Текст книги "Ад всегда сегодня"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Фокнер не скрывал усмешки.

– Твой собственный банк?

– Не хуже других. Знаешь, никак тебя не пойму…

– Мое неотразимое обаяние не поддается разгадке.

– Неужели?

Он протянул ей плащ.

– А теперь беги. Мне надо браться за работу.

Фокнер легонько подтолкнул ее к двери. Девушка схватила сумочку со столика в холле и, все еще не веря, пробормотала:

– То есть как? Конец дружбе, что ли?

– Что-то вроде этого. А сейчас будь умницей и беги домой. Сразу за углом, справа, стоянка такси.

– Ага. Уже иду. Мне тут рядом. – Она обернулась и, пока он открывал дверь, с надеждой спросила: – Может, мне все-таки остаться?

– Спокойной ночи, Грейс, – решительно простился Бруно.

Он захлопнул двери за гостьей и медленными шагами вернулся в мастерскую. Висок наливался тугой болью. Он приложил пальцы к давнему шраму и почувствовал, что в правой щеке маленькими молоточками изнутри заколотился нервный тик. Он постоял с минуту, прищурясь в ожидании боли, вглядываясь в темные фигуры, и подошел к столику, где стояла шкатулка для сигарет. Пусто. Он выругался под нос и торопливо обшарил все карманы – напрасно. Поиски в ящиках стойки, в тумбочках в спальне тоже не принесли успеха. Он сорвал с вешалки кепку и как раз натягивал плащ, когда под табуретом у бара заметил дамские перчатки на ковре. Может, на высоких каблуках она еще не доковыляла до площади и, если повезет, он догонит ее. Бруно запихнул находку в карман и сбежал по лестнице.

Городом владела ночь. Злобно завывал ветер, а дождь прилежно расчерчивал мглу тугими косыми струями.

Глава 4

У Шона Дойла, когда его доставили в городскую больницу, в голове и мысли не было о побеге. Он без придури был плох: почти сорок температура, весь в липком поту, а желудок словно набит осколками стекла, рвущими кишки. Только через сутки он чуток очухался и выполз из забытья. В мозгах клубился сплошной туман, он чувствовал себя разбитым и слабым, но боль отошла. В палате царил полумрак, только маленький ночник на тумбочке у кровати отгонял темноту и немного рассеивал мрак.

Как положено, рядом с ним сидел надзиратель Джоунс. Бывший уэльский гвардеец, посапывая, дремал на стуле у стены.

Дойл облизал сухим языком спекшиеся губы и попробовал свистнуть. Двери как раз открылись, и вошла медсестра, молодая индианка из Западной Индии, смуглая и гибкая, с перевешенным через руку белоснежным полотенцем. Сама царица Савская не произвела бы впечатления ярче, войди она в палату, а Дойл два с половиной года оттрубил с другой стороны решетки.

Девушка приблизилась к кровати, и он быстро прикрыл глаза. Всем телом, каждой его клеточкой он ощущал ее присутствие, впитывал ее духи с ароматом белой сирени, ловил шелест ее накрахмаленного халата, когда она на цыпочках подошла к Джоунсу. Дойл жадно наблюдал за ней из-под опущенных ресниц, когда гвардеец вздрогнул и стряхнул дремоту.

– Что случилось? – встревожился он. – С Бомбардиром все в порядке?

Медсестра положила ладонь ему на плечо.

– Все время спит. Может быть, вы хотите в буфет?

– Вообще-то не имею права, – протянул надзиратель с уэльским акцентом.

– Ничего страшного, я останусь тут, – успокоила его девушка. – И потом, что может случиться? Он не собирается просыпаться. После горячки он слабый, как котенок.

– Вот выручили! – благодарно прошептал Джоунс. – Тогда спущусь, глотну чаю и выкурю сигарету. За десять минут управлюсь.

Когда он, потягиваясь, поднялся со стула, девушка, помедлив, спросила:

– А почему вы его зовете Бомбардиром?

Уэльсец почти неслышно рассмеялся.

– Видишь ли, детка, раньше-то он как раз и служил в Королевской артиллерии. Когда вышел в отставку, попал на ринг, а там к нему и прилипла кличка Бомбардир Дойл.

– Он был профессионалом?

– Одним из сильнейших в среднем весе, – с гордостью ответил Джоунс. Как и всякий валлиец, он был страстным любителем бокса. – Чемпион Северной Англии. Ему бы не было равных, если бы он не путался с каждой юбкой.

– А что он натворил? – спросила она с любопытством.

– О, и тут он оказался на высоте! – Джоунс рассмеялся от собственной шутки. – Он переквалифицировался во взломщика и стал одним из лучших, и поверьте мне, это было непросто. Он забирался куда только можно.

Двери с легким стуком закрылись за ним, а медсестра пытливо глянула на Дойла. Он быстро сомкнул ресницы. Девушка легко поднялась со стула и подошла к кровати. Он мучительно ощутил, что она рядом, и чуть не захлебнулся волной ее духов, ароматом своих любимых цветов – свежей молодой сирени после ливня. Крахмальный халат поскрипывал, когда она склонилась над постелью, чтобы повесить чистое полотенце в изголовье кровати.

Бомбардир открыл глаза и жадным взглядом окинул плавные линии и округлости, подтянувшийся вверх халатик и темные чулки. Плотоядно хихикнув, он обхватил рукой левое колено девушки и скользнул ладонью вверх к нежной полоске голого тела сразу над чулком.

– Боже! Какое чудо! – с восторгом воскликнул он.

Глаза ее от возмущения стали почти круглыми. Мгновение она мерила его негодующим взглядом, потом вскрикнула и отбежала в угол. Бомбардир сокрушенно улыбнулся.

– Как-то сидел в одной клетке в «Вилле» с парнем, который однажды приласкал так одну белянку. Она поднималась по ступенькам в автобус впереди него. Удовольствие полсекунды, а ему без разговоров прописали целый год поста. Стоит задуматься, до чего мы докатились в нашей стране. Кому доверили правосудие.

Не проронив ни слова, девушка повернулась и выскочила из комнаты, двери с шумом ударились о стену.

В тот самый миг Дойл отчетливо осознал, что она не вернется, и принял во внимание, что Джоунс проторчит в буфете минут пятнадцать. Где-то в отдаленном уголке мозга забрезжила мысль, что из всего срока ему осталось оттрубить меньше года, если отбросить месяцы, которые ему скостили за примерное поведение. Тем не менее в ту минуту, наполненную запахом воли и перемен, оставшиеся десять месяцев показались адской вечностью. Он сбросил одеяло и опустил ноги на пол.

Как истый атлет, он и в тюрьме не давал спуску своему телу. Сотня отжиманий каждое утро и ежедневный пятикилометровый бег по камере помогли сохранить приличную физическую форму. Сейчас он сам себя похвалил за предусмотрительность и подвижничество, ибо почувствовал только легкое головокружение, когда оторвался от постели. Он подошел к стенному шкафу и распахнул обе дверцы. На вешалке одиноко болтался серый больничный халат. Никакой обуви, хотя бы старых шлепанцев. Дойл торопливо набросил халат, подошел на цыпочках к раскрытой двери и выглянул в коридор. Он был пуст. Метрах в тридцати от палаты в полумраке маячили две фигуры в белом: врачи, увлеченные беседой. В дальнем конце коридора два санитара толкали перед собой полотер, который тихо пофыркивал. Дойл, не раздумывая, двинулся в противоположную сторону. Он свернул, не доходя до поста дежурной медсестры, и оказался в тупике. Прямо перед ним были двери служебного лифта, а рядом еще одни, за которыми темнела лестничная клетка. Лифт с урчанием поднимался вверх, поэтому без колебаний он выбрал лестницу и легко сбежал по бетонным ступенькам, хотя ступни сразу заныли от холода.

Оставив за собой десять этажей, он очутился внизу в небольшом холле. Еще одна дверь вела на хозяйственный дворик. Косые потоки дождя, отчетливо видные в свете фонаря, низвергались с небес. В такую погоду босой и практически без одежды он, пожалуй, смог бы продержаться на свободе минут пять, не больше. Его истовая жажда воли начала остывать, когда до него донеслись приближающиеся голоса. Решившись, он нырнул в водопад ливня, перелетел через крохотный пятачок и свернул в улицу за ворота, вжимаясь в каменную ограду.

– Следовательно, вы отсутствовали на посту в палате около пятнадцати минут, – сухо заключил Брейди.

– Я только спустился в буфет, выпил чашку чая и сразу же вернулся, – в который раз повторил Джоунс с бледным потерянным лицом. – Сукин сын! Мерзавец! Почему это стряслось именно со мной? Один Бог знает, чем все кончится! Можно остаться без пенсии…

– Следует винить самого себя. Незачем спихивать вину на Дойла, – назидательно заметил Миллер. Сочтя, что разговор с надзирателем закончен, он повернулся к медсестре:

– Вы обещали Джоунсу подежурить в палате, пока он не вернется. Почему вы отлучились?

Ни за что на свете она не рассказала бы офицеру полиции, что произошло на самом деле.

– У меня оказались неотложные дела, – с трудом солгала девушка. – Я думала, ничего страшного не произойдет, если… Он спал.

– Или вам так показалось? Насколько мне известно из ваших предыдущих показаний, в шкафу был только халат.

– Да.

– Ни ботинок, ни тапочек?

– Ручаюсь, что нет.

Миллер кивнул на прощание и вместе с Брейди вышел в коридор.

– Послушай, Джек. Представь, что ты – Дойл, босиком и в одном старом халате. Что бы ты делал?

Брейди уставился влево, в конец тихого коридора, и медленно направился туда. У лифта он задержался, насупил брови, открыл двери и заглянул в черную пасть лестничной клетки.

– Интуиция подсказывает, что он двинул сюда. Лифт намного опаснее.

Они стремглав сбежали вниз. Миллер плечом толкнул входную дверь и выглянул во дворик.

– Малоправдоподобно. Без одежды?

Соседняя дверь вела в узкий закоулок, где вдоль стены выстроились с полдюжины шкафчиков, выкрашенных в изумрудную зелень. На каждом белела картонка с именем владельца и пониже – висячий замок. Ни один не был сорван или поврежден.

Откуда-то донесся мурлыкающий шум котельной. За одной из дверей, ведущей вниз по ступенькам, в полуподвале, они отыскали старшего смены.

– Ищете парня, что смылся? – добродушно спросил он.

– Ищем. Ему нужна была одежда. У вас ничего не пропало?

– Тут бы ему ничего не обломилось. Сами, верно, заметили, все шкафы под замком. Сама же полиция посоветовала приделать запоры, когда в прошлом году крали чуть ли не каждый день. Сюда-то с улицы попасть – раз плюнуть…

Миллер поблагодарил дежурного, и оба вернулись тем же путем наверх. В щелку в дверях они угрюмо смотрели на ливень.

– Думаешь, он смылся в чем был? – осторожно спросил Брейди.

Миллер неопределенно пожал плечами.

– Не так уж много времени было у него на раздумья и поиски тряпок. В одном я уверен: плана у него не было, просто дурацкий порыв.

Брейди согласно кивнул.

– Долго в такую погоду с голыми пятками ему не выдержать. Бьюсь об заклад, его сразу же кто-то обнаружит.

– По-моему, перед ним три варианта, – раздумывая, произнес Миллер. – Во-первых, попытается украсть автомобиль, что вовсе не просто, поскольку придется изрядно помокнуть, пока он найдет машину, чей хозяин-недоумок не закрыл двери на ключ. Само собой, в таком наряде его опознает любой.

– Он может затаиться в какой-нибудь подворотне, дождаться случайного прохожего, угостить его кулаком и спокойно раздеть, – подсказал Брейди.

Миллер мрачно поддакнул.

– Эта вторая возможность далеко не лучшая, на мой взгляд. Считанные единицы высунут свой нос в такую ночь. Поджидая раззяву, он легко может получить воспаление легких. Думаю, скорее всего он двинулся в какое-то определенное место. Может, совсем недалеко отсюда. Тут у него водились дружки?

– Лучше сразу выбрось из головы. Никаких приятелей! – засмеялся Брейди. – Зато целый табун дамочек. Наш Бомбардир – жеребец что надо! За один день он мог загнать трех или четырех кобылок…

– Эй! А Моуна Фриман? – осенило Миллера. – Вроде он собирался жениться?

– Была бы последней дурой, если бы поверила ему! – хмыкнул Брейди. – Кроме того, она до сих пор в Холлоуэе. Слямзила что-то в прошлом году.

– Ага… – задумался Миллер. – Достань-ка скоросшиватель, взглянем на карту. Может, что придет в голову.

Брейди всю жизнь прожил в этом районе, но послушно вытащил и развернул плотный лист. Он знал в лицо почти каждого жителя, ему был знаком каждый столб и каждый камень булыжной мостовой. Вдруг он присвистнул:

– Дорин Монахан!

– Припоминаю, – отозвался Миллер, – маленькая семнадцатилетняя ирландка, что приехала в город прямиком с торфяников. Она света белого не видела без Дойла.

– Ей давно уже не семнадцать. Сейчас она живет на улице Торжеств в километре или чуть больше отсюда. Уже год, как она вышла на панель.

– Заглянем туда, – решил Миллер и усмехнулся. – Предупреждаю, что, как бы ни шли дела, ты не имеешь права тронуть его пальцем. Но не забудь, что, если попадешь под его кулак, придешь в себя не раньше, чем через неделю-другую.

Глава 5

Дойл не имел представления, что предпринять дальше, даже тогда, когда миновал стоянку санитарных карет и свернул в боковой переулок на задворках больницы. Ни одна толковая мысль не пришла ему в голову, хотя ледяная стылость отяжелевших от воды штанов, бивших по ногам, заставляла что-то решить и сделать выбор.

Небо низвергало целые потоки студеной влаги. В обрушившемся на него водопаде дождя все же был свой плюс: улицы были пусты и безлюдны. Табличка над его головой оповещала, что он ступил на улицу Торжеств. Громкое название позволило ему припомнить Дорин Монахан, которая когда-то обожествляла землю, по которой он ступал. Первые полгода, пока он глотал баланду, она часто писала в «Пентонвилль», потом письма стали приходить все реже, в конце концов прекратились вовсе. Сейчас было важно не то, что он не ответил ни на одно ее послание, а то, что когда-то она жила на этой улице и могла оставаться здесь по-прежнему.

То и дело ныряя в подворотни, чтобы не столкнуться с припозднившимися гуляками, он прокрался к ее дому. Высокое облупленное здание, безусловно, знало лучшие времена. Время торжеств осталось далеко позади. Многокомнатные квартиры давно повывелись в этом квартале, целые семьи гнездились в крохотных каморках.

От палисадника перед домом не осталось и следа, заброшенный газон порос бурьяном и ежевикой, а кустарниковая изгородь, давно не стриженная, так вымахала в высоту, что сейчас пригибалась до самой земли под тяжелыми потоками дождя. Дойл задрал голову и отыскал окошко Дорин. Когда-то она занимала квартиру, выходящую на фасад окнами, на последнем этаже. Все-таки он родился в сорочке: скудный свет пробивался сквозь щелочку между шторами.

Изменения на лестничной клетке он заметил сразу – новые почтовые ящики с прикрепленными к ним картонками с фамилией владельца. «Дорин Монахан» – было выведено на самом верхнем. Бомбардир поздравил сам себя с удачей и, улыбаясь, шагнул на первую ступеньку. Этой ночью малышку Дорин ждет неожиданный сюрприз!

Вышеупомянутая дама в данный момент как раз находилась в постели с доблестным представителем военно-морского флота Ее Королевского Величества. Моряк направлялся с Дальнего Востока домой, в отпуск, и уже начинал скучать о смуглых цыпочках из Пенанга и Сингапура, которые дело знают, всегда послушны и не обдирают тебя как липку.

Дорин давно обнаружила, что древнейшая профессия куда прибыльнее, чем служба в магазине или фабричная каторга. Что касается угрызений совести, то от них она благополучно избавлялась в ближайшем божьем храме, где каждое воскресенье исповедовалась и поплакивала над проповедью.

Утомленный вояка безмятежно заснул, а девушка осторожно выбралась из-под одеяла, накинула старое кимоно и закурила. Мундир валялся на полу под стулом, поскольку моряку приспичило и он раздевался впопыхах. Подняв его, она заметила на полу кожаный бумажник, который, верно, выпал из незастегнутого кармана. В нем оказалось восемьдесят или девяносто фунтов, скорее всего отпускное пособие. Она отсчитала две пятифунтовые бумажки и впихнула их под матрац, а бумажник вернула в карман.

Морской волк заворочался, Дорин подошла к зеркалу и стала натягивать чулки. Сонный мужчина приподнялся на локтях, недоверчиво спросив:

– Мне что, уже отчаливать?

– Ясно, что за три фунта ты не можешь торчать здесь целую вечность, – огрызнулась хозяйка. – Ну, быстрее, котик, вылезай из койки и одевайся. Полночи прошло, а мне еще работать.

В дверь вдруг постучали. На ее лице отразилось недовольное недоумение. Стук продолжался: негромкий, но настойчивый.

Дорин подошла к двери и коротко спросила:

– Кто там?

Чей-то голос ответил, знакомый голос, но она не могла вспомнить, чей.

– Скорее, малышка, открывай же! – поторопил незнакомец. – Посмотри, кого тебе послал добрый волшебник.

– Кто это? – с тревогой спросил бравый клиент.

Девушка, не повернув головы в его сторону, открыла дверь, не снимая цепочки, и выглянула в щелку. На целой луже воды стоял промокший до нитки Шон Дойл со слипшимися волосами, а больничный халат так плотно облепил его стройное тело, что казался второй кожей.

Он одарил ее белозубой плутовской улыбкой, которая всегда заставляла ее в течение пяти секунд оказываться в постели, преимущественно без одежды.

– Не тяни, милая, я околеваю от холода.

И сейчас его улыбка настолько потрясла и ошеломила ее, что она, ни о чем не думая, открыла цепочку и медленно отступила в глубь комнаты.

Когда Бомбардир появился следом за ней, моряк стремительно выпрыгнул из-под одеяла и начал натягивать плавки.

– Это что за фраер? – с вызовом спросил он.

Бомбардир, завороженный пышными формами расцветшей Дорин, которых не скрывало полупрозрачное кимоно, не обратил на соперника никакого внимания.

– Боже милосердный, что за зрелище для изголодавшихся очей! – с непритворным восторгом воскликнул Дойл.

Моряк наконец разглядел жалкий вид нового гостя, и его тревога и первое замешательство уступили место агрессивному возбуждению.

– Не знаю, кто ты, черт побери, приятель, но проваливай подобру-поздорову, покуда цел.

Бомбардир оторвал ненасытный взгляд от выреза на груди у девушки и добродушно усмехнулся:

– Почему бы тебе не помолчать, сынок?

Задира, молодой, сильный, мускулистый, не сомневался, что драться он умеет. Быстрым шагом он обошел разворошенную кровать, чтобы спустить с лестницы незваного гостя и… Бомбардир чуть согнул ногу в колене и выдвинул ее вперед. Моряк ударил его приемом, которым часто и с большим успехом пользуются непобедимые герои кинолент. Дойл отстранился всего на дюйм, и рука забияки словно соскользнула с плеча Бомбардира. Не дав драчуну опомниться, левый кулак Дойл поглубже ввинтил моряку в солнечное сплетение, а правый приложил покрепче к челюсти, резко откинув обмякшее тело на противоположную стену, по которой оно благополучно сползло на ковер. Уткнувшись носом в ворс ковра, морячок потерял сознание.

Дойл обернулся к девушке и мягко потянул на себя поясок кимоно.

– Как ты с таким выдерживаешь, дорогая? – весело и нежно спросил он.

– Что случилось?

– Меня забрали в клистирную на исследования. Сторож слегка задремал, а я воспользовался случаем и смылся. Может, найдется какая одежонка?

Девушка выдвинула ящик, вынула чистое полотенце и протянула ему.

– Больше ничего, что тебе бы пригодилось.

– Черт с ним. Возьму матросские обноски.

Дойл повернул девушку лицом к двери в кухню и шлепнул по упругому бедру.

– Будь умницей, найди, чем согреть желудок. В такую погоду в моей одежде… Шутки плохи.

Из кухни донесся стук открываемых шкафчиков. Дойл разделся донага и растерся жестким полотенцем. Когда Дорин вернулась, на нем уже были брюки и мундир моряка, и он пытался втиснуться в его ботинки.

– Черт возьми! Размера на два меньше! Что ты нашла?

– Только шерри, – извиняющимся голосом ответила девушка. – Больше ничего нет. Я-то никогда не заглядывала в рюмку, помнишь?

Бутылка была полна до половины. Дойл отвернул запыленную пробку, отпил большой глоток и вытер ладонью губы. Внутри разлилось блаженное тепло.

– Вот и чудесно, – весело заключил он и снова приник к горлышку. Слизав последние капли, он поставил пустую бутылку на пол и потянулся. – Много чего я помню…

Ладонью он нежно раздвинул кимоно, ласково и требовательно притянул девушку к себе и уронил голову на ее горячую грудь. Она опустила руку на его влажные волосы и прерывистым шепотом попросила:

– Слушай, Бомбардир, ты должен уйти.

– Успеется, – прошептал он и окинул ее затуманенным взглядом. – У нас впереди целая вечность. – Он упал на постель, увлекая ее за собой.

Оба одновременно вздрогнули от резкого стука в дверь.

Дорин спрыгнула на пол, накинула кимоно и громко спросила:

– Кто там?

– Голдберг, милочка, – отозвался высокий звонкий голос. – Ты мне срочно нужна на пару слов.

– Моя хозяйка, – шепнула Дорин и вслух поинтересовалась: – А позже нельзя?

– Никак не получится, золотце. Дело-то спешное.

– Что делать? – в панике спросила девушка. – Старая ведьма! Может наделать мне кучу гадостей.

– Она знает, с чего ты кормишься?

– А ты как думал? Пятнадцать фунтов в неделю за такую дыру…

– Не мало.

Бомбардир всунул бесчувственное тело моряка под кровать, пониже опустил простыню и снова вернулся в постель. Поправив поудобнее подушку, он взял с тумбочки сигарету и пепельницу.

– Открой. Скажешь, что я очередной клиент.

Миссис Голдберг еще раз позвала требовательней и пронзительней и снова постучала. Дорин подошла к двери и открыла, не снимая цепочку.

– Нет, милочка, впусти меня, дело важное.

Девушка пожала плечами и освободила цепочку. Вдруг она коротко вскрикнула. Кто-то толкнул дверь с той стороны с такой силой, что отшвырнул Дорин, и она упала на постель рядом с Дойлом. В комнату ворвались Ник Миллер и Брейди и еще один полицейский в черном дождевике и шлеме.

– Все в порядке, Бомбардир, – весело прокричал Миллер.

Дойл рассмеялся в ответ.

– Не надоело играть в войну, мистер Миллер? Через пять минут я бы спокойно спустился сам.

Вдруг он неожиданно резко отпихнул бедняжку Дорин так, что, пошатнувшись, она упала на Миллера, выскочил из-под одеяла, пронесся к кухне, прежде чем кто-то успел что-либо сообразить. Дверь захлопнулась перед самым носом у Брейди, скрежеща замком. Брейди кивнул младшему полицейскому, который был нападающим в местной команде по регби. Юноша втянул голову в плечи и бросился на дверь, словно на штурм ворот противника – яростно и без оглядки.

В кухне Дойл сражался с окном, но безуспешно. Он схватил за ножку массивный дубовый стул и, наконец, прорубил себе путь к свободе. Мгновением позже дверь ввалилась в кухню, регбист влетел следом и упал лицом вниз на пол.

Бомбардир замер на подоконнике и огляделся. Чуть в стороне, метрах в полутора, была прикреплена водосточная труба. Без колебаний Дойл уцепился за цинковый желоб над головой и подтянулся, выставляя тело на дождь.

На секунду он задержался и расплылся в широкой ослепительной улыбке, предназначенной специально для Миллера, который высунулся следом и пытался достать трубу.

– Без обид, мистер Миллер. Увидимся не скоро.

Он соскользнул по трубе легко и бесшумно, как мартышка, и растворился в дождливой мгле.

Миллер улыбнулся:

– Ты заметил, Брейди, он все еще босиком? Я не успел ему напомнить, что не пристало джентльмену сверкать голыми пятками.

Оба вернулись в спальню. Дорин горько всхлипывала в уголок простыни. Увидя Брейди, она метнулась к нему:

– Мистер Брейди, поручитесь за меня! Бог свидетель, я не знала, что его черти принесут. – Она обвила его шею руками и подняла к нему мокрое заплаканное лицо.

Брейди нежно хлопнул ее пониже спины и решительно оторвал от себя.

– Дорин Монахан, попрошу не испытывать мое терпение. Отставить старые ирландские штучки! Не со мной такие номера, я сам ирландец.

Из-под кровати донесся слабый стон. Брейди нагнулся и увидел еще одну, голую пятку. Спустя мгновение он вытащил моряка, представшего на всеобщее обозрение в одних только плавках.

– Ночь уже кончается, а веселье в самом разгаре, – подмигнул Миллер коллеге, и оба беззаботно рассмеялись.

Миссис Голдберг было семьдесят лет, и она выглядела ни на день моложе. Толстый слой пудры и крупинки туши на ресницах делали ее морщинистое лицо точным подобием раскрашенной посмертной маски. С ее ушей свисали длинные цепочки агатовых бусинок. Старая дама заглянула в комнату и испуганно вскрикнула:

– О Боже! Какой погром! Кто мне за это заплатит?

Следом за хозяйкой появился младший полицейский, бледный и встревоженный.

– Что случилось? – спросил у него Миллер, не обращая внимания на причитающую старуху.

– Я подумал, что надо как можно скорее объявить тревогу, сержант, и сбежал вниз, у меня в мотоцикле рация и…

– Молодчина, котелок варит, – похвалил юношу Брейди.

– …и уже минут десять «Центральный» вызывает мистера Миллера.

– Что-то важное? – спокойно поинтересовался Ник.

– Инспектор Маллори ждет вас на Доб Керт, на перекрестке с улицей Гасконь, с северной стороны парка Джубили. Минут двадцать назад сторож нашел там тело женщины. Предполагают, что это следующее убийство Любовника Дождя, – упавшим голосом закончил он.

На улице Гасконь уже собралось не меньше дюжины патрульных машин. Миллер и Брейди вышли из мини-«купера» и, хлюпая по лужам, направились к Доб Керт, где на углу устроилась выездная полицейская лаборатория.

Возле фургона они обнаружили двух беседующих мужчин. Один из них, председатель суда, инспектор Хенри Уэйд, лысый толстяк, которого все привыкли видеть смеющимся, сейчас застыл, нахмурясь, в тяжелом непромокаемом плаще, время от времени протирая залитые дождем очки, угрюмо слушая старшего инспектора криминального отдела Скотленд-Ярда Джорджа Маллори.

Инспектор Уэйд простился кивком головы, словно не замечая вновь прибывших, а Маллори повернулся к Нику.

– Где тебя носит?

Инспектору было сорок пять лет, и Миллеру он казался глубоким стариком. Жесткий, требовательный, порой ворчливый, он слыл умницей и профессионалом высокого класса. Полицейские из провинции дружно недолюбливали его: приезжая с проверкой, он подмечал малейшие упущения и сурово наказывал провинившихся. К Миллеру старший инспектор относился благосклонно, ценя его ум и университетское юридическое образование. По твердому убеждению Маллори, именно от молодежи такого покроя следует ожидать в недалеком будущем коренного улучшения в погрязшей в рутине полицейской системе страны. Но ни за что на свете он никому не признался бы в своей оценке Миллера и своих надеждах на него.

– Мы с Брейди шли по следу Бомбардира Дойла.

– Заключенного, который сбежал из больницы? Ну и что?

Миллер кратко обрисовал ситуацию. Маллори, не дослушав до конца, махнул рукой:

– Ну и черт с ним. Иди сюда, только посмотри.

Тело лежало чуть поодаль, прикрытое от дождя чьим-то плащом, в ожидании, пока парни из лаборатории не завернут его в прорезиненное полотно. Постовой, который дежурил рядом, включил фонарик и направил сноп света вниз, пока Маллори откидывал плащ.

– Предварительный осмотр жертвы дает возможность предположить, что, как и в предыдущих случаях, сломана шея. Самое главное для нас сейчас – установить личность убитой. Эти барышни завели моду, – обиженно протянул инспектор, – выходить на улицу безо всяких документов.

Миллер впился глазами в восковое лицо, неправдоподобно свернутое набок, встретился взглядом с потухшими мертвыми зрачками и с трудом смог выговорить:

– Кажется, я могу помочь в опознании…

– Не ошибаешься? Они все схожи как две капли воды.

– Ее зовут Пакард, – хрипло пробормотал он, – Грейс Пакард.