Текст книги "Серебряные ноготки"

Автор книги: Джек Йовил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Катаец снова крутанул чашу. Плоский сосуд вращался вокруг своей оси, как гончарный круг. Масло и кровь скопились вдоль обода чаши, образуя рамку, внутри которой открылось всевидящее око.

Ч'инг увидел охотничий домик в лесу – сначала снаружи, потом внутри. Катаец кивнул. Это место, где Владислав Бласко и верховный жрец Ефимович должны были встретиться прошлым вечером, чтобы обсудить планы запрещенного культа. Угол обзора изменился, и теперь катаец наблюдал за происходившим как бы сверху. Он видел, как Бласко и Ефимович вели неслышную беседу внизу.

Что неправильно в этой картинке?

Заговорщики были не одни. Ч'инг проклял Бласко и его западных магов, не способных узреть суть. Лорд-маршал не должен был, не имел права допустить, чтобы их подслушали.

На галерее скрывались двое. Они внимательно слушали разговор, который их не касался.

Опустившись ниже, окошко приблизилось к шпионам, и Ч'инг узнал их. Вампирша и наемник. Катаец помянул и себя в своих проклятиях. Этого не случилось бы, не будь он столь беспечен.

Вращение чаши замедлилось, и око закрылось. Перед магом стояла обычная плошка с водой.

Катаец глубоко задумался. Он не мог признаться в своей ошибке Бласко, поскольку тот назначил бы другого убийцу вместо него. Циен-Цину было важно, чтобы именно Ч'инг, а не какой-нибудь начинающий некромант Нургла, совершил покушение, передав контроль над Крестовым походом в руки темных богов. Если он оступится, его кости украсят Пагоду.

Нужно найти Женевьеву и Вукотича и заткнуть им рот.

Катаец взял бамбуковую флейту и беззвучно подул в нее, призывая дух своего смиренного предка, похороненного под деревом, из которого был сделан музыкальный инструмент. Призрак предка Ксоу возник в воздухе, и Диен Ч'инг отправил духа в погоню за упрямой парочкой.

Затем он занялся приготовлениями к великим свершениям.

Они украли телегу, запряженную волом, и двинулись по дороге к Черной Воде. Это направление было ничуть не хуже других, учитывая, что на востоке находились Темные Земли, на юге – Кровавая река и Скверные Земли, а на западе – Черные горы. Беседа, подслушанная прошлой ночью, немного встревожила Вукотича, но он считал, что этот заговор его не касается. Ни у него, ни у Женевьевы не было причин спасать Клея Глинку от врагов. Вукотич не был гражданином Империи и никому не служил на данный момент. Даже если последователи запрещенного культа проникнут в ряды моралистов, Крестовый поход не сможет принести больше вреда, чем он приносит сейчас, в своем нынешнем виде. Наемник не собирался лезть в драку, пока ему не заплатят. А Женевьева, как он подозревал, только выиграет от вторжения Хаоса. К мерзкому отродью будут относиться терпимее, если такие, как Ефимович, придут к власти в Старом Свете.

В первую очередь им следовало найти кузнеца и разойтись подобру-поздорову. Во всяком случае, Вукотич вздохнет свободнее, когда избавится от довеска в виде девушки-кровопийцы.

В телеге беглецы нашли старые одеяла и завернулись в них. Женевьева дремала, склонив голову ему на плечо и прикрыв цепь краем тряпки. Наёмник держал вожжи в левой руке, предоставив волу самому выбирать путь. Они изображали сельскую супружескую пару, но не встретили по дороге никого, кому стоило бы показать этот спектакль.

Если приспешники Бласко захватят власть в городе-крепости, они передадут в руки гоблинов всю линию защитных укреплений на Краю Мира. Начнутся войны. Благородные Дома восстанут друг против друга. Армии Империи столкнутся с Силами Хаоса. Кислев, Бретония и Эсталия тоже не останутся в стороне. У наемников будет много работы. Война – это выгодное дело.

Однако Вукотич помнил свои сны. В битве из его кошмаров было мало чести, славы или выгоды.

Нежить в балахонах стражей морали могла подобраться к самому Императору и свергнуть его с престола. Возможно, не будет грандиозных битв на полях сражений, а смена власти произойдет в результате череды заговоров, предательств и постыдных побед.

Телега, громыхая, проехала через перекресток. У дороги стояли прочные виселицы. На одной из них в петле болтался мертвый гном, над лицом которого кружились мухи.

Они вернулись к цивилизации.

Женевьева проснулась, и ее пальцы впились Вукотичу в бок.

– Рядом с нами что-то мертвое, – прошептала она.

– Это всего лишь похититель овец, – отозвался наемник.

– Нет. Дух гнома давно улетел. Я чувствую нечто иное. Чужой дух, прибывший издалека…

Послышался хлопок, и невидимка обрел форму. Его очертания были расплывчаты, но двигался он быстро, как колибри. Странное существо заплясало над головой вола.

Женевьева откинула одеяло и сделала несколько пассов в воздухе.

Правая рука Вукотича онемела и безвольно повисла на цепи под рукой вампирши.

– Я плохо это умею. Мне никогда не давались заклинания.

Дух успокоился и превратился в маленького старичка в узорчатом золотистом одеянии, который, скрестив ноги, парил над волом. У него были длинные ногти и тонкие нитеобразные усы, как у катайца.

– Приветствую вас, почтенные, – пропищал призрак. – Я пришел, чтобы передать вам бесчисленные пожелания благополучия от моего досточтимого потомка, мастера Диен Ч'инга, который достиг высокого пятого уровня в Пагоде Циен-Цина. Меня, вашего недостойного слугу, зовут Ксоу Ч'инг, и я прошу вашего дозволения передать послание, которое, надеюсь, вы милостиво выслушаете.

Женевьева все-таки привела заклинание в действие, и фиолетовое пламя сорвалось с ее пальцев. Ксоу отмахнулся от огненных стрел так, словно это легкий ветер взъерошил его усы, и продолжил:

– Мой потомок не желает вам зла и обещает, что больше не причинит вам вреда. Он просит лишь, чтобы в течение трех последующих дней вы оставались в лесу и не пытались передать кому-либо из жителей Жуфбара сведения, которые случайно узнали прошлой ночью в охотничьем домике. За это мой потомок наградит вас так, как вы того пожелаете… Богатство, высокая должность, духовное наставничество, тайное знание. Все это может стать вашим, если вы просто воздержитесь от каких бы то ни было действий.

Ксоу подплыл ближе, зависнув в воздухе на расстоянии вытянутой руки от Вукотича и Женевьевы. Он сохранял эту дистанцию, хотя телега продолжала двигаться дальше. Вожжи проходили сквозь человечка, оставаясь видимыми внутри призрачного тела.

Женевьева старалась как могла, но ее магических способностей было недостаточно. Ксоу легко поглощал все ее удары. Он учтиво мурлыкал, делая все более заманчивые предложения. Вукотич почуял, что им угрожает серьезная опасность.

– Мне больно думать о такой возможности, – наконец объявил Ксоу, а на его лице появилось преувеличенно грустное выражение, – но если вы ответите отказом на великодушное и справедливое предложение моего потомка, я подозреваю, он сурово вас покарает. Как помощник Повелителя Пятнадцати Демонов, пользующийся благосклонностью своего господина, он может прибегнуть к могущественным заклинаниям, против которых вам не устоять. В действительности мне известны те изысканные пытки, которым вы будете подвергнуты, если, к несчастью, не пожелаете попридержать ваши драгоценные языки. И уверяю вас, боль, которую вам предстоит испытать, будет продолжительной, разнообразной, немилосердной и…

Неожиданно Женевьева вытянула правую руку, сильно дернув Вукотича за запястье. Сначала в тело Ксоу проникла ее ладонь, затем вампирша погрузила всю руку по локоть.

Призрак разлетелся на кусочки и пропал.

Вукотич изумленно хлопал глазами. Женевьева плутовато улыбнулась и сказала:

– Вампиры – не единственные существа, которые не выносят серебра.

– Ясно.

– Нам следует ждать других нападений. Катаец не ограничится тем, что будет направлять к нам своих посланцев.

Вукотич понимал, что его спутница права.

– Если мы изменим наш путь, он, возможно, угомонится. Если мы укроемся в Черных горах, это ясно покажет ему, что мы не собираемся вмешиваться в его дела.

Вампирша потрясенно взглянула на наемника:

– Ты допустишь, чтобы он добился своего?

Вукотич пожал плечами:

– Почему бы и нет? Я зуба лэшворма не дам за жизнь Глинки.

– Но что будет со Старым Светом?

– Он мне не господин. У меня нет хозяина. Когда мне платят, я сражаюсь. В противном случае пусть Император и приспешники Хаоса рвут друг другу глотки без моего участия.

Девушка молчала. Вукотич натянул поводья и остановил вола.

– Мы повернем? – спросил он.

Лицо Женевьевы было непроницаемым. После того как она стерла с лица вызывающий макияж, ее можно было принять за ребенка.

– Итак?

– Нет, – заявила вампирша. – Мы поедем в Жуфбар и спасем проклятого ханжу. У нас нет выбора.

– Может, у тебя и нет, но у меня есть.

Женевьева улыбнулась, сверкнув зубами, и потрясла цепь:

– Вукотич, ты пойдешь туда же, куда и я. Помни об этом.

– Мы скоро расстанемся. Ты займешься своими делами, а я пойду своей дорогой.

Девушка начала сердиться:

– Ты Железный Человек, да? Никогда не забываешь о том, кто ты есть?

Вукотич почти вспомнил что-то, однако эта мысль была из его исчезнувшего и позабытого прошлого. Она тут же истерлась из памяти.

– Заплати мне, и я буду драться.

– Отлично. Тогда я найму тебя. Только тебе это может не понравиться.

Вукотич окинул вампиршу взглядом:

– Тебе нечего мне предложить, кровопийца. У тебя нет золота, чтобы купить меня.

Женевьева горько рассмеялась:

– Золота у меня нет, но немного серебра найдется.

К ночи Женевьева и Вукотич были в Хлоести, поселке средней величины. Они прибыли во время какой-то церемонии. На городской площади был разведен огромный костер, к которому подходили фигуры в знакомых балахонах и что-то кидали в огонь. Это было торжественное действо, без музыки и танцев. Вампирша предположила, что они исполняют погребальный ритуал. Старые традиции долго сохранялись на задворках Империи. Несколько сот лет назад Женевьеву бросили в костер, подобный этому, полыхавшему посреди черногорской деревушки. У нее ушло десять лет на то, чтобы полностью восстановить кожу. Девушка удивилась, что моралисты добрались даже в такую глушь. Это увеличивало значимость ее миссии. Бласко нужно было остановить.

После того как они заключили договор, Вукотич молчал. Женевьева не знала, как им удастся преодолеть преграды, которые воздвигнет на их пути катаец, однако она понимала, что, добравшись до управителя храма Вульфрика, сможет кое-что предпринять. Если им повезет, дискредитированы будут оба – и Глинка, и Бласко, а Империя сможет вернуться к привычной жизни, состоящей из порока и добродетели. Какой неожиданный поворот событий! Опять она должна изображать из себя героиню. Когда все закончится, она снова наймется в трактир служанкой иди отыщет обитель, принадлежащую ордену Вечной Ночи и Утешения, и укроется там от суетных человеческих забот. Вампиршу утомили великие деяния, песни и баллады.

Телега остановилась, увязнув в толпе деревенских жителей, которые молча смотрели на стражей морали, по очереди подходивших к костру.

– Что случилось? – спросила Женевьева.

Молодой человек потрепанного вида выругался и сплюнул:

– Парни Глинки добрались до кабинета бургомистра.

– А что они бросают в костер?

Респектабельная дама шикнула на них. Над губой у нее росли густые усы.

Унылый молодой человек, который явно пил не только кофе, не обратил внимания на женщину.

– «Аморальные книги», говорят они. Жалкие тупицы! Они не умеют читать, они не умеют писать, зато точно знают, какие книги вредные.

Женевьева была заинтригована. Что могли скрывать жители Хлоести, чтобы разгневать стражей? Может, моралисты нашли тайник, в котором хранились запрещенные манускрипты Слаанеша с превосходными иллюстрациями гравера Хуффа или недозволенное «Искусство куртизанки» Берты Маннехейм?

– Аморальные, ха! – Юноша опять сплюнул. – Детские книги с картинками и пьесы Таррадаша. «Изображения оскорбляют богов,– заявляют они. – А слова – и того более». Нет ничего хуже слов, поскольку слова заставляют людей думать о вещах, которые лежат вне сферы их повседневного опыта. Например, о свободе. Свободе думать, любить, задавать вопросы. Свободе дышать.

Два священнослужителя боролись с большим полотном, на котором богини-сестры Шаллия и Мирмидия были изображены играющими. Техника живописи была примитивной, однако в интерпретации сюжета присутствовал некий наивный шарм. Холст швырнули в огонь, и он сгорел в мгновение ока.

На площадь вылетели всадники в черных плащах, которые волочили за собой на веревке обломки статуй. Гипсовые и каменные скульптуры бились о камни мостовой, теряя головы и конечности. Одна голова покатилась под копыта быку. Расписное лицо выглядело до отвращения реалистичным.

Огонь яростно полыхал. Яркие искры, кружась, взмывали в небо, как демоническая мошкара.

– Им, наверное, обидно, – продолжил молодой человек,– что приходится сжигать стихи, когда они хотели бы сжечь поэта.

Женевьева заметила, что пальцы недовольного юноши покрыты чернильными пятнами, а волосы на пару дюймов длиннее, чем принято в этих краях. В петельку его куртки был вставлен большой пушистый цветок, а свободные рукава украшала вышивка. Вампирша без труда догадалась о роде его занятий.

– Глупцы и дикари! – крикнул парень. – Вы никогда не заставите умолкнуть голос Искусства!

Его выкрик глубоко задел респектабельную даму. С ней был ребенок, пухлый мальчик, который с восторгом взирал на разъяренного поэта. Любой человек, способный так расстроить его маму, заслуживал внимания. Горящие страницы порхали над площадью, на лету обращаясь в пепел.

Священнослужители заметили поэта, и несколько человек направились к нему. Женевьева спряталась за спину Вукотича, прикидываясь невинным наблюдателем.

– Это он баламутит народ,– заявила респектабельная дама, указывая пальцем на юношу. – Длинноволосое позорище.

Ребенок дернул ее за юбку. Женщина отшлепала его и потянула прочь.

Стражи морали схватили поэта и поволокли его из толпы.

Между тем женщина никак не могла справиться со своим сыном.

– Идем, идем, Детлеф, – твердила она. – Ты ведь не хочешь быть с этими плохими людьми. С поэтами, писателями, актерами и шлюхами. Когда ты вырастешь, то станешь зеленщиком, как твой отец, и обеспечишь нам достойную старость.

Женевьеве стало жаль мальчика. Она пригляделась к нему. Парнишке было лет шесть-семь.

Священнослужители достали свои железные палки и принялись потчевать ими поэта. Молодой человек продолжал кричать, что искусство будет жить вечно. Его лицо заливала кровь.

– Она тоже заодно с ним, – крикнула жена торговца овощами, показывая на Женевьеву. – Она вместе с этим бумагомаракой!

Капюшоны колыхнулись, и громилы посмотрели в сторону телеги. Вукотич предостерегающе покачал головой. Наверное, у него был внушительный вид, особенно если учесть, что моралисты таращились на него снизу вверх. Он определенно представлял более серьезную угрозу, чем хилый стихотворец.

– Эй! – воскликнула женщина. – Разве вы не собираетесь покарать этих грешников?

Женевьева и маленький Детлеф смотрели друг на друга. В пухлом лице мальчика было что-то необычное. Казалось, девушка его заворожила. Вампиры должны были обладать притягательной силой, и некоторые из ее знакомых – разумеется включая ее темного отца Шанданьяка – действительно владели такими способностями. У Женевьевы этот талант проявлялся редко, выборочно и неожиданно. Причем действовал он в обоих направлениях.

Священнослужители не захотели связываться с Вукотичем и ушли, таща за собой поэта. Наемник сердито зыркнул на жену зеленщика. Толпа повлекла женщину вперед, и Вукотич оттолкнул ее, выставив руку перед собой. Дама отмахнулась. Не удержавшись на ногах, наемник шлепнулся на телегу, а его рука скользнула вдоль юбок респектабельной особы. «Что он делает?» – удивилась Женевьева. Ее спутник выпрямился. Женщину оттеснили от телеги, и она потянула сына за руку. Маленький Детлеф улыбнулся Женевьеве и исчез в толпе.

Все закончилось. Связь оборвалась.

Вывалив в костер книги из тачки, стражи морали швырнули следом за ними и саму тачку. Эти действия не были встречены одобрительным ревом. Над площадью повисло отупелое молчание. Забравшись на возвышение, проповедник разглагольствовал о вреде вина, чувственной литературы, танцев и распутства.

– Она! – крикнул кто-то в толпе, указывая на молодую женщину.– Она цепляется ко всем мужчинам, уводит добрых мужей из семьи…

Женщина съежилась и бросилась бежать. Ее длинные косы выбились из-под платка.

– И Ральф Марипозо! – прокричал другой голос.– Он всегда поет, всегда танцует…

Оскорбления посыпались градом. Жители деревни набросились друг на друга, клеймя своих соседей извращенцами, распутниками, пьяницами, обжорами, лентяями, пожирателями «ведьминого корня», мужеложцами, демонопоклонниками, прелюбодеями, сплетниками, похитителями трупов, скотокрадами, оборотнями, эльфийскими подкидышами, смутьянами, вольнодумцами, переодетыми хобгоблинами и предателями Империи. Некоторых хватали и били моралисты. Другие бежали или попадали в человеческий водоворот, который увлекал их в том или ином направлении.

Женевьева толкнула Вукотича локтем, давая понять, что нужно развернуть телегу и выбираться из толпы. Но сделать это оказалось невозможно. Люди сгрудились так плотно, что вол не мог сдвинуться с места, как ни напрягался.

Назревали крупные беспорядки. В ход пошли камни, которые граждане выковыривали из мостовой. Один такой булыжник вскользь задел Женевьеву по голове, но, к счастью, не причинил большого вреда. Вол упал на колени, а вокруг него сражались люди.

Развратитель малолетних… Любитель дрянного вина… Адепт нечистых алтарей… Ты, душитель молодых козлов… Да это из-за тебя молоко киснет… Мошенник, недовешивающий товар…

– Мы должны убраться отсюда, – сказала Женевьева Вукотичу.

Шкура вола окрасилась кровью. Кто-то ранил животное. Двое мужчин дрались на ножах, обвиняя друг друга в совращении некой девицы по имени Хильда Гетц. Одного бедолагу толкнули в огонь, и теперь он с воплями продирался сквозь толпу. Это был невероятно толстый гном. Его маслянистые волосы полыхали, как факел.

Вукотич обнял вампиршу, пряча цепь за ее спиной, и приподнял ее. Он сошел с телеги и помог слезть своей спутнице, поддерживая ее так, словно она была тяжело больна.

– С дороги! – рявкнул он. – Моя жена ждет ребенка.

Драчуны отскочили в разные стороны, и наёмник с девушкой выбрались из толчеи. Вампирша удивилась сообразительности своего напарника, придумавшего разумное объяснение их поведению.

– Ты, – повернулся Вукотич к одному из мужчин с ножом. – Где здесь ближайшая гостиница?

Наемник возвышался над парнем как башня. Сельский житель попятился и лишь потом ответил чужаку.

– «М-м-нирный приют», – пробормотал он. – Это на дороге в Карак Варн, к северу.

– Спасибо, приятель. Передавай привет Хильде Гетц.

Они потихоньку направились прочь. Вукотич вел Женевьеву, приобняв ее, словно она вот-вот родит. Вампирша громко стонала и охала.

Забияки продолжили драку. На их ножах играли отблески костра.

– Мы остановимся на ночь в гостинице, – объявил наемник. – А завтра утром тронемся в путь.

– У нас нет денег, Вукотич.

Молодой человек усмехнулся и помахал в воздухе кошельком.

– Полагаю, добродетельная матрона с усами даже не заметит пропажи.

«Мирный приют» относился к тому типу гостиниц, где все предыдущие постояльцы представлялись супружескими парами по фамилии Шмидт или Браун. Ночной портье сидел на стуле и храпел, привалившись спиной к стене. Вукотич и Женевьева вошли внутрь, завернутые в одеяло, словно на улице шел дождь. Левой рукой, которая теперь стала у наемника рабочей, он позвонил в колокольчик, и дежурный свалился со стула.

– Нам комнату на ночь, – сказал Вукотич.

Дежурный перегнулся через стойку и вытащил огромную книгу в кожаном переплете. Он открыл ее торжественно, словно держал в руках священные тексты, содержащие сокровенные секреты Сигмара Молотодержца, и вписал в нее дату.

– Как вас зовут? – спросил мужчина.

– Шмидт,– ответил Вукотич.– Йоганн и Мария Шмидт.

Кадык ночного портье двинулся вверх и вниз.

– Мы останавливались здесь раньше, – настаивал Вукотич.

– Да, – согласился мужчина. – Раньше… Боюсь, раньше все было по-другому. Борьба за нравственность, вы понимаете…

Вукотич нахмурился, стараясь придать себе как можно более грозный вид.

– Без свидетельства о браке, я, увы, не смогу предоставить вам комнату…

Левой рукой Вукотич сгреб ворот рубашки своего собеседника:

– Мы хорошие клиенты. Госпожа Шмидт и я всегда пользовались гостеприимством «Мирного приюта».

– Хм… э… Конечно. Рад видеть вас снова, господин Шмидт… Надеюсь, пребывание у нас доставит удовольствие вам и вашей милой жене.

Вукотич буркнул что-то неопределенное. Дежурный протянул ему перо, и наемник потянулся было за ним.

Женевьева перехватила его запястье, удерживая правую руку наемника, и сама взяла перо.

– Давай я подпишу, дорогой, – сказала она. – Йоганн поранил руку.

Смутившись из-за того, что едва не допустил опасный промах, Вукотич промолчал, и Женевьева аккуратно написала их вымышленные имена в гостевой книге.

Портье нашел свечку и ключ, затем объяснил, как найти комнату. Номер располагался за лестницей на первом этаже. Из его окон открывался прекрасный вид на свинарник. К сожалению, благоухание было соответствующим.

– Я бы приняла сейчас ванну, – мечтательно протянула Женевьева.

– В этой грязной дыре тебе это едва ли удастся,– усмехнулся Вукотич и раздавил многоножку, которая выбежала из-под широкой кровати.– Кроме того, нам пришлось бы разрезать на себе одежду, чтобы раздеться.

– Тебе тоже не помешало бы помыться. После двух дней в одном и том же наряде ты источаешь не самый приятный аромат.

Вампирша обошла комнату, заглядывая в ящики и открывая шкафы. Вукотич был вынужден следовать за ней. Наконец, успокоившись, она окинула комнату взглядом, в котором читалась смесь настороженности и любопытства, потянула своего спутника к кровати и, сев на нее, принялась расстегивать изорванные и грязные туфли.

Вукотич был близок к тому, чтобы рухнуть на постель и умереть, но Женевьева, ночное создание, чувствовала тебя бодрой, как никогда.

За последние несколько дней ее наряд пострадал гораздо больше, чем одежда Вукотича. Легкое платье, сшитое из прозрачного шелка, теперь приняло такой вид, что, попадись вампирша на глаза Клею Глинке, его хватил бы удар. Одеяло соскользнуло с плеч девушки и упало на пол. Женевьева потянулась, как кошка. Почти игриво перебирая цепь, она придвинулась к нему и провела острыми ноготками по щеке наемника.

Вукотич никогда не понимал женщин, а женщин-вампиров и подавно.

– Сколько тебе?…– начал он и осекся. Женевьева чуть заметно поморщилась:

– Очень много.

Вскоре они оба расположились на кровати, а цепь, аккуратно свернутая в кольцо, лежала между ними. Вукотич больше не чувствовал себя усталым.

Женевьева расстегнула сорочку, выставив стройное белое тело под свет двух лун. Ее грудь опускалась и поднималась. Она дышала.

Вукотичу было важно понимать, что его спутница была не мертвой, а просто другой. Молодой человек несколько раз проводил время с необычными женщинами, однако варп-камень никак не подействовал на него.

Перекатившись на бок, наемник жадно поцеловал вампиршу. Женевьева не сопротивлялась, но он почувствовал, что ей неприятен его запах. Обеими руками, постоянно натыкаясь на цепь и на ее руку, он расстегнул штаны.

Девушка не оттолкнула его. Она приняла его терпеливо и отвечала приятно, но он понимал, что ее не захватил акт любви. Мелкая шлюшка притворилась бы, чтобы польстить ему и ввести в заблуждение. Цепь оказалась между их телами, и ее звенья оставили на коже красные отпечатки.

Все закончилось быстро.

Усталый и вспотевший, Вукотич отстранился от своей спутницы и свернулся под одеялом. Отодвинувшись так далеко, как позволяла цепь, молодой человек погрузился в дремоту.

Внезапно он ощутил на своем лице ее прохладное и острое прикосновение.

– Удовлетворен? – спросила Женевьева. Такой вопрос традиционно задавали проститутки.

Вукотич выдохнул «да», надеясь, что этой ночью его не будут мучить кошмары о великой битве.

– Хорошо. – Женевьева нежно поцеловала наемника, придвинулась к нему и тоже свернулась клубком рядом с ним.

Затем она снова прикоснулась к нему губами. Пребывая в полусне, Вукотич не ответил.

Вампирша продолжала целовать его сначала в плечо, затем в шею.

Он почувствовал короткую боль укуса, когда ее клыки проткнули его кожу, и впал в забытье.

Его опустошали медленно и с удовольствием.

Чаша с водой показала городок за Черной Водой. Хлоести. Диен Ч'инг никогда не бывал там, но знал, где находится это селение. Там была гостиница. «Мирный приют». Подходящее название. Очень подходящее название.

Почтенного Ксоу, разочаровавшего своего потомка, Циен-Цин заключит в адскую бездну под Пагодой лет на сто в наказание за неудачу. Вампирше и наемнику тоже следует преподать более действенный урок.

На каменных плитах, нагретых утренним солнцем, Ч'инг раскладывал вещички из своего ларца. Высохший кусочек бамбука с Запретных Полей У Фан Сю. Пустой сосуд из слоновой кости, изготовленный в провинции Шакала. Пузырек с землей из Вечных Садов Короля Обезьян. Запечатанный пузырек с водой из Великой реки. Частица вечно горящей серы со склонов Драконьего Языка.

Дерево. Воздух. Земля. Вода. Огонь.

Ч'инг вызвал повелителей пяти элементов главных демонов, повиновавшихся Циен-Цину.

Владыки стихий остановят любителей совать нос в чужие дела.

Ч'инг накинул свое одеяние. Он проведет в медитации день и ночь. Завтра ему потребуется вся его магия, чтобы сослужить службу Циен-Цину.

Завтра Клей Глинка умрет.

Вукотич проснулся оттого, что все его раны внезапно заболели. Он чувствовал каждую царапину, которую когда-либо получил, словно они все разом начали кровоточить. Его конечности стали тяжелыми, как чугун. Солнечный свет причинял невыносимые мучения.

– Не бойся, – сказала Женевьева. – Это скоро пройдет.

Наемник подскочил, как ужаленный, и рванулся к ней.

Резкое движение отозвалось новой вспышкой боли, и, ошарашенный, он откинулся на подушку. Однако его ярость не утихла.

– Ты пила мою кровь, мерзавка!

Вампирша уже оделась, превратив некоторые предметы постельного белья в практичную юбку и шаль. Она загадочно посмотрела на своего спутника:

– Это было только справедливо. Ты тоже воспользовался мной, чтобы получить удовольствие.

Наемник ощупал раны на своем горле. Они все еще чесались.

– Что ты сделала со мной? Свет причиняет мне боль.

Женевьева заглянула молодому человеку в глаза:

– Повышенная чувствительность к свету сохранится несколько дней. Вот и все. Ты не станешь моим посвященным. Впрочем, даже если бы я поступила с тобой иначе, ты не имел бы права жаловаться. Скольких девушек ты оставил беременными во время военных походов, а?

– Это…

–  He одно и то же? Я знаю. Ладно, вставай. У нас есть день и ночь, чтобы добраться до Жуфбара.

Вукотич вспомнил все. Покушение. Сделку с кровопийцей. За время своих странствий ему несколько раз приходилось служить хозяевам и хозяйкам, которые были весьма неприятными людьми. Но его нынешний договор был венцом его карьеры. Об этом никто не сложит песен.

Женевьева помогла ему одеться. Это было унизительно, но наемник двигался как пьяный. Все физические симптомы опьянения были на лицо, за исключением радостного возбуждения. Движения девушки были, наоборот, точными и ловкими. Они привыкли к своей цепи и научились с ней управляться, поэтому без лишних проволочек Вукотич спрятал ее в рукаве.

Вчерашний портье по-прежнему нес вахту. По крайней мере, он все еще оставался на своем рабочем месте. Но их ждали и другие. Пара местных мордоворотов с эмблемами Крестового похода на рукаве, страж морали в плаще с островерхим капюшоном и застенчивая стареющая жрица Верены.

Портье указал на своих постояльцев.

– Вот господин и госпожа Шмидт, – сказал он дрожащим голосом.

У Вукотича оборвалось сердце.

– Они провели бурную ночь, судя по их виду, – заметил моралист.

Наемник пожалел, что прошлой ночью он не украл оружие.

– Значит, вы женаты? – полюбопытствовал служитель нравственности.

– Уже три года, – ответила Женевьева. – У нас двое детей, которые остались со своей бабушкой в Жуфбаре.

Борец за нравственность глумливо рассмеялся:

– Придумайте что-нибудь получше. У этой отговорки уже выросли рога Таала.

– Брак, – начала жрица, – это священный акт. Недостойно его осквернять и прикрываться брачными узами для оправдания тривиальной похоти.

Вукотич подумал, что служительница знания и мудрости действительно расстроилась бы, если бы узнала, что случилось в гостиничном номере прошлой ночью. Его кровь, как бы мало ее ни осталось, быстрее побежала по жилам.

– Если вы женаты,– заявил моралист,– то не откажетесь принести несколько клятв перед богиней правды, верно?

Жрица вытащила священный текст из-под плаща и принялась просматривать его, ища раздел, посвященный свадебным церемониям. Наверняка у нее имелась укороченная версия для экстренных случаев.

Громилы глупо ухмылялись. Вукотич понимал, что эта сцена скорее проистекает из вселенского желания совать нос в чужие дела, чем из заботы о духовной чистоте. Он помнил, что Клей Глинка предлагал побивать прелюбодеев камнями.

– Берешь ли ты, Иоганн Шмидт, эту женщину…

Внезапно вся мебель в доме разлетелась в щепки. Стулья, письменные столы и низенькие столики, заваленные религиозными трактатами, даже балки на потолке. Все, что было сделано из дерева. Лестница под ногами Вукотича и Женевьевы рухнула.

Наемник инстинктивно прикрыл женщину своим телом, и ему в спину впились тысячи заноз.

Деревянные обломки плясали в воздухе.

Страж морали упал на колени. Деревянная ножка стула вонзилась ему прямо в сердце. Служитель рванул свой капюшон и стянул его. У него было простое, ничем не примечательное и открытое лицо. Один из сопровождавших его парней стонал, истекая кровью на полу. Второго взрывом выбросило из гостиницы.

Портье попытался спастись через окно, но подоконник и рама его не пустили. Жрица торопливо искала ритуал изгнания злых духов.

Очевидно, это была какая-то жутковатая разновидность проклятой катайской магии.

Деревянный вихрь принял человекоподобную форму.

Вукотич вытащил Женевьеву из «Мирного приюта» сквозь новый ход, образовавшийся в стене. К счастью, вампиршу не постигла участь моралиста. Дубовый или ясеневый кол положил бы конец ее вечной жизни.

Деревянный демон выбрался из руин гостиницы, а за ним по пятам бежала жрица, читающая молитвы. У демона было лицо, и его выражение следовало бы назвать гневным. На улицах толпились перепуганные люди.

Участники Крестового похода приехали в коляске, оставленной у обочины. Женевьева вцепилась в лоскуты и обрывки ткани, опасаясь, что ее одежда распадется. Вукотич подхватил вампиршу на руки, усадил на козлы и взял поводья.