Текст книги "Ад всегда сегодня"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 8

Веселье уже угасло, почти все гости разошлись, а задержавшиеся по просьбе хозяйки Джек Морган и Фрэнк Марлоу присели вместе с Джоанной и ее теткой возле бара выпить по последней «на посошок».

У двери глухо забубнил гонг. Джоанна удивленно поморщилась.

– Кого это принесло на ночь глядя?

– Наверное, Бруно пришел просить прощения, – кисло предположила тетя Мэри.

– Ничего не выйдет. На этот раз ни-че-го! – отчеканила племянница. – Пусть остается за дверью.

Гонг зазвучал вновь. Фрэнк Марлоу приподнялся в кресле:

– Может, лучше мне открыть?

– Не надо, сама справлюсь, – решила Джоанна.

Кипя от обиды и злости, она распахнула дверь и нос к носу столкнулась с Ником Миллером.

– А, это вы, – смешавшись от неожиданности, пробормотала она.

– Можно к вам на минутку?

– Конечно, конечно… – нерешительно пригласила она. – К сожалению, все уже ушли. Остальные только что собирались выпить «на посошок». Присоединяйтесь к нам.

– Сожалею, не получится, – усмехнулся Ник. – По правда сказать, я по делам службы.

Гнев и негодование сползли с ее лица. Она съежилась и словно стала меньше.

– Б-р-у-н-о, – прошептала она побелевшими губами. – Что с ним?

– Все в порядке, – поспешно заверил Миллер, – я только что от него. У вас тут сегодня присутствовала девушка, Грейс Пакард. Это он ее привел?

Джек Морган поднялся с табурета, вышел в холл, захлопнул входную дверь и вместо Джоанны ответил на вопрос:

– Да, он ее притащил, больше бы это и в голову никому не пришло. Но ее нет уже давно. Послушай, Миллер, в чем, собственно, дело?

– Как уже говорилось, я только что от мистера Фокнера. Мисс Пакард была у него в мастерской и ушла примерно в двадцать два тридцать. Пятнадцатью минутами позже она была найдена полицейским во время обхода в двух кварталах от дома вашего приятеля.

Мэри Бересфорд вскрикнула в испуге. Марлоу спросил прерывистым шепотом:

– Мертва?

– Да. Убита. Перелом шейных позвонков в результате сильного удара, нанесенного сзади.

– Любовник Дождя, – всхлипнула Мэри Бересфорд голосом словно дуновение ветерка в знойный штиль.

– Вполне возможно, – согласился Миллер. – Убийцы такого покроя, как правило, действуют всегда по одному и тому же шаблону. Убийство Грейс Пакард в значительной мере напоминает последнее преступление маньяка. – Сержант обернулся к Моргану. – Вы не отлучались отсюда ни на минуту?

– Да. С самого начала, примерно с половины девятого.

– Могу подтвердить, – поспешно выпалила Джоанна, – мы все можем.

– Минутку, – вмешался Марлоу. – Позвольте узнать, в чем дело? Это официальный допрос?

– Обычное дознание, – уклончиво объяснил Миллер и снова обратился к хозяйке: – Я узнал от твоего жениха, что он не развлекался здесь и получаса. Что случилось? Все-таки ужин в честь твоего дня рождения…

– Бруно живет по собственным законам, – она спокойно встретила его взгляд.

Мэри Бересфорд удрученно всплеснула руками.

– Девочка моя, побойся Бога, хотя бы раз открой правду, расскажи, какое он чудовище. – В ее глазах зажглись злорадные огоньки. Губы расплылись в мстительной ведьмовской ухмылке. – Не-е-ет, уж я-то выведу его на чистую воду. Спрашиваете, господин полицейский, почему наш Бруно не оставался подольше? Хи-хи-хи. Его выставили! Выставили! Выгнали взашей, – захлебывалась от восторга старая дама.

– Из-за чего?

– Вы еще спрашиваете? Вы же сами были здесь и все видели. Подцепить такую девицу в грязной забегаловке и притащить ее в приличное общество!

– Перестань, тетя Мэри, прошу, – шепнула Джоанна.

– Но это чистая правда! – не унималась миссис Бересфорд. – И потом, прийти на торжество в лохмотьях, словно беглый каторжник! Двадцати минут ему хватило, чтобы всем испортить настроение.

Миллер внимательным взглядом обвел еще не убранную гостиную. Джек Морган поднял с ковра зазубренные половинки деревянной полки.

– Последний салонный номер Бруно.

– Каратэ?

– Да. Только представьте, что будет, если он так же приложится к чьей-то челюсти.

«Коричневый пояс», который вот-вот должен был смениться Первым даном. Миллер без особого труда мог сказать, что бы из этого вышло, но только с согласием покивал головой.

– Синяк на вашей скуле – его работа?

– Послушайте! – со злостью перебил его Марлоу. – Не знаю, куда вы клоните, но если вы думаете, что я подам официальную жалобу, то сильно ошибаетесь. Сцена выглядела весьма недостойно, но так частенько происходит там, где Бруно. Вот и все.

– Значит, мистер Фокнер вместе с Грейс Пакард покинули вас… Это не обидело тебя, Джоанна?

– Одному Богу известно, сколько бедняжка от него натерпелась, – вздохнула тетка Мэри. – Вы сказали, что он привел ту… ту… в свой дом?

– Да. Но скорее всего она была там минут десять, не больше. Подтверждением служит время, когда патруль обнаружил тело. Фокнер утверждает, что заплатил ей десять фунтов за пару минут позирования. Считаете, такое возможно?

Фрэнк Марлоу хрипло рассмеялся.

– Более чем возможно. В этом весь Бруно.

Джоанна была очень бледна, но старалась удержаться от слез.

– Я же сказала, Ник, Бруно сам себе господин.

– Сейчас он работает над исключительно сложной композицией, – вмешался Джек Морган, – одной из самых серьезных в его творчестве. Он приступил к ней четыре или пять недель назад. Тогда все начиналось с одной фигуры, а сейчас их уже четыре. Не далее как вчера он обсуждал со мной, не стоит ли прибавить и пятую, чтобы достичь психологического равновесия.

Миллер кивнул.

– Он рассказывал мне об этом.

– Зачем же ты тогда спрашиваешь? – вспыхнула Джоанна.

Ник недоуменно поднял брови:

– То есть?

– Из этого следует, что мой жених в чем-то подозревается?

– Формальность, мисс Хартман, рутинная формальность. Но, пойми, ее надо исполнить.

– Не обязательно! – убежденно сказала она. – И ты… Ты сегодня был гостем в моем доме потому, что я считала тебя другом.

– Чушь! – фыркнул Миллер. – Ты пригласила меня на ужин совсем не поэтому. Мой брат – один из самых влиятельных продюсеров на Северном телевидении, а твой сериал висит на волоске и может в конце сезона вылететь из программы.

– Как вы смеете! – негодующе взвизгнула тетушка. – Я буду жаловаться вашему начальству!

– Сколько угодно, – Миллер протянул руку к шкатулке на стойке бара, нащупал сигарету, закурил и доверительно улыбнулся.

– Мое годовое жалованье сержанта полиции вместе с некоторыми специальными выплатами и премиями составляет тысячу триста восемьдесят два фунта, мисс Бересфорд. Может, мадам заинтересует факт, что вся эта сумма до последнего пенни идет на уплату налогов на собственность? И это дает мне чудесное ощущение независимости, особенно когда приходится общаться с такими, как вы, мадам. – Он низко склонил голову перед стареющей актрисой, чтобы не видеть ее растерянности и неловкой улыбки, и повернулся к Джоанне.

– Нравится тебе или нет, но придется выслушать несколько неприятных известий. На мой взгляд, самое главное, что Грейс Пакард была убита через час после того, как ушла из твоего дома с твоим женихом. Не строй из себя наивную школьницу, из этой роли ты давно выросла. Ты отлично понимаешь, что следствие вправе рассчитывать на помощь Бруно Фокнера. И не менее отлично догадываешься, что волею стечения обстоятельств он оказался в кругу подозрений.

– Я – адвокат Фокнера. – Джек Морган с достоинством шагнул вперед. – Почему допрос проводился без меня?

– Почему вы спрашиваете об этом меня? Это личное дело Фокнера. Мы бы ни в коем случае не возражали против присутствия юриста.

Миллер повернулся и направился к выходу, но остановился на пороге гостиной.

– Вполне вероятно, что расследование вынудит меня еще раз навестить вас, мисс Хартман, – сухим официальным голосом уведомил он. – Полиция была бы очень благодарна вам, если бы вы не покидали город без уведомления кого-либо из нашей следственной группы.

– Но у Джоанны завтра очень важная встреча в Лондоне, – вмешался Марлоу.

– Не в моей власти запретить мисс Хартман деловую поездку, – бесстрастно сообщил сержант. – Но было бы очень жаль, если бы в ее отсутствие Фокнеру потребовалась ее помощь.

Ник Миллер вышел из квартиры, многозначительно кашлянул за дверью и нажал кнопку лифта. Он не сомневался, что сумел их всполошить и напугать. Сейчас его мучило любопытство: что из этого получится и чем это поможет делу.

После его ухода над комнатой повисла долгая гнетущая тишина. Фрэнк Марлоу первым решился прервать настороженное молчание.

– Дурно пахнет, ой, как дурно.

– И я того же мнения, – поддержал Морган.

Джоанна поднялась в спальню на втором этаже квартиры и достала черный кожаный плащ. Продевая руки в рукава прямо на лестнице, она спросила:

– Джек, ты на машине?

– Как всегда.

– Хорошо. Отвези меня к Бруно.

Мэри Бересфорд просительно положила высохшую руку на плечо племянницы.

– Ради Бога, опомнись, Джоанна! Не будь дурочкой. Держись подальше от всей этой грязи.

Джоанна резко повела плечом, стряхивая теткину ладонь.

– Ой, как ты его не любишь, тетя Мэри! И никогда не любила. Поэтому ты подозреваешь, что он может оказаться причастным к убийству. Только я никогда ни за что не поверю в его вину!

Старая женщина отвернулась, пряча навернувшиеся слезы. Сейчас ей было на десять лет больше, чем всего несколько часов назад.

– Я могу поехать с тобой, – предложил Марлоу.

– Не стоит. Лучше подожди меня здесь.

– Ладно. Жду.

Джек Морган распахнул двери, пропуская спутницу. Мэри Бересфорд воспользовалась последним средством, чтобы остановить, удержать, вернуть…

– Джоанна! – с мольбой воскликнула она. – У тебя талант. Ты можешь стать великой актрисой, подумай о своей карьере. Даже искорка скандала погубит тебя!

Глаза племянницы остались пустыми и холодными.

– Готов, Джек? Идем, – и она первая шагнула к лифту.

В машине по дороге к Фокнеру они не проронили ни слова. Только когда Морган подрулил к тротуару и выключил двигатель, Джоанна положила руку на его плечо.

– Джек… ты знаешь Бруно давно, дольше всех нас… С детства… Думаешь, он мог бы…

– Исключено, – твердо покачал головой Морган. – Он безумно вспыльчив, согласен. Вспыхивает, как спичка, не спорю. Но ни за что не поверю в гнусные инсинуации, что подсовывает нам Ник Миллер.

– Это я и хотела услышать, – обреченно вздохнула она. – Идем, поднимемся, поговорим с ним пару минут.

Никто не откликнулся на их настойчивые звонки и упрямый стук в дверь. Минут через пять Морган мягко отвел руку девушки от кнопки звонка.

– Достаточно, Джоанна. На сегодня ему и без нас хватило острых ощущений.

– Ладно, Джек, – устало согласилась она, – отвези меня домой. Попробуем поймать его завтра рано утром. Придется отменить поездку в Лондон.

С другой стороны двери Фокнер, сцепив зубы, вслушивался в затихающие шаги двух самых близких людей. В голове опять вздрогнула боль и забилась все сильнее, все острее. Ох, как болит голова! Он высыпал на ладонь несколько таблеток, выписанных врачом, плеснул в стакан виски и подошел к окну. Ночь и дождь. Ночь. Дождь. И головная боль.

Он прижал пульсирующий висок к стеклу, по которому сплывали холодные потоки. Боль не отступала. Вдруг он почувствовал, что задыхается. Он поспешно бросил в рот таблетки, запил обжигающим глотком неразбавленного виски и, роняя стакан, рванул воротник рубашки. Воздуха! Воздуха, ради всего святого!!! Только одно могло победить жуткие вспышки муки в его голове – холодная ночная свежесть. Он сорвал с вешалки плащ и вылетел из дома.

Глава 9

– Последний раз я видела тебя на ринге, когда ты дрался с Терри Джоунсом, – мечтательно вспоминала бабуся Краудер. – Все думали, победа уже у тебя в кармане. Но он разбил тебе бровь, и судья прервал бой в третьем раунде.

– Я тоже частенько ранил других, – признался Бомбардир. – Если б не это, я бы далеко пошел… Жаль, что из-за глупого медицинского заключения Федерация после боя с Терри Джоунсом лишила меня права выступать на ринге. Но так уж есть в этой юдоли скорби…

Он сидел за столом в старом свитере, который девушка откопала для него, в носках и ботинках ее отца и вовсе не выглядел удрученным. Он успел уплести яичницу из трех яиц с жареным беконом и проглотить полбуханки хлеба. Сейчас он пил третью чашку чая.

– Странный ты человек, ничего не попишешь, – сказала Дженни. – Тебя ничего не огорчает.

– Жизнь слишком короткая штука, девочка. – Дойл угостился сигаретой из пачки старушки Краудер. – Валялся я однажды на одних нарах с мужиком, который был настоящим йогом. Многому он меня научил… Нужно уметь наслаждаться каждой минутой, использовать все свои способности жить весело.

– Это же великолепно! – скептически усмехнулась девушка. – Особенно если учесть, как ты зарабатываешь на это веселое житье.

Ее слова вовсе не смутили его. Он широко развел руки.

– Что ж, потяну где удастся пару шиллингов. Но я чищу карманы только у тех, кто может дать себя ограбить пару раз в год. У них застраховано абсолютно все, даже пуговицы. Я не отбираю последний пенс у старушек, топчущихся по дешевым лавчонкам на окраине.

– Прямо Робин Гуд! – колко бросила она. – А что, если во время «работы» кто-то станет у тебя на пути? Спокойно обойдешь? Или шагнешь по трупам?

Девушка составила грязную посуду на поднос и вышла на кухню. Дойл поднялся из-за стола, подошел к камину и опустился в кресло напротив миссис Краудер.

– Ну и характер! Она всегда была остра на язык?

– Ей нельзя быть другой, молодой человек. С ее-то занятием…

– Она что, сама ведет фирму?

– А кто же еще? Ее отец, мой сын, умер пару месяцев назад. Кровоизлияние в мозг. Дженни была парикмахершей, дамским мастером. У нее была куча постоянных клиентов… Но она забросила фен и бигуди и взялась за отцовское дело. С тех пор и тянет лямку.

– Что, не получается?

– Чему удивляться? Восемь шоферов, два механика. Каждый как может тянет на себя. А этот шоферюга, Джоу Огден, профсоюзный деятель, хуже всех. Все время тычет ей под нос трудовой кодекс. Всюду сует свой нос, вставляет палки в колеса…

– Почему?

– Ты же не слепой, сынок. Дженни – девочка что надо. – Старушка замолчала, добавила на полпальца виски в стакан и спросила:

– А что будет с тобой? Куда пойдешь?

Он пожал плечами.

– Не знаю, мамаша, не скажу. Если удастся добраться до Ринг-стрит, может, выскользну из города.

– И что потом?

Он не ответил. Он просто сам не знал ответ, если тот вообще, конечно, был. Старая миссис Краудер склонилась к нему и положила теплую морщинистую руку на его колено.

– Не дури, сынок. Явись с повинной в полицию, пока не поздно.

Дойл ничем не выдал, что и он считает так же. Он мягко убрал добрую руку, так похожую на теткину, и поднялся.

– Я подумаю, – пообещал он. – Не бойтесь, ни у вас, ни у Дженни не будет из-за меня никаких неприятностей. Я смоюсь чуть позже, когда легавые подустанут и успокоятся, примерно через час, если вы не против.

Он вошел в кухню, где Дженни в ярком переднике мыла тарелки.

– Помочь?

– Если хочешь, вытирай чашки.

– Много воды утекло с тех пор, как я последний раз занимался этим, – усмехнулся он, протягивая руку за полотенцем.

– Еще больше утечет, прежде чем тебе снова подвернется такой случай!

– Ой-ой! За что так? Что я такого страшного натворил?

– Смотреть не могу, когда кто-то сознательно губит свою жизнь, – фыркнула девушка. – Подумай сам о себе. Тебе даже некуда пойти! Куда ты денешься? Долго не продержишься. Тебя будут искать по всей округе.

– А ты на чьей стороне?

– Дело не во мне. Вот опять, ни минуты не можешь быть серьезным. Ну никак! – Она сердито махнула рукой и принялась полоскать тарелки.

Бомбардир прыснул со смеху.

– Мне нравится, что ты злишься.

– Это еще почему?

– Лучше, чем равнодушие. По крайней мере, я тебе не безразличен.

– Радуйся, в один прекрасный день от любви я сигану с моста.

Но улыбка играла на ее губах, и Дойл почувствовал, что ниточка, натянутая между ними, стала крепче.

– У нас получился интересный разговор с твоей бабушкой. Похоже, у тебя сейчас забот по горло.

– Справлюсь потихоньку.

– Сюда бы хорошего мужика.

– А ты что, свободен?

– Жаль, что нет, девочка, – серьезно ответил он.

Сквозь шум дождя послышался стук ворот и чьи-то шаги по брусчатке.

Дженни в недоумении наморщила лоб.

– Странно, я задвинула задвижку, когда только что выходила.

– У кого-то есть еще ключ?

– Нет. Погляжу, кто там. Ты лучше останься здесь.

Дойл спрятался за приоткрытой дверью, откуда мог видеть все, что делалось во дворике. Старушка с сигаретой в руке выглянула из гостиной, следя, как внучка открывает замок на входной двери.

Мужчина в куртке с нашивками из кожи на плечах, который ворвался в парадное, оттолкнув Дженни, был явно выпивши. Он вовсе не был уродом, хотя руки у него были длинноваты, а лицо красное и одутловатое от пива.

– Что вам нужно так поздно, мистер Огден? – строго спросила миссис Краудер.

– Не волнуйся, бабушка, я сама с ним разберусь, иди домой.

Пожилая леди с неохотой вернулась в гостиную, а Дженни захлопнула дверь. Она посмотрела в опухшие глаза Огдена и протянула руку.

– Вы открыли ворота. Откуда у вас ключ? Верните его мне.

Мужчина хитро улыбнулся и, покачиваясь на пятках, погрозил ей пальцем.

– Эге, барышня, ключик я вам не отдам. Я хочу входить сюда, когда захочу и сколько захочу. – Он шагнул к ней и уперся в стену вытянутой рукой.

С другой стороны были открыты двери, Дженни очутилась словно в капкане.

– Пошевели мозгами, киска. Тебе же позарез нужен мужик. Такой цыпочке, как ты, будет чем заняться, кроме как выслушивать ругань неотесанных шоферюг. Возню с грузовиками уж я возьму на себя. – Он хрипло рассмеялся и склонил голову, чтобы ее поцеловать. Девушка отвернула лицо, и Огден чуть не уткнулся носом в стенку.

– Даю тебе пять секунд, и чтоб духу твоего не было! Секунда лишняя – и я вызову полицию.

Мужчина отшатнулся как ошпаренный.

– Мерзкая тварь! – прошипел он и выругался. – Шлюха с куриными мозгами! – В голосе его прозвучала угроза. – Ты попомнишь меня. Я тут представитель профсоюза. Я! – Он стукнул кулаком в грудь. – Я. Одно мое слово, и все уволятся! Завтра же! Я сделаю так, что у них не будет выхода. Ох, и повертишься у меня! Как карась на сковородке.

Он задержался еще на мгновение, пошатываясь в предвкушении ее слез и еще одной кружки пива. Встретив ее ненавидящий взгляд, он пожал плечами, снял руку со стены и шагнул к выходу.

– Лады, барышня. Я предупредил.

Она спустилась следом и закрыла дверь за ним на задвижку.

– Я убью его, убью скотину! – выкрикнула она в бессильной ярости и не смогла сдержать нахлынувших слез. Закрыв лицо ладонями, она разрыдалась от горя, отчаяния и безнадежности впервые после смерти отца.

Чьи-то сильные добрые руки обняли ее вздрагивающие плечи.

– Ну-ну, девочка, не стоит так отчаиваться.

Она отняла ладони, встретила понимающую улыбку Дойла.

– Что ж, выход только один. – Он погладил ее по волосам. – Будь умницей и вскипяти чайник. Я мигом. – Он бережно поцеловал ее в губы. Она не успела сказать и слова, как он щелкнул задвижкой и слился с темнотой.

Джоу Огден остановился на углу, сыпля проклятиями себе под нос. Хмель еще не успел выветриться, и ему казалось, что гнев переполняет его, как никогда в жизни. Что ж, она сделала свой выбор. Принцесса еще выдрыгивается! Лады, теперь пусть пеняет сама на себя. Уж он-то скрутит эту недотрогу в бараний рог… Пропишет этой курве на полную катушку! Она еще приползет на коленях просить, чтобы он помог… Тогда она запляшет под его дудку, дрянь! Он перешел на другую сторону и свернул в узкий проулок, прикрывая голову от дождя поднятым воротником. Не обращая внимания на воду, он шлепал прямо по лужам в плену сексуальных видений, где вместе с ним была Дженни Краудер. Обнаженная, горячая, она со страстью исполняла все его прихоти, как последняя шлюха…

Свет нескольких допотопных газовых фонарей прорывался сквозь тьму и мглу тусклыми пятнами, между которыми повисали черные провалы мрака.

Бомбардир налетел на него внезапно и страшно, словно Божья кара. Огден взвыл от резкой боли, когда какая-то невидимая сила швырнула его о каменную стену. Чей-то ботинок впился в его правую ногу чуть пониже коленной чашечки. Слева и справа удары сыпались ему в солнечное сплетение и пах, а когда он согнулся от боли, чье-то колено встретилось с его лицом. Огден, держась за живот, сполз на тротуар. В драке Дойл был далек от манер джентльмена. Еще несколько раз он пнул скрючившееся тело, прежде чем решил, что для первого раза хватит. Соперник уткнулся окровавленным носом в лужу и тяжело дышал вне себя от страха, вспоминая обрывки молитв и прощаясь с жизнью.

Невидимый убийца опустился на корточки рядом со сведенным болью лицом Огдена и неожиданно мягко заговорил:

– Ты меня не знаешь, Джоу. Зато я тебя знаю. Послушай внимательно, повторять не стану. Документы и деньги за неделю получишь в понедельник почтой. В будущем держись подальше от дома Краудеров. Пикнешь хоть словечко в профсоюзе или еще где, тогда сегодняшний день покажется тебе детской шалостью. Уж я тебя обработаю! – С веселым смешком невидимка вырвал клок волос из головы Огдена и доверчиво спросил:

– Ты хорошо все понял, Джоу?

– Да… да… – распухшие губы с трудом выплюнули обещание вместе с зубами.

– Вот и молодец. А я прослежу. Где ключ?

Огден с трудом потянулся к левому карману. Бомбардир вырвал ключ у него из рук, приподнял профсоюзного деятеля за плечи, изо всей силы стукнул его о тротуар и пошел прочь.

Чуть позже, придя в себя, Огден попытался подняться на колени. Острая боль прошила его насквозь, он глухо всхлипнул и привалился к стене. Он был один и был жив. Впервые за последние двадцать лет у него сдавило горло, и он расплакался. Мешая слезы с каплями дождя, он похромал, цепляясь за ограду.

У незапертых дверей, втянув голову в плечи, как совсем недавно Бомбардир, терпеливо караулил Любовник Дождя. Он был бы не прочь знать, ушел тот мужчина или еще вернется.

Второй раз за последние четверть часа дверь распахнулась, и в квадрате света появилась девушка. Она была так близко, что он бы мог достать ее в три прыжка. Он осторожно выпрямился и глубоко вздохнул. Сквозь барабанный стук дождя донесся скрежет замка. Мгновением позже рядом с Дженни появился мужчина. Он протянул ей ключ.

– Твой?

Она мельком глянула на трофей.

– Что случилось?

– Считай, что стороны пришли к согласию. Он решил больше сюда не приходить. Просил, чтоб ты взамен за это в понедельник утренней почтой отправила ему документы и недельное жалованье.

– Надо же, ты еще и дипломат, – улыбнулась девушка. – Пойдем лучше домой…

Она шагнула на ступеньки, Бомбардир следом за ней. Когда за ними захлопнулась дверь, двор снова залила непроглядная тьма. Что-то зашевелилось в углу, тихо-тихо, так тихо, словно шелест отяжелевших от дождя кленовых листьев, падающих на землю. Скрипнули кованые петли створок, замок еле слышно щелкнул один раз, потом второй. Улица, захлебывающаяся дождем, уводила вдаль черную беззвучную тень мужчины.

Дойл залпом выпил рюмку виски, даже крякнув от удовольствия.

– А где бабулька? – добродушно спросил он.

– Уже поздно. Я отправила ее спать.

Он посмотрел на настенные часы.

– Да… Пора смываться.

– Не торопись, чем позже, тем лучше для тебя.

– Вообще-то верно…

Усталость навалилась на него неожиданно. Виски разливалось по телу приятным теплом. Его охватило блаженное чувство покоя, он давно забыл, как это бывает. Так славно было сидеть у камина в окружении старой массивной мебели под вышитым абажуром с кистями и слушать веселое потрескивание углей. Дженни с улыбкой подала ему сигарету и пылающую трубочку скрученной бумаги.

Бомбардир откинулся в мягком кресле, а она села на ковер, по-турецки скрестив ноги. Мужчина не спеша затягивался дымом, словно хотел, чтобы все это длилось как можно дольше. Прищурясь, он смотрел на девушку у своих ног. Как странно, ни к одной женщине он не чувствовал ничего подобного. Судьба одарила ее всем, за что стоило благодарить: упругим телом, красивым лицом, силой, характером… Всем, о чем мечтает каждый мужчина.

«Надо взять себя в руки, – решил он. – Я схожу с ума как молокосос. – Это все оттого, что давно под ним не поскрипывал матрац с женским телом вместо простыни. – Сейчас, – сказал он сам себе, – и пятидесятилетняя портовая шлюха показалась бы королевой красоты».

Дженни подняла глаза и спросила:

– Что за пакостные мысли бродят в твоей голове?

– Только что подумал, что ты самая красивая барышня изо всех, каких я видел в последнее время.

– Хорошенький комплимент, если учесть, где ты находился пару лет, – отшутилась она.

– Читаешь мои мысли, да?

Она пожала плечами и поспешила заговорить о другом.

– Недавно передавали последние известия. Ты не одинок в своей популярности. Сегодня вечером убита женщина напротив парка Джубили.

– Снова Любовник Дождя?

– Кто же еще? – Она вздрогнула от какой-то страшной мысли и медленно добавила:

– Потом, когда я ждала тебя в кухне, подумала, что, может, тот, во дворе…

– Это убийца? – подхватил Дойл. – Исключено, – твердо заявил он. – Уже того, что он сегодня отправил на тот свет одну шлюшку, вполне достаточно. Эти маньяки всегда действуют по одной схеме, по одному и тому же шаблону. Один и тот же почерк. Дебил, который напал на тебя, скорее всего просто хотел позабавиться.

Дженни поморщилась.

– Не знаю… Может, стоит сообщить в полицию? – Хотя сама сомневалась, стоит ли.

Начиная когда-то с наследства в сто фунтов, Хенри Краудер оставил матери и дочери контору, которая сейчас, включая недвижимость, стоила пятнадцать тысяч. Дженни была сделана из того же теста. Она воспитывалась в сознании, что нужно непоколебимо соблюдать законы и правила, принятые в их среде. Общение с полицией при любых обстоятельствах считалось по меньшей мере предосудительным.

– И что ты им скажешь? – поинтересовался Дойл. – Что благородный рыцарь сэр Шон Дойл, за которым по пятам несется свора легавых, прервал свой путь, дабы спасти тебя от участи горшей, чем смерть? И что за это ты обогрела и накормила его, одела и проводила снова в путь, потому что сочла себя чем-то обязанной ему? – Он хрипло рассмеялся. – Девочка, прежде чем ты закончишь свою исповедь, уже очутишься в женской тюрьме «Холлоуэй», и там у тебя будет довольно времени закончить ее.

– Пожалуй, так, – вздохнула она.

– Наверняка.

Видя, как погрустнело ее лицо от недавнего воспоминания, он поспешил сменить тему.

– Показывали меня по телевизору, да?

– Ой-ой, чуть ли не двухсерийный фильм о Великом Бомбардире Дойле.

– Нормальный человек всегда охотно пользуется бесплатной рекламой. Смею надеяться, они упомянули, что я был лучшим боксером Северной Англии?

– Кроме того, диктор подчеркнул, что ты был самым перспективным профессионалом в среднем весе после второй мировой войны, пока тебя не испортили женщины, алкоголь и скоростные автомобили. Еще он сказал, что у тебя был лучший удар со времен Джека Джонсона…

– Ого! Это уже комплимент, если хочешь знать.

– Как поглядеть. Комментатор добавил, что Джонсон скатился на дно и умер без гроша за душой. Кажется, это было что-то вроде сравнения… Намек, что ли…

Насмешливая тень ехидства была в ее голосе. Дойл ощутил, что слова ее справедливы, но с горячностью вступился за свое прошлое.

– Из экономии времени они кое-что пропустили. Между прочим, случалось, что судьи останавливали бой, который я выигрывал, обеспокоенные реками крови, заливающими мою физиономию. В последний раз, с Терри Джоунсом, мне так досталось, что пришлось две недели проваляться в больнице. Пришлось даже делать пластическую операцию. Ну, и не разрешили мне больше драться. – Помолчав немного, он тихо спросил: – Представляешь, каково мне было тогда?

– Может, и жестоко. В жизни часто такое бывает. Но все это не дает права тебе красть.

– Что ж, барышня, не стану оправдываться. В «Скрубее», когда меня посадили первый раз, надо мной трудился психиатр. Он пришел к выводу, что я сбился с пути истинного и свернул на скользкую дорожку, чтобы отомстить обществу.

– А твоя версия?

– Случай, дорогая, слепой случай и стечение обстоятельств, когда бокс стал обходиться без меня, мой капитал равнялся двумстам фунтам. Мне оставалось только одно: ишачить простым чернорабочим. Что угодно казалось мне лучше, чем это.

– Преступление тоже?

– Тогда я об этом не думал. Вышло все примерно так: я остановился в отеле «Холмарк» в Манчестере и старался держать фасон. Я вошел в долю с одним шулером, который содержал карточный клуб. Он ободрал меня как липку. Мне даже нечем было заплатить за номер… На третий вечер я увидел в баре незнакомого фраера с бумажником, так туго набитым пятифунтовыми купюрами, что, верно, было не всунуть еще хоть одну бумажку. Это был крупный букмекер…

Он на мгновение замолк, вглядываясь в огонь или в прошлое, а когда опять заговорил, Дженни поняла, что он снова там, в той ночи много лет назад, и ее сердце сжалось от сострадания.

– Мужчина этот поселился на том же этаже, что и я, через пять комнат. Под моим окном был выступ, что-то вроде карниза с завитушками из гипса. Только представь, всего сантиметров тридцать в ширину!.. Мне хватило. Я с детства не боялся высоты, и кто знает, сложись все иначе, может, я стал бы знаменитым альпинистом. Скалолазы – ребята что надо!

– Как все случилось?

– Часа в два ночи я вышел на прогулку по карнизу, через окно влез в его номер и взял бумажник. Фраер сладко храпел. Обратно вернулся тем же путем. У меня оказалось больше шестисот фунтов. Скажи мне, какой дурак полезет в шахту или попрется к станку, хапнув такие денежки? Моя судьба была предрешена. Я уже говорил, что вовсе не боялся высоты, и это главное. Не нужен никакой напарник, значит, меньше вероятность, что на тебя настучат или засыпят.

– И все-таки ты попался.

– Два раза, всего два разочка, дорогая. Сперва в Лидсе, в отеле «Квин». Несчастный случай, просто сломал ногу, падая с высоты пятнадцать метров. Второй раз меня засадили за решетку прямиком из новой гостиницы в Вендейле. Кто мог подумать, что на всех окнах понатыкана сигнализация! Но уж я погонял их по крышам! Легавые набегались до упаду! Все-таки догнали, псы чертовы! – добродушно зевнул Дойл. Голова упала ему на грудь. Он заморгал и пробормотал:

– Я лучше пойду, не сидеть же мне до утра… – Сигарета выпала из его пальцев на ковер. Дженни подняла окурок и бросила в камин. Бомбардир вздохнул и обмяк в кресле. Девушка тихо поднялась и осторожно сняла с дивана клетчатый плед. Когда она накрыла Дойла, его ладонь сонно погладила ее бедро и он почти неслышно прошептал:

– Самая красивая из всех, кого я видел…

Она не двинулась, видя, что он заснул, только бережно сняла его руку и спрятала под плед. Еще минуту она стояла, вглядываясь в его лицо, легкомысленное и невинное одновременно. Несмотря на шрамы на щеке и подбородке, оно было мужественным и красивым. Она все еще чувствовала тепло его руки там, где он коснулся ее тела. «Хорошо, что его сморил сон, – призналась она сама себе, – и не было неизбежного продолжения». Хотя она не имела бы ничего против. Она не была распутницей, просто жила, как большинство ее ровесников, в духе своего времени, и старые пуританские догмы и запреты были для нее пустым звуком.