Текст книги "Сыны Зари"

Автор книги: Джек Кертис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Глава 53

Они приехали вместе, два солидных господина в больших роскошных автомобилях. Автострада была забита спешащими отдохнуть в конце недели, но Уорнер сделал на это скидку и выехал заранее. Эдварду Латимеру добираться было недалеко: его загородный дом был менее чем в четырех милях отсюда. Они остановились на небольшой автостоянке – гравий, уложенный поверх грязи, – рядом дорожные знаки, указывающие на прогулочную тропку. Заросли буковых деревьев покрывали вершины двух холмов, образуя плотный полог из листьев в ложбине между ними. Латимер был одет для прогулки.

– Очень мило. – Уорнер посмотрел поверх деревьев на пасмурное небо с растрепанными мотками серых туч, несущихся понизу. Рассудив, что собирается дождь, он захватил с заднего сиденья своей машины плотное прорезиненное пальто. Натягивая его на себя, он произнес: – А моя усадьба в Уилтшире.

Они прогулялись минут пять, и Латимер сказал:

– Теперь это должно прекратиться.

– Но мы же говорили об этом. – В голосе Уорнера было предостережение.

– Думаю, что это больше не имеет никакого значения.

– Что ж... – Уорнер поднял воротник своего пальто и засунул руки в карманы. – Ты получишь возможность оценить это. Самые разные люди скоро услышат о тебе самые разные вещички.

Они дошли до места, где тропинка сужалась, направляясь к небольшой калитке из столбов и металлической сетки. Им пришлось выстроиться друг за другом, чтобы пройти через нее. Уорнер шел сзади вплотную к Латимеру и говорил:

– Не будь дураком. Речь идет всего лишь об информации, о сообщениях время от времени.

Латимер ждал его с другой стороны калитки.

– Ты думаешь, что я просто собираюсь прекратить рассказывать тебе обо всем? Нет, тебе грозят неприятности почище, чем это.

– Не знаю, не знаю... – покивал Уорнер. Он со стуком захлопнул калитку. – Почему я должен это слушать?

– Это предостережение, – сказал Латимер. – Мне нет нужды винить тебя. Я просто должен буду тебя назвать, но если ты знаешь какой-то выход, воспользуйся им.

– Но с чего все это вдруг? – спросил Уорнер.

– Обстоятельства изменились, – сказал Латимер. – Разве не так? Эрик Росс убит в больнице. Мы искали снайпера – мы нашли его. И теперь мы ищем кое-что еще. Я рассказывал тебе, что было в докладах Кэлли: Кемп, эти Сезанны, теперь галерея Портера. – Он остановился на секунду, чтобы взглянуть на Уорнера. – В любом случае, сколько у тебя еще времени, как ты это представляешь? Что бы я ни сделал или ни сказал, особой разницы это не составит.

– Все, что бы ты ни сказал, прикончит меня навсегда, – сказал Уорнер. – А Кэлли может и не подобраться к этому. – Он хотел бы знать, где находился Кэлли в эту минуту и где – Джексон.

Полог из листьев становился все гуще по мере того, как они спускались с холма. Свет мерк. Возле каждого бука рос кустарник высотой по колено, ветки его сгибались и отскакивали назад, когда мужчины проходили мимо.

– Это легко, – говорил Латимер, – потому что я устал от этого. Я не могу представить... – Он оборвал себя, словно это замечание могло оказаться бесполезным. – Ты убил массу людей. Ну сам организовал это. Только для того, чтобы...

– Всего лишь деловое решение.

– Да, – сказал Латимер, – конечно.

– Я принял это решение. Никто больше об этом не знает. Но они были весьма счастливы, когда погиб Хэммонд – это выглядело удачным совпадением. Это было самое большее, что могло прийти им в голову. Торговать картинами, не слишком беспокоясь об их происхождении, – это... это что-то вроде современного пиратства, очень экстравагантно, немножко напоминает нарушение блокады Южной Родезии[9]9
  Белые расисты английской колонии Южная Родезия в 1965 г. провозгласили одностороннюю «независимость» страны. По решению ООН расиста был объявлен всеобщий бойкот, который «из деловых соображений» периодически нарушался. В 1980 г. Южная Родезия, получив название Зимбабве, стала подлинно независимой.


[Закрыть]. Один или двое, возможно, не стали бы возражать и против убийств, но я предпочел обойтись без лишнего риска. Вот просто, как оно есть, примите к сведению то, что произошло. Идея заключалась в том, что эта сделка даст нам доступ к новому рынку сбыта, что и случилось. Внешняя торговля – вещь очень важная. – Уорнер улыбался: его забавляло собственное лукавство.

– И тебя это не тревожило?

Некоторое время они шли молча. Уорнер, казалось, обдумывал высказанную мысль. От дерева к дереву через небольшое открытое пространство перелетала сойка.

– Нет, не думаю.

– Почему же?

Снова молчание. Наконец Уорнер сказал:

– Люди ведь все время умирают.

Свет, просачивавшийся через верхушки деревьев, отливал зеленью, словно вода на глубине.

– Ты не должен говорить вообще ничего. Чего это ради ты решил, что ты должен? А я воспользуюсь своими возможностями. Кто знает, насколько близко они могут подобраться? – Уорнер этим утром трижды звонил Фрэнсису и телефон не отвечал, но по-настоящему это начало беспокоить его только сейчас. Он хотел бы знать, чего Латимер не рассказал ему. – Если обстоятельства осложнятся, найдутся способы... Способы уйти, способы исчезнуть. Ты просто сохраняй молчание. И это все, что тебе нужно делать.

– Я понимаю, – сказал Латимер. – Я не собираюсь молчать.

Сойка вернулась, и этот проблеск великолепия притягивал взор. Рука Уорнера возникла из кармана, чтобы показать на нее, она вытянулась, кисть поднялась. Латимер замолчал, как человек, готовящийся сказать что-то еще. Железный кастет опустился поперек его щеки, разбив кость. Латимер сделал шаг вперед, словно намереваясь продолжить эту прогулку в одиночку. Потом он, тяжело опустившись на землю, немного проехался вниз по склону. Уорнер стоял позади него, готовясь к следующему удару. Кастет ударил по черепу Латимера и застрял в нем. Уорнеру пришлось подергать его из стороны в сторону, чтобы вытащить.

Латимер опрокинулся на спину. Он бился как рыба, все его тело от плеч до бедер содрогалось в конвульсиях, сползая все дальше и дальше по склону холма. Он с шумом продвигался сквозь поросль кустарников. Уорнер гнался за ним вниз и, догнав, поворачивался, чтобы ударить снова. Вот он нагнулся над ним, остановившись сбоку, и нанес сильный удар тыльной стороной руки. Удар сокрушил нос Латимера, красная лента легла вдоль глаз, словно повязка. С каждым ударом Уорнер издавал пронзительный вскрик – то ли от усилия, то ли от ярости. Вот он влепил кастетом поперек брови Латимера, приподнимаясь на носках, чтобы удар был сильнее, и в этом месте появилась глубокая впадина – линия разлома, подобно обвалившимся земляным укреплениям. Могучая мышечная судорога легко перевернула Латимера лицом вниз, как будто он был акробатом. Он двигался все дальше, сползая на одном боку, как тонущее судно.

Уорнер следовал за ним по пятам, продираясь через заросли кустарника. Снова догнав его, он задержал ногами его движение и наклонился, чтобы схватить воротник пальто Латимера, как будто хотел придержать поводком собаку. Уорнер дважды опустил свой кастет, рубя на куски скрытый волосами череп Латимера, похожий на большое разбитое блюдце. Дыхание Латимера было хриплым, рычащим. Уорнер, встав на колени, не давал ему сползать дальше. Рот Латимера был широко открыт и полон крови. Он поднял руку и принялся ощупывать плечо Уорнера, его шею, лицо... Уорнер встал и пошел прочь, потом он приостановился, оставаясь спиной к Латимеру и наклонив голову. Где-то в глубине леска верещала сойка. Дыхание Латимера превратилось в безобразный плаксивый хрип.

Уорнер вернулся обратно. Он схватил рукой охапку травы и выдрал ее с корнями, на которых остался большой ком темной земли. Потом он опустился на колени и с силой запихнул этот пучок в широко разинутый рот Латимера. Кровь брызнула через дерн, испачкав руку Уорнера. Он оттянул челюсть Латимера и стал впихивать твердыми от напряжения пальцами эту траву внутрь. Щеки Латимера раздулись. Уорнер отклонился в сторону, выдрал новую охапку травы и засунул ее вместе с землей и мелкими камушками, запутавшимися среди корней, следом за первой. Напрягая мышцы, он вколачивал эту горсть стиснутым кулаком.

Было невозможно сделать больше. Уорнер поднялся, потом постоял поблизости, наблюдая. Латимер был неподвижен, если не считать его рук, которые, казалось, приводились в движение каким-то иным источником энергии: они изгибались, взмахивали и шлепали по земле. Потом и они остановились. Спина Латимера слегка изогнулась, и он безумным взглядом уставился в небо.

Уорнер тяжело дышал, делая мерный вдох и выдох, как человек, который собирается то ли засмеяться, то ли чихнуть. Он подождал, пока его дыхание успокоится, потом осмотрел себя с ног до головы. Прорезиненное пальто было крест-накрест разрисовано разводами и полосами крови, как будто его поливали из шланга. Уорнер снял пальто и немного отер о траву, а потом сложил его лицевой стороной вовнутрь и перекинул через руку. Он ободрал с ветки бука листья и потер ими пятна на своих брюках. Теперь это выглядело так, как будто он поскользнулся в грязном месте.

Прежде чем начать подниматься вверх по склону, Уорнер подтащил Латимера к стволу большого дерева и похлопал по карманам в поисках ключей от машины. Забрав их, Уорнер скатил Латимера в кустарник. Тело перевернулось дважды, оставшись лицом вверх.

– Да, – сказал Уорнер, – я предполагал, что ты скажешь что-то в этом роде. – Он пнул торчащую ногу, заталкивая ее под укрытие из листьев. – Я предполагал, что именно это ты и собирался сказать.

Он прогулялся обратно к автостоянке и проехал на машине Латимера пару миль дальше по дороге, припарковав ее на придорожной площадке, прикрытой деревьями. Это должно было дать ему несколько часов, а возможно, и день. Он вернулся к своему автомобилю и положил прорезиненное пальто и кастет в багажник. Едва выехав на дорогу, он снял трубку телефона и начал устраивать дела.

* * *

Лес был полон легких шумов: звери и птицы, ветерок, шелестящий в самых верхних ветках. И рука Эдварда Латимера среди опавших листьев. Пальцы погружались в землю и вспахивали ее, погружались и вспахивали, словно какой-то зверек рыл себе на зиму нору. От его лица исходил странный жуткий звук, что-то вроде крика диких гусей. Пальцы погружались и вспахивали, а потом остановились.

Длинные стебельки травы поднялись из его растянутых губ. В уголке рта появился червячок, выползший из комка земли и слепо обнюхивающий воздух.

Глава 54

Латимеру понадобилось десять минут, чтобы рассказать то, что он знал. Протеро и Кэлли сидели молча, слушая мертвеца. Протеро прослушивал пленку уже второй раз. Он выключил кассету.

– Они нашли его? – спросил Кэлли.

– Они нашли его машину. Это все.

– Кто ездил брать Уорнера?

– Группа по особо опасным преступлениям. Никого не было дома. – Протеро тут же поправил себя: – Никого не было в двух домах: ни в лондонском, ни в загородном. У него еще есть дом в Нормандии. Французы сейчас проверяют. Я не думаю, что он окажется там.

– Есть и другие, с кем мы можем потолковать, – напомнил ему Кэлли.

– Есть другие?

– Ну, этот парень, который владеет галереей. Портер. Остальные члены правления.

– Латимер ничего не говорил ни о ком из них. Он упомянул только Уорнера.

– Хэммонд был убит ради того, чтобы эти две картины можно было переправить в Америку. Поэтому же были убиты все остальные. Все. Эта галерея торговала как всякая другая, но продавала также и работы, украденные по заказу. Они должны знать об этом.

– Одни могут знать, – сказал Протеро, – другие могут не знать, но все они скажут, что не знали.

– Мы можем попытаться. – В голосе Кэлли слышалось раздражение.

– Разумеется. – Протеро вставил кассету обратно в ее пластиковый футляр. – Мы можем попытаться.

* * *

Сначала Кэлли попытался с Элисон Траверс. У нее был дом в той части Лондона, где большинство людей вряд ли смогли бы позволить себе иметь комнату. У людей, живущих в подобных районах, всегда есть собственные дома. Человек в серой униформе мыл темно-зеленый «роллс-ройс». Когда Кэлли прошел мимо, он поднял голову, предчувствуя недоброе. Посмотрел назад, в направлении улицы, и увидел Доусона, который вылез из машины подождать. Беда.

Элисон Траверс оказалась блондинкой, преисполненной самоуверенности. Она вела Кэлли через дом так, словно это было целое поместье. Отхлебнув из рюмки, она спросила:

– Что с моим отцом?

– Возможно, что он замешан в весьма серьезном преступлении.

Коротко засмеявшись, Элисон сказала:

– Что?

Он начал спрашивать ее о галерее, и она слегка успокоилась. Подумала: подделка, уклонение от уплаты налогов, контрабанда... Она даже пыталась немного пошутить:

– Это, знаете ли, у нас в крови. Мои предки были баронами-разбойниками: украли едва ли не всю восточную Англию. – Потом она засомневалась, уместно ли было говорить это, и добавила: – Вам следует знать, что мой отец никогда не стал бы поощрять какие-либо противозаконные действия. – Тон ее был официальным, этакий пресс-секретарь в шелковой блузке.

Кэлли спросил ее об акциях.

– Я просто держала их для него. В действительности это было нужно для голосования. По сути дела, ему хотелось владеть галереей и контролировать ее так, чтобы... – Она умолкла.

– Чтобы никто не знал? – предположил Кэлли.

– Это противозаконно?

– Нет.

– Тогда в чем же таком вы его обвиняете?

– Вы знаете, где он сейчас? – спросил Кэлли.

Они оба подождали ответа на свои вопросы. В конце концов Элисон сказала:

– Какая-нибудь бюрократическая придирка, ловля блох, выискивание мелких нарушений. – Поскольку она почти разозлилась, она решила налить себе еще порцию.

Кэлли кивнул, он, должно быть, обдумывал ее предположение.

– Я спросил вас, не знаете ли вы, где он сейчас.

Она поразмышляла над этим некоторое время и сказала:

– Возможно, я не должна говорить вам больше ничего без присутствия моего адвоката.

– Как пожелаете. Но это довольно простой вопрос.

Она поразмыслила еще, а потом сказала:

– Нет, я не знаю.

Кэлли встал, собираясь уходить, и увидел, что Элисон немного расслабилась. Он приучился задавать вопросы под занавес. В таких случаях часто удавалось вытянуть ответ.

– Одни ваши акции не позволяли вашему отцу иметь контрольную долю.

– Нет, – это было все, что она намеревалась сказать.

Когда они подошли к двери, Кэлли спросил:

– Вы знаете одну особу по имени Мари Уоллес?

В ямке на шее Элисон появился румянец, расползшийся на ее ключицы, как хомут. Вместо ответа она спросила:

– Вам известно, что моя мать умерла?

– Так вы знаете ее или нет?

– Я знаю о ней. Мы никогда не встречались. – Она открыла дверь.

– Галерея Портера иногда торгует крадеными произведениями искусства. – Кэлли смотрел в сторону от нее, куда-то в направлении дороги. Он постарался, чтобы это прозвучало так, словно ему только что пришла в голову подобная мысль. – Вы знали об этом?

Ее лицо обратилось к нему. Она сказала:

– И это то, что?.. – А потом: – Неужели вы могли поверить?.. Дверь оставалась полуоткрытой, пока Элисон приходила в себя.

Кэлли выслушал ее очередное упоминание о своем адвокате и пошел обратно к машине.

– Ну? – спросил Доусон.

Кэлли покачал головой. Элисон Траверс в принципе нравилась идея мошенничества, но ей недоставало выдержки, чтобы следовать ей. На ее лице, однако, ясно читалась убежденность, что у ее отца найдется столько выдержки, сколько может потребоваться.

* * *

У Мари Уоллес выдержки было мало, а еще меньше она могла сказать. Она сидела на постели и смотрела на Кэлли, явно не понимая, кто он такой. Лицо тридцатипятилетней женщины на теле, которое годиков на десять постарше. Комната была полна разной одежды, она была повсюду: на креслах, на полу, на плечиках, висевших на полуоткрытых дверцах стенных шкафов, на спинках постели, на самой постели... Женщина сидела посреди всего этого в тонком домашнем халате, одна голая нога вытянута вперед, другая – подогнута под себя. Кэлли старался смотреть на что-нибудь еще.

– Он сказал мне, чтобы я приготовилась, – говорила она. – Он сказал, чтобы я укладывалась.

Она была настолько пьяна, что, должно быть, говорила на каком-то странном диалекте, слабо знакомом Кэлли. Ему пришлось сосредоточить внимание на переводе. Это отвлекло его мысли от позы Мари. Она взяла стакан, который, накренившись, покоился на покрывале, и начала рыдать, сотрясаясь всем телом и расплескивая джин себе на колени.

– Это было все... Но он... жди здесь, укладывайся... Я заеду за... Потом... Потом... Потом...

Поскольку она говорила, не умолкая, Кэлли напряженно слушал, хотя и понимал, что в этом не было никакого смысла. Она таращилась на него, рот ее был открыт, как у дурацкой куклы, лицо стало красно-серо-голубым от размытой слезами косметики, что напоминало грязные переливчатые цвета лужицы бензина. Спустя мгновение она опрокинулась на спину посреди груды шелка и косметики и расплакалась так горько, как могут плакать поистине несчастные существа. Ее халат разошелся у пояска, оставив ее почти обнаженной. Волосы в паху были блестящими от джина.

– Мы поедем... Жди здесь... Я только должен...

Она забыла, что в комнате был Кэлли.

* * *

Прелесть одинокой жизни заключается вот в чем: делай все, что хочешь, а трудности ее в другом: а что делать-то?

Ты готовишь салат на одного, ты делаешь совсем чуть-чуть приправы к салату, ты жаришь в гриле одну-единственную баранью отбивную, ты достаешь из фольги маленькую печеную картофелину... Ты можешь смотреть телевизор или читать книгу, и самое замечательное во всем этом заключается в том, что ты не обязан спрашивать кого-то, не предпочитает ли она... или не возражает ли она, если... или, может быть, ей бы больше хотелось пиццы... И никто не пилит тебя за то, что ты, видите ли, забыл вынести мусор. Он может просто стоять себе вон там и гнить, пока не сопреет. Это было бы прекрасно. Никаких компромиссов, никакого распорядка дня. Вообще ничего.

Кэлли открыл бутылку вина и отшвырнул в сторону пробку. На кассете Латимера говорилось: «Я посылаю это вам сейчас, прежде чем я передумаю. Выходные я проведу за составлением необходимых бумаг. Надеюсь, что мы сможем поговорить друг с другом в понедельник. Посылать кого-либо за мной нет нужды, но я вполне пойму вас, если вы это сделаете». Когда Кэлли припомнил этот уравновешенный тон, эти хорошо продуманные фразы, ему пришло в голову, что, найдя Латимера, они, скорее всего, обнаружат, что он покончил с собой.

Верно ли это было или нет, но Кэлли допускал, что Латимер подтолкнул Уорнера к тому, чтобы тот скрылся. Возможно, что они даже сделали это вместе и одним и тем же путем. Одним из тех путей, которые открыты только для богатых. Побег Гуго Кемпа даже не подразумевал никакого перемещения. Убийства прекратились, и человек, совершивший эти преступления, был мертв. Человек, нанявший его и заказавший эти убийства, во всяком случае, установлен. Некоторым могло бы показаться, что Кэлли побеждал. По его же собственному мнению, он проигрывал: главным образом в том, что упускал людей. Росс. Джексон. Латимер. Уорнер. Элен.

Он направился к телефону, и тот зазвонил, как будто она подумала о нем в то же самое мгновение.

– Почему бы тебе не приехать? – Голос ее был напряженным.

Кэлли подумал, что если она пришла к тому или иному решению, то, может быть, было бы лучше не ездить к ней. Это, конечно, не имело никакого значения, но ему хотелось знать, что она имеет в виду.

– Пообедать?

– Да...

– Мне привезти что-нибудь?

– Нет, – это она произнесла вполне решительно. – Тут хватит на нас обоих.

Он выключил гриль, потом он выключил телевизор. Делай все, что хочешь.

Глава 55

Когда она открыла ему дверь, первым, что он увидел, было дуло пистолета. Оно прошлось поперек линии его глаз, потом остановилось примерно в дюйме от его переносицы, такое блестящее пятно.

– Прислонись к нему, только понежнее, – сказал Джексон.

Кэлли наклонился вперед на несколько дюймов и уперся лбом в дуло. Его лицо почти касалось лица Элен. Она сказала:

– О Господи, прости меня.

Они двинулись в квартиру, все трое, ступая медленно и согласованно, словно разучивая па какого-то причудливого танца. Джексон пятился, левой рукой он обвивал талию Элен, таща ее за собой. Кэлли двигался за ними в том же ритме, вытянув вперед голову, точно она вела его за собой. Кэлли хотелось посмотреть по сторонам в надежде отыскать какое-то преимущество, но он знал, что Джексон смотрел прямо на него, поэтому он не сводил глаз с глаз Элен. Их головы были так близко, что трудно было сфокусировать взгляд. Ее зрачки казались провалившимися.

Джексон скомандовал: «Стоп», и Кэлли остановился, застыв посреди комнаты. Джексон, пятясь, шел до кресла и уселся в него, потянув за собой Элен так, что она оказалась на его коленях. Ее левая рука была зажата его бицепсом, а правый локоть он крепко держал своей рукой. Пистолет выглядывал из-за плеча Элен.

– Почему ты убил Эрика Росса? – спросил Кэлли.

Джексон улыбнулся и покачал головой. Он немного приподнял пистолет и прицелился. Потом он, кажется, изменил свое намерение.

– Кое-кто попросил меня сделать это, – сказал он.

Это замечание, высказанное вслух, показалось Джексону еще остроумнее, и он коротко хохотнул. Кэлли заметил щербину у него во рту.

– Тогда ты выполнял задание. А зачем тебе возиться со всем этим сейчас?

– А... – Джексон слегка сдвинул Элен. – Боюсь, что ты тоже в этом списке.

– Мы знаем об Уорнере. Мы знаем об этих картинах и знаем, куда они ушли. – В глазах Джексона Кэлли увидел полное неведение. Он добавил: – И у нас была продолжительная беседа с одним человеком по имени Фрэнсис. – Джексон пожал плечами, но его лицо словно захлопнулось, как окно, и Кэлли понял, что нащупал правильную связь. – Ты не получишь оплаты за это, так что стоит ли хлопотать?

– Что ж... – Джексон изобразил комическую сценку обдумывания ситуации. – Теперь, когда я уже здесь, было бы глупо не похлопотать, не так ли?

– Не думай, что, убив меня, ты останешься неизвестным. Мы знаем, кто ты такой. Мы знаем все, что нам нужно знать. Фрэнсис рассказал нам.

Джексон кивнул: неожиданное подтверждение.

– Или Энджи Росс.

Кэлли заметил, что окно полуоткрыто, и подумал, как он мог бы воспользоваться этим.

– Стало быть, в чем же дело?

– Можно поставить вопрос и по-другому: а какая разница? – Джексон взглянул на Кэлли, как бы принимая какое-то решение. – Я видел тебя на ферме. Я следил за тобой. Мне хотелось узнать, не назвала ли меня Энджи. – Он помолчал. – Только ты... я видел тебя и никого больше. Я не мог понять, почему ты пришел туда один. А потом я сообразил, в чем дело. Ты не рассчитывал, что я могу оказаться там. Что ж, это довольно резонно. Но все равно было бы стандартным приемом прихватить с собой какую-то поддержку, ну просто на всякий случай. Почему бы и нет? У тебя в распоряжении были люди. А потом я понял. Ты был один, потому что ты никому не рассказал о том, что знал.

– Ас чего бы мне было так поступать? – Кэлли старался не допустить беспокойства в своем голосе.

– Я не уверен точно. – Голос Джексона звучал по-настоящему заинтригованно. – Будь у нас побольше времени, я бы попробовал это выяснить.

Элен дрожала, ее живот напрягся под рукой Джексона, ее плечо то и дело подскакивало в непроизвольной ужимке. Она не сводила глаз с Кэлли, как будто в любой момент он мог сказать что-то такое, что все бы решило.

«Что же я должен спросить? – подумал Кэлли. – Какая тема может помочь мне выиграть время?»

– Когда вы с Россом были... – начал он.

Джексон встал, поднимая Элен с собой.

– Пошли в спальню.

После того как он это сказал, он провел языком под верхней губой, как бы погладив дыру в десне. Ранка явно причиняла ему боль.

– Я уверен, что ты знаешь, где это. Я просто хотел бы, чтобы ты понял, что я тоже это знаю. – Он приставил пистолет к виску Элен. – Иди впереди меня и оставляй двери открытыми. Если мы доберемся до спальни без всяких глупостей, вы оба проживете немного подольше, разве не так?

Кэлли прошел по коридору и свернул в спальню. Джексон и Элен следовали за ним. Джексон закрыл дверь, а потом толкнул Элен к Кэлли. Они стояли бок о бок, ожидая распоряжений, что им делать дальше. Джексон указал на Кэлли пистолетом и сказал:

– Садись на пол.

Элен подняла обе руки на уровень талии в умоляющем жесте, хотя получилось так, как будто она что-то предлагала Джексону.

– Зачем тебе это делать? – спросила она. – Я не понимаю.

Элен вдруг сообразила, что если Кэлли будет сидеть, а она стоять, то они поделят линию взгляда Джексона. «Продолжай говорить», – подумал Кэлли.

– Сними с кровати это ватное одеяло, – приказал ей Джексон.

«Чтобы заглушить звук. Продолжай говорить».

– Разве ты не понимаешь? Ты ведь ничего не добьешься. Тебе все равно придется прятаться, все равно придется убегать. – Она потянула одеяло к себе, и оно, сгибаясь, сползло на пол.

– Нет, – покачал головой Джексон. – Только он знает. А теперь вот и ты. Надень его ему на голову.

«Он сначала убьет меня, разве ты этого не понимаешь? Потенциально я более опасен. Сначала меня, а потом тебя». Это был безмолвный вопль. Плечи Кэлли были скованы от напряжения и усилия. Он, должно быть, пытался спроецировать эти слова на стену. «Сделай что-нибудь. Все, что угодно. Сделай просто любое движение – не имеет значения, какое именно. Слишком поздно уже беспокоиться о том, что произойдет».

Элен крепко сжала край одеяла и сделала полшага в направлении Кэлли. Потом она изо всех сил взмахнула руками, заставив это простеганное полотнище взлететь в стремительном изгибе так, что оно развернулось и повисло в воздухе, словно накидка тореадора, проплыв перед ее телом и загородив Кэлли. Джексон выстрелил мгновенно. В тот же самый миг Кэлли резко двинулся вперед, держась как можно ниже. Он обхватил Джексона вокруг коленей и встал. Одеяло упало на Кэлли сзади. Единственная возможность для него заключалась в том, чтобы заставить Джексона потерять равновесие, и тогда тот не смог бы воспользоваться пистолетом.

Когда Кэлли встал, цепко держа ноги Джексона, он услышал еще один выстрел. Он с усилием подпрыгнул вверх, швырнув в воздух их обоих, и они упали у стены. Рука Джексона, в которой был пистолет, освободилась. Кэлли стремительно протянул руку к оружию и надежно ухватил его, а пальцы сомкнулись поверх пальцев Джексона. Вся его сосредоточенность ушла на эту задачу, и Джексону удалось перевернуть его, так что теперь Кэлли полулежал спиной к стене. Когда он попробовал выпрямиться, растопыренные пальцы накрыли его лицо и сильно толкнули. Он услышал звук, напоминающий удар по наковальне, и комната наполовину как бы растаяла в его глазах, а потом показалась снова в прежнем виде. Джексон поднялся на колени, собираясь второй раз швырнуть голову Кэлли о стену. Кэлли что есть силы ударил вниз кулаком и почувствовал, как что-то сломалось под его ударом, и рука Джексона, сжимавшая пистолет, ослабла. Он ударил туда же еще пару раз и ощутил, что его противник упал.

Удар в голову все еще давал себя знать. Ему показалось, что одеяло, возможно, снова упало на него, потому что глаза заволакивал туман. Когда его зрение прояснилось, он находился в комнате один, сжимая в руке пистолет. Джексон стоял в гостиной, рядом с открытым окном. Он взглянул на Кэлли так, словно между ними намечалось некое соглашение, слишком запутанное, чтобы можно было угрожать или торговаться. В какой-то момент Кэлли не мог сообразить, что происходит, а потом он увидел напряженную от усилий руку Джексона, натянутую, словно трос, в направлении наружного подоконника открытого окна.

– Отдай мне пистолет, – сказал Джексон, – и я втащу ее внутрь.

Кэлли перевернул пистолет, взяв его за дуло и сделал осторожный шаг вперед.

– Начинай сейчас же, – сказал он. – Понемногу за каждый шаг, который я буду делать.

Джексон уперся ногой в стену и отклонился назад. Показалось предплечье Элен, для Джексона этого было достаточно, чтобы ухватиться обеими руками. Ему пришлось слегка повернуться и посмотреть назад через плечо. Элен висела над узким проездом, ведущим к черному входу в ее дом. Мимо прошел какой-то мужчина, но он не видел ее. За ним следовали две женщины, продолжая негромкий разговор. Кто-то появился в дверях с мусорным ведром, полным кухонных отбросов, потом снова вошел внутрь. Никто из них не смотрел вверх.

Кэлли сделал еще пару шагов. Лицо Элен показалось над подоконником. Она плакала и дрожала от страха. Она понимала, что, если закричит, Джексон отпустит ее. До земли было футов тридцать. Кэлли сделал еще один шаг и остановился. Это немного напоминало жонглирование. Главные факторы его успеха заключались в том, чтобы знать, на чем задержать свой взгляд, и уметь доверять собственной оценке расстояния и движения. И еще одна важная вещь – вера. Все прочие слагающие могли быть правильными, но если ты переставал верить, что предмет, покинувший твою левую руку, скоро окажется в твоей правой руке, тогда все со стуком падало к твоим ногам.

Кэлли нужен был всего один миг, когда он окажется рядом с Джексоном, но пистолет еще не будет у того в руках, когда Элен будет почти в безопасности, когда Джексону придется выбирать то ли брать пистолет, то ли втаскивать до конца Элен. Вся штука заключается в том, чтобы быть очень собранным в этот миг, поскольку это будет мигом наибольшего эмоционального напряжения для всех троих. Он сделал еще один шаг, и Джексон приподнял Элен чуть-чуть повыше. Она дотянулась до подоконника свободной рукой, но не могла повернуть свое тело достаточно, чтобы получить надежную точку опоры, у нее не было ничего, что могло бы помешать ее падению. Глаза Элен закрылись от усилия, словно она мысленно пыталась создать какую-то опору для руки. Ее пальцы скреблись о каменную кладку стены.

Еще один шаг. Джексон посмотрел на пистолет.

– Она должна быть в безопасности, прежде чем я отдам тебе это, – сказал Кэлли. – Она должна быть в комнате.

Джексон покачал головой. Рука его тряслась, напряжение бицепса было очевидным.

– Я не могу держать ее вечность. Тебе решать. Отдай мне пистолет, и я втащу ее в комнату.

– В самом деле? – Кэлли сделал еще один шаг.

– Разве я не сказал, что втащу? – Язык Джексона снова прошелся по десне, оттопыривая губу. – Если мы так и будем дальше стоять здесь, я выпущу ее. Если ты застрелишь меня, я тоже выпущу ее. Для тебя единственный способ выиграть – это не возражать.

Джексон сделал полшага в направлении Кэлли, таща Элен за собой, и ее лицо слегка ударилось о подоконник. Она ухватилась за оконную раму, но не могла найти точки опоры. Эта попытка выглядела безрассудной и слабой, словно рука ей не вполне подчинялась. Кэлли заметил, что кисть и рукав Элен забрызганы кровью. Движение Джексона в сторону комнаты переместило его на расстояние четырех-пяти футов от пистолета. Кэлли представил, как нечто покидает его правую руку, чтобы вскоре быть подхваченным левой. А в промежутке был свободно парящий предмет, который следовало временно оставить в воздухе и контролировать, ну совсем еще немного. Предметом в промежутке был Джексон.