщина и уехала из его дома, сестра займет мое место для его гнева.

Именно эти мысли заставили меня отойти от семьи и направиться туда, куда не следовало идти.

В кабинет моего отца.

Все разговоры позади меня стихли, и я оглянулась через плечо, чтобы увидеть, как все трое смотрят на меня. Глаза Николая были напряжены, челюсть стиснута, руки сжаты в кулаки. Но он не подошел ближе. Не остановил меня. Может быть, он знал, что мне нужно это сделать, поговорить с отцом, попытаться сгладить морщины и успокоить бушующие воды. Я единственная, кто может защитить Клаудию. Даже Джио не пошел бы против отца. Он слишком занят, постоянно выполнял его поручения, изучая «семейный бизнес».

Я знала, все это было стратегически спланировано Марко, его лепят, промывают мозги и формируют из него то, что хотел наш отец. Идеальный наследник. Идеальный солдат.

Я прошла по коридору и остановилась перед дверями кабинета отца, машинально протянула руку и впилась ногтями в ладонь, затем расслабилась и подняла руку, чтобы опустить костяшки на дерево.

Он заставил меня ждать целую минуту, стоя за закрытой дверью, прежде чем рявкнул разрешение войти. Я толкнула тяжелую дверь и шагнула внутрь, оставив дверь за собой открытой. Инстинкт самосохранения.

Я ощутила слабые нотки сигарного дыма и запах огня, который когда-то пылал в камине, а в воздухе витали ароматические масла, прилипая к книгам, стоявшим вдоль одной стены. Он сидел за массивным дубовым столом, очки для чтения были сдвинуты на переносицу, а ручка опускалось на лист бумаги.

– Что? – скучающим тоном произнес он, не поднимая на меня глаз.

Я молчала, перебирая край рубашки – одинокая нитка едва держалась. Прямо как я. Как и Клаудия, если я не исправлю ситуацию.

– Я… – я не могла больше ничего сказать, не могла найти слов.

Отец отложил ручку, снял очки и откинулся в кресле. И только тогда поднял на меня глаза. На его лице не было ничего. Никакого счастья от встречи со мной. Ни радости от того, что его дочь здесь, что она замужем и начинает свою собственную жизнь.

Ничего.

Он приподнял бровь и сложил руки перед лицом. Ожидание. Ожидание. Тишина, повисшая между нами, заставляла балансировать на грани и пугала еще больше. Но он делал это специально. Это была тактика, его тактика, чтобы сделать меня еще слабее, чем он уже видел.

– Я хотела спросить, не могли бы мы обсудить возможность того, что Клаудия навестит меня, когда я приеду в Десолейшен?

От одной мысли о том, что придется оставить сестру здесь и отправиться так далеко, через всю страну, у меня сжался живот.

– Может, она поможет мне освоиться? Я буду там одна, и уверена, Николай будет занят работой, – я сглотнула.

Он молчал. По-прежнему держал пальцы перед лицом.

– Просто мысль, – прошептала я.

– Хм, – наконец сказал он. – Просто мысль? – он положил руки на стол и побарабанил пальцами по нему. – Прошлой ночью ты устроила беспорядок с Эдоардо.

Я открыла рот и захлопнула его, снова и снова проводя руками по бедрам.

– Эдоардо очень жаль, но…

Отец хлопнул рукой по столу с такой силой, что лампа задрожала. Он медленно поднялся, упираясь ладонями в гладкое дерево.

– Нет никаких оправданий, – его глаза сузились. – Что именно ты делала со своим охранником? Была маленькой шлюшкой?

Мое горло было таким напряженным. Слишком сильно. Я не могла признаться, что видела его и Франческу, не могла допустить, чтобы ее семья пережила все это.

– Мне просто нужна была передышка. Эдоардо последовал за мной, должно быть, думал, что по-прежнему должен присматривать за мной, – я удивилась, насколько мои слова звучали уверенно и твердо.

– Это правда? – он выпрямился, но я осталась на месте, задрав подбородок и не сводя взгляда с его глаз. – Вижу, ты немного обрела хребет после свадьбы с русским, – он облокотился на стол. – Должно быть, он вытрахал из тебя всю слабость.

Я закрыла рот рукой в шоке и отвращении от того, что мой отец мог говорить мне такие грубые вещи. Но человек, надвигающийся на меня и смотрящий с такой злобой и ненавистью, был еще хуже, чем тот, кого в детстве я боялась и ненавидела.

Он остановился в нескольких футах от меня и скривил губы в отвращении.

– Ты помнишь мои слова, черт возьми. Запомни, ты должна слушаться этого русского недоноска, несмотря ни на что, – он сделал шаг вперед. – Я не допущу, чтобы ты еще что-нибудь испортила.

Еще один шаг, но я осталась на месте.

Я вытянула шею, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Отец, – сказала я сладким голосом, надеясь успокоить его и заставить понять, что я всего лишь женщина. Просто дочь, которую он продал. – Я буду хорошей. Я заставлю тебя гордиться.

Провались ты пропадом.

Он продолжал молчать.

– Но если ты позволишь, я бы хотела, чтобы Клаудия навещала меня. Если ты позволишь.

Он ухмыльнулся.

– Если я позволю.

Юмор угас.

– Мне нужно убрать весь беспорядок.

Опять за свое. К тому, что это моя вина.

Быстрее, чем я предполагала, отец схватил меня за запястье, да так крепко, я почувствовала, как оно опоясывает мою кость. Он сжимал все сильнее и сильнее, а потом резко дернул вперед и обнажил зубы.

Я не осознавала, насколько сильно звучит боль, пока она не вырвалась из моего рта и не заполнила весь кабинет. А потом я услышала его. Шаги приближались. Тяжелые. Твердые. Николая. В одну секунду отец оказался передо мной, схватив меня за запястье, а в следующую его швырнули через всю комнату, и он, споткнувшись, упал на свой стол.

Я уставилась на огромную, внушительную спину Николая, стоявшего между мной и отцом. Его плечи вздымались и опускались, и я слышала тяжелое дыхание. Его гнев ощутимо присутствовал в комнате, он был больше, чем сама жизнь.

– Ты… – сказал Николай и сделал шаг к моему отцу. – Ты совершил ебаную ошибку, – его акцент был настолько сильным, а английский едва различим. Я знала, что если не остановлю это, случится что-то ужасное.

И дело не в том, что мой отец погибнет от рук моего мужа, а в том, что Николай столкнется с последствиями этого.

Я оказалась рядом с Николаем, моя рука обвилась вокруг его большей. Я провела большим пальцем по внутренней стороне его запястья, и он медленно повернул голову от того места, где все еще находился мой отец.

– Поехали. Давай просто уедем, – я повторяла это снова и снова, как мантру. Я не знала, когда дошла до того, что так основательно приняла эту новую жизнь. Но сейчас я боялась, что Николай пострадает, хотя он казался несокрушимым. – Пожалуйста, – прошептала я и увидела, как ярость, охватившая его лицо, немного утихла и он выдохнул.

Он снова посмотрел на моего отца и прорычал:

– Это был последний раз, когда ты к ней прикасаешься.

А потом Николай переплел свои пальцы с моими и вывел из дома.

Глава 17

Амара

Мои слезы давно высохли, но все, о чем я могла думать, – это о Клаудии, о том, как она смотрела на меня с отстраненным выражением, ее большие голубые глаза показывали мне, какое у нее будущее.

Оно было таким же, как и мое. Я посмотрела на свое запястье: на бледной коже красовался синяк в виде отцовской руки.

Я закрыла глаза и подумала о тех последних минутах, когда Николай выводил меня из дома. Мама и сестра вышли вслед за нами к машине, и выражение беспокойства на лице мамы было осязаемым.

Я вспомнила, как смотрела в широко раскрытые голубые глаза Клаудии, как чувствовала ее тревогу и страх, как крепко обняла ее и прошептала на ухо:

– Я вернусь за тобой. Я не оставлю тебя здесь. Обещаю.

А потом появился Джио, который стоял у входной двери, крепко сжав руки в кулаки, и смотрел на мое запястье. Его челюсть была плотно сжата, глаза сужены. Мне оставалось надеяться и молиться, что он защитит Клаудию от гнева нашего отца, пока я не увезу ее. Я должна была верить, что он любит нас больше, чем заботится об одобрении нашего отца.

Я должна была верить в это, иначе я умру.

– Пожалуйста, – прошептала я ему, и когда он решительно кивнул, я почувствовала, как воздух наполняет мои легкие. – Я вернусь за тобой.

И я это сделаю. Я ощущала, как обещание заполняет каждую частичку меня настолько сильно, что другого выхода не было.

Я смутно осознавала включение двигателя частного самолета, выдернувший меня из раздумий. Я слышала разговор пилота и второй пилота на самолетном жаргоне. Я скорее чувствовала, чем видела, стюардессу, ходящую туда-сюда по маленькому проходу.

Но больше всего я ощущала напряженный взгляд Николая, устремленный на меня.

Я смотрела на него, не удивляясь его голубым глазам, устремлённым на меня. Я не могла назвать ни одну часть Николая мягкой. Он сидел, но выглядел напряженным, с зазубринами, как острое лезвие, которое может разрезать вас так же легко, как горячий нож масло.

– Я должна вытащить ее оттуда.

Я знала, он понимает смысл моих слов, их значение.

Но он ничего не ответил, просто протянул руку через небольшое пространство между нашими сиденьями и осторожно взял мою ладонь в свою. Он задрал рубашку, обнажая уродливый цвет моего запястья, и я услышала низкий, глубокий звук неодобрения. Он нежно – Боже, так нежно – провел пальцем по внутренней стороне моего предплечья, остановившись прямо перед синяком.

А потом его прикосновение исчезло, и он откинулся на спинку кресла, устремив взгляд в окно. Мышца под его покрытой щетиной щекой напряглась, и я сглотнула, зная, что это ощущение исходит от него, зная это жесткое, почти нечитаемое выражение его лица.

Он не хотел, чтобы это закончилось.

Мы сидели долго, так долго, что я не надеялась поговорить до конца полета в Десолейшен. Я подтянула ноги на сиденье и прижала их к груди, устроившись так, чтобы смотреть в окно.

Мы находились в воздухе уже полчаса, время удивительным образом пролетело незаметно, но ощутимую энергию, которая исходила от Николая, невозможно было игнорировать.

Я перестала смотреть на него, зная – каждый раз буду видеть одно и то же. Твердую решимость, что он расправится с моим отцом так, как это делают мужчины, подобные ему.

Жестоко. Окончательно.

Но у меня не было ни сил, ни эмоций, чтобы беспокоиться, пытаться отговорить его от этого. Да это и не имело значения.

Все, что меня сейчас волновало, – вытащить Клаудию из того дома, подальше от отца. Потому что, конечно, сейчас, после всего этого, после всего того, что произошло в его кабинете с Николаем, мой отец был особенно нестабилен. А Джио и моя мать могли защитить мою сестру лишь частично.

– Твоя мать находится под отцовским контролем так крепко, что в нем увязла, – наконец сказал Николай, и меня так поразил глубокий тембр его голоса, я даже слегка покачнулась на своем месте и повернулась, чтобы посмотреть на него.

Я облизнула губы и кивнула, не доверяя своему голосу, боясь, что он задрожит от силы моих мыслей и эмоций. К тому же я не хотела показаться еще более слабой, чем выглядела сейчас. Мне было стыдно, что я не оказалась сильнее, что не боролась упорнее, что не взяла сестру и не убежала.

Моя мать была уже настолько сильно в лапах отца, она не могла прислушаться к голосу разума. Она не защищала нас все эти годы, а лишь покорно терпела его гнев и ненависть к нам. Позволяла его гневу обволакивать нас, оправдывая себя и объясняя, что «так сложились обстоятельства».

Так сложились обстоятельства.

С меня хватит.

– Ты ведешь себя удивительно.

Я высвободила ноги и вытянула их, не понимая, что пролежала в одном и том же положении так долго, и ноги свело судорогой и болью.

Он поднял руку и провел ею по челюсти, а затем по бедру. Я наблюдала за этим, вспоминая, как он делал это прошлой ночью в гостиничном номере, прежде чем похлопать себя по коленям и попросить меня сесть.

Я почувствовала, как на меня нахлынула волна возбуждения: неожиданное возбуждение смыло все мои переживания, отчего я почувствовала себя еще более виноватой.

– Женщины в Братве или, по крайней мере, в Десолейшене не такие, – он откинулся на спинку сиденья и раздвинул ноги чуть шире – поза не должна была быть настолько привлекательной, какой была.

Он был таким большим, его ноги были такими длинными, а торс таким мускулистым и широким – он не мог поместиться на кожаном сиденье.

– Они стоят на стороне своего мужчины, сильны сами по себе. Они не трусят. Ты не должна, когда дело касается мира, в котором мы живем, – в его голубых глазах мелькали тени, о которых он мне не говорил.

Я не спрашивала его о матери. Может быть, именно оттуда эта тьма.

– Конечно, все происходит не так, как должно быть или было, – его челюсть сжалась при этом слове. – Хотя так и надо. Но есть много зла, которое скрывается прямо под носом, – он поднял руки ладонями вверх, как будто это все объясняло. – Ты беспокоишься о своей сестре, – он сказал это прямо, и я без колебаний кивнула.

– Мой отец собирается отыграться на ней, – я снова выглянула в окно, не видя ничего, кроме белого и голубого, так высоко, можно было притвориться, будто мы никогда больше не приземлимся, можем оставаться высоко над миром, где ничто не сможет нас коснуться.

– Твой отец собирается применить силу против твоей сестры?

Я провела языком по нижней губе, чувствуя боль от того, как он укусил плоть прошлой ночью, – еще одно напоминание о том, что мы разделили и сделали.

Долгие секунды я не отвечала, но когда наконец посмотрела на него, то не увидела ни осуждения, ни гнева, направленного на меня. В его глазах был расчет, непоколебимая решимость. Чем же он так отличался от тех мужчин, среди которых я выросла? Чем он отличался от моего отца?

– Из-за ситуации, которая произошла с Эдоардо, – мой голос надломился на последнем слове, когда воспоминания о крови, мозгах, разлетевшихся по стене рядом со мной, ворвались в разум, как заезженная пластинка.

Снова и снова. На повторе.

– Он винит меня, думает, у меня с ним было какое-то тайное свидание, скандальная интрижка, которая разрушила бы его репутацию, – я опустила взгляд на свои колени и сцепила пальцы. – И мне плевать, если он считает меня шлюхой. Мне все равно, если он винит меня во всем. Я просто хочу защитить свою сестру. Я знаю это, потому что если он не сможет наказать меня за все, что произошло, то выместит это на Клаудии.

Он молчал слишком долго, чтобы я посчитала, будто перешла границы дозволенного и позволила себе вольности, которые поставят меня в неловкое положение перед мужем.

Хотя я не думала, что между Николаем и моим отцом пропала какая-то любовь, говорить что-то негативное о Марко – это не то, что должна делать дочь, особенно при муже, который связан с ним профессиональной деятельностью.

На висках выступили бисеринки пота, по позвоночнику пробежал страх. Я ерзала на сиденье, теребя в руках рубашку. Я не могла усидеть на месте, все ужасные, чудовищные вещи, которые могли произойти и произойдут, бомбардировали мой мозг, так что это все, что я могла видеть, думать, чувствовать и слышать.

– Амара.

Из раздумий меня вывел жесткий, грубый голос Николая, который заставил меня моргнуть, чтобы прояснить зрение, и посмотреть на него.

Он наклонился вперед на своем сиденье, опираясь локтями на бедра, и сурово смотрел на меня.

– Я… – я потирала ладонями бедра и заметила, как его взгляд опустился вниз, чтобы понаблюдать за этим действием, всего на секунду, прежде чем вернуть внимание к моему лицу. – Просто забудь, что я что-то сказала. Все в порядке. Все хорошо, – я снова посмотрела в окно и прикусила нижнюю губу, чувствуя себя дурой из-за того, что так разговорилась.

Неважно, как Николай вел себя по отношению ко мне, как защищал меня… убивал за меня. Как он напал на моего отца, чтобы уберечь меня. Все это не имело никакого значения, потому что он все еще был плохим парнем. Он был частью того же мира, что и я, и в этом мире, что бы он ни говорил, я должна знать свое место. Я должна научиться думать, прежде чем говорить.

Иначе только усугублю ситуацию, причем не только для себя, но и для сестры.

– Иди сюда.

Я посмотрела на Николая после этой резкой команды и увидела, как он медленно выпрямился и откинулся в кресле, снова приняв расслабленную позу. Его предплечья упирались по бокам сиденья, одна рука обхватила край подлокотника, пальцы медленно поглаживали кожу.

Ему не нужно было просить снова. Я уперлась руками в сиденье и поднялась, сделав три шага, чтобы встать перед ним.

Несмотря на то, что я была выше его, а он смотрел на меня снизу вверх, то все равно чувствовала себя такой крошечной, такой ничтожной по сравнению с его присутствием.

Он был похож на солнце, а я – на Землю, вращающуюся вокруг него. Он был ярким и большим, и без него я чувствовала себя холодной и мертвой. Это была самая необъяснимая эмоция, которую я когда-либо испытывала, – чувство, что один человек имеет надо мной такую власть.

Это была слабость, еще одна, которая мне точно не нужна, но от которой не могла избавиться, как бы отчаянно этого ни хотела.

– Иди сюда, – его голос был глубоким, темным и восхитительным, и я чувствовала его до самых кончиков пальцев на ногах.

Я знала, чего он хочет. Я медленно выдохнула и посмотрела на его слегка раздвинутые бедра, на то, как он все еще проводит большим пальцем по коже подлокотника, а затем вернулась к его лицу, где увидела застывшее выражение.

Я расположилась у него на коленях, обе мои ноги оказались между его бедрами, а его рука автоматически скользнула вниз по центру моей спины, чтобы расположиться прямо над моей попкой, на ее небольшом участке. Его ладонь казалась такой большой, охватывая всю область.

Его большой и средний пальцы лежали на моем подбородке, слегка надавливая, когда он поворачивал мою голову к себе. У меня перехватило дыхание. И дело было не в выражении его лица и не в том, как он смотрел на мои губы, подобно голодному, изголодавшемуся, хищному волку.

Нет, ничего этого не было, а было то, как его большой палец поглаживал мой позвоночник – нежное прикосновение, которое противоречило всему, что он, казалось, отстаивал, что я видела, когда смотрела в его голубые глаза.

– Иди сюда, – пробормотал он, и я почувствовала легкое давление на подбородок, где его большой и указательный пальцы все еще нежно обхватывали меня. Он мог бы легко податься вперед и прижаться своими губами к моим, с силой притянуть мой рот к своему. Но нет, он хотел, чтобы я проявила инициативу. Он хотел, чтобы я поцеловала его. И я поцеловала.