Текст книги "Наследница рыжеволосой ведьмы"
Автор книги: Дженет Лоусмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Дженет Лоусмит
Наследница рыжеволосой ведьмы
Гэллоус Хилл вблизи Салема всегда считался зловещим, проклятым местом, где бесчинствовали духи умерших. Сегодня же там стоят фабрики и современные жилые дома, школы и церкви, и никто больше не вспоминает легенды о дерзости и лицемерии, послуживших причиной смерти невинных людей.
Ранним летом года 1692 в Гэллоус Хилл были повешены девятнадцать человек. Всем им в вину вменялось колдовство.
Приговор вынес суд в Салеме, где для семи судей и вполне хватило одних лишь слухов, чтобы обвинить человека. Доказательств не требовал никто. Ссылались на закон короля Джеймса I, гласившего в отношении колдовства и поклонения дьяволу:
«Окажись мужчина или женщина ведьмой, то есть если поддерживает он или она связь с духами, они должны быть уничтожены».
В те времена было легко прослыть ведьмой: достаточно быть пожилой женщиной, хромой или слепой, а то и молодой девушкой, веснушчатой и рыжеволосой, как уже следовало опасаться за свою жизнь. А если они к тому же калеки или, не приведи Господи, горбатые, тут уж ни у кого не вызывало сомнения, что они связаны с дьяволом.
Последнее сожжение ведьмы произошло в Броудмуре, небольшом местечке близ Салема, спустя более двух столетий после того страшного указа: это была женщина по имени Эльвира Фоксворт, обвиненная в обладании сверхъестественными силами и заключении договора с самим Сатаной. Ее красота, ум, ее богатство и благополучие в глазах сограждан являлись не иначе как дар злого врага человеческого. Ее сожгли на костре, объявив ведьмой.
Но в час смерти Эльвира Фоксворт прокляла своих убийц и пообещала мстить им целое столетие.
Глава первая
Карен тщательно упаковала свои немногочисленные драгоценности в кожаную дорожную сумку: золотой медальон, гранатовое кольцо, обрамленное сияющими сапфирами, и камею. Все эти вещи принадлежали ее матери, и Карен часто задавалась вопросом, для чего покинутой и одинокой женщине вообще иметь драгоценности, даже самые скромные. Да что она вообще знала о матери! Только то, что происходила та из местечка близ Салема штат Массачусетс, что была красива, но слишком изнеженна, чтобы пережить рождение дочери в больнице Сестер милосердия.
Имя матери в свидетельстве о рождении – Мэри Скотт – вне всякого сомнения, вымышленное.
Обстоятельства ее рождения подтверждали предположение: Карен была внебрачным ребенком, с которым мать, вероятно, не могла показаться на глаза своей почтенной семье.
В качестве приемной дочери Карен выросла в семье Рэнсдейлов. Все члены ее – за исключением строгой миссис Рэнсдейл – восхищались Карен и ценили ее, весьма гордую теперь полученной наконец-то самостоятельностью. И ей так требовалось в предстоящие дни собрать все свои мужество и силы, поскольку она выходила в большой мир, отныне нельзя уже будет искать защиты дома, если дела вдруг пойдут вкривь и вкось.
Естественно, за обедом Карен от волнения не могла проглотить ни куска. Хозяин дома Генри Рэнсдейл, заметивший ее нервозность, дружелюбно улыбнулся ей, в то время как его супруга поглядывала на Карен с поджатыми губами.
Именно Генри Рэнсдейлу была Карен обязана тем, что смогла посещать учительский семинар. И вот успешно завершив занятия, она решила получить неподалеку место учительницы. Маргарет Рэнсдейл с большой неохотой отпускала Карен, очень полезного в доме человека. Но именно ее многочисленные мелкие колкости и зачастую открыто проявляемое недоброжелательство побудили девушку, впервые за двадцать один год жизни, настоять на своем. В кругу этой семьи, здесь в Бостоне, она не смогла бы стать самостоятельным человеком; она просто обязана была идти своей дорогой. У Рэнсдейлов и в дальнейшем злоупотребляли бы ее добротой и покладистостью, используя вдобавок в качестве бесплатной сиделки для старой бабушки.
– Я нахожу это просто эгоистичным, ни с того ни с сего отправиться в Салем, – язвительно заметила сводная сестра Карен, Сара Ли. Девушка унаследовала и в облике, и в натуре все худшие черты обоих родителей: грубое лицо матери, ее приземистую фигуру, длинный орлиный нос отца и его аристократически узкие губы.
– Лично я считаю, – строго прервал мистер Рэнсдейл, – что Карен приняла правильное решение. В конце концов, она прилежно трудилась, чтобы получить педагогическое образование, и должна работать по профессии. Сара Ли, ты бы лучше взяла пример со своей сестры.
Глаза Сары Ли зло блеснули. Еще с детства она ревниво относилась к хорошенькой, всегда доброжелательной и пользующейся успехом в обществе Карен.
– Возможно, в Салеме сыщется жених для Карен, ровня ей по социальному уровню, – вмешалась Маргарет Рэнсдейл. – Ведь здесь каждый знает, что Сара Ли единственная наследница Рэнсдейлов. И хотя Карен более хорошенькая – в конце концов, должны же, благосостояние и добропорядочность остаться в собственной семье. Разве я не права, Генри, дорогой?
– Нет, абсолютно нет, – мягко улыбнувшись, ответил ее супруг. – Карен найдет свою дорогу в жизни без погони за наследством и авантюрных замашек. Если ты одобряешь подобный путь для своей дочери в будущем, могу только сказать, что Карен выше подобных методов.
Наконец продолжительный семейный обед позади. Бо, пудель, виляя хвостом, собрался сопровождать Карен.
Карен бросила последний взгляд на свою комнату. Чувство вины охватило ее. В конце концов, Рэнсдейлы дали ей уютный кров над головой. И может, из чувства благодарности стоило задержаться у них еще на несколько лет? Однако победили разум и известная доля любопытства. Разве ее мать не жила в Салеме, прежде чем отправиться в Бостон и родить там ребенка? Кроме того, Карен обязана была наконец-то избавиться от влияния богатых мещан Рэнсдейлов, если не хотела однажды обручиться с каким-нибудь молодым человеком, которому отказала Сара Ли. Ни в коем случае Карен не собиралась выходить замуж из материальных соображений. Она мечтала о браке с мужчиной, которого бы любила и уважала, В Бостоне у нее было мало шансов на успех – за этим неотступно следила миссис Рэнсдейл, которая не допускала, чтобы Карен сама выбирала себе друзей.
Семья Рэнсдейлов в ожидании строптивицы собралась в библиотеке. И прежде чем Карен открыла туда дверь, она услышала пронзительный, как будто с кем-то спорящий голос миссис Рэнсдейл. Речь шла о предстоящем первом выходе в свет Сары Ли.
Нерешительно Карен вошла в комнату. Мистер Рэнсдейл, спокойный и невозмутимый, сидел за своим письменным столом, подчеркнуто сохраняя выдержку по отношению к резким всплескам темперамента своей необузданной супруги. Украдкой он подмигнул Карен.
– Боже мой, как ты можешь уезжать от нас в этом наряде, точно какая-нибудь продавщица! Надень что-нибудь другое, сними эти лохмотья! – запричитала Маргарет. – Что подумают о нас люди?
Для дальней автомобильной поездки Карен выбрала простую белую блузку, шерстяную юбку и полуботинки. Легкий голубой плащ она перекинула через руку.
– Да ведь меня там никто не знает, – ответила Карен.
Мнение Маргарет было однозначно: те немногие приличные платья, что имела Карен, следовало надевать только в церковь, либо по воскресеньям, когда ожидались гости. В остальные дни она должна была носить безвкусно сшитые, плохо сделанные Сарины вещи. Собственные желания Карен в расчет не принимались. И лишь Генри давал ей иногда деньги, чтобы она могла купить себе что-нибудь по своему вкусу.
– Оставь, ты выглядишь прелестно и одета вполне подходяще для дороги, – успокаивающе произнес Генри.
Карен про себя поблагодарила своего приемного отца за его поддержку. Он всегда был к ней внимателен и доброжелателен, хотя его общественные обязанности в благотворительных организациях отнимали у него много времени. Многие часы Карен проводила дома в его библиотеке, читая классиков и слушая пластинки, а в детстве часто находила у него защиту, когда, плача, прибегала, скрываясь от придирок Сары Ли.
– Обещай мне, что будешь ехать осторожно, – попросил Генри.
Карен кивнула. Чувство благодарности переполняло ее: ведь именно Генри подарил ей на ее день рождения, когда отмечали двадцать один год, чудесный маленький автомобиль!
– Синоптики обещают бурю. Прошу тебя, если погода совсем испортится, переночуй в мотеле и только утром отправляйся в Салем.
Еще раз они обменялись мимолетным взглядом взаимопонимания. Карен любила своего приемного отца. Ведь именно он двадцать один год назад забрал из сиротского приюта Сестер милосердия дитя Мэри Скотт и вырастил ее как своего второго ребенка. Его жена демонстрировала откровенную неприязнь к девочке, но не отваживалась противостоять воле супруга.
На прощание он вложил в руки Карен конверт.
– Здесь тысяча долларов, дитя мое. Когда приедешь в Салем, отнеси их, пожалуйста, в банк – на всякий случай. Мне жаль, что не могу дать больше.
Маргарет тут же высказала свое недовольство его расточительностью. Она напомнила ему о дебюте Сары Ли в свете. И о туалетах, которые для этого необходимы.
– Замолчи, Маргарет, – строго велел Генри. – Карен не получила от нас ничего кроме самого необходимого, и если я решил дать ей денег, то так это и будет!
– Ах, пожалуйста, не надо. – Карен хотела вернуть ему конверт, но Генри наотрез отказался принять его.
– Возьми их. Возможно, когда-нибудь они тебе понадобятся. Если со мной что-то случится, вряд ли ты сможешь рассчитывать на мою семью.
– Мне и от вас ничего не надо, – заверила Карен. – Вы всегда так хорошо ко мне относились.
– У меня еще есть кое-что для тебя. Когда-то мне передали это сестры милосердия.
Генри достал из кармана пиджака узкий кожаный футляр.
– После смерти твоей матери это нашли в ее вещах.
И Генри осторожно раскрыл футляр. На голубом бархате покоилась бесценная подвеска на золотой цепочке: огромный рубин, который обрамляли сияющие алмазы, оправленные в золото филигранной работы.
У Карен перехватило дыхание.
– Почему ты никогда мне об этом не рассказывал?
– Потому, дитя мое, что, возможно, это изумительное украшение является разгадкой тайны твоего истинного происхождения, и ты должна была стать достаточно взрослой, чтобы тебе можно было рассказать об этом. Что бы ты ни думала о своей матери, я уверен, она дама из высших кругов. Я знаю это от сестер милосердия. Она была не только красивой, но и в высшей степени интеллигентной. Никому не выдала своей тайны, действительно, необыкновенная женщина; ты можешь гордиться ею, дитя мое. Возможно, ты когда-нибудь узнаешь о своем происхождении. С твоей эрудицией и таким наследством это будет не сложно.
Карен сразу решила все разузнать о матери.
– Во всяком случае, – любовно глядя на нее, продолжил Генри, – перед прощанием мне бы хотелось еще предостеречь тебя: не всегда хорошо знать правду. Лучше оставить некоторые двери закрытыми. Может быть, и вправду надо оставить все как есть, и вспоминать о матери как о прекрасной воспитанной леди, передавшей любимой дочери эти свои черты.
Слезы бежали по щекам Карен. Глубоко тронутая, она обняла Генри и, всхлипывая, сказала:
– Ох, мистер Рэнсдейл, как же я благодарна вам! Я никогда не забуду вас!
Карен подняла глаза и наткнулась на суровое выражение на лице Маргарет.
– А мне ты не благодарна? – язвительно заметила та. – В конце концов, это я билась с тобой все эти годы, чтобы из тебя получился приличный человек!
– Конечно, – приветливо ответила Карен. – Я вам обоим благодарна. Вы оба хорошо относились ко мне.
– А кто теперь будет заботиться о бабушке? Не ты же! Ты уезжаешь, Получила новый автомобиль, платья, деньги, драгоценности…
– Маргарет! – в голосе Генри прозвучало презрение. – Закрой, наконец, рот. Кроме оскорблений Карен почти ничего не получила от нашей семьи, а нам, видит Бог, много дала.
– Ты говоришь так, будто это твоя собственная дочь. Что за девушка! К тому же внебрачная. Неизвестно еще, кто был ее отец. Только не раскапывай глубоко свою благородную родословную!
Генри Рэнсдейл обнял Карен.
– Не слушай ее. Маргарет возбуждена в связи с твоим отъездом. По сути, она ведь тоже тебя любит.
С этими словами он надел колье Карен на шею. Прохладной каплей камень коснулся ее кожи. Девушка вздрогнула. Маргарет подошла поближе и усмехнулась.
– Красивая вещица. Могла бы одолжить Саре для ее выхода в свет.
Карен замерла.
– Мне очень жаль, миссис Рэнсдейл, но не могу себе представить, чтобы кто-нибудь носил это кроме меня.
Подняв руку, она нежно коснулась пальцами рубина.
– Он принадлежал моей матери, а теперь он мой. Ни на миг не хочу расставаться с ним.
Взглянув на часы, Генри Рэнсдейл прервал разговор.
– Уже больше двух часов. Ты должна ехать, пока не началась буря.
Карен удивилась, увидев, что в холле ее ждет Сара Ли. Она выглядела заплаканной. Украдкой Сара вытерла слезы.
– Всего тебе доброго, Карен. Береги себя. Я… я желаю тебе счастья и успеха на новом месте.
Внизу в комнате ждала Карен и старая миссис Рэнсдейл.
– До свидания, дорогая, – охрипшим от волнения голосом произнесла она, – Мне будет очень не доставать тебя и тех часов, когда ты читала мне. Возьми, тут маленький подарок на прощание: твое любимое кушанье – корзиночки с кремом из взбитых сливок. Не знаю никого, кто бы с таким аппетитом ел их!
Тронутая вниманием, Карен поблагодарила.
Старая женщина погладила руку Карен н медленно и устало стала подниматься по лестнице. С легким сожалением Карен подумала про себя, что никогда уже, вероятно, не увидит больше бабушку. Теперь она раскаивалась, что порой по своей воле обрывала чтение, а иногда вхолодные зимние вечера с не слишком большой охотой готовила чай.
После слезного прощания со слугами Карен села наконец в свой автомобиль и медленно поехала по боковой улице, чтобы выбраться на шоссе.
Далеко на западе за мчавшимися облаками пряталось полуденное солнце. Вот таким Карен любила дом, с отблесками лучей на стеклах окон, легким дымком от топившихся каминов и дрожащими тенями на лужайке. Это был красивый старый дом, окруженный огромными вязами и сияющими осенним багрянцем кленами. И все-таки с легким вздохом облегчения Карен осознала, что это уже больше не ее родное гнездо, а просто часть прошлого. Она быстро перевела взгляд на дорогу и нажала на педаль акселератора.
Глава вторая
Примерно через час после выезда из Бостона Карен все-таки настигла буря. Дворники монотонно очищали залитые дождем стекла. Движение на шоссе почти прекратилось. Карен чувствовала себя уютно и надежно защищенной в своем маленьком компактном автомобиле, так отважно прорывавшемся сквозь сгущающуюся мглу. Бо, пудель, спал на сидении рядом с ней, положив голову на передние лапы; его задние лапы изредка подергивались, как будто во сне он подбирался к бродячей кошке. Глядя на него, Карен рассмеялась и нежно погладила его по голове. Уже в течение пяти лет они были неразлучны. Собственно, собака была подарком Саре Ли на день рождения, но ввиду откровенной неприязни к животным та, не долго думая, отдала пуделя Карен.
До сих пор Карен еще не была уверена, что будет делать по приезде в Салем. До начала учебного года оставалась еще неделя и ей следовало серьезно подготовиться к занятиям. Для начала она решила подыскать недорогой чистый отель. А в понедельник, когда она отправится в школу, коллеги, возможно, помогут ей подыскать приемлемое жилье.
Она вспоминала слов Генри Рэнсдейла, серьезно уверявшего, что когда-нибудь она познакомится с семьей, из которой происходит. В то же время Генри предостерегал ее не слишком ворошить прошлое.
Прелестное колье, надежно припрятанное, покоилось в маленькой шкатулке для драгоценностей. Казалось, это – единственная осязаемая улика, ключ к разгадке существования ее родителей.
Но хочет ли она действительно узнать больше о своих родителях, спросила себя Карен. Может, лучше просто остаться Карен Скотт и построить жизнь по своему усмотрению? Что ждет ее, если она и в самом деле попытается приоткрыть двери в прошлое?
Рэнсдейлы страдали от того, что, их дочери Саре недоставало красоты и особенно интеллигентности, как положено наследнице подобного имени и состояния. Но эти качества Саре уже никогда не приобрести. Будучи простой дочерью торговца Сара Ли наверняка была бы счастливее. Возможно, когда-нибудь она вышла бы замуж за сына торговца, стала бы толстой и рожала бы детей; одного за другим…
Карен так углубилась в свои мысли, что проглядела указатель поворота «Салем – 25 миль». Она продолжала вести свой маленький автомобиль по шоссе сквозь ливень, сосредоточив теперь все свое внимание на машине и предполагаемой цели.
Положив руку на светящуюся приборную доску, она поглядела на наручные часы. Только семь часов. Неужели еще так рано? Буря усилилась, порывы ветра, и потоки ливня сотрясали теперь маленький автомобиль. Вдруг Карен заметила, что в одном месте от шоссе ответвлялась проселочная дорога, нависшие густые ветви деревьев, стоявших в ряд, образовали как бы лиственный шатер и сразу сомкнулись над маленьким автомобилем.
Карен чувствовала себя уставшей. День выдался таким напряженным, а после многочасового сидения за рулем у нее болело все тело, веки смыкались. Постоянный шум колес и монотонное постукивание дворников действовали завораживающе, и Карен боялась уснуть за рулем.
Бесконечно тянулась дорога, и постепенно Карен овладело опасение, что она неверно выбрала направление. С одной стороны дороги лес выглядел слишком непроходимым, сама дорога казалась совершенно заброшенной. Конечно, это было не основное шоссе. Карен окончательно сбилась с пути.
Сквозь стекла, залитые дождем, Карен вдруг увидела силуэт, от которого у нее застыла кровь в жилах.
Это была собака. Призрачно белая, вся блестящая, она быстро бежала параллельно дороге. Животное выскочило, казалось, прямо из густого перелеска, и, видимо, задалось целью обогнать автомобиль. С высунутым языком и вращающимися глазами мчалось оно в свете фар. Но что это? Карен заснула или на самом деле появились вдруг еще собаки – две, три, целая свора выла в ночи рядом с машиной. Внезапно на какое-то мгновение Карен показалось, что ее преследователи скрылись в густом перелеске, и она решила, что все это ей просто привиделось. Не успела она облегченно вздохнуть, как вся свора вновь откуда-то вынырнула и окружила ее с обеих сторон.
Страшный вой разбудил Бо. В мгновение ока оказался он у окна и, прижав уши, начал глухо рычать. От страха Карен находилась в полуобморочном состоянии. Она с силой вжимала в пол педали акселератора, стремясь уйти от преследователей, что оттесняли ее с проселочной дороги. Когда ей показалось, что она избавилась от чудовищ, в свете фар появилось вытянутое туловище с прижатыми ушами и взлохмаченной шерстью. Это был предводитель своры. От страха Карен была сама не своя и в беспамятстве одолевала милю за милей. Сколько еще ей придется проехать, чтобы избавиться от этих ужасных животных?
Влажными руками Карен судорожно вцепилась в руль. Бо, глухо рыча, метался между закрытыми окнами. Нет, долго она не выдержит эту сумасшедшую погоню в ночи.
Внезапно из темноты, преграждая ей дорогу, возникло призрачно надвигающееся белое заграждение. Автомобиль занесло. В последнюю секунду Карен успела прикрыть лицо руками, затем услышала скрежет металла и звон вдребезги разбившегося стекла – колеса прокручивались, автомобиль мчался в пустоту. Раздался оглушительный треск, затем наступила мертвая тишина…
Карен нащупала тельце Бо. Слава Богу, они оба живы, и кажется, кости у них целы. Машинально выдернула она ключ зажигания, хотя двигатель не издавал ни звука.
Буря, кажется, пошла на убыль, и, немного помедлив, Карен решила выйти из машины, чтобы осмотреть повреждения. Но только она положила руку на щеколду дверцы, как вновь перед окнами возникли призрачные тени и окружили машину. Карен вся затряслась от страха; когда собаки злобно оскалили зубы в разбитые окна машины. Она все еще надеялась, что это всего лишь кошмарный сон.
В следующую минуту белая голова вожака просунулась в разбитое ветровое стекло. Карен быстро отпрянула, не в силах выдержать взгляд этих пылающих как угли глаз. У Бо встала от ярости дыбом шерсть, и он набросился на непрошенного гостя, стараясь защитить свою хозяйку. Карен охватила паника.
Чудом показался ей свет фар в темноте. Это была машина, приближавшаяся с противоположной стороны. Трясущимися руками пошарила она в бардачке, нашла ручной фонарик и начала подавать им сигналы приближавшемуся автомобилю. Она только могла надеяться, что слабый свет ее фонарика или хотя бы сбитое ограждение будут замечены. Ее собственный автомобиль, почти полностью скрытый деревьями, находился на дне оврага.
Грохот автомобиля сделался отчетливее, и вот прямо перед поворотом остановился старый форд.
– Слава Богу, – простонала Карен, в то время как Бо лизал ее руки, повиливая хвостом.
С удивлением Карен обнаружила, что они с Бо остались одни. Собак поглотила темнота. И вновь Карен задалась вопросом, не было ли все пережитое лишь плодом ее воображения.
Ее спаситель помог ей вылезти из машины, не очень внятно представившись мистером Шокли, и сказал, что он привратник в Броудмуре, имении, расположенном неподалеку.
Вероятно, будучи не старше лет тридцати, Шокли со своими скверными зубами, желтоватым оттенком кожи и мешками под глазами выглядел под сорок. А Карен была так счастлива услышать человеческий голос, хотя мужчина и не вызывал особого доверия.
С оттенком какого-то нетерпения в глазах он что-то пробурчал в ответ на ее благодарность.
Надев плащ, Карен осмотрела повреждения своего автомобиля. Было ясно, что его необходимо отправить на ремонт в Салем. Замерзшая и совершенно растерянная, Карен понимала, что следует принять неохотно сделанное мужчиной предложение отправиться в имение. Возможно, оттуда она сможет попросить о помощи.
Совсем неуютным показался ей Броудмур, старый особняк викторианской эпохи, стоявший на высоком холме и окруженный с двух сторон водой. Темным и каким-то угрожающим выглядело озеро; волны, вздымаемые ветром, с грохотом разбивались об утес внизу дома. Форд остановился перед главным порталом. Привратник поднялся по лестнице с багажом девушки, остановился перед массивными дверями и постучал в них железным кольцом.
Служанка в сером одеянии с каменным выражением лица открыла дверь. Она казалась какой-то странной, лишенной примет времени, совершенно неопределенного возраста. Выступающие скулы обтягивала тонкая темная кожа, узкие губы и острый нос придавали ее чертам зловещее выражение. Трудно сказать, была ли она негритянкой или индианкой. Во всяком случае, слова приветствия застряли у Карен в горле.
– Что вы желаете? – недружелюбно произнесла, наконец, женщина высоким голосом.
Шокли выступил вперед.
– Девушка потерпела аварию внизу в овраге, – объяснил он. – Нам нужно позвонить: ее должны отсюда забрать.
– Если вы мне покажете телефон, я могу позвонить в гараж в Салеме, – добавила Карен.
Темные глаза служанки изучающе рассматривали Карен. Девушке показалось, что вопрошающий взгляд женщины был даже каким-то боязливым. Ззтем женщина произнесла раболепным тоном:
– Я сообщу госпоже, что вы здесь, мисс…
– Скотт, – торопливо представилась Карен. – Карен Скотт из Бостона.
– Пожалуйста, следуйте за мной.
Женщина прошла вперед, пересекая огромный холл. Карен, приказав Бо остаться рядом с багажом, устремилась за служанкой. Они прошли вестибюль с тяжелыми персидскими коврами и мебелью викторианской эпохи.
Гнетущая тишина царила в доме. Он производил впечатление огромной нежилой усадьбы и определенно насчитывал более пятидесяти комнат, исключая служебные помещения. За стенами неистовствовала буря, изо всех углов доносились шорохи и скрип, и у Карен возникло ощущение, будто находится она на старом судне посреди бушующего моря. Тут они вошли, по-видимому, в огромную библиотеку, и прежде чем Карен смогла что-либо понять, двери за ней закрылись. Она осталась одна.
Стены помещения с целой галереей фамильных портретов украшали богатые восточные ковры и драгоценные художественные изделия. На деревянных панелях висели портреты мужчин и женщин, одетых по моде восемнадцатого и девятнадцатого столетий.
Один из портретов привлек особое внимание Карен. Он висел над камином и изображал юную девушку с огненными волосами и нежной кожей. Полотно размером в человеческий рост создавало впечатление, будто девушка в любой момент может выйти из рамы, чтобы приветствовать ее.
Тягостная тишина царила в комнате. Единственные звуки исходили от потрескивающих поленьев в камине, да неистовый ветер сотрясал оконные рамы.
Из темноты вдруг возникла тень, и чей-то голос произнес:
– Могу я для вас что-нибудь сделать?
Карен была настолько увлечена созерцанием комнаты и ее обстановки, что совсем не заметила фигуру мужчины в кресле перед камином.
– Мне очень жаль, – смущенно произнесла она, – я вас не заметила. Меня зовут Карен Скотт, я потерпела аварию в ущелье. Ваш привратник был настолько любезен, что привез меня сюда, чтобы я могла позвонить.
Мужчина, лицо которого скрывалось в тени, сухо рассмеялся.
– Это что-то новое. Вы первая, кто находит Шокли любезным.
Карен слегка раздражал заносчивый тон, в котором говорил мужчина. Кроме того, он и не думал вставать, как принято, когда разговаривают с дамой.
– Мне очень жаль, мистер…
– Бредли. Стивен Бредли.
– …мистер Бредли, что я утруждаю вас. Мне нужно как можно быстрее воспользоваться телефоном, а затем я покину вас.
Мужчина все-таки медленно поднялся и подошел к ней. Даже намека на приветливость не было на его лице. Чувствовалось, что досадная помеха в лице Карен ему весьма неприятна.
Неожиданно он протянул ей руку.
– Сожалею, что хозяйка Броудмура нездорова, мисс Скотт. Так что вместо нее принимать вас здесь буду я.
Иронические нотки в его голосе были Карен неприятны. Его серо-голубые глаза без намека на улыбку внимательно изучали ее.
– Боюсь разочаровать вас, но телефонная связь из-за бури прервана. Да вы все равно сегодня ночью и не добрались бы до мастерской. Так что можете спокойно оставаться здесь, расслабиться и насладиться вошедшим в поговорку гостеприимством Броудмура.
На лице Карен ясно проступил страх.
– Вы уверены? – дрожащим голосом спросила она.
– Абсолютно, – ответил он, спокойно поглаживая подбородок. – Вам не остается ничего иного, как подождать до утра. Впрочем, если вы не захотите отправиться в Салем пешком. Но это около пятнадцати миль.
– Что… что же мне делать?
Карен была в отчаянии.
Слегка пожав плечами, Стивен пересек комнату, подошел к буфету и, достав два бокала, наполнил их коньяком. Возвращаясь к камину, он протянул один бокал Карен.
– За нашу очаровательную гостью, – произнес он, осушая бокал одним глотком.
Поскольку Карен молчала, он подбодрил ее.
– Давайте, выпейте, вам это поможет.
Впервые Карен почувствовала в его тоне что-то похожее на участие.
– И еще. У вас просто нет другого выхода. Успокойтесь, в Броудмуре более двадцати спален, не считая комнат для слуг. Так что вы никоим образом не выгоняете нас из наших кроватей. Сейчас здесь живут пожилая дама Элти Фоксворт, ее обожаемая дочь с больным супругом и весьма раздражительное дитя – Тери, – отцом которого я являюсь. С Шокли и нашей любезной миссис Пул вы уже познакомились. Впрочем, моя жена умерла… А что касается моей дочери, то она довольно избалованная девочка, для которой лучше всего жить в интернате. Звучит, возможно, немного жестко, зато справедливо.
И он, бравируя, поглядел на Карен своими голубыми глазами.
– Почему вы так стараетесь выглядеть суровым и недоброжелательным? – поинтересовалась Карен.
– А что же вы ожидали?
Размахивая руками, Стивен принялся широкими шагами ходить по комнате.
– А вы думали, тут будут бить в литавры и трубить? Может, вы рассчитывали, что вас будут приветствовать еще на лестнице этого – этого дома радости?
Он вновь наполнил свой бокал.
– Броудмур неприятное место. Или лучше сказать, убежище, где прячутся от мира.
– Я ничего подобного и не ждала, – холодно произнесла Карен. – Ничего, кроме обычной учтивости. Но, кажется, этим вы не обладаете.
Карен просто злили его плохие манеры. По какой-то неведомой причине Стивен Бредли хотел ее запугать. Но, несмотря на грубые манеры, выглядел он привлекательно: высокий, хорошо сложенный, с широкими плечами и густыми волосами, которые на висках уже слегка серебрились. Более всего ее очаровали его выразительные руки с аристократически длинными пальцами, при разговоре он выписывал ими какие-то картины в воздухе. Она не могла отвести глаз от них. Даже если бы он был небрит и одет в лохмотья, все равно бы выглядел элегантно и самоуверенно. Стивен заметил ее внимательный изучающий взгляд.
– Вы курите?
Слова прозвучали почти миролюбиво. И хотя Карен делала это крайне редко, она с благодарностью взяла сигарету.
– Думаю, я должен вам кое-что объяснить, – немного погодя начал Стивен.
В этот момент от дверей донесся легкий шорох. В комнату вошла среднего роста женщина в возрасте примерно тридцати лет.
На ней было длинное до пят домашнее платье, черные волосы собраны в искусную прическу. Лицо интересное, даже можно сказать, красивое: четко обрисованные скулы, живые карие глаза, сильно намазанные и подчеркнутые искусственными ресницами, полный, чувственный рот.
Она протянула Карен унизанную кольцами руку.
– Меня зовут Клеа Напье, – представилась она. – Я дочь миссис Фоксворт. Она сожалеет, что неважно себя чувствует, и просила меня встретить вас. Но вижу, что мой зять уже предложил вам выпивку. Я думала…
В ее голосе послышались злобные нотки.
– В общем-то это единственное, что он может.
Стивен, широко улыбнувшись, потрепал ее по щеке.
– Моя милая золовка этим замечанием хотела дать понять, что я был никудышным мужем, являюсь бесчувственным отцом, и прежде всего, бесталанным художником.
Клеа взглянула на него, холодно улыбнувшись. Затем повернулась к Карен.
– Я слышала, вы потерпели аварию, мисс Скотт. Как это случилось? Ведь при такой погоде навряд ли на дороге интенсивное движение?
– Собственно, я не могу вспомнить точно, что произошло, – ответила Карен и вновь мурашки побежали по ее телу. – Я знаю, это звучит достаточно сомнительно, но на меня напала свора собак. Их было пять или шесть, и они преследовали меня в ущелье. Я не заметила поворота и потеряла управление.
Казалось, на Клеа это произвело какое-то странное впечатление.
– Может, вы мне не верите? – откровенно спросила Карен. – Я имею в виду собак.
– Нет, дорогая, – ответила Клеа с непроницаемым лицом. – Во время такой бури может привидеться что угодно.
Она говорила так убежденно, что Карен на какое-то мгновение даже усомнилась в своей правоте. Но тут вспомнила неистовство Бо, когда клыки собаки показались в разбитом ветровом стекле. Нет, это все ей не привиделось.
