Текст книги "Люди и драконы"
Автор книги: Джек Холбрук Вэнс
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
– Космические корабли больше никуда не полетят, – доложил Ксантен на совете. – Мехи опередили нас. Любые попытки вернуться на Родные Планеты обречены на неудачу.
Хейдждорн поморщился:
– Печальная новость. Ну что ж, с этим всё.
– Возвращаясь в замок, я наткнулся на племя кочевников, – продолжал Ксантен. – Я говорил с гетманом и пытался соблазнить его службой в наших войсках. Боюсь, эти непокорные кочевники никогда не станут нашими солдатами. Гетман ответил мне столь грубым отказом, что я уехал вне себя от возмущения. Затем я посетил деревню искупленцев в Дальней долине и сделал им аналогичное предложение, но без особого успеха. Если кочевники – грубияны, то искупленцы – неисправимые идеалисты. И те, и другие предпочитают бегство. Искупленцы намерены укрыться в горах. Кочевники, вероятно, отступят в степи.
– Что толку? – фыркнул Бодри. – Возможно, они выиграют несколько лет. Но в конечном итоге мехи вырежут их всех до единого. Мехи – народ методичный.
– А ведь мы могли бы сколотить из кочевников и искупленцев неплохой корпус, и тогда все остались бы в выигрыше, – раздраженно произнес О. Ц. Гарр. – Ну и ладно, пускай погибают. Нам-то нечего опасаться.
– Пока нечего, – согласился Ксантен, нахмурясь. – Но что случится, когда откажет система энергообеспечения? Когда сломаются лифты? Когда прекратится циркуляция воздуха в Домах и нам придется либо задохнуться, либо замерзнуть? Что тогда?
Помрачнев, О. Ц. Гарр покачал головой:
– Любые испытания мы должны встретить как подобает мужчинам – смело и твердо. Механизмы замка надежны, вряд ли они придут в негодность за ближайшие пять-десять лет. А за этот срок все может измениться.
– Эта программа, в сущности, так же пассивна, как и намерения искупленцев, – подал голос Клагхорн, сидевший, развалясь, в кресле. – Она тоже не дает гарантии на завтрашний день.
О. Ц. Гарр подчеркнуто вежливо возразил:
– Клагхорну хорошо известно, что мне не занимать смелости, а также оптимизма и целеустремленности – иными словами, качеств, не имеющих ничего общего с пассивностью. Но я не желаю придавать слишком большого значения пустяковым неудобствам. При чем тут пассивность? Если заслуженный и почтенный глава семьи Клагхорн не согласен со мной, то он, надеюсь, объяснит, как нам сохранить свое положение, не роняя достоинства и не теряя уважения к себе?
Клагхорн медленно кивнул. На его губах играла едва заметная улыбка, которую О. Ц. Гарр находил отталкивающе самодовольной.
– Да, есть простой и надежный способ победить мехов, – сказал он.
– Вот и отлично! – воскликнул Хейдждорн. – Прошу вас, Клагхорн, не тяните!
Клагхорн обвел задумчивым взглядом лица дворян, сидевших за покрытым красным бархатом столом: бесстрастного Ксантена; дородного, привычно сжимающего челюсти, от чего с лица не сходила неприятная усмешка, Бодри; красивого, стройного и энергичного, как юный кадет, Иссета; хмурого и озабоченного Хейдждорна; элегантного Гарра; Овервеля, угрюмо раздумывающего о неудобствах, уготованных ему в будущем; Ора, не то скучающего, не то смирившегося, праздно вертящего в руках табличку из слоновой кости, и других, на чьих лицах отражались сомнения, дурные предчувствия, высокомерие, негодование и беспокойство. Один лишь Флой встретил его взгляд со спокойной «ухмылкой имбецила», как охарактеризовал ее позднее Иссет, – ухмылкой, которая должна была подчеркнуть полную непричастность Флоя ко всему, о чем шла речь на совете.
Клагхорн покачал головой:
– Я не буду излагать этот план, – боюсь, он пока неосуществим. Но должен предупредить: ни при каких обстоятельствах ваша жизнь не останется прежней. Даже если удастся усмирить мехов.
– Ха! Это просто смешно! – воскликнул Бодри. – Как вы не понимаете?! Нам, дворянам, не пристало тратить время на разговоры об этих скотах.
Ксантен зашевелился в своем кресле:
– Тема неприятная, но не забывайте: Зимородок пал, Делора разрушена, и кто знает, целы ли остальные замки. Не будем задирать носы. От одного нашего презрения мехи не разбегутся.
– Как бы там ни было, Джейнилу ничто не грозит, и нам тоже, – заметил О. Ц. Гарр. – И господам из других замков никто не запрещает перебраться к нам, если, конечно, они не сочтут бегство унижением. Сам я уверен, что вскоре мехи придут с повинной, желая быстрее приступить к своим обязанностям.
– В это трудно поверить, – мрачно произнес Хейдждорн. – Впрочем, там видно будет. А пока объявляю перерыв.
Из великого множества механических и электрических устройств замка первой отказала радиостанция.
Авария произошла так скоро и неожиданно, что кое-кто из специалистов, а именно благородные И. К. Хард и Уэгус, сочли ее диверсией, заранее подготовленной мехами. Другие утверждали, что радиосвязь и раньше нельзя было назвать абсолютно надежной, что мехи и сами постоянно мучились с аппаратурой, видимо, станция отказала из-за недостатков конструкции. И. К. Хард и Уэгус внимательно осмотрели громоздкий аппарат, но выявить причину поломки так и не смогли. Посовещавшись полчаса, они пришли к следующему выводу: чтобы отремонтировать станцию, нужно разобрать ее и собрать по новой схеме, добавив недостающие детали и заменив негодные на новые. После этого необходимо провести испытания и наладку аппаратуры.
«Это совершенно неосуществимо, – утверждал Уэгус в своем докладе. – Для ремонта самой простой из наших раций понадобится несколько технико-лет, а у нас ни одного техника под рукой. Следовательно, надо дождаться, когда в нашем распоряжении окажутся обученные и послушные работники».
– Ныне становится ясно, – заявил на совете Иссет, старейший из предводителей кланов, – что во многих отношениях мы были весьма и весьма непредусмотрительны. Неважно, что наши родственники с Альтаира вульгарны и невоспитанны – нам не следовало прерывать радиосвязь с Родными Планетами.
– Дело тут не в недостатке предусмотрительности, – возразил Клагхорн. – Просто первые правители замков не желали плясать под дудку парвеню с Родных Планет, вот и не поощряли контактов с ними.
Крякнув, Иссет начал было возражать, но Хейдждорн перебил его:
– К несчастью, как уже сообщил Ксантен, космические корабли превращены в металлолом. Правда, некоторые из нас весьма сведущи в науках и могли бы руководить их восстановлением, но опять же, кто согласится взять в руки инструменты? Кроме того, ангары с кораблями захвачены мехами.
– Дайте мне шесть взводов крестьян при шести фургонах с мощными тепловыми пушками, и я отобью ангары! – заявил О. Ц. Гарр. – Думаю, это не составит труда.
– Пожалуй, это стоящая идея, – подхватил Бодри. – Я согласен обучать крестьян военному делу, и, хотя стрелять из пушки мне не приходилось, я всегда готов помочь советом.
Хейдждорн хмурился и мял подбородок.
– Боюсь, ваше предложение не так легко осуществить, О. Ц. Гарр. Во-первых, у нас только один фургон – тот самый, на котором Ксантен возвратился из разведки. Что касается пушек… Кто-нибудь их осматривал? Вполне возможно, что пушки приведены в негодность, поскольку за их сохранность отвечали мехи. О. Ц. Гарр, вы считаетесь опытным военным теоретиком. Вы их проверяли?
– Нет еще, – сказал О. Ц. Гарр и добавил: – Сегодня состоится Обозрение Старинных Камзолов, оно продлится до Часа Вечерней Оценки[5]5
В то время название «Обозрение Старинных Камзолов» еще отчасти сохранило буквальный смысл. Что касается понятия «Час Вечерней Оценки», то его первоначальное значение было забыто. По традиции дворяне называли так вечерний час, когда они обменивались визитами, пили вина, ликеры и эссенции, отдыхали и вели легкую беседу перед светскими увеселениями ужина.
[Закрыть]. – Он взглянул на свои часы: – Думаю, нам пора расходиться, господа. К следующему совещанию я выясню, в каком состоянии пушки.
– Вы правы, время позднее, – согласился Хейдждорн. – Будем ли мы сегодня лицезреть ваших очаровательных фан?
– Только двух, – ответил О. Ц. Гарр. – Лазурь и Одиннадцатую Тайну. Ни для Прозрачного Восторга, ни для малютки Голубой Феи я еще не подобрал подходящих нарядов, а Глориана недостаточно обучена. Думаю, наибольшим успехом сегодня будет пользоваться Гирлянда Цветов Б. Ц. Максельвейна.
– Да, – кивнул Хейдждорн. – Я слышал, так многие считают. Ну что ж, до завтра… Вы хотите что-то сказать, Клагхорн?
– Да, хочу, – подтвердил Клагхорн. – У нас осталось мало времени. Лучше не тратить его на пустяки. Я сомневаюсь, что от крестьянского войска будет толк. С таким же успехом можно заставлять кроликов драться с волками. Нам нужны не кролики, а пантеры.
– Да-да, – задумчиво произнес Хейдждорн. – Вы правы.
– Где же нам найти пантер? – Клагхорн обвел присутствующих вопросительным взглядом. – Неужели никто не может подсказать? Жаль. Ну что ж, раз они не спешат появиться, сгодятся и кролики. Давайте займемся превращением кроликов в пантер, и чем раньше, тем лучше. Предлагаю все праздники и зрелища отложить до лучших времен.
Хейдждорн поднял брови, открыл и снова закрыл рот, видимо, хотел что-то сказать, но передумал. Он пристально посмотрел на Клагхорна, словно пытался понять, не шутит ли ученый.
Послышался язвительный смех Бодри:
– Кажется, эрудит Клагхорн празднует труса.
– Клагхорн, мы не должны столь болезненно реагировать на дерзость наших слуг, – заметил О. Ц. Гарр. – Это недостойно мужчин. Мне даже говорить об этом стыдно.
– А мне не стыдно, – ответил Клагхорн с тем откровенным самодовольством в голосе, которое так раздражало О. Ц. Гарра. – Нам грозит опасность; почему мы должны стыдиться каких-то пустяков?
Поднявшись, О. Ц. Гарр грубо отдал Клагхорну честь. Этот довольно непростой жест нельзя было расценить иначе как намеренное оскорбление. Клагхорн встал и ответил столь похоже, с такой серьезной миной на лице, что Ксантен, презиравший О. Ц. Гарра, не выдержал и расхохотался.
О. Ц. Гарр постоял в нерешительности, но, чувствуя, что перегибать палку не стоит, – это могут расценить как дурной тон, – удалился.
Раз в год на северной стороне центральной площади, в Большой Ротонде, происходило Обозрение Старинных Камзолов – выступление фан в пышных одеяниях. Фаны были у половины господ и почти у четверти дам, живших в замке. Когда-то их предков вывезли с седьмого спутника Альбирео, где они жили в пещерах. Фаны отличались игривым нравом, покорностью и привязчивостью; несколько тысячелетий селективного размножения превратили их в пикантных эльфинь, окутанных тонким газом, выходящим из пор за ушами. Эти невинные создания – сама святая простота – заботились только о том, чтобы доставить удовольствие хозяевам. Большинство дворян относилось к ним благосклонно, но бывали случаи, когда ревнивые дамы обливали фан нашатырным спиртом, отчего у бедняжек тускнела кожа и навсегда пропадал газ.
Господин, очарованный фаной, становился объектом насмешек. Хотя внешне фаны напоминали очень хрупких девушек, для любовных забав они совершенно не годились. Глядя на помятую, изможденную фану, с обвисшим и обесцвеченным газом, каждый понимал, что хозяин использует ее не по назначению. Только в этом отношении женщины имели превосходство перед прекрасными эльфинями и подчеркивали его с таким вызывающим сумасбродством, что фаны в сравнении с ними казались бесхитростными лесными феями.
Век этих созданий был недолог – лет тридцать, не больше. Из них последние десять фаны, как правило, не выходили из дому. Рано утратив свою красоту, они укутывались в мантии серого газа и прислуживали в будуарах, кухнях, чуланах и детских.
Обозрение Старинных Камзолов по сути было конкурсом красоты фан, хотя их прелестные наряды, сотканные из фан-газа, тоже заслуживали высшей похвалы.
На нижнем ярусе, раздуваясь от гордости и сгорая от азарта, сидели владельцы фан. Каждое успешное движение питомицы приводило хозяина в экстаз; любая оплошность, недостаточно грациозное движение ритуального танца ввергало его в пучину горя. Показ сопровождался сложной, мало понятной неискушенному слушателю музыкой, причем исполнял ее дворянин из клана, соперничающего с кланом владельца фаны. Сам хозяин не имел права аккомпанировать своей воспитаннице.
Никто не считал Обозрение Старинных Камзолов состязанием, никто из зрителей не высказывал вслух одобрения или разочарования. Каждый решал про себя, какая фана оказалась самой прелестной и грациозной, и проникался уважением к ее владельцу.
На этот раз Обозрение пришлось отложить на полчаса, так как обязанности сбежавших мехов выполняла дюжина наспех обученных молодых крестьян, у которых все валилось из рук. Но господа были настроены благодушно, не брюзжали и не бранили нерасторопных крестьян. Как всегда, фаны сумели очаровать публику. Они извивались и раскачивались под сладостные аккорды лютни, вытягивали руки, будто пытались поймать трепещущими пальчиками воображаемые капли дождя, скользили по сцене, внезапно сгибаясь и пружинисто выпрямляясь, наконец кланялись зрителям и убегали.
В разгаре представления в Ротонду вошел неуклюжий крестьянин и что-то настойчиво забубнил на ухо кадету, подошедшему узнать, в чем дело. Выслушав крестьянина, кадет немедленно направился к роскошной ложе из черного полированного дерева, в которой сидел Хейдждорн. Когда юноша умолк, Хейдждорн кивнул и сказал ему несколько слов, после чего вновь откинулся на спинку кресла с таким видом, будто ровным счетом ничего не случилось. Господа и дамы успокоились.
Представление продолжалось. Прекрасная пара О. Ц. Гарра выступила великолепно, но чувствовалось, что симпатии зрителей на стороне дебютантки Лирлин, юной воспитанницы Флоя Газунета из клана Иссет.
Наконец фаны в последний раз появились на сцене, все вместе исполнили менуэт и с прощальным жестом, выражающим одновременно и веселье, и грусть, покинули Ротонду. Еще несколько минут дворяне оставались в своих ложах, потягивая эссенции и делясь впечатлениями, а затем Хейдждорн, сидевший в молчании и нервно хрустевший пальцами, порывисто встал. В тот же миг в Ротонде наступила тишина.
– Мне жаль омрачать столь приятные минуты, господа, – заговорил он, – но я не могу скрыть от вас только что полученное известие. Замок Джейнил подвергся нападению мехов. Там собралось великое множество этих мерзавцев, у них сотни фургонов. Они возвели вокруг Джейнила земляной вал, и теперь им не страшны выстрелы тепловых пушек. Непонятно, на что они надеются, – ведь стены Джейнила достигают двухсот футов в высоту. И тем не менее эта новость вызывает у меня опасения, – возможно, подобная осада предстоит и нам. Хотя бояться совершенно нечего, господа. Замок обеспечен всем необходимым. У нас четыре колодца, на складах огромные запасы продовольствия, солнечные батареи дают столько энергии, сколько нужно. Как утверждает наш великий знаток биохимии К. Б. Пэдиснэйм, в случае необходимости можно конденсировать воду и синтезировать пищу из воздуха. Таковы обстоятельства. Можете делать любые выводы. Завтра состоится заседание совета нотаблей.
Глава 5– Ну что ж, – сказал Хейдждорн, открывая заседание, – давайте на сей раз обойдемся без формальностей.
Одетый в роскошный мундир овервельского драгуна О. Ц. Гарр поставил свой морион с плюмажем на стол.
– Из двенадцати пушек исправны только четыре. Мехи намеренно испортили четыре орудия, отпилив стволы. Четыре пушки приведены в негодность неизвестным способом. Я послал в арсенал полдюжины крестьян, проявивших максимальные способности к механике, и сейчас они пытаются приварить отрезанные стволы. Это все, что я могу вам сообщить, господа.
– Новости относительно неплохие, – заключил Хейдждорн. – А как насчет крестьянского корпуса? Было ведь и такое предложение.
– Осуществление этого проекта идет полным ходом. Сейчас О. Ф. Мулл и И. У. Берпелиус проводят набор рекрутов из крестьян. Но я слабо верю в боеспособность этого корпуса, даже если им будет командовать такой блестящий офицер, как О. Ф. Мулл, или И. У. Берцелиус, или я сам. Крестьяне – народ тихий, беззлобный. Они очень ловко выпалывают сорняки, но драться совершенно не умеют.
Хейдждорн обвел присутствующих взглядом:
– Будут ли другие предложения?
– Если бы негодяи-мехи не угнали фургоны, можно было бы установить на платформах пушки, – проворчал Бодри. – С такой работой крестьяне справились бы. А потом, подъехав к Джейнилу, мы ударили бы по этим псам с тыла.
– Похоже, эти мехи – сущие дьяволы! – воскликнул Ор. – Черт возьми, что они замышляют? Они столько веков были нам верными слугами; какая муха их вдруг укусила?
– Сейчас каждый из нас задает себе эти вопросы, Ор. Ксантен, в разведке вы взяли пленного. Вы пытались его допросить?
– Нет, – ответил Ксантен. – Сказать по правде, начисто забыл о нем.
– Почему бы вам не поговорить с ним? Может быть, он даст ключ к разгадке.
Ксантен кивнул:
– Попробую. Хотя вряд ли он что-нибудь скажет.
– Клагхорн, вы специалист по мехам, – обратился к ученому Бодри. – Приходило ли вам в голову, что эти существа могут пойти на столь изощренный заговор? Какова их цель? Захватить замки?
– Мехи способны разработать очень точный и сложный план, это несомненно, – ответил Клагхорн. – Должен признаться, я не могу найти объяснение их жестокости. Насколько я знаю, они никогда не стремились завладеть нашим имуществом. Не замечал я у них и черт, которые мы считаем сопутствующими цивилизации, – чрезмерной чувствительности и так далее. Я давно пришел к выводу, что мозг, действующий по принципам структурной логики, гораздо более эффективен, чем нам кажется. Как известно, для человеческого мышления характерно полное отсутствие рациональной структуры. Если подумать о том, насколько велик элемент случайности в процессе формирования, упорядочивания, выражения и запоминания мысли, то любое рациональное действие покажется нам чудом. Возможно, мы не способны к рациональному мышлению; возможно, мысль человека – набор импульсов, генерируемых одной эмоцией, контролируемых другой, выражаемых третьей. Мозг меха по сравнению с человеческим выглядит образцом инженерного искусства. Он кубической формы и состоит из микроскопических клеток, связанных друг с другом мономолекулярными органическими волоконцами с ничтожно малым электрическим сопротивлением. Каждая клетка состоит из кремниевой оболочки, заполненной жидкостью переменной проводимости. Такой мозг способен накопить огромную информацию, не упустив ни одной мелочи. Мехи ничего не забывают, если сами не хотят забыть, – это доподлинно известно. Мозг меха может действовать как передатчик или как радар, – хотя это предположение. Единственное, в чем сознание меха уступает нашему, это эмоциональный спектр. Мехи похожи друг на друга, как дождевые капли. Причиной тому, я думаю, их система общения, – немыслимо, чтобы она допускала индивидуальность личности. Мехи хорошо нам служили, и мы не сомневались в их преданности, ведь они не испытывают никаких неудобств, не знают радости успехов и горечи неудач, им неведомы негодование и стыд, – короче говоря, они ничего не чувствуют. К нам они не питали ни любви, ни ненависти. Вряд ли человек, всегда чувственно воспринимающий то, что его окружает, способен вообразить такой эмоциональный вакуум. Наша жизнь – сумятица чувств; мехи не более чувствительны, чем кубики льда. Их кормили, одевали, содержали в условиях, которые они находили приемлемыми. Почему же они взбунтовались? Я долго ломал над этим голову, но единственная причина, до которой смог додуматься, мне самому кажется смешной и нелепой. Но если я прав…
– Ну? – поторопил его О. Ц. Гарр. – Что тогда?
– Что тогда – не имеет значения. Они твердо решили уничтожить человеческую расу. Мои предположения ничего не изменят.
Хейдждорн обратился к Ксантену:
– Возможно, вам пригодятся выводы Клагхорна, когда вы будете допрашивать меха.
– Я как раз собирался просить его о помощи, – сказал Ксантен.
– Как вам угодно, – согласился Клагхорн. – Хотя я не верю, что сведения, которые мы получим от пленного, окажутся нам полезны. Я считаю, что сейчас перед нами одна задача: отразить натиск мехов, не дать себя уничтожить.
– И для этой цели ничего, кроме «пантер», о которых шла речь на прошлом совещании, вы не можете предложить? – задумчиво произнес Хейдждорн. – Нельзя ли, скажем, соорудить устройство, вызывающее в мозгу у меха электрический резонанс, или что-нибудь в этом роде?
– Это неосуществимо, – отверг его предложение Клагхорн. – В мозгу у этих созданий есть органы, выполняющие роль реле для снижения нагрузки. Впрочем, не исключено, что их можно на время оставить без связи.
Хейдждорн с сомнением кивнул и взглянул на Уэгуса.
– Это реально?
Уэгус нахмурился:
– Сконструировать такой аппарат? Разумеется, мне это по силам. Но из чего его собрать? Детали в полном беспорядке разбросаны по складам, многие из них никуда не годятся. Неужели вы так низко оцениваете мои способности, что хотите заставить меня рыться на складе?
– Конечно, нет! – поспешил успокоить его Хейдждорн. – Я и не думал умалять ваши достоинства.
– Не думали, – подтвердил Клагхорн. – Тем не менее чрезвычайные обстоятельства требуют, чтобы мы поменьше нянчились со своим достоинством, если не хотим вовсе его лишиться.
– Прекрасно. – На лице Уэгуса появилась невеселая улыбка. – Вы пойдете со мной на склад. Я буду называть нужные детали, а вы возьмете на себя черную работу. Что скажете?
– Что я скажу? Буду рад помочь, если это принесет хоть какую-то пользу. Однако вряд ли я один способен обслужить дюжину теоретиков. Есть ли еще желающие помочь?
В ответ он не услышал ни звука. Казалось, все затаили дыхание.
Хейдждорн открыл было рот, но Клагхорн опередил его:
– Простите, Хейдждорн, мы не можем обойти этот вопрос. Он ключевой.
Хейдждорн был в замешательстве. Обведя взглядом нотаблей, он спросил:
– Желает ли кто-нибудь высказать свои соображения?
– Пусть Клагхорн поступает так, как ему позволяет совесть, – вкрадчиво произнес О. Ц. Гарр. – Никто из нас не вправе ему указывать. Что касается меня, то я никогда не уроню чести дворянина. Я не могу жить без нее, как не могу жить без воздуха. Это мое кредо, и если когда-нибудь я его нарушу, то стану пародией на самого себя, шутовской маской дворянина. Мы с вами живем в замке Хейдждорн, господа, а значит, мы сливки человеческого общества, продукт высшей стадии цивилизации. Следовательно, любой компромисс ведет к деградации, любое несоответствие нашим высоким стандартам оборачивается бесчестьем. Я слышал, здесь говорилось о «чрезвычайных обстоятельствах». Какое прискорбное уныние! Неужели жалкая смута каких-то крыс достойна такого определения?
Он замолчал. Ответом ему был одобрительный гул. Клагхорн расслабленно сидел в кресле, опустив голову, и исподлобья разглядывал присутствующих. Наконец он снова обратил на О. Ц. Гарра бесстрастный, изучающий взгляд ясных глаз.
– Очевидно, ваши слова относятся ко мне, – сказал он. – Я оценил иронию. Но все это пустяки. – Он перевел взгляд на массивный канделябр с алмазами и изумрудами, стоявший на столе. – Важно другое: вопреки всем моим доводам совет, похоже, придерживается вашей точки зрения. Я не вижу смысла в дальнейших попытках кого-либо в чем-либо убедить и покидаю замок Хейдждорн. Желаю вам выдержать осаду, хотя сомневаюсь, что это удастся. Мехи – умная, изобретательная раса. Им несвойственны предвзятость и нерешительность. Мы слишком долго их недооценивали. – Поднявшись и вставив табличку в паз, он сказал: – Я прощаюсь с вами.
– Не покидайте нас, Клагхорн! – воскликнул Хейдждорн, торопливо выходя из-за стола и протягивая руки к ученому. – Одумайтесь и не сердитесь! Нам нужны ваш опыт, ваш ум!
– Нужны, не спорю, – кивнул Клагхорн. – Но нужнее всего – последовать моему совету. До тех пор, пока вы этого не поймете, любой разговор между нами будет бесплоден и утомителен.
Отдав честь всем находящимся в зале, он вышел. Хейдждорн медленно опустился в кресло. На уход Клагхорна все отреагировали спокойно: кто вертел в руках табличку, кто разглядывал канделябр. О. Ц. Гарр шепнул что-то на ухо сидевшему рядом Б. Ф. Вайясу, и тот важно кивнул.
Наконец Хейдждорн вполголоса произнес:
– Нам будет недоставать Клагхорна и его проницательных, пусть и неортодоксальных, суждений… Да. Итак, результаты наших заседаний неутешительны. Вам, Уэгус, наверное, следует подумать над предложенным устройством. Вы, О. Ц. Гарр, несомненно, присмотрите за ремонтом тепловых пушек. А вам, Ксантен, надо допросить меха. За исключением этих мероприятий, нам, похоже, нечем помочь Джейнилу и самим себе.
– Что слышно о других замках? – спросил Морьюн. – Они еще держатся? Я предлагаю разослать птиц, – они быстро выяснят, как там дела.
– Разумно, – кивнул Хейдждорн. – Надеюсь, вы сами займетесь этим, Морьюн?
– Сделаю.
– Хорошо. А теперь объявляю перерыв.