Текст книги "Две тысячи лет до нашей эры. Эпоха Троянской войны и Исхода, Хаммурапи и Авраама, Тутанхамона и Рамзеса"
Автор книги: Джеффри Бибб
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Часть вторая
Колесницы
Конная колесница, вырезанная на плите гробницы начала бронзового века в Кивике (Южная Швеция)
Глава 1
Всадники степей
2000–1930 гг. до н. э
К югу начинались горы Кавказа: сначала низкие зеленые холмы, на которых можно скакать галопом, не рискуя утомить лошадь. Потом – густо поросшие лесом склоны, на которых местами можно видеть обнажение горных пород. Их сменяют голые склоны – на них каменные обвалы уничтожили почти всю растительность – и, наконец, крутые обрывы и пики серого камня, отчетливо видные на фоне голубого неба. Они покрыты снегом и увенчаны ледниками. Людей там нет. Горы тянутся от моря до моря, причем не прерываясь, если не считать крутого прохода возле западного конца, который приведет вас через три дня пути, причем все время вам придется идти пешком и вести лошадей, к синей дымке западного моря и маленькому эстуарию, куда приходят торговцы бронзой.
Кочевники (давайте называть их народом боевых топоров; вполне вероятно, что именно так их называли соседи) чувствовали себя неуютно, когда слишком близко находился горный барьер Кавказа или скалистые берега Черного моря и Каспия, которые окружали их с запада и востока. Зато на севере все по-иному. Там раскинулись бескрайние равнины, поросшие высокой травой пастбища, коричневые от зноя летом и укрытые снегом зимой, зато весной зеленые повсюду, насколько хватало глаз. Равнины тянулись на север и северо-восток, прерываемые только великими неторопливо текущими реками – Волгой, Доном и Днепром. Даже самому быстрому гонцу кочевников, имеющему возможность постоянно менять лошадей, потребуется месяц или даже больше, чтобы пересечь их и добраться до сосновых лесов за ними, которые, в свою очередь, раскинулись до самого Северного моря (во всяком случае, так говорят).
На север люди боевых топоров могли беспрепятственно странствовать со своими стадами скота и коренастыми, мускулистыми лошадьми. Лошади были их гордостью, к ним относились с благоговением, им поклонялись, хотя уже никто не помнил почему. Уже много поколений сменилось с тех пор, как идея скотоводства проникла через горы.
Предки кочевников жили охотой. Они пешими охотились со своими собаками на антилоп и дикий скот, а также диких лошадей. Со временем на юге, в сказочной долине двух рек, что далеко за горами, появилась идея содержать скот и овец в неволе. Это произошло так давно, что никто уже и не помнит, когда именно. Когда же о такой возможности узнали степные охотники, они жадно ухватились за нее. Скот сгоняли в больших количествах, но не только скот. Лошадь, животное неизвестное в Месопотамии, тоже одомашнили, причем в первое время только из-за ее мяса и молока.
Странники с юга принесли новое знание. Они поведали, как в южных землях домашние животные – волы и ослы – используются, чтобы тянуть колесные повозки и сани. И новоявленные скотоводы сразу опробовали эту идею. Волы оказались послушными и могли тащить тяжело нагруженные повозки со скоростью ходьбы. Но с лошадью оказалось иначе. Потребовалось время и весьма непростое воспитание, чтобы впрячь в телегу лошадь, но и тогда она могла везти только небольшой груз. Зато она везла его быстро. Две лошади, впряженные в колесницу, на которой стоят два человека, могли двигаться со скоростью, никогда ранее неведомой человечеству – определенно быстрее, чем человек мог бежать.
Поэтому неудивительно, что лошади стали поклоняться как слуге богов. Понятно, что сам бог солнца, главный из всех богов, который пересекал небеса от горизонта до горизонта за один-единственный день, мог двигаться так быстро только на лошадях.
С появлением колесницы на конной тяге оковы расстояний пали, и скотоводы смогли в полной мере воспользоваться свободой степей. Это было похоже на взрыв. Скотоводство само по себе уже вызвало небывалый прирост населения, и ресурсы исконных домашних пастбищ быстро истощились. Примерно за две сотни лет до начала нашей истории, даже раньше, чем лошадь впрягли в колесницу, первые эмигранты уже покинули степи и отправились на юг, привлеченные богатством, даваемым металлом и металлообработкой в землях, расположенных южнее Кавказа. Они создали для себя царство на северо-востоке Малой Азии, и там, в Аладжа-Хююк, были найдены шахтные гробницы их царей – деревянные камеры под землей, где правители лежали в окружении богатых металлических предметов, в поисках которых они пришли на эти земли.
С появлением повозки, запряженной волами, и колесницы на конной тяге люди боевых топоров начали продвигаться на север, запад и восток. Земля, на которую они пришли, не была необитаемой. Чужие общины скотоводов и племена, все еще живущие только охотой, были захвачены, быстро переняли новые идеи и присоединились к прогрессу.
К 2000 г. до н. э. экспансия скотоводов с юга русских степей уже продолжалась три или четыре поколения. Авангард уже подступил к Рейну на западе и к Уралу на востоке. Тем не менее некое подобие сплоченности сохранилось, и свободный союз племени с племенем, существовавший дома – между Черным морем и Каспием, – продолжал существовать. Продвижение, хотя и более быстрое, чем любые перемещения людей, имевшие место ранее, все же идет не настолько стремительно, чтобы разорвать племенные союзы. Ведь, имея конные колесницы, гонцы могут путешествовать из конца в конец обширных территорий в течение нескольких месяцев.
Ребенок, родившийся в 2000 г. до н. э. среди кочевников, растет, осознавая свое родство со скотоводами Центральной и Восточной Европы. Он тоже станет скитальцем и, возможно, никогда в жизни не будет спать под более надежной крышей, чем шатры из шкур, которые привык ставить его народ. Он везде чувствует себя дома, но не забывает о землях к северу от Кавказа, возможно, это район современного Майкопа, где остались богатые могилы правителей его народа – очень похожие на деревянные погребальные камеры Аладжа-Хююк, – лежащие под высокими зелеными курганами. Его будут окружать такие же пастбища, какие испокон веков окружали представителей его народа. Хотя археологи сумели разделить материальные остатки культуры боевых топоров на семь отдельных культур, все же сходства между ними гораздо больше, чем небольших расхождений в типах гончарных изделий и погребальных обычаях, на которых и основывается разделение. В любом случае различия постепенно увеличиваются по мере того, как с течением времени группы людей становятся изолированными от основной ветви рода и подвергаются различным влияниям со стороны других народов, которых они встречают и с которыми смешиваются в процессе миграций. В 2000 г. до н. э. период миграций только начался и однородность еще не утрачена.
Не без причины кочевников сегодня называют представителями культуры боевых топоров. Боевой топор – их характерное оружие. Им обладает каждый мужчина. Он получает его по достижении половой зрелости после церемонии приема в ряды воинов. Вполне возможно, эта церемония столь же сложная, если не сказать варварская, как у американских индейцев. Этот томагавк – его личная собственность, очевидно имевшая символическое и, возможно, религиозное значение, значительно превосходящее практическое использование. После смерти хозяина боевой топор хоронили вместе с ним, положив прямо перед его глазами.
Боевые топоры сами по себе являются произведением искусства. Чем ближе к своим исконным землям, расположенным к северу от Кавказа, жили их обладатели, тем больше вероятность, что они сделаны из металла. Они представляют собой тяжелое медное лезвие с отверстием для рукоятки. Создается впечатление, что они сделаны кузнецами с юга по образу и подобию рабочих топоров и тесел Месопотамии и проданы на север кочевникам в обмен на скот, шкуры и, возможно, первых лошадей, переведенных через Кавказ. Севернее медь нельзя купить, и боевые топоры сделаны из камня. Они внешне явно стилизованы под металлические. Заусенцы металлического топора, образовавшиеся в процессе его изготовления, часто воспроизводятся в каменном изделии. Даже выбор камня для лезвия – обычно оно красноватого или зеленоватого цвета – является намеренной попыткой придать топору еще большее сходство с медным. В других случаях используется украшенный самой природой камень – такой как порфир, – а цвет и вкрапления в камне подчеркиваются тщательной шлифовкой.
Почетное место боевых топоров в гробницах – только одна характерная черта сложного погребального ритуала, который рассказывает нам многое о жизни и верованиях кочевников – народа боевых топоров. Ритуал, по сути, одинаков вне зависимости от ранга усопшего – будь то один из первых царей, захороненный в районе современного Майкопа, или простой скотовод с севера Европы. Тело всегда лежит на боку с согнутыми ногами и лицом, обращенным на север. Причем поза зависит от пола: мужчина лежит на правом боку, головой на запад, женщина – на левом боку, головой на восток. И даже в самой простой гробнице в дополнение к боевому топору находится по крайней мере одна чаша для питья, уложенная так, чтобы усопшему было удобно достать ее рукой. Но гробницы далеко не всегда просты. В особенности майкопские захоронения, сделанные, вероятно, примерно за столетие до начала второго тысячелетия до н. э., очень богатые, что явственно указывает на царственность покойного. Самые роскошные состоят из трех деревянных камер, расположенных под землей. В главной камере помещен человек под пологом, украшенным золотыми и серебряными львами и быками. На нем ожерелье из лазурита и турмалина, он окружен чашами и вазами из золота, серебра и камня, на которых вырезаны горные сцены и процессии животных, в том числе лошадей и волов. И еще у него три медных топора. Во вспомогательных камерах находятся слуги знатного усопшего – мужчина и женщина в окружении несколько менее богатого антуража.
По предметам, найденным в гробницах мертвых, мы можем сделать некоторые выводы о жизни степных кочевников. По многочисленным наконечникам для стрел в захоронениях мы знаем, что они пользовались не только боевым топором, но и луком. В могилах мы также находим доказательство – в форме двухколесной тележки – того, что они уже знали простейшие транспортные средства и умели ими пользоваться и впрягать в них животных. Часто находят две большие янтарные пуговицы, лежащие близко к горлу человека. Это предполагает, что заметным предметом гардероба этих людей был свободный плащ, застегивающийся у шеи. Другими свидетельствами наличия одежды мы не располагаем, но можем предположить, что эти люди были знакомы и с искусством ткачества.
На серебряной вазе из одного из майкопских захоронений обнаружено это замечательное изображение. На заднем плане – Кавказские горы и медведь в лесу у подножий. Две реки стекают с гор в степь, где бродят дикие лошади, быки и львы
Судя по всему, они поклонялись богам неба и степей, что естественно для кочевников и скотоводов, в то время как земледельцы обычно поклонялись богам и богиням, живущим под землей или в естественных деталях ландшафта. То, что их мертвые лежали лицом к югу, предполагает поклонение богу солнца, что подтверждается более поздними находками, о которых мы поговорим позднее, а также присутствием золотых дисков, олицетворяющих солнце, в гробницах их дальних родственников из Малой Азии. У нас есть все основания считать, что кочевники почитали лошадь и, как мы уже видели, ритуальным и символическим предметом для них был топор.
Кто же эти люди, занимавшие в 2000 г. до н. э. половину Европы и продолжавшие расширять свои владения? Судя по многочисленным найденным скелетам, они имели удлиненную голову и их расовый тип был одинаков на всей территории, которую они заселили. Учитывая их корни, правильнее было бы отнести их к кавказскому типу, представители которого сегодня являются одной из главных составляющих частей европейских и средневосточных народов. Мы уверены, что они говорили на индоевропейском языке, к роду которого принадлежит большинство языков Европы, а также персидский и хиндустани. Следует различать язык и расу. Когда люди, говорящие на двух языках и принадлежащие к двум расовым типам, встречаются и смешиваются, обе расы, а также все степени смешения, уцелеют. Но обычно один язык полностью вытесняет другой. Поэтому язык не является признаком расы, и будет неправильно описывать народ боевых топоров как индоевропейцев. Тем не менее это будет часто делаться на следующих страницах; в сущности, при этом имеются в виду люди, говорящие на индоевропейском языке и содержащие в себе признаки кавказского рода, к которому и принадлежат люди боевых топоров. В конце концов, им предстоит стать главными актерами на сцене второго тысячелетия до н. э., и им необходимо иметь имя. Мы не знаем, как они называли себя сами. У них не было письменности и нет истории, если не считать того, что могут найти археологи.
В самом начале второго тысячелетия до н. э. распространение орудующих томагавками «индоевропейцев» – самое важное из всего, что происходит. Хотя так вряд ли думали представители торговых и сельскохозяйственных цивилизаций юга. Для них миграции людей за бесчисленными горными хребтами Восточной Турции и Западной Персии и величайшим бастионом Кавказа не представляют интереса. Значительно важнее домашние дела и проблемы, что по-человечески вполне понятно.
В Южной Месопотамии, где за шестнадцать лет до начала тысячелетия было свергнуто правление Ура, царь Исина, Ишби-Ирра, опираясь на свой союз с правителями Элама, выступил против царя Ларсы Напланума, которого поддерживала родня – амориты Сирийской пустыни. Прежде чем дети, родившиеся в 2000 г. до н. э., стали взрослыми, Исин утратил свои южные владения – города Ур и Эриду, – уступив их Ларсе. Это событие было важным только для жителей обоих городов, которые в первом столетии нового тысячелетия часто переходили из рук в руки.
В Египте сильный государственный министр Аменемхет, который фактически с начала тысячелетия был правителем страны, в конце концов низложил последнего фараона Одиннадцатой династии Ментухотепа V и стал первым царем Верхнего и Нижнего Египта Двенадцатой династии. Эта революция была бескровной и почти не привнесла изменений в жизнь египтян. Более важным это событие оказалось для народов Палестины и Сирии, на которых Аменемхет в последующие годы распространил свою власть, проведя ряд военных кампаний и достигнув города Угарит, который располагался на границе сегодняшней Турции.
На Крите торговая знать занята постройкой своих дворцов и ничего не знает о событиях на северо-востоке – в русских степях. Новости в основном поступают к ним морем, и только из самых дальних портов доходят смутные слухи о появлении новых людей. В далекой Скандинавии кочевники, люди боевых топоров из русских степей, случайно входят в контакт с торговцами с Эгейского моря. В процессе миграций скотоводы-кочевники несколько десятков лет назад наткнулись на земледельческие поселения дунайских фермеров в Центральной Европе. Деревни дунайцев разбросаны на болотистых равнинах Западной Украины и Польши, окруженные полями проса и ячменя. Эта земля была отвоевана у леса. Часто деревни стоят на холмах, на отрогах или уступах гор, возвышаясь над влажными равнинами и обеспечивая себе защиту с трех сторон. Жители там живут в мазанках, густо покрытых глиной, – всего в деревне около сорока домов. Каждый дом разделен на две или три комнаты с приподнятыми глиняными полами и печью, в которой женщины готовят пищу. Женщины также изготавливают удивительно сложные гончарные изделия и раскрашивают их. Мужчины пользуются орудиями из камня и кремня, хотя возле побережья Черного моря торговцы из Трои и с Эгейского моря уже ознакомили жителей с медными топорами, булавками и украшениями и даже с золотом.
Между деревнями земледельцев беспрепятственно проходят скотоводы. Весьма примечательной чертой миграций людей боевых топоров является тот факт, что они не сопровождаются сражениями и убийствами, во всяком случае, мы не находим тому свидетельств. Возможно, это объясняется небольшим числом земледельцев и тем, что скотоводы находили лучшие пастбища для своего скота и лошадей на лугах, где мало деревьев, в то время как земледельцы предпочитали плодородную почву лесов. Двум народам нечего было делить, и земли хватало для всех.
Мы, конечно, не представляем себе земледельцев, встречающих кочевников, так сказать, с распростертыми объятиями. Столкновения между ними, безусловно, должны были иметь место, так же как и подозрительное отношение, негодование и страх. Но между оседлыми жителями и пришельцами не было серьезных войн. Если бы было иначе, мы бы нашли их следы в виде сожженных деревень и раскроенных черепов. В любом случае ни у одной из сторон не было серьезного оружия. Деревни дунайцев располагались на возвышенностях, холмах или уступах гор либо на вдающихся в водоемы полуостровах. Их можно было легко укрепить крепкими заборами и рвами. Многие из них уже были так укреплены. Вокруг укрепленных деревень воины на колесницах с луками и топорами могли кружить долго, но тщетно. Их мобильность и легкое оружие были даже более бесполезными, чем оружие индейцев против фортов североамериканских колонистов в далеком будущем. С другой стороны, если земледельцы покидали свои деревни, чтобы предпринять наступление, они оказывались во власти быстрых и хорошо вооруженных кочевников.
Впрочем, кочевники, двигавшиеся на запад, вряд ли имели крупную армию на колесницах. Даже наличие лошадей у первых групп, прибывших на запад, подвергается сомнению. Но спорить здесь трудно. Как и следовало ожидать, учитывая подвижный образ жизни, остатки поселений кочевников чрезвычайно редки, а именно там можно было бы найти доказательства наличия лошадей. Захоронений людей боевых топоров очень много, но лошади считались слишком ценными, чтобы их хоронить вместе с хозяином. Мы знаем, что домашняя лошадь была неизвестна до прихода кочевников и стала обычным явлением через несколько поколений после их появления. Представляется необходимым и разумным допустить наличие лошадей, чтобы объяснить быстрое распространение скотоводов по землям оседлых земледельцев.
Собственно говоря, определенной цели у скотоводов не было. И хотя их перемещения кажутся быстрыми, когда рассматриваешь их из далекого будущего, ими вовсе не руководило сознание своего исторического предназначения или желание любой ценой добраться как можно дальше на запад. Обнаружив хорошее пастбище, они останавливались – кто лет на десять, а кто и насовсем, – предоставляя другим племенам двигаться дальше и расширяя свой регион обитания только естественным приростом населения и скота.
В I в. второго тысячелетия до н. э. одни из них вышли к Рейну, другие добрались до Швеции и Дании.
В Дании они встретили строителей каменных коридорных гробниц, мегалитические народы, чьи торговые и культурные связи протянулись до Крита. Сначала кочевники не смешивались с представителями культуры коридорных гробниц. Дело в том, что эти оседлые земледельцы селились возле берегов и на островах среди густых лесов из дубов, ясеней и вязов. Люди боевых топоров ограничились возвышенной частью Ютландии, где было вполне достаточно пастбищ для скота. Это была не безлюдная земля. С незапамятных времен здесь селились небольшие группы охотников, добывающие себе пропитание с помощью луков и стрел с кремневыми наконечниками и копий. С приходом кочевников поселения охотников исчезли, причем пришельцы скорее поглотили и растворили их в своей массе, чем уничтожили. Создается впечатление, что отношения между земледельцами и скотоводами в Ютландии были более напряженными, чем в других районах. Люди с боевыми топорами вышли к морю, и им некуда было двигаться дальше, когда пастбища истощились. Хотя и здесь нет никаких свидетельств крупных военных столкновений. Но ребенок, родившийся в начале тысячелетия среди первых говорящих на индоевропейском языке скотоводов в Ютландии, на своем веку видел, как земледельцы, люди коридорных гробниц, покидали свои деревни и перебирались на острова Датского архипелага. Он тоже подумывал последовать за ними, да и его родичи из Швеции нередко обращали свой взор на острова Датского архипелага, только с другой стороны.
А в это время на Рейне происходили другие события и возникали иные проблемы. По каким-то причинам кочевники дальше Рейна не пошли. Возможно, леса стали слишком густыми по сравнению с покидаемыми ими равнинами, лёссовыми почвами, дававшими им пастбища и мобильность, от которой они зависели. А может быть, страна была слишком густо населенной оседлыми общинами. Не исключено, что экспансия попросту утратила импульс. В конце концов, много земель уже было пройдено, пора было где-нибудь осесть.
Люди, бывшие молодыми в первые годы второго тысячелетия до н. э., достигнув зрелого возраста, начали укреплять свои позиции. Теперь их перемещения стали сезонными, от пастбища к пастбищу, в пределах ограниченной территории. Они жили в мире с земледельцами и постепенно все больше времени проводили вместе. Следующее поколение будет иметь смешанную кровь и принадлежать к смешанной культуре. Дифференциация начнется, когда контакт между далеко разбросанными племенами станет более редким, а их искусство, ремесла и образ жизни попадут под влияние других людей, среди которых они осядут.
Люди, говорящие на индоевропейском языке, теперь расселились на огромной территории. Они не только захватили пахотные земли половины Европы, но и вторглись в субарктические сосновые леса, на землю древних охотников. Скотоводы, поселившиеся в ста пятидесяти милях к северо-востоку от Москвы, в районе Фатьяново, быстро научились необходимым охотнику знаниям и вскоре могли поймать и медведя, и волка, и оленя. В то же время они сохранили особенно тесные связи с землей своих предков, оставшейся в тысяче миль южнее. Их вожди имели медные боевые топоры, носили медные и серебряные амулеты, ожерелья и серьги.
От Фатьянова до Рейна люди, родившиеся около 2000 г. до н. э., которые в юности принимали участие в великих миграциях, достигнув преклонного возраста, с тоской вспоминали кубанские степи, землю их отцов. Их родственники еще жили на Кубани, теперь уже став старейшинами племени. Их деды рассказывали им о начале миграции, и они своими глазами видели, как она происходила, возможно, даже принимали в ней участие, хотя в старости вернулись домой. Теперь они сидят у своих шатров, обсуждая прошлое и будущее.
Все чаще эти люди обращают свои взоры на юг. Там высится Кавказ, за ним – другие горы. Там нет пастбищ для скота. Однако за этими горами находится все богатство мира – медь, золото и драгоценные камни, сказочные города и плодородные поля. Оттуда приходят торговцы и приносят бронзовые топоры, чтобы обменять их на лошадей. Старые люди думают о своих не столь уж далеких предках, которые триста лет назад (примерно такой же промежуток времени отделяет нас от отцов-пилигримов [15]15
Пилигримы – название первых поселенцев, прибывших для создания новой колонии в Северной Америке.
[Закрыть]) мигрировали на север Малой Азии и там основали собственное царство. Они мечтают о сказочных богатствах юга. И они рассказывают молодым людям о богатейших возможностях, которые открываются за горами.
Солнечный диск, предмет поклонения кочевников, говорящих на индоевропейском языке. Со шведского наскального рисунка
Для людей, обладающих колесницами, действительно имеются богатые возможности в населенном районе с большим количеством городов. Может показаться странным, но колесница – не наступательное оружие. Против городских стен она бесполезна. Но в качестве оборонительного оружия она бесценна. Группа людей на колесницах в пределах городских стен может производить внезапные вылазки, нападая на осаждающую силу, и раздробить ее, не защищенную оборонительными сооружениями, на части. Также отряды воинов на колесницах из города могут без особого труда контролировать значительно большее пространство, чем пехота.
Итак, князьки племен и городков в горах к югу от Кавказа хотят получить лошадей и колесницы. Но этого недостаточно. Лошадей необходимо объезжать, тренировать и приучать к упряжке, а это – новое искусство, требующее знаний и опыта. Да и управлять колесницей с впряженными в нее лошадьми во время сражения не так просто научиться. Поэтому молодые люди Кубани, которые с малых лет росли с лошадьми и колесницами, могут сделать хорошую карьеру на юге, если, конечно, пожелают. И многие желают.
Они не простые воины-наемники, эти люди с севера, так хорошо умеющие обращаться с лошадьми. Они – элита, к ним относятся как к знати и почитают как священнослужителей или наследников царского семейства.
В первом столетии второго тысячелетия до н. э. некоторые из этих молодых воинов стали не просто элитными воинами иностранного царя. Интригами или насилием, женитьбой или соглашением многие из них стали действительными правителями страны, куда пришли служить.
Индоевропейцы двигались на юг.