Текст книги "Две тысячи лет до нашей эры. Эпоха Троянской войны и Исхода, Хаммурапи и Авраама, Тутанхамона и Рамзеса"

Автор книги: Джеффри Бибб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Годы шли, и ситуация на севере стабилизировалась. К этому времени касситы уже десять лет находились здесь, постоянный характер оккупации ими восточных равнин стал считаться свершившимся фактом. С лошадьми, которых ввозили вавилоняне, приезжали касситские конюхи, и постепенно их друзья и родственники перебирались через границу двух государств, нанимаясь на работу в городах и деревнях. Многие солдаты, служившие еще Хаммурапи и принимавшие участие в сражении, спасшем Вавилон от первого нашествия касситов, теперь стали престарелыми землевладельцами, использующими своих бывших врагов в качестве рабочей силы.

А на юге снова начались беспорядки. В 1736 г. до н. э. Илумаилу, отпрыск древней царской семьи Исина, уступившей трон царям Ларсы еще шестьдесят лет назад, потребовал признать его царем юга и был принят городами на побережье Персидского залива. Самсу-илуна из Вавилона собрал другую армию и вышел ему навстречу. На этот раз дух шумерской независимости одержал верх над вавилонским царем. Хотя он мог атаковать взбунтовавшиеся города, и сделал это, и даже разграбил почтенный город Ур, сам вавилонский царь тоже подвергся атаке и был вынужден отступить даже за пограничный город Хаммурапи Ниппур. Там он стал поспешно укреплять границу, построенную еще его прапрапрадедом более ста лет назад.

Вавилонянам, родившимся в 1790 г. до н. э., теперь исполнилось шестьдесят. Они стали свидетелями подъема и падения великой империи. Теперь им казалось, что они воевали зря. Границы Вавилона снова находились там, где они были до начала их первой кампании. На юге новая династия правила в Ларсе. На севере снова поднялась Ассирия, а Эшнунна находилась прочно в руках касситов. Только царство Мари осталось от всех прежних завоеваний, но за ним в верховьях Евфрата обосновались хурриты, быстро набиравшие силу.

Ситуация была нестабильной, и рано или поздно должна была начаться решающая война. Шестидесятилетние стратеги яростно спорили о том, что только объединенная Месопотамия могла надеяться устоять перед конными армиями на востоке и западе. Но, поскольку они были разобщены, Ассирия была обречена пасть перед хурритами, Вавилония – перед касситами, а Шумер – перед Эламом. И ждать этого осталось недолго.

Шли годы, воины Хаммурапи старели, но продолжали утверждать, что холодная война не может продолжаться вечно, существующее положение вещей ненадежно и неустойчивое равновесие рано или поздно рухнет, положив начало новой войне. Старикам было не дано узнать, что тревожный мир в Месопотамии продлится еще сто двадцать лет.

События в период правления Хаммурапи и его преемников очень хорошо документированы большим количеством табличек и надписей из Вавилона, Ура, Мари и Угарита. Между ними немного противоречий, поэтому все, что изложено в этой главе, может с большой степенью достоверности считаться историей. (Однако тайный союз между Хаммурапи и касситами с целью занятия Элама, пока Вавилон «разбирался» с Ларсой в 1785 г. до н. э., является только предположением.)

Большой вопрос – точные даты правления Хаммурапи. Это чрезвычайно важно для историографии Ближнего Востока. Хаммурапи важен не только сам по себе. К нему самым непосредственным образом привязана трехсотлетняя история региона. До недавнего времени считалось, что он жил около 2000 г. до н. э. (или даже 2300 г. до н. э.), но последние открытия, в особенности таблички из Мари, указывают на 1792–1750 гг. до н. э. Главные аргументы в пользу именно этих дат изложены у Сиднея Смита в книге «Алалах и хронология», а подробное изложение разных точек зрения дано у С.А. Паллиса в труде «Древность Ирака». В нем также изложен очень полный и подробный рассказ о жизни в Месопотамии во время правления Хаммурапи, приведены выдержки из его кодекса.

Глава 5
Принцы пустыни
1720–1650 гг. до н. э

После захода солнца постоялый двор становился центром деревенской жизни. Он располагался на краю деревни у дамбы, удерживающей воды Нила. Рядом проходила главная дорога, так что постоялый двор был очень удачно расположен. Он мог принимать путешественников, приплывших по воде, – они обычно привязывали свои лодки на другой стороне насыпи, – и пришедших или приехавших на своих осликах по дороге, которая вела из городов юга к портам побережья или к сирийским караванным путям.

Это было добротное сооружение. Высокая стена окружала строения и внутренний двор. Летом жизнь постоялого двора протекала в основном во дворе, где вечерний ветерок слегка шевелил навесы, дававшие тень днем. Когда сгущалась тьма, во дворе разжигали костры – они не только давали свет и тепло, на них готовили пищу. Многие путешественники покупали здесь еду – тушеное мясо со специями и ячменем, чечевичную кашу, жареную рыбу и даже, если могли себе это позволить, жареную утку, рано утром пойманную на болотах. Везде сновали рабы с подносами, уставленными блюдами и кружками пива. Здесь же нес свою вахту писец, тщательно фиксируя на глиняных табличках все съеденное и выпитое, чтобы взять с путешественников плату перед утренним отъездом – конечно, в мерах ячменя.

Приходили и местные жители. Вернувшись после работы в поле или с рыбной ловли, они ели дома и отпрашивались у жен на постоялый двор. Они шли медленно, прогуливаясь, перебрасывались несколькими словами с владельцем постоялого двора, сидевшим у ворот, заходили во двор и присаживались у одного из костров. Первая пинта пива выпивалась молча, но потом случайный вопрос о состоянии дорог или урожая обычно становился началом долгой беседы с анекдотами, воспоминаниями и всевозможными небылицами. Только после полуночи местные жители разбредались по домам, а путешественники разворачивали свои одеяла и укладывались у костров спать.

Дети тоже вертелись здесь. Хозяин постоялого двора делал вид, что не замечает, как они украдкой проскальзывают внутрь. Они держались поодаль от костров. Лежа на мешках, кипах шерсти и льна, они затаив дыхание слушали рассказы путешественников или даже своих собственных отцов и дедов.

Они были представителями нового поколения, родившимися около 1720 г. до н. э. Их деды были современниками старых солдат, которые, возможно, тем же вечером сидели у своих домов в Вавилоне, вспоминая великие дни прошлого, когда они завоевывали Месопотамию для Хаммурапи. Дети, конечно, время от времени слышат о Хаммурапи и его империи, потому что их деды интересовались этим вопросом. Но обычно разговоры ведутся о событиях, происходящих ближе к дому. Немало рассказывается и страшных сказок об опасностях и внезапных смертях, от которых у детей стынет кровь в жилах.

Деды единодушны во мнении, что во всем виноваты «сепаратисты» юга. А специально для заезжих чужеземных торговцев, которые не знали новой земли, едва говорили по-египетски и совершенно не разбирались в египетской внутренней политике, деды рассказывали – после третьей кружки пива – историю о гражданской войне почти шестьдесят лет назад.

Все началось со смертью последнего фараона великой Двенадцатой династии. Ее представители были блестящими, великолепными царями, и череда Аменемхетов и Сесострисов, сделавших своей столицей Фивы на дальнем, лишенном цивилизации юге, дала Египту двести лет мира и процветания, расширения торговли и политического влияния на другие страны. Влияние Египта распространилось до самого севера Сирии – до Угарита, его дворцы украшали кедры Ливана и золото Нубии. Но Аменемхет IV умер, не оставив сына, который мог бы стать его преемником.

Его жена и сестра Себекнефруре, в жилах которой тоже текла царская кровь, продолжала править сама, и это не противоречило традициям. Но ей все равно нужно было выбрать супруга, который разделил бы с ней трон. Спустя три года она так и сделала. Но человек, которого она выбрала – Угаф, – был не царского происхождения. Что еще хуже – он был из дельты. Знать Фив отказалась принять этого властителя и поставила своего фараона в Фивах, и юг отделился.

Последовавшая гражданская война была долгой и тяжелой. Это деды знали из собственного опыта. Их несколько раз призывали для участия в кампании против юга или чтобы противостоять угрозе со стороны южан. Дважды периодически возобновлявшаяся борьба вспыхивала в дельте, и деревня была сожжена. И даже когда не было никаких активных боевых действий между севером и югом, все равно не обходилось без интриг и заговоров, дворцовых революций и армейских мятежей, подстрекаемых противоположными сторонами. Старики уже и сосчитать не могли число принцев, жрецов и генералов, которые, убив своего предшественника, объявляли себя фараоном, только чтобы несколько месяцев или лет спустя тоже пасть от руки убийцы. По их самым скромным подсчетам, на севере сменилось не менее четырнадцати фараонов, а на юге – десять или двенадцать. Обе стороны, естественно, называли себя законными правителями всей страны, и по крайней мере однажды – тогда деревня была сожжена в последний раз – узурпаторы с юга действительно установили на несколько лет контроль над севером. Фараоном тогда был Себекхотеп III. Было это пятнадцать – хотя, может быть, уже двадцать? – лет назад. А законному фараону, правившему на севере, пришлось бежать из страны. Но он вернулся и привел с собой бедуинов восточных пустынь, которые изгнали узурпатора обратно вверх по Нилу. На памяти дедов это было впервые, когда бедуины сражались за людей севера против людей юга, и их длинные изогнутые бронзовые мечи оказались неодолимым оружием против копий и кинжалов южан. В этом месте рассказа три чернобородых ишмаэлита из Аравии, одетые в длинные шерстяные робы, самодовольно ухмыльнулись, поскольку люди, собравшиеся вокруг костра, как по команде обернулись и посмотрели на бронзовые ятаганы, висящие у них на поясах. А глаза внимательно слушавших детей округлились – ребятишки поняли, что среди них находятся те самые знаменитые воины пустыни.

Да, согласились старики, то были времена беззакония. Война не могла закончиться, пока существовало двоевластие – один царь на юге, другой на севере. И создавалось впечатление, что юг с черными наемниками из Судана – достойный противник севера.

Более молодые мужчины – отцы наших ребят – не были с этим согласны. Если юг использовал наемников, север мог сделать то же самое. Люди пустыни уже однажды победили суданцев и вполне могли сделать это снова. Ишмаэлиты переглянулись друг с другом и не сказали ничего. На следующее утро они навьючили своих ослов и тронулись в путь к северной столице.

Часто заезжали путешественники из Леванта. Деревня располагалась как раз на главном пути с Синайского полуострова и Суэцкого перешейка к столице Северного Египта. И, несмотря на двоевластие, между двумя районами велась активная торговля. Дети слышали, как эти путешественники нередко вмешивались в разговоры местных жителей, чтобы поведать о своей стране и своих проблемах.

Гражданская война – это тяжелое время, подтверждали они, хотя и с трудом могли понять маниакальное стремление каждого из соперничающих фараонов непременно нанести поражение другому и объединить всю Нильскую долину под властью одного правителя. Территория, с которой они прибыли, была намного меньше – долина реки Иордан с горами с обеих сторон, – и они уже давно безбедно существовали под властью независимых вождей, которые никогда не стремились к установлению господства одного человека.

Конечно, гражданская война – это плохо, но иностранное вторжение – еще хуже. Они сами были аморитами, давно осевшими на пастбищах в холмах Ханаана, куда их предки пришли с севера две сотни лет назад. Они объяснили, что не принадлежали к племени Авраама, хотя состояли с ним в родстве и пришли в Ханаан примерно в то же время. Слушатели много знали о племени Авраама, потому что двадцать или тридцать лет назад после засухи в Ханаане те пересекли египетскую границу и обосновались со своими стадами неподалеку – на лугах между дельтой и восточной пустыней. Один из их князей, человек по имени Юсуф (хотя теперь он носит египетское имя), нанялся на службу к фараону севера и стал инспектором амбаров дельты.

Какое-то время собеседники оживленно обсуждали, действительно ли «дети Авраама» были наемниками, которые отбросили южных узурпаторов, или воинов набирали восточнее. Но путешествующие амориты заговорили о чужеземных захватчиках. Это звучало очень интересно, и их попросили рассказать.

Что ж, египтяне должны понимать, что амориты Ханаана не были ограниченными крестьянами. Общеизвестно, что многие из них вступили в браки с представителями местного населения и осели, занявшись сельским хозяйством, но большинство племен все еще мигрировали и поддерживали близкие контакты со своими соотечественниками на севере – вплоть до их прежнего дома в Харране, стоящего под сенью турецких гор. Именно там, на севере, впервые появились захватчики. Это были племена горцев, называвшие себя хурритами, и во главе их армии находился корпус элитных воинов, сражавшихся на колесницах. Им пришлось многое объяснять египтянам, не имевшим ни малейшего представления о том, как выглядит телега, и никогда не слышавшим о лошадях. За тридцать лет или около того, прошедших с тех пор, как хурриты спустились с гор, они заняли значительную часть Северной Сирии. Харран пал, и они теперь прочно удерживали земли старого Аморитского царства вдоль верховьев Евфрата почти до царства Мари. Но в последнее время они снова двинулись на юг. Они вели не организованную военную кампанию, а смелые набеги, максимально используя мобильность новых колесниц. Аморитские кочевники в горах в основном смогли уклониться от встречи с рейдерами, но города и деревни Палестины сильно пострадали, прежде чем было найдено решение – строить цитадели и крепости, достаточно сильные, чтобы противостоять легко вооруженным всадникам и предоставлять убежище от них населению. Теперь такие глинобитные форты строятся в каждой деревне Ханаана и Южной Сирии, и рейдов стало меньше. Более того, под угрозой с севера и городское население, и пастушеские племена стали объединяться. Энергичным вождям поручалось военное командование большими районами, и даже пошли слухи об объединенном командовании в период опасности. Они уже захватили и лошадей, и возничих во время дерзких вылазок и теперь организовывали свои собственные отряды с колесницами. Амориты всегда были воинами, с которыми нельзя было не считаться, а в новом союзе станут грозными противниками и для хурритов, и для любого другого противника.

Дети 1720 г. до н. э. жадно слушали. И все следующие месяцы они с упоением играли в аморитов и хурритов, управляли воображаемыми колесницами, которые тянули фантастические огнедышащие монстры.

Жизнь продолжалась. Каждый год разливался Нил, затем следовал весенний сев и уборка урожая, сбор налогов и следующее наводнение. Дети помогали в полях – пугали птиц. Став старше, они уже помогали носить ячмень домой, молотить и веять зерно. И раньше, чем успели это осознать, они стали взрослыми мужчинами, которые сами сидели вокруг костров на постоялом дворе, пили ячменное пиво и слушали новые истории пришельцев с северо-востока.

Теперь путешественников стало больше. Купцов приезжало столько же, как обычно, но часто появлялись проездом группы наемников, а иногда и целые отряды, направлявшиеся из могущественного Ханаанского царства на помощь своим египетским союзникам. Ведь война между Северным и Южным Египтом вспыхнула снова, и царь юга Интеф V уже вторгся в границы северного царства. Теснимый царь севера заключил союз с новой появившейся на политической арене силой – Ханааном, и в страну входило все больше военных отрядов с Востока. Среди них были ханааниты, амориты и арабы из пустынь, а возглавляли их горбоносые надменные принцы, с откровенной жадностью взиравшие на сельскохозяйственные богатства дельты. Египтяне называли их «хику-хазут», принцами пустыни, и не обращали на них особого внимания. (Позже греческий историк записал египетское слово по-гречески как «гиксосы» и неверно перевел его как «пастушьи цари» – этот перевод сохранился по сей день.) Среди них были даже хурриты, хотя как они оказались в подчинении у правителей Ханаана, никто понять не мог. Но, когда мимо деревни проходили группы хурритов, среди жителей начиналось оживление. С ними всегда шли колесницы. И если лошади и колесницы заставляли впечатлительных египетских юношей забыть обо всем на свете, возницы и копьеносцы вызывали такое же восхищение у деревенских девушек. Перед ними были совершенно другие люди – ходили слухи, что они даже говорят на другом языке, – не похожие на других хурритов. У многих из них были рыжие или светлые волосы и серые глаза. Несколько месяцев после их появления у деревенской молодежи царила мода на коротко подстриженные бороды и окрашенные хной волосы.

Но в тот же год, когда урожай был уже убран, большинство деревенских мужчин было призвано на службу в армию. Холодным осенним утром они попрощались с женами и детьми, собрали личное оружие – луки, копья и кинжалы – и тронулись в путь.

В казармах на окраине Мемфиса их обучили боевой тактике и использованию более тяжелого оружия, пик и булав, а также новых бронзовых колюще-режущих мечей. Неподалеку располагались лагеря союзников – гиксосов, и они часто встречались во время долгих изнурительных учебных маршей. Когда же египетских новобранцев отпускали в Мемфис, им казалось, что в городе гиксосов даже больше, чем египтян. Не приходилось сомневаться, что готовилась масштабная кампания против мятежного юга.

Но что-то пошло не так. Совершенно неправильно. В начале зимы, согласно плану, египетская армия выступила на юг. Марш продолжался уже три дня, когда их догнали гонцы. На следующий день солдаты не получили приказ свернуть лагерь и провели день, сидя у палаток, пересказывая самые дикие слухи, а генералы совещались с фараоном в его охотничьем доме. Прошел еще день, и войскам наконец сообщили новости. Ситуация была очень серьезной. Оказывается, через два дня после выступления армии в поход отряды гиксосов свернули лагерь и вместо того, чтобы следовать за египетской армией, заняли Мемфис и близлежащие города и провозгласили царя ханаанитов монархом Египта. Представитель фараона призвал войска вернуться на север и изгнать предателей из оккупированных городов. Он также сообщил, что на юг отправлены послы, чтобы предложить правителю юга союз против общей угрозы. Тревожась о своих семьях, оказавшихся под властью врага, воины направились в обратный путь. Они шли очень быстро и уже к вечеру следующего дня увидели на горизонте горящий Мемфис. Между ними и городом, упираясь правым флангом в реку, стояла армия гиксосов. Ночью египтяне позволили себе отдохнуть – только часовые оставались на посту. На следующее утро они устремились в атаку и потерпели поражение. Это было полное поражение. Новобранцы, для которых это был первый бой, были во втором эшелоне, за испытанными в боях войсками фараона. Они так и не вступили в бой. Колесницы хурритов обошли египтян справа, а аморитские меченосцы ударили в центре. И египетская армия распалась.

Все следующие недели окрестные деревни были полны беженцев. Солдаты бежали с поля боя безоружные, часто раненые и прятались у местных жителей, когда через деревни проходили патрули оккупантов.

Люди, с трудом пробившиеся в свою родную деревню у дамбы, были уже не те юноши, что ушли из нее осенью.

Они похудели и повзрослели, стали жилистыми, зрелыми и озлобленными. Да и мир, в который они вернулись, стал другим. Больше не было дружеских компаний на постоялом дворе. Ханаанские войска, в большом количестве шедшие в Египет, теперь расквартировывались в деревенских домах. Это бремя было для деревенских жителей, по большей части крестьян и рыбаков, живших на грани нищеты, очень тяжелым. Тем более что были повышены налоги на производство. Купцы, конечно, все еще останавливались на постоялом дворе, и после «мертвого» сезона, последовавшего непосредственно за оккупацией, торговля возобновилась и даже стала активнее. Но деревенским жителям больше не хотелось беседовать с незнакомцами, и они держались в стороне от постоялого двора. К тому же теперь торговцы были в основном ханаанитами или выходцами из Леванта – из торговых городов, расположенных вдоль сирийского побережья, иными словами, из городов, некогда бывших египетскими. Возросло и число торговцев из племен Авраама, которые теперь занимали особое положение. Они, конечно, были аморитами и поэтому официально считались представителями захватчиков. Но они уже давно жили в Египте, говорили по-египетски так же хорошо, как и на своем семитском языке, и их египтяне все же принимали. Поэтому они легко включились в торговлю между Северным Египтом и соседними азиатскими землями. Многие из них использовались оккупантами в качестве посредников, переводчиков, сборщиков налогов и надсмотрщиков над выполнением принудительных работ. Нельзя сказать, чтобы они были очень уж популярны.

Но самих завоевателей египтяне ненавидели отчаянной, бессильной ненавистью (и эта ненависть сохранилась в веках). Они не делали попыток слиться с египтянами, считая Северный Египет дальней провинцией, подчиненной их истинной родине – Ханаану. Через несколько лет после своего воцарения в Египте они перевели административную столицу из Мемфиса в северо-восточную часть дельты – в Аварис, расположенный на берегу неподалеку от Суэцкого перешейка. Там обосновался царь, правивший и долиной Нила, и долиной Иордана.

Строительство Авариса принесло новое и неожиданное процветание деревне, процветание, которому не могло помешать даже дискриминационное налогообложение. Ведь теперь деревня находилась на главном сухопутном и водном пути к новой столице. На другом конце деревни построили новый постоялый двор, а старый существенно расширили. А владельцы небольших лавчонок на главной улице – пекарь и торговец углем, кузнец, гончар и плотник – все они поняли, что весьма прибыльно иметь про запас на продажу предметы роскоши, которые путешественники всегда могли позволить себе приобрести. Некоторые торговцы даже стали во всеуслышание заявлять, что приход новых правителей оказался к добру. Они научились объясняться на ломаном семитском диалекте и заискивали перед чиновниками гиксосов, остановившимися в деревне. Однако этих «коллаборационистов», как и заезжих путешественников, избегало большинство жителей деревни.

Вечерами только они теперь сидели у костров на постоялых дворах, утверждая, что человек обязан быть в курсе событий, происходящих за пределами деревни. И действительно, новости в те годы достигали деревни только вместе с купцами или моряками, везущими грузы по реке.

Именно от путешественников деревенские жители впервые услышали о завоеваниях царя Лабарны из Куссары, маленького города-государства в центральной части Малой Азии южнее Галиса [28]28
  Галис – античное название реки Кызыл-Ирмак в Малой Азии.


[Закрыть]. Говорили, что Лабарна и его люди родом с севера, они принадлежат к той же расе и говорят на том же языке (или очень похожем), что правители и колесничие хурритов. Прошло всего несколько лет после того, как Лабарна стал преемником своего отца Пу-Шаррумы [29]29
  В других источниках его именуют Пухасумас.


[Закрыть]на троне Куссары, но он уже успел, проведя ряд молниеносных военных кампаний, завоевать почти весь юг Малой Азии. Его сыновья теперь от его имени правят на всем средиземноморском побережье Малой Азии – от границ хурритского царства в Угарите до критских и ахейских поселений на материке напротив Родоса. Именно в портах вдоль этого побережья капитаны кораблей, ведущие торговлю между Критом и Аварисом, встретили новых губернаторов и их гарнизонные войска и смогли подтвердить, что на севере возникла новая великая сила.

Те же капитаны принесли сообщение о большом землетрясении на Крите и о последовавшей затем революции. Но в этот раз – приятно слышать! – события не имели ничего общего с агрессивными людьми с севера. Просто велись внутренние преобразования, не оказавшие влияния на экспортную торговлю. Конечно, землетрясение вызвало временную дезорганизацию. Сильно пострадали города Кносс, Фест и Маллия. В последовавшей неразберихе правитель Кносса создал объединенное царство на всем острове. Дворцы бывших правителей Феста и Маллии не восстанавливались. Но строящийся для нового критского правителя в Кноссе дворец будет поражать своим великолепием. Капитаны поведали, что жизнь на Крите при новом правительстве была во многом усовершенствована. В частности, был разработан и введен новый алфавит, более ясный и легкий, особенно для иноземцев, чем прежние иероглифы. Этот алфавит даже можно было использовать для транслитерации клинописных семитских записей из Ассирии, которыми пользовались при торговых перевозках с Крита в порты Персидского залива.

Владельцы торговых лавок в нильской деревне вежливо выразили свой интерес к введению на Крите нового алфавита и перевели разговор на возможность импорта оливкового масла лучшего качества с Кипра или из более северных областей. А другие жители деревни в это время продолжали работать на полях, в садах и огородах, слишком занятые мыслью об уплате очередной десятины после сбора урожая, чтобы проявлять интерес к событиям, происходящим так далеко от их деревни.

По правде говоря, их жизнь почти не отличалась от прежней. Память о завершившемся катастрофой сражении под Мемфисом и долгом пути домой с годами тускнела. Землевладельцами теперь стали ханааниты или амориты, а бывшие египетские хозяева были убиты или сбежали на юг. Но крестьяне в любом случае почти не видели хозяев своей земли, которые (и старые, и новые) жили в городах, а чиновники и надсмотрщики, которые управляли делами, в большинстве случаев остались прежними. Людям не нравились новые правители, но жизнь продолжалась, их дети выросли в мире, которым правили гиксосы, и прежнее негодование исчезло, уступив место безразличию.

Но не во всех случаях. Встречались люди в деревнях, а еще чаще в городах, которые сознательно поддерживали дух сопротивления и, тайно встречаясь, обсуждали пути и средства освобождения Египта от иноземных завоевателей. Свои надежды они возлагали на юг.

Гиксосам так и не удалось стать правителями всего Египта. Южнее Мемфиса и в Фаюме, где к долине Нила вплотную подступали скалы, колесницы, ставшие к тому времени главным воинским подразделением армии гиксосов, не могли эффективно использоваться. И правители Фив не сдавали своих позиций, практически ежегодно проводя военные кампании. Яростные сражения имели место между семитскими войсками дельты и негритянскими отрядами Фив, высокими черными копьеносцами и лучниками из Судана – элитными войсками армии юга. «Принцы пустыни» вовсе не всегда терпели поражение. Много раз южные армии были вынуждены отступать, оказывая отчаянное сопротивление у каждого естественного рубежа до тех пор, пока гиксосы, удалившиеся слишком далеко от своих баз снабжения, не выходили из боя. Не единожды они захватывали Фивы. Но Фивы находились менее чем на полпути к южной границе Верхнего Египта, и рано или поздно войска с севера отказывались от преследования, а юг, собрав силы, изгонял оставленный в Фивах гарнизон. И гиксосы оказывались на исходных позициях.

Итак, жители севера с нетерпением ждали дня, когда юг достаточно окрепнет, чтобы начать настоящую войну. Самые решительные египтяне дельты собирали свои пожитки и тайно отправлялись на юг, чтобы присоединиться к знати и землевладельцам севера, бежавшим в Фивы в начале нашествия гиксосов и сформировавшим нечто вроде правительства в изгнании при дворе фараона Фив.

Но время шло, а контрудара все не было. Царь гиксосов, командовавший первым нашествием, уже давно умер, и его преемник тоже. Новый царь – и его преемник, поскольку царь правил только несколько лет, – предприняли некоторые попытки наладить отношения между египтянами и их завоевателями и допустить часть (правда, очень малую) египетской культуры в свои дворы. К своим традиционным семитским именам Яков-баэль и Яков-хат они добавили, в манере фараонов, тронное имя. Как и прочая знать, они запечатывали свои письма печатями со скарабеями, словно были настоящими египтянами. При этом их не волновало, что «надписи», вырезанные на печатях их ювелирами, являлись бессмысленными каракулями, лишь внешне напоминающими иероглифическое письмо, которое они так и не потрудились изучить.

Несколько лучше им удавалась религиозная пропаганда, особенно когда они официально идентифицировали своего главного бога Сутека с египетским богом Сетом. Сету всегда поклонялись в дельте, и главным образом в районе Авариса. Однако с подъемом фиванских царей на юге культ Сета получил дурную славу, поскольку фиванские монархи были поклонниками и земными воплощениями бога Гора. Гор и Сет были главными героями в популярном цикле легенд, противостояние которых символизировало борьбу между Верхним и Нижним Египтом в начале времен, когда боги еще ходили по земле в своем истинном облике. А в легенде об Осирисе и Исиде Сет вообще стал главным злодеем, воплощением всего зла. Но его культ в дельте сохранился. И это был ловкий ход монархов гиксосов – выступить сторонниками древнего божества дельты против Гора и его поклонников – царей Верхнего Египта. Пропаганде удалось убедить существенную часть молодежи покоренных областей в необходимости дать клятву верности чужеземному правительству севера, считая южан еретиками, пытающимися навязать ложную теологию дельте.

Однако люди, пережившие нашествие и сражавшиеся с гиксосами в проигранном сражении, мало верили этому. Они уже были слишком старыми, чтобы работать в поле, и в основном проводили время, сидя на солнышке во дворах своих жилищ и вспоминая время, когда в дельте были свои правители. И нередко их взоры обращались к югу, словно оттуда что-то могло однажды появиться.

Эта глава по большей части миф, хотя основанный на реальных фактах. Общепризнанный факт, что египетская Двенадцатая династия завершилась правлением Себекнефруре, жены Аменемхета IV, в 1776 г. до н. э., а Тринадцатая и Четырнадцатая династии правили одновременно на юге и на севере, соответственно из Фив и Мемфиса. Вызывает сомнение большое количество царей в обеих династиях, причем, судя по именам, обе претендовали на родство с предшествующей Двенадцатой династией.

Нашествие гиксосов – исторический факт, и более поздние египетские документы дают представление об озлобленности египтян по отношению к захватчикам. Надписи и документальные источники утверждают, что гиксосы пришли с востока, по крайней мере некоторые из царей имели семитские имена, и что среди них были не только бедуины, но и люди доселе неизвестной расы. То, что гиксосы привезли в Египет конную колесницу, – установленный факт, хотя остается не вполне ясным, имели ли они конные колесницы во время вторжения. Точная дата вторжения является предметом разногласий. По мнению большинства ученых, это произошло в период 1730–1660 гг. до н. э. Я, конечно, старался не называть точные даты, но считаю, что вторжение произошло в 1700–1690 гг. до н. э. Я предполагаю, что гиксосы – смешение ханаанитов, жителей Северной Аравии, хурритов и индоевропейцев – результат формирования сильной семитской власти в палестинском регионе под давлением хурритов, утвердившихся в Северной Сирии. Это не моя личная идея – ее обычно принимают исследователи этого периода. Она также подтверждается археологическими находками – могучими замками, которые в это время строились в Палестине. Гипотеза о выступлении гиксосов как союзников севера против юга и их последующем захвате власти не подтверждается свидетельствами, но, по сути, не является невероятной. Ее автор тоже не я. Ученые спорят, контролировали ли гиксосы в период, охватываемый этой главой, Южный Египет. Нет никаких свидетельств того, что они там были, зато некоторые находки позволяют утверждать, что их там не было.