Текст книги "Серебряные ноготки"

Автор книги: Джек Йовил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Держись крепко.

Он хлестнул коней, и экипаж помчался прочь от «Мирного приюта». Селяне поспешно разбегались в стороны, освобождая дорогу. Деревянное создание бросилось за Вукотичем и Женевьевой, однако оно еще не привыкло к своему материальному воплощению, поэтому беглецам удалось оторваться. Демону мешали его громоздкие размеры и здания, попадающиеся на пути. Тем не менее, он упорно шел вперед по следу, разрушая все преграды, которые препятствовали его движению.

– Что это было? – спросил Вукотич, когда они покинули Хлоести и свернули на разбитый Черноводский тракт.

Лошади сильно перепугались, поэтому подгонять их не требовалось. Коляска громыхала и подпрыгивала на колеистой дороге.

– Катайский повелитель дерева,– выдохнула Женевьева. – Я надеялась, что никогда больше не увижу этих созданий. Это же элементаль.

– Дерево? Но это не стихия.

– В Катае – стихия. Наравне с остальными… С воздухом…

Подул ветер, сбивая лошадей с ног и накреняя коляску. Два колеса повисли в воздухе, вращаясь в обратном направлении. Вукотич вцепился в вожжи, но почувствовал, что соскальзывает.

– …землей…

Дорога перед ним взорвалась как вулкан, выбросив в небо комки грязи.

– …водой…

Вода в маленьком пруду поднялась на дыбы, изгибаясь и скручиваясь наподобие воронки. Карета упала, а ее пассажиры растянулись на земле, чувствуя, как содрогается дорога, над которой обретает форму элементаль.

– …и огнем!

Раздался оглушительный взрыв.

Женевьева пыталась вспомнить легенды, которые мастер По рассказывал ей в Катае. Одна из них имела непосредственное отношение к нынешней ситуации. Когда Король Обезьян еще был принцем, он столкнулся с повелителями пяти стихий и одолел их посредством хитрости.

Беглецы спрятались под каретой, а элементали взяли их в кольцо. Духи стихий приняли человекоподобный облик, вот только рост их в несколько раз превышал человеческий. Повелитель дерева обменялся гневным взглядом с Повелителем огня, и Женевьева вспомнила сказание.

Идея была нелепой, но ничего другого ей не оставалось.

– Это как дракон, пожирающий свой хвост, – прошептала она. – Или игра «камень-ножницы-бумага».

Вампирша выбралась из-под разбитой коляски, таща за собой Вукотича, прикованного к ней цепью.

Поклонившись на катайский манер, она обратилась к элементалям с речью на их языке:

– Повелители, я понимаю, что пришло мое время покинуть мир живых. Я признаю, что вы победили честно. Однако я прошу, чтобы в знак уважения к моим долгим годам мою жизнь забрал сильнейший из сильных. Могу я узнать, кто из вас самый могучий и ужасный? Кого из вас боятся больше всего?

«Кажется, я слово в слово повторила речь Принца Обезьян», – подумала. Женевьева.

Очевидно, сказки мастера По были под запретом в Пагоде, поскольку пятеро гигантов озадаченно переглянулись.

– Послушайте, один из вас должен быть более могущественным, чем все прочие. Именно ему я изъявлю покорность.

Повелитель огня заревел. Повелитель воздуха поднял ураган. Повелитель земли заставил землю содрогнуться. Повелитель дерева заскрипел, как древний ствол. Повелитель воды обрушил на их головы ливень.

– Не может быть, чтобы все вы были равно могущественными. Один из вас должен быть владыкой над остальными. Каждый занимает соответствующее положение в Пагоде.

Вукотич наблюдал за своей спутницей разинув рот и ничего не понимал.

Повелители стихий снова загудели. Каждый настаивал на своем превосходстве над другими.

– Я не могу поверить,– продолжала Женевьева.– Пять властелинов, обладающих равным могуществом. Воистину, моя смерть будет в пять раз почетнее.

Повелитель огненной стихии направил на нее струю пламени. Женевьева отшатнулась, но она могла не беспокоиться. Повелитель воды потушил огонь. Повелитель огня сжался, уклоняясь от атаки Повелителя водной стихии. Повелитель дерева попятился, чтобы избежать контакта с огненным демоном.

Духи стихий заспорили между собой, однако вскоре слов им оказалось недостаточно. Элементали обратились друг против друга, уничтожая все вокруг.

Вукотич и Женевьева уцелели в этой схватке лишь потому, что они были призом победителю. Беглецы стояли на единственном безопасном островке посреди хаоса.

«Пока Принц Обезьян смеялся, – рассказывал мастер По,– Повелитель огня сжег Повелителя дерева. Повелитель дерева остановил вихрь, поднятый Повелителем воздуха. Повелитель воздуха развеял в прах Повелителя земли. Повелитель земли впитал в себя влагу Повелителя воды. Повелитель воды потушил пламя Повелителя огня. В конце концов Владыка Циен-Цин перенес всех пятерых в свою Пагоду, подвергнув их наказанию».

В сказке все казалось чище и аккуратнее, чем это было на самом деле. На Вукотича и Женевьеву обрушивались потоки грязи и обуглившиеся деревяшки. Элементали слились воедино, образовав клубок, который разрывало изнутри. Наемник и девушка чуть не оглохли от страдальческих криков демонов.

– Спасибо, мастер По, – пробормотала Женевьева, склонив голову.

Наконец наступила тишина. Окружающее пространство было засыпано углями и забрызгано грязью. Ветер стих. Вода в лужах шипела и булькала.

Вукотич вознес хвалу богам на языке, которого Женевьева не знала.

– Что ты им сказала? – спросил наемник.

– Я рассказала им одну историю…

Мужчина удовлетворился ее ответом.

Коляска пришла в негодность. Одна из лошадей охромела, вторая была мертва.

– Итак, мы идем к Черной Воде, а потом в Жуфбар, – объявила вампирша.

Они побрели по грязи, пробираясь среди останков повелителей стихий.

Беглецы достигли берегов Черной Воды к полуночи. На закате Вукотич удивленно почувствовал, как слабость, изводившая его целый день, исчезает с наступлением темноты. Очевидно, поделившись своей кровью с вампиром, человек получал определенные преимущества. Однако дневной переход изнурил их обоих, и они оставили все попытки спрятать цепь. Если бы их схватили сейчас, они, по крайней мере, смогли бы рассказать свою историю и переложить на других груз ответственности. Но им никто не попадался но дороге, за исключением группы гномов, но те скрылись в лесу, едва завидев их.

После беседы с элементалями, в результате которой духи стихий уничтожили друг друга, Женевьева по большей части молчала. Вукотич мог поберечь дыхание для длительной пешей прогулки. Иногда что-то незримое проскальзывало между ним и его спутницей, некое единство крови, которое связывало их столь же прочно, как цепь из серебра и железа. Утомленный дневным светом, Вукотич соприкоснулся со снами вампирши, хотя не увидел ничего вразумительного – только набор образов, вкусов и впечатлений.

Прошлой ночью, ложась в одну постель с кровопийцей, он испытывал смесь стыда и желания. Молодой человек не мог отрицать, что его привлекал женский облик Женевьевы, но он почти ненавидел себя за то, что хотел провести ночь с чудовищем. Теперь он изменил свое мнение. Женевьева Дьедонне была созданием ночи, однако она не принадлежала Хаосу. Ее тело было холодным, но душа гораздо человечнее, чем у большинства людей, которых Вукотич знал. Чувства, которые наемник всегда отрицал, толпились на границе сознания, ища возможность проникнуть в его разум, подобно Силам Хаоса с их извечным стремлением захватить мир.

Черные воды были спокойными. Две луны отражались в их темной зеркальной поверхности. Все порты и причалы для прогулочных лодок и рыболовецких судов находились на другом берегу, в Жуфбаре и Карак Варне. На этом берегу леса доходили до самой кромки внутреннего моря, а бешеные волки приходили сюда пить соленую воду.

Дорога в обход Черной Воды заняла бы слишком много времени. Следовательно, им предстояло найти лодку и переправиться на другую сторону.

Луны стояли высоко в небе, и кровь кипела в жилах Вукотича. Наемник едва мог сдерживать энергию. Он поймал себя на том, что непрестанно теребит цепь.

– Перестань, – сказала Женевьева.– Это пройдет через несколько дней. В тебе есть частица моей крови. Если Ульрик будет милостив к нам, это даст тебе силы, чтобы переправиться на другой берег.

Вукотич снова хотел ее. Здесь, где темные воды плескались о каменистый берег, он сделал бы ложе и повалил на него Женевьеву. Похоть сводила его с ума. Но сильнее, чем вожделение, была потребность отпустить на свободу свои желания. Ему нужно было, чтобы она вновь вскрыла раны на его шее и прильнула к ним. Если она снова выпьет его крови, смутные образы, которые она оставила ему, прояснятся. Он обретет знание. Он станет сильнее, лучше, чище. Наемник рванул ворот рубашки. Следы от укуса кровоточили.

Осторожно, словно чистоплотная кошка, вампирша лизнула его горло. Дрожь пробежала по телу мужчины. Он чувствовал дразнящие ароматы в ночном воздухе. Его слух стал таким же острым, как у нее. Наемник ждал, когда острые клыки прокусят его кожу.

– Пойдем,– сказала Женевьева, дернув за цепь,– У нас нет на это времени. Перестань грезить, как влюбленный поэт, и помоги мне найти лодку.

Ее слова хлестали хуже пощечин. Вампирша развернулась и потащила его за собой. Наемник понуро поплелся за ней.

Он подумал о серебре, которое Женевьева пообещала ему в качестве платы, и устыдился. Ему вспомнилось, каким равнодушным, сдержанным и понимающим было ее лицо, когда он занимался с ней любовью, и возненавидел себя. Мысли наемника переключились на ее бархатный язычок, слизывающий кровь на месте укуса… и он заторопился следом за удивительной девушкой, заставляя себя быстрее переставлять ноги.

Они нашли старую лодку, покачивавшуюся у заброшенного причала. Женевьева возблагодарила богов, а Вукотич внимательно осмотрел посудину.

– Она прогнила насквозь,– заявил он. – Днище того и гляди провалится. Это чудо, что она еще не затонула.

– Но мы переправимся на ней на другой берег, – возразила Женевьева, и в ее глазах вспыхнул красноватый огонек. – Потому что должны.

На рассвете Диен Ч'инг вышел из транса и облачился в одежды стражей морали. Он присоединится к остальным священнослужителям из Храма Чистоты за городскими стенами, на берегу Черной Воды. Это внутреннее море-озеро, достигавшее сотни миль в длину и пятидесяти в ширину, славилось своей невероятной глубиной. По слухам, на дне обитало жуткое чудовище, и рыбаки состязались друг с другом в красноречии, рассказывая небылицы о размерах, ярости и таинственной природе монстра. В будущем о Черной Воде сложат другие легенды – истории о гибели Клея Глинки.

Ч'инг присоединился к процессии на выходе из храма и склонил голову, опустив капюшон на глаза. Под балахоном он прятал магический клинок, которым можно было нанести удар издалека.

Владислав Бласко отрепетировал речь, призывающую к отмщению, а его сообщники уже припрятали уродливого мутанта – собакоголового придурка, на которого возложат вину за покушение. Служба правопорядка прикончит выродка, а Ч'инг тайно покинет город и отправится в Кислев, где Владыка Циен-Цин и верховный жрец Ефимович дадут ему новое поручение. Слуги Незримой Империи всегда получали награду за свои труды.

Солнце играло на чернильно-черной поверхности воды, и делегаты, прибывшие на праздник Ульрика, расположились на специально возведенных трибунах. Неделя была напряженной: церемонии, тайные переговоры, планы, сделки, выступления и благопристойные пиры. Кофейни Глинки наводнили солдаты, понапрасну ищущие развлечений.

Глинка возглавлял шествие стражей морали. Его капюшон был откинут. Всего несколько человек отделяли Ч'инга от вдохновителя Крестового похода. Катаец сосредоточенно изучал поясницу своей предполагаемой жертвы, намечая, куда вонзится его магический клинок.

Процессия двигалась в полной тишине. Глинка запретил играть на музыкальных инструментах во время церемонии. Ч'инг прочитал речь, которую главный моралист намеревался произнести перед публикой, и подумал, что даже ярый патриот Империи будет втайне благодарен ему за то, что он сократит ее в несколько раз.

На песчаном пляже построили сцену. Мерцающие черные воды плескались о ее основание. На возвышении стоял Бласко в окружении своих вооруженных гвардейцев и нескольких героев Империи. Максимилиан фон Кёнигсвальд выглядел хмурым и скучающим. Неделя без крепких напитков и симпатичных девушек пагубно сказывается на солдатах.

Бласко был спокоен, собран и готов действовать. С ним проблем не будет. Свою роль лорд-маршал выучил назубок.

Владислав протянул руку Глинке, когда моралист взбирался на кафедру проповедника, но предводитель Крестового похода только отмахнулся. Катаец улыбнулся при виде столь пренебрежительного отношения. Он держался вдалеке от Глинки, но чувствовал, как в клинке нарастает магическое напряжение. Не вынимая кинжал из-под балахона, Ч'инг мог метнуть его и поразить жизненно важные органы моралиста…

Глинка начал выступление, и высокие гости беспокойно заерзали.

Ч'инг воззвал к Циен-Цину, прося о силе, чтобы осуществить замысел Незримой Империи Хаоса.

Глинка разглагольствовал о падении нравов в Империи и переводил внимательный взгляд с одного лица на другое, перечисляя грехи, которым были подвержены даже самые высокопоставленные особы: разврат, пьянство, ложь, обжорство, неповиновение властям и святотатства

Ладонь Ч'инга нагрелась по мере того, как кинжал накапливал магический заряд.

Внезапно позади послышался шум. Глинка умолк. Все обернулись…

На воде за сценой покачивалась небольшая лодка. Из нее, опираясь на шесты, выбирались двое людей. Мужчина и девушка, чьи руки были скованы вместе.

Ч'инг вытащил клинок и прицелился. Стрела голубого пламени ударила через сцену. Вампирша уклонилась с линии атаки.

Максимилиан выхватил меч, но катаец ударил его ногой. Он не мог тратить магию впустую. Глинка должен был умереть.

Моралист побелел от ужаса. Он обратился в бегство, и Ч'инг направил магический заряд ему в спину.

Какой-то, невезучий священнослужитель оказался на пути, и его одежды вспыхнули. Охваченный пламенем неудачник бросился в реку.

Вукотич и Женевьева напали на катайца, и Ч'ингу пришлось использовать магическое оружие как обычный нож.

Наемник был тяжеловат, однако он много раз участвовал в рукопашных схватках. Вампирша производила впечатление хрупкой девушки, но катаец знал, что это лишь иллюзия. Не следовало недооценивать подобных врагов.

Он колол и рубил кинжалом, однако запнулся о брошенный моток веревки и потерял равновесие. Боги были немилостивы к нему, наказывая за высокомерие. Да будет так.

Дьявольский кинжал, звеня, отлетел на другой край сцены. Катаец отбросил нападавших, подпрыгнул и восстановил равновесие. Пришло время призвать могущество Владыки Циен-Цина.

Ч'инг был один среди своих врагов. Отлично. Пора показать им свое мастерство.

Большеносые западные варвары узнают, что такое тайное боевое искусство.

Катаец принял незнакомую боевую стойку, приподнявшись на носки. Руки разведены в стороны, ладони – словно лезвия. Вукотич кое-что слышал о боевых искусствах Катая и Ниппона. По-видимому, теперь ему придется познакомиться с ними на практике.

Диен Ч'инг взмыл в воздух, выставив одну ногу перед собой. Вукотич понял, что сейчас получит мощный удар в грудь, который наверняка переломает ему все ребра. Но Женевьева среагировала мгновенно, оттолкнув наемника с линии атаки, и сама перешла в нападение.

Она заехала Ч'ингу кулаком в бок и сбила катайца с ног.

Запаниковав, Бласко вытащил кинжал. Он замахнулся на девушку, приказав своим людям схватить незваных гостей.

Женевьева отскочила и выбила оружие у Бласко из рук. Ч'инг попытался ударить вампиршу ногой в голову, но девушка увернулась, и катаец поразил лишь пустое пространство.

Люди Бласко подняли алебарды, но Максимилиан вскинул руку, отменяя приказ их господина. Будучи отцом принца Освальда, он не мог не узнать старую знакомую.

– Предательство! – крикнул великий князь.

Бласко потянулся к горлу наемника. Вукотич перехватил запястья лорда-маршала и с силой сжал их. Владислав упал на колени, но, нагнувшись к своему противнику, Вукотич дернул цепь и заставил Женевьеву пошатнуться.

Ч'инг ударил вампиршу руками в лицо. Любая другая женщина умерла бы на месте, но Женевьева лишь попятилась. Ч'инг сам потерял равновесие и, чтобы удержаться на ногах, подпрыгнул. Он изогнулся в воздухе, как демонический акробат, пролетел над головами алебардщиков и приземлился прямо за спиной Женевьевы. Быстрый, как змея, катаец ткнул ее кулаком в плечо, и девушка обернулась, чтобы схватиться с врагом.

Внезапно раздался тонкий пронзительный крик. Это Клей Глинка звал на помощь, пока другие люди сражались за его жизнь.

Бласко вырвался из захвата Вукотича и бросился прочь в поисках спасения, расталкивая своих людей. Он окончательно потерял самообладание. Добежав до края сцены, он пошатнулся и рухнул вниз. Послышался всплеск.

Вукотич и Женевьева встали, натянув до предела цепь, сковывавшую их запястья. Диен Ч'инг улыбнулся им, поклонился и приготовился к решающей атаке.

Он взмахнул руками, и вокруг его кистей вспыхнуло золотое сияние, а в глазах зажегся огонь. Слуга Хаоса пробормотал несколько слов на своем языке, призывая дьявольские силы. Вокруг него засверкали молнии. Ни с того ни с сего подул сильный ветер.

Катаец взмыл в воздух и неторопливо поплыл над сценой, совершая странные пассы.

– Колдовство! – закричали в толпе.

Двое магов выступили вперед, пытаясь навести свои чары. Максимилиан приказал всем отойти.

Диен Ч'инг поднимался медленно. Изо рта у него летели белые хлопья, образуя вокруг облако причудливой формы. Катаец парил в центре фантома. Его глаза сверкали из миндалевидных глазниц оскалившегося дракона, вытянутые в стороны руки управляли неровными прозрачными крыльями.

Кто-то бросил копье, метя Ч'ингу в сердце. Пика отклонилась от цели и со звоном упала на сцену. Маг, на мантии которого был вышит знак силы, шагнул навстречу приспешнику Циен-Цина и воздел руки, исступлённо твердя заклинание. Катаец издал смешок, от которого кровь стыла в жилах, и маг окоченел в буквальном смысле слова. Его глаза покрыла изморозь, а капельки пота на беззащитном лице обратились в белые льдинки. Маг пошатнулся, как сломанная статуя, и рухнул на сцену, разлетевшись на кусочки.

Все собравшиеся дружно подались назад.

Вукотич посмотрел на Женевьеву, которая в свою очередь не сводила глаз с катайца. Ее лицо выражало решимость, тело было напряжено до предела.

Из груди Ч'инга появилась серая призрачная рука, которая, удлиняясь, тянулась к Глинке. Рыдая и вопя, предводитель Крестового похода цеплялся за одежды одного из своих последователей, который пытался спастись бегством. Туманная лапа опустилась на голову моралиста и сомкнула пальцы в кулак. Крики Глинки смолкли, но его искаженное лицо еще можно было различить сквозь сгущающуюся мглу.

Крылья катайца становились все больше. Их тень накрыла людей, толпившихся внизу. Пуповина из эктоплазмы, связывающая Ч'инга и моралиста, пульсировала и утолщалась. На груди китайского мага раскрылся цветок, извергнувший темно-красный сок в змеевидную конечность. Сгусток медленно продвигался к голове блюстителя нравов. Вукотич интуитивно почувствовал, что, когда багровый пузырь коснется лица Глинки, тот умрет.

– Серебро и железо, – сказала Женевьева и подняла левую руку, вынуждая Вукотича поднять правую. – Серебро и железо.

Цепь коснулась призрачной конечности и вошла в нее, как разогретая проволока в сыр.

Стремясь надежно заковать арестантов, тюремщики дали им в руки могучее оружие – два самых главных магических элемента, известных в алхимии. Серебро, проклятие вампиров, оборотней и привидений, и железо, несущее гибель демонам.

Цепь перерезала эхтоплазменную артерию, и призрачная рука рассеялась, осев на землю в виде росы. Глинка снова заголосил, умоляя помочь ему. Максимилиан стукнул моралиста рукояткой меча, и тот заткнулся. Вукотич и Женевьева натянули цепь и посмотрели на катайца. Ч'инг взмахнул крыльями и поднялся в небо.

Максимилиан приказал лучникам сбить его, однако, приближаясь к магу, стрелы ломались пополам. Катайца по-прежнему защищали могущественные демоны.

Перед тем как исчезнуть в облаках, Диен Ч'инг насмешливо махнул крылом. Обращаясь к Женевьеве, он сказал:

– Мы еще встретимся, госпожа моя, – и скрылся из виду.

Наемник рассердился. Почему это катаец избрал своим врагом Женевьеву? Его, Вукотича, он ни во что не ставит и потому игнорирует? Затем усталость навалилась на молодого человека, его голова отяжелела, словно налитая свинцом. Он еще видел, как маг затерялся среди серых туч, а потом упал на колени, потянув за собой Женевьеву.

– Бласко пропал, – сообщил Максимилиан. – Должно быть, доспехи утянули его на дно. Теперь он станет пищей для черноводского чудовища.

– Великий князь,– заговорила Женевьева, пытаясь отдышаться. – Заговор. Лорд-маршал заключил союз с последователями запрещенного культа.

Максимилиан фыркнул:

– Я так и думал. Никогда не доверял этому парню. Яйца не положил бы в его похлебку. Полная безвкусица.

Вукотич попытался встать, но его ноги отказывались слушаться. Боль и усталость давали о себе знать. К тому же он не ел уже несколько дней.

– Господин, – обратился один из воинов к Максимилиану, – взгляните.

Великий князь подошел к солдату. Женевьева к нему присоединилась, поэтому Вукотичу пришлось ползти за ней на четвереньках, как собаке.

Пока слуги успокаивали Глинку, балахон моралиста распахнулся.

– Глинка – мутант, – сообщил один из стражников.

И это действительно было так. У борца за нравственность из-под мышек росла дополнительная пара тонких конечностей.

– Не такой уж он и чистый, в конце концов, а? – Максимилиан с трудом сдержал злорадную ухмылку.

Вукотич понимал, что это открытие положит конец Крестовому походу. Великий князь повернулся к слуге.

– Принеси мне выпить, – сказал он. – Принеси всем нам выпить. И я имею в виду отнюдь не этот чертов кофе!

Вскоре привели кузнеца, и он сбил оковы. Женевьеву окружили чиновники, наперебой задавая ей вопросы. Девушка держалась скромно. Она отвечала вежливо, но отчужденно. Вукотич потер запястье. Как странно снова чувствовать себя свободным! Удивительно, к чему может привыкнуть человек, если того требуют обстоятельства. Подумав так, он погрузился в забытье.

Когда наемник проснулся, он обнаружил, что Максимилиан фон Кёнигсвальд сидит у его кровати с бутылкой рома «Смерть наемнику» в руке.

Вукотич проспал два дня.

За это время разгневанная толпа разнесла Храм Чистоты, а Клея Глинку взяли под стражу ради его же безопасности. Когда открылось, что он мутант, моралист обезумел. Его кофейни закрылись. По большей части на их месте снова открыли таверны и пивные. Полки в магазинах старой книги были завалены непродаваемыми трактатами о нравственном очищении. Тело Владислава Бласко так и не нашли. На вакантную должность назначили нового лорда-маршала из числа достойнейших людей города. Диен Ч'инг больше не появлялся. Видно, демоны унесли его далеко. Впрочем, согласно высшим законам, всякий последователь ужасного Циен-Цина, не справившийся с поручением, должен был подвергнуться длительному и мучительному заточению в преисподней. И хотя Ч'инг исчез, едва ли ему удалось избежать заслуженной кары. Гильдия куртизанок объявила, что ее члены будут работать один вечер бесплатно в честь бесславного окончания Крестового похода за нравственность. В Жуфбаре закатили самый большой праздник, который когда-либо видел город. Вукотич все пропустил.

– Где?…

– Девушка? – Максимилиан озадаченно наморщил лоб. – Она ушла. Втихомолку ускользнула перед началом праздника. А жаль. Она вновь стала героиней. Впрочем, это вполне в ее характере. Женевьева поступила точно так же, когда они с моим сыном… В общем, ты знаешь эту историю.

Вукотич сел на кровати. Его раны больше не ныли, хотя горло все еще побаливало. Женевьева! Ушла!

– Она что-то говорила об уединении. О каком-то монастыре. В Кислеве. Лучше забудь о ней, приятель. Героиня или нет, она все же… э… не совсем такая, как мы, понимаешь? Нет, совсем не такая…

Максимилиан плеснул ему в кубок ядреного пойла, и Вукотич глотнул обжигающую жидкость.

– Женевьева кое-что оставила для тебя. Она велела передать, что ты знаешь, зачем это.

Вукотич сделал еще один глоток. На глазах у него выступили слезы. Напиток был крепким. «Смерть наемнику» многих мужчин заставлял плакать.

Великий князь бросил на постель кольцо, обшитое кожей. Сквозь разрез на кожаном чехле виднелось серебро.

– Женевьева сказала, что ты поймешь. Это так?

Ощупывая следы укуса на шее, Вукотич не мог дать определенного ответа. Последние искры ее существа медленно гасли в нем. Шрамы на его шее останутся навсегда, но связь, возникшая между ним и вампиршей, распалась вместе с цепью.

Наемник взял серебряный браслет и вернул его Максимилиану.

– Отдайте это в храм,– попросил он. – В пользу бедных.

– В какой храм? – спросил великий князь.

Вукотич вновь почувствовал себя усталым. В его душе что-то умирало.

– В любой, – отозвался он. – В любой.