Текст книги "Террорист"

Автор книги: Джек Хиггинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Глава шестая

Одеваясь к вечерней проповеди в ризнице деревенской церкви, Кассейн рассматривал себя в зеркало, как актер, готовящийся к выходу на сцену. Кто же я такой, думал Кассейн. Кухулин – безжалостный убийца, или Гарри Кассейн – служитель церкви? Михаил Келли не вписывался ни в то, ни в другое. От него осталось только эхо, полузабытый сон.

За двадцать с лишним лет он прожил тысячу жизней, но ни одна из них не стала главной. Он просто исполнял роли по заранее написанному кем-то сценарию, а потом о них забывал.

Кассейн надел епитрахиль и прошептал своему второму «я» в зеркале:

– Я в доме Господа, и я его слуга.

Повернулся и вышел из ризницы.

* * *

В аэропорту имени Шарля де Голля у таможенного выхода стоял Тони Хантер – высокий, с покатыми плечами, лет сорока, мягкие каштановые волосы давно не стрижены, костюм заждался утюга. Тони курил сигарету, читал «Пари Суар» и поглядывал на выход из таможни. Наконец там появился Лайам Девлин. На нем были свободного покроя плащ и черная фетровая шляпа. В руке Лайам держал портфель.

Хантер, получивший фотографию и описание Девлина по телеграфу, двинулся ему навстречу.

– Профессор Девлин? Я Тони Хантер. У меня здесь машина.

Вместе они пошли к выходу.

– Приятный полет?

– Лучше не бывает… Тысячу лет назад я летел из Германии в Ирландию на бомбардировщике «Дорнье». Тогда я воевал на стороне противников Англии. Выпрыгнул с парашютом на высоте шесть тысяч футов. Так до сих пор и не пойму, как это у меня получилось.

Они подошли к машине Хантера. Открывая дверцу, Тони предложил:

– Можете остановиться на ночь у меня. Квартира на авеню Фош.

– Неплохо устроился, сынок. Я не предполагал, что Фергюсон разбрасывается золотом.

– Вы хорошо знаете Париж?

– Можно и так сказать.

– Квартира не служебная, моя. Отец в прошлом году умер. Оставил приличное состояние.

– Как наша девушка? Живет в советском посольстве?

– Да Бог с вами, нет же. У нее номер в отеле «Рид». Она сейчас знаменитость, понимаете меня. Великолепная исполнительница. Вчера я был на ее концерте, она играла что-то из Моцарта. Просто превосходно.

– Говорят, она не стеснена в своих действиях?

– Дочь генерала КГБ Масловского – о чем говорить. Сегодня утром я сам за ней следил. Она погуляла в Люксембургском саду, потом позавтракала на одной из барж на Сене. Насколько мне известно, на завтра у нее запланирована репетиция с оркестром в Консерватории.

– Значит, для контакта остается не так много времени, да?

– Наверное. – Они уже ехали по Парижу, мимо Северного вокзала. – С другим утренним самолетом должен прибыть нарочный из Лондона с пакетом документов, подготовленных Фергюсоном. Ну там поддельный паспорт и прочее…

– Неужели он думает, что стоит ей что-то предложить и девушка сразу же побежит за нами? – Девлин расхохотался. – Совсем чокнулся, старый кретин.

– Все дело в том, как предложить, – парировал Хантер.

– Верно. А с другой стороны, не проще ли что-нибудь подсыпать ей в чай.

Хантер в свою очередь рассмеялся.

– Знаете, профессор, а вы мне нравитесь, хотя я не ожидал этого.

– Это еще почему? – заинтригованный, спросил Девлин.

– Я был капитаном пехотной бригады. Служил в Белфасте, Дерри, Южном Армае.

– А-а, теперь понял.

– Четыре срока. С 1972 по 1978.

– Да, четыре срока – это много.

– Точно. Откровенно говоря, я согласен отдать Ольстер хоть индейцам.

– Мудрая мысль, – добродушно сказал Девлин.

* * *

В главном штабе КГБ в Москве на площади Дзержинского генерал-лейтенант Масловский сидел за рабочим столом, размышляя о ситуации с Кухулином. Сообщение Черного, переданное через Любова, получили в Москве часа два назад. Почему-то Масловскому вспомнились годы, проведенные в Друморе на Украине. Перед глазами генерала предстал Келли с пистолетом в руке. Келли, боевик, нарушивший приказ.

Открылась дверь, в кабинет вошел адъютант, капитан Игорь Курбский, с чашечкой кофе для генерала. Масловский стал медленно пить обжигающую жидкость.

– Ну, Игорь, что ты по этому поводу думаешь?

– Считаю, что Кухулин великолепно поработал, товарищ генерал. Продержался он долго, но сейчас…

– Понимаю. Сейчас английская контрразведка знает о его существовании. Когда они его вычислят – вопрос времени.

– И в любой момент могут выйти на Черного.

В дверь постучали. Дежурный принес шифрограмму, Курбский взял ее.

– Товарищ генерал, вам. От Любова из Дублина.

– Читай!

В донесении говорилось, что Девлин отправился в Париж, намереваясь там встретиться с Татьяной Ворониной.

При упоминании имени приемной дочери Масловский вскочил и вырвал шифрограмму из рук адъютанта. Ни для кого не было секретом, что генерал души не чаял в Татьяне, особенно после смерти жены. Его знали как жестокого и бессердечного человека, но Таню он искренне любил.

– Так… Кто у нас самый расторопный в Париже? Белов?

– Так точно, товарищ генерал.

– Срочно передайте: гастроли Татьяны отменяются. Без объявления причин. Принять все меры по ее безопасной отправке в Москву.

– А Кухулин?

– Он выполнил свою задачу. Очень жаль.

– Отозвать его?

– На это нет времени. Нужно действовать быстро. Передайте Любову приказ на ликвидацию Кухулина. И Черного тоже. Чем быстрее, чем лучше.

– Разрешите доложить: Любов не специалист по мокрым делам.

– Разве он не прошел обычную подготовку? В любом случае они этого не ждут, поэтому особых проблем не будет.

* * *

В Париже в советском посольстве заработала шифровальная машинка. Оператор подождала, пока весь текст не появился на экране, затем осторожно вынула записанную магнитную ленту и отнесла старшему по смене.

– Совершенно секретно. Из Москвы, КГБ, лично полковнику Белову.

– Он выехал из города, – сказал старший. – Думаю, в Лион. Прибудет только завтра днем. Оставьте пленку у себя. Все равно ее можно расшифровать только его личным ключом.

Оператор положила пленку в сейф и села на свое рабочее место.

* * *

В Дублине Дмитрий Любов наслаждался представлением «Заложника» Брендана Беана в театре «Эбби». Потом отужинал в популярном рыбном ресторанчике на набережной и только к полуночи вернулся в посольство, где ему сразу же передали сообщение из Москвы.

Прочитав его три раза, Любов так и не смог поверить собственным глазам. В течение суток ему предписывалось ликвидировать Черного и Кассейна. Поняв, что это не розыгрыш, Любов покрылся потом: так уж сложилось, что за долгие годы работы в КГБ он еще не убил ни одного человека…

* * *

Татьяна Воронина вышла из ванной комнаты, когда коридорный принес на серебряном подносе завтрак. Она жила в отеле «Риц», самой роскошной гостинице в столице Франции. На Татьяне был спортивный костюм цвета хаки и коричневые туфли из мягкой кожи. Небольшого роста, брюнетка, волосы она еще не причесала, их приходилось то и дело отбрасывать от глаз. Когда Татьяне это надоело, она связала волосы в пучок и закрепила на затылке. Затем села завтракать.

В дверь постучали. Вошла секретарша Наташа Рубинова, приятная сорокалетняя женщина с тронутыми сединой волосами.

– Как вы себя чувствуете?

– Превосходно. Отлично выспалась.

– Вы должны быть в Консерватории в половине третьего. Генеральная репетиция.

– Никаких проблем.

– Утром куда-нибудь сходите?

– Да. Хочу сходить в Лувр. Мы так заняты во время гастролей… Может быть, у меня это последняя возможность.

– Мне пойти с вами?

– Нет, спасибо. Встретимся на ленче в час дня.

* * *

Утро было просто чудесным, когда Татьяна выпорхнула из отеля. Девлин и Хантер следили за ней из машины, стоящей на другой стороне бульвара.

– Похоже, она собирается прогуляться, – сказал Хантер.

Девлин кивнул.

– Поедем следом, а там посмотрим.

Через левое плечо у Татьяны была перекинута сумка. Она быстро шла, радуясь солнцу, зелени, ощущению свободы. Сегодня вечером ей предстоит играть Четвертый фортепианный концерт Рахманинова. Одно из самых любимых произведений. Наверно, поэтому у Татьяны не было того нервного возбуждения, которое бывает у музыкантов перед ответственными концертами.

Все переживания уже позади. После успехов на конкурсе Чайковского и фестивале в Лидсе Татьяна приобрела международную известность. На личную жизнь просто не хватало времени. Однажды она безумно влюбилась. Но, к несчастью, ее избранник оказался военным врачом; в прошлом году он погиб в Афганистане.

Пережив смерть любимого человека, Татьяна потеряла всякий интерес к мужчинам. Слишком много боли она несла в своем сердце, ни один, даже самый блистательный психиатр не смог бы объяснить, что с нею на самом деле происходит. Несмотря на успехи и славу, привилегированное положение в обществе, несмотря на постоянное незримое присутствие генерала Масловского за спиной, Татьяна во многом оставалась все той же оцепеневшей от ужаса девочкой, стоящей на коленях под дождем у тела убитого отца.

* * *

Татьяна быстро пересекла Елисейские поля и вышла на площадь Согласия.

– Господи, нравится же ей так ходить, – буркнул Девлин.

Девушка свернула в тенистую прохладу сада Тюильри.

Хантер кивнул.

– Думаю, она направляется в Лувр. Дальше за ней нам надо идти пешком. Я объеду сад, припаркую машину и буду ждать у центрального входа.

В саду Тюильри была выставка Генри Мура. Татьяна остановилась и посмотрела на скульптуры. Девлин последовал ее примеру. Очевидно, скульптуры ее не заинтересовали, девушка направилась к главному дворцу Лувра.

Постояв возле «Победы у Самотраса» в начале лестницы Дару у главного входа, Татьяна перешла к статуе Венеры Милосской. Потом осмотрела картины Рембрандта. Надолго замерла у «Моны Лизы» Леонардо да Винчи.

Девлин приблизился к ней.

– Она улыбается, как вы думаете? – спросил он по-английски.

– Что вы имеете в виду?

– В Лувре существует давнее поверие, что иногда по утрам «Мона Лиза» не улыбается.

Татьяна повернулась к нему.

– Какая глупость.

– Но вы тоже не улыбаетесь. Боже мой, неужели вы переживаете из-за того, что разбили тарелку?

– Откуда вы это взяли? – девушка улыбнулась.

Перед ней стоял пожилой мужчина: руки в карманах широкого плаща, фетровая шляпа, сползающая на уши, и изумительно голубые глаза. Выглядел он нагловато-добродушно, а явно насмешливое отношение к самому себе невольно делало его привлекательным даже внешне, несмотря на возраст. Татьяна почувствовала какое-то странное, почти неподвластное контролю волнение. Ей даже пришлось глубоко вздохнуть, чтобы окончательно прийти в себя.

– Простите, – проронила она, прошла в «Гран Галери» и остановилась у картины Эль Греко «Христос на кресте». Она долго глядела на странную мистическую фигуру, не показывая вида, что чувствует присутствие Девлина за спиной.

– Что вам она говорит? – мягко спросил Лайам. – Разве здесь есть любовь?

– Нет. Скорее это ярость против смерти. Почему вы преследуете меня?

– Неужели?

– Да, от самого сада Тюильри.

– Правда? Ну конечно же. Не получается у меня делать это незаметно.

– Вовсе не обязательно. Вы из тех, на кого стоит посмотреть.

– Щедрое у вас сердце.

Странно, но ей вдруг захотелось расплакаться.

Девлин мягко взял девушку за руку.

– Не волнуйтесь, пожалуйста. Вы мне так и не сказали, что говорит вам картина Эль Греко.

– Я не получила христианского воспитания и я не вижу никакого Спасителя на кресте. Просто человек, которого мучают и унижают жалкие мелкие людишки. А вы?

– Без ума от вашего акцента. Напоминает акцент Греты Гарбо в фильмах, которые я видел, когда был еще совсем пацаном. Задолго до вашего рождения.

– Имя Гарбо мне известно, я польщена. Однако вы мне не ответили, что эта картина значит для вас?

– Глубокий вопрос, если принять во внимание сегодняшний день. Именно сегодня в семь часов утра в соборе святого Петра в Риме прошла совершенно необычная месса. Служили сам Папа римский и кардиналы Великобритании и Аргентины.

– И это к чему-нибудь приведет?

– Увы, месса не остановила продвижение английского флота, как и не удержишь аргентинские «Скайхоки» от атак на эти корабли.

– И что это значит?

– Что Всевышний, если Он, конечно, существует, здорово веселится за наш счет.

Татьяна нахмурилась.

– Думаю, вы не англичанин.

– Ирландец.

– А я считала, что ирландцы очень набожны.

– Справедливо. У моей старой тетушки Ганны на коленях были мозоли от постоянного моления. Три раза в неделю она водила меня в церковь, когда я мальчишкой жил в Друморе.

Татьяна Воронина оцепенела.

– Что… Что вы сказали?

– Друмор. Маленький городишко в Ольстере. Церковь Святого Спасителя. Я отлично помню своего дядюшку с приятелями после проповеди в пивной Мерфи.

– Кто вы такой? – смертельно побледнела Татьяна.

– Ну, радость моя, могу точно сказать только одно, – Девлин провел рукой по ее темным волосам. – Я не Кухулин – последний из героев.

Прищурившись, Татьяна в гневе схватила Девлина за руку.

– Кто вас подослал?

– Фигурально выражаясь, Виктор Левин.

– Левин? Но он мертв. Погиб где-то на Аравийском полуострове несколько месяцев назад. Отец мне про это говорил.

– Генерал Масловский? Конечно, говорил, почему бы и нет? Но на самом деле все было по-другому. Виктор спасся. Стал перебежчиком, как у вас говорят. Прибыл сначала в Лондон, а потом в Дублин.

– Что с ним?

– Убит Михаилом Келли, или Кухулином, или как там его еще называют, – жестко сказал Девлин. – Это тот самый человек, который убил вашего отца двадцать три года назад в Друморе на Украине.

Татьяна пошатнулась. Девлин поддержал ее.

– Обопритесь на меня, я выведу вас на свежий воздух.

* * *

Они сидели на скамейке в саду Тюильри. Девлин вынул свой старый серебряный портсигар и предложил Татьяне сигарету. Она отрицательно покачала головой.

– Вы какой-то странный для секретного агента. Ведь вы именно агент, я не ошибаюсь?

Девлин так расхохотался, что Тони Хантер, почитывавший газету на скамейке напротив, вздрогнул и с тревогой посмотрел на них.

– Боже упаси! Вот моя визитная карточка.

– Профессор Лайам Девлин. Тринити-колледж. Дублин. – Татьяна взглянула на Лайама. – Профессор чего?

– Английского языка и литературы. Оскар Уайльд, Шоу, О’Кейси, Брендан Беан, Джеймс Джойс… Смешанная получилась компания, католики и протестанты, но все они ирландцы. Можно мне забрать обратно карточку, а? Их у меня так мало…

Девлин спрятал визитку в бумажник. Татьяна спросила:

– Каким же образом профессор старинного и всеми уважаемого учебного заведения оказался замешанным в подобные дела?

– Вы слышали об Ирландской Республиканской Армии? Я был членом этой организации с шестнадцати лет. Сейчас уже нет. Мне разонравились методы борьбы, которые исповедует ИРА.

– Вы романтик в душе, профессор Девлин.

– Неужели?

– Только романтик способен надеть такую дурацкую шляпу. И еще: никаких бомб в ресторанах, иначе могут пострадать невинные люди. Думаю, вы без колебаний можете убить человека, хотя предпочитаете встречу с равным по силе противником.

От ее слов Девлину стало не по себе.

– Боюсь, что вы живете в мире Фрейда, созданном собственным воображением. В мире, который так любит генерал Масловский.

Татьяна напряглась.

– Вы не имеете никакого права насмехаться над ним. Он добр и внимателен ко мне. Другого отца у меня не было и нет.

– Может быть. Но так было не всегда.

– Ну, хорошо, профессор, – Татьяна зло посмотрела на него, – мы достаточно напикировались. Не пора ли сообщить, зачем я вам нужна?

* * *

Девлин постарался ничего не опускать: начал с приключений Виктора Левина и Тони Вильерса в Йемене и закончил убийством Билли Уайта и Левина в окрестностях Килри. Когда он замолчал, девушка долго сидела, не произнося ни слова.

– Левин говорил, что вы помните Друмор и события, которые там произошли, помните обстоятельства убийства своего отца.

– Эти воспоминания преследуют меня как какой-то кошмар, словно все происходило с кем-то другим, а не со мной.

– Помните ли вы Михаила Келли – нынешнего Кухулина?

– Я не забуду его до самой смерти. У него было такое странное лицо, лицо юного святого, полное боли и скорби. Святого с пистолетом – есть ли что-нибудь более кощунственное?! Но он был так добр ко мне, вот что меня больше всего поразило.

Девлин взял ее за руку, и они медленно пошли по тропинке сада.

– Масловский когда-нибудь говорил вам о событиях того дня?

– Нет. – Рука девушки окаменела.

– Спокойно, спокойно. Скажите мне тогда главное. Вы сами не пытались с ним поговорить об этом?

– Да нет же, нет, черт бы вас побрал! – Татьяна вырвала руку.

– Значит, вы не захотите это сделать, да? Не желаете открывать банку с червями ненависти и отмщенья?

Девушка, кажется, начала приходить в себя.

– Что вам от меня надо, профессор Девлин? Хотите сделать из меня перебежчицу? Показать сотни тысяч фотографий в надежде, что на одной из них я узнаю Кухулина?

– Примерно таковой и была наша задумка.

– Но зачем мне это? Разрешите вам кое-что сказать. Все вы на Западе считаете, что мы, русские, только и ждем момента, чтобы убежать из страны. А я… Я люблю свою родину. Я известный музыкант, могу путешествовать… Сейчас я здесь, в Париже. И вокруг – никаких сотрудников КГБ, парней в одинаковых плащах. Никто не следит за каждым моим шагом. Могу в любой момент уехать куда угодно.

– Да уж, если учесть, что ваш приемный отец – генерал-лейтенант КГБ. Я бы сильно удивился, если бы у вас не было возможностей, о которых вы говорили. Кстати, Управление, которым заведует ваш приемный отец, можно охарактеризовать как специальное бюро по убийствам. Впрочем, ни одна крупная контрразведка не обходится без подобных структур.

– Например, ИРА? – Татьяна наклонилась к Девлину. – Сколько же людей убили лично вы ради дела, в которое свято верили, а, профессор?

– Я вас прекрасно понял. – Девлин мягко улыбнулся. – Наверное, зря отнимаю ваше драгоценное время. Тем не менее вы можете вот это взять себе. – Лайам вытащил из кармана пакет, доставленный ему посыльным от Фергюсона.

– Что это?

– Кое-кто в Лондоне питает надежду, что вы передумаете. Вот они и делают вам небольшой подарок в виде британского паспорта с вашей фотографией и совершенно другим именем. Есть и деньги, и маршруты по Англии.

– Ничего мне не надо.

– Ну, это все равно сейчас ваше. И еще это. – Девлин снова достал свою визитку. – Днем я улетаю обратно в Дублин, делать мне в Париже больше нечего.

Девушка с неохотой спрятала пакет и карточку Девлина в сумку.

– У вас остается номер моего телефона. Звоните в любое время. Кто знает, вдруг вы начнете задавать себе непростые вопросы.

– Думаю, этого не случится, профессор Девлин. – Татьяна протянула руку. – До свидания.

Девлин пожал ей руку, слегка задержав, потом повернулся и быстро зашагал в сторону сидящего на скамейке Хантера.

– Вперед! Нам пора ехать!

– Что случилось? – Хантер вскочил на ноги и поспешил за Девлином.

– Ничего. Она даже не хочет слышать. Поехали на квартиру, я заберу вещи, потом вы меня отвезете в аэропорт. Если все будет нормально, я успею на дневной самолет до Дублина.

Татьяна Воронина смотрела, как они сели в машину, которая растворилась в потоке транспорта на улице Риволи. Несколько минут она постояла, размышляя над необычными событиями этого утра, потом вышла из сада и направилась к отелю. Воспоминания о давних днях, вызванные рассказом Девлина, стояли перед глазами. Ощущение было не из приятных.

К обочине свернул черный «Мерседес». Когда Татьяна поравнялась с ним, задняя дверца открылась, из машины выглянула Наталья Рубинова. Она была очень взволнована, более того, испугана.

– Таня!

Татьяна остановилась.

– Наташа? Что ты здесь делаешь? Что случилось?

– Таня, садись в машину, пожалуйста.

Рядом с Натальей сидел молодой человек в голубом костюме с непроницаемо суровым лицом. Мужчина, сидящий рядом с водителем, вполне мог сойти за его двойника. Оба они выглядели так, будто работают в первоклассном похоронном бюро. Татьяна почувствовала себя не в своей тарелке.

– Объясните, что происходит?

Парень, сидевший рядом с Натальей, выскочил из машины и взял Татьяну за руку, чуть выше локтя, не грубо, но твердо.

– Капитан Петр Туркин. Коллега – лейтенант Иван Шепилов. Вам следует поехать с нами.

В его глазах было что-то жестокое, граничащее с порочностью, это еще больше напугало Татьяну.

– Вы ответите за это. Знаете, кто мой отец?

– Генерал-лейтенант Масловский. Его прямое указание я сейчас и выполняю. Поэтому будьте благоразумны и делайте то, что вам говорят.

Больше спорить было не о чем. Татьяна послушно села в машину.

– В посольство! – приказал Туркин водителю.

Глава седьмая

Николаю Белову было пятьдесят два года. Симпатичный, правда, несколько располневший мужчина, вкушающий радости жизни в количествах, явно вредных для здоровья. Он носил темные костюмы и плащи, сшитые в Лондоне на Сэвил Роу. Седые вьющиеся волосы и импозантный вид делали его похожим на актерскую знаменитость, а не на действующего полковника КГБ.

Поездку в Лион никак нельзя было назвать деловой, но она дала Белову возможность взять с собой секретаршу. Ирина Вронская уже несколько лет была его любовницей. Они великолепно провели два дня, воспоминания о которых мгновенно выветрились из головы полковника, когда он, вернувшись в посольство, узнал о том, что его дожидается срочное послание от генерала Масловского.

Одно упоминание имени генерала заставило полковника почувствовать нервный озноб. В сопровождении Ирины он быстро прошел в комнату шифровальщиков. Оператор подала ему пленку с записью. Белов набрал персональный шифр, и машина заработала. Прочитав распечатку, он грубо выругался про себя. Взяв Ирину под локоть, вывел ее в коридор.

– Найдите лейтенанта Шепилова и капитана Туркина. Чем бы они ни занимались, пусть все отложат и немедленно свяжутся со мной.

* * *

Белов сидел за столом, разбирая поступившие документы, когда дверь открылась и Ирина ввела Татьяну, Наталью Рубинову, Шепилова и Туркина. Полковник хорошо знал Воронину. Официально он занимал пост атташе по культуре в посольстве и не раз сопровождал ее на многочисленные приемы и встречи.

– Рад вас снова видеть. – Белов встал.

– Требую объяснить мне, что все это значит. Меня схватили прямо на улице…

– Я уверен, что капитан Туркин действовал в полном соответствии с ситуацией. – Белов кивнул Ирине. – Звоните в Москву. – Снова повернулся к Татьяне. – Успокойтесь и сядьте. Прошу вас, – добавил полковник.

Татьяна села.

– А теперь расскажите мне, пожалуйста, чем вы занимались сегодня утром, – потребовал Белов.

– Гуляла в саду Тюильри.

– А потом?

– Пошла в Лувр.

– С кем вы там беседовали?

Полковник хотел застать девушку врасплох. К своему удивлению, Татьяна спокойно ответила:

– Я была одна. Может, вы все-таки объясните мне, что происходит?

У Белова не было никаких оснований не верить девушке. Более того, он сам жаждал, чтобы все было именно так, как она говорит. Ведь он отсутствовал отнюдь не по уважительным причинам. Находись полковник на рабочем месте, он получил бы приказ Масловского вовремя. И тогда Татьяна не смогла бы утром уйти из отеля. Во всяком случае, без сопровождения.

– На связи генерал Масловский, – сказала Ирина.

Белов взял трубку.

– Белов слушает, товарищ генерал.

– Николай, она у вас?

– Так точно.

– Она под охраной? С ней кто-нибудь говорил?

– Ответ на первый вопрос – да, на второй – нет, товарищ генерал.

– А этот человек, Девлин… Он не пытался войти с ней в контакт?

– Похоже, нет. Из компьютера мы получили на него все данные. Фотографии и так далее. Если он к ней хоть на шаг приблизится, мы сразу же об этом узнаем.

– Отлично. Дайте Татьяну.

Белов передал девушке трубку.

– Папа?

Все годы она называла его именно так.

– С тобой все в порядке? – голос Масловского был, как всегда, мягок и добр.

– Я в недоумении. Никто мне не объясняет, что происходит.

– Тебе достаточно знать, что по причинам, о которых мне сейчас говорить не хочется, ты оказалась замешанной в делах, связанных с государственной безопасностью. Очень серьезные дела. Тебе надо срочно возвращаться в Москву.

– А мои гастроли?

Голос на другом конце провода стал холодным, безразличным и отстраненным.

– Отменяются. Сегодня отыграешь в Консерватории – это главный пункт твоего контракта. К тому же первый прямой самолет до Москвы летит только завтра утром. Будет подготовлено специальное сообщение для прессы. Обострилось старое заболевание кисти или что-то в этом роде. Необходимо пройти курс восстановительного лечения…

Всю свою жизнь она безропотно выполняла волю приемного отца, который формировал ее карьеру, окружал заботой и вниманием. Но сейчас все в ней воспротивилось этому диктату.

– Но, папа… – еще раз попыталась возразить она.

– Все. Ты поступишь так, как сказано, во всем будешь подчиняться полковнику Белову. Дай ему трубку.

Татьяна молча передала трубку Белову. У нее тряслись руки. Никогда еще отец не разговаривал с ней в таком тоне. Неужели она для него сейчас не дочь, а просто еще один гражданин СССР, которому приказано действовать так, а не иначе?

– Белов слушает, товарищ генерал… Без проблем. – Он бросил взгляд на Татьяну. – Можете не сомневаться.

Полковник положил трубку и вынул из папки фотографию, протянул девушке. Она увидела своего недавнего знакомого. Может, несколько помоложе, но, несомненно, это был Лайам Девлин.

– Этот человек – ирландец. Зовут Лайам Девлин. Профессор университета из Дублина, по отзывам, совершенно обворожительный при знакомстве. Относиться к нему, однако, надо со всей серьезностью. Всю свою сознательную жизнь он был активистом Ирландской Республиканской Армии. Одно время даже входил в ее руководство, безжалостный и талантливый боевик, убить человека ему так же просто, как прихлопнуть муху. В молодости он исполнял смертные приговоры, выносимые руководителями ИРА.

Татьяна глубоко вздохнула.

– Какое же отношение он имеет ко мне?

– Вам достаточно знать, что он, возможно, захочет с вами поговорить. Итак, сейчас вы вернетесь в «Риц» в сопровождении лейтенанта Шепилова и капитана Туркина. Никуда не будете выходить до начала вечернего концерта; они доставят вас в Консерваторию. Я тоже туда приеду. После концерта на банкете будут наш посол и президент Франции месье Миттеран. Из-за него мы и не отменяем сегодняшний концерт. Надеюсь, сейчас вам все ясно, так ведь?

– Да уж, – холодно бросила девушка, побледнев от волнения. – Я все прекрасно поняла.

– Отлично. А теперь отправляйтесь в гостиницу и попытайтесь немного отдохнуть.

* * *

Лайам Девлин прибыл в Килри. Постоянной служанки у него не было, два раза в неделю приходила пожилая женщина, чтобы прибраться в доме и забрать грязное белье. Это Девлина вполне устраивало. Он поставил в кухне на плитку чайник, прошел в гостиную и зажег огонь в камине. Поленья весело затрещали, и в этот момент раздался стук в стеклянную дверь. Девлин обернулся и увидел Мак-Гиннеса.

Лайам тут же открыл дверь.

– Быстро вы. Я только что вернулся.

– Об этом мне сообщили через пять минут после вашего приземления в аэропорту Дублина. – Мак-Гиннес был зол и не скрывал этого. – Что за чертовщина, Лайам? Что происходит?

– О чем это вы?

– Сначала Левин и Билли, теперь нашли тело Майка Мерфи в реке с двумя пулями. Это дело рук Кухулина. Вы это знаете, и я знаю. Проблема в том, откуда он знает?

– Сразу ответить на этот вопрос я не в силах. – Девлин достал два бокала и бутылку виски. – Выпей и успокойся.

Мак-Гиннес сделал маленький глоток.

– Думаю, утечка произошла в Лондоне. Всем отлично известно, что английская секретная служба так и кишит агентами Кремля.

– Небольшое преувеличение, но доля правды в нем есть. Я уже раньше говорил, что Фергюсон считает вашу сторону виновной в утечке.

– Да черт с ним. Я бы вплотную занялся Павлом Черным, из него многое можно выудить.

– Может быть. Надо все обговорить с Фергюсоном. Давайте подождем еще денек.

– Хорошо, – с явной неохотой согласился Мак-Гиннес. – Я буду на связи. – И вышел.

Девлин налил себе еще виски, медленно отхлебывая, посидел в раздумье, потом потянулся к телефону. Стал было набирать номер, потом заколебался. Положил трубку, достал маленькую черную коробочку из ящика письменного стола, включил ее.

Датчики не реагировали ни на телефон, ни на другие предметы в комнате.

– Так, – тихо произнес он. – Фергюсон или Мак-Гиннес. Тот или другой, третьего быть не может.

Девлин набрал номер квартиры на Кавендиш-сквер.

– Фокс слушает.

– Он у себя, Гарри?

– Пока нет. Как дела в Париже?

– Прелестная девушка. Она мне понравилась. Ничего не мог поделать, только выложил перед ней все факты. Передал также документы, которые доставил ваш посыльный. Она их взяла, но я бы на многое не рассчитывал.

– Я тоже. Сможете уладить дела в Дублине?

– Мак-Гиннес уже был у меня. Он хочет добраться до Черного, как следует надавить на него.

– Может, это и есть наилучший выход.

– Боже ты мой, Гарри, похоже, Белфаст на вас подействовал. Хотя, пожалуй, вы и правы. Я попросил у него один день отсрочки. Если понадоблюсь вам, то я у себя дома. Да, кстати, я дал девушке свою визитную карточку. Она посчитала меня романтиком, Гарри. Вам когда-нибудь пришла бы в голову такая мысль?

– Вы умеете производить впечатление, только я на это никогда не покупался.

Фокс рассмеялся и положил трубку. Нахмурившись, Девлин продолжал сидеть в кресле, когда в стеклянную дверь снова постучали. Она открылась, и вошел отец Кассейн.

– Гарри, само небо принесло вас сюда. Я не раз говорил вам, что вы делаете лучшую яичницу в мире.

– Вы мне льстите. – Кассейн налил себе виски. – Как Париж?

– Париж? – удивился Девлин. – Да я ведь только пошутил. Я был в Корке по университетским делам, связанным с кинофестивалем. Пришлось там заночевать. Только что вернулся домой и просто умираю от голода.

– Ну, хорошо. Вы накроете на стол, а я приготовлю яичницу.

– Вы настоящий друг, Гарри.

– А почему бы и нет, Лайам. – Кассейн остановился у двери. – Мы знакомы уже целую вечность. – С улыбкой на губах священник удалился на кухню.

* * *

Татьяна решила принять горячую ванну, чтобы расслабиться.

– Отдохни, я сейчас все приготовлю, – сказала Наташа Рубинова. – Кофе сварить?

– Спасибо.

Минут через десять она погрузилась в теплую пенистую воду, отхлебывая мелкими глотками крепкий кофе.

Наташа сняла с полочки шампунь.

– Тебе надо быть очень осторожной, моя милая. Понимаешь?

– Как странно… Никто раньше мне не советовал быть осторожной.

Татьяна подумала о том, что после кошмара в Друморе, который приходил к ней только во сне, ее постоянно ограждали от всех трудностей жизни. Масловский с женой и впрямь любили и холили ее как родную дочь, никогда и ни в чем она не испытывала нужды. Да и о какой нужде можно было говорить, если она принадлежала к высшей элите страны… Великолепная квартира, дача, лучшие курорты… Превосходные преподаватели, нежно пестовавшие ее талант. Со стола никогда не исчезали деликатесы, неизвестные большинству населения страны. Одежду и обувь Татьяне покупали в специальном отделе ГУМа. Обо всем этом Татьяна никогда не задумывалась, как и не задумывались тысячи и тысячи людей о всевластии КГБ и партийных боссов, о лжи и демагогии, липкой паутиной опутавших огромную страну.