Текст книги "Собиратель костей"

Автор книги: Джеффри Дивер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава одиннадцатая

Настоящий криминалист – это человек сродни творцам эпохи Возрождения.

Ему приходится изучать ботанику, геологию, баллистику, медицину, химию, литературу, строительство. По высокому содержанию стронция в пепле он всегда определит, что тот образовался от сгорания сигнальной ракеты. Он знает, что «faca» по-португальски означает «нож», что жители Эфиопии при еде не пользуются посудой и орудуют только правой рукой. Ему известно, что пуля с пятью правыми нарезами не может быть выпущена из «Кольта», и еще многое-многое другое. Обладая такими знаниями, он может нащупать связь между подозреваемым и оставленными на месте преступления предметами.

Самое главное, что должен знать криминалист, это, пожалуй, основы анатомии. Как раз в этой области Линкольн Райм разбирался довольно неплохо. Особенно в последние три с половиной года, когда постигал все премудрости взаимосвязей нервов и костей.

Сейчас он смотрел на пакет с вещественными доказательствами, добытыми в котельной, который держал в руке Джерри Банкс.

– Эта кость ноги, – объявил он. – Не человеческая, значит, она не принадлежит следующей жертве. Это было костяное кольцо, ровно отпиленное, двух дюймов в диаметре. На кости остались следы пилы и немного крови.

– Животное средних размеров, – продолжал Райм. – Крупная собака, овца или коза. При жизни, как я полагаю, животное имело вес около ста – ста пятидесяти фунтов. Давайте все же убедимся, что и кровь на кости принадлежит не человеку и что следующая жертва тут не при чем.

Бывали случаи, когда преступники забивали свои жертвы до смерти костями или использовали их вместо ножей. Райму в свое время пришлось трижды расследовать подобные случаи. Оружием тогда служили нога теленка, оленя, а в одном особенно неприятном случае это была локтевая кость самой жертвы.

Мел Купер быстро подготовил реактивы для проведения анализа крови.

– Придется немного подождать, прежде чем будут готовы результаты, – извиняющимся голосом пояснил он.

– Амелия, – снова заговорил Райм, – может быть, ты сама нам поможешь. Возьми вон ту лупу и внимательно посмотри на кость. Скажи нам, что интересного ты увидишь.

– Разве здесь не нужен микроскоп? – удивилась девушка. Райм уже думал о том, какие отговорки она отыщет на этот раз, чтобы отказаться, но Сакс шагнула вперед и с любопытством принялась изучать кость.

– Нет, иначе будет слишком сильное увеличение, – объяснил Райм такой выбор инструмента.

Она надела бинокулярную лупу и склонилась над эмалированным подносом. Купер направил свет настольной лампы, чтобы Амелии было лучше видно образец.

– Обрати внимание на сам срез, – поучал Райм. – Он ровный или там имеются зазубрины?

– Достаточно ровный.

– Значит, использовалась электрическая пила.

Сам Линкольн задумался о том, было ли животное еще живо на тот момент.

– Есть что-нибудь необычное? Сакс еще раз осмотрела кость со всех сторон:

– Не знаю. По-моему, нет. Ничего особенного, самая обыкновенная кость.

Как раз в этот момент мимо стола проходил Том. Взглянув на поднос, он саркастически заметил:

– Это и есть ваш ключевой предмет? Забавно.

– Забавно, – рассеянно повторил Райм и тут же встрепенулся. – Что именно тут забавного?

– У тебя имеется собственная теория? – вмещался Селитто.

– Никакой теории. – Он нагнулся и понюхал кость. – Это букко.

– Что?

– Остатки телячьей голени. Помните, я как-то раз готовил вам это блюдо? Тушеная телячья голень. – Том посмотрел на Сакс и скорчил гримасу: – Мне еще влетело за то, что я ее недосолил.

– Черт возьми! – не выдержал Селитто. – Значит, она куплена в обычном продуктовом магазине!

– Если нам очень повезет, – добавил Райм, – может оказаться, что преступник купил мясо в ближайшем к своей норе магазине.

Купер подтвердил, что кровь, собранная Амелией для проведения анализа, вовсе не человеческая, а бычья.

– Но что он хотел этим сказать? – удивился Бэнкс. Воздержавшись от высказывания предположений, Райм предложил вернуться к работе:

– Что у нас имеется по замку и цепи? Купер рассматривал названные предметы, упакованные в шуршащий пластиковый пакет:

– На звеньях цепи изготовители давно уже не ставят клейма. Поэтому здесь нам ничего не светит. Замок стандартный, среднего качества. Сколько же времени потребовалось, чтобы взломать его?

– Целых три секунды, – отозвался Селитто.

– Ну вот, видите. Никаких серийных номеров. Такие замки продаются везде – от универмагов до крошечных лавчонок по всей стране.

– Ключ или цифровой набор?

– Набор.

– Позвоните кому-нибудь из изготовителей и узнайте, можно ли по номеру заводского набора цифр установить, куда данная партия изделий отправлялась.

Бэнкс, не удержавшись, присвистнул:

– Да, это долгая история.

Райм так сверкнул на него глазами, что Джерри покраснел и замолчал.

– Судя по энтузиазму, прозвучавшему в вашем голосе, детектив, лучше всего это дело поручить вам, – вкрадчиво заявил Линкольн.

– Да, сэр, – обреченно кивнул молодой человек, вынимая сотовый телефон. – Я уже приступил.

– А что там на цепи? – поинтересовался Райм. – Уж не кровь ли?

– Да, один из наших ребят порезался, стараясь сбить замок, – пояснил Селитто.

– Значит, она уже не идеально чистая, – нахмурился Райм.

– Но он пытался поскорее прийти на помощь женщине, – вступилась за коллегу Сакс.

– Я понимаю. Это, конечно, благородный порыв, но, увы, цепь теперь теряет для экспертизы всякую ценность. – Он взглянул на стол. – Отпечатки есть?

Купер доложил, что уже проверил все звенья, и ничьих отпечатков, кроме принадлежащих Селитто, не обнаружил.

– Ну, хорошо. Перейдем к найденной Амелией деревяшке. Ее тоже следует проверить на наличие отпечатков пальцев.

– Это я уже сделала, – заявила Сакс. – Еще на месте преступления.

«ДК», – припомнил ее прозвище Райм. Однако эта кличка совсем не подходила ей. Красивым людям достаточно их собственных имен.

– Давайте все же используем «тяжелую артиллерию», чтобы подстраховаться, – предложил Линкольн и обратился к Куперу: – Используй нингидрин, а потом пройдись по отпечатку алюмо-иттриевым лазером.

Бэнкс внимательно слушал Райма, понимая его слова лишь наполовину.

Купер облил кусок дерева какой-то жидкостью из пластмассового флакона и направил на образец лазерный луч.

Затем он надел специальные очки и через несколько секунд объявил:

– Тут ничего нет.

Мел выключил лазер и принялся осматривать деревяшку, держа ее пинцетом. Это был осколок какой-то темной породы древесины длиной около шести дюймов. Поверхность его, в темных разводах, напоминавших смолу, была испачкана грязью.

– Я знаю, что Линкольн требует, чтобы все работали палочками для еды, – заявил Купер. – Я же, когда иду в китайский ресторан, предпочитаю вилку.

– Ты можешь повредить некоторые важные клетки, – заворчал знаменитый криминалист.

– Могу, но не повреждаю, – парировал Мел. – А что это за древесина? – сгорал от нетерпения Райм. – Нам придется делать специальный анализ?

– Нет, – отозвался Купер. – Это дуб. Тут вопросов нет. – Кусок отрублен или отпилен? – резко дернул головой Линкольн, и его шейные мышцы свело мучительной судорогой. Он со всхлипом втянул воздух и закрыл глаза, пытаясь потянуться и утихомирить боль. Через секунду Райм почувствовал, как сильные пальцы Тома массируют его шею, и боль постепенно отступает.

– Линкольн, – заволновался Селитто, – ты как, в порядке?

– Да. Уже все нормально, – ответил Райм, глубоко дыша.

– Вот, – Купер приблизился к постели и, держа перед глазами криминалиста лупу, поднес к ней кусок дерева. Райм внимательно изучил образец:

– Срезан на пилораме, вдоль волокон. Существует очень много видов срезов, но, судя по всему, это фрагмент бруса или балки, которую изготовили лет сто назад. Тогда лесопилки были еще паровыми. Мел, поднеси-ка его поближе, чтобы я мог понюхать.

Купер сунул деревяшку прямо под самый нос Райма.

– Пропитан креозотом, – резюмировал тот. – Продуктом возгонки каменной смолы. Эта технология используется для сообщения дереву влагостойкости. Обработанная таким образом древесина применялась на железных дорогах, при строительстве доков и причалов.

– Может быть, этот кусок имеет отношение к железной дороге? – высказал предположение Селитто. – Той самой, где нашли жертву?

– Все может быть, – согласился Райм. – Проверь плотность клеток древесины.

– Она сильно спрессована, – ответил Купер, взглянув на образец в микроскоп. – Но сжата она вдоль волокон, поэтому железную дорогу можно исключить. Скорее всего, это обломок какой-то несущей конструкции.

Итак, кость и кусок старой дубовой балки…

– Я вижу на дереве какой-то грязный налет. О чем он может нам рассказать?

Купер расстелил на столе листы бумаги и, держа над ними деревяшку, щеточкой стряхнул частицы грязи, засевшие в трещинах древесины. После этого он принялся изучать их – этакое звездное небо в негативе.

– Здесь будет достаточно вещества для проведения анализа плотности? – поинтересовался Райм.

Для этого анализа кусочки исследуемого материала помещаются в пробирку с жидкостями, обладающими разной плотностью. Почва расслаивается, и каждый ее кусочек зависает в определенном месте в соответствии со своей плотностью. Райм в свое время составил довольно сложную таблицу классификации такой грязи по всем пяти районам города. К сожалению, для успешного проведения анализа требовалось достаточное количество вещества. На этот раз Купер засомневался, хватит ли им тех крупиц, которые ему удалось стряхнуть с деревяшки.

– Можно попробовать, – неуверенно произнес он, – но в любом случае, на это уйдет все то, что я выскоблил. И если у меня ничего не получится, то для других анализов почвы уже не останется.

Райм решил: сначала провести визуальное обследование, потом подвергнуть обработке в хроматографе-спектрометре.

Мел послушно поместил несколько соринок на стеклышко микроскопа. Несколько минут он молча изучал их, прежде чем заговорил снова:

– Тут что-то странное. Линкольн. Это верхний слой почвы. С очень большим процентом содержания остатков растений. Но форма их весьма своеобразна. Разложение очень давнее. – Он поднял голову, и Райм заметил темные круги вокруг его глаз, оставшиеся от окуляров. Линкольн припомнил, что такие характерные круги надолго оставались на лицах технических сотрудников, если те проводили по несколько часов в лаборатории, уткнувшись в свои микроскопы. И такого засидевшегося работника, когда он появлялся, наконец, перед сослуживцами, непременно приветствовали одной и той же фразой: "А вот и наш енотиз норы вылез!"

– Испари образец, – посоветовал Райм. Мел поместил часть почвы в хроматограф. Машина ожила, послышалось характерное шипение.

– Сейчас, пару минут придется подождать.

– Ну, а пока идет процесс, – предложил Райм, – давайте снова займемся костью. Она никак не выходит у меня из головы. Мел, осмотри ее под микроскопом, пожалуйста.

Мел повиновался, и очень скоро по его удивленному вскрику всем стало понятно, что Купер обнаружил что-то заслуживающее внимания.

– Что там?

– Кое-что имеется. Очень маленькое и прозрачное. Ну-ка, подайте мне гемостат, – потребовал Мел, кивая Сакс в направлении небольших щипчиков. Как только он получил их, то осторожно потыкал кончиками в спинной мозг, извлекая оттуда какой-то фрагмент.

– Это микроскопический кусочек целлофана, – торжественно объявил Купер.

– Целлофан, – задумчиво сказал Райм. – Далее.

– Следы растяжки и проколов. Я бы сказал, что он оставил его здесь не умышленно. В общем, это не противоречит тому, что мы имеем обрывок толстого целлофана.

– "Не противоречит", – заворчал на приятеля Райм. – Как я не люблю такие обтекаемые выражения!

– Иногда ими приходится пользоваться, – возразил Мел.

– Предполагает, похоже на… – разве так не лучше? – сердился Линкольн. – Ну, не нравится мне вот это «не противоречит»!

– Тем не менее, здесь можно высказать несколько предположений, – продолжал Купер. – Самое смелое из них таково: лично я полагаю, что в подобную упаковку заворачивают покупки, сделанные в коммерческих магазинах. Это не самая распространенная форма упаковки, поверьте мне. Ножка куплена либо в мясной лавке, либо в небольшом продуктовом магазинчике.

Из коридора вернулся Джерри Бэнкс:

– Печальные новости, – растерянно сообщил он. – Компания, производящая данные замки, не ведет записей комбинаций цифр на изделиях на замке. Специальные автоматы устанавливают их буквально наобум.

– Понятно.

– Но вот что интересно… Они сказали, что им частенько звонят из полиции по поводу их продукции, но мы были первыми, кто поинтересовался, нельзя ли проследить отправку партии по цифровому набору шифра.

– Что же тут может быть «интересного», если мы все равно зашли в тупик? – недоумевающе произнес Райм, и снова повернулся к Куперу, который в это время лишь покачивал головой, глядя на свой аппарат: – Что там у тебя?

– Результат анализа почвы готов. Но, возможно, машина не справилась с задачей. Что-то тут не сходится в плане азота.

Придется повторить попытку, но на этот раз надо взять побольше исходного материала.

Райм велел ему продолжать, а сам впился глазами в кость.

– Мел, как ты считаешь, этого теленка давно забили? Тот снова принялся изучать фрагмент кости под микроскопом.

– Минимальные скопления бактерий. Похоже, нашего Бэмби пристукнули буквально на днях. Или часов восемь как достали из холодильника.

– Выходит, преступник недавно купил эту ножку? – предположил Райм.

– Или вчера, или месяц назад, но держал в морозилке, – уточнил Селитто.

– Нет, – поправил его Купер, – мясо не было заморожено. Нет никаких свидетельств разрушения волокон от кристаллов льда. Да и в холоде оно пролежало немного времени. Оно не подсохло, а современные холодильники производят дегидратизацию пищевых продуктов.

– Начало неплохое, – воодушевленно заговорил Райм. – Так что можно поработать в этом направлении.

– Поработать? – не выдержав, рассмеялась Сакс. – Мы, что же, будем обзванивать все продуктовые магазины и лавки города, выясняя, где вчера продавались телячьи ноги?

– Не совсем так, – поправил ее Райм. – Не только вчера, но и позавчера тоже.

– Может быть, к этому стоит подключить братьев Харди?

– Пусть занимаются своим непосредственным делом. Позвони Эмме в диспетчерскую, если она там еще работает. Даже если ее там нет, пусть возвращается и вместе с остальными посидит сегодня сверх положенного времени. Дай ей список всех фирменных продуктовых магазинов. Могу поспорить, что наш приятель не закупает продукты на семью из четырех человек, поэтому пусть проверяют те чеки, на которых пробито не более пяти наименований товаров.

– А у нас есть для этого какие-нибудь распоряжения или основания?

– Если кто-нибудь хоть слово скажет, я достану и ордер, – заявил Селитто. – Но пока что давайте попробуем без официальной части. Кто знает? Многие горожане с удовольствием станут сотрудничать с нами. Мне это хорошо известно.

– Но как в магазине узнают, что покупали именно телячьи ноги? – недоумевала Сакс. Теперь она уже не сидела, насупившись, в сторонке, и в ее голосе даже появилась заинтересованность и нетерпение. Райм подумал о том, что сейчас она может быть, испытывает как раз то, с чем он так хорошо знаком: емкость вещественных доказательств. Основная проблема криминалиста – это не нехватка предметов, найденных на месте преступления, а, наоборот, их изобилие, которое начинает угнетать.

– У них есть для этого специальные сканеры, – пояснил Райм, – и они контролируют покупки. Для переучета товара. Бэнкс, говори. Я по твоему лицу вижу, что тебя что-то волнует. Выкладывай. На этот раз я тебя никуда не отправлю. Дальше Сибири, разумеется.

– Дело в том, что такие сканеры есть только в больших фирменных магазинах, сэр, – заявил молодой детектив, – а ведь существуют сотни мелких лавок, торгующих теми же ножками.

– Верно подмечено. Только я не думаю, чтобы он отправился в такой крохотный магазинчик, о которых ты говоришь. Для него сейчас самое главное – анонимность. Ему очень важно оставаться незамеченным. Поэтому он пойдет именно в большой универмаг. Там покупателей много, и он потеряется в их массе.

Селитто соединился с диспетчерами и объяснил Эмме ее нелегкое задание.

– А теперь давайте сделаем снимок этого кусочка целлофана, – обратился Райм к Куперу.

Мел положил нужный фрагмент в поляризирующий микроскоп, приладил камеру и сфотографировал образец. Вышел эффектный цветной снимок, изображавший пеструю радугу с пересекающими ее серыми полосами. Само по себе это еще ни о чем не говорило, но если бы они начали сравнивать полученный снимок с другими подобными материалами, тогда можно было кое-что и выяснить.

Внезапно Райма осенило:

– Лон, сюда надо срочно вызвать десяток полицейских из отрядов немедленного реагирования.

– Сюда?

– Мы будем проводить операцию совместно.

– Ты уверен, что это необходимо?

– Да, и немедленно!

– Ну, хорошо, – Лон кивнул Бэнксу, и тот срочно соединился с Хауманном.

– Теперь перейдем к третьему «ключевому» предмету, который нашла Амелия. Это волоски.

Купер некоторое время молча разглядывал их, потом поместил несколько волосков под фазово-контрастный микроскоп.

При помощи этого инструмента предмет, находящийся на тестировании, освещался сразу двумя источниками, но лучи при этом находились в разных фазах, поэтому предмет был и освещен, и мог рассматриваться в тени.

– Это не человеческие волосы, – авторитетно заявил Мел. – Могу это гарантировать. Более того, они сняты со шкуры животного.

– И что же это за зверь? Собака?

– Или теленок? – торопливо выкрикнул молодой следователь.

– Проверь чешуйки, – велел Райм. Под чешуйками он имел в виду микроскопические пласты, составляющие верхний слой волоса.

Купер набрал какие-то слова и символы на компьютере, и уже через несколько секунд на экране появился образ чешуи с пластинами размером с ноготь на большом пальце.

– Это стало возможным благодаря тебе. Линкольн, – напомнил он. – Помнишь свою базу данных?

Возглавляя следственное управление, Райм собрал целую коллекцию микрографических образцов разных типов волосяного покрова.

– Конечно, такое не забудешь. Мел. Но когда я видел эти данные в последний раз, они содержались в толстенных папках. Как же удалось все это заложить в компьютер?

– При помощи сканирования, разумеется.

Райм еще раз поразился тому, как далеко ушла вперед компьютерная технология всего за три с половиной года, когда он оказался не у дел…

Пока Купер возился с волосками, Райм снова задумался над тем вопросом, который мучил его целый день. Почему преступник оставляет им эти «ключевые» предметы? Человеческое создание настолько удивительно и непредсказуемо, что остается лишь повторить: действительно «создание». Животное, умеющее смеяться, очень опасное, умное, и всегда действующее по какой-то причине. Именно эта причина и движет зверем на пути к достижению цели. Ученый Линкольн Райм не верил в случайности. У каждого психопата имеется своя логика, пусть искаженная и поставленная с ног на голову, как это кажется нормальному человеку. И Райм знал, что у подозреваемого номер 823 были свои веские причины, по которым тот сейчас вел разговор на таинственном языке вещественных доказательств.

– Ну вот, нашел, – послышался голос Купера. – Это волоски грызуна. Скорее всего, крысы. Шерсть была сбрита.

Это, конечно, нам о многом говорит! – расстроился Бэнкс. – В городе миллионы крыс. Мы даже примерно не можем назвать район следующего места преступления. Зачем ему понадобилось сообщать нам о крысах?

Селитто закрыл глаза и что-то пробормотал себе под нос. Сакс ничего этого не замечала. Она смотрела на Райма с любопытством. Он удивился: неужели и она не догадалась, что этим хотел сказать преступник, однако вслух тоже ничего не произнес. Он счел нужным пока что ни с кем не делиться этой страшной новостью, которую так недвусмысленно передавал им подозреваемый номер 823.

……

Седьмой жертвой Джеймса Шнейдера (или восьмой, если вы предпочитаете включать в этот список бедного ангелочка, малютку Мэгги О'Коннор) стала жена неутомимого труженика, иммигранта, который поселился со своим семейством в скромном домике на Хестер-стрит в восточной части города.

Именно благодаря бесстрашию этой несчастной женщины констебли и полиция обнаружили преступника. Ханна Голдшмидт, женщина еврейско-немецкого происхождения, была образцовой женой и матерью шестерых детей (один ребенок умер при родах) и пользовалась доброй славой среди соседей.

Собиратель костей не спеша ехал по улицам Нью-Йорка. Он был осторожен, опасаясь, что его остановят за превышение скорости. Правда, он прекрасно знал, что за такую мелочь в этом городе никто никого не штрафует.

Мужчина остановился на светофоре и взглянул на очередной плакат конференции ООН. Его взгляд скользил по тупым невыразительным лицам на нем, которые напоминали такие же уродливые незаконченные фрески в его особняке. Потом мужчина обратил внимание на город. Он с некоторым удивлением обнаружил, что дома его огромны и массивны, а небоскребы вздымаются почти до облаков. Собиратель костей рассматривал гладкие стекла зданий, изящные современные машины и чистеньких, опрятных горожан. Тот город, который он знал лучше, был темным и грязным, и в нем всегда пахло потом и мусором. В любой момент там вас могла сбить лошадь, а банда бездомных могла, оглушив ударом дубинки, вывернуть все карманы в поисках денег. Причем многим хулиганам не было и десяти лет. Именно таким был город, в котором обитал собиратель костей.

Правда, иногда он вдруг осознавал, что находится в новеньком блестящем «Таурусе», мчащемся по гладкой асфальтовой дороге. Вот как сейчас. Он слушает по радио новости и, как истинный житель Нью-Йорка, ругается, когда ему не удается проскочить на зеленый свет, и выходит из себя, так как запрещено разворачиваться на красный.

Собиратель костей чуть склонил голову, прислушиваясь к негромким ударам, раздающимся из багажника. Но вокруг стоял обычный городской шум, в котором никто бы не услышал слабые протесты Ханны.

Светофор переключился на зеленый. Конечно, даже в наше время женщина, отважившаяся поздно вечером выйти на улицу без сопровождения джентльмена, – явление исключительно редкое. А в те далекие дни это было еще более странным. Однако в ту роковую ночь у несчастной Ханны, не оставалось выбора, кроме как на короткое время покинуть свое жилище. Ее младший ребенок подхватил лихорадку, и, пока его отец истово молился в ближайшей синагоге, Ханне пришлось отправиться в ночь, чтобы раздобыть компресс и приложить ее к пылающему лбу своего ребенка. Закрывая за собой дверь, она обратилась к старшей дочери:

– Задвинь за мной засов. Я скоро вернусь. Но, увы, она не смогла сдержать слово, потому что уже через несколько мгновений столкнулась с Джеймсом Шнейдером.

Собиратель костей оглядел жалкие замусоренные улочки района, куда он только что прибыл. Именно здесь, в Адовой Кухне, на западе города, он и похоронил свою первую жертву. Когда-то здесь находился центр ирландских банд, а сейчас район заполонили молодые профессионалы. Кроме того, здесь же располагались бесчисленные рекламные агентства, фотостудии и шикарные стильные рестораны.

Он ощутил в воздухе запах навоза, и поэтому ничуть не удивился, увидев перед собой отпрянувшую в сторону лошадь.

На этот раз животное не было призраком, возникшим из далекого девятнадцатого века. Лошадь оказалась впряженной в небольшой двухколесный экипаж, на котором можно было проехаться по Центральному Парку, за что, между прочим, взималась весьма современная плата. Именно тут и находились конюшни, где содержались эти лошади.

Мужчина засмеялся, и звук этот прозвучал жутковато. Теперь мы можем лишь предполагать, что же случилось в ту ночь, поскольку свидетелей этого кошмара не существует. Однако мы попробуем вообразить себе весь ужас случившегося достаточно достоверно. Злодей увлек женщину в темный закоулок и нанес ей удар кинжалом, однако не смертельный. Его основным желанием было не убивать, а лишь подчинять себе людей. Но дух добропорядочной миссис Голдшмидт был несгибаем. Ей добавляли сил и мысли о больном ребенке. Она весьма удивила чудовище, набросившись на него с невероятной яростью. Женщина несколько раз стукнула нападавшего по лицу и успела выдрать с его головы приличный клок волос.

Она моментально освободилась от его хватки и издала леденящий душу вопль. Трусливый Шнейдер нанес ей еще несколько ударов и скрылся.

Отважная женщина, шатаясь, добралась до тротуара и упала в изнеможении. Здесь же она и умерла на руках констебля, которого привлек в это место шум сбежавшихся соседей.

Этот рассказ был напечатан в книге, которая сейчас лежала в кармане брюк собирателя костей. Она называлась «Самые громкие преступления старого Нью-Йорка». Он бы и сам не смог объяснить, откуда явилась та притягательная сила, которая заставляла его снова и снова перечитывать эту тоненькую книжечку. Если бы его попросили более точно охарактеризовать свое отношение к брошюре, он бы сказал, наверное, что привык к ней, как к наркотику. Несмотря на то, что она была издана семьдесят пять лет назад, книга прекрасно сохранилась, может быть, благодаря хорошему переплету. Теперь она была его амулетом и талисманом. Он откопал ее на одной из полок в какой-то захудалой районной библиотеке, и в тот же день совершил свою первую и, может быть, последнюю кражу в жизни, положив книгу в карман плаща и потихоньку покинув здание библиотеки.

Главу про Шнейдера он читал, наверное, сотни раз и практически знал наизусть.

Теперь машина двигалась черепашьим шагом. Они почти что доехали до нужного ему места.

Когда несчастный скорбящий муж, рыдая, склонился над безжизненным телом Ханны, он в последний раз взглянул на ее лицо, прежде чем ее увезли (поскольку по еврейскому вероисповеданию мертвых необходимо как можно быстрее предать земле). И тогда он заметил на ее белоснежной щеке кровоподтек в форме некоего занятного символа. Ему показалось, что этот полукруглый знак напоминал полумесяц с группой звезд над ним.

Констебль вскрикнул, осознав, что это, наверное, отпечаток перстня негодяя, который остался на щеке несчастной после того, как убийца ударил ее по лицу. Детективам понадобилась помощь художника, и вскоре один из мастеров изобразил этот перстень (читатель увидит его на гравюре XXII). Полиция обошла всех ювелиров города в поисках покупателя именно такого перстня, и вскоре было выявлено несколько джентльменов. Двое из них оказались вне всякого подозрения, поскольку один являлся дьяконом в церкви, а другой – уважаемым профессором известного университета. Третьим господином оказался именно тот самый человек, относительно которого у полиции уже возникали сомнения, и его подозревали в нечестивых поступках. Им оказался Джеймс Шнейдер.

Когда-то этот господин участвовал в работе нескольких благотворительных организации Манхэттена и имел определенное влияние на их членов. Наиболее значительные среди них: Лига помощи страдающим чахоткой и Общество благосостояния пенсионеров.

Констебли обратили на него внимание после того, как исчезли несколько членов вышеназванных групп. Самое главное: они пропадали вскоре после того, как Шнейдер наносил им визиты. Ему не было предъявлено никакого обвинения, но сразу после того, как началось расследование, этот господин словно испарился.

После ужасной смерти Ханны Голдшмидт полиция продолжала вести поиски Шнейдера и для этого производила обыски в сомнительных домах и притонах. Однако его так и не нашли. Тогда констебли расклеили по городу плакаты с описанием внешности злодея, но все тщетно. И это было настоящей трагедией в свете того несчастья, которое вскоре постигло город. И виной тому снова стал проклятый убийца.

Улицы были безлюдны. Собиратель костей свернул в какой-то неприметный переулок и остановился. Выйдя из машины, он открыл двери склада, а потом въехал внутрь, где наклонный деревянный пандус спускался к входу в тоннель.

Убедившись, что здесь никого нет, он вылез, обошел автомобиль и, отперев багажник, вытащил оттуда Ханну. Она была мягкой и толстой, словно мешок торфяной крошки. Это разозлило мужчину, и он грубо потащил ее в отверстие тоннеля. Было слышно, как поверх тоннеля, над их головами, по шоссе проносились легковушки и грузовики. Прислушиваясь к тяжелому дыханию девушки, собиратель костей решил немного ослабить натяжение липкой ленты, но в тот же миг он почувствовал, как она содрогнулась в его руках и полностью обмякла. Теперь ему самому пришлось судорожно хватать ртом воздух, чтобы не свалиться под тяжестью ее тела. Он осторожно уложил ее на пол и немного отклеил ленту. Она затрепетала, пропуская в легкие воздух. Что случилось? Может быть, девушка просто потеряла сознание? Он прислушался к ее сердцебиению. Вроде бы пока все шло как надо.

Он обрезал веревку, спутывавшую ее лодыжки, наклонился вперед и прошептал:

– Hanna, kommen Sie mit mir,Hanna Goldschmidt… [7]7
  Ханна, пойдем со мной, Ханна Голдшмидт (нем.).


[Закрыть]

–  Nein, – еле слышно пробормотала она.

Он придвинулся еще ближе и похлопал ее по щекам:

– Ханна, ты должна идти со мной. И тут она завизжала, что есть сил:

–  Mein Name ist nicht Hanna [8]8
  Меня зовут не Ханна (нем.).


[Закрыть] , -и боднула его в челюсть. Яркий желтый свет вспыхнул у него перед глазами, и его отбросило в сторону фута на два. Мужчина едва не потерял равновесия. Ханна вскочила на ноги и бросилась бежать вперед, в темный проход. Но он очень быстро нагнал ее и схватил прежде, чем она успела удалиться на десять ярдов. Девушка тяжело повалилась на пол, увлекая его за собой.

В течение целой минуты они лежали, борясь с болью, при этом мужчина яростно сдирал со своей жертвы одежду, а Монелл колотила его, куда попало. Лежа на спине, в наручниках, она использовала свое единственное оружие – ноги, поднимая их в воздух и опуская на убийцу. Один удар пришелся по руке, и мужчина взвыл от боли. Перчатка соскользнула у него с ладони, и в тот же момент женщина приготовилась к повторному удару. Только чудо спасло его от ее острого каблука, которым она на этот раз метилась ему в лицо, но промахнулась, и нога попала в песок. В противном случае она наверняка сломала бы ему нос.

– So nicht! [9]9
  Не так! (нем.).


[Закрыть] —зарычал он и с силой ухватил ее за горло рукой без перчатки. Женщина захрипела и стала извиваться, но очень скоро движения ее стали вялыми, а затем и вовсе прекратились. Она дернулась еще пару раз и затихла.

Он снова прильнул к ее груди. На этот раз сердце едва прослушивалось. Но теперь девушка не могла притворяться. Он поднял с земли перчатку, надел ее и принялся тащить свою жертву к столбу. Здесь он снова связал ее и заклеил рот новым куском липкой ленты. Когда Монелл пришла в себя, он уже вовсю исследовал ее тело. Она вздрогнула и попыталась увернуться, пока он ощупывал плоть у нее за ухом. Потом его пальцы переключились на локоть, на челюсть… У этой толстухи было не слишком много мест, до которых ему хотелось бы прикоснуться. Она напоминала ему подушку и вызывала отвращение.