Текст книги "Парень из ларца"

Автор книги: Дж.Дж. Коннингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Глава X. Лагерь Цезаря

Когда автомобиль приблизился к лагерю Цезаря, в темноте замерцал огонек фонарика: кто-то давал им сигнал остановиться. Сигнализировавший подошел и осмотрел автомобилистов.

– А, это вы, сэр? Мы останавливаем все машины. Приказ инспектора Камлета, сэр. Он в пятидесяти ярдах отсюда, вон там, где фургон.

Констебль отступил в сторону, и сэр Клинтон поехал дальше, а перед фургоном съехал на обочину, чтобы не загородить узкую дорогу. Камлет с фонариком в руке подошел к ним и узнал начальника.

– Рад, что вы прибыли, сэр. Я приказал ребятам на участке позвонить вам. Судя по всему, это еще одно дело Пирбрайта. Кажется, это место проклято, – закончил он, не сознавая того, повторив мысли Уэндовера.

Сэр Клинтон вышел из машины.

– Кто здесь? – спросил он.

– Мистер Фельден, это его фургон, сэр, я сам, сержант Робсон, констебли Картер и Барнби. Еще я вызвал нашего врача, но он еще не прибыл.

– Какого врача? Эллардайса? – спросил сэр Клинтон.

– Нет, сэр. Вернулся доктор Гринхольм, и я вызвал его.

– Очень хорошо, – одобрил старший констебль. – Ну, я хочу начать с начала. Первым я хочу увидеть мистера Фельдена.

– Хорошо, сэр. Я приведу его, – ответил Камлет.

Он исчез во тьме, и через несколько секунд вернулся в сопровождении Фельдена.

– Плохо дело, сэр, – сказал химик, встретившись с сэром Клинтоном и Уэндовером.

– Большая часть моей работы такова, – раздраженно ответил старший констебль. – Не стоит растрачивать слова на ее описание. Все, что мне нужно, это ваше мнение. Инспектор Камлет владеет стенографией. Он запишет все, что вы скажете. Позже вы сможете подписать расшифровку стенограммы. Инспектор, вы справитесь, если кто-то из ваших констеблей будет светить на бумагу?

– О, да, сэр.

– Чем меньше света, тем лучше, – заметил Фельден. – В наши дни никто не знает… Допустим, инспектор Камлет сядет внутри моего фургона. В крыше есть лампочка, и у него будет достаточно света. Я буду стоять снаружи, у двери, и говорить. Если он оставит дверь приоткрытой, то услышит все, что я скажу, а наружу свет не попадет. Можете сесть на ящик, – добавил он, обратившись к Камлету.

– В этом есть смысл, – одобрил сэр Клинтон. – Хотя это не столь важно. Если появятся самолеты, то мы их услышим задолго до их прибытия.

Фельден прошел к фургону, открыл дверь и зажег свой фонарик.

– Здесь аккумулятор, – пояснил он, направив луч на гробоподобную коробку на полу. – Но держите ноги подальше от аппаратуры. Она довольно дорогая.

Он развернул фонарик, осветив множество циферблатов, ламп и выключателей, привинченных к стене фургона, напротив ящика.

– Теперь пройдите внутрь и закройте дверь, – указал он. – Тогда вы сможете зажечь свет на потолке. Вот выключатель.

Инспектор послушался. Сэр Клинтон и Уэндовер встали возле Фельдена, который прижался щекой к двери.

– Вам лучше начать с момента, когда мы покинули турнир по бриджу, – предложил сэр Клинтон.

– Верно! – согласился Фельден. – Думаю, вы слышали, как мы с беднягой Девереллом договаривались насчет этой ночи? А также вы слышали, как миссис Пайнфольд попросила его завезти какой-то документ в дом Ашмуна?

– Я слышал все это, – нетерпеливо ответил сэр Клинтон. – Вам нет нужды повторять.

– Ну, мы с Девереллом покинули клуб примерно в то же время, что и вы. Сначала мы поехали ко мне – там мы пересели с машины в фургон – его я использую для экспериментов.

– Он ведь не передает какие-либо радиосигналы? – перебил сэр Клинтон. – Такие вещи теперь запрещены. Хотя вы и сами знаете.

– Конечно, – ответил Фельден. – Нет, с радио я не работаю. Это что-то другое. Но это не имеет никакого отношения к делу. Продолжу. Деверелл сидел возле меня впереди. Он напомнил мне, что нужно заехать к Ашмуну. Так что первым делом я поехал туда.

– Когда это было? – прервал его сэр Клинтон.

– Посмотрим… – Фельден взглянул на люминесцентный циферблат наручных часов. – Сейчас час двадцать пять… Нет, проще начать с другой стороны – из дому я выехал где-то в одиннадцать двадцать. Значит, к дому Ашмуна я подъехал где-то в половине двенадцатого. Может, раньше или позже – не могу сказать точно.

– Это может быть важно, – предупредил сэр Клинтон.

– Не могу же я указать точное время, если я его не знаю, – спокойно ответил Фельден. – Я называю настолько точное время, насколько могу.

– Тогда остановимся на половине двенадцатого, – согласился сэр Клинтон. – Рад встретить свидетеля, осознающего свои пределы. Я боялся, что вы начнете вдаваться в детали, которых толком не помните.

– Нет, это не мое. Только правда, правда, и ничего кроме правды. Ведь это ваш девиз? В судах и так далее? Хотелось бы, чтобы так же стали отзываться и о наших ученых, особенно о тех, кто берет патенты. Но мы ушли от темы. Когда мы прибыли к Ашмуну, я оставался сидеть в машине. С Ашмуном я не приятельствую, и вовсе не жажду этого. Ходил Деверелл. Конечно, из-за светомаскировки никто не смог бы сказать, есть ли кто-нибудь в доме или нет. Деверелл, подсвечивая фонариком, прошел к передней двери и позвонил. Я слышал, как дверь открылась. Но я, конечно, ничего не видел – они выключили свет в холле перед тем, как открыть дверь. Я услышал, как дверь закрылась, но Деверелл не появился. Я решил, что он вошел внутрь, чтобы объяснить свой визит. Прошло около десяти минут, прежде чем он вернулся в фургон.

– Слишком много времени для того, чтобы просто передать бумагу, – заметил сэр Клинтон.

– Я тоже так думал, пока ждал его, – ответил Фельден. – Но это не мое дело.

– Вы уверены, что вышел именно Деверелл, а не кто-то другой?

– Ну, конечно! Не знаю, к чему вы клоните, но это был точно Деверелл! У меня чувствительное обоняние, а он курит крепкие сигары – таких я в наших краях еще не встречал. Как только он сел в машину, я сразу его узнал. Этот вид дыма пропитывает одежду.

– А затем?

– Я поехал сюда. Это заняло минут двадцать или около того. Значит, мы прибыли сюда где-то в полночь. Конечно, я говорю примерное время. Затем порядка десяти минут я настраивал оборудование на этом маленьком холме. Сейчас его не видно, но при дневном свете вы бы его сразу узнали. Его видно с дороги за полторы мили отсюда, потому-то я его и использую. Как только я приготовил инструмент, забота о нем перешла на Деверелла. Чтобы наблюдать за ним, не нужно быть специалистом. Мне нужно было лишь быть уверенным, что его не сдвинет никакое животное, которое может забрести сюда ночью. Техника довольно хрупкая, и если его опрокинуть, ничего хорошего не выйдет. Затем я оставил Деверелла, сев в машину и начав ездить по дороге, время от времени останавливаясь.

– Значит, вы оставили здесь Деверелла около десяти минут первого?

– Примерно так. Я не могу указать точное время. Как бы то ни было, я доехал до второго перекрестка…

– Это далеко? – спросил сэр Клинтон.

– Больше мили, – объяснил знавший местность Уэндовер.

– Затем я развернулся и поехал к первому перекрестку – он в двухстах ярдах отсюда. Я едва двигался, так как знал, что один из ваших констеблей (его зовут Барнби) патрулирует местность примерно в это же время, и я боялся сбить его в темноте. Мы с ним старые знакомые. Я часто встречаю его по ночам, когда я в этом районе, и иногда мы болтаем.

– Позже я выслушаю его, – сказал сэр Клинтон. – Пожалуйста, заканчивайте ваш рассказ.

– Я говорил с вашим человеком, и тут кое-что привлекло мое внимание: доносившиеся до меня стоны. У меня хороший слух, и я услышал их раньше Барнби. Он решил, что я воображаю их. Тем не менее я взял его с собой и проехал сотню ярдов, а затем остановился и велел ему прислушаться. Тогда он четко расслышал их. Я вернулся сюда, на то место, где оставил Деверелла, и мы позвали его, но в ответ услышали только стоны. Тогда мы взяли фонарики с спустились. Барнби нашел Деверелла первым. Он отошел от моего оборудования и лежал в вереске, скрутившись и извиваясь в агонии. Он умер на наших глазах – вскоре после того, как мы нашли его.

– Насчет стонов. Полагаю, вы не слышали их до того, как повстречали констебля? – спросил сэр Клинтон.

– Нет. Расстояние было большим, и шум мотора перекрывал звуки. И только когда я заглушил его, чтобы поболтать с Барнби, стоны достигли моих ушей.

– Значит, вы не можете точно сказать, когда они начались?

– Нет. Я могу лишь сказать, когда они привлекли мое внимание. Но полагаю, они могли начаться и раньше.

Сэр Клинтон ненадолго задумался.

– Вы – химик, – наконец сказал он. – Увиденное не навело вас на мысль, что Деверелл умер от отравления?

Деверелл также задумался перед тем как ответить.

– Перед смертью его сильно вырвало, – заметил он. – Конечно, мышьяк или сурьма могут вызвать такой эффект. Да и другие препараты, наверное. Но я не токсиколог, так что не стоит полагаться на мои слова. Это работа для эксперта. Это могло быть отравление птомаином. А может просто от боли – я считаю, что острая боль может вызвать рвоту. Но лучше оставить это для специалистов. Здесь я не компетентен, и в любом случае вам потребуется провести вскрытие.

Сэр Клинтон снова задумался.

– Когда Деверелл вышел к вам, он нормально выглядел? Я имею в виду, не приметили ли вы чего-то странного?

– В темноте много не увидеть, – заметил Фельден. – Например, он мог быть бледен, как мел. В темноте я бы этого не заметил.

– Я подумал об его голосе, – пояснил сэр Клинтон. – Или о других признаках беспокойства.

– Он не говорил со мной, – заявил Фельден. – Вы знаете, что он всегда был молчаливым парнем. Я не спрашивал его о том, что он делал у Ашмуна. Это не мое дело. Да и чем меньше я слышу об Ашмуне, тем лучше. Мне не по душе этот человек. Что касается беспокойства, полагаю, вы думаете, что Деверелл мог чувствовать боль и вертеться на месте или что-то в этом роде. Ничего такого я не заметил. Казалось, что он в порядке. Я и не думал, что с ним что-то не так.

– Вы не говорили с ним, пока настраивали прибор?

– Нет. Он уже помогал мне пару раз и знал, что к чему. Не было необходимости что-то пояснять ему. Я просто все установил и оставил его присмотреть за аппаратом.

– Он курил после того, как вышел от Ашмуна?

Очевидно, Фельден не заметил этого.

– Я толком не помню. Такое впечатление, что нет. Думаю, будь у него во рту одна из тех сигар, я бы запомнил. Нет, я уверен, что он не курил, – Фельден замолчал, а затем добавил: – Думаете, в его сигарах могло что-то быть?

– Я ни о чем не думаю, – резко ответил сэр Клинтон. – Просто собираю факты, важные и не очень.

– Ну, вроде бы это все, что я могу сообщить вам, – сказал Фельден, – разве что вы спросите о чем-то еще.

– Позже я могу подумать о чем-то таком. А пока у меня больше нет вопросов. Вы сами ни о чем не думаете?

– Совсем ни о чем. Это дело мне совершенно не понятно.

– Тогда больше не буду вас беспокоить, мистер Фельден. Сейчас вам лучше отправиться прямо домой. Коронер захочет выслушать ваши показания на дознании, но со временем вас известят об этом. Кстати, вы знаете родственников Деверелла? Нам нужно будет сообщить им.

– У него был только брат, но теперь он мертв – убит во время одного из налетов. Конечно, могут быть кузены, но я никогда не слышал о таких. Так что здесь явно нет никого, кому стоит сообщить, за исключением его экономки.

– Спасибо, – поблагодарил сэр Клинтон, давая Фельдену понять, что отпускает его.

Фельден пожелал им доброй ночи, сел на водительское сидение и отчалил. После этого сэр Клинтон обратился к инспектору.

– Вы помните, что доктор Эллардайс обследовал тело Пирбрайта? Было бы неплохо взять его сюда и посмотреть, что он скажет насчет Деверелла. Конечно, вскрытие будет проводить доктор Гринхольм. Но Эллардайс знает о деле Пирбрайта и может что-нибудь заметить. Пожалуйста, отправьте констебля Картера к ближайшей телефонной будке, пусть он вызовет его. Он может взять мою машину.

– Хорошо, сэр, – ответил Камлет. – А сейчас, вы хотите выслушать Барнби? Он здесь.

Услышав свое имя, констебль шагнул вперед и отдал честь, что в условиях полной тьмы осталось незамеченным. Затем он достал блокнот и подсветил фонариком.

– Сэр, – начал он. – Этой ночью я совершал обход, подымаясь со Стокман-лейн. В 12:35 я достиг угла с трассой Янга, это вон там, на этой дороге. По ней как раз двигался фургон. Он остановился, я вынул фонарик и узнал водителя – мистера Фельдена. Я часто вижу его по ночам, так как он проводит какие-то научные эксперименты и возит в фургоне какую-то аппаратуру. Обычно, встречая меня, он останавливается, и мы немного болтаем, всего пару минут. Сегодня, узнав меня, он остановился, и мы поговорили о погоде и налетах – участятся ли они в скором времени. В общем, можно сказать, что мы просто поздоровались.

– Он когда-нибудь приглашал вас заглянуть в фургон? – спросил старший констебль.

– Один раз, сэр. Думаю, он решил, что мне это будет интересно, хотя на самом деле это не так. Я ничего не понимаю в этих научных штуковинах, и все, что я увидел – это циферблаты, переключатели, катушки провода и большой ящик вроде гроба на полу – в нем аккумулятор. В тот раз крышка была открыта, потому я и знаю, что внутри. Фельден рассказывал, что он делал… Я так понял, что он проводил какие-то исследования и считал, что это может помочь выиграть войну, но все это секретно, сэр. Конечно, мне всего этого не понять, я лишь заметил что-то похожее на радио и спросил его, не передает ли он какие сигналы, сэр, это ведь запрещено. Но он ответил, что ничего подобного. Я сделал пометку в блокноте и рапортовал об этом, сэр.

– Мы рассмотрели рапорт, сэр, – вмешался Камлет. – Это не радиопередатчик.

– Барнби, продолжайте, – велел сэр Клинтон.

Констебль снова сверился с блокнотом, подсветив фонариком.

– В 12:37 мистер Фельден оборвал разговор и спросил, не слышу ли я чего странного. Я ответил, что не слышу ничего необычного. Затем он сказал, что слышит что-то вроде стонов. Он попросил меня сесть рядом с ним, а затем проехал сотню ярдов. Он заглушил мотор и попросил меня прислушаться еще раз. Теперь я четко слышал стоны, идущие с этого направления. Тогда он снова поехал и остановился там, где вы видели стоявший фургон, сэр. И когда он остановил мотор, я услышал очень громкие стоны, как если бы кто-то, задыхаясь, стенал от боли. Я выпрыгнул из машины, и он выпрыгнул, и мы принялись искать вокруг. Я наткнулся на человека, лежавшего в вереске, скрюченного и стонущего. Когда я посветил на него фонариком, он в последний раз скорчился, после чего затих. Должно быть, он умер, прямо на моих глазах, сэр. Я внимательно посмотрел на него, но решил, что мы больше ничего не сможем для него сделать, сэр. Я сразу узнал в нем мистера Генри Деверелла, потому что видел, как он давал показания у коронера – по случаю смерти его брата. А я тогда был на службе – подменял приболевшего констебля Дикенсона. Так что я ждал там, сэр, а мистера Фельдена отправил позвонить в участок и рассказать о произошедшем. Когда он вернулся, мы просто стояли, пока не прибыл инспектор Камлет.

– Это было в десять минут второго, – отозвался Камлет.

– Вы заметили что-нибудь особенное, когда впервые натолкнулись на Деверелла? – спросил у констебля сэр Клинтон.

– Его ужасно рвало, сэр. И еще он страшно щурился. Я заметил это, потому что ему было так плохо, что вряд ли кто смог бы ему помочь. Я чувствовал запах и подумал, что это может быть белой горячкой. Но его рвало, и это перекрывало все прочие запахи. Мне это показалось чем-то вроде отравления, со спазмами и всем его поведением перед смертью. Я сказал об этом мистеру Фельдену, он же химик и, должно быть, понимает в такого рода вещах. Но он ответил, что не разбирается в отравлениях и, кажется, смутился, решив, что я не поверил ему, ведь я всегда считал, что химия – это яды и тому подобное.

– Никого другого вы здесь не видели?

– Нет, сэр.

– Теперь, давайте посмотрим на тело, – предложил сэр Клинтон, обращаясь к Камлету.

Инспектор отошел в сторону от дороги, примерно на дюжину ярдов, а затем направил луч фонарика вниз, чтобы осветить тело Деверелла, скорчившееся в смертельной агонии. Сэр Клинтон опустился на колени и внимательно осмотрел лицо покойного, подсвечивая собственным фонариком.

– То же, что и с Пирбрайтом, – прокомментировал он, вставая и отряхивая брючины. – Зрачки расширены, и, очевидно, он настрадался, прежде чем потерять сознание. Кстати, а где аппаратура, о которой упоминал Фельден? Он же не забрал ее?

– Нет, сэр. Думаю, учитывая произошедшее, он просто позабыл о ней. Она дальше, если идти по этой дорожке.

Сэр Клинтон следовал за инспектором порядка двадцати ярдов, а затем направил фонарик на прибор, стоявший на треножнике, расположенном среди травы на низкой насыпи. Старший констебль рассмотрел его, обратив внимание на черную воронку, медленно раскачивавшуюся влево-вправо – очевидно, она двигалась под воздействием какого-то механизма внутри корпуса.

– Выглядит как болометр, – предположил он.

– Болометр, сэр? Никогда не слышал о таком, – признался Камлет.

– Прибор для регистрации силы и длины излучения, – пояснил сэр Клинтон. – Используется для исследования ультракрасного спектра. Я видел его в научной лаборатории. Раскачивающаяся воронка, судя по всему, направлена на дорогу – она регистрирует тепловые лучи от автомоторов и тому подобное. Но это всего лишь мое предположение. Наверняка я ничего не знаю.

– Должен ли я убрать ее, сэр?

– Нет, лучше оставить все, как есть, до тех пор, пока наш фотограф не сделает снимок при дневном свете. Да и Фельден сам может забрать ее. Это чувствительный прибор, и мы можем случайно сломать его.

– Хорошо, сэр. Думаю, это подъезжает доктор Гринхольм.

– Если это так, то, пожалуйста, приведите его сюда.

– Хорошо, сэр.

Сэр Клинтон достаточно хорошо знал доктора Гринхольма, чтобы ожидать от него хоть какой-нибудь информации на предварительной стадии расследования. Доктор был молчаливым человеком и редко утверждал что-либо, пока не мог подтвердить это убедительными доказательствами. Он коротко поприветствовал старшего констебля, тщательно осмотрел тело, а затем поднялся на ноги, не высказав никакого комментария.

– Ну? – спросил сэр Клинтон.

– Ну... – повторил Гринхольм и погрузился в молчание.

– Вы что-нибудь обнаружили?

– Он мертв. Уже около часа. А, может, меньше.

– Смерть естественная? – иронично спросил сэр Клинтон.

– Я так не думаю. Очевидно, она была мучительной. Вероятно, это вызвало рвоту. Это не остановка сердца, иначе лицо бы поменяло цвет. Зрачки заметно расширены. Возможно, из-за мидриатического препарата вроде атропина или гиосцина.

– Вы обнаружили мидриатик в деле Пирбрайта. Это такой же случай?

– На первый взгляд, да.

– Предположим, это гиосцин. Тогда какой должна быть фатальная доза?

– Она отличается. Всегда по-разному. Обычно небезопасно давать более сотой грана.

– А если атропин?

– Около полутора грана.

– Значит, гиосцин действует сильнее?

– Да, намного. Вот случай, о котором я помню. Один гран гидробромида гиосцина разбавили водой, доведя до концентрации в один процент. По две капли раствора закапали в глаза пациентки. Через пять минут она почувствовала головокружение и необходимость прилечь. Она потеряла дар речи, а вскоре и сознание. Спустя четыре часа она проснулась в бреду, который длился еще два часа. Четыре капли однопроцентного раствора – кажется, это безопасно, но эффект был таков. Но я не эксперт. Эллардайс сможет рассказать больше. У него есть опыт работы в этой сфере.

– Препараты доступны?

– Не широкой публике. С тех пор, как Криппен использовал гиосцин, аптекари стали задумываться перед тем, как продать его постороннему человеку.

– Возможно, мы захотим узнать, какую именно дозу ввели Девереллу, если ее, конечно, ввели.

– Тогда обратитесь к одному из столичных экспертов, – посоветовал Гринхольм. – Это задачка не для меня – я осознаю свои пределы. Я скажу вам, был ли в теле мидриатик, но для того, чтобы продолжить, вам потребуется профессионал с квалификацией повыше моей.

Раздались шаги, и фонарик сэра Клинтона осветил появившегося констебля Картера.

– Извините, сэр, – сказал он. – Доктора Эллардайса нет на месте. Я не смог привезти его.

– Не беда, – ответил старший констебль. – Кстати, вы встретили кого-нибудь по дороге?

– Ни одного пешехода, сэр, – отчитался Картер. – Но когда я спускался, с боковой дороги выехала машина. Я заметил номер – GZ7777.

Сэр Клинтон уловил перемену в лице Уэндовера, когда тот услышал номер.

– Вы знаете эту машину?

Уэндовер кивнул и отошел со старшим констеблем в сторонку.

– Это машина Айони Херонгейт, – тихо пояснил он. – Я запомнил номер из-за четырех семерок. Но нет нужды вмешивать ее во все это. Потому я и не хочу говорить перед всеми.

Сэр Клинтон не стал брать на себя такое обязательство, но, обернувшись к прочей компании, сменил тему:

– Мы ведь здесь не можем больше ничего сделать, так ведь? Тогда оставим доктору Гринхольму пару констеблей. А наше следующее дело – повидать Ашмуна и выяснить, что случилось, когда Деверелл пришел к нему. Пройдемте в мою машину, а ваши, на всякий случай, оставим здесь. Я прослежу за тем, чтобы вы добрались домой.