Текст книги "Серебряные ноготки"

Автор книги: Джек Йовил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Джек Йовил
«Серебряные ноготки»

КРАСНАЯ ЖАЖДА

Вукотича разбудил непрерывный грохот колес и перезвон цепей. Внутри закрытой повозки было темно, но, судя по неровной дороге, они уже покинули Жуфбар. Телега не подпрыгивала бы так на мощеных улицах в пределах городских стен. Их везли в горы.

Вукотич унюхал своих компаньонов прежде, чем смог разглядеть их в полумраке. Заключенных было слишком много, чтобы они могли удобно расположиться в ограниченном пространстве, и, несмотря на холодный горный воздух, в фургоне стояла невыносимая жара. Все молчали, и только цепи звякали, когда повозка преодолевала препятствие или покачивалась из стороны в сторону. Кто-то захныкал, но послышался звук оплеухи, и нытик умолк.

У Вукотича все еще гудела голова от удара, который оглушил его. Чертов моралист здорово приложил его своей железкой во время ареста, а по тому, как болели его ноги и грудь, можно было догадаться, что Поборники Чистоты долго пинали его, когда он потерял сознание. Глинкины выродки в черных плащах, возможно, не любили выпивку и девушек, однако никто не мог тягаться с ними в бессмысленной жестокости. Вукотич жалел только, что упустил момент, когда орава новоявленных праведников схватилась за дубинки. Он участвовал во многих сражениях и кое-что знал о самозащите.

Как и все остальные, поначалу Вукотич не воспринял Клея Глинку всерьез. В последнее время он много слышал о жреце, который не служил ни одному из богов, но называл себя стражем морали и выступал с вдохновенными проповедями на площадях провинциальных городков, призывая народ отказаться от похоти и блюсти семейные устои. Проповедник горько оплакивал падение нравов в Империи. По мнению Глинки, все удовольствия, к которым стремились люди, представляли собой ступени на пути к Хаосу и вечному проклятию. Очень быстро – так быстро, что большинство граждан не успели отреагировать, – идеи Глинки получили поддержку имперских властей, что дало толчок к развитию мощного движения.

Крестовый поход за нравственность охватывал один за другим все города и деревни Старого Света. Например, в Нулне Глинка добился того, чтобы университетское руководство закрыло бордель «Возлюбленные Верены», заведение, обслуживающее студентов и преподавателей со времен Императрицы Агнеты. В Зюденланде Глинка настоял на уничтожении легендарных винных погребов, принадлежащих ордену Ранальда, а также руководил сожжением знаменитых виноградников. Его агитаторы убеждали членов совета изменить законы и ввести запрет на крепкие алкогольные напитки, государственные и частные публичные дома и даже на сладости и табак. Некоторые сопротивлялись нововведениям, но поразительное дело – большинство общественных и политических деятелей, многие из которых прославились своей распущенностью, пошли на уступки, позволив Глинке распоряжаться по своему усмотрению.

Вукотич осмотрел свои кандалы. Его ноги были прикованы к продольной балке, встроенной в пол телеги. Движения рук стесняли наручники, цепью соединенные с кандалами двух других заключенных, которые сидели по обе стороны от него. Вукотич чувствовал себя подвеской на сувенирном браслете. Запах в фургоне становился все тяжелее – не все арестованные умели контролировать себя, как Вукотич.

Он пришел в город-крепость в поисках работы. Его последний контракт закончился после того, как аверландские бандиты обратили в бегство Вастариенских завоевателей. Со смертью принца Вастариена Вукотич освободился от обязательств и мог предложить свой меч другому нанимателю, какового он рассчитывал найти среди воинственных аристократов, которые соберутся на праздник Ульрика в Жуфбаре. Торжества, посвященные богу сражений, волков и зимы, проводились осенью, перед началом зимнего сезона, каждый год в новом городе. Именно там замышлялись походы против порождений тьмы, строились планы защиты Империи и определялась диспозиция армии Императора Люйтпольда. Во время праздника у наемника, оставшегося без хозяина, были все шансы вновь поступить на службу.

Сквозь щели между досками, из которых была сделана крыша фургона, светило солнце, разгоняя темноту, что позволило Вукотичу разглядеть товарищей по несчастью. Все они были в цепях. Их ножные кандалы крепились к центральной балке. На теле у многих виднелись следы побоев. Слева от Вукотича, до предела натянув цепь ручных оков, сидел парень с замасленными кудрями, выдававшими в нем кислевского дворянина. Из одежды на мужчине были только кальсоны, надетые задом наперед. Кислевита била дрожь от плохо сдерживаемой, молчаливой ярости. Неизвестно, из чьей постели его вытащили, но он явно предпочел бы оказаться там, а не здесь. Пожилая женщина в поношенной, но чистой одежде плакала, пряча лицо в ладонях. Она повторяла снова и снова, всхлипывая: «Я многие годы продавала лекарственные травы. Это законно». Несколько закоренелых пьяниц все еще храпели, не проспавшись. Интересно, что они скажут, обнаружив, что попали в исправительную колонию. Напротив Вукотича сидели трое гномов, связанные вместе. Коротышки горько сетовали на судьбу. Они толкались, норовя заехать друг другу в глаз, и ругались на языке, не понятном наемнику.

Жуфбар оказался иным на этот раз. Прибыв в город, Клей Глинка склонил на свою сторону городского лорда-маршала Владислава Бласко. На улицах расклеили плакаты, запрещавшие азартные игры, пьянки, драки, танцы, «нескромную» музыку, проституцию, курение в общественных местах и продажу запрещенных зелий. Вукотич посмеялся над помпезными указами, посчитав, что их повесили красы ради. На празднике в честь бога сражений город наводнят толпы свободных от службы солдат. Как можно ждать от них, что они не будут играть в кости, пить, драться, веселиться, волочиться за девками или жевать «ведьмин корень»? Это просто смешно. Однако приверженцы Глинки в черных балахонах сновали повсюду. Теоретически они не должны были носить оружия, однако символом священной войны их предводитель выбрал двухфутовый железный посох, на котором были начертаны Семь заповедей чистоты. Этот посох последователи нередко приводили в качестве неоспоримого аргумента, внедряя новые законы.

В первое утро в городе Вукотич увидел трех громил в рясах, которые дубасили уличного певца. Они избили парня до потери сознания, а затем поволокли его в один из недавно открывшихся Храмов Чистоты. Там, где раньше были бары и пивные, появились кофейни, одобренные блюстителями морали. В каждом из таких заведений проповедники заменили музыкантов, а сборщики пожертвований – приветливых женщин. Когда Вукотич в последний раз был в Жуфбаре, по улице Главных врат невозможно было пройти без того, чтобы полдюжины распутных девиц не попытались навязать свои услуги, а торговцы не предложили порцию «ведьминого корня» за пять монет. Кроме того, с десяток разномастных уличных артистов завлекали публику на свои представления. Теперь наемник обнаружил в центре города только занудных клириков, бубнящих о грехе, и моралистов, сующих кружки для сбора пожертвований под нос прохожим.

Справа от Вукотича находилась женщина. Он различал аромат ее духов среди менее приятных запахов, исходивших от других арестантов. Его соседка сидела с чопорным видом, сведя колени и выпрямив спину. Судя по выражению ее лица, она испытывала скорее скуку, чем отчаяние. Женщина была молода и одета в неприлично тонкие шелка. Ее волосы были изящно уложены. Она носила дешевые украшения и красила глаза и губы. В облике незнакомки было что-то хищное, цепкое и голодное. «Проститутка», – предположил Вукотич. Шлюхи составляли не менее трети всех заключенных, ехавших в фургоне. Последователи Глинки проявили к ним особенную суровость.

Первый день праздника начался хорошо. Вукотич принял участие в торжественной церемонии открытия и послушал речи заезжих вельмож. Императора представлял не кто иной, как герой Максимилиан фон Кенигсвальд, великий князь Остланда, чей младший сын Освальд прославил себя тем, что одержал победу над Великим Чародеем, Вечным Дракенфелсом. После церемонии Вукотич понял, что ему нечего делать. В конце недели он выяснят, какие генералы набирают людей. Но сейчас все были заняты тем, что встречались со старыми друзьями и слонялись в поисках развлечений. Вукотич присоединился к Снорри, жрецу Ульрика, наполовину норсмену по происхождению. В свое время они вместе обороняли Эренград от троллей. Старые приятели решили прошвырнуться по злачным местам. Однако первые несколько таверн, куда они заглянули, оказались невероятно скучными. Смущенные хозяева объяснили, что им запрещено подавать что-либо крепче пива или разведенного вина, да и то лишь в невероятно короткий период вечером. В углу всех питейных заведений сидели моралисты в балахонах, следя за соблюдением законов, установленных Глинкой.

Когда Вукотич и Снорри отправились на штурм третьего бара, к ним подошел невысокий человек в шапочке с черным пером и предложил – за определенную плату, разумеется, – отвести их в такое место, где никого не интересовала борьба за нравственность и связанные с ней ограничения. Поторговавшись немного, они передали посреднику монету, после чего парень с черным пером повел их через лабиринт улиц в старую часть города, а затем вниз, в заброшенный туннель. Первоначально в Жуфбаре жили гномы, поэтому рослому выходцу с севера пришлось согнуться вдвое, чтобы пробраться через подземный ход. До них донеслись музыка и смех, и на сердце у воинов потеплело. Кроме того, они, наконец, смогли выпрямиться. Как выяснилось, они попали в «передвижной трактир», на пирушку, которая организовывалась то тут, то там, дабы избежать столкновения с поборниками нравственности. Тем вечером она проводилась в старом оружейном складе под землей. Группа эльфийских менестрелей играла что-то веселое, громкое и бесшабашное, а их поклонники жевали «ведьмин корень», чтобы лучше оценить музыку. Парень с черным пером предложил им пару высушенных корешков, и Снорри сунул один из них в рот, желая погрузиться в яркие сновидения, но Вукотич отказался от зелья, отдав предпочтение крепкому черному пиву, которым славился Жуфбар. Полуобнаженные девушки танцевали на временной сцене, цветные фонари вращались, вились клубы ароматного дыма. Для гостей были выставлены большие бочки, и вино текло рекой. Игроки в кости и картежники ставили на кон стойки монет. Гном-клоун рассказывал неприличные анекдоты о Глинке, Бласко и других выдающихся борцах за нравственность, и, надо сказать, шутки находили живой отклик у аудитории. Кто-то зарабатывал огромные деньги на этом «передвижном трактире». Разумеется, едва Вукотич осушил первую кружку и начал оглядываться, ища свободную девушку, началась облава…

И вот он сидел в телеге, закованный в кандалы и осужденный на ссылку в горы. Он догадывался, что его отправят в шахту или на каменоломню, где он, вероятно, умрет через пять лет. Вукотич проклял всех блюстителей морали и встряхнул цепи.

Наконец ему улыбнулась долгожданная удача. Левый браслет его наручников погнулся, и замок открылся. Вукотич высвободил руку.

Как только фургон остановится, у него появится шанс на спасение.

Когда они выехали из города, Диен Ч'инг скинул черный островерхий капюшон. Здесь, на далеком западе, катайцы встречались нечасто и потому неизбежно привлекали к себе внимание. В орденском балахоне, прикрывающем лицо, Диен Ч'инг мог свободно разгуливать по городу. Круглоглазые, большеносые, длиннобородые варвары, населяющие эти края, были суеверными дикарями. Они могли счесть его восточную внешность клеймом Хаоса и бросить катайца в первый попавшийся костер. Впрочем, в его случае такой приговор имел бы под собой некоторые основания. Тот, кто взошел на Пагоду Циен-Цина, Повелителя Пятнадцати Демонов и Владыки пяти элементов, нес в своей крови нечто большее, чем следы воздействия варп-камня.

Из-за участившихся стычек с монахами-воинами, служившими Королю Обезьян, Диен Ч'инг был вынужден покинуть родину. Теперь он, слуга Циен-Цина, верный жрец Хаоса, мастер таинственных боевых искусств, скитался за тридевять земель от дома. Гоблины провели его через Темные Земли, помогли переправиться через Горы Края Мира и добраться до Черной Воды. В Известном Мире существовала Незримая Империя, которая превосходила мелкие владения земных правителей – Короля Обезьян, царицы Кислева или Императора Люйтпольда. Это была Империя Сил Хаоса, Кхорна и Нургла на западе и на севере, Великого Годжиры и демонов Кэтсидха – на востоке. Циен-Цин, Темный Владыка, которому катаец принес клятву верности, был известен в этих местах как Тзинч. Запрещенный культ Хаоса процветал, а орды мутантов, измененных варп-камнем, множились и становились сильнее с каждым лунным циклом. Королевства людей грызлись между собой, а могущество Незримой Империи непрерывно росло.

Караван медленно поднимался в горы. Ч'инг устроился на мягком сиденье рядом с кучером второй повозки. Ему не терпелось доставить груз к ямам для рабов и вернуться к своим делам в Жуфбаре. Он много раз совершал это путешествие, и оно превратилось в скучную обязанность. Когда они доберутся до тайных пещер, где их ждут гоблины, заключенных разделят на три группы. Молодых мужчин отправят в Темные Земли на копи, где добывался варп-камень, молодых женщин продадут на рынке рабов в Аравии, а остальных убьют и съедят. Дело было несложным, зато полезным для Сил Хаоса. Диен Ч'инг всегда позволял гоблинам выбрать одну-двух женщин или хорошенького юношу, а потом следил за их играми. Клей Глинка был бы потрясен, узнав, какая судьба постигла тех, чьи грехи он ненавидел. Катаец мелодично рассмеялся. Это была самая забавная часть плана.

Однако сейчас не время развлекаться. Ему предстояло выполнить важное задание во время праздника Ульрика. В город прибыли многие высокопоставленные служители Хаоса, и они разработали стратегию. В Темных Землях Ч'инга навестил Ефимович, верховный жрец Тзинча из Кислева, и сообщил, что Наводящий Ужас желает, чтобы катаец присоединился к Крестовому походу за нравственность и обратил Глинку со всеми его последователями в передовой отряд Хаоса. До сих пор его тайный замысел осуществлялся успешно. Капюшон моралиста мог скрыть не только раскосый разрез глаз. Катаец знал, что многие Поборники Чистоты, вооруженные железными посохами, кутались в балахоны, чтобы спрятать следы мутаций, вызванных варп-камнем. Глинка был слепым фанатиком, которого не составляло труда одурачить. Иногда Ч'инг задавался вопросом, не заключил ли блюститель нравственных устоев темную сделку с владыками Незримой Империи. Никто не отказался бы от стольких радостей жизни без серьезной: причины. Однако Глинка казался искренним в своих устремлениях. Все западные варвары были немного безумны. Катайца интересовало, почему человек боится своих желаний до такой степени, что объявил войну всем наслаждениям в мире. В понимании Ч'инга, жажду следовало утолить, похоть – насытить, потребности – удовлетворить.

Солнце светило в полную силу. Они ехали всю ночь. Заключенные по большей части спали или мучались приступами тошноты. Обоз состоял из трех повозок, и хотя возницы хорошо знали горные дороги, фургоны ползли со скоростью улитки. Они достигли только узкого уступа, переходившего в обрывистый, густо заросший лесом спуск. Высокие вечнозеленые деревья поднимались по обеим сторонам дороги. Их низкие ветви постоянно хлестали по бортам фургонов.

В горах скрывались бандиты и кое-кто похуже: монстры, гномы-отступники, черные орки, скейвены и зверо-люди. Однако катаец утешал себя тем, что в этих местах едва ли можно было найти существо страшнее него самого. Его положение в Пагоде давало ему право вызывать и связывать демонов, совершать головокружительные кульбиты в поединках и сражаться сутками, не чувствуя усталости.

Первая телега замедлила ход, и Ч'инг толкнул локтем своего возницу, приказывая остановить лошадей. Животные встали. Катаец махнул рукой, и третий фургон тоже заскрипел и прекратил движение.

– Поперек дороги упало дерево, хозяин! – крикнул сопровождающий с первой повозки.

Ч'инг раздраженно фыркнул. Он мог устранить препятствие при помощи простого заклинания, но магия отнимала силы, а катаец знал, что благословение Циен-Цина скоро понадобится ему для других целей. Оставалось только использовать подручные средства.

Придерживая плащ, он осторожно сполз на дорогу. Нужно смотреть, куда ступаешь, иначе можно сорваться с обрыва и закончить свои дни на ветке дерева, растущего несколькими сотнями футов ниже. Самые могучие воины и маги погибали из-за таких маленьких оплошностей. Боги подстраивали это, дабы их слуги не забывали о смирении.

Диен Ч'инг обошел фургон сзади и отпер дверь. От заключенных шла такая невыносимая вонь, что катаец, не выдержав, зажал нос. От западных варваров всегда плохо пахло, но эта компания оказалась более вонючей, чем все остальные.

Арестанты щурились от яркого света. Катаец догадался, что некоторых из них смущает его восточная внешность. Ну и пусть. Они не в том положении, чтобы выражать недовольство.

– Внимание, – объявил он.– Те из вас, которые откажутся убрать с дороги дерево, преградившее нам путь, лишатся ушей. Есть добровольцы?

Возница подергал цепь, обернутую вокруг центральной балки фургона, и достал ключи. Охрана с кнутами и мечами выстроилась вокруг повозки. Ч'инг сделал шаг назад. Балку приподняли, и заключенных принялись вытаскивать наружу. Их ножные кандалы снимали с бревна, как бусины с нитки. Пленникам освободили ноги, но запястья по-прежнему оставались скованными.

Первой на землю спрыгнула хрупкая девушка, о которой катайца предупреждали особо. Яркий солнечный свет раздражал ее, и она прикрыла глаза. Следом за ней вылез крепкий молодой человек, чье тело покрывали шрамы от ран. «Вукотич», – догадался катаец. Один из наемников. После короткой задержки в проеме показался полуголый Павел-Алексей.

Что-то здесь не так.

Шлюха и наемник были скованы вместе. Мужчина неловко изогнул левую руку, словно цепь связывала его с выродком-соседом. Но кислевит прижимал ладонь ко лбу, а пустой браслет свисал с его запястья.

Двое заключенных отделились от общей связки.

Наемник посмотрел в глаза своему тюремщику, и Ч'инг прочитал в его взгляде вызов и ненависть.

Катаец потянулся к рукояти кривого ножа, но наемник оказался проворнее.

Вукотич схватил девушку в объятия и вместе с ней спрыгнул с дороги. Словно мячик, они покатились с обрыва в лес. Вопя от боли, парочка исчезла среди деревьев.

Потеряв голову, Павел-Алексей хотел последовать за ними, однако он по-прежнему был прикован к своему соседу.

Поскользнувшись, кислевит свалился с телеги и повис на цепи, прикрепленной к браслету на его левой руке.

Ч'инг взмахнул клинком, и детина рухнул к его ногам. Ухоженная рука кислевского дворянина так и осталась болтаться на цепи.

– Кто-нибудь еще? – мягко поинтересовался катаец. – Нет? Отлично.

Из-под обрыва больше не доносилось криков. Возможно, шлюха и наемник уже мертвы, но Ч'инг не мог рисковать.

– Ты, ты и ты, – указал он на охранников. – Найдите их и приведите обратно.

Стражники начали осторожно спускаться по склону.

– И снимите, наконец, свои капюшоны,– бросил им вдогонку катаец. – Иначе поскользнетесь и сломаете шею.

Охранники послушались и пошли вниз, ориентируясь на сломанные кусты и ободранную кору деревьев – приметы, обозначавшие путь беглецов.

Кислевит рыдал, сжимая окровавленный обрубок.

– Вероятно, в следующий раз ты поостережешься спать с чужой женой, Павел-Алексей, – усмехнулся катаец.

Кислевит плюнул ему на башмаки.

Ч'инг дернул плечом, и возница убил парня своим железным посохом. Гоблинам следовало понимать, что потери по дороге неизбежны.

Катаец вытащил глиняную трубку и набил ее опиумом из кисета. На несколько минут он перенесется в Пагоду в поисках дальнейшего просветления.

Когда охранники притащат тела шлюхи и наемника, он убедится, что беглецы мертвы, и обоз продолжит свой путь.

Хвала богам, он ничего не сломал, когда катился по склону горы. Однако его одежда превратилась в лохмотья. К тому же он сильно ободрал спину и ноги. Казалось, девушка тоже пострадала незначительно. Плохо. Лучше бы она умерла. Ее шелка порвались, волосы растрепались, на нежном теле появилось несколько синяков, но крови не было видно.

Потянув за цепь, Вукотич поднял девушку на ноги, а затем потащил за собой через лес, подальше от низкого кустарника, который остановил их падение. Важно было убраться подальше от того места, где остались явные следы их пребывания. Они выиграли время, кубарем скатившись с обрыва, однако за ними наверняка пошлют погоню. Быстро обменявшись взглядами с катайцем, Вукотич понял, что от этого человека не стоит ждать милосердия.

– Тихо,– сказал он девушке.– Делай, что я скажу. Поняла?

Его спутница выглядела не такой испуганной, как он ожидал. Она просто кивнула. Наемнику показалось, что она даже слегка улыбнулась. Может, девица балуется «ведьминым корнем»? Многие шлюхи так делали. Они продавали свое тело, но свои мечты хранили для себя. Впрочем, наемники не слишком отличались от них в этом отношении.

Вукотич выбирал путь среди деревьев, внимательно глядя, куда ступает. Трудно сохранять равновесие, оставаясь прикованным за руку к другому человеку. Однако девушка оказалась проворной и несуетливой. Она легко поспевала за ним и отлично владела своим телом. Вероятно, жрица любви достигла больших высот в своем ремесле. «Может, она и не уличная шлюха вовсе»,– подумал наемник. Многие великие убийцы переодевались в куртизанок, чтобы ближе подобраться к своей жертве.

Преследователи ждут, что они будут спускаться по склону, поэтому Вукотич решил обмануть их, рассчитывая выбраться на дорогу в нескольких милях позади обоза. Едва ли катаец пошлет за ними людей, а развернуть телеги они не смогут. Скорее всего, беглецов оставят в покое, когда убедятся, что догнать их непросто. Где-то неподалеку находятся ямы для рабов, куда отвозят заключенных, и Поборники Чистоты не бросят, три фургона с пленниками в горах ради того, чтобы отловить пару сбежавших кутил. Конечно, от фанатиков можно всего ожидать…

Внезапно женские пальцы сжались на запястье наемника. Цепь звякнула. Девушка перехватила ее.

– Сюда, – сказала она. – К нам приближаются трое.

У нее был острый слух. Сначала Вукотич ничего не услышал, но потом различил неуклюжие шаги и тяжелое дыхание.

– Они разделились, – сообщила его спутница. – Один скоро будет здесь.

Она огляделась и спросила, указывая на толстый ствол:

– Ты можешь забраться на это дерево?

Вукотич фыркнул:

– Конечно.

Пожалуй, он таращился на нее слишком долго.

– Полезай, – велела девушка. – Быстро.

Наемник мгновенно повиновался, как если бы она была его командиром. Цепь ограничивала свободу движений, однако Вукотич заприметил толстый сук невысоко над землей и, ухватившись за него, подтянулся на одной руке. Девушка раскачалась на цепи, затем, как акробат, перевернулась и тоже взобралась на дерево. Они расположились рядом, как птицы на жердочке. Наемник запыхался, но незнакомка дышала ровно.

– Не удивляйся,– усмехнулась она. – Мне случалось проделывать такое раньше. Много раз.

Молодой человек снова изумленно посмотрел на нее. Его новая приятельница потянула за ветку, и густая листва скрыла их.

– А теперь тихо, – шепнула девушка.

Они слышали шаги одного из охранников, который, спотыкаясь, брел по лесу. Он не искал их следы, а просто плелся наугад. Вероятно, моралисты добрались до того места, где беглецы зацепились за куст, а затем разошлись в трех направлениях. Эти громилы выросли в городе, поэтому не умели выслеживать добычу по сломанным веточкам и примятой траве.

Оба, и Вукотич, и девушка, обхватили ствол, чтобы сохранить равновесие. Цепь от кандалов свисала между их запястьями, и наемник заметил нечто необычное. Браслет на его руке был сделан из железа с вкраплениями какого-то блестящего вещества. Ее браслет выглядел иначе. Металлическое кольцо было обшито кожей. Такого Вукотич никогда не видел. Создавалось впечатление, что тюремщики не хотели, чтобы оковы натерли девушке руку, однако плохо верилось, что Глинка вдруг пожалел проститутку. Скорее всего, его помощники опасались, что малышка прижмет большой палец и ее изящная ручка выскользнет из металлического зажима.

Девушка выглядела лет на шестнадцать-семнадцать. Она была стройной, но не изнеженной. Незнакомка прямо-таки с кошачьей ловкостью устроилась на ветке. В солнечном свете макияж на лице придавал ей сходство с куклой: бледная кожа, красные губы, голубые тени на веках. Она говорила на Старом Всемирном с легким акцентом. «Кажется, бретонским», – определил Вукотич. Как и его, судьба занесла ее далеко от дома.

Конечно, стыдно так думать, но ему придется избавиться от нее при первой возможности. Несмотря на все ее выдающиеся способности, пока они скованы вместе, пользы от его спутницы будет не больше, чем от наковальни.

Охранник, сбросивший капюшон, находился прямо под ними. Его балахон шуршал, когда он поворачивался из стороны в сторону. В руках у преследователя были плохонький изогнутый меч и железный посох. Едва ли этого парня обуревали заботы о чьих-либо чистоте и целомудрии. Во всяком случае, из его пасти лились потоки самого что ни на есть аморального сквернословия. Вукотич готов был поклясться, что бугры на голове моралиста представляли собой не что иное, как зачатки демонических рогов.

Не в первый раз Вукотич задумался, не кроется ли за Крестовым походом Глинки какое-нибудь жуткое злодейство.

Девушка прикоснулась к его руке и резко мотнула головой. Наемник недоуменно моргнул, потом догадаяся, чего она хочет.

Они вместе спрыгнули с ветки прямо на своего врага. Громила вскрикнул, но юная красотка крепко зажала ему рот свободной рукой. Вукотич намотал цепь на шею противнику, и они с девушкой потянули ее в разные стороны. Прислужник Глинки пытался сопротивляться, но выронил оружие. Он взмахнул рукой, целя Вукотичу в лицо, однако наемник увернулся. В конце концов, все трое упали на склон горы, причем моралист оказался снизу, а наемник и его спутница изо всех сил прижимали его к земле, покрытой гнилыми листьями.

У Вукотича болело запястье, но он упорно тянул цепь. Девушка делала то же самое. Железные звенья впились моралисту в шею. Лицо парня покраснело от прилива крови, а из его горла вырывались хрипы и клекот. Проститутка убрала руку ото рта своей жертвы, и Вукотич заметил следы от зубов на ее ладони. Девушка сжала пальцы в кулак и ударила охранника в лицо.

Язык верзилы распух и свесился изо рта. У него пошла кровь носом, а глаза закатились, так что стали видны только белки.

Девушка горизонтально провела пальцем по своей шейке. Вукотич кивнул. Их противник был мертв.

Они распутали цепь и встали. Вукотич вознес короткую молитву своему семейному тотему: «Пусть пролитая мною кровь не окажется невинной». Оглядевшись, он подобрал ятаган. Рукоять меча привычно легла ему в руку. Без оружия наемник чувствовал себя нагим.

Он все еще радовался клинку, как вдруг почувствовал рывок за запястье и вскинул вооруженную руку, позволяя девушке направить удар. Острие меча утонуло в груди второго преследователя, который бросился на них. Вукотич был силой, нанесшей смертельную рану, однако цель указала его спутница. Ему не следовало отвлекаться. Он обязан был сам заметить опасность.

Их руки переплелись на рукояти меча. Они сообща извлекли клинок из тела и склонились над мертвыми врагами. У первого были зачатки рогов, у второго – волчьи зубы. Под черными балахонами скрывалась нечисть.

– Еще один, – встрепенулась девушка. – Нет, он почувствовал, что произошло, и побежал обратно к дороге. Он приведет подмогу.

Вукотич поневоле признал ее правоту.

– Вниз, – скомандовала проститутка. – Если в долине нет прохода, там должна быть река. Мы пойдем по течению.

У Вукотича были другие планы. Он перекинул меч в левую руку и осмотрелся. Неподалеку лежало сломанное дерево. Оно сгодится в качестве колоды.

Наемник подтащил свою спутницу к стволу и разложил на нем цепь.

– Бесполезно,– возразила девушка. – Цепь сделана из закаленной стали. Ты только затупишь меч.

Не слушая ее, Вукотич нанес удар. Ятаган повернулся в его руке, а в том месте, где клинок соприкоснулся со звеньями цепи, образовалась зазубрина. Цепь была невредима, если не считать небольшой царапины.

Стыдно так поступать, но…

Он схватил девушку за руку и сдвинул вверх ее рукав. Посмотрев ей в лицо, наемник сказал:

– Я воин, а ты шлюха. Ты сможешь заниматься своим ремеслом без левой руки, а мне нужна моя правая…

В глазах незнакомки вспыхнули красные искры.

– Это не…

Вукотич рубанул по браслету и задохнулся от боли, которая пронзила его руку от кисти до локтя. Меч отскочил, царапнув по обшитым кожей оковам.

– …поможет.

Не веря своим глазам, наемник разглядывал ее запястье. Под браслетом образовался багровый синяк, но ее кожу даже не оцарапало. Такой удар должен был отрубить ей руку.

Девушка вздохнула, как ему показалось, раздраженно:

– Я тебя предупреждала. Почему ты меня не послушал, глупец?

Левая рука Вукотича онемела, словно на нее упал камень. Незнакомка легко, будто игрушку у ребенка, отняла у него изогнутый меч и бросила его в сторону. Затем она встряхнула левой рукой, пытаясь унять боль.

Вукотич заметил, что лезвие ятагана рассекло кожу на браслете наручников. В солнечном свете металл блеснул серебром.

Серебром!

Глаза его спутницы покраснели. Она улыбнулась, показывая белые острые зубки. Ее нижнюю губу царапнули изящные тонкие клыки.

Железо для него, серебро для нее. Их тюремщики отлично знали, что делали.

Кровопийца сжала горло наемника мертвой хваткой и наклонилась, чтобы поцеловать его.

Женевьева знала, что должна убить Вукотича, отрубить ему руку и уйти своей дорогой.

Однако это противоречило ее принципам, хоть она и была вампиром.

За шестьсот тридцать девять лет жизни, или, во всяком случае, похожего на жизнь существования, она многое видела и совершала разные поступки. В том числе и такие, которыми не могла потом гордиться. Однако она никогда не была бездушной убийцей.

Ей приходилось отнимать жизнь, чтобы питаться. Кроме того, она прикончила несколько человек, без которых мир стал лучше. Ей случалось драться на смерть и в бою – хорошим примером тому были два приспешника Глинки, – однако она никогда не убивала только потому, что такой путь казался самым простым.

Хотя порой соблазн был очень силен.

Она ослабила хватку на горле Вукотича и оттолкнула мужчину.

– Идем, – сказала Женевьева изумлённому наемнику. Клыки вампирши уменьшились до нормальных размеров. – Нам нужно спешить.