355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джанет Иванович » Невеста для капитана » Текст книги (страница 4)
Невеста для капитана
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 14:34

Текст книги "Невеста для капитана"


Автор книги: Джанет Иванович



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 4

Стефани запрокинула голову, прополоскала волосы и оттолкнулась от ялика. Теперь, когда она привыкла, вода показалась ей терпимой и даже приятной. Она плавала, испытывая огромное чувственное удовольствие от купания нагишом.

– Далеко не заплывай, – крикнул Иван. – Продрогнешь.

Она помахала в ответ рукой и поплыла вдоль корпуса шхуны. Но через несколько минут, не выдержав, вернулась, то и дело стуча от холода зубами.

– А ч-ч-что, мой телохранитель захватил мне полотенце и сухую одежду?

– Так и знал, что что-то забыл. – Он посмотрел на нее с надеждой. – Может, так высохнешь?

– Знаешь, кто ты? Ты из-з-вращенец. Отвернись и дай мне забраться в лодку. Я надену, что есть. Надо же такому уродиться. Что придумал!? Так высохнешь.

– Это же кощунство. – Он отвернулся к борту шхуны. – Преступление против природы скрывать это прекрасное, чистое тело под заляпанным соусом свитером, особенно родинку.

Стефани натянула свитер и с трудом втиснулась в брюки.

– Ты не мог видеть эту родинку!

– Но я уверен, она очень красивая, – сказал он мечтательно.

Она так и не решила, то ли польщена, то ли взбешена. Она должна бы быть вне себя, но что-то в его голосе тронуло ее. С ней он не был ни непристойным, ни развязным, ни даже расчетливым. Стефани не могла видеть лицо Ивана, но знала, что он улыбается. Он и впрямь улыбался мягкой улыбкой, будто мир для него стал краше оттого, что у нее родинка пониже спины.

– Сп-п-пасибо за комплимент, – ответила она.

– Тебе надо согреться. Сможешь забраться по лесенке?

– Пустяки, – сказала Стефани. – В прошлом феврале меня бросили в Хадсонривер.

Она поднялась на палубу. Иван развернул ее за плечи к себе лицом.

– Я хочу знать, как это было.

Даже в темноте она разглядела его прищуренные глаза, ставшие вдруг стального, серого цвета. Губы сжаты, на скулах играют желваки. Она удивленно посмотрела на него, смущенная его столь бурной реакцией.

– Это б-было холодно.

– Черт! – Он подхватил ее на руки и понес на камбуз, где усадил напротив печки. Потом проверил койки и, убедившись, что они пусты, захлопнул крышку входного люка. – Снимай скорее мокрую одежду. – Иван взял большое полотенце, пару толстых носков, несколько чистых свитеров с полки над ее постелью и вернулся к ней с недовольным видом оттого, что она все еще была полностью одета. Он пробормотал что-то нечленораздельное и бесцеремонно стянул с нее намокший свитер.

– Эй! – только и успела она выкрикнуть, как он надел на нее сухую рубаху. Когда руки его были уже на застежке ее брюк, она вдруг инстинктивно ударила его в пах и отбросила в сторону. От боли он пару раз перекатился по полу и сделал несколько быстрых вдохов, пытаясь восстановить дыхание. Стефани с причитаниями подбежала к нему.

– Извини! Я не хотела! Это рефлекс.

Растянувшись на полу, Иван прикрыл глаза, стараясь расслабиться. Боль постепенно отпускала, и, наконец, физические страдания сравнялись с муками попранного достоинства. Его только что накаутировала женщина, в которой и пятидесяти килограммов не было. Когда она сказала, что ее выкинули в реку, он вскипел от ярости, и мышцы его напряглись, будто ему предстояло ее спасать. А теперь это бедное, беззащитное создание швыряет его, как тряпичную куклу.

Стефани приложила к его лбу мокрое полотенце.

– С тобой все в порядке? Ты ничего не повредил?

– Тебя это беспокоит?

– Конечно, беспокоит.

– Надо же, – он понял, что надулся, и рассмеялся. Иван не страдал болезненным самолюбием. Теперь, когда боль почти утихла, он стал воспринимать ситуацию с юмором.

– Бывало, ребенком я сбивал колени, тогда мама целовала больное место, и боль проходила.

Стефани шлепнула его полотенцем. Он медленно встал и повернулся к девушке спиной.

– На твоем месте надо бы поторопиться с переодеванием, пока я в себя не пришел.

Она выполнила его указание с живостью молодого солдата.

– Я одета, – произнесла она, натягивая носки.

Он подал ей чашку горячего кофе и терпеливо смотрел, как она его пила. Потом забрал пустую чашку и начал вытирать полотенцем ее волосы, пока они не стали почти сухими и торчащими во все стороны. Он стоял совсем близко к ней и испытывал удивлявшую его самого нежность. Она будила в нем чувства, не соответствующие данной ситуации. Между тем, так, по крайней мере, казалось ему, меж ними установилась та близость, которая никогда не возникала у него с другими женщинами. И эта близость рождала желание, пугавшее его своей безумной неудержимостью. Он старался подавить его с помощью невинного флирта и наигранной легкости, но не представлял, как долго сможет сдерживать себя. Если он не будет очень, очень осторожным, то потеряет контроль над собой, и это выдаст его с головой.

Он подбросил в печку несколько поленьев, чтобы поддержать огонь, и рад был видеть, как оттенки жизни заиграли на ее лице. Ему не надо было позволять ей плавать, но он был зачарован видом ее фигуры, скользящей в темной воде, подобно лоснящемуся дикому животному. Он, в общем-то, подозревал, что под оранжевым балахоном и яркими красными носками скрыто красивое тело, но недооценил силы его чар.

У Стефани было ощущение, что она вся горит с головы до пят. У нее никогда не было такого купания при луне, у нее никогда не было мужчины, который бы заботился о ней вплоть до вытирания головы. «Нет, это не вожделение, – думала она с радостью. – Я нравлюсь ему. И он нравится мне». Она потянулась за своим кофе и взглянула на пироги, возвышавшиеся на стойке. Затем пересчитала их дважды.

– Одного пирога не хватает.

– Ты уверена?

– Могу поспорить. Я отдала им четыре лучших часа своей жизни.

Ну и ну, воровство пирогов. Как же низко надо пасть…

– На это можно посмотреть и с другой стороны. Люди не боятся их есть.

Она предупреждающе шмыгнула носом.

– Что еще скажешь?

Иван усмехнулся.

– Больше ничего. Предпочитаю не валяться по полу больше одного раза в день.

Стефани скривилась.

– Не могу поверить, что это я сделала.

– Теперь мне понятно, как ты сумела так долго сохранить девственность.

– В течение восьми лет я была полицейским под прикрытием, но мне пришлось прибегнуть к приемам самообороны впервые, чтобы не лишиться собственных штанов.

Иван молчал, и ей показалось, что он размышляет о более надежных и коварных способах стянуть с нее одежду. Они смотрели друг другу в глаза, пока Стефани, наконец, не вздохнула обреченно. Она сознавала, что лишь ненадолго отсрочила неизбежное. Рано или поздно он получит ее в обнаженном виде и, более чем вероятно, она сделает это сама. Стефани решила сменить тему и пошла на мировую.

– Смогу я тебя соблазнить куском пирога?

Через десять минут они сидели за тяжелым дубовым столом и смаковали еще теплый пирог с голубикой, когда вдруг кто-то постучал по закрытой крышке люка.

– Есть тут кто-нибудь? – позвал женский голос. – Это пахнет кофе и пирогами, или мне только кажется?

За первой пассажиркой спустилась еще одна.

– Пирог с голубикой, м-м!

Затем к ним присоединились мистер и миссиз Пиз и еще несколько человек. Стефани поставила на печку второй кофейник и достала тарелки.

– Знаете, кому это точно понравится? – спросила миссиз Пиз. – Лене Нильсон и ее соседке по каюте, Элси. Что, если я пойду позову их?

– Конечно, – ответила Стефани. – И заодно посмотрите, проснулись ли мистер и миссис Дембровски и мистер Крамер. – Она отрезала два треугольничка, принесла на стол и вернулась к печи.

Иван стоял рядом, прислонившись к деревянному шкафу.

– Тебе все это нравится, правда?

Стефани засмеялась.

– Быть судовым коком – тяжелая, но, наверное, приятная работа. – Она вытерла руки о свою чистую одежду, нимало не переживая по поводу появившихся свежих пятен от голубики. – Я слишком долго работала в отделе по борьбе с наркотиками, и круг моего общения был весьма ограничен. Мои коллеги были настоящими фанатиками своего дела. В нашей комнате всегда было шумно и суетно от этих сумасшедших полицейских, которые постоянно перерабатывали, но мало получали и держались на одних шоколадных батончиках и кофе. Если я не была там, то была в школе, еще более шумной. Настоящий сумасшедший дом. Постепенно начинало казаться, что так везде, что весь мир питается на ходу и работает по восемнадцать часов в сутки.

– А семья, друзья? Воскресные цыплята, о которых ты так увлеченно рассказывала?

За разговором Стефани отрезала еще кусок пирога.

– У меня были личные мотивы, чтобы стать полицейским. И когда я добилась своего, то личные мотивы оказались не главным, главным были мои подопечные. Я любила их. Они нуждались в помощи. Кто-то должен был оторвать их от продавцов зелья. И этим кто-то хотела стать я. Не совсем физически развитым детям нужно было учиться, учиться верить в себя, в свои силы, чтобы уметь противостоять влиянию более сильных сверстников. Не то, чтобы я чувствовала себя Господом, наставляющим на путь истинный, но старалась помочь ему. Работа отнимала у меня все свободное время. Да, я навещала свою семью, но жизнь моя фактически проходила в школе. В один прекрасный день я проснулась, посмотрела в зеркало и поняла, что стала слишком старой, чтобы сходить за школьницу. – Дело было не только в этом, но рассказывать ей не хотелось. Пытаясь максимально использовать ее опыт, ее перебрасывали из одной школы в другую. Оттого, что она вовремя не ушла, ее однажды чуть не пристрелили. Вспоминать об этом не хотелось. Она счастлива, что теперь все позади, и она сидит здесь и режет пирог с голубикой. – Я убила лучшие годы, выдавая себя, женщину далеко за двадцать, за восемнадцатилетню. Я не отдавала себе в этом отчета, но понимала, что привыкла участвовать в бесконечных крысиных бегах, ставших неотъемлемой частью моей жизни. Когда я ушла из полиции и смогла спокойно подумать о своем прошлом и настоящем, то поняла, что изголодалась по обычным вещам: чистому воздуху, вкусной домашней пище, добрым людям. Единственное, чего мне не хватает в Хабене, – это общения. Заняться чем-либо я не могу из-за бесконечных ремонтов и поэтому чувствую себя одиноко. – Она передала ему пирог. – Как здесь хорошо. Прямо домашний праздник.

Неожиданно Лоретта Пиз и Лена Нильсон вихрем слетели со ступенек трапа.

– Мы видели ее, – выкрикнула Лена. – Она была на палубе. У нее был нож в руке, весь в крови!

Иван двинулся к выходу, но Лена остановила его.

– Не трудитесь подниматься, она исчезла.

Он отступил в сторону, пропуская еще пассажиров, спускавшихся за куском пирога.

– Куда исчезла?

– Испарилась. Пуф! – объяснила Лена. Миссис Пиз согласно кивнула.

– Так и было. Мы вышли из каюты Лены, а она прямо перед нами. Вся в черном, точно, как в прошлый раз. Она стояла на корме с ножом в руках, а как только увидела нас, сразу прыгнула за борт, но всплеска воды мы так и не услышали. – Лоретта Пиз невольно вздрогнула. – На этот раз я ее хорошо разглядела. Вид у нее, я вам скажу, жуткий. Лицо белое, как лист бумаги, всклокоченные волосы с каким-то голубоватым оттенком. Ну, точно, как изображают вставших из могилы.

– А когда мы посмотрели за борт, то там ее не было, – добавила Лена.

Стефани проверила пассажиров. Все на месте, включая Эйса и первого помощника. Оба они вошли с мистером Крамером. Никто не выглядел проткнутым кухонным ножом.

– Надо все же осмотреть яхту, – предложила она Ивану.

– Итак, кому пирога? Кому кофе? – спросил Эйс, принимая командование камбузом.

К этому времени Стефани и Иван уже выскользнули на палубу и молча пошли вдоль борта. Иван направлял луч фонарика в каждый укромный уголок шхуны, на верхушки мачт, в люки трюма.

– Может, Лена и Лоретта хлебнули шерри? – наконец, нарушив молчание, спросил он. – «Всклокоченные голубые волосы»… – звучит правдоподобно.

– Да, немного странно, но Лоретта Пиз мне представляется не из тех, кто сочиняет сказки.

– Может, оно и так, но кого мы отыщем в этакой темнотище.

Луч фонаря скользнул по дубовым бочкам для воды и по палисандровой обшивке кают.

– Но я все же не хочу, чтобы какой-то вурдалак разгуливал по моему судну. А история с окровавленным тесаком нравится мне и того меньше.

– Мне она тоже не по душе. Думаю, пока у нас нет фактов, следует соблюдать осторожность, хотя мой опыт подсказывает, что все это, скорее всего, чья-то дурная шутка. Конечно, это возможно: и тетушка Тесс или какой другой призрак. Привидение в твоей спальне, призрак на твоей шхуне. Ты будешь весьма популярен в канун Дня всех святых.

– Ты думаешь, это, действительно, может быть упырь?

Стефани искоса взглянула на него.

– За кого ты меня принимаешь?

– Тебя пугает мысль о присутствии на борту привидения? Не хочется ли тебе броситься в мои крепкие объятия и в них укрыться? По-моему, неплохая идея. Одна мысль о том, что ты веришь во все эти мистические небылицы, пугает невероятно. У меня возникает желание вызвать береговую охрану, чтобы ты была в безопасности и ни о чем таком не думал.

Иван обнял ее за шею, поглаживая нежный пушок на затылке большим пальцем.

– Я предполагаю, что ты ходишь на фильмы ужасов, но никогда не визжишь. Ты из тех знатоков, кто сидит и повторяет, что это всего лишь спецэффекты.

«У него прекрасные руки, – подумала Стефани. – Теплые, сильные и умные».

– Но это, действительно, всего лишь спецэффекты.

Он привлек ее ближе к себе.

– Гм. Ты веришь в Деда Мороза? Гремлинов? Сапоги-скороходы?

– Разве что в Деда Мороза.

– А в любовь с первого взгляда?

– Если бы ты меня спросил неделю назад, ответ был бы отрицательным.

Он наклонился к ней и нежно поцеловал. Ему хотелось, чтобы поцелуй получился мимолетным и игривым, а он оказался горячим и жадным, несмотря на благие намерения. Иван отложил фонарь и обнял Стефани, испытывая потребность прижаться ко всему ее телу с ног до головы. Надо признать, мелькнуло у него в голове, он уже наполовину влюблен.

Стефани желала его поцелуев, таких необыкновенно страстных и утонченных. Иван Расмусен всем своим телом заставлял ощутить свою сексуальность, и ей нравилось испытывать это необыкновенное для нее чувство. Ей безумно нравилось, как его губы ласкают ее: просяще, соблазняюще, возбуждающе. Его чувственность не казалась скупой. Она притягивала и увлекала в мир бесконечных ласк и романтических грез, грез полных любви и наслаждения. Это ей тоже нравилось. Их языки соприкоснулись, и волна тепла пошла по ее телу, которой она с удовольствием отдавалась. Ее руки непроизвольно легли на его мускулистую спину. Их губы, казалось, навечно слились в этой дурманящей эротической пляске языков. Пальцы их судорожно вздрагивали. Она этого не замечала, она теряла какой бы то ни было контроль над собой, теряла представление о реальности. Так бывает, когда влюбляешься, и Стефани знала, что влюбилась. «Ну и что, – говорила она себе. – Люди все время влюбляются, и ничего страшного не происходит, если не воспринимать все чересчур серьезно».

Она выгнулась, чтобы взглянуть на него, и глаза ее были полны желания и томной страсти.

– Так вот, чего я лишилась за прошедшие годы…

– Это ничто, по сравнению с тем, что ждет тебя впереди.

Она в этом ни минуты не сомневалась.

– И как далеко мы зайдем?

Улыбка его стала шире.

– Решать тебе.

– Вообще-то я планировала сохранить себя для замужества.

– Ты мне делаешь предложение?

Стефани задорно рассмеялась.

– Нет. Замужество – слишком серьезный шаг. Думаю, пока я просто скорректирую свои планы.

– Ну что ж, попробуй.

Ее рука скользнула по натянутому канату и опустилась на бухту, которая оказалась подозрительно липкой. Она поднесла ладонь к глазам. Любопытство сменилось ужасом, отчего внутри все похолодело. «Это кровь, – подумала она. – Темная и свежая». Она покрывала ее ладонь, стекая между пальцев.

– О Боже, – прошептала она охрипшим от потрясения голосом, – это кровь.

Иван присмотрелся и улыбнулся.

– Да нет, это голубика. – Он облизал ее палец и причмокнул губами. – М-м!

Стефани опустилась на палубу и, закрыв глаза, ждала, пока сердце войдет в обычный ритм. Иван встал на колени рядом. Было не совсем понятно, что происходит внутри нее.

– Ты как?

– Ничего, у меня всегда так после поцелуев. Мозг страдает от кислородного голодания. Я действительно подумала, что это кровь.

– В темноте нетрудно перепутать. Кто-то был здесь с твоим пирогом в руках.

– Да, но как это попало на такелаж?

Иван поднял фонарь.

– Я бы сказал, что похититель пирогов к тому же еще и раззява. Посмотрите, Ватсон. Кажется, я что-то нашел. – Он засунул руку за бухту каната и вытащил нож для мяса. – Оружие убийцы, – сказал он. – Я готов поклясться, что именно этим ножом прикончили твой пирог. Всякий может убедиться, что на нем голубичное варенье.

– Да уж не знаю, как на это и смотреть, с облегчением или разочарованием. В глубине души я надеялась, что мы выйдем на тетушку Тесс.

– Женщина с голубыми волосами, должно быть, обронила нож, прыгая за борт. – Он посветил на воду и ялик. – Интересная деталь в корабельной оснастке, – заметил он, направляя луч на трусики Стефани, лежавшие на скамейке лодки.

Она почувствовала, что краснеет.

– Я торопилась. – Она закинула ногу за борт и быстро спустилась в ялик, схватила полоску алой ткани и уже начала подниматься, когда заметила какое-то движение в иллюминаторе одной из кают. Стефани приблизила лицо к стеклу и увидела перед собой два больших глаза с темными кругами на лице, обрамленном зелено-голубыми всклокоченными волосами.

Иван перегнулся через борт.

– В чем дело?

– Я нашла нашу восставшую из могилы, но она не мертвая, она панк. Дамы не услышали всплеска воды, потому что, когда наша мисс Голубые Волосы прыгнула, то повисла на веревочной лестнице и залезла в открытый иллюминатор. Эта каюта, должно быть, свободная?

Иван кивнул.

– В последнюю минуту нам вернули билет.

Стефани забралась на палубу и поискала, куда спрятать трусики.

– У меня ни одного кармана, – сказала она, ощупывая свитер.

Иван взял их у нее и засунул в карман своих джинсов.

– Сейчас мы спустимся вниз и познакомимся с безбилетницей, а затем, думаю, нам надо будет поговорить с Эйсом.

– Вот черт! – воскликнула девушка, когда они открыли дверь каюты. – Я чуть в штаны не надула. Что вы там делали? Вам разве неизвестно, что нехорошо заглядывать в чужие окна?

– Служба безопасности, – сказала Стефани. – Вы арестованы. Вы похитили мой пирог. Вы представляете, сколько времени я на него убила?

– Он мне был нужен. Если на корабле не есть пироги, то развивается цинга.

– Что вы делали утром в каюте миссис Пиз? – спросил Иван. – И как вам удалось добиться такого цвета волос?

– Я пошла к леднику за майонезом для бутерброда, а когда возвращалась, то попала в чужую каюту. Ну и заорала же она! – девушка похлопала ладошкой по торчащим волосам. – Вам нравится? Я сделала это с помощью лака и крахмала.

Скрипнули ступени, и Иван, резко развернувшись, успел заметить быстро исчезнувший башмак.

– Эйс!

– Уф, – ответил тот, появившись с виноватой улыбкой. – Не хотел вам мешать.

– Обрати внимание.

Иван подтянул его за рукав.

– Ваш приятель, я полагаю?

Девушка подошла ближе к Эйсу.

– Да, мы помолвлены. Послушайте, вы же капитан! Вы можете нас поженить! Было бы здорово, правда, Эйс? Мы можем пожениться прямо сейчас.

Эйс снял очки и посмотрел на Ивана.

– Правда, вы не можете этого сделать?

Иван схватил его за рубашку и увлек в коридор, потом втолкнул в свою каюту и захлопнул дверь.

– Ты притащил эту девчонку на судно и обещал ей жениться?

– Ну, не сразу. Сначала я ей пообещал просто бутерброд. Но когда я… вляпался, пришлось повысить ставки. Черт, я ничего не смог с собой поделать. Юношеские гормоны так и прут из меня.

– Сколько ей лет? Ее родители знают, что она с тобой?

– Да старая она! Ей двадцать три. Она играет на гитаре в ансамбле. Их автобус сломался под Роклендом, и им пришлось отменить поездку.

– Еще одна выходка, и я отменю твою поездку. Даю тебе тридцать секунд, чтобы извиниться перед ней, а до утра будешь сидеть в своей каюте. На рассвете она покинет судно. Дашь ей денег на паром до Рокленда.

Эйс поправил очки.

– Могу я получить аванс?

Иван засунул руку в карман и вытащил… трусики.

– Я ничего не видел, – сказал Эйс, принимая двадцатидолларовую бумажку, пока Иван с недоумением рассматривал пикантную деталь дамского туалета, скромно висящую на его пальце. – Клянусь, я ничего не видел. И никому не расскажу о том, чего не видел. Можете положиться на меня, – добавил Эйс, проскальзывая в дверь и осторожно прикрывая ее за собой.

Глава 5

В расстроенных чувствах Стефани облокотилась о стойку и, хмурясь, смотрела на полный бак теста. По графику, составленному Люси, сегодня на обед индейка с гарниром и приправами. Но Люси не могла знать о шторме, разыгравшемся на побережье Атлантик-сити и двигавшемся на север. Не знала она о безбилетнице Мелоди, которая наотрез отказалась спускаться в ялик и настояла на том, что работать будет только на камбузе. Люси ни о чем таком не знала, потому что Люси смылась на собственную свадьбу. Стефани в сердцах ткнула пальцем в тесто. Люси это дорого обойдется. Одним туалетом не отделается. Ее кухня тоже требует ремонта, причем, капитального.

– Ого, – сказала Мелоди. – Целая гора теста. Вы месите его руками? Кошмар.

– Это для рогаликов. Нам надо просто все делать по рецепту моей подруги Люси.

Мелоди взяла в руки записи.

– Похоже на оригами.

– Ты знаешь, как делать оригами?

– Нет.

Стефани сдула со лба прядку волос и взяла скалку.

– Ладно. Я сделаю одна, разберусь, что к чему, а ты будешь продолжать. Согласна.

– Идет.

Море штормило, и Стефани пришлось держать кофейники, чтобы они не упали с плиты. Миссис Пиз подняла глаза от пасьянса.

– Что это там за треск? Надеюсь, шхуна не разваливается на куски. Вам не кажется, что мы плывем слишком быстро? Существуют здесь какие-то ограничения скорости? Мне не хотелось бы попасть на обед какой-нибудь морской крысе.

Мистер Пиз попивал кофе и улыбался.

– Вот это я понимаю, плавание!

– Ладно, – сказала Стефани, берясь за тесто. – Кажется, сначала тесто надо раскатать, потом нарезать на полосы, а затем на квадратики. – Она взяла свежевырезанный квадратик и попыталась свернуть его в рогалик. Потом в надежде, что у нее получилось, оглянулась на Мелоди. – Ну как?

– Заглядеться трудно.

Стефани внимательно рассмотрела свое произведение.

– Дальше будет лучше. Включи воображение. – Она вытерла руки о джинсы. – Командуй!

Иван, быстро спустившись по трапу, снял чистую кружку с крюка под потолком.

– Какой ужасный день, – заявил он. – Ветер просто сбивает с ног.

Стефани взглянула на него: «Хорошо ему, – подумала она, – он там наверху, нос в соленых брызгах. Конечно, можно строить из себя викинга. А я тут внизу страдаю от морской болезни и еще слежу, чтобы Мелоди не добавила чего-нибудь лишнего в соус для индейки».

Иван налил себе кофе и посмотрел на Стефани.

– Целый день тебя не видел. Ты что, избегаешь меня?

– Я готовлю! – В этот момент шхуна накренилась, фонари качнулись под потолком, кофе пролился и зашипел на горячей плите. – Не знаю, сколько ты платишь Люси, но убеждена, что мало. – Она скривилась от подступившей тошноты и решила, что нанюхалась кофе до конца своих дней.

– Ты выглядишь немного бледной, – сочувственно сказал ей Иван. – Тебе непременно нужен глоток свежего воздуха.

Мистер Пиз не мог скрыть улыбку, глядя на них.

– Было бы очень мило, если бы вы поженились. Любовь в открытом море. Это весьма романтично.

Иван удивленно приподнял брови.

– Поженились?

Мистер Пиз не замедил поддакнуть.

– Ну да. Разве вы не собираетесь пожениться? А я слышал, что наоборот. Если сходятся два хороших человека – это прекрасно.

Миссис Пиз покачала головой.

– Ты вечно спешишь с выводами. Ты не слышал, что они собираются пожениться. Ты слышал, что они… – Она неожиданно осеклась и покраснела. – Ты слышал, что они очень близкие друзья.

Мистер Пиз подмигнул Ивану.

– Пиратская кровь что-то да значит, а?

Иван выдавил кислую улыбку, а Мелодии подняла глаза от своих лепешек.

– Вы что, спите вместе, или как?

– Или как, – ответила Стефани и тяжело вздохнула. – Мне действительно надо на воздух.

Иван пошел за ней и предупредительно обнял, когда она решила повисеть на канатах ограждения. Цвет вернулся к ее лицу. Он, заметив, что она следит взглядом за бегущими мимо белыми барашками, поцеловал ее в шею.

– Именно так и рождаются слухи, – сказала Стефани.

– Никто не видел, я очень осторожен. А насчет слухов, так это Эйс их распускает. Я случайно вытащил твои трусики из кармана, когда читал ему прошлой ночью лекцию о морали.

Ее первой реакцией было удивление. Она совсем забыла о них. Потом до нее дошла вся комичность сутиации, и она, запрокинув голову, громко расхохоталась.

Иван напустил на себя трагический вид.

– Смешного ничего не вижу. Ведь я скомпрометировал себя.

– Ерунда. Пирату идет носить трусы в кармане.

– А как насчет твоей репутации?

Хороший вопрос. Она сама только что об этом подумала, но решила, что ее трусики находились в его кармане по уважительной причине, и, следовательно, ее репутация пострадать не должна. Единственным, и не таким уж существенным, явилось лишь то, что ее дальнейшее поведение могут оценивать по-разному. А то, что на нее не будут вечно смотреть, как на недотрогу, – неизбежно. Сознание этого ее забавляло. Встреча с Иваном заставила пересмотреть ее взгляды. Она и раньше понимала, что в жизни есть ситуации, в которых секс уместен и даже необходим. Просто теперь изменилось ее отношение к партнеру, оно стало гибче. Все зависит оттого, с кем и когда. Стефани испытывала к Ивану совершенно особенные чувства и хотела их продолжения. Она еще окончательно не решила, но твердо знала, что сможет лечь с мужчиной в постель. И совсем не обязательно после получения свидетельства о браке. Стефани прижалась спиной к натянутым винтам и улыбнулась ему открытой улыбкой.

– Ты хочешь узнать, нравится ли мне быть женщиной без морали и принципов?

Иван коснулся губами ее волос и прошептал нежным, немного хриплым голосом, который Стефани успела полюбить.

– Скажи мне, что ты решила?

Стефани почувствовала слабость в ногах, но быстро пришла в себя. Это уже был не флирт, а серьезная попытка сделать их отношения предельно ясными. Она испугалась и, отвернувшись от него в попытке выиграть время, стала разглядывать горизонт.

Он почувствовал ее состояние и показал на маленький необитаемый островок.

– Это остров Холбрук. А за ним побережье, чуть севернее расположен Кастин. Остальную часть пути мы будем продвигаться между островами и сможем полюбоваться осенними красками, да и шхуна укрыта от штормового ветра.

– Ты думаешь, шторм будет сильным?

– Нет. Он поворачивает в море, но несколько дней будет ветрено. – Он облокотился на крышу каюты. – Мой прапрадед бороздил эти воды на шхуне, очень похожей на «Саваж». Он перевозил древесину вниз по Пенобскот-ривер и дальше через залив. Он один из самых моих любимых предков. Жизнь его была более однообразной, чем у остальных, но я думаю, что он ее прожил достойно. Из его дневника я знаю, что он любил смотреть на закат, любил свою семью. Именно он построил Хабен.

Стефани присела рядом, поджав ноги и обхватив колени руками.

– Тебе бы больше нравилось возить древесину, чем людей?

Он усмехнулся.

– Перевозка древесины больше похожа на работу, а я по натуре лентяй. Здесь я, как на бесконечных каникулах.

– Что ты делаешь зимой?

– Ремонтирую и подновляю шхуну. Прошлой зимой я сделал ялик.

«А весной по двенадцать часов в день работал на обувной фабрике», – подумал он. Вспоминать об этом не хотелось. Ему было неуютно в больших кирпичных зданиях. Он ненавидел галстуки, бритье, телефоны и хорошеньких секретарш, которые звали его мистер Расмусен.

Вдруг из камбуза послышался грохот. Стефани и Иван обменялись понимающими улыбками. Копна зелено-голубых волос моментально появилась из люка, и Мелоди, возбужденная и довольная, помахала им рукой.

– Не волнуйся. Все прекрасно, – крикнула она. – Думаю, индейку все равно можно будет есть.

Стефани махнула в ответ.

– Продолжай спокойно работать.

Иван улыбнулся Стефани.

– По сравнению с Мелоди – ты просто Бетти Крокер.

– Я, скорее, чувствую себя снова полицейским.

– Тебя смущает присутствие Мелоди на борту? Я могу настоять на том, чтобы она покинула судно.

– Нет. Она очень хочет остаться до конца круиза. Она привязалась к Эйсу. Ведь ей только восемнадцать. В июне окончила школу. Да и насчет ансамбля не соврала. Она из Скрантона, не думаю, что у нее там был особый выбор. Отец работает на шахте, а мать – в бакалейной лавке. Несколько музыкальных школ обещали ей частично бесплатное обучение, но участие в рок-группе показалось более привлекательным. По тому, как Мелоди держится за место на камбузе, я догадываюсь, что, когда сломался автобус, ее просто выгнали.

– Ты считаешь, что вместе с ее разноцветными волосами мы заполучили Диану Росс [2]2
  Диана Росс – американская джазовая певица (прим. переводчика).


[Закрыть]
?

– Ну, не совсем. Может быть, Шер с примесью Бет Мидлер и Вупи Голдберг [3]3
  Бет Мидлер, Вупи Голдберг – американские киноактрисы.


[Закрыть]
.

– Так что, оставить ее?

Стефани вздохнула.

– Я слишком мягкая, я знаю. Толку мне от нее на кухне мало, но она по-детски ранима. Я видела очень много девушек вроде нее. Они причиняют боль окружающим, и сами от этого страдают. Им хочется найти простые ответы на трудные вопросы.

Иван смотрел на нее, ловя каждое слово, и ему хотелось, чтобы она говорила и говорила. Он знал, что одновременно она думает о чем-то своем, например, о своей работе в полиции. Наверняка она, как ребенок, подбирала потерявшихся котят и птенцов, выпавших из гнезда. Она была из тех, кто переворачивает барахтающуюся на спине черепаху и подает на улице нищим. Теперь у нее новый подкидыш, напоминавший ей о жизни, из которой она пытается вырваться. Прошлое не отпускало ее, не давало расслабиться.

– Ты, по крайней мере, не собираешься ее удочерить?

Стефани засмеялась.

– Она слишком взрослая для этого, но думаю, что вдохнуть свежего воздуха ей тоже не помешает. Ты знаешь, для меня долгое время воспоминания о прошлом были вроде взгляда в зеркало заднего вида, в котором видишь место, из которого уезжаешь. И вдруг приходит малодушная мысль, что оно, возможно, и не было таким уж ужасным. Вернуться, может быть, и не хочется, но все же не испытываешь сожаления, что побывала там. Я даже удивлена, как быстро та жизнь стала далекой и почти не моей. Мне все еще снятся кошмары, и не совсем покинуло состояние постоянной готовности встретить опасность, которая существует в работе полицейского под прикрытием. Но налет отвращения к прошлому исчез. – «Наверное, во многом благодаря стольким событиям, приключившимся со мной на борту „Саваж“», – подумала Стефани. Она много работала, смертельно уставала, была нужна… и, наконец, полюбила. И даже не столько Ивана Расмусена, сколько море, шхуну и людей вокруг. За последние два дня она многое в себе стала понимать лучше. Во-первых, она не склонна к одиночеству, любит шум и людей, объятия и поцелуи. Здесь она почувствовала себя по-настоящему живой и снисходительной к собственным слабостям.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю