Текст книги "Люди и драконы"
Автор книги: Джек Холбрук Вэнс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Птицы, посланные на разведку Морьюном из клана Ор, возвратились одна за другой, принеся неутешительные новости.
– Си-Айленд без людей. Вдоль берега лежат мраморные колонны. Жемчужный Купол обрушен. В Водяном Саду плавают утопленники.
– От Мараваля несет мертвечиной! Все погибли! Господа, крестьяне, фаны – все! Увы! Даже птицы улетели!
– Делора: а рос, рос, рос! Печальная картина! Ни единого признака жизни!
– В Алюме никого. Огромные деревянные ворота разбиты! Зеленый Огонь погас!
– Зимородок разрушен! Крестьян загнали в шахту!
– Туанг: тишина!
– Утренний Свет: смерть!
Глава 6На третий день после заседания совета Ксантен отобрал шестерку птиц, велел им подняться в небо, описать широкую дугу и лететь на юг, к Дальней долине. Как обычно, птицы громкими криками выразили свое недовольство и попрыгали на площадку, размахивая крыльями и угрожая сбросить Ксантена на мостовую. Наконец они взмыли по спирали вверх, и замок превратился в маленький макет: каждый Дом не похож на остальные, со своими особенными башенками и куполами, с характерными очертаниями крыши, с длинным, развевающимся по ветру полотнищем флажка.
Сделав круг над скалами и соснами Северной гряды, птицы распластали крылья, и восходящий поток понес их к Дальней долине. Они летели над владениями замка Хейдждорн. Ксантен любовался старыми садами, полями, виноградниками и деревнями крестьян. Упряжка пронеслась над павильонами и причалами на берегу озера Мод, над заливными лугами, где паслись коровы и овцы, и вскоре впереди показалась Дальняя долина.
Птицам не понравилось место, выбранное Ксантеном для посадки. Они предпочли бы опуститься поближе к деревне и наблюдать за происходящим. Сердито заголосив, они так грохнули кресло оземь, что Ксантен едва не полетел вверх тормашками.
– Ждите меня здесь, – велел он прежде чем уйти. – По округе не шастать. И никаких склок, никаких кошачьих концертов – еще не хватало опозориться перед жителями деревни! Когда вернусь, вы должны быть готовы к полету. Боже вас упаси перепутать постромки.
Птицы дулись, топали ногами, выгибали шеи и бранились. Бросив на них грозный взгляд, Ксантен пошел в деревню.
Ветки растущей вдоль дороги ежевики отяжелели от крупных, спелых ягод. Среди девушек, собиравших ежевику, он увидел ту, которую пытался похитить О. Ц. Гарр. Приблизившись, Ксантен отдал ей честь.
– Если мне не изменяет память, мы уже встречались.
На ее лице появилась грустная и вместе с тем капризная улыбка.
– Память вам не изменяет. Мы встречались в Хейдждорне, когда меня выкрали. Вы отвезли меня обратно. Это было ночью, и я не разглядела вашего лица. – Она протянула корзину и предложила: – Угощайтесь.
Ксантен взял пригоршню ягод. Он уже знал, что эту девушку зовут Глис Медоусвит и родители ее неизвестны. «Наверное, они из Хейдждорна, – предположил он. – Превысили квоту рождения детей, вот и пришлось отдать дочку искупленцам». Но как ни вглядывался Ксантен в ее лицо, он не находил черт ни одного из кланов Хейдждорна.
– Возможно, вы родились в замке Делора, в клане Казанца, – сказал он. – Девушки этого клана славятся своей красотой.
– Вы не женаты? – спросила она вдруг.
– Нет, – ответил Ксантен, и это была правда. Днем раньше он порвал с Араминтой. – А вы?
– Будь я замужем, я не собирала бы ежевику. Это занятие для девиц. Что привело вас в Дальнюю долину?
– Две причины. Первая – желание повидать вас. – Произнеся эти слова, Ксантен с удивлением понял, что не солгал. – В прошлый раз нам так и не удалось поговорить, и вот теперь мне захотелось убедиться, что вы по-прежнему веселы и очаровательны.
Девушка пожала плечами. Ксантен не мог понять, приятен ей комплимент или нет. Видимо, она знала: похвалы мужчин порой имеют печальные последствия.
– Кроме того, мне надо встретиться с Клагхорном, – добавил Ксантен.
– Он живет вон в той хижине, – холодновато произнесла она и снова стала рвать ягоды.
Ксантен поклонился и пошел к лачуге Клагхорна. Вскоре он увидел ученого, одетого в домотканые серые бриджи. Клагхорн колол дрова. Заметив Ксантена, он опустил топор и вытер лоб.
– А, Ксантен! Рад вас видеть. Как идут дела в замке Хейдждорн?
– Все по-прежнему. Почти никаких новостей.
– В самом деле? – Опершись на топор, ученый пристально посмотрел на Ксантена.
– На последнем собрании я дал согласие допросить пленного меха. А потом локти кусал, поскольку вас не оказалось рядом. В его ответах было много двусмысленностей.
– Расскажите, – попросил Клагхорн. – Быть может, я сумею вам помочь.
– Сразу после заседания я спустился на склад, где мех содержался под стражей. Он был голоден. Я дал ему сиропа и ведро воды. Полакав того и другого, он изъявил желание отведать рубленых моллюсков. Я приказал крестьянам доставить это блюдо с кухни, и мех проглотил несколько пинт фарша. Я уже говорил: этот экземпляр не был похож на остальных. Он не уступал мне ростом и не имел сиропного «мешочка». Я отвел его в другое место – на склад коричневой плюшевой мебели – и велел сесть.
Я смотрел на меха, а он – на меня. У него заново отросли колючки – наверное, он уже мог общаться со своими сородичами. Этот гигант без колебаний отвечал на мои вопросы и держался не так, как другие, – ни раболепства, ни подобострастия.
«Не могу понять, почему вы взбунтовались, – начал я. – Мы полагали, что создали вам вполне сносные условия для жизни. Мы ошибались?» – «Безусловно». Я никогда не замечал за мехами язвительности, но уверен, что пленный просигналил именно это слово. «Отлично, – кивнул я. – В чем именно?» – «Разве это не очевидно? Мы больше не желаем на вас работать. Мы хотим жить по своим обычаям и традициям». Услышав это, я удивился. Я и не предполагал, что у них могут быть какие-то обычаи, не говоря уже о традициях.
Клагхорн кивнул:
– Я тоже был удивлен, установив масштабы умственной деятельности мехов.
– «Но зачем убивать? – упрекнул я меха. – Допустим, вы хотите жить лучше, чем сейчас. Разве для этого необходимо нас уничтожить?» Задав этот вопрос, я сразу понял, что он сформулирован некорректно. Видимо, и мех так решил, но все же просигналил в ответ несколько фраз. Я полагаю, они означали следующее: «Мы должны действовать решительно. Этого от нас требуют ваши собственные правила. Конечно, мы могли бы вернуться на Этамин-девять, но нам вполне подходит и эта планета. Мы переделаем ее, приспособим для своих нужд, проложим широкие, скользкие дороги-желобы, выроем бассейны, возведем насыпи, чтобы загорать на них…» Наверное, мех не лгал, но меня не оставляло чувство, что он чего-то не договаривает. «Понятно, – кивнул я. – Но неужели все-таки нельзя без убийств? Вы могли бы перебраться куда-нибудь подальше, и мы, возможно, не стали бы вас преследовать». – «Это исключено, – возразил мех. – Вы сами считаете, что для двух соперничающих рас мир слишком тесен. Вы хотели отправить нас на Этамин-девять». – «Чушь! – возмутился я. – Фантазия! Абсурд!» – «Нет, – упорствовало это создание. – Недавно двое нотаблей из замка Хейдждорн добивались высшего поста. Один из них заверил нас: если его изберут, он любой ценой добьется нашего возвращения на родину». – «Какая ерунда!
Один сумасшедший не может говорить от имени всех людей». – «Да? Каждый мех вправе говорить за всех мехов. У нас один ум на всех. Разве у людей не так?» – «У каждого свои мысли. Человек, внушивший вам подобную чушь, – злой, нехороший. Мы не собираемся отправлять вас на Этамин-девять. Вы снимете осаду с Джейнила, вы берете себе место для поселения, где-нибудь подальше отсюда, и оставите нас в покое. Согласны?» – «Нет. Дело зашло слишком далеко. Мы перебьем всех людей. Что сказано, то сказано. Двум расам не ужиться на одной планете». – «Очень жаль. В таком случае придется тебя пристрелить, – сказал я. – Иначе тебе, возможно, удастся выбраться отсюда и убить кого-нибудь из дворян». Тут эта бестия бросилась на меня, и я убил ее с легким сердцем. Не знаю, смог бы я прикончить меха, если бы он сидел и таращил на меня глаза. Теперь вам известно все, Клагхорн. Катастрофа вызвана либо вами, либо О. Ц. Гарром. Похоже, О. Ц. Гарр тут ни при чем. Следовательно, виноваты вы, Клагхорн. Вы! Эта тяжесть – на вашей совести.
Нахмурясь, Клагхорн смотрел на топор.
– Тяжесть? Да. Вина? Нет. Неосторожность – да, злой умысел – нет.
Ксантен опешил:
– Клагхорн, меня поражает ваше хладнокровие! Раньше, когда О. Ц. Гарр и иные ваши недруги утверждали, что вы сумасшедший…
– Успокойтесь, Ксантен! – рассердился Клагхорн. – Хватит мне глаза колоть, в конце концов, это невежливо. Что я такого сделал? Да, я виноват – переоценил свои силы. Да, я решил отправить рабов домой, если стану Хейдждорном. Да, я провалился на выборах, а рабы взбунтовались. И хватит, мне наскучила эта тема! Знали бы вы, как меня раздражают ваши выпученные глаза и петушиная грудь!
– Ах вот как! Наскучила тема! Наскучило думать о том, что на вашей совести тысячи мертвецов?!
– Как долго прожили бы эти люди, не случись мятежа? Жизнь дешева, как рыба в море. Мой совет вам, Ксантен: перестаньте искать виноватых и попытайтесь просто выжить. Это не такая уж неосуществимая затея. Что вы на меня так тупо смотрите? Я говорю правду: спастись можно, но как – этого вы от меня не услышите.
– Я прилетел сюда, чтобы снести вам голову с плеч, – произнес Ксантен. Но Клагхорн уже не слушал его, снова занявшись колкой дров. – Клагхорн! – крикнул Ксантен. – Вы меня слышите?
– Ксантен, будьте любезны, оставьте меня в покое. Ступайте к своим птицам и кричите на них сколько угодно.
Ксантен круто повернулся и пошел по дороге. Собиравшие ежевику девушки бросали на него любопытные взгляды. Он остановился, оглянулся – Глис Медоусвит не было видно – и зашагал еще быстрее, чувствуя, как в душе закипает злость. И вдруг застыл как вкопанный. Футах в ста от упряжки птиц на упавшем дереве сидела Глис Медоусвит и разглядывала травинку с таким видом, будто держала в руке загадочную реликвию. Взглянув на птиц, Ксантен глазам своим не поверил – они не шумели и не ссорились.
Ксантен возвел очи горе, поковырял носком сапога землю и, глубоко вздохнув, направился к девушке.
Подойдя ближе, он увидел в ее распущенных волосах цветок.
– Почему вы такой надутый? – спросила Глис Медоусвит.
– Надутый? Нет. Просто я очень расстроен. Этот Клагхорн упрям как осел. Он знает, как спасти Хейдждорн, но не выдает своей тайны.
Она звонко рассмеялась:
– Тайны? Какая же это тайна?
– А разве нет? – растерялся Ксантен. – Он наотрез отказался говорить…
– Слушайте. А если боитесь, что птицы услышат, присядьте.
Он сел, и она зашептала ему на ухо. Наверное, Ксантена одурманило ее сладкое дыхание, иначе откровенные слова девушки не показались бы ему неприличными, а заставили бы задуматься. Он хохотнул:
– Да, тут нет никакой тайны. Только то, что скифы называли «батос», сиречь «бесчестье». Нам, дворянам, водить хороводы с крестьянами? Угощать птиц эссенцией и обсуждать с ними красоту наших фан?
– Ах, бесчестье?! – Она порывисто встала. – В таком случае то, что вы сидите и разговариваете со мной, – это тоже бесчестье! И ваши возмутительные намеки тоже…
– Намеки? Какие намеки? – удивился Ксантен. – Кажется, я веду себя вполне пристойно…
– Куда уж пристойнее! – возмущенная Глис Медоусвит вырвала из прически цветок и швырнула оземь. – Вот вам! Вот!
– Нет, – сказал вдруг Ксантен с покорностью в голосе. – Я совсем не такой, как вам кажется. – Он поднял цветок, поцеловал и вдел в волосы девушки. Затем попытался ее обнять, но она отстранилась.
– Скажите, – произнесла она очень серьезным тоном, – вы тоже содержите этих женщин-насекомых?
– Кого, фан? У меня нет ни одной фаны.
Услышав это, Глис Медоусвит сменила гнев на милость и позволила Ксантену обнять себя. В стороне кудахтали, гоготали и неприлично почесывались птицы.
Глава 7Прошло лето. Тридцатого июня в замках Хейдждорн и Джейнил отмечался Праздник Цветов, хотя вокруг стен Джейнила высился земляной вал.
Вскоре после праздника в Джейнил на шестерке птиц прилетел Ксантен. Он предложил совету нотаблей эвакуировать всех желающих по воздуху. Благородные господа выслушали его с каменными лицами и перешли к обсуждению других вопросов.
По возвращении в Хейдждорн Ксантен очень осторожно переговорил с теми из дворян, кому доверял. Ему удалось склонить на свою сторону три-четыре десятка кадет, но сохранить замысел в тайне он, разумеется, не сумел.
Первой реакцией консерваторов были насмешки и упреки в трусости. Однако по настоянию Ксантена его вспыльчивые сторонники держали себя в руках. Вечером девятого сентября Джейнил пал. Перепуганные птицы, принесшие в Хейдждорн эту мрачную весть, снова, и снова, волнуясь, рассказывали подробности гибели замка.
Исхудавший и усталый Хейдждорн созвал нотаблей на совет. Открывая заседание, он говорил:
– Отныне наш замок – последний. Но не стоит отчаиваться, господа, – мехи нам совершенно неопасны. Пусть хоть двадцать лет возводят валы вокруг наших стен, нас не взять измором. Но все же непривычно сознавать, что на Земле не осталось дворян, кроме нас.
Затем слово взял Ксантен. В его голосе звучала тревога.
– Двадцать лет, пятьдесят лет – какая разница? Если мехи окружат нас – мы погибли. Неужели вы не понимаете, что у нас осталась последняя возможность ускользнуть из огромной клетки, в которую грозит превратиться замок?
– Ускользнуть? Что за слово?! Как вам не стыдно, Ксантен?! – возмутился О. Ц. Гарр. – Если хотите, можете бежать со своими приятелями-трусами! В степь, на болота, в тундру! Но нам этого предлагать не смейте!
– Гарр, я стал трусом не с бухты-барахты, – возразил Ксантен. – Выживание – стоящая мораль. Совсем недавно я беседовал на эту тему с выдающимся ученым.
– Ха! И кто же он?
– Вас интересует его имя? О. Г. Филидор.
О. Ц. Гарр хлопнул себя по лбу:
– Вы говорите о Филидоре? Он же искупленец, причем самого Крайнего толка – переискупивший всех остальных. Ксантен, будьте благоразумны!
– Если мы выйдем из замка на свободу, то проживем много лет, – ровным голосом произнес Ксантен.
– Но замок – это наша жизнь! – воскликнул Хейдждорн. – Отнимите у нас замок – и в кого мы превратимся? В диких зверей? В кочевников?
– Зато уцелеем.
Негодующе фыркнув, О. Ц. Гарр отвернулся и стал рассматривать гобелен на стене. Хейдждорн в сомнении и замешательстве покачал головой, а Бодри картинно поднял руки.
– Ксантен, из-за вас мы живем в постоянной тревоге! – воскликнул он. – Вы приходите на совет, поднимаете панику – но зачем? За этими стенами мы как у Христа за пазухой. Что мы приобретем взамен, отказавшись от всего – чести, достоинства, комфорта, удовольствий – и уйдя в неведомые края?
– Джейнил тоже был надежен, – напомнил Ксантен. – Что от него осталось? Мертвечина, лохмотья, скисшее вино. Что мы приобретем, покинув замок? Гарантию выживания. Кроме того, я намерен не прятаться, а сражаться.
– Бывают сотни ситуаций, когда смерть для дворянина лучше, чем жизнь! – резко, возразил Иссет. – Неужели я должен умереть в бесчестье и позоре? Неужели я не могу достойно прожить оставшиеся годы?
В зал вошел Б. Ф. Робарт:
– Советники, мехи подошли к замку, – сообщил он.
У Хейдждорна расширились зрачки.
– Какие предложения? Что нам делать?
– Каждый волен поступать, как считает нужным, – отвечал Ксантен, пожимая плечами. – Я больше не буду спорить, с меня довольно. Хейдждорн, не объявите ли вы перерыв, чтобы мы могли разойтись по своим делам? Я лично «ускользаю».
– Перерыв, – сказал Хейдждорн, и господа, выйдя из Палаты заседаний, поднялись на стены.
По серпантину, ведущему в замок, вереницей шли крестьяне с мешками на плечах. По ту сторону долины, на опушке леса Бартоломью, среди аморфной коричнево-золотистой массы можно было различить фургоны.
– Смотрите! – воскликнул Ор, показывая на запад. – Они идут по Длинной низине! – Он повернулся, поглядел, щурясь, на восток и крикнул: – И к Бэмбриджу они вышли!
Как по команде, все повернулись к Северной гряде.
– Вон они, паразиты! – произнес О. Ц. Гарр, показывая на неподвижные шеренги коричнево-золотистых фигур. – Обложили нас! Ну-ну, поглядим, кто кого.
Он повернулся, спустился на площадь и направился в Дом Цумбельд, чтобы посвятить остаток дня занятиям со своей многообещающей Глорианой.
На другой день мехи начали правильную осаду. Вокруг замка появилось кольцо построек: сараи, склады, бараки. Внутри этого кольца, там, куда не доставали выстрелы тепловых пушек, фургоны сгребали в кучи сырую землю.
К ночи эти кучки превратились в холмы и поползли к замку. Вскоре стало понятным их предназначение: под насыпями скрывались туннели, ведущие к скале, на которой стоял Хейдждорн.
На третий день некоторые из насыпей подобрались к подножию скалы. Вскоре люди заметили нагруженные щебнем фургоны, отъезжающие от насыпей. Фургоны сваливали свой груз в стороне и порожняком возвращались обратно.
Ксантен насчитал восемь туннелей. Из каждого бесконечным потоком выезжали фургоны с землей и щебнем, выгрызенным из скалы. Стоящим на парапетах господам наконец стал понятен смысл этой работы.
– Они не пытаются закопать замок! – с удивлением заключил Хейдждорн. – Они всего-навсего вырубают из-под нас скалу!
На шестой день осады скала содрогнулась, и огромный кусок породы, верхним краем достигавший основания стены, съехал вниз.
– Если так пойдет дальше, они покончат с нами быстрее, чем с Джейнилом, – пробормотал Бодри.
– Так давайте испытаем пушки! – неожиданно оживился О. Ц. Гарр. – Вскроем их жалкие туннели! Посмотрим, как они забегают, эти наглецы!
Он подошел к ближайшей орудийной платформе, подозвал крестьян и велел им снять чехол. Стоявший поблизости Ксантен предложил:
– Позвольте, я вам помогу. – Он сорвал чехол с пушки. – Стреляйте, если сумеете…
О. Ц. Гарр недоумевающе взглянул на него, затем подскочил к пушке, направил огромный ствол на насыпь, и потянул рычаг. Воздух перед дулом затрещал, зарябил, и посыпались фиолетовые искры. Вокруг въезда в туннель задымилась, почернела земля. Вскоре там появилось темно-красное пятно, а затем кратер. Но двадцатифутовая толща земли оказалась О. Ц. Гарру не по зубам, и хотя озерцо лавы под лучом раскалилось добела, оно не становилось ни шире, ни глубже. Вдруг раздался громкий хлопок, как при коротком замыкании, и пушка отказала.
Разгневанный О. Ц. Гарр осмотрел ее и отвернулся. Видимо, мехи все-таки подпортили орудия.
Спустя два часа на восточном склоне обрушился мощный пласт скальной породы. Перед заходом солнца нечто подобное произошло на западной стороне, где стена замка почти вплотную примыкала к обрыву. В полночь Ксантен и те, кого он сумел убедить, покинули замок. Вместе с ними улетели их семьи. Всю ночь шесть птичьих упряжек сновали между лугом в Дальней долине и замком и к рассвету вывезли всех беженцев.
Никто не простился с ними.
Через неделю на восточной стороне сползла мощная толща диорита и увлекла за собой приличный кусок фундамента из плавленого камня. У въездов в туннели угрожающе выросли груды щебня.
Меньше всего пострадал террасированный южный склон, но восточный и западный невозможно было узнать. Через месяц осады обвалилась и часть южного склона, и в пропасти, которая разверзлась поперек дороги, исчезли статуи знаменитых дворян, стоявшие вдоль балюстрады.
– Плохи наши дела, – заявил Хейдждорн, открывая заседание совета. – Мехи превзошли самые пессимистичные наши ожидания. Удручающая ситуация, господа. Должен признаться, меня не радует перспектива погибнуть вместе со всем моим имуществом.
– Эта мысль и мне не дает покоя! – подхватил Ор, сокрушенно вздохнув. – Подумаешь – смерть? Всем предстоит умереть рано или, поздно. Но мне больно думать о том, что станется с моими сокровищами. Представить только: мои книги растоптаны, хрупкие вазы разбиты, камзолы изорваны, ковры погребены под обломками, фаны задушены, фамильные канделябры выброшены на помойку! Это ужасно!
– Все мы не меньше вашего дорожим своим имуществом, – возразил Бодри. – Но какая разница, что с ним случится, если не станет нас самих?
Морьюн поморщился, как от боли:
– А я год назад поставил в погреб восемнадцать дюжин бутылей тончайшей эссенции! Двенадцать дюжин «Зеленого дождя», три «Бальтазара» и три «Файдора». Подумайте о них, если вас мало трогает остальное.
– Если бы мы только знали! – простонал Ор. – Я бы… я…
О. Ц. Гарр раздраженно топнул ногой:
– Давайте не будем ныть, господа! Вспомните: мы сделали свой выбор. Ксантен уговаривал нас бежать. Теперь он и ему подобные вместе с искупленцами трусливо прячутся в горах Северной гряды. А мы решили: останемся – и будь, что будет. К несчастью, случилось наихудшее. Надо принять это как должное, господа!
Совет уныло согласился с ним. Достав бутыль бесценного напитка «Радамант», Хейдждорн с немыслимой расточительностью налил всем присутствующим.
– Поскольку будущего у нас нет, выпьем за наше славное прошлое!
Ночью в тылу осаждающих то тут, то там поднимался шум. Полыхали четыре пожара, доносились истошные вопли. На другой день мехи вели себя не столь активно, как прежде.
Однако в полдень на восточной стороне от скалы отвалился огромный кусок. Секунду спустя, словно помедлив в нерешительности, рассыпалась величественная восточная стена замка. Глазам неприятеля открылись задворки шести огромных Домов.
Через час после заката на посадочную площадку опустилась упряжка птиц. Соскочив с кресла, Ксантен сбежал по винтовой лестнице на площадь, к дворцу Хейдждорна.
Оповещенный одним из родственников, Хейдждорн вышел и в изумлении уставился на него.
– Как вы здесь очутились? Мы думали, вы прячетесь на севере вместе с искупленцами.
– Искупленцы не прячутся, – возразил Ксантен. – Они с нами. Мы воюем.
У Хейдждорна отвисла челюсть.
– Воюете? Господа… сражаются с мехами?
– Да. И еще как!
Потрясенный Хейдждорн покачал головой:
– Даже искупленцы? Помнится, они собирались уйти на север.
– Некоторые так и поступили, среди них О. Г. Филидор. Как и вы, они разделились на фракции. Но большинство искупленцев сейчас милях в двадцати отсюда. Кочевники тоже разделились: одни бежали на фургонах, другие бьют мехов с яростью фанатиков.
Ночью вы могли полюбоваться на нашу работу. Мы сожгли четыре склада, выпустили сироп из уймы бочек, перебили не меньше сотни мехов, уничтожили дюжину фургонов. Мы понесли потери тяжелые, потому что нас мало, а мехов много. Вот почему я прилетел к вам. Нам нужна подмога. Идите сражаться рядом с нами!
– Я обойду Дома и соберу народ. Вы будете говорить со всеми, – пообещал Хейдждорн и двинулся вокруг центральной площади.
